- Пойдем, Тур, - сказал он.
   Они взяли лыжи и вдвоем вышли из лагеря, где к удивлению своему обнаружили поджидающего их Сивера.
   - А ты чего тут? - недовольно спросил Тур.
   - Ты бы сестру сначала воспитал как следует, чтобы старших слушалась, - пробурчал Сивер. - Отряды широкой полосой шли, в полкилометра - не меньше. Этак вы мимо девчонки пройдете и не заметите.
   - А ты-то заметишь? - усомнился Тур.
   - А я-то замечу, - ответил Сивер.
   Мирослав же молчал - не до разговоров ему было, да и помощь Сивера могла оказаться кстати, особенно если с Ромашкой что-нибудь случится, пока они будут идти.
 
   Два часа уже прошло, а Ромашку по-прежнему видно не было. Все внимательно глядели и вперед, и по сторонам, а Мирослав пару раз обращался к Сиверу, и тот отвечал коротко:
   - Впереди. Еще немного.
   Медленно передвигающую ноги фигуру заметили сразу все - она шла немного правее, упрямо двигаясь вперед и едва не засыпая на ходу. Увидев их, девушка остановилась, опершись на палки, и мягко осела в снег.
   Мирослав подскочил первым и, встряхнув ее за плечи, заглянул в лицо. Глаза Ромашка закрыла, решив, видимо, что раз ее нашли, то можно, наконец, позволить себе хоть немного расслабиться. Выглядела девушка не замерзшей, и даже не насмерть перепуганной, а только уставшей.
   - Ромашка! Что же ты наделала, Ромашка! Я же сказал тебе дома оставаться, почему не послушалась?
   Мирослав продолжал трясти ее за плечи, но Ромашка упрямо не открывала глаз, сказала только:
   - Назад не пойду.
   Тур присел рядом.
   - Эх ты, Ромашка! Как же это тебя угораздило - в лес одной, да еще по морозу… И как тебе только в голову пришло!
   Теперь Тур придерживал сестру за плечи, пока Мирослав высвобождал ее ступни из ремешков, снимал лыжи.
   - Стыдно тебе должно быть, - ворчал Тур.
   Девушка охнула и открыла глаза, повернулась к брату:
   - Стыдно, Тур, правда, очень стыдно! Я-то думала сама за вами идти следом, правда. Я и едой запаслась, и спичками, и одеялом…
   - Да ты же ни разу зимой в лесу не ночевала! Замерзла бы… Да и волки тут. Обычно не трогают людей, но вдруг бы напали, тогда что?
   - Ну прости меня, Тур, прости! Я знаю, что виновата, но, правда, иначе не могла, никак не могла. Накажи меня - я не против, только назад не отправляй.
   - Да куда уж назад, - буркнул Тур. - Теперь только к нам…
   Девушка вздохнула с некоторым облегчением. Сейчас она готова была вытерпеть любое наказание, о чем сразу же сообщила - все-таки, если накажут, совесть ее хоть немного да успокоится. Только Ромашке не повезло - Тур вдруг обнаружил, что отшлепать девушку у него рука не поднимется.
   - Была б моей сестрой, - проворчал Сивер, - всыпал бы так, чтоб неделю сидеть не смогла.
   Ромашка только теперь заметила его, и даже удивилась немного. Замечание Сивера осталось без должного внимания, но девушка, перехватив строгий взгляд Мирослава, поняла, что он полностью с Сивером согласен. Однако наказание либо отменялось, либо откладывалось, и Ромашка снова чувствовала, что засыпает, веки отяжелели, и глаза закрывались сами собой. Ее закинули на спину Туру да примотали ремнями, и Ромашка, обняв богатыря за шею и положив голову ему на плечо, благополучно заснула.
 
   Трое быстро шли на лыжах через лес. Сивер - налегке, Мирослав прикрепил за спиной Ромашкины лыжи, а Тур нес саму Ромашку. Девушка изредка просыпалась, приподнимала голову, перекладывала ее на другое плечо Тура и вновь засыпала. Спустя час Мирослав предложил Туру сменить его, но Тур отказался, хотя Ромашка в теплой одежде отнюдь не была легкой ношей. Все-таки Тур являлся девушке пусть названным, но все же братом, и в какой-то мере ответственность за ее действия ложилась именно на него.
   В лагерь пришли уже на рассвете, когда шатры были свернуты, и люди укладывали их вместе с теплыми шкурами на сани. Под недоумевающими взглядами своих земляков Тур подошел к саням и сгрузил спящую девушку на шкуры, еще и прикрыв сверху для тепла. Ромашка тут же свернулась клубочком, спряталась едва ли не с головой, и теперь ее почти не было видно - лишь пар от дыхания поднимался. Завтрак все четверо, считая и девушку, пропустили, но Тур нашел в Ромашкином мешочке испеченные матерью пироги и честно поделился с Сивером и Мирославом. Сани тронулись с места, и ночные путешественники пошли следом вместе с остальными бойцами.
   Поначалу никто не спрашивал Тура, кого это он принес из леса, но все же многих разбирало любопытство. Молодой Невзор из Вестового поинтересовался первым:
   - Тур, а скажи, кто это там, на санях? Неужто мальчишка за нами какой увязался?
   Тур буркнул что-то нечленораздельное. Рассказывать, что на санях спит его названная сестра, не очень хотелось.
   - Вроде не Димка, да? - снова спросил Невзор.
   Вопрос его остался без ответа, и парень оставил Тура в покое.
 
   Наступило время обеда. Сухари жевали на ходу, а после еды настроение у всех поднялось, и разговоры стали оживленней. Ромашка проснулась, но ей было так хорошо лежать под шкурами, что девушка не двигалась еще какое-то время, наслаждаясь отдыхом. Однако вскоре Ромашка поняла, что вылезти ей таки придется. Она осторожно приподняла шкуры и выглянула, все еще стараясь, чтобы ее не заметили. Сани, на которых она лежала, ехали последними, и за ними шло не так много людей, среди которых девушка разглядела Тура с Мирославом и Сивера, да еще несколько знакомых лиц. Изучив обстановку, Ромашка несколько раз глубоко вздохнула и, решившись, откинула шкуру и села.
   Глаза всех, кто шел за санями, тут же устремились на нее, и Ромашка почувствовала, что краснеет.
   - О, так это Ромашка! - воскликнул Невзор.
   Другие тоже разглядели, что на санях сидит девушка, и поглядывали на нее с веселым любопытством. Ромашка жалобно смотрела на Тура, и тот подошел ближе.
   - Помоги мне слезть, пожалуйста, - попросила девушка.
   - Да сиди уже…
   - Мне слезть надо.
   Тур вздохнул, подхватил Ромашку и спустил ее на землю, потом взял с движущихся саней Ромашкины лыжи. Девушка едва-едва смогла выпрямиться: после вчерашнего марафона ноги ныли, мышцы болели и на животе, и под лопатками. Мужчины проходили мимо, посмеиваясь и беззлобно подшучивая. Мирослав и Тур стояли рядом, пока Ромашка прицепила лыжи, а потом девушка снова посмотрела на Тура и сказала:
   - Я отстану немного.
   - Это еще зачем! - возмутился Тур, но тут сообразил, для чего девушке вдруг понадобилось отстать, и махнул рукой: - Ладно, только чтоб недалеко.
   Девушка кивнула, повернулась и пошла в сторону, противоположную той, куда шел отряд. Тур строго смотрел ей вслед, когда Мирослав похлопал его по плечу.
   - Что? - спросил Тур, но тут спохватился, что лучше ему повернуться к удаляющейся фигурке девушки спиной.
   Как ни странно, но даже с Ромашкой им удалось догнать отряд довольно скоро. Тур ожидал, что над ним станут подшучивать, но почему-то этого не случилось. Кто-то вспомнил, что названная сестра Тура родилась в том городе, куда сейчас двигались их отряды, и в какой-то мере это объясняло и то, почему девушка решилась пойти за ними, и почему брата не послушалась - откуда им, городским, знать, что такое послушание.
 
   Вечером, когда отряд остановился и разбил на ночь лагерь, воевода Вояр позвал к себе Тура и Мирослава. Они не хотели оставлять Ромашку одну на время разговора, но рядом с девушкой молча присел как всегда хмурый Сивер, и Мирослав счел, что вполне можно оставить Ромашку на него.
   Ромашка проводила взглядом их спины и огляделась. На нее поглядывали, весело посмеиваясь, некоторые осуждающе хмурились, но большинство все-таки ее присутствие сочло лишь забавным обстоятельством - не более.
   - Обоим влетит, - услышала вдруг Ромашка ворчливый голос, и обернулась:
   - Что?
   - Им обоим, говорю, влетит, - повторил Сивер. - Зря ты пошла.
   Ромашка вздохнула. Объяснять причину своего поступка, не совсем красивого и абсолютно глупого в глазах остальных, ей сейчас не хотелось. Но вот то обстоятельство, что кого-то из-за нее будут ругать, девушку очень опечалило. Она хотела сама пойти вместе с Туром и Мирославом к воеводе, да ее не взяли. И теперь Ромашка молча думала о том, какие же еще неприятности могут свалиться на ее брата и Мирослава по ее вине. Все это время яркие голубые глаза Сивера украдкой наблюдали за нею из-под косматых черных бровей, но девушка этого не замечала.
   От воеводы оба вернулись пасмурными, Тур причем выглядел весьма растерянно. Они присели тут же, возле Ромашки, и после недолгого молчания Тур произнес:
   - Не понимаю, отчего… Я ведь брат ей, значит, с меня и спрос. Что-то он тебя винит, а?
   Девушка посмотрела на Тура, потом на Мирослава.
   - Ромашка со мной в Вестовое пришла, - ответил Мирослав, с грустной улыбкой встречая взгляд девушки.
   - Сильно ругал? - тихонько спросила она.
   Мирослав качнул головой, задумчиво глядя на пламя костра, потом усмехнулся как-то по-особенному горько.
   - Это не из-за Ромашки, - сказал он и встал, вытащил две миски из своего мешка.
   С костра уже сняли котел с кашей и люди с мисками шли за своей порцией. Мирослав тоже сходил и вернулся. Одну миску протянул Ромашке, вторую, где была двойная порция, оставил себе и Туру. Сивер тоже успел сходить за кашей, и неторопливо ел, поглядывая изредка на друзей и прислушиваясь к их разговорам.
   Шатров было немного, и многие ночевали на улице, завернувшись в шкуру у костра. Естественно, никто не собирался оставлять девушку на ночь на улице, поэтому Тур с Ромашкой устроились в шатре. Девушку положили под стенкой, а Тур прилег рядом, словно загораживая ее ото всех своим телом. Сначала Ромашка беспокоилась о том, что и Мирослав, и Сивер остались на холоде, но Тур успокоил ее, что им - не впервой.
   Мирослав уже собрался лечь и завернуться поплотнее, когда голос Сивера заставил его обернуться:
   - Что воевода сказал?
   Мирославу даже в голову не пришло ответить что-то вроде "А какое твое дело?"
   - Велел присмотреть за Ромашкой, да чтоб она воинам беспокойства не доставляла и в пути не задерживала.
   Воевода, конечно же, не был так немногословен. Еще и попенял сыну, что девушка за ним увязалась, да только об этом Мирослав, ясное дело, рассказывать не стал.
   - Любомира с ней не занималась? - снова спросила Сивер.
   - Нет, - Мирослав, уже улегшийся на землю, приподнялся, удивленный вопросом.
   - А ты?
   - Нет.
   - Плохо, - пробурчал Сивер, отворачиваясь.
   Мирослав некоторое время смотрел ему в спину, потом все же спросил:
   - Почему "плохо"?
   Он слышал, как Сивер хмыкнул, и когда Мирослав уже не ждал ответа, обернулся.
   - Ты научи ее хотя бы блок ставить - пригодится.
 
   Утром, во время завтрака Ромашка поймала на себе недоброжелательный взгляд воеводы из Вестового, отца Мирослава. На сына Вояр даже не взглянул, и девушке показалось, что это намеренно.
   Девушка тронула Мирослава за локоть и прошептала:
   - Прости меня, пожалуйста. Я думала, ругать будут только меня… Мирослав!
   Мирослав не сразу обернулся. Девушка вдруг подумала, что он, должно быть, слишком сердит на нее, но заглянув в светлые глаза, поняла - дело не в ней.
   - Ты плохо сделала, Ромашка, что не послушалась меня, - ответил Мирослав. - Но отец сердится не столько из-за тебя, сколько… - он пожал плечами. - Он считает, что плохо воспитал сына.
   - Это почему? - удивленно обернулся Тур, сидевший по другую сторону от девушки.
   - У нас на многое разные взгляды. Он рассердился на меня еще тогда, когда я выступил на Совете за то, чтобы города не трогали.
   - Ну и что, - Тур недоуменно приподнял рыжеватые брови. - Многие за это выступали. Я вон тоже…
   - Мой отец - воевода. И он не понимает, почему я выступал против войны.
   - Но ведь всегда лучше решать проблемы мирным путем, - вставила Ромашка.
   - В данном случае у нас это не получилось, - усмехнулся Мирослав. - Так что отец оказался прав.
   - Ну так что же? Каждый может ошибиться. Неужели он до сих пор сердится из-за Совета?
   Мирослав покачал головой, и Ромашка поняла вдруг, что есть что-то еще, о чем Мирослав говорить не хочет.
   - Может, это из-за меня? - едва слышно прошептала она. - Ты дружишь со мной, а я ведь - городская.
   Грустная улыбка появилась на лице Мирослава.
   - Помнишь, Тур, когда твоя мать с Сивером лечили меня в Долине Ручьев? Отец заходил тогда. Я ведь все слышал, хотя вы и думали, будто я сплю или без сознания. Так получилось, что только Сивер знал, что со мной случилось во время боя. Я слышал, как Сивер рассказал обо всем моему отцу. Ты же был там, Тур, ты тоже все слышал.
   - Я… я далеко стоял. Да и не прислушивался. И за водой выходил разок.
   Мирослав поднял руки, распустил ремень на затылке, пригладил рукой растрепавшиеся волосы и снова перетянул их ремешком.
   - Когда-то еще мой прадед дал обет не стричь волос, если мы победим в войне, что была тогда между нами и городом. Мы победили. И побеждали каждый раз, в каждой битве. С тех пор длинные волосы - это что-то вроде семейной традиции. Мой прадед стал героем, мой дед отличился во время великой битвы - девяносто шесть лет тому назад. Отец стал воеводой в Вестовом тоже не просто так - он завоевал свою славу на Рубежном, где не раз сталкивался с отрядами городских солдат. Я выступил против войны… Может поэтому, а может и не только… но отец считает меня трусом.
   И Ромашка, и даже Тур удивленно открыли рты. Мирослав встал, потом наклонился, подхватил рукой шкуру, на которой сидел, и принялся аккуратно ее сворачивать.
   - Но ведь это неправда, - растерянно пробормотал Тур. - Это вообще… А уж после того, что рассказал Сивер - как ты бился у Долины Ручьев…
   - Я не сделал ничего особенного тогда, - отозвался Мирослав, не поднимая глаз. Замер на секунду со свернутой шкурой в руках, потом поднял голову: - Давайте сюда свои свертки - пойду, заброшу на сани.
   Вскинув на плечо три свернутые шкуры, Мирослав пошел к запряженным саням. Ромашка с Туром смотрели ему вслед.
 

Глава 28

 
   На следующий день мороз усилился и пошел снег. Еще до полудня войско перешло Рубежный, и Ромашка уже с перевала угадала вдалеке на северо-западе очертания круглых холмов, расплывавшиеся бесформенными тучами в пелене снегопада. Именно эти самые холмы видели они с Мирославом, когда перелетели городскую стену на параплане. От холмов до города, как уже знала Ромашка, было рукой подать - немного пройти через редколесье да луг, а там - мертвая земля до самой стены.
   Вьюга усиливалась, и идти становилось все труднее. Ромашка измучилась и устала, но хотя девушка знала, что может сесть на сани и никто при этом не посмотрит на нее косо - шла, как и все, сильнее опираясь на палки руками, которые пока болели меньше, чем ноги. Мирослав молчал, и ни девушка, ни Тур долго не решались заговорить с ним - всё думали о том, что сказал он утром. Теперь Ромашке стало понятно, почему отец так холоден с сыном, почему Мирославу так нелегко разговаривать с воеводой, но она не могла взять в толк, что же могло послужить поводом для такого необоснованного суждения воеводы Вояра о собственном сыне.
   Девушка глянула украдкой на хмурое лицо Мирослава. Ей показалось, он почувствовал ее взгляд, но обернулся не сразу.
   - Если сегодня вечером все будет спокойно, мы немного позанимаемся, - сказал Мирослав. - Либо наши, либо враги могут применить массовое внушение, так что тебе надо научиться защищать сознание.
   Ромашка с готовностью кивнула, правда, кивок этот получился малозаметным - девушка шла, низко наклонив голову, наполовину спрятав лицо за высоким воротником. Такой злой метели они еще не видела, и Ромашке было даже немного страшно - неспроста, видать, природа разгневалась, видно, не пускает войско к городу. Каково же было ее удивление, когда Тур сказал ей:
   - Это наши мудрейшие метель такую наслали и морозы.
   Ромашка шла последнее время словно на автомате, и потому даже не остановилась, но голову изумленно приподняла:
   - Это еще зачем? Ведь еле идем…
   - Там военная база у холмов. Благодаря метели они и не увидели, как мы с гор спускались.
 
   К вечеру ветер немного стих, но снег все падал и падал. В лагере не палили костров - чтобы с базы вдруг не приметили дыма - потому сегодня ужинали сухим пайком. Ромашка, вспоминая уютное потрескивание дров и тепло огня, немного грустила, что нельзя погреться, глядя на рыжие языки пламени.
   Мирослав с Туром и Ромашкой устроились в тихом месте, где ветви стоящих небольшой группкой пушистых сосен прикрывали от падающего снега. Лес вокруг был не таким пышным и роскошным, как за Рубежным, деревья не вырастали высокими и сильными. Ромашка уже знала, что это - от близости городов. Девушка вспомнила, какие жалкие деревца росли в центральном парке города, и вздохнула - меньше чем за полгода в Вестовом она научилась смотреть на мир совершенно по-другому, она увидела столько, сколько не видела за двадцать два года жизни в городе, а узнала еще больше, да и теперь у нее было столько друзей! Девушка подумала о своей подруге Дельфине, и пожалела, что та не увидела всего того, что увидела Ромашка, не побывала вместе с нею в Долине Ручьев, в Вестовом, в Родне, не погуляла по лесу, не поплавала в реке…
   Внезапно в голову Ромашке пришла мысль нацепить лыжи и пройтись вокруг лагеря. Девушке совершенно не хотелось вставать - она устала настолько, что рада была бы заснуть прямо здесь, на снегу, предоставив Туру самому отнести ее в шатер, но мысль оказалась невероятно настойчивой, и девушка со вздохом потянулась за своими лыжами и принялась прилаживать их к ноге.
   - Ромашка, - донесся до ее сознания тихий голос Мирослава. - Ты куда?
   Девушка замерла.
   - Пойду пройдусь, - неуверенно ответила она.
   - Ты разве не устала?
   - Устала, - сказала Ромашка, с сомнением глядя на лыжи. Идти ей совершенно никуда не хотелось, но вот мысль о прогулке надоедливо стучалась в сознание, словно и не ее мысль, а чья-то чужая, пришедшая извне. Девушка снова вздохнула и застегнула крепления.
   - Ромашка!
   Словно очнувшись, девушка вдруг обнаружила, что стоит на лыжах, готовая куда-то идти, а вот куда - совершенно себе не представляет.
   - Ой, - только и смогла вымолвить она.
   - Снимай лыжи и садись, - скомандовал Мирослав.
   Девушка послушалась, села и посмотрела в его светлые глаза.
   - Это ты меня заставил лыжи надеть? - он кивнул, девушка возмущенно втянула воздух: - Хоть бы предупредил, что начинаешь со мной заниматься. Я бы подготовилась.
   - Перед атакой никто не станет предупреждать заранее, - возразил Мирослав. - Но раз уж ты догадалась в чем дело - готовься.
   Приготовиться Ромашка не успела. Но на этот раз, надевая лыжи, она с недоумением размышляла, чего это ей не сидится на месте - ведь устала же, идти никуда не хочет, а вот собирается…
   - Ромашка! - окликнул ее Мирослав.
   Опомнившись, девушка раздосадовано вздохнула, посмотрела на пристегнутые к ногам лыжи почти с ненавистью.
   - Спасибо хоть не стал меня гонять вокруг лагеря, - пробормотала она себе под нос. На лице Мирослава появилась лукавая улыбка.
   - В следующий раз заставлю, чтобы лучше старалась.
   Вид у девушки стал совершенно несчастный. Она сосредоточилась как только могла, но уже через пару минут ее скользящую меж деревьев фигурку заметил Сивер. Он нашел взглядом Мирослава и направился к нему.
   - Учишь? - спросил Сивер.
   Мирослав кивнул в ответ. Тур смотрел на черноволосого с неприязнью, но раз уж Мирослав не возражал против общества этого роднянского забияки, то и Тур промолчал. Вот если Сивер снова начнет грубить или другой какой повод подаст…
   Гонять уставшую за день девушку вокруг всего лагеря было бы слишком жестоко, и поэтому Ромашка лишь сделала небольшую петлю по лесу, постоянно оставаясь в зоне видимости, и вернулась. Сначала лицо ее было спокойное, но потом Ромашка сообразила, что и почему она только что делала, и негодующе воззрилась на своего мучителя.
   - Я устала! Я не хочу! - заявила она.
   Девушка не сразу заметила Сивера, но, разглядев ехидную ухмылку на его лице, обиженно засопела. Тур поглядел на нее сочувственно, и даже подумал - а не предложить ли Мирославу перенести дальнейшие занятия назавтра, но промолчал.
   - Ромашка, - Мирослав внимательно посмотрел ей в глаза. - Если не хочешь - не делай. Просто не слушайся.
   Девушка кивнула, отцепила лыжи и присела, приготовившись не слушаться. В этот раз она даже успела поймать тот момент, когда мысль, чужая, не ее мысль, осторожно прокралась в ее сознание и тут же заявила о себе. Девушка словно следила за нею, слушала, как голос, очень похожий на голос Мирослава, настойчиво советует ей пробежаться на лыжах по лесу.
   - Поймала! Поймала! - воскликнула девушка, с облегчением понимая, что у нее наконец-то получилось.
   - Умница, - сказал Мирослав.
   Девушка довольно улыбнулась… и тут же снова принялась пристегивать лыжи.
 
   Занятия продлились еще около получаса. Несколько раз Ромашке удавалось не послушаться приказа, но едва она расслаблялась, Мирослав снова и снова без труда заставлял ее подниматься и бежать по снегу. В конце концов Ромашка просто упала в сугроб и заявила, что так и уснет на лыжах.
   - Завтра продолжим, - пообещал Мирослав.
   Завтра они продолжили, но результат оставался тот же. После обеда Ромашка просто не смогла сдвинуться с места. Она сидела, глядя вдаль, где над горизонтом стояла серый туман. Там, она знала, находился город. Город, которому суждено было вскоре превратиться в руины. Небо над ними было чистым, морозно-голубым, и девушка вдруг поняла, что ее беспокоит.
   - А почему не видно патрулей? - спросила она.
   - Слишком сильный мороз, - ответил Мирослав. - Их электроника выходит из строя, так что в ближайшие дни, пока в городе не придумают, как избежать поломок и аварий, патрулей не будет.
   - А в городе сейчас тоже так холодно?
   - Нет. Только здесь и до мертвой земли. Над нею воздух насыщен испарениями и по мере приближения к городу становится все теплее.
   Ромашка кивнула:
   - Ясно.
   И стала думать о мертвой земле, о рве под стеной, в котором была ядовитая жидкость, о заводах на краю города, которые сливали в ров свои отходы.
   - А у вас что вообще нет заводов? - спросила девушка.
   - Вообще.
   - Как же вы так живете?…
   - Много тысячелетий люди жили - и мы живем.
   - Но почему?
   - Ты знаешь, Ромашка, - и девушка тут же насторожилась - именно с этих слов Мирослав обычно начинал рассказывать ей что-то важное или объяснять, - сейчас мы просто не можем позволить себе жить по-другому. Мы противостоим городам с их вооружением и новейшими технологиями только потому, что живем на природе, черпаем из нее силу, получаем ее поддержку. Если б мы жили в городах, строили заводы - нам понадобилось бы очень много времени, чтобы устроить такую жизнь в согласии с природой, а ваши города не дали бы нам этого времени - просто стерли бы с лица земли. Поэтому в то время как вы развиваете технологии вооружения, мы развиваем наши природные способности, и лишь благодаря этому мы еще живы, благодаря этому ваши города не смогли завоевать наши земли, уничтожить наши леса и отравить реки.
   Ромашка задумалась над словами Мирослава, но потом вспомнила кое-что и снова задала вопрос:
   - А откуда тогда аккумуляторы на твоем параплане? А камера откуда?
   Мирослав улыбнулся:
   - Не все города, Ромашка, воюют с нами. Некоторые, наоборот, сотрудничают, но пока они этого не афишируют, чтобы остальные не пошли на них войной. Вот оттуда мы и берем иногда такие вещи, но только в случае крайней необходимости.
   Девушка вздохнула.
   - Жаль, что мой город не захотел с вами сотрудничать.
   Она посмотрела Мирославу в глаза и спросила:
   - Когда?
   Он все понял и ответил так же коротко:
   - Послезавтра.
 
   Следующий день Ромашка провела в болезненном ожидании. Она теперь точно знала, когда произойдет разрушительное землетрясение, и у нее кусок в горло не лез, а занятия с Мирославом проходили и вовсе безуспешно. Тур смотрел, как Ромашка с безразличным видом надевает лыжи и лавирует меж деревьев, и теперь думал, что если девушка сильно устанет, то, возможно, назавтра у нее не останется сил на какие-либо необдуманные действия вроде того, чтобы, ослушавшись запрета, пойти вместе с ними к городу. Вечером Мирослав попросил Ромашку показать ему тетю Полиану, за которую девушка беспокоилась особенно. С большим трудом ей удалось передать Мирославу картинку - курносое лицо тети.
   Вечером девушке долго не спалось. Она ворочалась с боку на бок, то открывала, то закрывала глаза, а потом вдруг разбудила уже задремавшего Тура - названный брат, как всегда, устроился рядом с нею.
   - Тур, а что с базой? - спросила она. - Тут же военная база рядом, у холмов. А если они на вас нападут?
   - Это мы на них нападем, - сонно ответил Тур.
   - Как? Когда?
   - Да перед тем, как на город идти… Не хватало еще, чтобы нам в спину ударили.
   И только тут Ромашка вдруг поняла, что назавтра войску роднянского воеводы предстоит настоящая битва.
   - Так ведь и в городе, наверняка, есть военные базы, - прошептала она.
   Тур ее не услышал, и девушка хотела растормошить его да порасспросить, потом передумала - если завтра будет бой, так пусть лучше Тур выспится, как следует.
 
   Лагерь свернули рано-рано, еще только начало светать. Небольшой отряд из человек двадцати отправился к мертвой земле. Мирослав объяснил Ромашке, что это - "проводники" - люди, которых мудрейшие напрямую питают своей силой, главное оружие войска.