Кай Ольга. Городская Ромашка

   Ромашка моргнула, губы ее приоткрылись, и она растерянно прикрыла их пальцами. Мирослав проследил за ее взглядом, тронул скулу, улыбнулся краем губ, а девушка опустила глаза. Теперь они вместе сидели на западном склоне, впереди был густой лес, что тянулся до самого Рубежного хребта, высившегося на горизонте. Солнце медленно, но неумолимо опускалось к темному скалистому гребню.
   Мирослав заговорил тихо, но Ромашка, сидящая рядом, отчетливо слышала каждое слово.
   - Мудрецы приняли решение разрушить города землетрясением. Сейчас в городах находятся наши люди, а также действуют подпольные организации. Они набирают все больше и больше людей, и вскоре, я уверен, многие хорошие люди будут действовать заодно. Во время землетрясения они спрячутся в катакомбы под городом, а также попытаются увести с собой и других. Всех, кого они сочтут возможным предупредить, и кто этого предупреждения послушается. Власти ничего не должны знать о землетрясении, а так как их дома как раз в центре города, где и будет эпицентр, они пострадают в первую очередь. Я не хочу сказать, Ромашка, что окраинные районы не будут разрушены - будут обязательно. Ваши дома не выдержат подземных толчков. Но катакомбы и тоннели под городом - это действительно надежные места. Их готовили наши предки как раз на такой вот случай.
   - Но разве там поместятся все?
   - Не все, Ромашка, - честно ответил Мирослав. - Но очень многие.
   Ромашка подняла голову, посмотрела в небо, которое понемногу расцвечивалось красками заката.
   - И что же мне теперь делать? - прозвучал ее жалобный голосок. - Не могу же я просто так ждать, пока мой родной город, место в котором я родилась, будет разрушен, а многие его жители погибнут. Скажи, Мирослав, что мне теперь делать?
   - Понимаешь, Ромашка, - Мирослав смотрел на нее внимательно, Ромашка чувствовала и не поворачивалась. - В случае войны жертв будет намного больше, а если города действительно приготовили какое-то особое оружие, то может стать вопрос о выживании не только нашем, но и их. Почему-то изобретения тамошних ученых чаще всего приносят только вред, и ничего больше.
   - Ну почему только вред? - не согласилась Ромашка. - У нас есть много всего полезного, и если бы не Каменный Дождь…
   - Если бы не Каменный Дождь, то не было бы ни этого леса, ни рек, воду из которых можно пить, ни морей - таких, как ты видела на картинах - ничего!
   Наверное, самому Мирославу его ответ показался несколько резким, но Ромашка не обиделась.
   - Ты прав, - вздохнула она. - Кругом прав. Просто… Понимаешь, Мирослав, во мне еще очень много осталось от той жизни. Ведь я прожила в городе больше двадцати лет, я помню с рождения его улицы, высотные дома, стену, я… все-таки по-своему любила город, и сейчас, хотя и понимаю, что ты все правильно говоришь, но не могу перебороть себя.
   - Так и должно быть, Ромашка, - произнес Мирослав. - Скажи мне только, ты не жалеешь, что покинула город?
   - Но ведь у меня все равно не было выбора…
   - Нет, Ромашка, ты скажи - жалеешь или нет?
   - Нет, - твердо ответила девушка. - Не жалею. Здесь другие люди, не просто другие - настоящие. И жизнь здесь настоящая, и все вокруг… Разве я могу жалеть? Нет, никогда.
   Они смотрели, как солнце коснулось краем Рубежного, как медленно поплыло вниз, скрываясь за хребтом, как почернел раскинувшийся внизу, в межгорье лес.
   - Пойдем, Ромашка, - сказал Мирослав, поднимаясь и подавая девушке руку. - Становится холодно, ты замерзнешь.
   Ромашка встала, отряхнула платье и безрукавку, подняла голову и посмотрела ему в глаза.
   - Только мне все равно немного не по себе, - прошептала она.
   - Ромашка! - Мирослав был предельно серьезен. - Я понимаю, что тебе сейчас трудно и, возможно, будет еще труднее потом. Но, пожалуйста, не забывай, что у тебя есть Тур с Димкой, и тетушка Звана, и я. Ты говори, если что, мы же всегда тебе поможем, Ромашка, ты же это знаешь, правда?
   - Знаю, - улыбнулась девушка.
 
   Широкая фигура Тура словно сама собой выросла на пути. Богатырь как раз поднялся наверх и оглядывался по сторонам, когда Ромашка с Мирославом попали в поле его зрения. Тур нахмурился и пошел им навстречу.
   - Поздно уже, - проворчал он. - Ходите тут…
   - Не сердись, Тур, - ответил Мирослав. - Это я виноват. Хотел с Ромашкой поговорить, а разговор получился долгим.
   В другой день Тур обязательно бы очень обрадовался тому, что Мирослав с Ромашкой наконец помирились, но сегодня настроение его было испорчено практически окончательно.
   - Сержусь… А как же не сердиться? Ты знаешь, кто сейчас у меня дома сидит? Нет? Сивер, вот кто! Тебя искал, между прочим!
   Это он сказал Мирославу, который, в свою очередь, очень удивился.
   - Сивер?
   - Он самый! Мать моя где-то встретила его в поселке и к нам привела. А меня послала тебя найти, да и Ромашку заодно. Вот прямо сейчас этот Сивер сидит у меня дома и чай пьет с матерью, а я тут вас хожу-ищу!
   - Ну и что тут такого? - осторожно спросил Мирослав.
   Вместо ответа Тур очень красноречиво фыркнул, словно говоря, что уж кого-кого, а Сивера бы и на порог не пустил. Девушка представила, как Сивер сидит у них дома и пьет чай под присмотром едва ли не пыхтящего от недовольства Тура, и не смогла сдержаться - рассмеялась.
 
   Окна дома приветливо светились - тетушка Звана запалила свечу в честь позднего гостя. Тур с Ромашкой и Мирославом поднялись на крыльцо и вошли внутрь. Сивер действительно был там. Он сидел за столом в своей бессменной черной жилетке, как всегда, немного растрепанный и неопрятный. Обернулся Сивер неторопливо, без особого любопытства глядя на вошедших. Тетушка Звана вдруг приподнялась и удивленно охнула. Девушка поняла, что случилось, только когда такое же удивление отразилось на лице Тура. В свете свечи он разглядел, что белый рукав Ромашкиного платья перепачкан землей, а к безрукавке прицепилось несколько жухлых травинок. Это, конечно, было совершенно неудивительно, но картину дополняла украшавшая лицо Мирослава отметина, постепенно превращающаяся в хороший синяк.
   - Я сегодня рассказал Ромашке о последнем решении Совета мудрецов, - сказал Мирослав, прежде чем кто-либо успел задать вопросы. - О том, что ее родной город будет уничтожен землетрясением.
   - Так это Ромашка тебя стукнула? - еще больше удивился Тур.
   Мирослав кивнул.
   - Одобряю, - коротко высказался Сивер и одним глотком допил остававшийся в кружке чай.
   Тур очень недоброжелательно зыркнул в его сторону, но ничего не сказал - снова посмотрел на Мирослава.
   - Когда-то я обещал Ромашке сделать все, чтобы ее город не трогали. Как вам известно, у меня ничего не получилось.
   - Я на самом деле нечаянно, - вдруг тихо сказала Ромашка. - Я очень расстроилась и… и мне просто хотелось кого-нибудь ударить. Так получилось…
   - Бедная ты моя девочка, - вздохнула тетушка Звана и, подойдя к Ромашке, ласково ее обняла. - Конечно же, Мирослав знает, что ты не со зла. Еще бы - такое известие получить.
   Она усадила Ромашку на лавку, присела рядом, продолжая обнимать девушку.
   - А синяк я тебе сведу, - сказала мать Тура Мирославу. - Хочешь?
   При этих словах Сивер усмехнулся, и Мирослав, в ответ на эту усмешку, чуть приподнял брови.
   - Не надо, - сказал он тетушке Зване. - Сам пройдет.
 
   Вместе с Ромашкой тетушка Звана накрыла на стол и усадила всех ужинать. Поблагодарив за еду, Сивер из Родня, которого весь вечер Тур сверлил недружелюбным взглядом, объяснил, наконец, зачем разыскивал Мирослава.
   - Меня наставник по делу в Долину Ручьев отправлял, а на обратной дороге наказал за тобой заехать.
   - Он тебя дома не нашел, - добавила тетушка Звана, - воеводе передал, чтоб тебя в Родень отправил, а сам уже уезжать собрался. А я и подумала: чего ему одному ехать, вдвоем-то ведь в пути веселее. Вот и привела к нам. Видишь, Сивер, я же говорила, что мой Тур быстро Мирослава найдет. И ехать тебе одному не придется!
   Ромашка ниже опустила голову, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться. Ясное дело, Сивер наверняка и не надеялся на такую удачу - Мирослава дома не застать. Уж и обрадовался, что сможет поехать один, да не тут-то было! И как это тетушка Звана его уговорила остаться у нее да Мирослава подождать? Вот это загадка так загадка.
   - Нам к утру надо в Родне быть, - сказал Сивер, поднимаясь. Поклонился тетушке Зване и добавил: - А синяк вы ему все-таки сведите. В Родень-то мы вместе приедем. Еще подумают, будто это я его стукнул. Неудобно как-то.
 

Глава 25

 
   Ромашка поначалу все время думала о том, что же будет с ее родным городом, но ни одна, даже самая тяжелая мысль, не может постоянно держаться в сознании, особенно когда вокруг так много всякого происходит. В конце-концов день, когда все случится, не был известен, девушка знала только, что это будет где-то в середине зимы, а потому на время постаралась выкинуть из головы грустные мысли. Да и времени раздумывать у нее не было - тетушка Звана учила Ромашку готовить различные блюда, кроить и шить, и вот Ромашка уже сшила себе сама сорочку из грубоватой ткани - на зиму, вышила ее цветными нитками, что привез ей из Родня Мирослав - красными и темно-синими. Теперь Ромашка шила себе теплые штаны. Обычно девушки Вестового не ходили в штанах, но в холода это не считалось зазорным - куда удобней, чем в длинном платье, особенно по снегу. К тому же девичьи фигуры были скрыты под длинными шерстяными свитами почти до колена, а поверх еще и тулупчик надевали.
   Вот и Ромашка готовилась к холодам. Ей, городской, особенно не терпелось наконец штаны надеть - что поделать, многолетняя привычка. К тому же Ромашка искренне считала, что в штанах удобнее.
   Что такое настоящие холода, Ромашка, как выяснилось, не знала.
   И не знала не только этого.
   Однажды утром девушка увидела, что мимо окошка ее комнаты, медленно, плавно переворачиваясь в воздухе, пролетают кусочки ваты. Ромашка даже подумала спросонья, что это кто-то на крыше сидит и специально вату крошит, чтобы ее, Ромашку, удивить. Но вата все летела и летела мимо окна, и Ромашке стало казаться что это и не вата вовсе, а что-то другое, но вот что? Она подошла к окну и обомлела: белая вата падала с неба в долину и уже плотным ковром укрывала и землю, и крыши домов, и даже на ветвях деревьев что-то белело. Ромашка так и прилипла к окну, а спустя минуту вышла в горницу, всунула ноги в туфельки и - как была в одной сорочке - так и вышла на улицу.
   Ватные хлопья все падали и падали. Ромашка ловила их на ладонь, и хлопья превращались в капельки воды. Все вокруг было белым-белым, чистым и нарядным, и Ромашка смотрела огромными глазами по сторонам, не совсем понимая, что происходит.
   Мирослав поднимался от дороги, но девушка следила изумленными глазами за танцем белоснежных хлопьев и не замечала его. При виде лица Ромашки Мирослав не смог сдержать улыбки, но, окинув взглядом ее фигурку, покачал головой.
   - Ты же замерзнешь! - сказал он.
   Ромашка медленно перевела взгляд на него.
   - Что это? - спросила девушка. - Что это?
   - Это снег, Ромашка.
   - Снег? Снег!…
   Сейчас никакая сила не сдвинула бы ее с места. Мирослав отворил дверь, заглянул в дом и, увидев на вешалке теплый тулуп Тура, сдернул его с крючка.
   Ромашка не чувствовала холода, но все же в тулупе было намного уютнее. И девушка, запахнувшись поплотнее, стояла на крыльце, не в силах оторваться от завораживающего зрелища. Надо же, она никогда не видела снега, настоящего снега!
   Тур очень удивился, что сегодня Ромашку угораздило встать раньше него. Он выглянул на крылечко, увидел там Ромашку в своем тулупе и Мирослава. У девушки вид был совершенно ошарашенный, и Тур не сразу понял, что на самом деле она первый раз в жизни видит снег. Мирослав же об этом помнил, не зря пришел сюда, едва увидел, проснувшись, снег за окном.
   Следом за Туром на крыльцо выскользнул Димка, предусмотрительно накинувший теплую свитку. Потом из курятника пришла тетушка Звана. Женщина не слишком удивилась застав на пороге всю честную компанию - за последнее время привыкла. Мирослав заходил часто, а иногда забирал всех ее детей - и родного сына, и Димку, и Ромашку - с собой. Вместе они ходили и в лес, и в горы, и ездили пару раз в Родень - на ярмарку, и в Лесичанск, возвращались веселые, довольные. Часто к ним в дом забегала Веселинка, чтобы позвать Ромашку на вечерние посиделки. Так что тетушка Звана уже не удивлялась гостям, в какое бы время они не приходили, а только радовалась, что дети ее не только между собой дружны - со всеми ладят, дружбу водят.
 
   Первый снег растаял на следующий день, и Ромашка невероятно расстроилась, но через неделю землю снова укрыло белоснежное покрывало и больше не таяло. Ромашка тепло одевалась, натягивала на ноги сшитые Туром сапоги из бычьей кожи, прихватывала теплые варежки и выходила во двор. Слушала, как скрипит снег, отмечая каждый ее шаг, ловила пальцами снежинки, которые тут же таяли от тепла ее рук, любовалась морозными узорами, что за ночь появлялись на стеклах. Непривычную к холоду Ромашку мороз так пощипал в первый же день, что после у нее неделю и щеки, и нос были ярко-малинового цвета, но девушка все равно участвовала во всех забавах, что устраивала молодежь Вестового.
   Тур достал смастеренные им сани - низенькие, широкие, - на такие и вчетвером уместиться можно, если сидя. Они облюбовали хорошую горку и ходили кататься, после чего дружно сушили свои штаны и носки у печи, да и сорочки часто сушить приходилось. Мирослав теперь нередко ходил вместе с ними, правда иногда он отлучался в Родень на день или два, но по возвращении обязательно заходил к ним домой и, бывало, сидел вечерами вместе с Туром и Димкой на лавке, пока тетушка Звана учила Ромашку прясть.
   Однажды к ним даже Сивер заглянул - вернее, к тетушке Зване, поздороваться. Мирослава с Туром тогда не было, и Сивер, передав воеводе на словах, чтобы отправил сына в Родень, поскорее оттуда ушел - не хотел, видимо, с Мирославом вместе ехать. Потому и отказался, когда тетушка Звана предложила ему посидеть в горнице, дождаться, пока сын ее вместе с Мирославом вернется.
   - Тороплюсь я, - объяснил он свой отказ. - Так что, извините, не могу.
   С тетушкой Званой Сивер всегда был вежлив, да и с остальными в ее присутствие старался не вступать в перепалки. Ромашку же Сивер едва замечал, изредка лишь бросал на девушку взгляд из-под косматых бровей. Тетушка Звана обращалась с черноволосым тепло и ласково, если и не как с сыном, то уж как с любимым племянником.
   - Хороший он человек, да несчастливый, - сказала она как-то Ромашке. - Сирота ведь. Отец его едва успел сына дождаться - и погиб. На Рубежном. Да и мать недолго после прожила.
   - Так вы его семью знали?
   Тетушка Звана рассмеялась.
   - Оно и видно, Ромашка, что не у нас ты выросла. У нас все про всех знают, а уж про таких, как Сивер, и подавно. Он же добровольцем в городе целый год прожил, как Мирослав и мой Тур, и уж о них обо всех люди давно все вызнали. Все-таки на опасное дело шли они, вернулись вон не все…
 
   На санной горке зачастую было много молодых парней и девушек, поэтому катались всегда весело: съезжали вниз да сваливались там гурьбой. Смех звенел по всей округе. На Туровы санки Ромашка одна садилась редко - то с Туром, то с Димкой, то с Веселинкой. Если на санках сидел Тур, но внизу санки обязательно переворачивались ко всеобщему удовольствию - наверное, названный брат специально так все устраивал. Тогда и девушки, и Димка летели в снег, чаще всего мягко приземляясь именно на Тура.
   Один раз после такой забавы Веселинка осталась наверху - снег отряхивать, а Ромашка вновь уселась на санки, привычно вцепившись в Тура. Кто-то сел сзади нее, и сани понеслись. Ромашка думала - то Веселинка решила еще раз прокатиться, да только внизу, когда Тур по обыкновению санки перевернул, вдруг увидела рядом в снегу Мирослава.
   А еще часто устраивали сражения в снегу - когда всем поселком собирались да неслись стенка на стенку, с веселыми криками и смехом, сходились в шуточной драке, когда калечить - не калечили, а силу свою пробовали. Девчонки в стенку не ставали - они все больше просто снежками бросались, причем иные куда метче парней оказывались. От белокосой Людмилы Ромашка часто получала снежком точно в лоб, хотя девушка, шутя, оправдывалась, что не целится вовсе, а так, случайно попадает.
   Вечером, довольные и разрумянившиеся, собирались на посиделки у кого-нибудь в доме, где горница побольше, попросторней. Бывало, что приходили и взрослые женщины, и девушки, а иногда и мужчин приглашали, и парней молодых. Женщины да девушки с прялками, кудельцем и веретеном, не теряли зря времени, а за разговорами успевали прясть. При мужчинах взрослые старались молодым замечаний не делать, а вот как по домам расходились - тетушка Звана могла Ромашке многое указать, где и что она неправильно делает. Правда каждый раз, если Ромашка расстраивалась, мать Тура ее утешала, говорила, что здешние девочки с шести лет учатся прясть, приглядывают, что да как делают их матери, и сами пробовать начинают. А ей, Ромашке, предстоит всему научиться сразу, так что не беда, если у нее не так хорошо поначалу будет выходить - со временем и умение придет, только главное - стараться, не отчаиваться, рук не опускать.
   На этих-то посиделках Ромашка впервые заподозрила, что белокосая Людмила не просто так ей все время норовит снежкой в лицо залепить. Сама Людмила пряха была - хоть куда, на все Вестовое своим уменьем славилась, да еще и красавица - глаза ореховые, коса светлая, как лен, толстая, ниже пояса спускается. С Ромашкой Людмила редко заговаривала, а потому Ромашка и удивилась, когда стала Людмила на посиделках рядом с нею усаживаться, особенно когда не только женщины в горнице находились. По другую сторону от Ромашки неизменно сидела Веселинка, и та на Людмилу с неодобрением косилась. Ромашка многого не замечала. Прясть ей пока было нелегко, и все внимание девушки сосредотачивалось именно на этом занятии, а вот подружка ее, Веселинка, все подмечала. И знала, почему иногда девушки при взгляде на Ромашку хихикать начинают - не иначе Людка что-то им такое рассказала. При парнях же Людмила вела себя осторожнее, но и тогда умудрялась как бы невзначай Ромашку в дурном свете выставить.
   - Ты не замечаешь разве, что Людка делает? - спросила как-то Веселинка. - Она ведь каждую твою неловкость подмечает, да другим на нее указывает. И садится рядом только для того, чтобы все вас сравнивали - какая, мол, она мастерица и…
   "И красавица" - докончила про себя Ромашка, когда Веселинка осеклась и умолкла.
   - Я-то думала - чего они всё хихикают, - вздохнула Ромашка. - Ну ладно, если нравится Люде народ смешить - я ей мешать не буду.
   - Так она же… Она же так делает, чтобы над тобой смеялись! Людка-то ведь на Мирослава глаз положила.
   - Ну и что? - Ромашка постаралась, чтобы вопрос ее звучал как можно менее заинтересованно.
   - Да брось ты, Ромашка, - рассмеялась Веселинка, - ведь какими глазами на него смотришь! Тут и дураку ясно, что люб он тебе. А он как смотрит!
   - А никак он не смотрит, - буркнула Ромашка. - Когда мы приехали сюда, он меня сестрой назвать хотел, а ты говоришь - смотрит!
   - Так то когда было, - возразила ее подружка. - А сейчас - совсем другое дело!
   - Что-то я не заметила…
   Веселинка засмеялась.
   - Так всегда бывает - двое ходят-ходят, смотрят-смотрят, а в упор ничего не видят! Ты, Ромашка, знай - со стороны оно виднее. Лучше о другом подумай - как Людку на место поставить.
   И Ромашка над этим думала, да только придумать ничего так и не смогла - во всем была хороша Людмила: и красавица, и умница, и танцует, и поет. Что уж тут придумаешь? А подруге своей Ромашка сказала, что пускай Людка что хочет, то и делает - ей без разницы.
 
   - А теперь пусть Ромашка споет!
   Ромашка встрепенулась и подняла глаза. Людмила смотрела не нее детски-наивным взглядом ореховых глаз. Только что пели другие девушки, да и сама Людмила, и Ромашка аж заслушалась - до чего красиво.
   - Я плохо пою, - сказала Ромашка.
   И подумала, что надо было бы вспомнить одну из здешних песен да спеть, но лишь представила, как будет слабым, нерешительным голоском пищать или хрипеть - в зависимости от мотива, - решила, что петь не станет.
   - Да ты не смущайся, спой! - продолжала уговаривать Людмила, и некоторые девушки ее поддержали.
   Мысленно ругая саму себя за трусость, Ромашка упрямо не соглашалась.
   Никто не заметил в тот момент, как Мирослав, в кои-то веки пришедший на вечерние посиделки, что-то тихо сказал Димке. Мальчик встал и пошел вдоль сидящих на скамьях у стены людей. Ромашка же на миг обратила беспомощный взгляд на Тура, затем повернулась к Веселинке.
   - Ну не хочет Ромашка петь, - вступилась за нее подруга. - Чего тебе неймется, Людка!
   Музыка сначала была тихой, потому услышали ее не сразу, но услышав - тут же примолкли. Ромашка с удивлением узнала гитару. Она не раз слышала, как парни Вестового играют на гитаре, правда реже, чем на домрах или гуслях, но сегодня под крышей гостеприимного дома звучала именно гитара, и играл на ней никто иной, как Мирослав. Ромашка так удивилась, что тут же забыла и про Людмилу, и про пряжу - как зачарованная смотрела на перебирающие струны пальцы. Она-то и не знала, что Мирослав так умеет! Ромашка как-то сразу поняла, что взялся играть он лишь для того, чтобы отвлечь девушек, и была ему бесконечно благодарна. Только стыдно было, что не смогла справиться с ситуацией сама, без его помощи.
   - Как красиво ты играл, - сказала ему Ромашка вечером, когда Мирослав по обыкновению шел с ними к дому Тура, а там уже поворачивал к себе.
   - Он еще и не такое умеет, - выдал друга Тур, - только почему-то при всех не хочет.
   На это замечание Мирослав лишь улыбнулся. Возможно, ему действительно не нравилось находиться в центре внимания, и в таком случае Ромашка его не совсем понимала - сегодня Мирослав получил столько восторженных комплиментов своему умению, причем в основном от девушек Вестового, что должен был только радоваться.
   - Знаешь, Тур, я давно хочу Ромашку к Любомире свозить, - произнес Мирослав задумчиво уже недалеко от Турова дома. - Может, Любомира возьмется ее обучить, - и к девушке обернулся. - Ты как на это смотришь, а, Ромашка?
   Девушка пожала плечами, а Тур согласился, что неплохо было бы Ромашку в обучение отдать. Они тут же договорились, и наутро выехали в Родень.
   Путь был неблизкий, и Ромашка устала. Она уже умела ездить верхом - Тур с Мирославом учили ее и Димку, - но все еще не привыкла находиться в седле подолгу. Спешившись на краю площади в Родне, девушка долго разминала ноги. Мирослав подвел ее и Тура к бревенчатому дому и постучал в дверь.
   Любомира открыла сама. Женщина, что вела собрания Совета, так же строго, так же величественно выглядела и стоя на пороге собственного дома в длинной расшитой сорочке и теплом кафтане. Она без вопросов пригласила гостей внутрь, усадила всех на невысокие лавки и, выслушав Мирослава, подозвала к себе Ромашку. Любомира взяла девушку за руки, заглянула ей в глаза, потом коснулась рукой лба.
   - К сожалению, Ромашка, хоть и есть у тебя задатки интуиции и эмоциональной передачи, но для контролируемого обмена мыслями этого недостаточно. Я бы взялась тебя обучать, тем более что ты - девушка умная, рассудительная, да только не знаю - стоит ли? Чтобы научиться тому, что с детства умеет здесь каждый, тебе придется потратить много времени и усилий. Ты научишься защищать свое сознание от чужого вмешательства, но при встрече с более опытным противником тебе это, скорее всего, не поможет. Ты сможешь передавать сигналы, но не емкие, заранее условленные, содержащие минимум информации. Для того же, чтобы научиться б ольшему, тебе, Ромашка, придется потратить многие и многие годы. Подумай, хочешь ли ты сама этого? Если да - попроси брата привезти тебя ко мне весной, после посевной. А пока учись тому, чему учатся все девушки, да и чему научилась в городе, тоже не забывай.
 
   Когда они втроем вышли на улицу, Ромашке показалось, что Тур с Мирославом немного расстроились. Сама же Ромашка обрисованные ей перспективы обучения сочла более чем обнадеживающими. Защищать сознание, подавать сигналы… Да она и мечтать о таком не смела!
   Мирослав решил зайти к своему наставнику ненадолго. Наставник Мирослава занимался с учениками не дома, а в специально отведенном для этого просторном двухэтажном здании. Войдя внутрь без стука и без спроса, Мирослав оставил Ромашку с Туром в большом помещении с лавками у стен, а сам пошел к лестнице, ведущей наверх. Ожидая Мирослава, Тур с Ромашкой обсудили то, что сказала Любомира, и примолкли, задумавшись каждый о своем.
   Входная дверь открылась, и вслед за одетой в темный тулуп и шапку фигурой влетело несколько пушистых снежинок. Сивер - а это был именно он - прошел мимо Ромашки и Тура, вроде как не заметив, потом остановился и оглянулся.
   - Вы чего здесь? - и это вместо приветствия.
   - Здравствуй, Сивер, - ответила Ромашка.
   Он буркнул что-то неразборчивое, что при желании можно было принять за пожелание здравствовать.
   - Мы к Любомире ходили, - сказала тогда Ромашка. - Мирослав хотел, чтобы она взяла меня в обучение.
   Сивер хмыкнул, и девушка не поняла, считает ли он идею Мирослава абсурдной или наоборот одобряет.
   - А чего не к нашему наставнику? - спросил вдруг Сивер.
   Ромашка пожала плечами, Сивер и сам призадумался, нахмурил косматые черные брови, потом спохватился и, резко развернувшись, пошел к лестнице.
 
   В Вестовое вернулись уже затемно. На обратном пути Мирослав был молчалив и задумчив, и девушка, хотя и много о чем хотела его спросить, - помалкивала. А на следующей неделе Мирослав снова ускакал в Родень. И еще через два дня старейшина Светозар туда же отправился, да Тура с собой взял.