Кемпбелл Роберт. Алиса в Хуливуде

   – Фелиции?
   Свистун кивнул в сторону окна.
   – Да, той самой Фелиции. Которая ходит в плиссированной кофточке и такой же юбочке. Когда ее мать забили до смерти, ей было семь.
   – Ну, и сколько лет прошло с тех пор? – спросил Свистун.
   – Лет шесть? – Боско ждал четкого ответа от Канаана.
   – Может, и семь, – сказал тот.
   Свистун глазел на улицу так, словно мог в тамошней толпе высмотреть малолетнюю потаскушку по имени Фелиция.
   – Значит, ей лет тринадцать-четырнадцать?
   – Выходит, что так.
   – Ах ты, Боже мой, а глаза у нее как у столетней старухи!
   – Плюс-минус, – сухо сказал Канаан.
   – А чем закончилось расследование?
   – Какое еще расследование?
   – Ты же сказал, что мать Фелиции погибла.
   – Погибла уличная потаскуха. Конечно, ее истязали, но кто мог бы со всей уверенностью сказать, что именно ее пришибло? Всякий раз, когда она попадалась мне на глаза, она была в состоянии глубокого наркотического опьянения. Иначе ей было бы не вынести все эти истязания. А так она их практически не чувствовала, – сказал Боско.
   – А вы уверены в том, что она погибла именно в результате истязаний?
   Канаан пожал плечами. Боско посмотрел в пространство.
   – А как мне это выяснить сейчас?
   – Соответствующие сведения должны храниться в архиве морга, – сказал Канаан.
   – Но мне нужна фамилия.
   – У тебя есть прозвище – Ботфорты. У тебя есть другое прозвище – Мать Фелиции. Иногда их идентифицируют именно так.
   – А что случилось с Твелвтрисом? – спросил Свистун.
   – Насколько я припоминаю, его вызвали на допрос, – ответил Канаан. – Он еще не был такой шишкой, как сегодня, но все равно известности ему было не занимать. И ее вполне хватило на то, чтобы заручиться определенной поддержкой. Речь шла о важных людях, которые просто не могли поверить, что такой забавник и весельчак, как Твелвтрис, способен на ужасные дела. На допрос вызывали и других ее клиентов, не будем забывать и об этом. В ее записной книжке его имя оказалось далеко не единственным.
   – Так что Твелвтрису удалось выйти сухим из воды.
   – Помилуй Боже! Я же сказал тебе, что он всего лишь оказался одним из клиентов, вызванных на Допрос. Так с чего ты взял, что убийцей был именно он?
   – Ты ведь только что сказал, что сам так думаешь.
   – Ну, такое у меня в то время создалось впечатление. Но я даже не вел этого дела.
   – Откуда же тебе известно о нем так много?
   – Меня беспокоила судьба девочки. Мне сказали, что у Фелиции есть старшая сестра, – правда, я так и не узнал, на сколько та старше, и что она живет у родственников. Но мне не удалось разыскать ее. А я считал, что если найду ее, то она позаботится о Фелиции – и тогда не произойдет того, что произошло на самом деле. И вот она на панели – точь-в-точь как некогда ее мать.
   Все трое посмотрели на окно, словно ожидая того, что Фелиция немедленно появится там или даст о себе знать каким-нибудь другим способом.
   – Да и чего другого следовало ожидать? Перед смертью мать Фелиции уже начала выдавать себя за ее старшую сестру, пускаясь на группняк. Я время от времени пытаюсь поговорить с Фелицией, но она всякий раз шлет меня подальше. Я все равно стараюсь за ней приглядывать, но какое там…
   Канаан посмотрел через плечо Свистуну.
   Теперь уже повернулись все трое, следя за приближением Нелли. Ее грудь колыхалась под блузкой, красиво двигались длинные ноги. Она казалась медом каждому мужику, и он с радостью был готов превратиться в муху.
   Подойдя к столику, она подсела к Свистуну, словно он был ее любовником, и все вокруг поневоле залюбовались ею.
   Она посмотрела на Канаана.
   – Мы, кажется, не знакомы.
   Свистун познакомил их – и Канаан на миг снял шляпу: событие, аналогов которому никто не мог вспомнить. Говорили, что он даже в постель ложится в шляпе.
   – Я вам помешала? Вы говорили о делах? – спросила Нелли.
   – Мы уже закончили, – сказал Свистун. – Хотите еще чашку кофе?
   – Нет.
   – А не могли бы вы посидеть здесь без меня? Мне надо кое-куда съездить. Это займет полчаса, максимум, час.
   – А я не могу поехать с вами?
   – У меня осталось незавершенное дело. Еще со вчерашнего, когда вы меня наняли, – солгал он. – Понимаете?
   – Нечто конфиденциальное?
   – Да, некоторая скромность в этом вопросе не помешает. Так вы меня подождете? – Он посмотрел на Боско и Канаана. – Вы не против? – обратился он к друзьям за помощью.
   – С ней будет все в порядке. – Канаан улыбнулся, как добрый дядюшка. – Я ей что-нибудь расскажу.
   Нелли встала, провожая Свистуна.
   Только не запугай ее до смерти, – сказал он. Нелли взяла его за руку и поцеловала в щеку. Боже мой, подумал он.

Глава седьмая

   Спиннерен влетел в обеденный зал, увидел у самого входа Твелвтриса и Дженни и остановился. Он посмотрел на них, дожидаясь, пока на него обратят внимание, приняв эффектную позу – хоть на рекламный снимок.
   Тело пловца, стройное и длинное, созданное для того, чтобы развивать скорость.
   На нем был костюм без накладных плеч из магазина готового платья и белая шелковая сорочка с расстегнутым воротом и небрежно распущенным галстуком. Башмаки – в испанском стиле. Этот наряд был в той же мере маскарадным, что и форма военного летчика первой мировой.
   Он был хорош. Он походил на молодого бледнолицего аристократа с изысканной фотографии декадентских двадцатых.
   Но только благодаря лицу с резкими и выдвинутыми челюстями, жестко очерченным ртом, с загорелым и гладким лбом, с бледно-рыжими волосами, расчесанными на прямой пробор столь тщательно, что они казались не волосами, а шапочкой для купания, возникало впечатление, что он в этом мире совершенно чужой и с трудом переносит его – переносит с трудом, но тем не менее ничуть его не боится.
   Дженни поглядела в его сторону. Он шагнул вперед, одновременно достав из-под мышки кожаную папку почти такого же цвета, что и его волосы. Дженни кивнула – и он подошел к ним, остановившись на расстоянии в один шаг, и вновь принял выжидательную позу – крупная водоплавающая птица, ощущающая себя в родной стихии.
   – Папочка, это Коннор Спиннерен. А этой мой отец Роджер Твелвтрис.
   Спиннерен подал руку. Твелвтрис, однако, не пожал ее.
   – Это твой друг, Дженни? Друг, о существовании которого мне не известно?
   – У нас с вашей дочерью прекрасные отношения, мистер Твелвтрис, но я бы предпочел не называть их дружбой.
   Спиннерен говорил с бостонским выговором, что только подчеркивало тонкость и четкость голоса, похожего на мальчишеский тенор.
   – Так кто же вы такой?
   Возникла короткая пауза. Спиннерен посмотрел на Дженни и вопросительно приподнял бровь.
   – Я жду, Дженни, – сказал Твелвтрис. – Что все это должно означать?
   Спиннерен смотрел на Дженни так, словно любовался ее внешностью, во всем его облике – в самой позе, в легком наклоне головы, в изяществе, с которым он держал кожаную папку, – сквозило хорошее воспитание. Именно на папку и обратила внимание Дженни.
   – Они здесь?
   – Да, мисс Твелвтрис.
   – Подсядь к нам.
   Спиннерен огляделся по сторонам и, предварительно попросив разрешения, взял свободное кресло из-за соседнего столика. Он сел, положил папку на колени, раскрыл ее, достал оттуда конверт, а из конверта две фотографии восемь на десять дюймов и, дождавшись от Твелвтриса кивка, разложил их на столике тыльной стороною кверху.
   Твелвтрис перевернул снимки. И увидел собственную жену и Свистуна голыми и сжимающими друг друга в объятиях. Оба со страхом, вызванным неожиданностью, смотрели в объектив, а тела у них были белыми, как брюхо рыбы, выловленной с морского дна.
   – Откуда у вас эти фотографии?
   – Я сделал их прошлой ночью в доме у мисс Мэри Бет Джонс. Она проститутка и в настоящее время работает на выезде в Палм-Спрингсе.
   – Я о ней слышал. Нелли решила пожить у нее, пока не подыщет себе квартиру или пока мы с нею не помиримся.
   – Понял. Постараюсь впредь отвечать покороче.
   – Почему вы сделали эти снимки?
   – По моей просьбе, папочка.
   – А тебе-то с чего приспичило?
   – Я слышала, как ты ругался и орал на весь дом, что не позволишь Нелли обобрать себя при разводе.
   Дженни была так обижена, что чуть было не расплакалась.
   – Ну, и что же мне теперь делать с этими снимками? Шантажировать ее?
   – Я только попросила мистера Спиннерена что-нибудь про нее разузнать. Я и не подозревала…
   – Ладно. Ты пыталась помочь старому отцу. Вправе ли я на тебя за это сердиться?
   Дженни встала и легонько обняла отца. Спиннерен тут же вскочил с места.
   – Я надеялась, что это поможет тебе, папочка, – сказала Дженни.
   – Понятно, котенок. Я знаю, что ты хотела как лучше.
   – Мне надо поехать домой, чтобы привести себя в порядок к вечеру. – Она посмотрела на Спиннерена. – Спасибо, мистер Спиннерен. Если вам пришлось пойти на какие-нибудь расходы…
   Спиннерен пренебрежительно отмахнулся при одном упоминании о возможной оплате.
   – Ладно, Коннор, тогда до вечера.
   – До вечера.
   – Эй, погоди-ка! Надо поцеловать старика отца на прощание. – Твелвтрис, повернувшись, приблизил свое лицо к лицу Дженни и из губ в губы пробормотал: – Ты поступила правильно.
   – Только позови, – насмешливой цитатой и голосом кинозвезды ответила Дженни.
   Они проводили ее взглядом. От внимания обоих не укрылись одобрительные взоры мужчин, равно как и недоумение женщин, обращенные к Дженни.
   Спиннерен вновь сел за столик.
   – Кто вы такой? – поинтересовался Твелвтрис.
   – Консультант по расследованиям.
   – А попроще? Частный сыщик, что ли?
   – На дворе не сороковые годы, мистер Твелвтрис.
   – Да и вы не Хамфри Богарт. Это-то мне ясно.
   – Времена меняются. Необходимы другие термины, другие дефиниции.
   – Ну, и на кого же вы работаете?
   – Я как раз собираюсь расстаться с фирмой «Трегорон и Уэлс».
   – И сколько заплатила вам моя дочь за то, чтобы вы сфотографировали миссис Твелвтрис голой в обнимку с ебарем?
   – Об оплате и речи не было.
   – Оказываете бесплатные услуги хорошеньким девицам?
   – Мы с нею познакомились в Музее современного искусства, осматривая минималистскую живопись Элсворта Келли, – начал было Спиннерен, никак не соглашаясь с пренебрежительными репликами Твелвтриса.
   – И вы по чистой случайности сообщили ей, что являетесь частным детективом, а она – и тоже по чистой случайности – сказала, что неплохо было бы пошпионить за ее мачехой и сфотографировать последнюю с голой жопой при первом же удобном случае?
   Спиннерен вновь с подчеркнутой невозмутимостью оставил без внимания сарказм собеседника, хотя на скулах у него вспыхнули пятна.
   – Грубо говоря, произошло именно это.
   – И с каких пор?
   – Мы с ней познакомились дней десять назад. А об услуге она попросила меня вчера вечером.
   – Ага, значит, теперь это называется услугой. И вы оказываете такие услуги столь стремительно?
   – Большого труда это не потребовало.
   – И после столь непродолжительного знакомства?
   – И расходов тоже.
   – И вам кажется, что благодаря этому вы сумеете кое-что из меня выжать?
   – Я нисколько не притворяюсь, мистер Твелвтрис, – спокойно возразил Спиннерен. – Но человеку вашего ранга, бывает, требуются определенные услуги. Если бы я был замечательным автослесарем, неужели с моей стороны было бы столь же предосудительно обратить на себя ваше внимание?
   – Да, подъехать вы умеете, тут ничего не скажешь. Так что извольте объяснить: какого рода услуги могут, по-вашему, мне понадобиться?
   Спиннерен достал из кармана визитную карточку, на которой было напечатано лишь его имя. Внес туда же номер телефона.
   – А с этим уж предстоит разобраться лично вам. Возможно, вы решите, что имеет смысл избежать эмоционального стресса и финансовых потерь, связанных с бракоразводным процессом. Я беру дорого, но это сущие пустяки по сравнению с аппетитами некоторых людей, которых мы с вами уже упоминали. Если я понадоблюсь вам, мистер Твелвтрис, то по этому телефону со мною можно связаться круглосуточно.
   Твелвтрис полез в карман.
   – Погодите-ка минутку. – Он достал две сотенные и положил их на стол. – За снимки.
   Спиннерен, улыбнувшись, покачал головой.
   – Снимки бесплатные. Мне не кажется, будто с их помощью можно будет убедить вашу жену не спускать с вас семь шкур.
   Твелвтрис подтолкнул к нему деньги по столику.
   – Вы потрудились.
   – Я рассматриваю это как чисто рекламное мероприятие.
   – В каком смысле?
   – Эти снимки доказывают, что никакие телохранители ее не спасут, если я решу до нее добраться.
   – Телохранители?
   – Человек на фотографии – вовсе не любовник.
   – Значит, вы заслужили двести долларов за то, что выяснили это.
   – Это довольно непутевый частный сыщик по фамилии Уистлер, которого все называют Свистуном, и работает он на свой страх и риск.
   В этот момент к ним подошла Мэми. Ее подослал метрдотель, с грустью наблюдавший за тем, что Мистер-Полуночная-Америка остается необслуженным. Она встала над столиком у входа, приготовив карандаш и блокнотик.
   – Принести вам что-нибудь?
   Спиннерен покачал головой, улыбнулся и поднялся с места.
   – Эй вы! Не забудьте ваши деньги!
   Две сотенные все еще лежали на столике.
   Спиннерен под насмешливым взглядом Твелвтриса взял купюры со столика, сложил их вчетверо и сунул в кармашек передника Мэми.
   Официантка удивленно посмотрела на Твелвтриса. Тот встал и потрепал ее по плечу.
   – Полюбуйся на этого мудака. Ему не жаль двухсот баксов, лишь бы вставить мне на пару секунд Я тебе вот что скажу, детка: с такими расценками я стану самой дорогой блядью во всем Хуливуде.
   – А я про вас всегда так думала, – настороженно возразила Мэми.
   Твелвтрис оглушительно расхохотался. Обнял официантку за плечи, словно они с ней были старинными друзьями.
   – Подумай, детка, какую к этой шутке сделать подводку, и я непременно использую ее в завтрашнем шоу.

Глава восьмая

   Свистун бывал в клубе «Армантье» лишь в одном из предыдущих воплощений этого заведения. Он приходил послушать стихи и считал поэтов мудрецами, а самого себя истинным ценителем. С тех пор он заглядывал сюда всего пару раз. Знал, что хозяина зовут Морисом, а его «жену» Эсмой – и ничего больше.
   Аллея ничуть не переменилась. Окаменевшее собачье дерьмо в кустиках, по-прежнему служащих местом молниеносных свиданий. Забытые трамвайные рельсы, сотни раз заснятые на пленку непризнанными кинематографистами, которым, ничуть не меньше остальных, хочется денег, славы и женской любви. Или, если угодно, мужской.
   Дверь в клуб была нараспашку: помещение проветривалось. Войдя внутрь, Свистун понял, что эта процедура не принесла никаких результатов: здесь чудовищно воняло, а жаркие порывы Санта Аны только усугубляли эффект.
   Свистун с трудом узнал Эсму, одевшегося для разнообразия в джинсы и в свитер и нахлобучившего на лысеющую голову шерстяной чулок. Мориса же нигде не было видно.
   Эсма посмотрел на него.
   – Закрыто, – проворковал он. – Еще закрыто.
   – А я не выпить сюда пришел, – ответил Свистун.
   Эсма прищурился, всматриваясь.
   – Мы что, знакомы? Шагни-ка внутрь, а то тебя не видно.
   Свистун прошел в помещение, чтобы и впрямь не оставаться темным силуэтом в дверном проеме.
   Эсма прислонил швабру к стойке оцинкованного бара.
   – Конечно, знакомы. Дай вспомню. Откинув голову и поднеся пальцы к переносице, он театрально изобразил процесс вспоминания.
   Было понятно, что эта «женщина» гордится собственной памятью.
   – Ты как-то связан с правоохранительными органами. Детектив или вроде того. – С бесцеремонностью, присущей близоруким людям, он уставился на Свистуна. – Верно?
   Свистун улыбнулся той загадочной улыбкой, какой улыбаются настоящие офицеры силовых ведомств, не желая вдаваться в детали собственных полномочий. Достаточно и того, что законопослушный человек обязан отвечать на твои вопросы.
   – Ага, ясно. Хочешь коньячку? Или, может быть, стаканчик вина?
   Свистун покачал головой. И как бы ненароком запустил руку в коробку с леденцами, стоящую на стойке рядом с кассовым аппаратом.
   – А как насчет пива? Я могу угостить тебя пивком. – Эсма стер пот со лба. – Нет? Ну, хорошо, значит, ты пришел потолковать о вчерашнем. О Господи, какая жара. Я пропотела, как свинка. И подметать этот поганый пол мне не хочется. Я говорила Морису: пусть найдет мальчика. Это же совсем недорого. А он говорит: я сам буду подметать. Говорить-то говорит, а только не подметает. Да превратись тут все в самый настоящий свинарник – ему наплевать. Так что приходится мне самой. – Он зашел за стойку и налил себе стаканчик белого вина. – Не надо мне подметать этот поганый пол, знаешь ли. Хочешь этого?
   – Ты про конфетки?
   – Бери не стесняйся. Свистун взял карамельку.
   Эсма с улыбкой посмотрел на него.
   – Разверни и вставь себе в ротик.
   – Спасибо, попозже.
   – Нет уж, давай! Разверни и посмотри, что там написано.
   Свистун развернул карамельку и положил в рот. С винной начинкой, она, однако же, отдавала мылом.
   – Прочти! Прочти мне вслух!
   Эсма улыбался улыбкой, словно вырезанной из рекламы зубной пасты. Свистун прочел:

 
Молодой человек в штате Мэн
Вставил младшей сестричке свой член,
У родного отца
Оторвал два яйца
И залез на мамашу взамен.
 

   – Бесподобно, – сказал Эсма.
   Свистун недоумевающе посмотрел на него.
   – Что-то я не понял юмора.
   – Ну как же! Парень стал после этого трансвеститом и отправился на панель.
   – Вот как?
   – До тебя плохо доходит, верно? Эсма виновато потупился.
   – Значит, что было прошлой ночью, ты помнишь, и меня ты тоже помнишь?
   – А как же! Тот, мотоциклист в кожанке, бывал здесь регулярно. То есть мотоцикла у него не было, но одевался он как мотоциклист.
   – А что у тебя означает регулярно?
   – Человек бывает каждый вечер или через вечер неделю-другую подряд, а потом исчезает месяца на три.
   – С какой стати?
   – Ну, или на него накатывает, типа сезонной лихорадки. Или его жена время от времени уезжает проведать родных – и он может позволить себе оттянуться по полной программе. Мужик средних лет, о нем поговаривали, что он любит подглядывать в общественных уборных, а он сам считал, что это никому не известно.
   – А откуда это известно?
   – А он иногда так надирался, что расплачивался кредитной карточкой. Ну, а когда знаешь фамилию, все остальное – дело техники.
   – А что насчет второго посетителя? Который был в форме летчика?
   – Ах, этот. Вот уж красавчик. Вылитый Рудольф Валентине. Черные волосы, прямой пробор, усики. Но не ласковый. Почти такое же говно, как мой Морис.
   – Почему ты так думаешь?
   – У нас наценка в пятнадцать процентов. Точно такая же, как в ресторанах и в бистро во Франции, ясно? Но, строго говоря, мы рассчитываем на то, что сами наши клиенты окажутся малость щедрее. Ну, скажем, пять процентов от счета. А лучше – все десять.
   – А он не оставил чаевых?
   – Ни единого су.
   – И расплатился кредитной карточкой?
   – Нет, наличными. Пятерка, доллар и четвертак. А счет у него был шесть баксов пять центов, это за две рюмки «наполеона». И он стоял здесь – точь-в-точь где стоишь ты – и ждал свою медяшку.
   – Он что, попросил разменять?
   – Ничего он не попросил. Он ждал двадцать центов сдачи. Ну, что можно купить в наши дни за двадцать центов?
   – Да и впрямь. А что?
   – Ну, можно купить «французскую тайну».
   – Что еще за тайна?
   – Конфетка. Та, что ты съел.
   – Значит, он взял сдачу конфеткой?
   – Именно. И еще с таким недовольным видом! И я его чуть было не убила. Не из-за двадцати центов – что можно в наши дни купить на двадцать центов? Дело в принципе.
   – А эти двое на протяжении вечера как-нибудь общались между собой?
   – Час был ранний, народу сравнительно мало. Тринадцать-четырнадцать человек во всем клубе. Я этого «мотоциклиста» встречала, так что я поздоровалась с ним и сразу же забыла. А летчик появился впервые, да еще такой красавчик, так что я на него поглядывала. Исподтишка. Я хочу сказать: разговоров не затевала, не клеилась. Но мне хотелось, чтобы он чувствовал себя как дома.
   – Но он был в маскарадном костюме?
   – Уходя, он упомянул, что наш клуб ему порекомендовали в Нью-Йорке. Я еще решила, что с его стороны очень мило сразу же прийти сюда, одевшись как человек… Хотя он не дал на чай и еще попросил сдачу с четвертака.
   – Потому что за двадцать центов в наши дни ничего не купишь?
   Брови Эсмы полезли вверх. Он сразу же обиделся, решив, что над ним подшучивают.
   – Значит, он так разоделся, чтобы сойти здесь за своего? – торопливо продолжил Свистун, не желая утрачивать доверие педика. – Чтобы никто не принял его за деревенщину?
   – А какая разница? Эсма его еще не простил.
   – Разницы никакой. Просто рассуждаем с тобой, а может, до чего-нибудь и договоримся.
   Свистун облокотился на стойку и улыбнулся Эсме.
   Тот сразу же растаял.
   – Филип и Чарльз начали лизаться, а мы такое не поощряем. Я хочу сказать: полюбезничать немного – это нормально, но бурные изъявления чувств нам не нравятся. Кажется, я что-то сказала, но никто не обратил на это внимания, я и решила: ну и ладно. А Гарри…
   – Гарри?
   – Мотоциклист.
   – Ага, понял.
   – Гарри под шумок попробовал завести знакомство с летчиком. Да только темный небесный ангел оказался не в настроении. Да я бы сразу объяснила Гарри, что «металлом» такого красавчика не подманишь.
   – Значит, на твой взгляд, они не были знакомы заранее?
   – Здешняя клиентура любит порой немного порезвиться. Сам понимаешь. Старые друзья делают вид, будто только что познакомились. Возобновляют остроту ощущения первого свидания, понятно? Господи, я хочу сказать, они только что вылезли из одной ванны, а здесь усядутся за разные столики и давай строить друг другу глазки.
   – Как в кино?
   – А что, это бывает довольно мило. Только у этих двоих все пошло по-другому. Летчик отшил Гарри и через пару минут ушел. А Гарри пошел за ним следом. Вот я и решила посмотреть, что там у них получится.
   – А с какой стати?
   – Гарри пришел сюда выпивши. А я знаю, каким он иногда становится. Пока он в клубе, мы в состоянии с ним справиться. А на улице… Я боялась, что он способен учинить что-нибудь скверное, ведь его так грубо отшили, причем на глазах у всех. Он мог напасть на летчика в аллее. А нам тут такие неприятности ни к чему. – На мгновение он запнулся, вспомнив суть дела. – А то, что случилось, ни к чему особенно.
   – И ты успел вовремя?
   – Я уже взялась за дверную ручку и тут сквозь стекло увидела две вспышки. Еще подумала: неужели молния? Решила: из-за жары собралась гроза. Так и подумала.
   – И открыл дверь посмотреть?
   – Морис окликнул меня из-за стойки и велел никуда не ходить. А сам говорит, если на улице неприятности, выйти должен кто-нибудь из сотрудников заведения. А я что, не из сотрудников заведения? Он и сам из сотрудников, да только никогда не выходит. И приходится мне. И пол сама подметаешь, и на улицу выскакиваешь.
   – Значит, когда ты вышел…
   – Гарри лежал посредине аллеи, и из него фонтаном била кровь.
   – А летчик?
   Эсма пожал плечами.
   – Значит, ты не видел, как он садился в машину?
   – Я его вообще не видела.
   – А Дэнни Кортес к вам сегодня наведывался? – спросил Свистун, отойдя от стойки.
   – Заходил с утра и обещал еще заглянуть.
   – А он установил фамилию этого Гарри?
   – Я ему ее назвала.
   – И ты ее все еще помнишь?
   – Надо бы вам, сыщикам, действовать посогласованней.
   Эсма, вздохнув, открыл ящик под кассовым аппаратом и извлек копию счета, оплаченного по кредитной карточке. Надписал сверху номер телефона, оставленного «мотоциклистом» на экстренный случай, как того требовали правила заведения.
   Свистун вернулся к стойке и выхватил у Эсмы листок, который тот на мгновение придержал двумя пальцами.
   – Ты не полицейский, я вспомнила. Ты частный сыщик.
   – Ради Бога, Эсма, не все ли равно?
   – Не знаю, понравится ли Кортесу, что ты копаешься в этой истории.
   – Ну, а теперь, когда мы оба знаем, в чем дело, не лучше ли нам держать язык за зубами?
   – Если будешь со мною паинькой.
   – Ну, я не знаю, в какой степени паинькой ты меня хочешь видеть, но обещаю тебе вот что: если не разболтаешь, я не сожгу твой парик и не припрячу лифчик с ватной грудью.
   Шутка пришлась Эсме явно не по вкусу.
   – Убирайся отсюда, пока я не позвала полицию!

Глава девятая

   В некоторых местах на бульваре Сансет создается впечатление, будто город оказывает вооруженное сопротивление захватчикам. Маленькие гостиницы и допотопные офисные здания стоят с выбитыми или наглухо заколоченными окнами. Дверные ручки снабжены цепями, чтобы никому не вздумалось их открутить. Краска на стенах облупилась, а сами стены усеяны бесчисленными граффити.
   Тротуар как таковой отсутствует. Пешеход пробирается здесь, как сапер по ничейной земле. Грабители и насильники подстерегают его на каждом углу даже днем.
   В нескольких здешних домах еще теплится жизнь посреди всеобщего запустения. В розовом здании с зеленой крышей и с пластиковой пальмой в холле приютились маргинальное агентство по поиску талантов, служба знакомств, трое писателей, специализирующихся на порнографии, никому не нужная в век телевидения радиостанция и контора «Трегарон и Уэлс» – охранная служба, поставляющая своих людей на почасовой основе на вечеринки, общественные мероприятия, распродажи, на открытие шляпных мастерских и бензоколонок.