Кауи Вера. Такая как есть [Запах женщины]

   – Ступайте и принимайтесь за работу, – скомандовала она. – И побыстрее! Нам надо еще столько сделать, а времени – в обрез. Мы должны выступить с нашими духами, как только «Эта Женщина» устроится на жердочке со своим товаром. Тут мы ее и скинем с насеста!
   Она торопила, мучила своих подчиненных, требовала, спускала с них три шкуры, теряла терпение оттого, что вынуждена иметь дело «с такими недалекими людьми», которые не в состоянии понять, чего она ждет от них.
   «Никто не понимает меня, – возмущалась она. – Никто!» А затем спохватывалась, понимая, кто она и кто они. На свете существует одна Ева Черни. «Спокойнее, спокойнее, – уговаривала она себя. – Все получится. Разве не так бывало и прежде, и разве прежний опыт ничему не научил тебя? Ты должна снова и снова дотягивать их до уровня, который установила сама».
   «Значит, мне надо снова и снова воодушевлять их, – подумала она, натягивая перчатки. – Это будет вершина всей моей карьеры. Эти духи окончательно утвердят мое имя как имя королевы красоты. Отныне, пытаясь представить себе образ красоты, которая существует в различных проявлениях, женщины будут вспоминать только меня, мои запахи, мое лицо. Эти образы будут слиты неразрывно».
   Поджидая вызванную машину, Ева смотрела в окно своего офиса и видела, как город медленно затихает. Очертания зданий растворялись во тьме, над ними вспыхивали звезды. Внизу простиралась Мэдисон-авеню со своими особянками, откуда выходили нарядно одетые мужчины и женщины. Их лица выражали предвкушение приятного вечера, который уготовил им необыкновенный и неповторимый город. Концерты, коктейли, театральные премьеры, рестораны, вечеринки. И все они пользовались тем, что им предоставляла Ева Черни, оттесняя своих соперников.
   «Вот в чем мое предназначение, – подумала она с воодушевлением. – И чтобы исполнить его, мне хочется работать. Взойти на вершину. Нести людям красоту, без которой женщины никогда не могут существовать. Это мой дар миру. И по этой причине я обречена на одиночество. Я творю этих женщин, как в свое время лепила самое себя. То, что я даю, позволяет им становиться красивее и богаче и добиваться успеха». Ева раскинула руки, словно хотела заключить весь город в свои объятия.
   Прожужжал зуммер, означавший, что машина подошла к подъезду. Ева с довольной улыбкой на лице шагнула к дверям.

20

    Нью-Йорк, 1988
   – И это после всего, что было сделано для Берти Рэнсома, – горько заметила Шарлотта Бингхэм Ормонд. – Ведь именно отец углядел этого Хью Рэнсома. Именно мама пригрела Лили Рэнсом. И чем они ответили за все? Ударом в спину.
   – А что мог сделать Берти? – ответила ее сестра Сьюзен. – Ведь Рэнсом уже не был адвокатом Криса. Тот отказался от его услуг, когда ему исполнилось двадцать пять, и перевел все в швейцарские банки. Берти понятия не имел о том, что он задумал. Как он мог узнать про завещание Криса? Для него это тоже была полнейшая неожиданность.
   – Он обязан был предупредить нас о том, что предпринимает Крис. И посоветовать, какие меры мы должны принять. Бингхэмы создали Рэнсомов. И он обязан был поставить нас в известность.
   – Но существует такая вещь, как конфиденциальность, – пожала плечами Сьюзен.
   – Но ведь он предупредил маму о том, что Малыш отписал дом на имя Евы.
   – Тогда еще он был адвокатом брата. И к тому же мама имела право жить в нем до самой своей смерти.
   – И эта сучка продала дом, как только мама умерла! Последний большой частный особняк в Нью-Йорке! И что там теперь? Ужасный, вульгарный бронзовый монстр Трамп-тауер. А теперь еще и наши деньги уплыли.
   – Но ведь это не нашиденьги?! – невинно спросила младшая из сестер Бингхэмов – Эстер. – Отец оставил их нашему брату – так всегда велось в нашей семье, ты сама это отлично знаешь. Он оставил часть маме – и это перешло к нам, когда она умерла. Ты так говоришь, словно нас в чем-то обделили, Шарлотта.
   – Мы должны разделить между собой то, что осталось после Криса. Надо найти способ это сделать.
   – Боюсь, ничего не выйдет, – вмешалась Сьюзен. – Я уже переговорила с Берти Рэнсомом. Он сказал, что мы ничего не можем сделать. Крис имел полное право распорядиться наследством так, как пожелает. Это его деньги – они принадлежат ему по праву. – Она с сочувствием посмотрела на сестру. – Неужели ты собираешься оспаривать это? Неужели захочешь, чтобы имя Бингхэмов начали трепать газеты? Ты знаешь, как мама всегда старалась избежать этого. Мы – Бингхэмы, Шарлотта, и это более важное, чем какие-то деньги.
   Шарлотта вспыхнула, и Сьюзен догадалась, что у той на уме. К сожалению, старшая сестра думала только о деньгах. Шарлотта была жадная, завистливая, неудовлетворенная замужеством – муж ее был бабником, не пропускал ни одной юбки, – она никогда не могла удовлетвориться тем, что имела.
   – Я в этом не участвую. Мне все это не по душе, – продолжала Сьюзен спокойным тоном. – Если уж мама примирилась с тем, что эта невозможная женщина стала женой ее сына, мы тем более должны смириться с тем, как наш племянник распорядился своим наследством. Рано или поздно это выяснится. И только тогда мы можем решиться на какие-то действия.
   – Если только не будет поздно что-либо предпринимать, – ехидно заметила Шарлотта.
   – Думаю, он все завещает Памеле Бредли, – проговорила Эстер. – Они же несколько лет прожили вместе.
   – Эти деньги не нужны ей. Она столько получила от своего Фрица Бальсена!
   – Ты хочешь сказать, что нуждаешься больше? – в упор спросила Сьюзен.
   – Я говорю о том, что – правильно, а что – нет. – Шарлотта не желала отступать. – Деньги передавались от Бингхэмов к Бингхэмам. И я добьюсь, чтобы они снова вернулись в нашу семью!
   – Ладно, по крайней мере, мы больше никакого отношения к нашей золовке не имеем, нас не связывают с ней никакие узы. И этому нужно радоваться. Разве не так?
   По пути из здания офиса к машине Максу показалось, что он увидел знакомую фигуру. Оторопев от неожиданности, он остановился, а когда спохватился и рванулся вдогонку, ее и след простыл. Толпа поглотила ее. Макс решил, что обознался. Садясь за руль, он покачал головой, как Алекс могла очутиться в Нью-Йорке?
   Но он вдруг понял, как хотелось ему, чтобы она оказалась здесь. Ему так не хватало ее. Он привык видеться с ней в Кембридже, где отдыхал душой, какие бы заботы и тревоги его ни одолевали. Аналитический ум девушки всегда помогал разложить все по полочкам, детально разобрать любую ситуацию, а потом заново сложить ее, при этом получалось нечто неожиданное, помогающее найти правильное решение – у него гора сваливалась с плеч в подобных случаях. Сейчас Ева выжала его как лимон, и ему было необходимо с кем-то поделиться, поговорить так же, как, бывало, с Алекс.
   «Эти проклятые духи! – подумал он. – Над нами словно висит дамоклов меч».
   Все ресурсы, все свободные силы корпорации были задействованы для того, чтобы создать необыкновенную композицию. Ничто не устраивало Еву. Лаборатория превратилась в настоящий «Гулаг». Ева бесконечно подхлестывала сотрудников, загоняя их до полусмерти. Но вчера наконец позвонила ему и объявила себя королевой: «Я добилась желаемого!»
   – Мы получили то, что хотели, Макс! – Голос Евы вибрировал от возбуждения. – Я нашла то, что прославит мое имя в веках, как имя Габриэль Шанель с ее «Номером пять». Я хочу, чтобы ты первым увидел это. Бегом сюда… наступил самый великий день в моей жизни!
   Он тотчас приехал и застал ее в каком-то невероятном возбуждении. Она торжествовала победу. И он понял, что они действительно пошлют всех соперников в нокаут. Он поздравил ее и всех сотрудников лаборатории, у которых были красные от бессонных ночей глаза. Они поставили здесь же раскладушки, чтобы не покидать лабораторию даже ночью. Они ели, не отходя от рабочих столов. Ева потребовала, чтобы принесли шампанского, и устроила небольшое торжество, на котором произнесла тост. Она ото всей души поблагодарила всех за самоотверженную работу, не забыв при этом отметить и свои заслугу – ведь и она на самом важном, последнем этапе вместе с ними сидела за столом, пробуя, смешивая, добавляя что-то новое, отвергая и снова пробуя новые варианты. Конечно, без ее чутья и требовательности эти духи никогда бы не появились на свет. За общие усилия она и предложила всем выпить. Выпить за победу в сражении.
   Макс надеялся, что теперь наступит легкая передышка. Но не тут-то было. Ева велела ему следовать за ней в офис, чтобы обсудить дальнейшую стратегию. Первый – главный шаг – сделан. Теперь тем более важно продумать остальные, чтобы закрепить успех. Название и лицо. Ее мозг лихорадочно работал над этими двумя ответственнейшими моментами. И она готова была загнать себя, как лошадь. Но сжалившись над Максом, она наконец отпустила его, чтобы дать возможность немного поспать. У него были красные, опухшие глаза и совершенно измотанный вид.
   Шофер отвез его домой, где Макс, приняв душ, рухнул в постель как подкошенный.
   Разбудил его телефонный звонок. С трудом открыв глаза, он посмотрел на часы – было четыре часа пополудни. Макс проспал восемь часов, но чувствовал, что для полного восстановления сил ему необходимо было бы поспать все восемнадцать. Естественно, звонила Ева. Она наметила встречу на шесть часов – деловое совещание должно было перейти в деловой ужин. Голос Евы был веселым и возбужденным.
   Чтобы встряхнуться, Макс встал сначала под горячий, потом под ледяной душ. Тело поначалу запротестовало, но голова сразу стала свежей и ясной. «Нечего злиться, – подумал Макс, – я сам выбрал такую жизнь».
   Ева прошла в свою роскошную уборную, где тоже приняла душ, потом ей сделали массаж и она заснула глубоким, спокойным сном. Тридцать минут в ванной-джакузи придали ей бодрость, после чего она надела костюм, приготовленный Джонеси.
   – Еще одна бессонная ночь? – спросил Джонеси, передавая ей один за другим предметы ее вечернего туалета.
   – Их будет столько, сколько понадобится.
   – Но духи уже готовы?
   Ева торжествующе улыбнулась:
   – Да… С этим закончено. – Она внимательно оглядела себя в зеркале – как всегда элегантна, что подчеркивал костюм цвета чайной розы от Ива Сен-Лорана.
   Джонеси прищелкнул языком:
   – Любая другая женщина была бы в нем как увядшая роза – а вам хоть бы что. Работа для вас – как наркотик, она возбуждает вас и бодрит – это точно.
   Удовлетворенная тем, что увидела в зеркале, Ева повернулась к нему:
   – Я разобью «Эту Женщину» в пух и прах, – пообещала она, и глаза ее сверкнули, как у полководца перед решающей битвой. – Она уже никогда не посмеет замахнуться на меня. То, что нам удалось получить – еще одна «Суть Евы» и даже более того. Кое-что еще надо доделать, но это уже мелочи. Теперь все зависит от названия и лица на этикетке. И, конечно, от формы флакона. Лицо и аромат должны стать…
   – Воплощением красоты… – подсказал Джонеси.
   – Именно! Это будет самая законченная, самая совершенная работа из всех, что я когда-либо делала. – Лицо Евы светилось гордостью. – И разве это нельзя назвать искусством?
   Джонеси утвердительно кивнул.
   – Единственное, что меня немного беспокоит, – это Рэнсом. Почему он до сих пор не позвонил? Напомни мне, чтобы я сама позвонила ему позже.
   – Непременно… – Джонеси выполнял только очень личные, деликатные просьбы Евы. Другие ее секретари отвечали за деловые встречи и переговоры.
   Джонеси подал ее восхитительное манто из русских соболей и плоскую черную замшевую сумочку – пошетту.
   – Когда вас ждать?
   – Не знаю…
   – Понятно. Машина подана.
   Она вышла и, проходя по коридору, заметила через открытую дверь Памелу Бредли, которая сидела, склонившись над столом.
   – Ну как, Памела? – спросила Ева голосом, в котором угадывалось торжество победы. – Все в порядке?
   Памела встала из-за стола.
   – Да, мадам, – вежливо ответила она.
   – Все очень хорошо отзываются о твоей работе… Продолжай в том же духе. – Она кивнула и вышла.
   Памела, улыбаясь, собрала бумаги, сложила их в ящик стола и закрыла его на ключ.
   – Буду стараться, мадам… буду стараться…
   Вернувшись домой, Памела застала Алекс на кухне.
   – Пахнет чем-то вкусненьким, – проговорила она, принюхиваясь.
   – Я купила китайские блюда, – ответила Алекс, тоже улыбаясь. – Мне давно хотелось попробовать, что в этих коробках.
   Памела рассмеялась:
   – Где ты сегодня побывала? – Она вошла в гостиную и приготовила джин с тоником.
   – В северной части города. Прогулялась по Центральному парку, отправилась в Вестсайд.
   – Была в музеях?
   – В Линкольн-центре, Музее естественной истории, в Планетарии.
   – Только ты способна в первые же дни пребывания в Нью-Йорке осматривать галереи и музеи, – с удивлением проговорила Памела, возвращаясь в кухню с напитками.
   – Но это же очень интересно!
   – Другие женщины тотчас помчались бы в магазины – «Блумингдейлс», «Бергдорфс», «Сакс».
   – Ну что же, значит, я не похожа на других женщин.
   «Ничего, и в тебе тоже можно кое-что пробудить, если заняться тобой как следует», – подумала Памела.
   – Значит, ты ничего не купила?
   – Почему же? Пластинки и книги. Я нашла очень дешевые диски. Намного дешевле, чем у нас.
   – Неужто ты купила их в магазине уцененных товаров?
   – А как же! Я знаю цену деньгам.
   Памела схватилась за голову:
   – Получить пять миллионов долларов дохода в год и делать покупки в магазинах уцененных товаров! Просто немыслимо.
   – Но я не привыкла сорить деньгами. Это уже вошло в плоть и кровь. Надо, чтобы прошло какое-то время…
   – Боюсь, я не дождусь этого дня… – И, меняя тему разговора, Памела сообщила, что видела Еву в конце рабочего дня, когда та уходила из офиса. – Она выглядела очень возбужденной и довольной. Ходит слух, что ей удалось закончить работу над новыми духами, настолько сногсшибательными, что «Эта Женщина» навсегда будет вынуждена покинуть игровое поле.
   Памела не стала рассказывать Алекс о том, какой вклад сама внесла в это дело, чтобы лишний раз не упоминать имя Макса. Она заметила, что Алекс ни разу со дня своего приезда не заговорила о нем, не задала ни одного вопроса. Чтобы ненароком не столкнуться с ним, как поняла Памела, Алекс не соглашалась никуда выходить по вечерам, и Памеле приходилось мириться с тем, что они ужинают в полном одиночестве. Алекс боялась, что в тех ресторанах, куда Памела привыкла ходить, они могут встретиться.
   – Знаешь, – сказала Памела, – хватит нам сидеть затворницами. Сегодня мы пойдем в какое-нибудь тихое, неприметное местечко, где никого не встретим.
   Алекс с сомнением посмотрела на нее:
   – В нашем городе тысячи ресторанчиков. Тот, куда я собираюсь повести тебя, находится в Вестсайде. Славное, уединенное местечко. Туда приходят, чтобы поесть, а не для того, чтобы глазеть по сторонам. Это не очень модный район. – Она протянула руку, предупреждая возражения.
   – Тебя все равно целыми днями не бывает дома. Ты прошла пешком Бог знает какое расстояние за последние несколько дней. И не встретила ни единой знакомой души. Ты ведь здесь никого, кроме матери и Макса, не знаешь. А они сейчас засели в офисе и ведут деловые переговоры. И это заседание может продлиться как угодно долго. Так что не вижу причины, которая может помешать нашей прогулке.
   Алекс ничего не ответила, и Памела решила идти до конца.
   – Послушай, Алекс. То, что ты избегаешь упоминаний о нем, означает только одно: ты постоянно о нем думаешь. Мы с тобой невольно всячески обходим имя Макса. Это доказывает, что между вами что-то произошло. В прежние времена ты ему позвонила бы в первую же секунду по приезде.
   Алекс помолчала, потом ответила безжизненным тоном:
   – Мы с ним решительно разошлись во мнениях относительно одного вопроса.
   – Ну и что? Однажды, когда мы с Крисом приехали к тебе в Кембридж, ты проспорила с Максом всю ночь. Разве после того случая ты порвала с ним?
   Алекс, не поворачивая головы, ответила:
   – Я хочу доказать себе, что могу обходиться и без него.
   – А что означают эти нотки в твоем голосе?
   Алекс резко повернулась. Лицо ее пылало:
   – Макс не командует мной. Мне незачем спрашивать у него разрешения, что мне делать и как думать.
   «Вот оно что, – осенило Памелу. – Так говорят лишь тогда, когда задеты какие-то личные струны, – знаю это по своему собственному опыту».
   – Но мы же не собираемся идти. Мы хотим себе доставить удовольствие.
   – Но я накупила всех этих китайских…
   – Выброси их к чертям собачьим…
   Алекс растерянно посмотрела на Памелу.
   – Шучу, – успокоила ее та. – Мы положим их в холодильник и съедим завтра.
   Они остановили такси и, как обещала Памела, приехали в маленький ресторанчик – всего на десять столиков. Их занимали парочки, которые преследовали ту же цель, что и Алекс: остаться незамеченными.
   – Ну вот видишь, я была права, – сказала Памела. – Это то, что ты хотела.
   Алекс тактично ушла от дальнейшего обсуждения темы Макса. Многие женщины обожают дотошно допытываться: кто, когда, с кем, как долго и так далее. Но Алекс сплетни интересовали меньше всего – и это в ней Памеле нравилось, хотя, что касается кое-чего другого, она нуждалась в основательной встряске.
   В тот вечер номером один в меню была баранина на ребрышках по-итальянски. Алекс, расспросив дотошно официанта, как его сегодня приготовили и с чем подают, посоветовала Памеле заказать мясо по-итальянски.
   – Откуда ты так много знаешь про итальянские блюда? – искренне удивилась та.
   – От Макса. Я помню, мы как-то на ужин заказывали баранину на ребрышках. Мне очень понравилось.
   – Ну, конечно, – кивнула Памела. – Я совсем забыла… Как жаль, что мы не можем пойти в ресторан к его отцу. Там готовят великолепно.
   – Ты там бывала?
   – А как же! Мы с Крисом, когда приезжали в Нью-Йорк, всегда шли туда в первую очередь. С тех пор как Макс познакомил нас с родителями, нас там принимали по-королевски.
   – И что они из себя представляют? – спросила Алекс как можно спокойнее.
   – Настоящие итальянцы, несмотря на то, что они – эмигранты в третьем поколении. Мать Макса полная, грузная, очень общительная и приветливая женщина. Отец – довольно крупный мужчина, на редкость уравновешенный. Хорошая семья. Любящая. Ничего удивительного, что Макс так открыт и общителен. Они все уверены, что он родился в рубашке.
   Алекс промолчала, и остальную часть ужина они говорили о другом. Вышли довольно рано. Памела с изумлением отметила, что на часах всего девять вечера. Обычно к этому времени она только заканчивала первую перемену. И когда Алекс предложила не брать такси, а пройтись по вечернему городу, Памела, которая останавливала машину даже для того, чтобы переехать на другую сторону улицы, нерешительно согласилась.
   Это произошло, когда они стояли перед светофором, чтобы перейти Седьмую авеню. Женщина, сидевшая в такси, вытянула шею, разглядывая две фигуры на переходе. Убедившись, что не ошиблась, Мора воскликнула:
   – Невероятно! Ни за что не поверила бы, если бы не увидела собственными глазами.
   – Ты о чем? – спросил ее спутник.
   – Это Алекс и Памела.
   «Вместе, как закадычные подружки. Что это их вдруг свело? И что тут делает Алекс?» – погрузилась в раздумья Мора, когда машина тронулась.
   – Выходи, Мора, приехали, – через минуту обратился к ней ее спутник.
   «Так, надо выяснить, – соображала Мора. – Интересно, Макс знает о ее приезде? Судя по тому, что он не с ними, – нет. Ладно, с утра займусь».
   Сначала радости жизни, потом дела…
   Зазвонил телефон, Памела машинально протянула руку и подняла трубку, забыв, что собиралась переключить его на автоответчик:
   – Привет, Памела! – услышала она голос Макса. – Звоню, чтобы узнать, почему ни ты, ни Алекс не соизволили сказать мне, что она в Нью-Йорке.
   Памела инстинктивно выпрямилась и напряглась:
   – Жаль, что я тоже не знала о том, что Алекс здесь.
   – Тогда каким образом тебя могли видеть вместе с ней вечером на улице?
   – А кто тебе это сказал? – Памела пыталась оттянуть время, чтобы собраться с мыслями.
   – Мора. Она видела вас и, конечно, умирает от любопытства: хотела выпытать у меня, для чего Алекс приехала в Нью-Йорк.
   – Наверное, вчера она была без очков, – нашлась Памела. Она знала, что Мора близорука, но очень не любила надевать очки. Контактные же линзы она почему-то носить не могла.
   – Но она утверждает, что хорошо вас разглядела.
   – Значит, у нее начались галлюцинации на почве ревности.
   – Я звонил на виллу, там Алекс нет.
   – Значит, она в Кембридже.
   – И там ее нет.
   – Но она может быть в любом другом месте.
   – И у Пэтси ее нет.
   – По-твоему получается, что она непременно должна быть у меня?
   – Вы в последнее время очень близко сошлись…
   – Но это не значит, что мы решили и жить вместе.
   – Ты могла пригласить ее…
   – Я приглашала. Она отказалась.
   В этом Памела не соврала. Поначалу Алекс и в самом деле отказалась от ее приглашения.
   – Значит, это не вы стояли на углу, взявшись за руки?
   – Нет, – ответила Памела. – Посуди сам, Макс. Разве Алекс могла приехать сюда и не позвонить тебе? Ты первый человек, кому бы она позвонила. Она всегда держит тебя в курсе своих дел.
   – Мне тоже так казалось, – сказал Макс. И в голосе его прозвучали непонятные Памеле нотки разочарования. Они-то и утвердили Памелу в правоте. Макс и Алекс перестали быть просто друзьями. В их взаимоотношениях произошел переворот. Вот почему Алекс так странно ведет себя в последнее время.
   – Перезвони еще раз Пэтси. Алекс очень часто бывает у нее.
   – Ее телефон не отвечает.
   Памела чувствовала, что Макс словно бы о чем-то сожалеет, испытывает какие-то угрызения совести.
   – Ну ладно, оставим эту тему, – вздохнул Макс, – наверное, и в самом деле произошла какая-то ошибка.
   – Бывает, особенно когда человек не носит очков и кому-то завидует или кого-то ревнует. Ты, кстати, не догадываешься, почему Мора ревновала тебя к Алекс?
   Последовало молчание, после которого Макс ответил как можно уверенней:
   – Я никогда не давал ей для этого повода.
   – Тогда что же ты так встрепенулся? – Памела играла с ним, как кошка с мышью. – Алекс достаточно взрослый человек. Вы близки, но она не твоя собственность, – повторила Памела слова Алекс.
   – Алекс – это давняя привычка, так просто от нее не отделаешься. Да мне и не хотелось, – не сразу добавил Макс.
   – Если Алекс возникнет здесь, скажу, чтобы она с тобой связалась.
   – Коль скоро разговор о связях, почему бы нам не пообедать сегодня вечером? У меня всегда улучшается аппетит, когда напротив сидит красивая женщина. – Он решил: если Памела откажется, значит, Мора права.
   Но Памела проговорила:
   – С удовольствием.
   – Хорошо. В восемь часов в «Луеции».
   – Прекрасно… До вечера…
   «Ну вот, видишь, из-за меня тебе пришлось лгать», – подумала Алекс. Она ничего не сказала вслух, но почувствовала, что ей хочется укрыться куда-нибудь подальше.
   – Мне жаль, что я вовлекла тебя в эти дела, Памела, но, как помнишь, я не хотела выходить. Жаль, что тебе пришлось обманывать Макса только потому, что мне не хочется встречаться с ним.
   – Ты с ним поссорилась?..
   – Вроде того. Вот досада, что мы попались на глаза Море. Думаю, он теперь насторожился. Придется тебе еще немного потерпеть сегодня. Обещаю, что это будет в последний раз.
   Памела вздохнула:
   – Ладно.
   Больше они не касались этой темы, но Алекс убрала все, что могло выдать ее присутствие: книги, пластинки, журналы – те, которых обычно не бывает у Памелы в гостиной. После этого поднялась к себе наверх и села, не зажигая света, чтобы ее нельзя было увидеть с улицы.
   Она слышала, как подъехал Макс, как он позвонил в дверь и как Памела вскоре захлопнула ее за собой и закрыла на ключ. Спрятавшись за тяжелыми шторами, Алекс видела, как две фигуры подошли к машине. Макс открыл дверцу, Памела, прекрасно одетая, села на переднее сиденье, а Макс, прежде чем захлопнуть дверцу и сесть на свое место, невольно обернулся и обвел глазами окна дома. Алекс непроизвольно отпрянула назад и не выходила из-за шторы до тех пор, пока красные огоньки не исчезли вдалеке. Потом она прошла в ванную и зажгла свет.
   Было уже довольно поздно, когда Макс привез Памелу домой. У него уже не осталось сомнений в том, что Алекс нет в Нью-Йорке, к тому же Памела предложила ему зайти к ней на «Джека Дэниэлса».
   – Как ты хорошо знаешь меня, – удивился Макс. – Ты знаешь мой любимый сорт виски.
   «Нет, к сожалению, не очень, – подумала про себя Памела, доставая стакан, – иначе я догадалась бы раньше, почему Алекс так упорно не желает встречаться с тобой и прячется наверху».
   Макс машинально взял из лежавшей стопки газет «Нью-Йорк таймс» и просмотрел ее. Потом он поднял стакан, отпил глоток и проговорил:
   – Так. А теперь давай прекратим эту глупую игру, которую, несомненно, затеяла Алекс, а ты вынуждена поддерживать. Скажи ей, что мне хочется поговорить с ней.
   Памела дернулась от неожиданности, и лед в ее стакане звякнул.
   Макс кивнул на газету:
   – Кроссворд. Только она могла решить его полностью. Ну и к тому же я прекрасно знаю ее почерк. – Его голос стал напряженным. – Что происходит? Что за кошки-мышки вы устроили?