"О светлая!
   Как тянется время! Теперь даже звезды говорят со мной только о тебе, а ночной ветерок давно знает твое имя и постоянно нашептывает его мне на ухо. Я должен прийти к тебе! Смерти я, как и все, страшусь и не ищу ее, но если мне придется пройти через мрачное царство Смерти, чтобы коснуться этого волшебного цветка - твоего тела, - я сделаю все, я встречусь даже с самой Смертью! Обещай мне лишь одно: если на пути к тебе точку в моей жизни суждено будет поставить страже Катала, то пусть глаза мои закроет твоя рука. И пусть - о, я понимаю, как дерзка моя просьба! - твои дивные уста коснутся тогда моих хладных уст в знак прощания.
   В северной части садов Лараи Ригал, у самой стены, на полянке растет дерево-лира. Там и через десять ночей после прихода полной луны будет достаточно светло, чтобы мы смогли в темноте узнать друг друга.
   Через десять ночей после полнолуния я приду туда. И знай, что отныне мою жизнь - ах, это такая малость! - ты держишь в своих тонких прелестных пальчиках.
   Дьярмуд дан Айлиль".
   Было уже далеко за полночь. Вечером прошел дождь, а потому цветы эльфинеля у нее под окном пахли особенно сильно. Ветерок уже успел развеять облака, и ущербная луна светила прямо в окно спальни. Лунный свет ласково коснулся лица Шарры, скользнул по блестящей волне густых темных волос.
   Полнолуние было девять ночей назад.
   Значит, автор письма уже неведомым образом перебрался через Саэрен и прячется где-то здесь, в темноте, неподалеку? И завтра...
   Шарра, дочь Шальхассана, глубоко вздохнула в своей девичьей постели и спрятала письмо в тайник. И в эту ночь, когда ее наконец сморил сон, снились ей вовсе не детские игры; она беспокойно металась, ворочалась с боку на бок, и беспорядочно рассыпавшиеся по подушкам роскошные черные кудри ее водопадом стекали на пол.
   Венессар Гатский был так юн и застенчив, что ей даже захотелось взять его под свое крыло. Прогуливаясь с ним утром по Круговой аллее, она старалась не мучить его вопросами и насмешками, а говорила в основном сама. Одетый в желтый дублет и штаны в обтяжку, длиннолицый и какой-то испуганный, мальчик этот то и дело с ошалелым видом склонялся к ней, когда она перечисляла ему названия цветов и деревьев и рассказывала историю Т'Варена, создателя садов Лараи Ригал. И Шарра, дразня этого олуха и нарочно приглушив голос, чтобы не подслушивали сопровождающие, тащившиеся на всякий случай в десяти шагах впереди и позади них, с упоением продолжала свой рассказ, и ее юному спутнику даже в голову прийти не могло, сколько раз уже она рассказывала все это другим.
   Они неторопливо проследовали мимо кедра, с которого она упала как раз в тот день, когда погиб ее брат Марлин, и за день до того, как ее назвали наследницей престола. И вскоре за поворотом тропы, после седьмого по счету горбатого мостика и очередного искусственного водопада, она увидела у северной стены на поляне огромное дерево-лиру.
   Разговор замер. Венессар Гатский попытался было довольно неуклюже оживить его и разразился целым каскадом покашливаний, пофыркиваний и восклицаний, однако все его усилия были тщетны. Принцесса погрузилась вдруг в такое глубокое молчание и задумчивость, что несчастному Венессару показалось, будто эта красавица, словно цветок, свернула свои лепестки, отгородившись таким образом от всех. Впрочем, даже и в таком виде она, эта Черная Роза Катала, вполне способна была кого угодно свести с ума. Венессар был в отчаянии. "Да ведь отец с меня шкуру снимет!" - думал он, не зная, как подступиться к Шарре.
   Но она сама в конце концов сжалилась над ним и взяла его под руку. В этот момент они как раз шли по девятому мостику, завершая круг и направляясь к павильону, где, удобно раскинувшись на подушках, восседал сам Шальхассан в окружении изысканных и благоухающих придворных и слуг, вооруженных опахалами. Этот благосклонный жест поверг юного Венессара в состояние полного оцепенения; движениями своими он теперь напоминал игрушечный механизм, не обращая внимания на злобные и хищные взгляды своего отца, Брагона, сидевшего рядом с Шальхассаном.
   Но, заметив, какими глазами смотрит Брагон на нее, Шарру, она вздрогнула, и его плотоядная улыбка под черными усами стала еще шире. В улыбке этой не было ровным счетом ничего от притворного умиления, с каким мог бы смотреть на нее возможный свекор. Глаза Брагона горели таким нескрываемым жадным желанием, что тело Шарры под шелком платья напряглось от отвращения.
   А вот отец ей не улыбнулся. Он никогда не улыбался, ее отец.
   Шарра склонилась перед ним в почтительном реверансе и отошла в тень; ей сразу же принесли стакан ледяного м'рае и целое блюдо замороженных сладостей. Когда Брагон наконец собрался уходить, она очень постаралась, чтобы он заметил, с каким холодным презрением она на него смотрит. А вот Венессару она улыбнулась и даже протянула ему руку, и этот недотепа чуть не забыл коснуться ее руки лбом. "Все, довольно!" - думала она. И пусть отец все узнает и не заблуждается относительно тех причин, по которым она никогда больше не примет этих людей! Она уже не пыталась сдерживать гнев, бушевавший у нее в душе.
   "Больше всего мне хочется, - с горечью думала Шарра, умудряясь, правда, даже улыбаться окружавшим ее придворным, взобраться снова на тот кедр, выше ветки, что тогда подломилась подо мной, значительно выше, на самую макушку, и оттуда, превратившись в сокола, взлететь в небо и парить высоко-высоко в полном одиночестве над сиянием озера и великолепием садов!"
   - Вот скотина! - сказал Шальхассан, наклоняясь к ее уху, чтобы, кроме нее, его могли случайно услышать только рабы, на которых, впрочем, и внимания-то обращать не следовало. - А сынок совсем зеленый. Дурачок этакий...
   - Оба хороши, - сурово молвила его дочь. - Все они такие.
   Луна, превратившаяся в тонкий серпик, взошла поздно. Из своего окна Шарра видела ее прямо перед собой над восточным берегом озера, но покидать свою комнату не спешила. Куда это годится - приходить на свидание вовремя? И пусть этот наглец усвоит, что она, принцесса Катала, не побежит на его зов, точно какая-то служанка из Родена или еще какого-нибудь северного селения!
   И тем не менее пульс под тонкой кожей ее запястья бился что-то уж чересчур часто. "И мою жизнь - ах, это такая малость! - ты держишь сейчас в своих тонких прелестных пальчиках!" - это были его слова, и это была чистая правда. Стоило ей слово сказать, и не миновать ему гарроты за подобную дерзость. Такой поступок мог бы даже послужить началом войны.
   Нет, сказала она себе, это было бы крайне безответственно. Она, дочь Шальхассана, поздоровается с этим нахалом самым учтивым образом и в полном соответствии с его собственным высоким положением хотя бы потому, что он, надо отдать ему должное, сохранил свою страсть в тайне. И проделал такой долгий путь, подвергался такой страшной опасности только ради того, чтобы ее увидеть! Что ж, ответ ее будет вполне благожелательным и милостивым, а он пусть с этим ответом и отправляется назад, к себе на север. И пусть даже не надеется на большее. За подобную самоуверенность и наглость нужно платить! И этот Дьярмуд из Бреннина получит должный урок! А еще, подумала она вдруг, интересно было бы узнать, как он перебрался через Саэрен... Вот уж действительно, были бы сведения первостепенной важности для ее страны, которой она в свое время станет править!
   Она несколько успокоилась; дыхание стало ровным, бешеное биение сердца замедлилось. И куда-то исчез не дававший ей покоя образ одиноко летящего в вышине сокола, точно его сдул порыв ветра. Теперь, взяв себя в руки, Шарра чувствовала себя настоящей наследницей катальского трона, отлично знающей свои обязанности. Осторожно приподняв юбки, она неторопливо перелезла с подоконника на мощную ветку старого, покрытого густой листвой дерева, росшего у нее под балконом, и стала спускаться.
   Огненные мухи, лиены, так и сновали в темноте. Густые тревожные ароматы ночных цветов опутали Шарру, точно паутиной. Она шла при свете тонкого месяца уверенно, хорошо зная дорогу, ибо обнесенные стеной сады хоть и раскинулись на много миль, но были все же для нее настоящим родным домом, и она знала здесь каждую тропинку, каждую ямку на аллеях. Однако подобная ночная прогулка была теперь из области запретных удовольствий, исчезнувших из ее жизни, и она, безусловно, получила бы жестокий выговор от отца, если бы оказалась обнаруженной. А ее слуг, несомненно, высекли бы кнутом.
   Ничего, никто ее не обнаружит! Стража с фонарями обходит дозором только внешние стены, а здесь, в ее садах, - совсем иной мир. Здесь единственные источники света - месяц, да звезды, да еще парящие в воздухе и словно тающие во тьме огненные мухи. Было так тихо, что она слышала шуршание насекомых и слабый плеск воды в искусственных водопадах. В листве вздыхал ветерок, а где-то под деревом-лирой Шарру ждал тот, кто описал ей, сколь многое умеют губы и руки влюбленных...
   На этой мысли она немножко задержалась, остановившись на четвертом горбатом мостике и слушая тихий плеск прирученной воды, бегущей по разноцветным камешкам. Никто - это она отлично понимала - не знает, где она сейчас! И она тоже абсолютно ничего не знает, кроме неясных сплетен, о том, кто ждет ее сейчас в темноте. Но мужества ей, дочери Шальхассана, не занимать, хотя, возможно, сейчас она и ведет себя глупо и легкомысленно!
   Шарра оделась обдуманно - в ярко-голубое с золотым кантом платье, украсив его одной лишь подвеской из ляпис-лазури на груди. Она была очень хороша!
   Решительно тряхнув головой, она миновала знакомый мостик, прошла по тропе за поворот и увидела дерево-лиру.
   Но возле дерева никого не было.
   Она ни секунды не сомневалась, что он уже ждет ее там. Хотя это и было довольно нелепо, если учесть, сколько опасностей могли подстерегать его. А что, если это кто-то из ее одуревших поклонников? Какой-нибудь идиот подкупил одну из горничных, вот та и подбрасывала к ней в комнату эти письма? Вряд ли настоящий принц Бреннина, наследник трона, - она знала, что он стал им после изгнания своего старшего брата, - стал рисковать своей жизнью и пускаться в сомнительные приключения из-за женщины, которую даже никогда в жизни не видел...
   Опечаленная, сердясь на себя за подобные мысли, Шарра сделала последние несколько шагов и остановилась под золотистыми ветвями дерева-лиры. Ее длинные пальцы, все же ставшие безупречно ухоженными за несколько лет вынужденного безделья, гладили толстый ствол.
   - Если бы ты была не в юбке, я бы пригласил тебя присоединиться ко мне. Здесь, наверху, очень неплохо. Хотя вряд ли принцесса Катала умеет лазить по деревьям... Ну что, мне спрыгнуть? - Голос раздался прямо у нее над головой, и она с огромным трудом подавила желание посмотреть туда. Она даже головы не подняла!
   - В этом саду, - спокойно сказала она, - мне знакомо каждое дерево, и на каждое из них я залезала не раз. - Сердце у нее бешено билось. - В том числе и на это. И очень часто именно в юбке. Но сейчас мне что-то никуда лезть не хочется. Так что, Принц Дьярмуд - ведь ты принц Дьярмуд, верно? слезай лучше сам.
   - А если не слезу? - Все-таки тон у него был чересчур насмешливый для человека, вроде бы сгоравшего от любви к ней. И Шарра решила не отвечать. Впрочем, он не стал дожидаться ее ответа. Зашуршали листья, и принц легко спрыгнул на землю с нею рядом.
   А потом его руки взяли в плен ее нежную ручку, и его губы - а вовсе не лоб - коснулись ее запястья. Ну, это бы еще можно было как-то простить, встань он перед ней на колени, однако он не только не встал на колени, но и продолжал целовать ее запястье, ладонь, пальцы...
   Она резко отдернула руку, чувствуя, к своему ужасу, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди и стук его, наверное, слышен даже этому нахалу. А ведь она еще и лица его рассмотреть как следует не успела...
   Словно прочитав ее мысли, он вышел из тени в полосу лунного света. Вспыхнули светлые растрепанные кудри, и он действительно преклонил перед ней колено. И тогда она наконец увидела его лицо.
   Глаза Дьярмуда, широко расставленные, с тяжелыми веками и густыми, почти как у женщины, ресницами были ярко-синими, большими. Рот тоже был крупный, даже чересчур крупный и сочный, хотя очертания губ были тверды. Твердым и мужественным был также гладко выбритый подбородок.
   Он улыбался ей и совсем не насмешливо. Она догадалась, что он тоже отлично смог рассмотреть ее лицо, освещенное ущербной луной.
   - Ну и что... - начала было она.
   - Глупцы! - прервал ее Дьярмуд дан Айлиль. - Мне много раз говорили, что ты прекрасна. Раз шестнадцать, не меньше. И каждый хвалил тебя по-своему.
   - Ну и что? - Она замерла в напряженном ожидании, уже готовая опустить на его голову топор своего гнева.
   - Клянусь очами Лизен - все они были правы! Но никто и ни разу даже не упомянул, что ты еще и умна! Хотя мне, конечно, следовало бы об этом догадаться. Наследница Шальхассана, безусловно, должна обладать гибким умом.
   К подобному повороту она оказалась совершенно не готова. Никто никогда не говорил ей таких слов. Совершенно выбитая из колеи, она судорожно пыталась припомнить те приемы, с помощью которых так легко управляла своими бесконечными "женихами", этими юными венессарами...
   - Прости меня, - сказал принц Дьярмуд, поднявшись с колен и стоя совсем близко от нее, - но я не предполагал... Нет, я, конечно, знал, что мне придется иметь дело с ЮНОЙ ОСОБОЙ - в том смысле, какой обычно вкладывается в это понятие. Но ты совсем не такая! Может быть, мы немного прогуляемся? И ты покажешь мне свои сады?
   Когда она пришла в себя, то поняла, что уже идет с ним по северной части Круговой аллеи; и ей показалось, что было бы глупым ребячеством противиться, когда он взял ее за руку. И все-таки она не могла не задать ему тот вопрос, что вертелся у нее на языке, пока они молча брели по темной аллее, окутанной ночными ароматами и слабо освещаемой парящими у них над головой огненными мухами.
   - Но если ты считал меня простушкой, то зачем же писал мне такие письма? - спросила она и почувствовала, как ухнуло куда-то сердце, все замедляя свои удары и словно отсчитывая, насколько она успела овладеть собой, пока он обдумывает ответ. "Посмотрим, что ты ответишь мне, дружок! Не так-то тебе будет легко это сделать!" - думала она сердито.
   - Красота всегда обезоруживала меня, - спокойно начал Дьярмуд. - А слухи о твоей красоте давно уже достигли моих ушей. Но ты оказалась гораздо прекраснее, чем мне говорили.
   Неплохо для северянина. Даже довольно изящно. Вполне достойно медоточивых уст Галинта. Однако на эту удочку он ее не поймает! И пусть он хорош собой, пусть тревожно бьется ее сердце, когда он стоит с нею рядом в темноте и тихонько поглаживает ее руку, как бы невзначай касаясь порой ее груди, - пока что Шарра чувствовала себя в полной безопасности. Если где-то в глубине души у нее и вспыхнуло сожаление, то это был всего лишь очередной вираж того сокола, что парил - в ее душе, перед ее мысленным взором, высоко-высоко в небесах, и она решительно всякие сожаления пресекла и заговорила привычно-равнодушно:
   - Т'Варен заложил сады Лараи Ригал еще во времена моего прадеда Талласона, которого у вас на севере хорошо помнят, и не без причин. Сады эти занимают много квадратных миль и по всему периметру обнесены высокой стеной, включая и озеро, которое... - И она продолжала рассказывать тем же тоном, каким говорила со всеми своими "женихами", хотя сейчас была ночь, а не утро, и этот мужчина не выпускал ее руки из своих горячих рук. Отличие в итоге оказалось не столь уж и велико. "Я могла бы даже поцеловать его, думала она. - В щеку, на прощание".
   У очередного мостика они вышли на Перекрестную тропу и снова двинулись по дуге на север. Теперь месяц, совсем выйдя из-за деревьев, плыл высоко в небе в обрамлении кружевных облаков, временами раздуваемых ветерком с озера, приятным и не слишком холодным. Шарра продолжала свободно болтать, время от времени все же замечая, что ее спутник упорно молчит. Однако пожатие его руки становилось все крепче, и он снова как бы нечаянно коснулся ее груди, когда они проходили мимо одного из водопадов.
   - Эти мостики названы в честь наших девяти провинций, - сказала она, а цветы в каждой части парка...
   - ДОВОЛЬНО! - резко прервал ее Дьярмуд, и она умолкла, даже не закончив фразу. Он остановился и повернулся к ней лицом. За спиной у нее были заросли кустарника калат - в детстве она часто пряталась там.
   Теперь он выпустил ее руку. И долго смотрел на нее совершенно ледяными глазами. А потом вдруг повернулся и пошел по дорожке дальше. Ей ничего не оставалось, как поспешить за ним. Нагнав его, она молча пошла рядом, стараясь не отставать.
   Когда же он наконец снова заговорил, то смотрел не на нее, а прямо перед собой. Голос его звучал негромко, но уверенно:
   - Ты сейчас была, как неживая. Что ж, если тебе нравится играть в милостивую принцессу с теми жалкими щенками из знатных семей, что снуют вокруг тебя и пытаются за тобой ухаживать, то я в эти игры не играю. Меня это совершенно не интересует. И все же...
   - Никакие они не щенки! И вовсе не жалкие! Это представители старинных катальских родов! И они...
   - Пожалуйста, не надо! В конце концов, это же оскорбительно для нас обоих, разве ты этого не понимаешь? Или, может быть, тебе нравится тот женоподобный мальчик для битья, которого я видел сегодня утром? Или его отец? Но эти ведь даже хуже, чем просто жалкие! Я бы, например, с огромным удовольствием этого Брагона собственноручно прикончил! Нет, больше ни слова о них! Мне невыносимо видеть, как ты унижаешь себя и меня, разговаривая со мной так же, как с этими придурками!
   Они снова подошли к дереву-лире. Среди его ветвей пела птица. Шарра, чтобы дать хоть какой-то выход обуревавшим ее чувствам, пригнула одну из веток и чуть не сломала ее.
   - Господин мой, я должна сказать, что весьма удивлена твоими словами. Вряд ли ты мог ожидать от меня слишком откровенных речей уже во время... нашего первого...
   - Но я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ожидал! Я надеялся услышать настоящую женщину! Которая когда-то - еще совсем недавно! - была девчонкой-сорванцом и облазила в этом парке все деревья! Но ты слишком увлечена своей ролью принцессы. Вот что раздражает меня. Мало того, причиняет мне боль. А сегодня я и вовсе чувствую себя униженным!
   - А что, сегодня какой-то особый день? - спросила она насмешливо и тут же прикусила язык.
   - Да, - ответил он. - Сегодня - наш день.
   И обнял ее, и в тени дерева-лиры наклонился и прильнул к ее устам. И голова его заслонила от нее месяц в небесах, и, хотя это и было ей все равно, глаза ее сами собой закрылись, и она почувствовала, как губы его раздвигают ее губы, и его язык...
   - Нет!! - Она изо всех сил рванулась и чуть не упала. Они стояли лицом друг к другу на расстоянии двух шагов, и сердце у нее колотилось, как обезумевшая от страха птица, изо всех сил старавшаяся вырваться и улететь прочь. Нужно было удержать эту птицу, взять себя в руки. Нужно. Она ведь все-таки Шарра, дочь...
   - Темная Роза, - сказал Дьярмуд, и голос его дрогнул. Он шагнул к ней.
   - Нет! - Она вскинула руки, словно пытаясь от него отгородиться.
   Дьярмуд остановился. Посмотрел на дрожащую девушку.
   - Почему ты меня боишься? Что во мне так пугает тебя? - спросил он.
   Шарре было трудно дышать. Она чувствовала, как напряжена ее грудь, и какой странный теплый ветер веет вокруг, и как близко стоит от нее этот принц, и еще что-то темное, теплое чувствовала она в своей душе - там, где...
   - Как ты перебрался через реку? - вдруг выпалила она.
   Она ожидала любой насмешки, очередного дурацкого ответа - это бы даже помогло ей прийти в себя, - но глаза его отнюдь не смеялись и отвечал он спокойным, ровным тоном:
   - С помощью волшебных стрел. Мне их подарил один маг. И обыкновенной веревки. Мы натянули ее над самой водой и по ней перебрались - как обычно перебираются через реку. Это нетрудно. А наверх мы взобрались по лестнице, высеченной в скале несколько веков тому назад. Но учти: я это рассказываю тебе одной. Ты никому не скажешь?
   В ней проснулась принцесса Катала.
   - Я никогда не даю подобных обещаний - не имею права. Но сейчас и здесь я, так или иначе, тебя не предам. Хотя тайны, угрожающие безопасности моего народа...
   - А какую, по-твоему, тайну только что выдал тебе я? Я ведь, между прочим, тоже наследник королевского трона!
   Она только головой покачала. Кто-то внутри ее истерически вопил, призывал ее немедленно бежать отсюда, от него подальше, но она никуда не побежала, а осторожно сказала:
   - Если ты, господин мой принц, думаешь, что тебе удастся завоевать дочь Шальхассана всего лишь рассказами о том, как ты пробрался сюда и...
   - Шарра! - с болью вскричал он, впервые вслух произнеся ее имя, и оно прогремело в ночи, точно удар колокола. - Ты только послушай, что ты говоришь! Это же не просто...
   И вдруг они оба услышали бряцание оружия. Это дворцовая стража обходила стену дозором.
   - Что это за крик? - раздался скрипучий голос, и она узнала Деворша, капитана королевской стражи. Ему что-то ответили шепотом, и он громко возразил: - Нет, я слышал голоса! Так, вы двое быстро проверьте стену изнутри. И собак возьмите!
   Ночную тишину нарушил громкий лязг мечей.
   Неведомым образом оба они тут же оказались в спасительной тени дерева. Она положила руку ему на плечо.
   - Беги. Если они тебя найдут, то непременно убьют.
   Невероятно, но взгляд его по-прежнему был спокоен; он с нежностью, не отрываясь, смотрел на нее сверху вниз.
   - Если найдут, то, конечно, убьют, - сказал он. - Правда, сперва пусть попробуют. Что ж, в крайнем случае ты закроешь мне глаза, как я тебя просил. - И тут выражение его лица изменилось, голос стал жестче: - Но по своей воле я тебя сейчас ни за что не оставлю! Пусть сюда явится хоть весь Катал, если он так жаждет моей крови!
   И - Боги, Боги, все Боги Катала! - как сладки были его губы, как ослепительно уверенны прикосновения его рук, когда он поспешно расстегивал лиф ее платья... И, должно быть, по прихоти великой Богини, Шарра сама обняла его и притянула к себе, и сама поцеловала его - жадно и страстно, выпустив наконец на волю все те желания, которые так долго пыталась сдерживать. Ее обнаженные груди напряглись под его лаской, и она сладострастно изогнулась от восторга, смешанного с обжигающей болью, зародившейся где-то внутри ее, когда он опустил ее в густую траву, срывая с нее и с себя одежды. А потом его тело точно слилось с ее телом и стало для нее и этой ночью, и этим садом, и всеми мирами сразу, а перед ее мысленным взором вновь возник вольный сокол, что парит на своих широких крыльях в темном небе, освещаемый полной луной.
   "Шарра!"
   Кто-то громко выкрикнул это имя за стеной, в саду.
   - Что это? - воскликнул один из стражников. - Нет, я точно слышал чьи-то голоса! Вы двое все-таки посмотрите в саду. И собак возьмите!
   Двое стражников бегом направились к западным воротам.
   И тут же остановились, сделав всего несколько шагов и уже невидимые в темноте. "Стражниками" были, собственно, Кевин и Колл, которые сад обследовать, разумеется, не стали, а поспешили вернуться в ту неприметную низинку, где залегли остальные их товарищи. Третьим же "стражником", пролаявшим приказ, был Эррон, удачно изменивший голос и оказавшийся среди своих даже раньше Колла и Кевина. А до настоящей стражи было минут десять ходу, и направлялась она совсем в другую сторону. Весь этот план был придуман Дьярмудом, в том числе и точное время "тревоги", пока до наступления темноты все они лежали в засаде, наблюдая за стражниками и слушая их голоса.
   Теперь им оставалось только ждать возвращения Дьярмуда, и они тихо полеживали в темной низинке, а кое-кто даже уснул, воспользовавшись свободной минуткой, ведь вскоре им вновь предстоял долгий путь на север. Никто не разговаривал. Слишком возбужденный, не в состоянии расслабиться, Кевин лег на спину, глядя, как медленно проплывает по небу луна. Несколько раз до них доносились голоса настоящих стражников, в очередной раз дозором обходивших стену, которой был обнесен сад. Принц все не возвращался. Луна, достигнув зенита, начала постепенно сползать к западу; все небо было усыпано яркими летними звездами.
   Карде увидел Дьярмуда первым. С ног до головы одетый в черное, принц все же был заметен на стене - его светловолосая голова прямо-таки светилась в лунных лучах. Карде быстро проверил, нет ли поблизости патруля. Впрочем, и на этот раз Дьярмуд все рассчитал безупречно, так что Карде, выпрямившись уже без опаски, подал принцу знак, что опасности нет, и тот легко спрыгнул со стены, перекатился по земле, тут же вскочил и, низко пригнувшись, отбежал в сторону и нырнул в знакомый овражек, где прятались его друзья. Кевин заметил, что в руке Дьярмуд сжимает какой-то цветок, волосы у него в полнейшем беспорядке, дублет надет и застегнут кое-как, а глаза сверкают от возбуждения.
   - Дело сделано! - сказал он, поднимая цветок и как бы салютуя им своим спутникам. - Только что я сорвал в саду Шальхассана самую прекрасную из его роз!
   Глава 7
   "Дейв непременно будет найден, я обещаю", - сказал он тогда. Что ж, весьма скоропалительное обещание. В общем, оно было совершенно не в его духе, но что сделано, то сделано.
   Так что почти одновременно с отрядом Дьярмуда, отправившимся на юг вместе с Полом и Кевином, Лорин Серебряный Плащ в полном одиночестве тоже покинул Парас-Дерваль и погнал своего коня на северо-восток. Он ехал на поиски Дейва Мартынюка.
   Маги редко действуют в одиночку, ибо тогда их возможности, и особенно магическая сила, значительно ограниченны, но Лорин все же счел необходимым оставить Мэтта во дворце. Его присутствие там было особенно важно после того, как стало известно о найденном в саду мертвом цверге. Да, неудачное время выбрал он для этого путешествия. Впрочем, выбирать особенно не приходилось. Как не приходилось ему выбирать и среди тех немногих, кому он мог полностью доверять.