Кайл Кристин. Сокровища Монтесумы

   Мэтт наклонил голову. Теплые губы прижались к верхней части упругих полушарий, выступающих над корсетом.
   И снова Элли почувствовала волну дрожи, прокатившуюся по телу. Мэтт принялся за крючки, стягивающие корсет спереди. Элли задержала дыхание, вся охваченная волнующим ожиданием. Наконец жесткие створки раскрылись, и прекрасные розовые жемчужины, прикрытые лишь тончайшим полупрозрачным батистом, явились взору нетерпеливого охотника за сокровищами.
   Внезапно Мэтт поднялся и потянул ее за собой, заставив сесть. Затем, действуя все так же поспешно, он помог ей снять с себя блузку, корсет и нижнюю сорочку.
   Прежде чем Элли поняла, что он собирается делать дальше, Мэтт передвинулся за ее спину и потянул на себя, пока она полностью не прижалась обнаженной спиной к твердой мускулистой груди, ощущая всей поверхностью кожи щекочущие прикосновения упругих волосков. Его горячие ладони ласково накрыли ее груди, и Элли почудилось, что она попала в сладкий, теплый чувственный рай.
   Он ласкал ее груди, трогал подушечками больших пальцев соски, а она шептала его имя, откинув голову ему на плечо. Она чувствовала, как его рука переместилась вниз, скользнула по животу. Элли напряглась, испытывая одновременно страх и желание, и непроизвольным движением сжала бедра. Мэтт положил руку поверх ее одежды, прижав ладонь к ее лону. Она вздрогнула, раскрылась и услышала глухой низкий стон, коснувшийся вместе с его горячим дыханием ее обнаженного плеча.
   Одной рукой он продолжал затейливую игру с ее грудью, одновременно поглаживая ее живот, бедра, ноги. Элли расслабилась, полностью отдавшись во власть его рук. Волна за волной на нее набегал жар разгорающегося желания, сотнями искорок рассыпаясь по всему телу.
   На этот раз, — мелькнуло у нее в голове, она испытает всю полноту страсти. Она получит его полностью. Голод, терзающий ее изнутри, не оставлял ей иного выбора.
   Между тем его руки занялись застежкой на ее брюках.
   Внезапное осознание реальности вывело Элли из ее сладких эротических фантазий. Она испытала такое острое разочарование, что едва не выругалась. Быстро повернувшись, она отбросила Мэтта сильным толчком в грудь. Он упал навзничь на траву с немым вопросом в глазах.
   Элли забралась на него верхом и уперлась руками в его грудь.
   Ты ведь и теперь хотел отказаться от своего собственного удовольствия, признайся, — потребовала она ответа, уставясь на него пылающим взглядом.
   Странное выражение мелькнуло в его глазах. Страсти, горечи, сожаления?
   Поверь мне, так будет лучше. — Он медленно провел руками по ее рукам до плеч и притянул ее к себе. — Иди же ко мне. Мне доставляет удовольствие просто смотреть на тебя, знать, что это я довел тебя до экстаза. Это все, что мне нужно.
   Она подалась назад и отвела в стороны его руки. Теперь она сидела почти на его коленях.
   Лучше для кого? — В глубине души Элли прекрасно осознавала, чего именно она хочет. Чувствуя себя настоящей распутницей, она потянулась к застежке его брюк. — Ты, может быть, хочешь отказать себе, но только не смей решать за меня. Потому, что я хочу именно этого.
   Он резко выдохнул, когда ее пальцы случайно задели его выпирающую под брюками напряженную плоть. Он схватил ее за запястья, стараясь остановить.
   А что тогда будет с твоими планами? — резко спросил он.
   Ему не было нужды произносить слово “замужество”. Оно и так повисло между ними, словно меч между Тристаном и Изольдой, разделяя, не позволяя приблизиться друг к другу. Но Элли знала, что не смирится с этим. Это были планы ее отца, и напоминание о них сейчас добавило горечи, но не уменьшило ее решимости.
   А мне все равно. Ни один мужчина на свете никогда не заставит меня почувствовать то, что я чувствуя с тобой, Мэтт Деверо. И я не собираюсь провести всю оставшуюся жизнь в сожалениях о том, что упустила единственный шанс узнать истинную страсть.
   Он медленно разжал руки, сжимающие ее запястья.
   — Лучше тебе никогда не почувствовать этого с другим мужчиной, — угрожающе прорычал он.
   — Никогда, — прошептала она, словно приносила священную клятву.
   С каждой расстегнутой ею пуговицей Мэтт возбуждался все больше, пока его напряженный до предела член не вырвался наконец на свободу.
   Я хочу только тебя, — прошептала Элли. — И всего тебя на этот раз.
   Казалось, она должна была бы быть шокирована открывшимся ей видом. Но эта часть его тела была такой же сильной, мощной, как все остальное его тело, которое она так любила. Она провела пальцами по шелковистой коже, с изумлением и восторгом ощущая пальцами пульсацию, которая отзывалась в ней дрожью нетерпеливого ожидания. И в то же время в ее сознании возник страх: неужели она сможет принять его в себя? Она обхватила обеими ладонями шелковистый стержень и чуть сжала его. Дрожь, пробежавшая по мощному телу Мэтта, открыла ей невероятную тайну: он также уязвим в ее руках, как и она — в его. И в то же мгновение все ее страхи и сомнения исчезли.
   Мэтт с готовностью помог им обоим снять брюки, а затем чуть приподнял, развел ее обнаженные бедра и притянул к себе поближе, чтобы она снова оказалась на нем верхом. Его твердый стрежень прижимался к самой чувствительной части ее тела. Элли дрожала от возбуждения.
   — А так можно, чтобы ты был подо мной? — спросила она, полная сомнений.
   — О, да, еще как можно, querida.
   Элли задержала дыхание. Она знала значение этого испанского слова, он назвал ее “любимая”! Но вырвалось ли это слово под воздействием остроты момента или же оно значило нечто большее? Но когда он обхватил ладонями ее ягодицы и медленно вошел в нее, все ее сомнения и мысли тут же вылетели у нее из головы, оставив место одним лишь ощущениям. Дойдя до барьера ее девственности, Мэтт замер.
   — Я не хочу причинять тебе боль, — прошептал он, — но другого пути нет.
   — Не останавливайся, — взмолилась она.
   Мэтт с силой рванулся вперед, Элли тихо вскрикнула, выгнулась, когда внезапная боль обожгла ее изнутри. Мэтт замер, погруженный в ее тело, дожидаясь, когда пройдет первый спазм боли. Он гладил ее бедра, живот, груди до тех пор, пока она немного не расслабилась.
   Все еще больно? — спросил он и очень осторожно двинулся.
   Она тихо вздохнула, когда мягкие волны удовольствия проникли сквозь утихнувшую боль и охватили всю нижнюю часть ее тела.
   — Нет. Теперь нет, — тихо ответила она.
   — Хорошо. Потому что, думаю, я больше не смогу сдерживаться.
   И он начал двигаться, стараясь проникнуть в нее как можно дальше, как ей казалось, до самого сердца. Сжимая ее бедра, он заставлял ее двигаться в такт своим движениям, выталкивая вверх и насаживая на себя. Она стонала, когда он почти покидал ее тело, таким нестерпимым казалось ей ощущение пустоты. Ее тело сжигала лихорадка желания, и в то же время оно казалось ей мягким, почти невесомым и пластичным, словно растаявший воск.
   Мэтт начал двигаться быстрее, его собственный экстаз отражался в напряженных линиях его мощной шеи и в лихорадочно горящем взгляде. Элли отвечала ему со всей пылкостью, возбужденная, но и смущенная тем, что смогла вызвать в нем такую страсть. Но ее собственные ощущения нарастали, и вскоре весь мир для нее превратился в одну точку — там, где их тела сливались в единое целое, даря невыразимое по остроте наслаждение. Она узнавала и не узнавала эти приближающиеся к своей кульминаций ощущения, ведь один раз он уже заставил ее пережить нечто подобное, но теперь все было немного иначе — глубже, богаче, а главное, она разделяла эти ощущения с ним, и оттого они казались в тысячу раз острее.
   Кульминационный взрыв потряс Элли своей неожиданной силой, ее тело изогнулось, словно лук в его руках, а затем по ее телу одна за другой прокатились волны экстаза, усиленные тем, что он все еще находился внутри ее. Она едва не падала на него в изнеможении, но острое наслаждение никак не хотело освободить ее.
   Лицо Мэтта покрылось испариной, челюсти сжались. Внезапно он напрягся и издал хриплый, рычащий стон. Он сделал последний рывок внутрь ее, самый мощный и глубокий, и откинулся в изнеможении.
   Элли упала на его грудь, словно тряпичная кукла. Он обхватил ее, прижал к себе, как самую большую драгоценность. И Элли почувствовала себя в его объятиях так спокойно, надежно, так уютно. И еще она почувствовала себя женщиной, настоящей женщиной, достойной объятий настоящего мужчины.
   Это глубокое самоощущение возникло из того, что они пережили только что вместе. Все, что она чувствовала, пока они занимались любовью, было настолько прекрасно и правильно, что Элли не сомневалась — это гораздо больше, чем простая страсть, физическое влечение тел. Мэтт возбуждал в ней самые сложные эмоции и чувства с первой минуты их знакомства — гнев, отчаяние, возмущение, страсть. Он заслужил ее восхищение и уважение своим острым умом, мужеством, всевозможными талантами. Но уже где-то в середине пути ее отношение к нему резко Изменилось, переросло в нечто большее. Она полюбила его.
   Воспоминание об обещании, данном отцу, заставило Сердце Элли болезненно сжаться, горло перехватило от Забегающих слез. Она отвернулась, чтобы он не увидел предательской влаги, покатившейся по ее щекам.
   Святые небеса, она просто не знает, как сможет Мэтт стать частью ее будущего… даже если он сам захочет этого.

19.

   Был вечер следующего дня. Заходящее солнце отбрасывало глубокие длинные тени, исчертившие долину. Элли сидела возле костра и жарила утку на вертеле, когда вдруг заметила пуму, застывшую на противоположной стороне в напряженной позе. Ее длинный хвост ходил из стороны в сторону, свидетельствуя об огромном возбуждении.
   Элли поднялась на ноги, забыв про жаркое. Черт побери, неужели опять самец? И Мэтта, как назло, нет: опять отправился на охоту. Она потянулась за винтовкой. Жир, капнув в огонь, громко зашипел, заставив ее вздрогнуть. Почти не рассуждая, она быстро зашагала в ту сторону, куда был направлен взгляд пумы.
   В высокой траве мелькнуло какое-то животное. Сверкнувший на миг светлый мех песочного цвета подтвердил худшие опасения Элли. Самец вернулся.
   Элли прибавила шаг. От пумы-матери ее отделяла сотня футов. Она забралась на дерево, в основном для безопасности, но также для того, чтобы лучше видеть. Она как раз устраивалась на хорошем надежном суку, когда кугуар выбежал на поляну. Он двигался большими уверенными шагами по направлению к самке. Затем чуть замедлил шаг и принялся обходить ее с тыла. Самка зарычала и прижалась к земле.
   Самец был настойчив, он приблизился, словно намереваясь начать брачные игры. Однако пума, очевидно, знала, что самец представляет серьезную угрозу для ее котят. Она села на зад, зашипела и с силой нанесла удар своей мощной лапой с когтями по настойчивому ухажеру. Удар пришелся по бедру, на светло-желтой шкуре появилась кровь.
   Внезапно поведение животных изменилось. Две кошки замерли морда к морде, уши прижаты, клыки обнажены в угрожающем оскале. И вдруг все взорвалось в стремительном сплетении тел, сверкании когтей, яростном диком вое. Однако в следующее мгновение так же внезапно животные отпрянули друг от друга. Алые капли крови сверкали теперь на шкуре обоих.
   Элли понимала, что у самки, гораздо менее крупной, да еще и раненой вдобавок, шансов выстоять против более крупного здорового самца почти нет. Леденящий страх за мать и ее котят сковал сердце Элли.
   Она сжала винтовку, шепча словно в лихорадке:
   — Уйди же, просто уйди. Я не хочу тебя убивать.
   Но она понимала, что нельзя ждать следующей схватки. Если она промедлит, то может так оказаться, что спасать будет некого. Выстрелить же в этот клубок мечущихся тел абсолютно невозможно.
   Самец припал к земле, готовясь к следующей атаке.
   Элли задержала дыхание и нажала на курок.
   Кугуар взмыл в прыжке, как-то перекувырнулся в воздухе и замертво упал на землю.
   Он был так красив.
   Элли разжала руки, страшная боль отчаяния сжала ей грудь. Винтовка со стуком упала на землю. Оцепеневшая от горя, Элли спустилась с дерева. Ноги ее подломились, едва она коснулась земли. Опустившись на колени, она сжалась в комок и, упав ничком на землю, зарыдала. Это было неправильно, несправедливо, то, что она была вынуждена погубить это великолепное животное для того, чтобы спасти жизнь другому. Она плакала и била в отчаянии кулаками о землю, пока не почувствовала, как сильные руки обхватили ее плечи.
   Повернувшись, Элли оказалась в объятиях Мэтта. Она припала к нему, схватившись за отвороты рубашки, и спрятала лицо на его груди. С самых юных лет, с тех самых пор, когда она, случалось, искала утешения в объятиях отца, она никогда не позволяла себе так открыться перед Мужчиной, проявить перед ним свою слабость и уязвимость.
   Но Мэтт, казалось, все прекрасно понимал. Он осторожно гладил ее по спине, пока она заливала слезами его рубашку.
   Лучше? — спросил он, когда рыдания наконец прекратились.
   Элли кивнула, не отрывая головы от его плеча. Она вцепилась в него, словно боялась отпустить, боялась лишиться тепла и силы, которыми он так щедро с ней делился.
   — Этим котятам и их матери чертовски повезло, что ты такой хороший стрелок.
   — Может… может, надо было просто выстрелить в воздух, чтобы отпугнуть его, как ты сделал в прошлый раз.
   — Если этот негодяй вернулся, значит, он вернулся бы снова. Ты просто сделала то, что должна была сделать, — сказал Мэтт, чуть отстраняясь от нее. Он помолчал, затем добавил решительно: — Уверен, семейство теперь прекрасно обойдется без нас. Уезжаем завтра утром.
   Элли нахмурилась.
   — Ты уверен?
   — Мы сможем вернуться через несколько дней, чтобы проверить, все ли в порядке, если тебя это успокоит, — сказал он, усмехаясь.
   Элли подняла подбородок и взглянула на него, сверкнув глазами.
   — Хорошо. Согласна. Только не смей отрицать, что ты преследуешь свои собственные интересы, Мэтт Деверо.
   — Ты начинаешь слишком хорошо понимать меня, — ответил он с загадочной улыбкой.

20.

   Элли опустилась на колени перед раскрытым входом в пещеру, не обращая внимания на слой пыли и грязи, тут же покрывший толстым слоем ее коричневые брюки. Она провела руками по краю зияющего отверстия.
   — Нет никаких признаков чужих следов, — заключила она взволнованно. — Не думаю, что кто-нибудь появлялся здесь в наше отсутствие, хвала небесам. Дай-ка мне лампу, — добавила она, протягивая руку к Мэтту.
   Мэтт осторожно вложил ей в руку одну из ламп, разместив ее пальцы на ручке так, чтобы она не обожглась, охваченная охотничьим азартом. Он всей душой и телом чувствовал ее воодушевление, но в то же время ему хотелось, чтобы именно он, а не какие-то там сокровища были предметом ее вожделения, чтобы на него была направлена вся эта энергия. Чтобы в порыве страсти она забыла обо всем, кроме их сплетенных тел и сжигающего ее лихорадочного желания.
   Элли опустила руку с лампой в отверстие, а затем просунула туда голову и плечи. Почти уверенный, что она сейчас просто свалится вниз, Мэтт поспешно схватился обеими руками за ремень на ее брюках и закатил глаза в шутливом отчаянии.
   Я в порядке, честно. Можешь меня отпустить. — Ее невнятные слова были тут же подхвачены каким-то призрачным эхом.
   Глаза Мэтта были устремлены на крепкие ягодицы, обтянутые тканью брюк. Он плотоядно усмехнулся.
   Ничего, мне нетрудно, я просто хочу быть уверенным, что ты никуда не свалишься.
   Не в состоянии удержаться, он провел рукой по средней разделительной линии этой аппетитной попки. Элли охнула.
   Прекрати сейчас же, Мэтт!
   — Разве тебе не нравится? — невинно спросил он.
   — Нет! Да! Не знаю. Просто сейчас не время и не место. Я действительно могу свалиться, если потеряю равновесие.
   — Может, это потому, что слишком много крови прилило к твоим щекам?
   — Боюсь, это не единственное место, куда прилила моя кровь, — пробормотала Элли, думая, что Мэтт ее не слышит.
   Мэтт только удовлетворенно усмехнулся.
   — Не бойся упасть, дорогая, я крепко тебя держу.
   — Не в этом дело. Ты просто мешаешь мне сосредоточиться.
   — Очень на это надеюсь.
   Ее долгая пауза на этот раз возродила его надежды. Возможно, она обдумывает его предложение. Наконец она тихо ответила:
   Это нечестно, Мэтт. Не заставляй меня выбирать. Мы просто должны довести это дело до конца.
   Мэтт вздохнул. Она была права. Они так трудно и упорно шли к этой цели, так много пережили ради этого, что просто не имели права сейчас останавливаться. Возможно там, внизу, лежат сокровища, ожидая человека почти триста лет.
   Ладно, — согласился он. — Тогда вылезай.
   Что ты хочешь сказать? Кажется, это не я запустила руку тебе в брюки.
   У Мэтта перехватило дыхание, когда жар горячей волной хлынул к нижней части его тела. То ли она была настолько невинной, то ли, наоборот, — изощренной соблазнительницей, но она сама чертовски мешала ему сосредоточиться на деле.
   Я хочу, чтобы ты вылезла из ямы, Элли, — сказал он, когда вновь обрел способность говорить. — Потому что собираюсь залезть туда первым.
   В то же мгновение он почувствовал, как Элли ощетинилась. Эхо усилило возмущенную интонацию в ее голосе:
   — Черта с два ты туда полезешь, Мэтт Деверо! Это я археолог здесь, а не ты.
   — А у меня есть оружие. Мы не знаем, что там такое. Я просто сначала все осмотрю.
   — Но ты… ты не можешь! Отпусти меня. Со мной все будет в порядке.
   И она принялась вырываться из его рук, стараясь поглубже забраться в отверстие.
   Элли, — в голосе Мэтта послышалось напряжение, — я не собираюсь стащить у тебя твои сокровища или честь их открытия. Точно так же, как не собираюсь потакать твоей импульсивности, которая заставляет тебя очертя голову бросаться в неразумные авантюры. Поэтому выбирайся сама или я попросту тебя оттуда вытащу.
   Подожди! Мне кажется, я что-то там вижу! Мне надо только чуть подальше опустить лампу.
   Внезапно она вскрикнула, больше от ужаса, чем от удивления, и поспешно выскочила наружу. Столкнувшись с Мэттом, не ожидавшим от нее такой прыти, она схватилась за него, и они вместе покатились вниз, к подножию скалы. Лампа, выпавшая из ее руки, покатилась следом. Оказавшись внизу, Мэтт потряс головой и, к счастью, успел вытянутой в сторону рукой перехватить лампу, пока она не разбилась о камни и пока не вытек весь драгоценный керосин.
   Элли упала поперек Мэтта, придавив его сверху. Она приподнялась на локти и попыталась сдуть волосы, упавшие на глаза.
   Что, черт побери, это было? — спросил Мэтт довольно спокойно, если учитывать обстоятельства.
   Элли вдруг задрожала, и эта вибрация передалась Мэтту, вызывая в нем совершенно неуместные в данной ситуации желания. Он застонал. Да что же это за наваждение! Он просто не в состоянии выбросить из головы вчерашний день. Их любовные игры только разожгли его аппетит. Теперь он постоянно хотел ее и ничего не мог с этим поделать.
   Черепа, — прошептала она, все еще дрожа от ужаса. — Человеческие черепа. Их там много!
   Мэтт мгновенно собрался. Он быстро снял ее с себя, встал на ноги и помог подняться ей.
   Идем, — сказал он решительно.
   Элли чувствовала себя довольно неловко. Она вовсе не капризная барышня, готовая свалиться без чувств при виде паука. Мэтт между тем поправил лампу и снова зажег ее.
   Пока они взбирались обратно по склону, она бормотала ему в спину:
   Это просто от неожиданности, а вовсе не потому, что я никогда не видела человеческих скелетов раньше. Я и сама нескольких откопала во время экспедиций. Но эти меня поразили. Они выглядели так, будто…
   — Что? — спросил он, когда она замолчала.
   — Будто они за мной следили. Их глаза казались живыми и очень сердитыми из-за того, что я посмела к ним забраться.
   — Хм, — только и ответил Мэтт, он явно был заинтригован.
   Теперь-то уж он может не слишком полагаться на ее опыт археолога. И вперед пойдет он, потому что иметь дело со всякой чертовщиной — это больше по его части.
   Он встал на колени и полез в отверстие. Несмотря на предупреждение Элли, вид, открывшийся ему в свете лампы, застал его врасплох.
   На полу, посередине пещеры, высилась довольно большая пирамида из человеческих черепов, все лицами наружу. У многих из них действительно сверкали глаза — разными оттенками желтого и коричневого.
   Мэтт скривился от омерзительного зрелища. Эта отвратительная пирамида, без сомнения, была призвана пугать и ужасать, обращать в бегство нежданных гостей.
   — Ну? Что там? — крикнула в нетерпении Элли.
   — Ты была права. Эти мертвые парни действительно выглядят очень сердито.
   — Да? У них правда сверкают глаза?
   Мэтт вылез обратно и взглянул на Элли. Чуть приподняв бровь, он поддразнил ее:
   Не хотите же вы сказать мне, профессор, что, несмотря на свои мыслительные способности и весь ваш научный опыт, вы верите в сверхъестественные чудеса?
   Элли подбоченилась и сверкнула на него глазами.
   Разумеется, нет, просто это выглядит… необычно, вот и все.
   Мэтт улыбнулся. Она становилась такой прелестной и желанной, когда пыталась скрыть за напускной бравадой свою слабость. И это вызывало в нем еще более сильное желание защищать ее от всего света.
   — В глазницы черепов вставлены кусочки кварца или даже топазы, — предположил он. — И они не сверкали сами, пока их не осветила лампа.
   Ну конечно! Всегда всему находится логическое объяснение. Видишь… совсем нечего бояться. — И, подойдя к самому краю отверстия, она выжидательно на него посмотрела. — Спустишь меня вниз?
   Он очень внимательно и серьезно на нее посмотрел. Этого было достаточно.
   Элли подняла руки, словно сдаваясь.
   — Ох, ну хорошо, хорошо. Раз ты такой упрямый, иди, пожалуйста, первым. Но только смотри, не смей уходить дальше без меня.
   — Да, мэм. Слушаюсь, мэм. Как скажете, мэм.
   Мэтт залез внутрь и спустился на руках. До пола оставалось еще около двух фунтов, когда он спрыгнул вниз на камни.
   Солнечный свет, проникающий в отверстие наверху, пронизывал темноту пещеры подобно золотому копью, высвечивая на полу узкий длинный клин. Ближние к отверстию темно-серые стены чуть поблескивали серебром. Однако дальше абсолютная чернота полностью поглощала свет, говоря о наличии туннеля в дальнем конце пещеры, ведущего в глубь земли.
   Полная тишина и неподвижность в этом царстве теней напомнили Мэтту о гробнице. Леденящая дрожь пробежала по спине. Это ощущение было похоже на то мистическое чувство, которое охватило его, когда он впервые встретился со своим духом-хранителем. Только теперь это ощущение было крайне неприятным. Рука машинально сжала рукоятку револьвера.
   И дело было не только в отвратительной пирамиде у входа, способной испортить настроение даже у самого сильного духом человека. Все пространство вокруг, а особенно дальний, теряющийся в темноте туннель, было пронизано тоской и духом смерти. То, что он мог ощущать нечто, до чего даже не дотрагивался, не слышал запаха Или каких-либо звуков, наполнило его душу смятением. Сначала пума и та странная связь, что установилась между ними, а теперь еще это. Откуда взялось это высшее понимание? Это ощущение чего-то сверхъестественного? Может, это наследство от его предков навахо? Но что бы там ни было, ему чертовски не нравилось это мистическое ощущение ледяных пальцев, ухвативших его сзади за шею.
   Едва уловимый запах коснулся его ноздрей — запах гниющей органики. Ему очень хотелось надеяться, что этот запах не приведет его к каким-нибудь недавним человеческим останкам.
   — Ну? — крикнула сверху Элли. — Могу я тоже спуститься?
   Ее голос, полный нетерпения и радостного ожидания, омыл его, словно солнечный свет, и прогнал мрачное настроение. Им надо работать, а не прислушиваться ко всяким там ощущениям. Что бы ни хранилось в этом не слишком веселом месте, оно заслуживало либо того, чтобы увидеть солнечный день, либо чтобы быть навсегда похороненным здесь. Но именно это им сейчас и предстояло выяснить.
   Между тем Элли спускалась вниз, предоставив его крайне заинтересованному взору сначала свои длинные стройные ноги, затем очаровательную округлую попку. В этот момент Мэтт не выдержал и, обхватив ее за талию, осторожно опустил на землю, постаравшись, чтобы она при этом соскользнула вниз по его телу. Когда ее ноги коснулись земли, он задержал ее чуть дольше, чем того требовали обстоятельства, вдыхал нежный женский запах: каких-то трав, цветочного мыла и кипящей в ней неуемной энергии. Через мгновение он разжал руки и дерзко улыбнулся.
   Элли покраснела, ее грудь вздымалась немного чаще, чем могло быть от нехитрых физических упражнений, которыми они занимались. Она открыла рот, чтобы сказать что-то, соответствующее случаю, но вдруг закрыла его, так ничего и не произнеся.
   Мэтт гордо расправил плечи. Наконец-то он смог сделать нечто такое, на что у его милого профессора просто не нашлось слов.
   Элли подошла к пирамиде из черепов. Свет отражался золотым сиянием в их глазах.
   — Ты прав, Мэтт. У них в глазницы вставлены ограненные топазы, каждый размером с ноготь большого пальца. — Она наклонилась ближе. — Потрясающе!
   — Хочешь их взять?
   — Топазы? Нет. Думаю, эти бедняги, кто бы они ни были, заслужили покой. Не будем их трогать.