Он знал и то, что Алекс ни за что бы не добилась того, чего добилась Ева: та начинала с трех-четырех изделий, изготовляемых чуть ли не в домашних условиях, а уж через пять лет у нее наладилось целое производство. Сейчас Ева работает на трех уровнях: «Ева Черни», «Юная Ева» – для тех, кому нет двадцати пяти, а также «Княгиня ди Марчези» – самая дорогая продукция, для избранных, которую покупают в основном женщины, кому за тридцать пять. Только в Штатах ее оборот приближается к миллиарду долларов в год. И если Ева отойдет от дел… «Нет! – подумал Макс. Чем она будет занимать себя? Работа – единственное, что поглощает ее целиком. А если это все же случится, тогда что? Надо готовить Алекс, – ответил он самому себе. – Проверять ее, пробовать и смотреть».

14

    Швейцария, 1967–1971
   Когда ворота виллы «Парадиз» снова распахнулись весной, ее обитатели встречали уже не просто мадам. Они встречали княгиню.
   – А ты, кажется, говорила, что она королева, – напомнила удивленная Алекс Пэтси.
   – Но это ее, скажем так, заработанный титул, – объяснила Пэтси. – Журналисты провозгласили Еву королевой в области косметики. А княгиней она стала, потому что вышла замуж за человека с княжеским титулом.
   – Ах вот как, – проговорила Алекс.
   – Не беспокойся, – подбодрила ее Пэтси. – Не думаю, что это каким-то образом изменит твою жизнь.
   Ева не выказала никакого интереса к дочери, ни разу даже не спросила о ней, словно совсем забыла о ее существовании. И Пэтси старалась, чтобы девочка не попадалась ей на глаза.
   Княгиня ди Марчези сначала дала обед на сорок персон, а затем устроила бал, на который пригласила по меньшей мере двести человек. Теперь в воскресные дни на вилле было полным-полно народу. Кто-то плавал в бассейне, кто-то играл к крикет или теннис. Те, кого не интересовало ни первое, ни второе, ни третье, просто слонялись на веранде. Алекс, устроившись на своем любимом месте, частенько наблюдала за ними. Однажды князь поднял голову и увидел ее, но не обратил никакого внимания. Зато Алекс отметила, что его всегда окружала стайка молоденьких девушек.
   В доме дышалось намного легче: когда мадам была счастлива, и всем жилось хорошо. Алекс знала причину, по которой мать выглядела такой оживленной, – рядом с ней находился мужчина – и от ее раздражительности и властных манер и следа не осталось. Она нечаянно услышала, как об этом судачат две горничные, и Алекс очень захотелось, чтобы князь навсегда остался в доме. Другая мать – женщина с резким голосом и мертвыми глазами – вызывала у Алекс ужас.
   И на какое-то время казалось, что заметно подобревшая мадам навсегда и останется такой.
   К одиннадцати годам Алекс сильно вытянулась. Она так стремительно вырастала из своей прежней одежды, что Пэтси приходилось все время покупать новые платья, и ей даже пришлось объясняться с мадам на эту тему.
   – Алекс сейчас растет так быстро, – пожала плечами Пэтси. – Платье, купленное сегодня, через месяц оказывается мало.
   – Тогда купите сразу на размер больше, – нетерпеливо проговорила Ева. – У меня нет золотых россыпей, мисс Паттерсон.
   Пэтси ничего не ответила на это, она ждала продолжения разговора. Она догадывалась, какой последует самый важный вопрос:
   – А пастор Дитрих бывал здесь в последнее время?
   – Да. За неделю до вашего приезда.
   Лицо Евы перекосила едва уловимая гримаса.
   – Очень хорошо, – холодно проговорил она. – Можете идти, мисс Паттерсон.
   «И Алекс бы тоже сказала, – думала Пэтси, поднимаясь к себе. – Только этот старик и его визиты удерживают тебя. Тебе они не по душе, только поделать ничего не можешь. Дай ему Бог здоровья, и пусть приходит почаще».
   Ева отдавала себе отчет в том, что ее муж – распутник, но до поры до времени не обращала внимания на его увлечения. Еву терзали муки творчества: она была занята налаживанием новой линии «Княгиня ди Марчези». Мужа несколько покоробило то, что его славное имя появится на всевозможных баночках с кремами и флаконах с духами, но Ева напомнила, какой доход они принесут, и он сменил гнев на милость. Увлеченная новыми идеями, она уже не могла уделять мужу столько времени, чтобы сопровождать его на всевозможные выезды в рестораны, на приемы и ночные прогулки. Наконец настал день, когда новая линия была запущена: Ева утвердила цвет крема, новый дизайн упаковок, шрифты надписей и все прочее. Теперь она могла себе позволить снова немного отдохнуть и расслабиться. И вот тут-то она обнаружила, насколько бесстыдно флиртует муж с одной из ее служащих. Слухи об этом давно уже расходились кругами и наконец достигли Евы. Обнаружилось, что на деньги, которые она выдавала ему, его любовница попыталась организовать конкурирующую фирму. И Ева устроила такую сцену, от которой дрожали стены их дома.
   – Как ты посмел! Как тебе только в голову могло прийти давать этой маленькой шлюхе мои деньги, на которые она открыла салон?! Это последняя капля! Я многое прощала тебе – смотрела на все сквозь пальцы. Но это! Ты выставил меня на посмешище. И я тебе этого никогда не прощу. – В ее глазах это было самое страшное преступление. Никто не смел пересекать границу территории, безраздельной владычицей которой она считала себя.
   – Я не желаю, чтобы эта шлюшка пользовалась моими методами для своего дешевого салончика, состоящего из одной комнатенки.
   То, что сама Ева начинала с такого же салона – было забыто.
   – Я хочу знать, сколько и когда он выдал этой девке, – приказала Ева Максу. – Разузнай обо всем как можно скорее!
   И когда Макс пришел к ней с докладом, из которого явствовало, сколько князь давал этой девице и какие образцы предоставлял ей, – разразилась настоящая буря.
   Китайский фарфор и стекло были перебиты, мебель разломана. Ева налетела на мужа, как коршун, и в конце концов выгнала из дома, приказав никогда не впускать обратно. Макс предупредил Дино, чтобы он не пытался проникнуть в дом – это могло обернуться для него весьма плачевно. Князю были оставлены костюмы – около двух дюжин, обувь, шелковые рубашки, новенький «феррари» красного цвета (вослед которому Ева даже назвала очередную партию новой губной помады «Красный след») – в общем все то, что он заполучил за последние четырнадцать месяцев.
   Конкурирующий салон закрыли спустя шесть недель, и о ее владелице с тех пор ничего не было слышно. Князь тоже предпочитал помалкивать о случившемся.
   – Ну и как тебе это нравится? – горько спросила Ева у Макса. – Королева, диктующая другим женщинам, к каким ухищрениям надо прибегать, чтобы завладеть мужчинами, не сумела удержать при себе собственного мужа?
   – А ты взгляни на это с другой стороны, – предложил как всегда практичный Макс. – Ты смогла наладить новую линию, и товар распродается гораздо быстрее, чем мы даже предполагали. Ты приобрела новый опыт, ну так и радуйся… И опять же, – проговорил он, – разве не этого ты на самом деле и хотела?
   Ева вспыхнула, с трудом сдерживая смех:
   – Да, Макс, ты и впрямь хорошо знаешь меня.
   – Ты ведь не была влюблена в него, верно?
   Она хотела было гордо вскинуть голову, но, встретив его проницательный взгляд, не выдержала и рассмеялась:
   – В самом деле. Именно так оно и есть. – Затем выражение ее изменилось. – Но я не собираюсь возвращать назад свой титул. Это так шикарно звучит…
   – …и помогает хорошо распродавать новый товар?
   Когда Макс уладил дела с князем, доверие Евы к нему возросло еще больше. Более того, она вдруг не без удивления заметила, насколько он стал привлекательнее для нее как мужчина. А Ева умела распознать настоящего мужчину. Но его можно приберечь на будущее. А пока ей надо как следует сосредоточиться на главном. Князь – это своего рода вложение в дело, и достаточно выгодное. Ева получила желаемое: титул и новую линию производства, связанную с этим титулом. И она вполне была согласна с шутливым высказыванием Макса: «…думаю, теперь о новом замужестве не может быть и речи». Партнеров для времяпровождения она всегда сумеет найти. И проблемы, с кем поехать на уик-энд, у нее никогда не будет.
   В один из таких уик-эндов Макс впервые обратил внимание на Алекс. Ева предложила ему остаться на вилле, и он с удовольствием принял ее предложение. В его распоряжении дом, бассейн, машина, и Женева с ее ночной жизнью не так уж далеко.
   Ранним утром он сразу спустился в бассейн. Макс никогда не отказывал себе в еде – он любил вкусно поесть, но толстеть тоже не хотелось. Поэтому он надеялся, что если хорошо поплавает, то заработает себе право позавтракать рогаликами с жирным швейцарским маслом и апельсиновым джемом. Но, подойдя к бассейну, он вдруг обнаружил, что там уже кто-то есть. Крепкая, сильная девочка плыла брассом так решительно и самозабвенно, словно сейчас для нее существовало в мире только это. Когда она доплыла до бортика и высунула голову из воды, выражение удовлетворения сменилось смущением.
   – Привет, – сказал он. – Ты кто?
   Она сглотнула и проговорила:
   – Алекс, – голос ее был робким, а потом она торопливо добавила: – Вы ведь не расскажете об этом?
   – О чем «об этом»?
   – О том, что я плавала в бассейне. Видите ли, она не знает, что я прихожу сюда. Я всегда делаю это очень рано утром, когда она еще спит.
   – Обещаю, что ни одна живая душа не узнает об этом, – проговорил Макс. – Клянусь! – он решил, что это дочка кого-нибудь из обслуживающего персонала. – Ты здесь живешь?
   Она кивнула и добавила поспешно:
   – Мне пора, – и, выбравшись из бассейна, вытерлась полотенцем.
   – Меня зовут Макс Фабиан. Я работаю у мадам, но мне кажется, что тебе не следует уходить только потому, что я пришел поплавать. Нам обоим тут хватит места.
   – Пэтси ждет меня к завтраку.
   – Пэтси?
   Она не ответила, лишь испуганно сунула ноги в шлепанцы, и еще раз спросила:
   – Вы в самом деле ничего не скажете?
   – Давай заключим договор, – предложил он, протягивая руку, – и больше не будем возвращаться к этому разговору.
   Она c облегчением приняла его руку. Рукопожатие девочки оказалось неожиданно крепким для ее возраста. На вид ей около двенадцати.
   – Спасибо, – сказала девочка, и, убегая, улыбнулась в первый раз за весь их разговор.
   «Что за странная маленькая чудачка», – подумал Макс, с разбега прыгая в воду. И еще Макс подумал о том, какого страха нагнала на девочку Ева. Но, проплыв положенное число раз, начисто забыл о случившемся, и он забыл об этой встрече до того момента, когда встретился с девочкой снова.
   Это произошло после того, как Макс отправился вместе с Евой проверять новую линию, на которую они возлагали большие надежды. Ева осталась довольна увиденным. Макс надеялся, что после этого он сможет поехать домой, чтобы провести несколько дней в кругу своих близких. И уж меньше всего он ожидал того, что произошло после их возвращения на виллу.
   Ева пригласила Макса к себе и предложила открыть бутылку шампанского, чтобы отметить успешное начинание. На широкой белой кушетке места было достаточно, но Ева села очень близко от него – ее аромат, как сеть, накрыл Макса. Руки Евы порхали вокруг него, словно бабочки. Макс откашлялся, пытаясь прочистить вдруг пересохшее горло. Ева нежно приложила руку к его губам, не говоря ни единого слова, заставила подняться и взяла за руку так, как это делала мать, когда водила его в школу. Они оказались в ее спальне, где горел только ночник, а постель была похожа на облако, залетевшее в комнату. Ева начала раздевать Макса. Наверное, в первый и последний раз в своей жизни он словно язык проглотил, чувствуя себя таким же школьником, как много лет назад, не в силах оторвать глаз от ее гипнотизирующих глаз и улыбки, игравшей на губах Евы. Улыбки, олицетворявшей Вечное и Непреходящее. Раздев Макса, Ева набросилась на него, как набрасывается хищник на добычу, предвкушая удовольствие.
   Она гладила его, прижималась к нему, скользила пальцами по телу, заставляя вздрагивать каждый мускул. Мягкие ладони пробежали по сильным плечам, груди, по соскам, и, мягко сжав их, Ева заурчала, как кошка. Пройдя по всему телу, она не дотронулась только до единственного места, которое уже наполнялось болезненным желанием в предощущении мучительно-сладостных прикосновений ее нежных, как шелк, пальцев. Но она коснулась этого места не пальцами, а губами.
   Макс почувствовал себя так, словно из него выкачали воздух. В Колумбийском университете была одна девица, которая умела проделывать то же самое, что и Ева, и об искусстве которой рассказывались легенды, но в сравнении с Евой она была ничто. Если бы он решил обобщить весь накопленный им к двадцати пяти годам опыт сексуальной жизни, представив его в виде сада, то появление в нем Евы можно было бы сравнить с появлением редкого экзотического растения. Многие всю жизнь кладут на поиски его, но так и не находят. Макс словно перестал существовать сам по себе – он превратился лишь в сосуд, вмещавший то, что с таким наслаждением смаковала Ева. Его бедра непроизвольно дрогнули, когда Ева издала горловой звук. Она позволила ему расслабиться, и его обмякшее тело рухнуло на кровать. Он лежал беспомощный и обессиленный, словно младенец. Впервые в жизни женщина полностью завладела им, забавляясь и получая от этого наслаждение, словно он был игрушкой в ее руках.
   Ева тоже сбросила с себя одежду и легла рядом на кровать, положив голову ему на плечо, и, улыбаясь, глядела на него все тем же хищным взглядом.
   На многих языках умела говорить эта женщина, но родным для нее был язык без слов.
   – Каким образом тебе удается творить такое? – пробормотал он, когда наконец смог заговорить.
   – Какое это имеет значение? Главное, что я умею это. Ну а теперь, после того, как я показала тебе, на что способна, почему бы и тебе не продемонстрировать свое умение?
   Он мужественно взялся за дело и каким-то чудесным образом ухитрился оказаться на высоте положения, хотя она выжала его досуха, почище, чем центрифуга, вращающаяся со скоростью тысяча двести оборотов в минуту. Она помогла ему, пробежав пальцами по всему телу, словно опытный настройщик, а когда он был готов, продолжила любовную игру, превзойдя все юношеские мечты Макса о полноте сексуального наслаждения. Все происходило в полном молчании – слышались только резкое прерывистое дыхание и вздохи, переходящие у Евы в рычание. Как железным обручем она обхватила ногами бедра Макса, так что дышать было трудно, и все равно он двигался и двигался, все ускоряя темп. Один взрыв следовал за другим, и каждая новая волна увлекала его за собой выше и выше, словно закипающий гейзер. Он не мог сказать, как долго это продолжалось… Казалось – целую вечность. Пока наконец подхваченный последним взрывом, он и сам не ощутил, что его семя извергается с такой же неудержимой силой.
   Опустошенный, в полном изнеможении, Макс откинулся на подушку, готовый забыться, но трепетные пальцы Евы подсказали ему, что это еще не все.
   Не слишком владевший искусством любви, Макс очень быстро начал усваивать урок, подчиняясь тому, чего требовала от него Ева. Она объясняла, где и как он должен ласкать ее, и ему, очевидно, удалось проделать это правильно, потому что рычание Евы перешло в такие неистовые вопли, что у Макса промелькнула мысль о том, как бы горничная, испугавшись, не вызвала полицию. Наконец Ева достигла предела. Она сжала ногами шею Макса с такой силой, что он почувствовал, что она может задушить его. Бедра ее яростно трепетали. Несколько последних ударов, и наступил штиль… Макс приподнялся, чтобы глотнуть воздуха, оглядел затуманенным взглядом наконец-то удовлетворенную женщину и тут же провалился в сон, успев лишь подумать: «Вот и кончен первый урок».
   На следующий день, как он считал, урок получит продолжение, но Ева, которая ни словом, ни жестом не признала перемены в их отношениях, просто попрощалась с ним, пожелав спокойной ночи.
   Через некоторое время компания снова отмечала очередную победу, и Ева вновь удостоила его своим вниманием. И Макс понял, что она использует его для того, чтобы в полной мере пережить триумф. Жизненный успех Ева неразрывно связывала с сексом. Позже Макс понял, что его просто используют с таким же хладнокровием, как все и вся, и восторг прошел. Так что когда, отправляясь на очередной уик-энд, Ева собрала компанию весьма привлекательных мужчин, Макс только вздохнул с облегчением. У него не было ощущения, что его бросили или дали отставку. Он вовсе не прочь был остаться в одиночестве, холодно отдавая себе отчет в том, что, находясь в услужении, он и своих целей достигает. «Зарплату ведь она мне повысила, так? И я, что там ни говори, это заслужил».
   В те дни, когда мадам отправилась со своими новыми приятелями, Макс обнаружил таинственный, уединенный мир на верхнем этаже виллы. И этот зачарованный мир показался ему более привлекательным, чем Ева и все ее сексуальные упражнения.
   Всю субботу шел дождь. Макс сидел за столом, не отрываясь от бумаг, всю первую половину дня, за исключением короткого перерыва на ланч, который ему подали прямо в комнату. Только в четыре часа он встал, потянулся и с удовольствием представил, как пойдет прогуляться. Но, выглянув в окно, увидел, что моросивший дождь перешел в ливень. Это означало, что прогулку придется отменить. Макс задумчиво смотрел сквозь завесу дождя на виллу, которая открывалась его взору, и тут обратил внимание на свет, горевший в окнах последнего этажа. Несколько раз Макс отмечал про себя, что видит его, но только сейчас вдруг задумался, а кто там может быть?
   Он знал, что было на первом этаже – столовая, две гостиные для приема гостей, большая библиотека, плюс кабинет Евы и рядом еще один кабинет, который он делил с ее секретарем.
   Следующий этаж предназначался для танцев – самый центр, а оба крыла занимала Ева, комнаты которой были убраны зеркалами, шелком и бархатом – как в Голливуде, всегда думал Макс. Так, как девочка из провинциального городка представляет себе жизнь богатых людей. Ему казалось странным, что Ева с ее безошибочным чувством цвета в том, что касалось кремов, ее изделий, проявляет такую безвкусицу в убранстве дома.
   Далее шли комнаты для гостей, каждая оформленная на свой манер: стиль английского загородного домика где-нибудь в сельской местности и испанская гасиенда, французский ампир и стиль модерн. Далее шел этаж, где находилась его спальня и комната секретаря Евы, – ничего особенного, никакой роскоши и великолепия, царивших на первых этажах. Полы здесь не были устланы коврами – просто отполированный паркет и не более. Ванные тоже самые обычные, а не из фарфора, украшенного цветами. Здесь царили изделия массовой продукции, а не уникальные произведения искусства. «В этой части дома ни на кого не требовалось производить впечатления», – холодно подумал Макс, пробираясь по своему этажу к деревянной лестнице, что вела на следующий этаж. Там все было отделано еще более скромно, если не сказать больше. Стены выкрашены белой краской, окна с арками наверху напоминали чем-то окна заурядного учреждения. Вдоль длинного коридора располагались двери подсобных помещений. Он открыл одну – там стояли дорожные сумки и чемоданы. В другой – сваленная в беспорядке ненужная мебель, которую можно было использовать для комнат обслуживающего персонала. И тогда Макс двинулся в ту сторону, откуда слышался детский смех. Он дошел до последней двери коридора и снова услышал смех, а затем знакомый голос проговорил:
   – Мне очень понравилось про герцогиню, а особенно то место, где младенец превратился в поросенка.
   «Кто-то читает «Алису», – догадался Макс. В детстве это была его любимая книга.
   Он открыл дверь и увидел большую, просторную, но очень уютную комнату с круглыми окнами. Посередине стоял стол, покрытый скатертью. На полках шкафа теснились книги. Из-под старомодного абажура проливался неяркий свет. В камине весело горел огонь. В большом кресле у камина сидела женщина средних лет, а рядом с ней, на полу, устроилась девочка с книгой – та самая, с которой он встречался в бассейне. Обе с удивлением посмотрели на вошедшего.
   – Ну вот, мы и встретились снова, – проговорил Макс. – Так вот где ты прячешься…
   Девочка вскочила и отступила за кресло, словно ожидая нападения.
   – Я прогуливался здесь, – мягко пояснил Макс. – В такой дождливый день в сад не выйдешь. Меня зовут Макс Фабиан.
   Женщина, к которой он обратился, чтобы представиться, кивнула, но своего имени не назвала.
   – Вообще-то по этому этажу не принято ходить, – ответила она, и в голосе ее послышалось предупреждение.
   – В самом деле? А мне никогда не говорили об этом. У вас что – карантин?
   – Да, Алекс недавно переболела корью и еще не совсем поправилась, – сказала женщина таким тоном, что у него не оставалось никаких сомнений насчет того, что она лжет. Он успел заметить, как женщина сделала легкое движение, подавая девочке знак молчать.
   «Вот как, – подумал Макс, сгорая от любопытства. – Интересно, интересно…. Девочка, которую прячут на верхних этажах… Одета чисто, аккуратно, но платье не новое. Туфли вычищены, но тоже не вчера куплены. Скромно, неброско. Не сравнить с тем, что покупалось маленькому Кристоферу в самых модных магазинах всего мира. – Макс сам оплачивал счета и хорошо знал, во что обходятся эти покупки. – Очевидно, что одежда девочки приобретена в самых дешевых универсамах. Какая-то бедная родственница. Вряд ли… Ева не из тех, кто способен на благотворительность. У него существовал строгий приказ сжигать любые просьбы о помощи, которые поступают на ее имя. Тогда кто же эта девочка? И почему живет здесь? Почему ее никогда и нигде не видно? Почему она смотрит на него с таким испугом, как смотрела и тогда, когда они столкнулись в бассейне? Девочка боится, что я расскажу о встрече с ней Еве. Они обе боятся…»
   – Я болел в детстве корью, так что мне ничто не грозит. Но вы, наверное, боитесь, как бы не заразить маленького Кристофера. Так что я зайду к вам в другой раз…
   Он повернулся, чтобы выйти, но тут женщина окликнула его:
   – Мистер Фабиан… пожалуйста… – Она облизнула пересохшие губы. – Я бы попросила вас никому не говорить о том, что вы были здесь. – Это была и просьба и предупреждение одновременно.
   – Разумеется, – заверил он ее. – Я унесу тайну с собой в могилу. – И снова улыбнулся им, перед тем как закрыть дверь.
   – О Боже! – пробормотала миссис Паттерсон.
   – Он хороший, – успокоила ее Алекс. – Он мне понравился.
   – Но, насколько я слышала, он очень близок мадам.
   Ни та, ни другая никогда не называли Еву по имени.
   – Он не скажет, я знаю, – убежденно сказала Алекс, помня, как он выполнил свое предыдущее обещание.
   – Да я и не думаю, что расскажет… Но его удивило то, что он увидел. Все молодые люди так любопытны. Он начнет расспрашивать…
   Но Макс не стал никого ни о чем расспрашивать. Вместо этого он принялся наблюдать и обнаружил немало того, что примечал уже и прежде, но не придавал значения. Теперь ему бросились в глаза подносы, на которых куда-то уносили еду. Он то и дело ловил намеки, которыми слуги обменивались в его присутствии. Они сами были уверены, что Макс их не поймет. Но он со свойственной ему дотошностью уже научился понимать швейцарский диалект немецкого языка, хотя сам говорил на нем не слишком хорошо. Упоминали обычно об «этом бедном ребенке наверху», которому «видит Бог, достается так мало» и который «заслуживает гораздо большего». А фрау Герблер – кухарка – снаряжая поднос наверх, постоянно старалась подлить побольше супа или положить на тарелку лишний кусок кекса. Макс стал чаще бывать на кухне – слуги всегда знают правду о том, что творится в доме. Вначале они его чурались, но вскоре поняли, что он не шпион мадам и его нечего опасаться, и стали чувствовать себя свободно в его присутствии. Так Макс узнал о том, что наверху существует особая жизнь. Но, кроме этого, ему ничего не удалось выяснить. О жильцах верхнего этажа заботились, их кормили, у них убирали, но о них предпочитали не говорить. Казалось, все прекрасно понимали, что от умения держать язык за зубами зависит, будут ли их держать. «Почему такая тайна? – размышлял Макс. – Чего боится Ева?» У него не было никаких сомнений в том, что ребенок находится здесь по какому-то уговору, – Ева не терпела никаких обязательств или ответственности.
   Кто эта девочка? Племянница? Незаконная дочь? Тогда она как-то связана с пожилым человеком, который время от времени наведывается к Еве с единственной, как понял Макс, целью – увидеть девочку.
   Вскоре удалось выяснить, кто он такой – пастор из церковного прихода в Женеве, относящегося к некой суровой лютеранской секте. Макс также заметил, что его визиты всегда неизменно раздражали Еву, которая после них долго пребывала в дурном настроении. Стало быть, пастор проверяет, как она обращается с ребенком. Но почему?.. Есть кто-нибудь, кто мог бы ответить на эти вопросы?..
   Одной из обязанностей Макса было рассчитываться с домашней прислугой. Макс выдавал наличные всем, кроме Жака, дворецкого и Цезаря, шеф-повара, которым выдавались чеки. Все, получившие жалованье, проверяли содержимое своих конвертов, прежде чем расписывались в бухгалтерской книге. Эта-то книга и стала источником новых открытий. Просмотрев записи прежних лет, Макс выяснил, что Жак служит на вилле дольше, чем кто-либо из слуг, – с того самого момента, как Ева купила ее в 1961 году, то есть восемь лет назад. Все прочие слуги появились позже, лет пять назад – до них работали другие люди. Кроме того, в книге не было ни единого упоминания о гувернантке. Жалованье ей выплачивалось не из расходов на содержание дома.