Кэмпбелл Алан. Ночь шрамов

   Нагрузив доверху телегу, бродяга плюнул себе под ноги и направился к единственному человеку в Дипгейте, который умел разговаривать с адом.
   Чем больше Фогвилл удалялся от Лиги, тем сильнее его охватывали тошнота и головокружение. Здесь, как и на других окраинах города, первые цепи находились на самом далеком расстоянии друг от друга. Основная масса домов держалась в сетях из относительно тонких цепей, канатов и веревок.
   Все качалось, дрожало и стонало. В нос бил запах подгнившей мокрой древесины. Словно в чумном доме. Целый район, охваченный гниением и болезнью.
   За старые веревки было страшно взяться: они могли лопнуть в любую минуту и утащить в пропасть весь грязный вонючий квартал. Каждый шаг может стать последним. Призрачные очертания сетей далеко внизу успокаивали мало — по большей части они давно прогнили и истрепались и вряд ли удержали бы собаку, не говоря уже о дородных телесах Фогвилла. Иногда по дороге попадались фонари, но большей частью помощнику приходилось пробираться в темноте при тусклом лунном свете — так скоро после Ночи Шрамов на небе светил только тоненький молодой месяц. Народ в Лиге не рисковал высовывать нос из дому после захода солнца, но отсутствие на улице воров и головорезов не давало Фогвиллу внутреннего спокойствия: человек, к которому он направлялся, был куда опаснее всех бандитов Дипгейта.
 
   Хромой медиум жил на Воробьином мосту в районе Церковных труб. Мост раскинулся над пропастью между Тэннерс-Глум на западе и старыми угольными складами на востоке. Высокая деревянная конструкция крепилась к гранитной платформе. Воробьиный мост, вмещавший две плотно идущие бок о бок телеги, некогда являл собой символ процветающего индустриального района. Перегнувшись через парапет, можно было заглянуть в глубь воздушного канала, рассмотреть мощные каменные стены, облака дыма и громадные цепи в основании Рабочего лабиринта. Процветание приносит богатство, богатство приводит за собой людей, а людям надо где-то жить. Теперь над Воробьиным мостом возвышались уже четыре этажа. Новые жилища надстраивались сверху, слепленные словно детский конструктор и приделанные при помощи всевозможных крюков и цепей. Покосившиеся крыши неровной линией поднимались над мостом. Около сорока семей обитало в этом муравейнике до того, как в нем поселился Томас Скэттерклоу. Груженные кожей для рынка или металлоломом из разобранных угольных хранилищ телеги все еще проезжали по длинному туннелю под домами на мосту, но теперь только по одной и только в дневное время.
   Господин Неттл посмотрел вверх на мост. К дому с внешней стороны были пристроены леса, однако доски давно просели, а столбы и лестницы сгнили. Черепица наполовину обсыпалась с кривых крыш, в пропасть глядели разбитые окна. Только в одном окне горел приглушенный красноватый свет.
   — Железо у тебя?
   Неттл обернулся на голос. Из темноты выкатился человек на низкой доске с колесиками и, ловко взмахнув забинтованными руками, подъехал к бродяге. Ноги у него были отрезаны чуть повыше колен, однако, несмотря на это, широкая грудь и мощные руки выдавали в незнакомце сильного малого. Такими руками можно лошади шею свернуть. Два глубоких шрама на левом предплечье очень походили на раны, оставленные мечом, — вероятно, парень когда-то служил в войсках или церковной страже.
   — Здесь хватит? — спросил Неттл.
   — Смотря что ты хочешь. — Колесики скрипнули. — Нет, знаешь, в конце концов, все-таки не хватит.
   — Это что, загадка такая?
   — Дэннинг мое имя, — буркнул калека. — Хочешь знать, что стало с моими ногами?
   — Нет.
   Безногий улыбнулся.
   — Хочешь поговорить с господином Скэттерклоу? Вверх по лестнице. А я заберу железо.
   — А вдруг он не сможет мне помочь?
   Дэннинг пожал плечами.
   — Не мое дело. У нас только так.
   Неттл колебался. Железа в телеге — на целое состояние для нищего вроде него: хватило бы на полгода беззаботной жизни. Если медиум не поможет, все кончено. Неттл больше не видел для себя будущего. А вдруг поможет? Тогда будущее может оказаться много хуже, чем его отсутствие.
   — Я не могу за тебя решать, — сказал Дэннинг, — только мне сдается, ты уже многим рискнул, придя сюда. — Он улыбнулся какой-то недоброй улыбкой. — Господин Скэттерклоу знает, что ты здесь. А если господин Скэттерклоу знает, то и Лабиринт тоже знает.
   Господин Неттл отпустил ручку тележки.
   — Дверь рядом с красным окном. — Дэннинг мотнул головой в сторону дома, а сам подъехал к тележке и опустил ручку так, чтобы она уперлась в его широкие плечи. Ворча и ругаясь, калека покатил чугун в ту сторону, откуда появился, скрипнув тремя парами колес.
   Леса зашатались под тяжелым весом бродяги. Гнилые веревки и доски жалобно застонали, но Неттлу удалось без особых происшествий добраться до верхней платформы. Серебряные в лунном свете нити цепей разбивали извивавшийся внизу канал на черные полоски пустоты. Сквозь грязное стекло в покосившейся раме проглядывали темные очертания в красном свете. Неттл припрятал рюкзак в укромное темное место и постучал.
   — Он здесь! Прячьтесь! — прошипел голос за дверью. Бродяга ждал: он совсем не хотел знать, с кем или с чем разговаривал Скэттерклоу. Слишком много дверей в Айрил уже открылось в районе Воробьиного моста.
   — К нам тут гости пожаловали! — во весь голос проревел Скэттерклоу. — Вы что, хотите его перепугать до смерти? Убирайтесь с глаз моих! Все до одного! Пошли вон!
   Господин Неттл довольно долго прислушивался к тишине за дверью, но не услышал ничего: ни шагов, ни малейшего движения. Не зная, что еще делать, бродяга снова постучал.
   Молчание.
   — Проходите, — раздался голос через некоторое время.
   Дверь распахнулась, и гостя встретила целая стена разбитого стекла: острые, как бритва, осколки всевозможных форм и размеров были приклеены к деревянной перегородке в нескольких футах от входа в помещение. Стена восьми футов высотой тянулась от одного до другого конца продолговатой комнаты и образовывала длинный коридор, от которого начинались еще с десяток проходов, также обклеенных битым стеклом. Красный фонарь, заливавший помещение кровавым светом, свисал со стропила.
   Лабиринт? Медиум воздвиг святыню Айрил посреди Дипгейта? Неттл вошел внутрь и закрыл за собой дверь. Ширины коридора как раз хватало, чтобы он прошел, не ободрав рубашки об острые осколки. Лабиринты в любой форме были запрещены в Дипгейте: демоны Айрил черпали из них силу. Рассказывали, что месяца два назад одного ивигартского ювелира притащили прямо к Авульзору за то, что тот изготовил брошку. Рисунок оказался столь замысловатым, что стражники посчитали его подобием коридоров ада. Но здесь-то находился настоящий лабиринт из стекла и дерева. Церковники дотла выжгли бы это место, узнай они о жилище Скэттерклоу.
   Неттл медленно продвигался вперед. Ближайший коридор заканчивался футах в двадцати, и от него ответвлялись еще шесть проходов.
   — Скэттерклоу? — позвал бродяга.
   — Сюда.
   Казалось, голос одновременно звучал изо всех концов квартиры. Господин Неттл осторожно повернул в один из стеклянных проходов, боясь потерять дорогу. На одной стене он приметил черный осколок в форме полумесяца, чтобы на всякий случай иметь ориентир, и шагнул в третий коридор справа.
   Узкое пространство тянулось по меньшей мере на сорок футов, давая начало бесчисленным проходам. Бродяга нахмурился: с виду и не скажешь, что на Воробьином мосту может уместиться такое сооружение. Он оглянулся на осколок и осторожно пошел между стеклянных стен к сердцу лабиринта, стараясь не задеть за острые выступы. Внезапно кто-то ухватил его за плечо, и, остановившись, Неттл почувствовал, как по спине потекла струйка крови.
   — Стой! Стой! Стой! — завопил Скэттерклоу. — Всем оставаться на месте! Он пока не потерялся. Ты ведь еще не потерялся, бродяга?
   — Нет.
   — Тогда продолжай идти.
   По лбу струились ручейки пота, но господин Неттл не смел поднять руку и вытереть лицо. Места едва хватало, чтобы вздохнуть. Бродяга набрал в легкие воздуху и сделал шаг. Следующий проем вел в новый коридор вдвое длиннее предыдущего. Черные осколки блестели со всех сторон. Бессмыслица какая-то: все помещение не могло быть больше шестидесяти футов в ширину. Неттл посмотрел на потолок: там снова болтался красный фонарь. Проклятая лампочка всегда оказывается прямо над головой? Все это начинало утомлять.
   — Скэттерклоу, — крикнул гость.
   — Не останавливайся. Они знают, где ты.
   — Кто знает? Ответа не последовало.
   Господин Неттл выругался и пошел дальше. Свернул налево, еще через пятьдесят осторожных шагов — направо. Когда он остановился и поднял голову, фонарь снова оказался прямо над ним. Чтоб чертов медиум провалился! И так уже целое состояние калеке отдал, а теперь еще приходится играть в дурацкие игры! В какой-то момент Неттл уже собирался забраться на перегородку и хорошенько осмотреться, что к чему. Или отскрести ножом от стены проклятые осколки и спокойно идти дальше.
   Тем не менее бродяга не сделал ни того, ни другого: меньше всего в этот момент ему хотелось злить господина Скэттерклоу. Ходили слухи, что медиум пришел из дальних краев за Желтым морем, из мест, где поклонялись Айрил, что пришел он сто сорок лет назад, и с тех пор тело его стало серым и иссохшим, как мумия. Поговаривали, что Скэттерклоу проколол себе губы, уши и глаза щепками досок с виселицы, чтобы разговаривать с демонами, и что ему в позвоночник вбиты гвозди, дабы не давать ему смотреть в небо во время сна.
   Неттл остановился, отсчитал двенадцать вздохов и снова двинулся вперед. Влево, опять влево. Двадцать шагов и направо. Через десять шагов еще один поворот направо. Повсюду одинаковые острые стены и неизменный кроваво-красный фонарь. Может быть, Скэттерклоу просто дурачит его? Или все гораздо хуже и выхода из этой квартиры больше не найти? Казалось, Неттл несколько часов бродил по лабиринту, коридор за коридором, между лезвиями стеклянных осколков.
   В конце концов бродяга остановился.
   В десяти шагах в стене показался проем, за которым вместо узкого прохода виднелось более широкое пространство. Даже издалека можно было разглядеть, что перегородка располагалась на некотором удалении от косяка, и на сей раз глаза не резало блеском стеклянных осколков. Неттл осторожно подошел к проему.
   В центре небольшого, футов в двадцать, квадратного помещения, ограниченного деревянными перегородками, скрестив ноги, сидел Томас Скэттерклоу. Темно-красная сутана с большим капюшоном полностью скрывала медиума, но гостю показалось, что на спине господина Скэттерклоу проступают шишки, которых там быть явно не должно. На полу перед хозяином лежали обычный кухонный нож и треснутая тарелка, полная крови.
   — Ты медиум? — буркнул гость.
   — Возьми нож и вскрой себе вену. — Голос исходил от совершенно неподвижной фигуры. — Кровь твоя соединится с этой — мертвой кровью.
   — Зачем?
   — Сделай это быстро.
   — Ты не знаешь, чего я от тебя хочу.
   — Нет, — ответил Скэттерклоу. — Зато Айрил знает. Быстрее, здесь повсюду демоны.
   Гость оглянулся: ничего, кроме крашеных деревянных стен. Медиум нарочно пытается нагнать страху.
   — Давай! — прорычал Скэттерклоу.
   Неттл взял нож и полоснул себе по руке чуть ниже большого пальца. Кровь мгновенно выступила из пореза и потекла по руке на пол.
   — В тарелку, — сказал Скэттерклоу, — быстро.
   Неттл сделал все так, как приказал хозяин.
   Ряса задрожала, и служитель Айрил нагнулся, поднял чашу черными, будто обугленными кривыми руками. Скрюченные пальцы обвивались друг вокруг друга, точно корни. Скэттерклоу сам это с собой сделал? Медиум опрокинул тарелку и начал пить.
   С отвращением Неттл наблюдал, как медиум осушил чашу и поставил обратно на пол.
   — Не закрывай глаза, — проговорил Скэттерклоу. — Ни на один миг. Ты хорошо понял? Можно только моргать. Они проникают через глаза, но только когда ты их не видишь. Они попытаются подкрасться к тебе, одурачить. Если они проникнут, ты уже никогда не покинешь лабиринт, останешься здесь, пока Айрил не придет за твоей душой.
   — Кто?
   — Нон Морай.
   Бродяга снова беспокойно оглянулся.
   — Ты их сам увидишь, если хорошенько приглядишься. А я тебе советую как следуетприглядеться. Тебе повезло, что еще достаточно светло: в темноте они совершенно наглеют. Беды на острове Ког случались только по ночам. Они как мухи слетаются к дверям ада.
   Свет странным образом сгустился, так что стало трудно смотреть через красную пелену. В таком свете стены, пол и потолок казались почти черными. Неттл почувствовал движение за спиной и резко развернулся. Ничего. В воздухе распространился запах тухлого мяса. Краем глаза бродяга уловил движение, как будто что-то пыталось незаметно приблизиться. Но стоило только повернуться, как оно исчезало. И все же господин Неттл физически ощущал, как пустое пространство наполняется ненавистью, заставляя сердце бешено колотиться в груди.
   Томас Скэттерклоу медленно и глубоко втягивал воздух, а потом заговорил чужим, клейким голосом:
   — Сколько вас здесь?
   Неттл услышал шипящий хор голосов у себя за спиной.
    — Одиннадцать.
   Он резко развернулся, однако ничего не увидел.
   — И одна живая душа, — проговорил Скэттерклоу.
    — Наша душа, — зашептали голоса.
   Томас Скэттерклоу или то, что завладело им, долго сидел бесшумно и недвижимо, и вдруг капюшон повернулся и уставился прямо на гостя.
    — Твоей дочери нет среди нас. Живой человек забрал ее душу.
   Кулаки Неттла сжались.
   — Кто?
    — Он болен. Хейф скоро доберется до него.
   — Хейф?
    — Ад четвертого ангела, утопающий в грязи и ядовитой Зеленые духи, жуткие подземелья и цветы.
   Неттл нахмурился. Может быть, Лабиринт пытается сбить его с толку? Айрил коварна.
   — Кто он?
   В воздухе закружился вихрь голосов.
    — Закрой глаза. Позволь нам войти, и мы все расскажем тебе.
   В какое-то мгновение Неттл почти послушался их. Казалось, так просто закрыть глаза и впустить голоса. Но что-то внутри него сказало: «Нет!»
   Голоса зашипели и зарычали.
    — Девон, — прохрипел Скэттерклоу.
 
   От тлеющих костров поднимался дым и разливался призрачной пеленой вокруг Колодца Грешников. Девять из двадцати шестов были заняты: шесть мужских, две женские и детская голова дремали в тумане. Таблички под шестами провозглашали их богохульниками, приспешниками Айрил или хашеттскими шпионами. Все они были схвачены спайнами, доставлены для допроса к Итчину Самюэлю Теллю и теперь искупили грехи перед жителями Дипгейта. Кровоточащие тела были сброшены в пропасть, а головы оставлены как знак эффективной работы отряда спайнов. Фогвилл смотрел на место казни сквозь слезящиеся глаза и дышал через рукав. Его человек пришел? Или, наоборот, уже слишком поздно?
   Затем в темноте сверкнула искорка — загорелась трубка, и из мрака возникло длинное грязное лицо, которое через мгновение снова поглотила ночь. Фогвилл подошел к шпиону.
   — Вечер добрый, помощник, — прозвучал голос.
   — Какие-нибудь изменения?
   — Нет, Работает допоздна, как обычно.
   — Вам удалось скрыться без всяких неприятностей?
   Шпион затянулся, и тлеющий табак в трубке осветил два ряда узких зубов, впалые щеки и тонкий, как лезвие, нос.
   — Вышел покурить. Разве нет? Половина рабочих ходит на перекур. — Человек улыбнулся. — Кто меня остановит? Бригадир? Да он меня сам боится. При мне всегда нож, и всем это хорошо известно.
   Фогвилл обернулся в сторону шестов: вороны уже успели выклевать у женщины глаза. Помощник поморщился.
   — Обязательно было здесь встречаться? Меня от этого места просто воротит.
   — А мне здесь нравится, — вместе с дымом процедил сквозь зубы шпион. — Головешки мне все рассказывают.
   У Фогвилла в горле пересохло. Перед ним стоял настоящий сумасшедший.
   — Что рассказывают? — вовремя не сообразив, спросил помощник.
   — Секреты всякие.
   — Здесь пролили кровь, — поежился Фогвилл Крам. — В этом месте небезопасно. Бог знает, что может тут прятаться.
   — Костры освящены.
   — Нельзя быть слишкомосторожным. — Помощнику померещилось движение, и он резко повернулся. Темная фигура, похожая на собаку, только гораздо больше, проскользнула между цепями. — Вы это видели? Что это? Проявление?
   Шпион пожал плечами. Жест смутил Фогвилла. Человек, что стоял сейчас перед ним, когда-то был спайном — не адептом, а просто обычным убийцей. На шее остались следы от игл — свидетельство того, что его пытались подвергнуть процедуре посвящения. Следы эти отмечали татуировки в виде узлов — в знак неудачи. Хотя процедура посвящения была делом обычным, изредка случались и провальные попытки. Иногда человек просто сходил с ума.
   Выброшенные за церковные стены, искалеченные посвящением убийцы редко выживали. Общество их избегало. Гибель была только делом времени, пока не попадешься на глаза головорезу пошустрее.
   — Удалось что-нибудь выведать у бродяги? — поинтересовался шпион.
   — Его дочь исчезла недалеко от Скиза. Судя по синякам, тут поработала не Карнивал, а кто-то другой.
   — Хотите, чтобы я начал действовать? — Неудавшийся спайн затянулся.
   Фогвилл качнул головой.
   — А если я ничего не найду?
   — Доложите мне завтра утром. — А если найду?
   Фогвилл помедлил с ответом.
   — Вам известна воля бога. — Так просто: вот все и сказано.
    Я только что дал санкцию на убийство.
 
   То, что овладело Томасом Скэттерклоу, теперь покинуло его тело, оставив медиума без сознания валяться на полу. Зато голоса становились все громче, все смелее.
    — Закрой глаза. Всего на минутку. Свет слишком ярок.
   В комнате действительно посветлело так, что стало тяжко смотреть, но Неттл и не думал закрывать глаза. Злость помогала ему сопротивляться демонам, если именно они кружили в лабиринте Скэттерклоу.
   Девон убил Абигайль. И Девон смертен. Его можно заставить страдать. Как именно страдать, Неттл пока не знал. Но отравитель будет кричать и молить о пощаде еще до наступления утра.
    — Мы поможем тебе. Только закрой глаза. Или разбей лампу. Да, вдребезги! Мы сможем помочь, только когда станет темно.
   — Заткнитесь! — Нужно все хорошенько обдумать. Он все еще находился в западне лабиринта и не имел ни малейшего понятия, как из него выбраться. Не было особого желания протискиваться через узкие коридоры и острые осколки в поиске выхода с целым роем демонов на хвосте. Нужно искать другой путь.
    — Есть другой путь. Совершенно безопасный. Разбей лампу, и мы покажем его тебе.
   Неттл осмотрел комнату. Стропила слишком высоко — до них не дотянуться. Половые доски мощные и проломать их не удастся. Может быть, забраться на стену и попробовать добраться до выхода, перешагивая по перегородкам? Неттл выругался, что оставил мешок с инструментами за дверью.
   Что-то холодное дотронулось до руки, и бродяга моментально махнул кулаком.
   Пустое место.
   Хохот вихрем закружился по комнате.
   Неттл медленно повернулся. Он ясно ощущал движение, но никак не мог разглядеть, что же именно находится рядом с ним: будто ветер постоянно уносил туманные тени, не давая им остановиться и принять четкую форму. Тени расплывались, и очертания таяли в воздухе, превращаясь в причудливый рисунок на стене, когда Неттл поворачивал голову.
   В тот момент, когда неровный свет фонаря на секунду померк, бродяга разглядел белые лица и красные рты. Они сомкнулись в кольцо вокруг него.
   Неттл бросился к ближайшей перегородке, ухватился за край и подтянулся.
   Осколки врезались в пальцы: та сторона оказалась дьявольски острой. Пересилив боль, Неттл поднялся и сел на корточки на узкой стене. Отсюда лабиринт казался гораздо меньше, не больше пятидесяти футов в длину, но замысловатость конструкции просто поражала. Узкие коридоры ютились в крошечном пространстве, разбегаясь в разных направлениях. Квадратные спирали, всевозможные изгибы, бесчисленные тупики, и все блестело кроваво-красными осколками. В двадцати шагах Неттл заметил входную дверь и единственное во всей квартире окно. Если сделать все осторожно, можно перебраться по верху лабиринта и добраться до выхода. Бродяга медленно выпрямился. Край перегородки был не больше двух футов в ширину.
    — Обманщик, —завыл ветер. — Обманщик! Обманщик! Обманщик!
   Неттл переступил через соседнюю перегородку, балансируя руками. Воздух зашевелился, будто подталкивая его, пытаясь скинуть вниз. Бродяга раскинул руки и на несколько секунд замер, уверенный, что сейчас рухнет на пол. Колени дрожали. Вскоре, однако, он восстановил равновесие, глубоко вздохнул и сделал еще один широкий шаг. Перегородка со скрипом качнулась, сердце у Неттла замерло, а внутренности перевернулись. Лабиринт под ногами оскалил острые стеклянные зубы, словно пуская слюни, предчувствуя скорую добычу.
    — Обманщик, обманщик, обманщик!
   Неттл всем телом ощущал гнев демонов: лицо обдавало ледяным дыханием, а невидимые тела метались вокруг. Еще один шаг, доска застонала, но выдержала. На какой-то момент Неттлу стало дурно, лабиринт покачнулся, стеклянные стены наклонились и начали падать. Шаг, еще шаг.
   До двери оставалась половина пути, когда погас фонарь и комната погрузилась в темноту.

14. Два убийцы

   В дверь лаборатории постучали. Девон захлопнул крысиную клетку и снял респиратор.
   — Ну что еще?
   В дверь заглянуло нервное лицо лаборанта.
   — Простите, господин, но нам нужно знать, собираетесь ли вы сегодня осушить топливные баки. С утра прибудет судно с плантаций. Если осушить сейчас баки, то кораблю придется добрых полдня прождать заправки.
   — Торговое судно или церковное?
   — Церковное.
   — Осушайте.
   — А что с кораблем?
   — Корабль подождет. Я не хочу, чтобы меня сегодня еще беспокоили.
   — Хорошо, господин. — Лаборант скрылся за дверью.
   Отравитель вернулся к своей клетке и внимательно взглянул на прижавшегося к прутьям зверька. Из кармана жилетки он извлек небольшой пузырек и встряхнул розовую жидкость, потом надел респиратор и набрал в пипетку капельку жидкости. Вместе с ложкой меда на плоской тарелке капля отправилась прямо в клетку. Крыса подскочила к блюдцу и начала лизать лакомство, а Девон наблюдал, затаив дыхание.
   Когда мед исчез, отравитель внимательно изучил крысу: не наблюдалось никаких видимых изменений в поведении зверька.
   — А теперь, — пробормотал Девон, взяв скальпель, — боюсь, будет больно.
   Он занес над крысой лезвие, терпеливо ожидая, пока та перестанет бегать по клетке, а потом резко воткнул скальпель ей в спину. Зверек взвизгнул и начал биться в агонии, отчаянно пытаясь вырваться, но скальпель держался крепко. Когда животное перестало сопротивляться, Девон вытащил лезвие и поставил его в стакан со спиртом.
   Отравитель ждал. Маска превращала дыхание в громкое хрипение. Шли минуты. Крыса еще раз вздрогнула и затихла. Кровь сочилась из свежей раны. Девон ткнул зверька пальцем и перевернул: труп.
   Ученый тяжело вздохнул, снял маску и положил на стол. Лицо чесалось от резины, растрепанные волосы торчали во все стороны. Девон аккуратно снял и протер очки, а потом так же аккуратно водрузил их обратно на переносицу. Он еще раз оглянулся на мертвую крысу в клетке. Просто мертвая крыса в клетке.
   Девон рухнул в кресло: на сегодня достаточно. Сил больше не было, а нужно еще прибрать бардак в лаборатории. В последнее время отравитель ежедневно выматывался до полного изнеможения. С каждым годом он ложился спать все позже и вставал все раньше, уставший еще до начала дня. Тело казалось тяжелее, а каждая новая задача — труднее предыдущей. С усталостью еще можно было смириться, но принять боль…
   Иногда Девон просыпался по ночам и в агонии хватался за грудь, будто вдыхал стеклянные осколки. Раны непрестанно кровоточили. Яды, бензойные и серные соединения, что варились на Ядовитых Кухнях, насквозь пропитали плоть и кости. Больше места не осталось. Девон умирал.
    Спаситель Дипгейта — отравлен и оставлен гнить людьми, которых сам спас. И ради чего? Народ меня презирает. Даже мои собственные лаборанты меня презирают. Церковь забыла о том, что я сделал для нее, а в награду я получил одно лишь призрение. Кто они, все эти люди? Те, чье спасение было куплено ценою моих страданий. Да, я терплю эти муки лишь для того, чтобы они смогли пережить меня.
   На самом деле его выводило из себя лицемерие: каждый житель Дипгейта ожидал смерти, кроме Девона. Они не заслуживали даже собственной жизни, а вместо того забирали жизнь у него. Но конец еще не пришел, и оставалось время забрать то, что ему причиталось. И даже больше. Чтобы ангельское вино обрело силу, нужно всего тринадцать душ. Если бы потребовалась сотня. Девон бы, не колеблясь, забрал их у города.
   Дипгейт у него в долгу.
   Оставлять труп девочки в кабинете крайне неосторожно, но еще более рискованно было бы выходить на улицу в Ночь Шрамов. А с утра совершенно не было сил поднять тело. Руки опускались от одной мысли, что придется волочить его. Надо просто выбросить труп в пропасть с ближайшего моста, а потом наконец-то приготовить чего-нибудь: давненько Девон не ел по-человечески. Хороший ужин поставит его на ноги: лучше всего, наверное, сделать отбивную с жареной картошечкой. Отравитель взял со стола горшочек с медом, вытер брызги крысиной крови и положил его в карман: блинчики с медом на десерт.