Кемпбелл Роберт. Алиса в Хуливуде

   – А что, разве не… – начал было Пач.
   – Узнал – и тут же забудь об этом, – сказал Свистун.
   – Господи, Свистун, ты с огнем играешь, на динамитном складе!
   – Я не останусь в номере. Вот почему я хочу, чтобы ты присматривал.
   – Я готов закрыть глаза.
   – Я не прошу тебя закрывать глаза. Наоборот, смотри в оба. Чтобы никто не смог к ней проникнуть.
   – А в чем проблема?
   – Проблема в том, что ее хотят убить.
   – Погоди-ка…
   – Но я не знаю, насколько серьезна эта угроза.
   – Как это?
   – Возможно, убийца всего лишь оказался паршивым стрелком. Но если ты не можешь попасть в темный силуэт на светлом фоне, то ты, скорее всего, ошибся при выборе профессии.
   – Значит, просто пугал?
   – Настолько-то я и сам соображаю. Но если бы я мог поверить в то, что преступнику удалось сесть нам на хвост в Лос-Анджелесе и доехать до самого Вениса, а я бы его не засек, то я не стал бы просить тебя об услуге. Я готов заплатить.
   Пач пренебрежительно отмахнулся.
   – Я оценил, Фрэнк. И я перед тобой в долгу. Только попроси.
   – За этим дело не станет, если, конечно, останусь в живых.
   – И еще одно. Попроси Мервина, чтобы он дал тебе на прослушку все телефонные переговоры, которые она будет вести.
   – Это незаконно.
   – Верно. Поэтому будем считать, что я перед тобой в долгу дважды.

Глава двадцать четвертая

   Гардену, куда отправился Риальто, нельзя назвать центром развлекательной индустрии Большого Лос-Анджелеса, но картежникам любых сортов здесь неплохо. В муниципальных правилах имеются зацепки, позволяющие вести здесь некоторые азартные игры, включая карточные.
   В городке полным-полно игорных домов, и Риальто успел изучить каждый из них.
   В здешних игорных домах администрация обеспечивает столы и держит несколько профессиональных игроков, открывающих игру каждый вечер. С ними сражаются главным образом постоянные посетители. Но и для случайного человека здесь найдется свободный стул и лишняя карта. В конце концов, твои деньги ничуть не хуже денег любого другого.
   Разумеется, есть здесь и служащие, следящие за поддержанием порядка и отлавливающие шулеров.
   Риальто был из числа постоянных, причем наиболее уважаемых посетителей. Иногда, сильно проигравшись, он пытался взять партнера или банкомета на крик, но и это совершенно естественно.
   Полдюжины черно-белых телевизоров с тринадцатидюймовой диагональю были расставлены на высоких полках по стенам. Как правило, их использовали в букмекерских целях, хотя официально это было запрещено. Но сегодня все были настроены на станцию «Полуночной Америки».
   – Нынче ночью мы припасли для вас шоу, каких поискать, – вещал с шести экранов черно-белый Роджер Твелвтрис. – С нами будет Баба Люпецки – югослав, прославившийся на весь мир своей женитьбой. С нами будет Мервин Шэфер, человек, лично позаботившийся о собственной безопасности и расправившийся с подонками, которые захотели испортить ему ужин. С нами будет…
   – Все на хер путает, говнюк, – пробормотал Риальто.
   Он уже изрядно проигрался и из-за этого находился во взвинченном состоянии.
   – С нами будет Снитси Финчли, английская фокусница…
   – Подать бы ее сюда, – сказал Уилли Кип.
   – И чтобы она показала нам парочку фокусов, – Добавил Аб Форстмен.
   – А может, хватит идиотских шуточек, – взорвался Риальто. – Этому мудаку платят кучу денег, чтобы он нас развлекал. Вот пусть он и развлекает. Он, а не вы!
   – Кстати, насчет шуточек, – пробормотал Дьюи Мессина. – Будете открываться, Риальто, или вы Уснули?
   Служащий предусмотрительно замер за плечами у Риальто.
   – Вы готовы-ы-ы, – возопил Твелвтрис.
   Риальто прижимал карты к животу, не открывая их. Здоровым глазом он яростно уставился на служащего игорного дома.
   – Готовы, – заорала находящаяся в телестудии публика.
   – И пиздец, – сказал Чак Уисси.
   – Да, теперь на пятнадцать минут рекламы, – согласился Кип. – Ну что, Риальто, будем открываться или как?
   – Откроюсь, когда кое-кто отойдет от стола.
   – Да бросьте! Чарли тут работает, и вы сами это знаете, – сказал Мессина. – Откройтесь и назначьте, вы всех задерживаете.
   – Когда отойдет этот ублюдок.
   Риальто выложил карты на стол рубашками вверх. Он был упрям, но и Чарли решил заупрямиться.
   – Имею право стоять, где хочу. Игроки начали сердиться.
   – Не хотите играть, Риальто, значит, обойдемся без вас. Будем считать, что вы пасуете.
   – Да считайте вы, что хотите!
   Риальто животом придвинул свои карты к краю стола, вынул из глазницы стеклянный глаз, подсунул его под карты и сказал:
   – Пасую.
   Малость поспорили о том, не сжульничал ли Риальто со стеклянным глазом. А сам он, испытав после мимолетной стычки некоторое облегчение, вставил глаз на место и принялся следить за телерекламой. Но вот она закончилась, и на экране вновь появился Твелвтрис.
   – Позвольте представить вам Большого Бена Бову, которому вскоре предстоит отстаивать чемпионский титул в тяжелом весе на первенстве мира в Лас-Вегасе.
   – В первом тяжелом весе – и не на первенство мира, а на первенство международной лиги, говно такое, – сказал Риальто. – Почему ты никогда ничего не можешь запомнить?
   Риальто ненавидел Твелвтриса. Мистер-Полуночная-Америка когда-то водился с ним. Правда, это было давно. Уже два, а то и три года Твелвтрис не прибегал к его услугам.
   И дело не в том, что он лишился какой-то части заработка, для него, впрочем, тоже весьма существенной. Куда хуже было то, что он утратил возможность похваляться, где надо и где не надо, тем, что он поставляет отборный товар самому Мистеру-Полуночная-Америка. Здесь вопрос в чисто деловой репутации, подобно тому как английские купцы украшают свой фирменный знак примечанием «поставщик королевского двора». А сейчас, когда призадумаешься, становится ясно, что и во многих других его бедах виноват Твелвтрис.
   Оказываешь человеку услуги, а чем он платит? Грубой неблагодарностью.
   Взять хоть Перчика, одну из лучших потаскушек во всем городе, – ведь все бросила… И ради чего?.. Связалась с мафиозо, которого и мужиком-то не назовешь, вызывает Риальто как щенка, дает мелкие поручения, гроши платит, да и на грошах-то норовит сэкономить. Как будто обо всем забыла… Да и разве это занятие для человека его возраста – быть топтуном? Он уже далеко не так молод и, честно говоря, брюхо отрастил такое, что и сам-то еле ворочается. Особенно когда приходится круглыми сутками выслеживать сухопарого блондинчика, живущего у черта на куличках с пассивным педиком и не умеющего попасть в темную неподвижную мишень на светлом фоне с расстояния в сотню ярдов.
   И вдруг он понял, что из этой ситуации, возможно, удалось бы извлечь куда большую выгоду, если бы он отправился к Свистуну и рассказал, кто в того стрелял. За такую информацию любой рад расщедриться, не так ли? Беда только в том, что Свистун вечно сидит без денег. Конечно, оказать ему услугу – дело хорошее, но сперва надо как следует подумать, нет ли какого-нибудь варианта повыгоднее.
   – На этот раз, Риальто, – сказал, сдавая карты, Уисси, – держите поганый глаз на месте, я тут совсем спятить не хочу.
   Риальто, проигнорировав это замечание, посмотрел на экран.
   – Сдается мне, что я уже видел это поганое шоу.
   – Так оно и есть. Это повтор.
   – Интересно, этот сукин сын когда-нибудь вкалывает?
   Твелвтрис на экране беседовал с девчушкой лет десяти или одиннадцати, которая в одно мгновение казалась восьмилетней, а в следующее – восемнадцатилетней. У нее были длинные ноги с почти оформившимися женскими бедрами, а и без того короткая юбчонка все время задиралась.
   Твелвтрис пожирал ее глазами, стараясь не показать окружающим, что занят именно этим.
   – Да, мистер Твелвтрис.
   – Называй меня Роджером. Ты красива. Ты понимаешь, что ты красива?
   – Ну, может, просто хорошенькая.
   Аудитория разразилась смехом и аплодисментами. Девочка вертит попкой и соблазняет мужчину, годящегося ей даже не в отцы, а в деды, а сраная аудитория аплодирует, подумал Риальто. Они бы, должно быть, все так же хлопали, повали он ее прямо перед камерами на ковер и отдрючь. Решили бы, что так положено по сценарию.
   – А вот полный набор. – Девочка делала то, что ей было велено, – рекламировала детскую косметику. – Румяна, пудра, тушь, тени… Все такое красивое! И мамочкам тоже подходит!
   – И тогда дочки перестанут таскать у них косметику, верно?
   И снова смех. Что же тут, интересно, смешного, подумал Риальто.
   – Ну ты даешь!
   Девочка, зарумянившись от наигранного смущения, шлепнула Твелвтриса по руке. Кинопродюсеры наверняка не пройдут мимо ее способностей.
   Вот уж чего она не ожидала от старого пердуна, так это стремительности, с которой он поймал ее руку и вцепился в нее наманикюренными ногтями. По ее глазам было видно, что она испугалась, хотя наверняка уже привыкла к «отеческим» шлепкам и щипкам и научилась уворачиваться от них. Но он причинял ей боль – и деться ей было некуда.
   – Как это здорово! – воскликнула она с напускным весельем, понимая, что скандал устраивать нельзя. – Но косметика – это хорошо, а мороженое еще лучше!
   Этим она давала понять Твелвтрису, что пора переходить к рекламному ролику с мороженым. Он опомнился и дал соответствующую отмашку.
   В ролике все та же девчушка чересчур плотоядно лизала длинный конический предмет, который почему-то назывался земляничным мороженым, тогда как закадровый голос с французским акцентом рассказывал о достоинствах этого лакомства.
   – Вы видели, как этот подонок пялится на малышку? – спросил у партнеров Риальто. – С этим пора кончать. Реклама на телевидении превратилась в сущую порнографию!
   – Ради Бога, откройтесь же, – взвился Уисси.
   – Я проигрываю восемьдесят баксов, а меня заставляют слушать проповеди!
   Служитель подошел к столу и нехотя сообщил Риальто, что его просят к телефону.
   – Ты сказал ему, что я занят?
   – А он ответил, что это срочно.
   Свистун позвонил в Ла-Косту и выяснил, что Мэри Бет Джонс действительно находится там. Где разыгрывают большие деньги, там девочкам высшего класса платят большие гонорары.
   Она могла оказаться либо в гостиничном баре, либо в клубе, где до рассвета засиживаются дельцы от спорта. Проще всего было бы разыскать ее по телефону и задать несколько вопросов. Но Свистун давным-давно понял, что надлежащих ответов таким методом не добьешься. Людям, как правило, не хочется отвечать на вопросы, задаваемые незнакомцем, а по телефону от него ничего не стоит отделаться.
   Опытный сыщик знает, что глаза сплошь и рядом говорят другое, и куда большее, чем губы. Кроме того, Нелли обратилась к нему, сославшись на рекомендацию этой Мэри Бет, следовательно, они знакомы. И если это действительно так, Свистун вполне может вернуть ей переданный через Нелли поцелуй, да и вообще повести себя как старый знакомый.
   Сделав еще один звонок, он выяснил, что Боско уехал из «Милорда» домой. Он велел Билли отвезти себя к Боско, чтобы забрать ключи от «шевроле».
   Когда Свистун расплачивался с Билли, тот сказал:
   – Можно задать вам один вопрос? Из чистого любопытства.
   – Конечно.
   – Кто кого покупал и что за всем этим скрывается?
   – Я отвечу тебе так: я, со своей красотой, с дам денег не беру.
   Он постучался к Боско и сообщил, что пришел за ключами.
   – А мою машину ты пригнал?
   – Да нет, знаешь ли, как-то не получилось.
   – Но она хоть цела?
   – Она в Венисе, и за ней присматривают.
   – В Венисе? Там ее разденут. Хорошо бы двигатель не унесли!
   – Что бы с ней ни случилось, я за все в ответе.
   – Как ты можешь быть в ответе за такое сокровище? И как это получилось, что ты вернулся не на ней?
   – Слишком долго рассказывать. Просто отдай мне ключи, и я пойду.
   – Нет, погоди-ка…
   Но Свистун уже выхватил ключи у него из рук и помчался по лестнице.
   Он поехал по Голливудскому фривею, потом по фривею Санта-Ана.
   Ему предстояло проехать шестьдесят восемь миль. Если особо не спешить, то полтора часа туда, полтора обратно. Нелли даже не успеет соскучиться.
   Он задумался над своими опасениями. Не слишком связанными с полночным фотографом или с полночным стрелком. И то и другое представляло собой серьезные проблемы. А его сейчас волновали мелкие.
   Его волновало, например, как это вышло, что в первую ночь Нелли не заперла дверь спальни. Разумеется, женщина, нанимая телохранителя, не рассчитывает на то, что он вломится к ней в первую же ночь, но разве со стороны нервной – и нервничающей – клиентки не было бы естественно запереться на всякий случай? К тому же во вторую ночь – когда она уже знала, что он останавливается, когда ему скажут «нет», и, с другой стороны, появилось множество причин оставить дверь незапертой, чтобы он мог в любую минуту прийти к ней на помощь, – дверь она как раз заперла.
   И как это вышло, что маленькая собачонка соседа разлаялась на ночного «гостя», а два бультерьера и ухом не повели? Да, конечно, их усыпили, но почему они не разлаялись до того, как их угостили мясом со снотворным? И как это вышло, что утром они категорически не захотели брать пищу из его рук, хотя уже успели с ним познакомиться? Так неужели они набросились бы на мясо из рук совершенно неизвестного им человека или на мясо, перекинутое через забор?
   Нелли сказала, что он держит Твелвтриса за яйца. Неужели та маленькая коробочка, в которой почти наверняка была всего лишь аудиокассета, является столь надежными и безжалостными щипцами?
   И как это вышло, что его самого не покидает ощущение, будто Нелли ловит его, как рыбешку, на блесну, то отпуская, то подсекая леску?
   Игра в поцелуйчики, которую она с ним затеяла, рассчитана на куда большую молодость обоих партнеров. В ее возрасте женщины или дают, или не дают. И человеку не приходится болтаться подобно говну в проруби.
   В пляжном домике ему стало чертовски одиноко. Твелвтрис внезапно понял, что его всегда и повсюду окружают люди. Даже во сне его не покидало сознание того, что его охраняют, что в окрестностях дома патрулируют, чтобы его не похитил или не убил какой-нибудь обезумевший поклонник. Обезумевший настолько, что ему захотелось отправить своего кумира к праотцам.
   Даже зрелище самого себя на телеэкране не приносило всегдашнего утешения. Если не считать того, что он вновь сильно возбудился, наблюдая за тем, как эта малышка елозит в кресле для приглашенных гостей.
   Около часа, не называя нигде собственного имени, он разыскивал по телефону Риальто – и обнаружил наконец его в игорном доме.
   – Где это тебя черти носят? – заорал он, когда тот взял трубку.
   – А кого это интересует?
   – Твелвтриса.
   – Ну и пошел на хер!
   – С тобой говорит Твелвтрис! Роджер Твелвтрис!
   – Господи, мистер Твелвтрис, я же не могу Узнать вас по голосу. Сколько времени мы с вами не разговаривали?
   – Ты что, моего шоу не смотришь?
   – А как же! С подлинным трепетом. Но по телефону голос звучит совершенно по-другому.
   – У меня срочное дело.
   – Срочное?
   – Нужна подружка.
   – Понял.
   – Молоденькая.
   – А сколько? Одиннадцать? Двенадцать?
   – Нет-нет. Мне надо быть поосторожней.
   – Пятнадцать, шестнадцать?
   – Я не сказал: старуха.
   – Значит, четырнадцать.
   – Но чтобы выглядела помладше.
   – Надеюсь, вы без очков?
   – Что такое?
   – Да так сами девки шутят. А помучить вам ее не потребуется? Ну, не насчет выпороть, а чтобы посерьезней?
   – Ничего в этом роде.
   – Я могу гарантировать это?
   – Разумеется.
   – И когда доставить?
   – Как можно скорее.
   – А куда?
   – Помнишь пляжный домик в Малибу?
   – Вам нужно быстро и далеко.
   – Ты не единственный сутенер в этом городе, Риальто.
   – Я не сутенер, мистер Твелвтрис. И попросил бы не обзываться.
   – Ладно, извини. Вот уж не думал, что ты так чувствителен.
   – Я не так чувствителен, но всему есть свои пределы.

Глава двадцать пятая

   Это был старый трюк, изобретенный в Нью-Йорке. Суть его заключалась в том, чтобы предельно затруднить желающим доступ на дискотеку, потому что, как выразился однажды Канаан, чем труднее попасть, тем большему числу попасть хочется, такова уж человеческая природа. Вышибалам суют полусотенные, лишь бы проникнуть за заветную дверь. Завзятые неудачники, становясь швейцарами, сколачивают изрядные состояния.
   В Хуливуде самым модным местечком было «Нифти-Шифти», в верхней части Голливуда – неподалеку от тех мест, где идет торговля живым товаром.
   Спиннерен и Дженни с трудом пробирались в толпе. Улица была противозаконно обнесена веревочным заграждением.
   Дженни была настроена на праздничный лад. Деревенщина, наконец-то прибывшая в настоящий город. Все ей нравилось.
   А Спиннерену все не нравилось. И люди, чувствуя это, старались обходить его стороной, чтобы их не ударило током. Иногда, если телесный контакт с бледным худощавым блондином становился неизбежен, виновник или виновница смотрели на него с удивлением, если не со страхом. У входа в заведение задирал и осыпал угрозами публику затянутый в кожу гермафродит по кличке Денди Жак. Слова эти – Денди Жак, – чтобы никто не запамятовал, были выложены буквами из обрезков зеркала у него на карманах.
   – Ну кому, на хер, охота подраться? А, говнюки, забздели? А смотрите, козлы, у меня есть титьки. Я баба. Неужели никому со мной не справиться? Ну-ка попробуйте!
   Толпа невольно шарахалась, люди не знали, как себя вести. Что ты такому – или такой – сделаешь? Держись подальше. Держись пораскованней. Смейся. Перешептывайся. «Ну и говно! Избегай встречаться взглядом. Ради Бога, не смотри на нее. Не смотри на это. Не заводи. Или нет, давай заведем!»
   И кто-нибудь, осмелев:
   – Эй, Денди Жак! Можно называть тебя Жаклин?
   – Слышу тебя, мудак. Жакнет! Ни хера ты не знаешь.
   Спиннерен посмотрел на гермафродита совершенно невозмутимо, посмотрел, словно даже не видя его, посмотрел как на пустое место. Не пытаясь встретиться с ним взглядом. Но и не уклоняясь от такой встречи.
   – Ну, и какого хера ты уставился. Вон ты, блондинчик с постной рожей!
   Спиннерен лениво ответил взглядом на взгляд.
   – Отвернись, – зашептала Дженни, придвинувшись к нему и потеребив за руку.
   Толпа подалась от них, оставив Дженни и Спиннерена в одиночестве. Между ними и звероподобной лесбиянкой сейчас никого не было.
   – Ага, этому мудачку охота подраться! – Денди Жак встала в боксерскую стойку, потом закружилась на месте, сжав руки в увесистые кулаки. Она широко и презрительно ухмылялась. – Ну, педик, поди сюда, сейчас я тебя уделаю!
   Спиннерен неподвижно стоял на месте. Дженни по-прежнему держалась за его руку.
   – Эй вы, двое! – окликнул охранник, торопясь сделать что-нибудь во избежание никому не нужной потасовки. – Проходите, ладно уж. Для такой тощей парочки место всегда найдется.
   Дженни вновь затеребила Спиннерена, но не слишком настойчиво, предвкушение драки волновало ее в той же мере, в какой и пугало.
   Спиннерен не шелохнулся. Он смотрел на развоевавшуюся лесбиянку так, словно та была существом с другой планеты.
   Денди Жак придвинулась. Рука метнулась вперед. Спиннерен не шелохнулся, позволив попасть себе по скуле.
   – Я тебя искалечу, – тихо предупредил он.
   – Га-а-вно!
   Денди Жак нанесла Спиннерену еще один удар.
   Немногие увидели, что произошло. Спиннерен нанес два удара, по одному на каждую коленную чашечку. После первого удара Денди Жак застонала. После второго заорала во весь голос и рухнула наземь. Лесбиянка заворочалась на асфальте, как рыба, вытащенная на берег, выпученными от боли глазами уставясь на Спиннерена словно бы в недоумении, как это он осмелился причинить ей такую боль.
   Кое-кто из зевак даже рассердился.
   – Нельзя же так!
   – Господи, ну напилась, ну подкололась, так за что ж ее так сильно?
   – А что случилось? Мужику что, по яйцам дали?
   – Да нет у нее никаких яиц!
   – Что ж, отрезали, на хер, что ли?
   – Да какое отрезали! И не было! Гермафродит несчастный!
   – И нечего было ее так! Что она тебе, блин, сделала?
   – Кто же она теперь?
   – Как кто? Лесбиянка с двумя сломанными ногами.
   – Да кто эту парочку сюда пустил? Надо их вышвырнуть!
   – Вон этот ее уделал!
   – И ей не хера было выгибаться!
   – Ладно, Марджи, только не начинай все сначала.
   – Не понимаю! Как кому-нибудь вздумается подраться, так они идут в «Нифти-Шифти».
   – Так уж устроен мир. И никто не сказал, что он устроен справедливо.
   – Да уж, так твою.
   – В точности мои слова.
   В клубе извивающиеся человеческие тела впритирку друг к дружке изображали нечто вроде танцев. Кое-кто онанировал в открытую. Дженни прижималась к Спиннерену: его мгновенная и безжалостная жестокость и возмутила, и возбудила ее.
   Да уж, головоломка этот Спиннерен, подумала Дженни. Но именно такие головоломки интересно решать.
   Риальто прибыл на выставку живого товара на углу Голливудского и Виноградной.
   Чаровницы и труженицы панели блистали во всей красе, практически раздевшись догола, благо, всегда можно сослаться на душную Санта Ану, мучающую всех, и не только зноем, – воздействующую на нервы, лишающую сна, будящую похоть.
   Проститутки мужского и женского пола сидели двумя рядами, демонстрируя свои прелести, выпуклости, впадины, пробритости и прочие изыски. Жаркое дело на жаркую ночку. Чтобы вверх подскакивал не только столбик ртути в термометре.
   Риальто трижды проехался по бульвару туда и сюда, разглядывая проституток в поисках чего-нибудь подходящего. Через дорогу от «Милорда» он вроде бы нашел, что искал. Он развернулся. Три дамы подошли к открытому окошку у пассажирского сиденья, облокотились о горячий металл, продемонстрировали груди.
   Одна была чернокожей, другая белой, а третья мулаткой.
   Прическа каждой походила на сложную театральную конструкцию. На чернокожей был парик, прошитый серебряной нитью, на смуглокожей – бронзового цвета парик, обнимавший ей голову наподобие рыцарского шлема, а волосы белой были через прядь обесцвечены или выкрашены в кромешно-черный цвет.
   – А, да это же Одноглазый Джек, – сказала серебряноголовая.
   – Хочешь скидку, Риальто? – спросила бронзововолосая.
   – Хочу кое-чего особенного.
   – И ни одна из нас не подойдет? А хочешь всех трех сразу? Тут уж мы сбросим цену. И доведем тебя до белого каления, а потом дадим малость остыть.
   – Мне не для себя надо. И никто из вас не подходит.
   – Тебе нужна соплячка, – с понимающим видом сказала серебряноголовая.
   – И девочка, и в то же время не девочка.
   – Ширли, – предложила бронзовоголовая.
   – У Ширли титечки выросли.
   – Как это?
   – Сказала, что надоело носить корсет.
   – И какой у нее объем?
   – Сорок дюймов.
   – Просто безобразие, – сказала серебряноголовая. – Ненавижу все ненатуральное.
   – Тогда прекрати пробривать пизду сердечком.
   – А если у меня так растет!
   Она расхохоталась, демонстрируя белые зубы, похожие на акулью пасть.
   – Вон там что-то любопытное, – сказал Риальто. – Это девочка?
   Девицы посмотрели в указанном направлении.
   – Ах да, это же Школьница. А ты ее не знаешь? – спросила бронзововолосая.
   – А вы уверены, что это девочка, а не маленький педик, переодевшийся девчонкой?
   – Господи, старина, я знаю человека, который пользовал ее прошлой ночью, – сказала чернокожая.
   – Только не ври, моя сладкая.
   – Никогда не вру таким красавчикам.
   – Ну, так попроси ее ко мне в офис.
   Чернокожая, сигналя, подняла руку.
   – Клиент просит, – нараспев произнесла она.
   – Петушка или курочку? – отозвались фальцетом с тротуара.
   Девочка лет тринадцати на вид, в белой блузке и плиссированной юбке, увидела поднятую руку негритянки.
   Она подошла, переваливаясь, как уточка. Блузка была расстегнута сверху донизу, хотя смотреть там особенно было не на что. Плиссированная юбочка, типа тех, что носят в католических школах, была сильно укорочена, обнажая ноги до половины бедра. На ней были также белые носочки и аккуратные туфельки.
   При ближайшем рассмотрении она уже не казалась столь юной. Ее послужной список проступал на лице.
   Три шлюхи исчезли, вернувшись на общий парад. Клиент с особыми вкусами должен был договориться со Школьницей с глазу на глаз.
   – Привет, папочка. Угостишь меня конфеткой?
   – А если угощу, что ты с ней сделаешь?
   – А что за конфетка?
   – Допустим, леденец.
   – Леденец пососу.
   – А карамельку?
   – Карамельку полижу.
   – А если с начинкой?
   – Я всегда сую язык в маленькую дырочку.
   – А имя у тебя есть?
   – Фелиция.
   – Так что же ты делаешь, Фелиция?
   – Все, что скажете, мистер…
   – Риальто. Майк Риальто.
   – Ах, я про вас слышала. Какова ваша доля?
   Ее голос сразу утратил напускную ребячливость.
   – Господи, какая ты деловая!
   – А что с вами-то притворяться? Ближе к делу!
   – Ну, и как дела?
   – Врать не стану. Оглядитесь по сторонам. Времена крутые. Курочки и петушки со всей страны съехались сюда в этом году, надеясь стать кинозвездами. Я хочу сказать, тут они сразу соображают: если можешь стать проституткой, то чего в кино ломиться, а?
   – У меня для тебя клиент.
   – Загородный?