Страница:
– Это что, шутка? – враждебно спросил Грузовичок.
– Нет, скорее приглашение.
В противоположном конце зала послышались испуганные вздохи и крик. Гости дружно повернулись в ту сторону, с ними и Грузовичок, а я, воспользовавшись случаем, выхватил вистл и убрал в карман. Сейчас здесь начнется черт знает что, поэтому его нужно спрятать ненадежнее.
Незваная гостья Боннингтонского архива плыла через зал и находящихся в нем людей, которые, спотыкаясь, старались отойти подальше. Хотя вообще-то призраками сейчас мало кого напугаешь, некоторые выглядят вполне реально, а этот двигался с мрачной целеустремленностью, действующей на всех и вся.
Девушка с закрытыми пеленой глазами застыла и поглядела по сторонам. Впервые она показалась практически во весь рост: я увидел белую до пояса жилетку с капюшоном, черную юбку, обнаженные руки.
– Где Роза? – жалобным, полным горем голосом спросила она. – Помогите мне ее найти.
Кто-то из гостей испуганно закричал.
– Я беспокоюсь о Розе.
Оттолкнув шафера, я врезался в толпу. Скорее, скорее, нужно оглядеться, именно сейчас, пока люди еще напуганы говорящим призраком. Столько сил приложил, чтобы все устроить, поэтому упускать шанс ни в коем случае нельзя.
Элис с Джеффри уже начали пробираться к выходу хотя в том конце толчеи не было, значит, Пилу бояться нечего. Куда им спешить? Элис с какой-то дикой решимостью шла впереди, к ней, словно пустой вагон к локомотиву, цеплялся Джеффри. Когда я неожиданным шлагбаумом преградил им путь, старший архивариус уставилась на меня с каким-то оскорбленным изумлением.
– Вот так свадьба, всем свадьбам свадьба! – воскликнул я голосом придворного шута.
– Кастор… – К моему огромному удивлению, Элис не нашла слов, зато в глазах горело нечто, подозрительно похожее на ненависть.
Ловкое движение – и я зажал ее ладонь в своей. Элис попыталась вырваться, но я был начеку. В первый раз пожимая ей руку, я прислушивался изо всех сил и ничего не почувствовал. Сейчас все иначе: она потрясена и разгневана, значит, бдительность практически на нуле. Если немедленно её не «просканирую», другой шанс вряд ли представится.
– Элис, выглядите потрясающе! – заявил яи, по-идиотски улыбаясь в перекошенное ненавистью лицо, стиснул ладонь. – Неужели забеременели?
ВСПЫШКА: гнев и возмущение Элис вонзились в меня острыми кинжалами, но за ними шевелился тщательно скрываемый червячок страха. Естественно, это был страх перед призраком, но за ним, заслоняя всю перспективу, огромной горой возвышался другой страх. Элис Гасконь категорически не хотела беременеть, и чтобы я хватал ее за руку – тоже не хотела. Пока она пыталась вырваться, я увидел быстрое телепатическое слайд-шоу: глазами ребенка смотрел на огромного мужчину, который брился у овального зеркала, затем на засохший нарцисс в тоненькой вазочке – последние капли воды превращались в коричневый осадок; а вот ее рабочий стол в Боннингтоне, девственно-чистый, пустой, вместе с пустыми же поддонами для документов он напоминал о больнице. Лишь через несколько секунд до меня дошло: ее стол попал в угловой кабинет Пила. Другими словами, это стол главного управляющего, только на двери кабинета ее имя. С огромным трудом Элис все-таки вырвала руку. Казалось, сейчас отвесит пощечину, но она лишь в полголоса выругалась, пробормотав слово, заканчивающееся на «-добол», которое старшему архивариусу знать явно не полагается. Молча проглотив оскорбление, я бросился к Джеффри.
Страдая аутизмом, Пил имел куда более-серьезные и веские причины возражать против моего прикосновения: если капризная Элис просто брезговала, то у него – психическое расстройство, патология. В общем, чтобы подтолкнуть его к порогу нервного срыва, никаких усилий «е понадобилось. Стоило схватить за запястье, Джеффри напрягся, а потом подпрыгнул, на самом деле подпрыгнул – ноги на секунду от пола оторвались!
– Нет! – заверещал Пил. – Мистер Кастор…
ВСПЫШКА: на сотую долю секунды я увидел коридор Боннингтона – там стояла призрачная женщина, вроде бы боком, но смотрела прямо на Джеффри, а потом яркое белое пламя панического страха выжгло все образы, превратив сознание Пила в пустой экран с белоснежными помехами.
Пытаясь вырвать руку, Пил неистово дергался, и на нас в изумлении смотрели гости. Р-раз – я разжал пальцы. Плохо владеющий собой Джеффри отшатнулся и налетел на стоящих сзади людей, повалив их на пол. Элис все-таки отвесила мне пощечину: получился тяжелый удар справа, от которого мог остаться след. Откуда ни возьмись, появился Джон Тайлер, решивший помочь шефу подняться. Едва потянулся к Джеффри, как я схватил его за запястья, вынудив, остановиться и поднять на меня удивленные глаза.
Секундой позже я изогнулся назад – ни дать ни взять эпилептик во время приступа – и, словно плохо набитый мешок с песком, рухнул на пол.
При знакомстве со служащими архива Тайлеру я руку не пожал. Слава богу, потому что он оказался эмоциональным суперпроводником, эдакой гиперчувствительной сиреной, и я бы точно смазал первое впечатление о себе, не устояв на ногах перед людьми, которым только что представился.
Упал, больно ударился, согнулся пополам, но запястья Джона не выпустил. Хранящиеся в памяти события и образы хлынули в мое сознание, славно из шланга высокого давления. Я не успевал ни заслоняться, ни хоть как-то их рассортировывать. Впечатления от встреч с призрачной женщиной в разных кабинетах и коридорах Боннингтона несколько выделялись на общем фоне, но шлюзы уже открылись, и мощный поток воспоминаний подхватил их и унес неизвестно куда. Я увидел почти все детство Тайлера, глазами младенца взглянул на его мать (в то время маленького Джона в основном, интересовала ее левая грудь), узнал, какие сказки он слушал, как приучался к горшку, как мучил кошку, и бог знает, что еще. Потом хронология сбилась: я видел, как-он в кинотеатре рыдает над «Унесенными ветром», дома заливает кипятком лапшу быстрого приготовления и, наконец, в архиве обертывает старую книгу пузырчатой упаковкой. На книге пометка. «Метрика, май – июнь 1840 года». Тайлер огляделся по сторонам, убедился, что никто за ним не следит, затем надел на обложку защитные уголки, из картона, отрезал упаковочную пленку и заклеил. Джон прекрасно понимал, что делает: он занимался этим далеко не впервые и каждый раз ощущал внизу живота приятное тепло. Очень похоже на приближение оргазма, который никогда не наступает, и это бесконечное нарастающее чувство было в его жизни единственной отдушиной.
– Кажется, он умер.
– Не болтай глупости, Джон, это обычный обморок.
– Да, но вы слышали треск, когда его голова ударилась о пол?
– Не треск, а металлический звук. Голова тут ни при чем, у него в кармане что-то сломалось.
– Вистл, смотрите, в букву L согнулся!
Нет, только не это! Ледяной порыв горя и отчаяния тут же вернул меня в сознание. Мой вистл! Мой щит и меч, мы вместе через все превратности гребаной судьбы прошли! Сейчас от него осталась лишь острая боль в боку – там, где зазубренный конец впился в третье ребро.
Приоткрыв глаза, я увидел лица, целый сонм лиц: испуганные, подозрительные, возмущенные. В самом, центре – Шерил. Она, конечно, обрадовалась, что я снова пришел в сознание, но сжатые в тугую полоску губы давали понять: ее членство в фан-клубе Феликса Кастора прервано и, боюсь, навсегда. Вот он, второй удар судьбы всего за двадцать секунд!
На ладонь легла серебряная фляга. Окоченевший, беспомощный, совершенно потерянный, я сделал большой глоток, даже не проверив, что чью и… чуть не подавился неразбавленным, но прекрасного качества бурбоном. Большая часть глотка пролилась на трекчкот, но остаток свою задачу выполнил. Яповернул голову, чтобы выяснить, кого благодарить: сверху вниз на меня смотрел Рик Клидеро. Вот он на секунду вскинул брови; незаметно для других выражая дружескую солидарность и сочувствие. Я вернул ему флягу, вспомнив переносной холодильник в хранилище Боннингтона со стратегическим запасом «Люкозейда».
«Будь готов!» – гласит девиз скаутов, а определенные привычки остаются до конца жизни. Хотя Рик говорил немного иначе; то же самое, только другими словами.
«В крайнем случае…»
Факты доминошными костями толкали друг друга, а упав, образовали систему, которая незаметно для меня присутствовала в них с самого начала. Я сел, ощущая странную невесомость. Совсем как подброшенный в воздух мяч: достигнув самой верхней точки, он уже и высоту не набирает, и падать не спешит. Я просто парил в воздухе, свободный от силы притяжения, свободный от необходимости выбора.
Шерил помогла встать, и наши взгляды встретились: в ее глазах читались обида, досада и упрек, а в моих… Одному Богу известно, что читалось в моих. Призрачная женщина исчезла: когда я потерял сознание, адресованный ей призыв утратил необходимую силу, и оставаться в странном, незащищенном, чересчур светлом зале стало незачем.
– Мне очень жаль! – прошептал я, наклонившись к самому уху Шерил.
Увы, она не оттаяла.
– Готова поспорить, тебе всегда жаль, а иногда твой план даже срабатывает.
– Надеюсь, он сработает с Сильви, – пробормотал я. – Перед ней м. не следовало бы извиниться в первую, очередь.
Послышались другие голоса, другие руки стали толкать меня к выходу. «Не могу, не могу, не могу», – как заведенный, твердил Джеффри, Элис пыталась успокоить сто чем-то вроде «Все в порядке, все образуется», но без особого эффекта. Какая-то женщина предлагала вызвать полицию, а один из шаферов, на этот раз Шест, протиснувшись к Шерил, настойчиво советовал мне выйти подышать свежим воздухом. Ишь, морщится – наверняка запах бурбона почувствовал!
Шест бесцеремонно схватил за воротник тренча – я позволил отвести себя к двери, однако буквально через пару шагов остановился. Повернувшись к гостям, я отыскал среди них Клидеро. «Позвони мне!» – попросил совершенно недвусмысленным жест, и глаза Рикаудивленно расширились. Я кивнул в сторону Джеффри, показывая, у кого спросить номер.
На секунду Клидеро замялся, будто не понимая, что от него требуется, а потом кивнул. Тут с другой стороны подошел невысокий, крепко сбитый шафер, взял за локоть, и меня уже не повели, а понесли к выходу: ноги едва касались пола.
Что же, пожалуй, так даже лучше: свадьбы – чересчур сильное испытание для моей ранимой психики.
19
20
– Нет, скорее приглашение.
В противоположном конце зала послышались испуганные вздохи и крик. Гости дружно повернулись в ту сторону, с ними и Грузовичок, а я, воспользовавшись случаем, выхватил вистл и убрал в карман. Сейчас здесь начнется черт знает что, поэтому его нужно спрятать ненадежнее.
Незваная гостья Боннингтонского архива плыла через зал и находящихся в нем людей, которые, спотыкаясь, старались отойти подальше. Хотя вообще-то призраками сейчас мало кого напугаешь, некоторые выглядят вполне реально, а этот двигался с мрачной целеустремленностью, действующей на всех и вся.
Девушка с закрытыми пеленой глазами застыла и поглядела по сторонам. Впервые она показалась практически во весь рост: я увидел белую до пояса жилетку с капюшоном, черную юбку, обнаженные руки.
– Где Роза? – жалобным, полным горем голосом спросила она. – Помогите мне ее найти.
Кто-то из гостей испуганно закричал.
– Я беспокоюсь о Розе.
Оттолкнув шафера, я врезался в толпу. Скорее, скорее, нужно оглядеться, именно сейчас, пока люди еще напуганы говорящим призраком. Столько сил приложил, чтобы все устроить, поэтому упускать шанс ни в коем случае нельзя.
Элис с Джеффри уже начали пробираться к выходу хотя в том конце толчеи не было, значит, Пилу бояться нечего. Куда им спешить? Элис с какой-то дикой решимостью шла впереди, к ней, словно пустой вагон к локомотиву, цеплялся Джеффри. Когда я неожиданным шлагбаумом преградил им путь, старший архивариус уставилась на меня с каким-то оскорбленным изумлением.
– Вот так свадьба, всем свадьбам свадьба! – воскликнул я голосом придворного шута.
– Кастор… – К моему огромному удивлению, Элис не нашла слов, зато в глазах горело нечто, подозрительно похожее на ненависть.
Ловкое движение – и я зажал ее ладонь в своей. Элис попыталась вырваться, но я был начеку. В первый раз пожимая ей руку, я прислушивался изо всех сил и ничего не почувствовал. Сейчас все иначе: она потрясена и разгневана, значит, бдительность практически на нуле. Если немедленно её не «просканирую», другой шанс вряд ли представится.
– Элис, выглядите потрясающе! – заявил яи, по-идиотски улыбаясь в перекошенное ненавистью лицо, стиснул ладонь. – Неужели забеременели?
ВСПЫШКА: гнев и возмущение Элис вонзились в меня острыми кинжалами, но за ними шевелился тщательно скрываемый червячок страха. Естественно, это был страх перед призраком, но за ним, заслоняя всю перспективу, огромной горой возвышался другой страх. Элис Гасконь категорически не хотела беременеть, и чтобы я хватал ее за руку – тоже не хотела. Пока она пыталась вырваться, я увидел быстрое телепатическое слайд-шоу: глазами ребенка смотрел на огромного мужчину, который брился у овального зеркала, затем на засохший нарцисс в тоненькой вазочке – последние капли воды превращались в коричневый осадок; а вот ее рабочий стол в Боннингтоне, девственно-чистый, пустой, вместе с пустыми же поддонами для документов он напоминал о больнице. Лишь через несколько секунд до меня дошло: ее стол попал в угловой кабинет Пила. Другими словами, это стол главного управляющего, только на двери кабинета ее имя. С огромным трудом Элис все-таки вырвала руку. Казалось, сейчас отвесит пощечину, но она лишь в полголоса выругалась, пробормотав слово, заканчивающееся на «-добол», которое старшему архивариусу знать явно не полагается. Молча проглотив оскорбление, я бросился к Джеффри.
Страдая аутизмом, Пил имел куда более-серьезные и веские причины возражать против моего прикосновения: если капризная Элис просто брезговала, то у него – психическое расстройство, патология. В общем, чтобы подтолкнуть его к порогу нервного срыва, никаких усилий «е понадобилось. Стоило схватить за запястье, Джеффри напрягся, а потом подпрыгнул, на самом деле подпрыгнул – ноги на секунду от пола оторвались!
– Нет! – заверещал Пил. – Мистер Кастор…
ВСПЫШКА: на сотую долю секунды я увидел коридор Боннингтона – там стояла призрачная женщина, вроде бы боком, но смотрела прямо на Джеффри, а потом яркое белое пламя панического страха выжгло все образы, превратив сознание Пила в пустой экран с белоснежными помехами.
Пытаясь вырвать руку, Пил неистово дергался, и на нас в изумлении смотрели гости. Р-раз – я разжал пальцы. Плохо владеющий собой Джеффри отшатнулся и налетел на стоящих сзади людей, повалив их на пол. Элис все-таки отвесила мне пощечину: получился тяжелый удар справа, от которого мог остаться след. Откуда ни возьмись, появился Джон Тайлер, решивший помочь шефу подняться. Едва потянулся к Джеффри, как я схватил его за запястья, вынудив, остановиться и поднять на меня удивленные глаза.
Секундой позже я изогнулся назад – ни дать ни взять эпилептик во время приступа – и, словно плохо набитый мешок с песком, рухнул на пол.
При знакомстве со служащими архива Тайлеру я руку не пожал. Слава богу, потому что он оказался эмоциональным суперпроводником, эдакой гиперчувствительной сиреной, и я бы точно смазал первое впечатление о себе, не устояв на ногах перед людьми, которым только что представился.
Упал, больно ударился, согнулся пополам, но запястья Джона не выпустил. Хранящиеся в памяти события и образы хлынули в мое сознание, славно из шланга высокого давления. Я не успевал ни заслоняться, ни хоть как-то их рассортировывать. Впечатления от встреч с призрачной женщиной в разных кабинетах и коридорах Боннингтона несколько выделялись на общем фоне, но шлюзы уже открылись, и мощный поток воспоминаний подхватил их и унес неизвестно куда. Я увидел почти все детство Тайлера, глазами младенца взглянул на его мать (в то время маленького Джона в основном, интересовала ее левая грудь), узнал, какие сказки он слушал, как приучался к горшку, как мучил кошку, и бог знает, что еще. Потом хронология сбилась: я видел, как-он в кинотеатре рыдает над «Унесенными ветром», дома заливает кипятком лапшу быстрого приготовления и, наконец, в архиве обертывает старую книгу пузырчатой упаковкой. На книге пометка. «Метрика, май – июнь 1840 года». Тайлер огляделся по сторонам, убедился, что никто за ним не следит, затем надел на обложку защитные уголки, из картона, отрезал упаковочную пленку и заклеил. Джон прекрасно понимал, что делает: он занимался этим далеко не впервые и каждый раз ощущал внизу живота приятное тепло. Очень похоже на приближение оргазма, который никогда не наступает, и это бесконечное нарастающее чувство было в его жизни единственной отдушиной.
– Кажется, он умер.
– Не болтай глупости, Джон, это обычный обморок.
– Да, но вы слышали треск, когда его голова ударилась о пол?
– Не треск, а металлический звук. Голова тут ни при чем, у него в кармане что-то сломалось.
– Вистл, смотрите, в букву L согнулся!
Нет, только не это! Ледяной порыв горя и отчаяния тут же вернул меня в сознание. Мой вистл! Мой щит и меч, мы вместе через все превратности гребаной судьбы прошли! Сейчас от него осталась лишь острая боль в боку – там, где зазубренный конец впился в третье ребро.
Приоткрыв глаза, я увидел лица, целый сонм лиц: испуганные, подозрительные, возмущенные. В самом, центре – Шерил. Она, конечно, обрадовалась, что я снова пришел в сознание, но сжатые в тугую полоску губы давали понять: ее членство в фан-клубе Феликса Кастора прервано и, боюсь, навсегда. Вот он, второй удар судьбы всего за двадцать секунд!
На ладонь легла серебряная фляга. Окоченевший, беспомощный, совершенно потерянный, я сделал большой глоток, даже не проверив, что чью и… чуть не подавился неразбавленным, но прекрасного качества бурбоном. Большая часть глотка пролилась на трекчкот, но остаток свою задачу выполнил. Яповернул голову, чтобы выяснить, кого благодарить: сверху вниз на меня смотрел Рик Клидеро. Вот он на секунду вскинул брови; незаметно для других выражая дружескую солидарность и сочувствие. Я вернул ему флягу, вспомнив переносной холодильник в хранилище Боннингтона со стратегическим запасом «Люкозейда».
«Будь готов!» – гласит девиз скаутов, а определенные привычки остаются до конца жизни. Хотя Рик говорил немного иначе; то же самое, только другими словами.
«В крайнем случае…»
Факты доминошными костями толкали друг друга, а упав, образовали систему, которая незаметно для меня присутствовала в них с самого начала. Я сел, ощущая странную невесомость. Совсем как подброшенный в воздух мяч: достигнув самой верхней точки, он уже и высоту не набирает, и падать не спешит. Я просто парил в воздухе, свободный от силы притяжения, свободный от необходимости выбора.
Шерил помогла встать, и наши взгляды встретились: в ее глазах читались обида, досада и упрек, а в моих… Одному Богу известно, что читалось в моих. Призрачная женщина исчезла: когда я потерял сознание, адресованный ей призыв утратил необходимую силу, и оставаться в странном, незащищенном, чересчур светлом зале стало незачем.
– Мне очень жаль! – прошептал я, наклонившись к самому уху Шерил.
Увы, она не оттаяла.
– Готова поспорить, тебе всегда жаль, а иногда твой план даже срабатывает.
– Надеюсь, он сработает с Сильви, – пробормотал я. – Перед ней м. не следовало бы извиниться в первую, очередь.
Послышались другие голоса, другие руки стали толкать меня к выходу. «Не могу, не могу, не могу», – как заведенный, твердил Джеффри, Элис пыталась успокоить сто чем-то вроде «Все в порядке, все образуется», но без особого эффекта. Какая-то женщина предлагала вызвать полицию, а один из шаферов, на этот раз Шест, протиснувшись к Шерил, настойчиво советовал мне выйти подышать свежим воздухом. Ишь, морщится – наверняка запах бурбона почувствовал!
Шест бесцеремонно схватил за воротник тренча – я позволил отвести себя к двери, однако буквально через пару шагов остановился. Повернувшись к гостям, я отыскал среди них Клидеро. «Позвони мне!» – попросил совершенно недвусмысленным жест, и глаза Рикаудивленно расширились. Я кивнул в сторону Джеффри, показывая, у кого спросить номер.
На секунду Клидеро замялся, будто не понимая, что от него требуется, а потом кивнул. Тут с другой стороны подошел невысокий, крепко сбитый шафер, взял за локоть, и меня уже не повели, а понесли к выходу: ноги едва касались пола.
Что же, пожалуй, так даже лучше: свадьбы – чересчур сильное испытание для моей ранимой психики.
19
– Тяжелую артиллерию готовишь? – спросила Пен, появившись на пороге.
Сквозь толстый полиэтилен, который она приколотила к расколотой в щепки раме, дул холодный ветер, будто напоминая: зима не за горами. Спасибо, не забыл, и не надо мне напоминать.
– Угу, – коротко кивнул я, – дело-то ужасное.
Пытаясь найти запасной вистл, я копался на верхней полке шкафа. Там должен лежать еще как минимум один: постарше только что сломанного красавца и цветом не черный, а медный. Тональность аналогичная: если закрыть глаза, руки и губы перемены не почувствуют. Куда он, мать его, подевался? Пока нашел только флейту с коническим раструбом: удивительно, я почти забыл о своем скоротечном романе с этим благовоспитанным инструментом. Мне он совершенно не подходит: дело в индивидуальном звучании или, возможно, в форме. Вообще-то вистлы тоже бывают коническими, так что особых проблем возникнуть не должно, но какую бы мелодию ни пробовал сыграть, получалась такая ерунда, что самым разумным казалось бросить. И все-таки это ненамного, но ощутимо лучше, чем ничего.
– Может, стоит взять помощника? – предложила Пен. – Например, Джона Гиттингза?
– Ни за что!
– Тогда Пэкмена?
– Он в тюрьме, не раньше следующего октября выйдет.
– А как насчет меня?
Обернувшись, я пристально посмотрел на Пен.
– Контраргументы все те же! – заявил я куда резче и холоднее, чем хотелось, а потом чуть слышно добавил: – Милая, я ведь понятия не имею, чем это все кончится. Зато не сомневаюсь: руки чистыми, а совесть незапятнанной сохранить не удастся, причем не только по твоим меркам, а даже по моим.
Пен сникла, но спорить больше не стала, а я вставил в плеер новые батарейки, обмотал гибким шнуром мини-колонки и спрятал все карман. Затем открыл дверцу шкафа и снял с крючка маленькие серебряные наручники. Увидев их, Пен мертвенно побледнела.
– Похоже, ты не шутишь, – мрачно проговорила она.
– Все должно быть в порядке, – соврал я. – То, что человек достает страховку, совсем не значит, что он решил броситься на машине со скалы.
– А ты?
– Что я?
– Бросаться со скалы не планируешь?
– Нет, но собираюсь столкнуть с нее одного типа. А страхуюсь на случай, если он попытается утянуть за собой меня. вдвинулся к двери, которую по-прежнему загораживала Пен. Её объятие было порывистым, но очень крепким.
– У меня очередное послание от Рафи, – проговорила она дрожащим голосом.
– От Рафи?
– Ну, ладно, от Асмодейа.
– Давай выкладывай…
– Речь об Аджулустикель. Он сказал, для нее это не дело принципа, скорее наоборот. Но, мол, и принуждения там тоже нет. Как же он выразился? – отчаянно роясь в памяти, нахмурилась Пен. – Гордых она ненавидит больше, чем покорных, сильных больше, чем слабых, господ больше, чем рабов.
– Ему нужно предсказания для печенья из китайских ресторанов писать, – парировал я, целуя ее в щеку, – пользы примерно столько же.
Пен посторонилась, и я вышел на лестницу.
Да, дело предстояло непростое. Успех зависел от благоприятного исхода стольких событий, из которых уже первое могло не произойти вообще. В этом случае вся моя подготовка оказалась бы напрасной, заказ Пила остался бы невыполненным, а меня, вполне вероятно, вскоре устранили бы: скормили суккубу или превратили в органический мусор.
Однако я во всем искал свои плюсы: погибать, так с музыкой, причем с громкой.
Рик позвонил в девять, после того как вернулся со свадьбы, принял душ и как следует обдумал, стоит ли вообще со мной связываться.
– Мать твою, Кастор, ты что, совсем рехнулся? – с неподдельным интересом проговорил Клидеро. – Призрак ведь не сам появился, верно? Его вызвал ты! Шерил грозит убить тебя, если еще раз увидит, а Элис… Не представляешь, чем грозит она! Полицию вызвать! Сказала, что не сделала это сегодня же только потому, что не хотела окончательно портить свадьбу.
Выслушав его до конца, я заявил, что распутал дело.
– Какое дело? – замешательство плавно перерастало в раздражение. – Тебя ведь нанимали призрака изгонять – что же тут распутывать? – Почему молодая женщина стала призраком, – коротко ответил я.
Рик несколько секунд переваривал услышанное.
– Ладно, – наконец вздохнул он, – и почему же?
– Не телефонный разговор. Давай встретимся в Юстоне, в главном вестибюле у терминала со стороны Эверсхолт-стрит. Приходи к одиннадцати, и я расскажу тебе все.
– Почему мне?
Вопрос очевидный, удивительно, что Клидеро не задал его раньше.
– Потому что в Боннингоне было совершено два преступления. Одно из них – кража, и, поскольку жертвой оказался ты, думаю, захочешь узнать, что к чему.
Поартачившись для приличия, Рик согласился встретиться. Отсоединившись, я попробовал собраться с духом.
В Юстон я пришел на десять минут раньше. На залитой бетоном площади у терминала царило удивительное спокойствие, и убедиться, что за нами не следят, ну, по крайней мере дилетанты, не составило ни малейшего труда. Аджулустикель совсем другая история: суккуб уже «взяла» мой след, значит, без труда отыщет, даже не заходя в поле моего видения.
Укромный уголок найден, теперь оставалось только ждать. Газетный киоск и рекламный щит с одной стороны прятали меня, с другой – не загораживали главный выход из терминала и ступеньки, ведущие со станции метро. Вокруг практически никого, кроме небольшой стайки японских студентов с огромными рюкзаками, которые, облепив автоматические двери, по очереди бросали беспокойные взгляды на часы, бездомного с тоже огромной, но очень грязной спортивной сумкой, который пил «Белую молнию» из банки, вытащенной из полиэтиленового блока; и девочек в розовых спортивных костюмах, слишком молоденьких, чтобы гулять в такое время, которые сидели на скамейке напротив меня и слушали музыку из одной пары наушников. На лазутчика ни один из них не похож, но с окончательными выводами я не спешил. Похоже, вступаю в клуб Никки: «Если иначе не выжить, паранойя становится во благо».
В четверть двенадцатого по ступенькам поднялся Рик, огляделся по сторонам, но меня не заметил. Вместо серой визитки на нем черные джинсы, толстовка «Квиксилвер» и кроссовки.
Выйдя из убежища, я зашагал в его сторону. Клидеро обернулся, увидел меня и пошел навстречу.
– Ключи с собой? – без всякой преамбулы спросил я.
– Что? – испугался Рик.
– Ключи от архива. Взял их с собой?
– Да, взял. – Во взгляде Рика настороженность вместе с подозрительностью, как у человека, всем видом показывающего: нужны очень и очень убедительные доводы, чтобы он ввязался в какую-то глупость.
– А в чем дело?
– Очень во многом. Во-первых, в клептомане, который порой не гнушается материалами о русских белых.
Уголки рта Клидеро поползли вниз – получилось очень похоже на грустную театральную маску.
– Черт! – в полном замешательстве пробормотал он. – Выходит… Знаешь, мне и самому пару раз казалось… Черт!
– «Паровозная труба» еще открыта. Пойдем, все объясню.
Рик безропотно поплелся за мной через площадь к странному железнодорожному пабу, который притаился на углу. Паром гостей обдали пять минут назад, так что мы остались сухими. Достав ноутбук, я подтолкнул его к Клидеро. Тот посмотрел сначала на компьютер, потом на меня.
– За тобой нужен глаз да глаз, верно, Кастор? – В голосе Рика послышались зловещие нотки. – Я чуть в штаны не наложил из-за этого ноутбука. Половина каталогов только на нем, в главную систему еще не загружена. Я все думал, как сообщить эту новость Элис, чтобы самому под горячую руку не попасться.
Клидеро притянул нетуго обмотанный шнуром ноутбук поближе к себе, будто желая подчеркнуть: он принадлежит ему, а не мне.
– У меня же практически не было вариантов, – начал я. – Чувствовал: происходит что-то странное, а доказать не мог. Пришлось на время отдать ноутбук другу, у которого, как мне казалось, больше шансов все проверить и выяснить.
– И?
– Это Джон Тайлер. Рик расхохотался.
– Ерунда какая-то!
– Вовсе не ерунда, – невозмутимо парировал я. – Свою клавиатуру к твоей машине он подключить не может, поэтому использует медиапанель.
– Что? Медиапанель? Да ты шутишь! – по-прежнему недоверчиво проговорил Рик. – Это же обычный пульт для DVD и прочей техники, в нем даже букв нет!
– Тайлер же не вводит информацию и не редактирует, а просто стирает.
Рик слушал молча, на лице промелькнул целый калейдоскоп эмоций, зато, когда дар речи наконец вернулся, выразился очень коротко, но емко.
– Ублюдок!
– Ты понял?
– Конечно, понял! Тайлер уничтожает записи, еще не переданные в центральный компьютер, значит, в системе не сохраняются учетные записи, необходимые для проверки. Другими словами, о пропаже никто не узнает.
– Наверное, поэтому он и решил украсть столько документов в предельно короткий срок.
– Сколько «столько»?
– Ну, что-то в районе двух тысяч.
– Вредительство какое! – поморщился Рик, а потом у него явно появилась идея, точнее, даже две. – А как он выносил документы из архива? И при чем тут призрак?
– Второй вопрос на время опустим, а что касается первого, тут понадобился один грамм откровенной наглости плюс десять тонн смекалки и сообразительности. Джон несет документы на четвертый этаж и выбрасывает из окна на плоскую крышу. Затем приходит, думаю, что поздно вечером, и забирает. Все закрытые хранилища распложены вдоль одной стены, и ниже четвертого этажа нет ни одного окна, выходящего на ту сторону.
– Боже мой! – В голосе Рика слышалось возмущение вперемешку с восхищением. – Я-то думал, у него что-то вроде полого деревянного протеза! Фрэнку теперь не поздоровится.
Когда Джеффри начнет искать виноватых, именно он окажется первым по списку.
– Подожди, это еще не все! Тайлер прельстился русской коллекцией, но ворует он уже три года. Каждый раз, когда в архив поступают новые экспонаты, Джон, образно выражаясь, снимает сливки. Кстати, как давно он работает в Боннингтоне?
– С две тысячи второго, – невесело рассмеялся Рик. – Точнее, с осени две тысячи второго, потому что руководство приурочило его назначение к началу учебного года. Сукин сын!
Я поднялся, держа руки в карманах, и Клидеро недоуменно на меня посмотрел.
– Ну, как, чувствуешь горячее желание наказать виновного? Рик набрал в рот побольше воздуха и шумно выдохнул.
– Не совсем… – протянул он. – Ты ведь расскажешь Джеффри? Тогда все потихоньку образуется. Пойми правильно, я в ярости, просто разбираться с Тайлером не мое дело.
– А я на Пила больше не работаю. Меня уволили, помнишь? Конечно, можно пойти прямо в полицию, но, если честно, хотелось бы сначала найти ответ на один вопрос. Давай покажу тебе кое-что, ладно? Экспромтом, без предварительных объяснений?
Клидеро решился далеко не сразу, но в конце концов кивнул и поднялся. Я повел его из паба через главный вестибюль вокзала и на улицу. Уже перешли через дорогу, а Рик по-прежнему отставал шага на три – куда мы направляемся, было и так понятно.
– Ночью в здание нам не войти, – беспокойно проговорил Клидеро. – Там сигнализация!
– Датчики стоят только на закрытых хранилищах. А нам, непосредственно в архив не нужно.
– Ты так и не объяснил, при чем тут призрак, – напомнил он, когда мы свернули на Черчуэй.
– Верно, не объяснил, потому что хочу показать. Мы остановились у двери – у второй, заброшенной, которая, судя по виду, если и вела, то к одним из врат ада.
– Что это? – поинтересовался Рик.
Взбежав вверх по ступенькам, я показал на панели замков.
– Вот, поэтому я просил тебя захватить ключи. В глазах Клидеро страх и замешательство.
– Но… мои только от архива.
– Как следует посмотри на связку, тебе нужен ключ с птицей на головке и большим квадратным стержнем, а на втором написано «Шлаге». Не спеши, они точно там.
Клидеро вытащил огромную связку и начал перебирать. Наверное, в тусклом свете уличных фонарей было непросто разглядеть форму и название каждого ключа. Провозившись пару минут, он нашел сначала «Фалькона», потом «Шлаге».
– Попробуй открыть замки.
Первым Рик вставил в скважину «Фалькона», повернул, и мы услышали щелчок. Затем пришла очередь «Шлаге». На этот раз щелчка не было, зато неплотно сидящая в коробке дверь приоткрылась на пару сантиметров.
– Не понимаю, – Клидеро пронзил меня настороженно-вопросительным взглядом.
– Комплекты ключей идентичны, верно? С незапамятных времен их просто передают от архивариуса к архивариусу. У тебя, Элис и Джеффри по полному набору, хотя добрую половину вы ни разу не использовали. Именно так ты сказал вдень моего появления в Боннингтоне.
– Да, точно, но…
– Загляни внутрь, – предложил я. – Этими двумя ключами кто-то пользовался совсем недавно.
Толкнув дверь, Клидеро переступил через порог. Я вошел следом и включил свет. Глаза Рика метались по убогой комнатушке; теперь на полу толстым ковром лежали осколки, а из-за разбитого окна было очень холодно.
– Боже милостивый! – выдохнул он, затем, почувствовав в воздухе едкий запах, поморщился. – Ты же не намекаешь, что здесь Тайлер прячет награбленное? Пахнет как…
– Как что?
– Как… я не знаю что.
Протиснувшись в центр комнаты, я снова повернулся к Рику. Надо же, как побледнел!
– Ты не поверишь, – начал я, – история безумная, совершенно безумная. Безумная и жуткая. Здесь умерла женщина, причем далеко не случайно. Ее убили, а до этого долго держали взаперти: несколько дней, может, даже недель.
Будто что-то подсчитывая, Клидеро снова оглядел комнату.
– Но ведь это…
– Да, это крыло Боннингтонского архива, отделенное сорок или пятьдесят лет назад. Никто не помнит, ни кому оно принадлежит, ни что вообще здесь находится. Теперь комната относится скорее к виртуальной географии, чем к реальному миру, эдакая терра инкогнита.
Лицо Рика стало не то что бледным, а пепельным.
– До сих пор не верится, что кто-то здесь умер, – качая головой, прошептал он.
– Ну, это произошло не совсем здесь, а в подвальной комнате. Глаза Клидеро метнулись к деревянной обшивке, однако уже через секунду он, словно опомнившись, с тревогой посмотрел на меня.
Наручники на самом деле не серебряные, а из обычной нержавейки с серебряным покрытием. Они продавались в Гамбурге как интимная игрушка, но я использую их (слава богу, нечасто) в качестве кастета. Этими наручниками я и попал Рику по подбородку. Удар вышел что надо: раздался приятный хруст, Клидеро пошатнулся, не устоял на ногах и рухнул на пол, окончательно сбив себе дыхание.
Он попытался подняться, но опять упал.
– Ага! – злорадно воскликнул я. – Все-таки посмотрел туда!
Сквозь толстый полиэтилен, который она приколотила к расколотой в щепки раме, дул холодный ветер, будто напоминая: зима не за горами. Спасибо, не забыл, и не надо мне напоминать.
– Угу, – коротко кивнул я, – дело-то ужасное.
Пытаясь найти запасной вистл, я копался на верхней полке шкафа. Там должен лежать еще как минимум один: постарше только что сломанного красавца и цветом не черный, а медный. Тональность аналогичная: если закрыть глаза, руки и губы перемены не почувствуют. Куда он, мать его, подевался? Пока нашел только флейту с коническим раструбом: удивительно, я почти забыл о своем скоротечном романе с этим благовоспитанным инструментом. Мне он совершенно не подходит: дело в индивидуальном звучании или, возможно, в форме. Вообще-то вистлы тоже бывают коническими, так что особых проблем возникнуть не должно, но какую бы мелодию ни пробовал сыграть, получалась такая ерунда, что самым разумным казалось бросить. И все-таки это ненамного, но ощутимо лучше, чем ничего.
– Может, стоит взять помощника? – предложила Пен. – Например, Джона Гиттингза?
– Ни за что!
– Тогда Пэкмена?
– Он в тюрьме, не раньше следующего октября выйдет.
– А как насчет меня?
Обернувшись, я пристально посмотрел на Пен.
– Контраргументы все те же! – заявил я куда резче и холоднее, чем хотелось, а потом чуть слышно добавил: – Милая, я ведь понятия не имею, чем это все кончится. Зато не сомневаюсь: руки чистыми, а совесть незапятнанной сохранить не удастся, причем не только по твоим меркам, а даже по моим.
Пен сникла, но спорить больше не стала, а я вставил в плеер новые батарейки, обмотал гибким шнуром мини-колонки и спрятал все карман. Затем открыл дверцу шкафа и снял с крючка маленькие серебряные наручники. Увидев их, Пен мертвенно побледнела.
– Похоже, ты не шутишь, – мрачно проговорила она.
– Все должно быть в порядке, – соврал я. – То, что человек достает страховку, совсем не значит, что он решил броситься на машине со скалы.
– А ты?
– Что я?
– Бросаться со скалы не планируешь?
– Нет, но собираюсь столкнуть с нее одного типа. А страхуюсь на случай, если он попытается утянуть за собой меня. вдвинулся к двери, которую по-прежнему загораживала Пен. Её объятие было порывистым, но очень крепким.
– У меня очередное послание от Рафи, – проговорила она дрожащим голосом.
– От Рафи?
– Ну, ладно, от Асмодейа.
– Давай выкладывай…
– Речь об Аджулустикель. Он сказал, для нее это не дело принципа, скорее наоборот. Но, мол, и принуждения там тоже нет. Как же он выразился? – отчаянно роясь в памяти, нахмурилась Пен. – Гордых она ненавидит больше, чем покорных, сильных больше, чем слабых, господ больше, чем рабов.
– Ему нужно предсказания для печенья из китайских ресторанов писать, – парировал я, целуя ее в щеку, – пользы примерно столько же.
Пен посторонилась, и я вышел на лестницу.
Да, дело предстояло непростое. Успех зависел от благоприятного исхода стольких событий, из которых уже первое могло не произойти вообще. В этом случае вся моя подготовка оказалась бы напрасной, заказ Пила остался бы невыполненным, а меня, вполне вероятно, вскоре устранили бы: скормили суккубу или превратили в органический мусор.
Однако я во всем искал свои плюсы: погибать, так с музыкой, причем с громкой.
Рик позвонил в девять, после того как вернулся со свадьбы, принял душ и как следует обдумал, стоит ли вообще со мной связываться.
– Мать твою, Кастор, ты что, совсем рехнулся? – с неподдельным интересом проговорил Клидеро. – Призрак ведь не сам появился, верно? Его вызвал ты! Шерил грозит убить тебя, если еще раз увидит, а Элис… Не представляешь, чем грозит она! Полицию вызвать! Сказала, что не сделала это сегодня же только потому, что не хотела окончательно портить свадьбу.
Выслушав его до конца, я заявил, что распутал дело.
– Какое дело? – замешательство плавно перерастало в раздражение. – Тебя ведь нанимали призрака изгонять – что же тут распутывать? – Почему молодая женщина стала призраком, – коротко ответил я.
Рик несколько секунд переваривал услышанное.
– Ладно, – наконец вздохнул он, – и почему же?
– Не телефонный разговор. Давай встретимся в Юстоне, в главном вестибюле у терминала со стороны Эверсхолт-стрит. Приходи к одиннадцати, и я расскажу тебе все.
– Почему мне?
Вопрос очевидный, удивительно, что Клидеро не задал его раньше.
– Потому что в Боннингоне было совершено два преступления. Одно из них – кража, и, поскольку жертвой оказался ты, думаю, захочешь узнать, что к чему.
Поартачившись для приличия, Рик согласился встретиться. Отсоединившись, я попробовал собраться с духом.
В Юстон я пришел на десять минут раньше. На залитой бетоном площади у терминала царило удивительное спокойствие, и убедиться, что за нами не следят, ну, по крайней мере дилетанты, не составило ни малейшего труда. Аджулустикель совсем другая история: суккуб уже «взяла» мой след, значит, без труда отыщет, даже не заходя в поле моего видения.
Укромный уголок найден, теперь оставалось только ждать. Газетный киоск и рекламный щит с одной стороны прятали меня, с другой – не загораживали главный выход из терминала и ступеньки, ведущие со станции метро. Вокруг практически никого, кроме небольшой стайки японских студентов с огромными рюкзаками, которые, облепив автоматические двери, по очереди бросали беспокойные взгляды на часы, бездомного с тоже огромной, но очень грязной спортивной сумкой, который пил «Белую молнию» из банки, вытащенной из полиэтиленового блока; и девочек в розовых спортивных костюмах, слишком молоденьких, чтобы гулять в такое время, которые сидели на скамейке напротив меня и слушали музыку из одной пары наушников. На лазутчика ни один из них не похож, но с окончательными выводами я не спешил. Похоже, вступаю в клуб Никки: «Если иначе не выжить, паранойя становится во благо».
В четверть двенадцатого по ступенькам поднялся Рик, огляделся по сторонам, но меня не заметил. Вместо серой визитки на нем черные джинсы, толстовка «Квиксилвер» и кроссовки.
Выйдя из убежища, я зашагал в его сторону. Клидеро обернулся, увидел меня и пошел навстречу.
– Ключи с собой? – без всякой преамбулы спросил я.
– Что? – испугался Рик.
– Ключи от архива. Взял их с собой?
– Да, взял. – Во взгляде Рика настороженность вместе с подозрительностью, как у человека, всем видом показывающего: нужны очень и очень убедительные доводы, чтобы он ввязался в какую-то глупость.
– А в чем дело?
– Очень во многом. Во-первых, в клептомане, который порой не гнушается материалами о русских белых.
Уголки рта Клидеро поползли вниз – получилось очень похоже на грустную театральную маску.
– Черт! – в полном замешательстве пробормотал он. – Выходит… Знаешь, мне и самому пару раз казалось… Черт!
– «Паровозная труба» еще открыта. Пойдем, все объясню.
Рик безропотно поплелся за мной через площадь к странному железнодорожному пабу, который притаился на углу. Паром гостей обдали пять минут назад, так что мы остались сухими. Достав ноутбук, я подтолкнул его к Клидеро. Тот посмотрел сначала на компьютер, потом на меня.
– За тобой нужен глаз да глаз, верно, Кастор? – В голосе Рика послышались зловещие нотки. – Я чуть в штаны не наложил из-за этого ноутбука. Половина каталогов только на нем, в главную систему еще не загружена. Я все думал, как сообщить эту новость Элис, чтобы самому под горячую руку не попасться.
Клидеро притянул нетуго обмотанный шнуром ноутбук поближе к себе, будто желая подчеркнуть: он принадлежит ему, а не мне.
– У меня же практически не было вариантов, – начал я. – Чувствовал: происходит что-то странное, а доказать не мог. Пришлось на время отдать ноутбук другу, у которого, как мне казалось, больше шансов все проверить и выяснить.
– И?
– Это Джон Тайлер. Рик расхохотался.
– Ерунда какая-то!
– Вовсе не ерунда, – невозмутимо парировал я. – Свою клавиатуру к твоей машине он подключить не может, поэтому использует медиапанель.
– Что? Медиапанель? Да ты шутишь! – по-прежнему недоверчиво проговорил Рик. – Это же обычный пульт для DVD и прочей техники, в нем даже букв нет!
– Тайлер же не вводит информацию и не редактирует, а просто стирает.
Рик слушал молча, на лице промелькнул целый калейдоскоп эмоций, зато, когда дар речи наконец вернулся, выразился очень коротко, но емко.
– Ублюдок!
– Ты понял?
– Конечно, понял! Тайлер уничтожает записи, еще не переданные в центральный компьютер, значит, в системе не сохраняются учетные записи, необходимые для проверки. Другими словами, о пропаже никто не узнает.
– Наверное, поэтому он и решил украсть столько документов в предельно короткий срок.
– Сколько «столько»?
– Ну, что-то в районе двух тысяч.
– Вредительство какое! – поморщился Рик, а потом у него явно появилась идея, точнее, даже две. – А как он выносил документы из архива? И при чем тут призрак?
– Второй вопрос на время опустим, а что касается первого, тут понадобился один грамм откровенной наглости плюс десять тонн смекалки и сообразительности. Джон несет документы на четвертый этаж и выбрасывает из окна на плоскую крышу. Затем приходит, думаю, что поздно вечером, и забирает. Все закрытые хранилища распложены вдоль одной стены, и ниже четвертого этажа нет ни одного окна, выходящего на ту сторону.
– Боже мой! – В голосе Рика слышалось возмущение вперемешку с восхищением. – Я-то думал, у него что-то вроде полого деревянного протеза! Фрэнку теперь не поздоровится.
Когда Джеффри начнет искать виноватых, именно он окажется первым по списку.
– Подожди, это еще не все! Тайлер прельстился русской коллекцией, но ворует он уже три года. Каждый раз, когда в архив поступают новые экспонаты, Джон, образно выражаясь, снимает сливки. Кстати, как давно он работает в Боннингтоне?
– С две тысячи второго, – невесело рассмеялся Рик. – Точнее, с осени две тысячи второго, потому что руководство приурочило его назначение к началу учебного года. Сукин сын!
Я поднялся, держа руки в карманах, и Клидеро недоуменно на меня посмотрел.
– Ну, как, чувствуешь горячее желание наказать виновного? Рик набрал в рот побольше воздуха и шумно выдохнул.
– Не совсем… – протянул он. – Ты ведь расскажешь Джеффри? Тогда все потихоньку образуется. Пойми правильно, я в ярости, просто разбираться с Тайлером не мое дело.
– А я на Пила больше не работаю. Меня уволили, помнишь? Конечно, можно пойти прямо в полицию, но, если честно, хотелось бы сначала найти ответ на один вопрос. Давай покажу тебе кое-что, ладно? Экспромтом, без предварительных объяснений?
Клидеро решился далеко не сразу, но в конце концов кивнул и поднялся. Я повел его из паба через главный вестибюль вокзала и на улицу. Уже перешли через дорогу, а Рик по-прежнему отставал шага на три – куда мы направляемся, было и так понятно.
– Ночью в здание нам не войти, – беспокойно проговорил Клидеро. – Там сигнализация!
– Датчики стоят только на закрытых хранилищах. А нам, непосредственно в архив не нужно.
– Ты так и не объяснил, при чем тут призрак, – напомнил он, когда мы свернули на Черчуэй.
– Верно, не объяснил, потому что хочу показать. Мы остановились у двери – у второй, заброшенной, которая, судя по виду, если и вела, то к одним из врат ада.
– Что это? – поинтересовался Рик.
Взбежав вверх по ступенькам, я показал на панели замков.
– Вот, поэтому я просил тебя захватить ключи. В глазах Клидеро страх и замешательство.
– Но… мои только от архива.
– Как следует посмотри на связку, тебе нужен ключ с птицей на головке и большим квадратным стержнем, а на втором написано «Шлаге». Не спеши, они точно там.
Клидеро вытащил огромную связку и начал перебирать. Наверное, в тусклом свете уличных фонарей было непросто разглядеть форму и название каждого ключа. Провозившись пару минут, он нашел сначала «Фалькона», потом «Шлаге».
– Попробуй открыть замки.
Первым Рик вставил в скважину «Фалькона», повернул, и мы услышали щелчок. Затем пришла очередь «Шлаге». На этот раз щелчка не было, зато неплотно сидящая в коробке дверь приоткрылась на пару сантиметров.
– Не понимаю, – Клидеро пронзил меня настороженно-вопросительным взглядом.
– Комплекты ключей идентичны, верно? С незапамятных времен их просто передают от архивариуса к архивариусу. У тебя, Элис и Джеффри по полному набору, хотя добрую половину вы ни разу не использовали. Именно так ты сказал вдень моего появления в Боннингтоне.
– Да, точно, но…
– Загляни внутрь, – предложил я. – Этими двумя ключами кто-то пользовался совсем недавно.
Толкнув дверь, Клидеро переступил через порог. Я вошел следом и включил свет. Глаза Рика метались по убогой комнатушке; теперь на полу толстым ковром лежали осколки, а из-за разбитого окна было очень холодно.
– Боже милостивый! – выдохнул он, затем, почувствовав в воздухе едкий запах, поморщился. – Ты же не намекаешь, что здесь Тайлер прячет награбленное? Пахнет как…
– Как что?
– Как… я не знаю что.
Протиснувшись в центр комнаты, я снова повернулся к Рику. Надо же, как побледнел!
– Ты не поверишь, – начал я, – история безумная, совершенно безумная. Безумная и жуткая. Здесь умерла женщина, причем далеко не случайно. Ее убили, а до этого долго держали взаперти: несколько дней, может, даже недель.
Будто что-то подсчитывая, Клидеро снова оглядел комнату.
– Но ведь это…
– Да, это крыло Боннингтонского архива, отделенное сорок или пятьдесят лет назад. Никто не помнит, ни кому оно принадлежит, ни что вообще здесь находится. Теперь комната относится скорее к виртуальной географии, чем к реальному миру, эдакая терра инкогнита.
Лицо Рика стало не то что бледным, а пепельным.
– До сих пор не верится, что кто-то здесь умер, – качая головой, прошептал он.
– Ну, это произошло не совсем здесь, а в подвальной комнате. Глаза Клидеро метнулись к деревянной обшивке, однако уже через секунду он, словно опомнившись, с тревогой посмотрел на меня.
Наручники на самом деле не серебряные, а из обычной нержавейки с серебряным покрытием. Они продавались в Гамбурге как интимная игрушка, но я использую их (слава богу, нечасто) в качестве кастета. Этими наручниками я и попал Рику по подбородку. Удар вышел что надо: раздался приятный хруст, Клидеро пошатнулся, не устоял на ногах и рухнул на пол, окончательно сбив себе дыхание.
Он попытался подняться, но опять упал.
– Ага! – злорадно воскликнул я. – Все-таки посмотрел туда!
20
Рик снова попробовал встать; тело не слушалось. Он глупо таращился на меня, а из губы, прокушенной, когда по челюсти стукнули наручники, текла кровь.
– Ч-черт! – протестующее захрипел он, брызгая алой слюной. – Лежать, Рик! – без тени шутки предупредил я. – Ослушаешься – получишь еше, и на этот раз не дай бог что-нибудь сломаю.
– Ч-черт! – протестующее захрипел он, брызгая алой слюной. – Лежать, Рик! – без тени шутки предупредил я. – Ослушаешься – получишь еше, и на этот раз не дай бог что-нибудь сломаю.