Страница:
Осушив голубой кубок, Шальхассан пришел к окончательному решению.
Девчонка стала чересчур самовольной! Пора, пора ей замуж. Как бы ни была сильна женщина, все равно лучше, когда рядом с ней мужчина. В том числе и в постели. Королевству нужны наследники. Давно пора!
Смотреть на борьбу Шальхассану наскучило, и он махнул рукой. Распорядитель тут же прекратил поединок. Впрочем, оба борца вели себя достойно и мужественно, и Шальхассан объявил, что освобождает обоих. По толпе придворных тут же пролетел гул одобрения, все задвигались, зашелестели шелковыми одеждами.
Уже отворачиваясь, правитель заметил, что один из борцов несколько запоздал с поклоном, хотя, безусловно, был преисполнен благодарности. Возможно, этот человек просто слишком устал или был ранен, однако спустить ему подобную оплошность Шальхассан не мог: честь и могущество трона должны быть незыблемы всегда и при любых обстоятельствах. Он снова махнул рукой немому стражу в дверях.
Нет, эти немые с их удавками, безусловно, чрезвычайно полезны... А Шарре придется просто научиться ко всему подходить с разными мерками.
О приближающейся смерти можно узнать разными способами; известие о ней может упасть с небес, точно божественное благословение, или же ворваться в твою жизнь совершенно неожиданно, с адским шумом и грохотом. Может просвистеть у тебя над ухом, точно меч врага, а может прозвучать самой нежной песнью любви.
Полу Шаферу, который выбрал себе для смерти то место, где сейчас находился, по причинам более глубоким, чем постигшая его утрата, и более невнятным, чем простое сочувствие престарелому королю, становилось ясно, что долго на Древе Жизни ему не выдержать. Эта мысль принесла ему даже некоторое облегчение: по крайней мере в его неудаче ничего постыдного не будет. Не может быть бессмысленной смерть от руки божества.
Впрочем, он был достаточно честен, чтобы прекрасно понимать, что его вполне может убить не Бог, а изнуряющая поза, страшная жара, мучительная жажда; собственно, все это он понял сразу, как только его привязали к дереву.
Но Древо Жизни само по себе оказалось куда сильнее жары, жажды, неподвижности. Обнаженный, распятый на гигантском стволе Древа под лучами палящего солнца, Пол каждой клеточкой своей плоти чувствовал немыслимое могущество, таившееся под древней корой, ту силу, сопротивляться которой было невозможно, ибо она легко подчиняла его себе, как бы поглощая его вместе со всеми теми силами и возможностями, которыми обладал он сам. Древо Морнира вовсе не имело намерения сломить его; нет, он чувствовал, как оно обволакивает его неведомым силовым полем, втягивает внутрь себя, отбирает у него все - силы, мысли, чувства. Предъявляет на него свои законные права. И почему-то он знал, что это еще только начало, что впереди вторая ночь, что Древо еще только начинает просыпаться.
А вот Бог был уже близко. Пол всем своим телом, всем током крови чувствовал его неторопливую поступь, а теперь еще и слышал раскаты грома, пока еще далекие и негромкие, но ведь впереди целых две ночи. А Священную рощу вокруг него сотрясала беззвучная дрожь; такого не случалось здесь уже давно, очень давно, и теперь лес ждал появления своего властелина, который всегда приходит во тьме и всегда берет то, что положено ему по закону.
Радушный хозяин "Черного кабана" пребывал в таком дурном настроении, что ему лучше было не показываться на людях, иначе он мог окончательно подорвать свою репутацию. Хотя при сложившихся обстоятельствах вряд ли можно было бы спокойно взирать на тот разгром, что царил в таверне после минувшей ночи, и на лице хозяина явственно отражалось не просто крайнее недовольство, но даже некий ужас, когда он утром подсчитывал нанесенный ему ущерб.
Во-первых, на праздники в город съехалось множество гостей, всегда готовых пропустить стаканчик, особенно когда глотка пересохла от затянувшейся жары; а во-вторых, почти у каждого в кармане бренчали монеты, специально прибереженные для такого случая. И эти денежки могли бы - нет, ДОЛЖНЫ БЫЛИ! - перекочевать в его карман, черт бы их всех побрал! А теперь ему пришлось на целый день таверну закрыть, чтобы хоть как-то привести ее в порядок после того побоища, которое там учинили прошлой ночью.
Впрочем, уж он заставил виноватых потрудиться! Они у него как миленькие работали с самого утра; он не проявил сочувствия даже к тем, у кого были сломаны кости, не говоря уж о прочих ноющих и стонущих, которые без конца жаловались - кто на всякие беды, а кто просто на то, что не выспался. Ведь каждую минуту - да-да, буквально каждую минуту! - он терял деньги, денежки, чистую прибыль, ибо его "Кабан" оставался закрытым! И к его раздражению по этому поводу прибавлялись упорные злые слухи о том, что проклятый Горлас, королевский канцлер, намерен ввести закон, ограничивающий торговлю спиртным, как только в столице закончится двухнедельный фестиваль. Проклятая засуха! Хозяин "Черного кабана" с такой яростью набросился на кучу мусора в углу, словно это был ненавистный Горлас собственной персоной. Ограничит он их, как же! Интересно было бы посмотреть, например, как канцлер сумеет ограничить в потреблении вина и пива Тегида! Ведь этот толстяк за один только вчерашний день влил в свою утробу не менее недельной нормы!
Вспомнив Тегида, хозяин "Черного кабана" впервые за весь день не сумел подавить улыбку. Улыбнулся он почти с облегчением. Вообще-то злиться - тоже работа тяжелая! Подбоченившись, он оглядел помещение и решил, что открыть можно будет примерно через час, то есть день все-таки пропадет не полностью.
Вот почему, когда сумерки укрыли своим плащом извилистые улочки старого города, а в домах за занавесками затеплились огоньки свечей, гигантская черная тень одного из завсегдатаев "Черного кабана" уже ползла по мостовой к любимой таверне, двери которой вновь гостеприимно распахнулись для посетителей.
Тегид еще не совсем очухался после вчерашних "подвигов", а в переулке было темновато, и он чуть не упал, налетев на какого-то жалкого пьянчужку, еле переставлявшего ноги.
- Клянусь рогами Кернана! - вознегодовал великан. - Смотри, куда прешь, скотина! Мало кто осмелится встать поперек дороги самому Тегиду!
- Прошу прощения, - почти неслышно прошептал "пьянчужка". - Видишь ли, я оказался в затруднительном положении, и мне...
Он пошатнулся, и Тегид машинально подхватил его. К этому времени он уже успел немного освоиться в темноте, и в его налитых кровью глазах отразился священный ужас: он понял, кто его собеседник.
- Клянусь Морниром! - прошептал он, потрясенный до глубины души, и более не проронил ни слова.
Хрупкий и маленький собеседник его кивнул, как бы подтверждая, что все это Тегиду не привиделось, и с трудом промолвил:
- Да, я действительно один из светлых альвов. И мне... - От боли у него перехватило дыхание, но он все же продолжил: - ...мне необходимо... поскорее передать королю Айлилю весьма важные сведения. Ты видишь, я тяжело ранен и вряд ли сумею...
Только тут Тегид заметил, что рука его, которой он поддерживал альва за плечи, мокра от крови.
- Об этом не беспокойся, - сказал он с неуклюжей нежностью. - Ты идти-то можешь?
- Я же как-то шел... весь день шел... Но... - Брендель все-таки не устоял на ногах и опустился на одно колено. - Но теперь, как видишь, я...
У Тегида даже слезы на глазах выступили от жалости.
- Ну тогда иди сюда, - шепнул он израненному альву, без малейшего усилия подхватил его на руки и, баюкая, как ребенка, понес ко дворцу, сиявшему вдали праздничными огнями. Ибо Тегид из Родена, прозванный Ветроломом, а также Хвастуном, на самом деле обладал душой чувствительной и нежной.
- Мне снова снился сон, - сказала Ким. - Я видела лебедя. - За окнами домика было темно. Ким весь тот день промолчала, гуляя в одиночестве по берегу озера и бросая в воду камешки.
- Какого он был цвета? - спросила Исанна, сидевшая в кресле-качалке у очага.
- Черный.
- Я тоже его видела. Это дурной знак.
- А что это за птица? Эйлатин мне ее не показывал.
Пламя двух свечей, горевших в комнате, все время колебалось и вздрагивало, пока Исанна рассказывала Ким об Авайе и Лориэль Белоснежной. Временами она умолкала, и женщины слушали далекие раскаты грома.
Праздник все еще продолжался, хотя король, сидевший за столом на своем обычном месте, выглядел особенно иссохшим и каким-то растерянным. Большой зал был ярко освещен факелами и украшен пестрыми гирляндами из красного и золотистого шелка. Словно не замечая ни мрачного настроения короля, ни странного смущения Горласа, придворные решили веселиться вовсю. Музыканты на галерее тоже были настроены весело, и хотя обед еще не начался, пажи то и дело подавали вино, бегая туда-сюда с подносами и кувшинами.
Кевину Лэйну пришлось выбирать между официально отведенным ему почетным местом за королевским столом и весьма недвусмысленным приглашением леди Рэвы сесть с нею рядом. Однако он решил проигнорировать и протокол, и леди Рэву и предпочел чисто мужскую компанию своих новых друзей, которые устроились за одним из двух дополнительных столов, поставленных вдоль стен. Усевшись между Мэттом Сорином и великаном Коллом, физиономию которого украшал сломанный во время вчерашней попойки нос, Кевин очень старался поддерживать общее веселье однако на душе у него скребли кошки: со вчерашнего вечера никто так и не видел Пола Шафера, и мысли об этом не давали ему покоя. Не было и Дженнифер. Черт побери, думал Кевин, а она-то куда запропастилась?
С другой стороны, опоздавших было немало, они поодиночке и стайками продолжали стекаться в пиршественный зал, а Джен, уж он-то знал это отлично, редко куда-либо приходила вовремя, а прийти заблаговременно и вовсе была неспособна. Кевин в третий раз осушил свой кубок и упрекнул себя за то, что в последнее время что-то чересчур обо всех беспокоится. Вот тут-то Мэтт Сорин и спросил его:
- Ты Дженнифер не видел?
Настроение у Кевина тут же переменилось.
- Нет, - ответил он. - Я вчера весь вечер был в "Кабане", а сегодня Карде и Эррон показывали мне казармы и вооружение. А что? Может быть, ты...
- Дело в том, что вчера она поехала кататься верхом... С ней была одна из фрейлин и Дранс.
- Дранс - парень что надо, - попытался успокоить гнома Колл, сидевший по другую руку от Кевина.
- А разве они не вернулись? - заволновался Кевин. - Джен вообще-то у себя ночевала?
Колл усмехнулся:
- Ну, во-первых, даже если и нет, то это еще ничего не доказывает, верно? Многие из нас вчера не в своей постели ночевали! - Он засмеялся и хлопнул Кевина по плечу. - Веселей, парень!
Кевин только головой покачал. Дейв. Пол. Теперь еще Джен.
- Поехала кататься верхом, говоришь? - Он опять повернулся к Мэтту. А в конюшне смотрели? Лошади-то на месте?
Глаза гнома блеснули.
- Нет, - тихо сказал он. - В конюшне мы не смотрели... И я, пожалуй, прямо сейчас схожу и посмотрю. Пойдем-ка вместе! - И он резко отодвинул свой стул.
Собственно, из-за стола оба вскочили одновременно, да так и застыли, ибо в эту минуту у восточных дверей зала раздался какой-то странный шум, собравшиеся там придворные расступились и пропустили вперед какого-то немыслимых габаритов воина, настоящего великана, который нес на руках маленького окровавленного альва.
Наступила мертвая тишина. Тегид с Бренделем на руках медленно подошел к Айлилю и остановился перед ним.
- Посмотри, господин мой! - воскликнул он с болью и печалью. Посмотри, о мой король, что они сделали с этим светлым альвом!
Бледное лицо Айлиля стало пепельным. Весь дрожа, он поднялся и хрипло спросил:
- На-Брендель? О Морнир!.. Но неужели?..
- Нет, - еле слышно прозвенел чистый голос альва. - Я не умер, хотя, пожалуй, лучше мне было бы умереть. Помоги мне встать на ноги, друг мой. У меня есть для вас важные вести.
Тегид бережно опустил Бренделя на мозаичный пол, а сам, встав на колени, предложил ему свое плечо в качестве опоры.
Брендель закрыл глаза, перевел дыхание и невероятным усилием воли заставил свой голос звучать достаточно громко и ясно.
- Предательство, Верховный правитель Бреннина. Предательство и смерть - вот какие вести принес я тебе! Силы Тьмы вновь перешли в наступление. Мы говорили с тобой - всего четыре ночи назад - о цвергах на опушке Пендаранского леса. А сегодня, король, цверги уже под стенами твоего дворца! И с ними пришли волки. Нападение на нас они совершили темной ночью, перед рассветом. И все мои люди погибли в том бою!
Он умолк. Стон, похожий на стон ветра перед бурей, пролетел по залу.
Айлиль так и осел, буквально утонул в своем кресле; глубоко запавшие глаза его были пусты. Брендель поднял голову и пристально посмотрел на него.
- У тебя за столом кое-кого не хватает, Верховный правитель Бреннина. Вынужден сказать тебе, что рядом с тобой должен был сидеть гнусный предатель. Метран, Первый маг королевства, вступил в сговор с силами Тьмы! Он обманывал тебя, Айлиль! Он обманывал всех вас, - Ответом альву были крики гнева и отчаяния.
- Тихо! - крикнул, вскакивая со своего места, Дьярмуд и повернулся к Бренделю. Глаза принца сверкали, но голосом своим он владел отлично. - Ты сказал, что в атаку пошли силы Тьмы? Но кто именно?
Снова повисла напряженная тишина. Потом Брендель заговорил:
- Мне очень жаль, что пришлось принести вам эту черную весть. Я уже сказал, что на нас напали цверги и волки. Но если бы там были только они! Им мои товарищи оказали бы достойное сопротивление и скорее всего остались бы живы. Но там был и еще кое-кто. Огромный черный волк с яркой серебряной отметиной на лбу. А позже я снова видел его - уже в компании Метрана - и узнал, ибо тогда он был в своем настоящем обличье. Должен сообщить: Повелитель волков снова среди нас. Галадан вернулся!
- Будь проклято его имя! - выкрикнул кто-то, и Кевин увидел, что это Мэтт. - Но разве это возможно? Ведь Галадан погиб в сражении на берегу Андарьен тысячу лет назад!
- Так думали мы все, - молвил Брендель, поворачиваясь к гному. - Но я собственными глазами видел его сегодня. И эту рану нанес мне именно он. Альв коснулся своего искалеченного плеча. - Мало того. - Он снова немного помолчал. - Сегодня я видел и еще одно порождение Тьмы. Эта тварь в сговоре с ними обоими, с Галаданом и Метраном. - Брендель опять умолк, точно не решаясь продолжать. На этот раз его потемневшие от горя глаза были устремлены на Кевина. - То был черный лебедь, проклятая Авайя, - сказал он, и в зале воцарилась мертвая тишина. - И Авайя унесла твою подругу, золотую Дженнифер. Не знаю, почему, но все они явились именно за ней. А нас было слишком мало, чтобы противостоять Повелителю волков! И теперь все мои братья пали в неравном бою, а ее нет... И силы Тьмы снова на свободе, снова совсем рядом с нами.
Кевин, побелев от ужаса, смотрел на израненного альва.
- Где же она теперь? - выдохнул он, и сам испугался собственного голоса.
Брендель устало покачал головой.
- Я не сумел расслышать, о чем они говорили. Авайя унесла Дженнифер куда-то на север. Ах, если б только я мог помешать ей! Я бы с радостью отдал жизнь, но не позволил бы ей улететь! Поверь, - голос альва дрогнул, твое горе - это и мое горе, и горе это разрывает мне душу. Двадцать моих братьев погибли, и я сердцем чую, что это не последняя жертва. Мы Дети Света, но теперь поднимает голову великая Тьма. Я должен поскорее вернуться в Данилот. Но я, - и тут голос Бренделя зазвучал с прежней силой, - клянусь тебе всем, что для меня свято: я найду ее, ибо она доверилась моим заботам! Найду ее или страшно отомщу, если она погибла; я готов умереть ради этого. - И Брендель воскликнул так звонко, что по всему притихшему залу разнеслось эхо: - Мы выйдем на бой с ними, как то бывало и прежде! Как выходили на бой с ними всегда!
Его слова были подобны тревожному звону колокола, это был отважный вызов, и в сердце Кевина Лэйна слова эти зажгли такое пламя, какого он в себе и не подозревал.
- Вы будете не одни! - крикнул он, и голос его сорвался от волнения. Как вы готовы разделить со мной мое горе, так и я готов разделить с вами вашу беду. И остальные, мне кажется, поступят так же.
- О да! - прогудел рядом с ним Мэтт Сорин.
- Все мы готовы к войне с ними! - крикнул Дьярмуд, принц Бреннина. Когда в Бреннине убивают светлых альвов, все великое королевство поднимается на борьбу с силами Зла.
Оглушительный рев разнесся по залу после этих слов. Он все нарастал, вздымаясь яростной волной к витражам Делевана и разносясь по залу гулким эхом.
И в этом реве совершенно потонул слабый голос короля Айлиля:
- О Морнир, - почти прошептал он, в отчаянии стискивая руки на коленях. - Что же я наделал? Где мой Лорин? Боги, что я наделал?
Сперва вокруг него был свет; теперь его не было совсем. Значит, миновала некая единица времени. Правда, в небесах над деревьями светили звезды, но луна еще не взошла. Он еще помнил, что в последние дни на небе появлялся лишь тоненький серпик, а завтра должно наступить новолуние.
И завтрашняя ночь будет последней - если он, конечно, переживет сегодняшнюю.
Теперь Древо стало как бы частью его самого, его вторым "я", его вторым именем - такими именами пользуются, произнося магические заклятия. Он почти понимал, ЧТО шепчет лес вокруг него, но перенапряженный мозг воспринимал происходящее плохо, и он никак не мог докопаться до тайного смысла этого разговора деревьев друг с другом; сейчас у него хватало сил только терпеть и сдерживать яростный натиск воспоминаний.
Сегодняшняя ночь и еще одна. И потом не будет больше ни музыки, которая обнажает душу, ни мокрого шоссе, которое так хочется забыть, ни сплошной пелены дождя, ни сирены "Скорой помощи" - ничего; и Рэчел тоже не будет. Итак, остается дожить до рассвета, потому что он совсем не был уверен, что сможет пережить хотя бы еще один такой день, как тот, что уже миновал.
Впрочем, если честно, он непременно попытается это сделать: ради старого короля, и того крестьянина, убитого стрелой, и тех людей с измученными лицами, которых они встречали на дорогах. Куда лучше и достойнее умереть, принеся пользу людям и к тому же сохранив хотя бы крупицу собственного достоинства. Хотя он вряд ли смог бы объяснить, чем это, собственно, так уж лучше.
"А теперь я отдаю тебя Морниру" - так сказал Айлиль. Значит, он, Пол, был всего лишь подарком, подношением, жертвой - напрасной жертвой, если он умрет слишком быстро. Так что нужно цепляться за жизнь, цепляться за эти воспоминания, цепляться за этого их Бога - ведь теперь он принадлежит этому Богу по праву... И это подтверждают неумолкающие раскаты грома. Порой ему казалось, что раскаты эти доносятся откуда-то ИЗНУТРИ, из самого дерева, то есть практически из его собственной души... Ах, если б только дождь пошел до того, как он умрет! Тогда он хотя бы под конец сумел обрести душевный покой. А вот когда ОНА умерла, дождь шел и шел, он шел тогда всю ночь...
Глаза у него жгло как огнем, и он закрыл их, но это не помогло, потому что там ждала она - со своей музыкой. Один раз, несколько раньше, он хотел произнести ее имя вслух, выкрикнуть его на весь лес - он ведь так и не смог сделать это у ее могилы - и снова ощутить на губах его вкус, его сладость, которой не ощущал с того страшного дня, и сжечь дотла свою пересохшую душу в его пламени. Сжечь - потому что плакать он не мог.
Ну и, конечно, хранил молчание. Ничего сделать нельзя. Ты и не делаешь, а просто открываешь глаза, по-прежнему распятый на Древе Жизни в глубине рощи Морнира, и видишь, как к тебе между деревьями кто-то идет...
Было очень темно, лица он разглядеть не мог, но слабый звездный свет отражался от серебряных волос, и он решил...
- Лорин? - хотел он окликнуть идущего к нему человека, но ни звука не сумели произнести его пересохшие уста. Он попытался смочить губы языком, но и язык тоже пересох, во всем его теле почти не осталось влаги. Затем человек подошел ближе и остановился в пятне звездного света прямо под ним, и Пол увидел, что ошибся. Глаза, которые смотрели прямо на него, не были глазами мага Лорина, и, заглянув в них, Пол познал истинный страх. Нет, это не должно было кончиться так! Нет! Но тот человек по-прежнему стоял у его ног, завернувшись в свое могущество, как в плащ, несокрушимый даже здесь, у священного дерева Морнира, и в его темных глазах Пол отчетливо видел свою смерть.
Потом человек заговорил:
- Я не могу этого позволить! - сказал он решительно. - У тебя, безусловно, есть мужество и еще кое-что, насколько я могу судить. Ты уже почти стал одним из нас, и мы с тобой, вероятно, могли бы даже сотрудничать. Но не теперь. Ибо ЭТОГО я позволить не могу. Ведь ты призываешь на помощь силу, слишком могущественную для тех, кто это понимает! Ее нельзя будить. Тем более когда я совсем рядом. Поверишь ли, голос звучал тихо и убедительно, - мне даже жаль, что я вынужден убить тебя!
Пол шевельнул губами.
- Кто ты? - спросил он, ощущая в горле саднящую боль.
Его собеседник улыбнулся в ответ.
- Разве имена для тебя что-нибудь значат? А впрочем, должны значить. Это Галадан пришел к тебе. И с ним, боюсь, твоя смерть.
Связанный, распятый, совершенно беспомощный Пол увидел, что этот элегантный господин вытаскивает из ножен кинжал.
- Все будет чисто, обещаю тебе, - сказал Галадан. - Ты ведь, кажется, пришел сюда, чтобы обрести свободу? Я дам ее тебе. - Их взгляды снова встретились. Нет, все-таки это был какой-то сон; во всяком случае, слишком похоже на сон - мрачный, непонятный, туманный. Пол закрыл глаза; глаза ведь всегда закрыты, когда видишь сны. И сразу, разумеется, увидел ее, но только все уже кончалось, ну и ладно, и прекрасно, и пусть все так и закончится на ней.
Прошло несколько секунд. Удара клинком не последовало, новой боли он тоже не почувствовал. Потом вдруг снова услышал голос Галадана, но теперь тот говорил не с ним, и голос его сильно изменился.
- Это ТЫ? - спросил Галадан. - Здесь? Теперь я понимаю...
В ответ послышалось глубокое раскатистое ворчание зверя. Сердце Пола бешено забилось, и он открыл глаза. На поляне лицом к Галадану стоял тот огромный серый пес, которого он видел на дворцовой стене.
Не сводя глаз с собаки, Галадан продолжал:
- Давным-давно письменами ветра и пламени записано было, что мы непременно должны встретиться. Что ж, это место подходит для нашей встречи ничуть не хуже любого другого. Так ты, значит, жертву сторожишь? И придется пролить твою кровь, чтобы исполнилось мое желание? Хорошо, иди сюда, и я напьюсь твоей крови!
Он приложил руку к левой стороне своей груди, к сердцу, и сделал такой жест, словно что-то поворачивает. На мгновение силуэт его расплылся, а потом там, где он только что стоял, возник силуэт волка, настоящего великана, и большой серый пес рядом с ним показался Полу просто карликом. Между ушами у чудовищного волка было яркое серебристое пятно.
Всего лишь несколько мгновений, показавшихся Полу вечностью, звери смотрели друг на друга, и в Священной роще воцарилась вдруг мертвая тишина. Затем Галадан взвыл - от его воя кровь стыла в жилах - и бросился на врага.
И началась битва, еще в самом начале времен предсказанная Богинями войны, близнецами Махой и Немаин, которые во всех мирах носят именно эти имена. И битва эта должна была стать предвестницей самой великой из войн. И бились в ночи волк, который одновременно был и человеком, но с душой, стремившейся лишь к разрушению, и серый пес, имевший много имен и прозвищ, но чаще всего называвшийся просто Другом.
То была битва, о которой обе Богини знали заранее - ибо их уделом была война - не ведая, впрочем, чем эта битва закончится. А стало быть, сражение пса и волка было всего лишь прелюдией к Большой войне, самым ее началом.
И вот черный волк и серый пес встретились у подножия Древа Жизни во Фьонаваре, самом первом из миров, и они с такой силой и яростью набросились друг на друга, что вскоре земля на поляне была насквозь пропитана темной кровью, и звезды с ужасом взирали с небес на то, что творилось в Священной роще.
Снова и снова бросались они друг на друга и катились клубком по земле, оставляя на ней клоки серо-черной шерсти, и Пол, стараясь не пропустить ни единого мгновения этой схватки, всей душой своей был на стороне пса, всеми силами стремился помочь ему. Он вспомнил, как поразило его в ту их первую встречу горькое, трагическое выражение глаз серого зверя, и с ужасом видел теперь, несмотря на густую тень, царившую под деревьями на поляне, где противники продолжали с рычанием кататься по земле, терзая друг друга в слепой и какой-то отчаянной ярости, что волк слишком велик и слишком силен.
Теперь пес и волк казались одинаково черными, ибо светло-серая собачья шерсть потемнела от крови. И все же пес мужественно продолжал сражаться, уходя от атак и нападая сам с таким изяществом и таким презрением к более сильному противнику, что на это больно было смотреть - ибо то было благородство безнадежно приговоренного к смерти.
Правда, и волк был страшно изранен и истекал кровью, но все же он был намного крупнее, намного сильнее пса. Мало того, Галадан обладал волшебным могуществом, которое значительно превосходило мощь любых клыков и когтей.
Пол почувствовал вдруг, что его связанные руки покрылись кровоточащими ссадинами. Видимо, он невольно пытался освободиться от пут и броситься на помощь псу, который погибал, защищая его, но веревки, до крови врезавшиеся в его плоть, оказались слишком крепки. Так что предсказание Богинь осталось неизменным: волк и пес должны были биться один на один.
Девчонка стала чересчур самовольной! Пора, пора ей замуж. Как бы ни была сильна женщина, все равно лучше, когда рядом с ней мужчина. В том числе и в постели. Королевству нужны наследники. Давно пора!
Смотреть на борьбу Шальхассану наскучило, и он махнул рукой. Распорядитель тут же прекратил поединок. Впрочем, оба борца вели себя достойно и мужественно, и Шальхассан объявил, что освобождает обоих. По толпе придворных тут же пролетел гул одобрения, все задвигались, зашелестели шелковыми одеждами.
Уже отворачиваясь, правитель заметил, что один из борцов несколько запоздал с поклоном, хотя, безусловно, был преисполнен благодарности. Возможно, этот человек просто слишком устал или был ранен, однако спустить ему подобную оплошность Шальхассан не мог: честь и могущество трона должны быть незыблемы всегда и при любых обстоятельствах. Он снова махнул рукой немому стражу в дверях.
Нет, эти немые с их удавками, безусловно, чрезвычайно полезны... А Шарре придется просто научиться ко всему подходить с разными мерками.
О приближающейся смерти можно узнать разными способами; известие о ней может упасть с небес, точно божественное благословение, или же ворваться в твою жизнь совершенно неожиданно, с адским шумом и грохотом. Может просвистеть у тебя над ухом, точно меч врага, а может прозвучать самой нежной песнью любви.
Полу Шаферу, который выбрал себе для смерти то место, где сейчас находился, по причинам более глубоким, чем постигшая его утрата, и более невнятным, чем простое сочувствие престарелому королю, становилось ясно, что долго на Древе Жизни ему не выдержать. Эта мысль принесла ему даже некоторое облегчение: по крайней мере в его неудаче ничего постыдного не будет. Не может быть бессмысленной смерть от руки божества.
Впрочем, он был достаточно честен, чтобы прекрасно понимать, что его вполне может убить не Бог, а изнуряющая поза, страшная жара, мучительная жажда; собственно, все это он понял сразу, как только его привязали к дереву.
Но Древо Жизни само по себе оказалось куда сильнее жары, жажды, неподвижности. Обнаженный, распятый на гигантском стволе Древа под лучами палящего солнца, Пол каждой клеточкой своей плоти чувствовал немыслимое могущество, таившееся под древней корой, ту силу, сопротивляться которой было невозможно, ибо она легко подчиняла его себе, как бы поглощая его вместе со всеми теми силами и возможностями, которыми обладал он сам. Древо Морнира вовсе не имело намерения сломить его; нет, он чувствовал, как оно обволакивает его неведомым силовым полем, втягивает внутрь себя, отбирает у него все - силы, мысли, чувства. Предъявляет на него свои законные права. И почему-то он знал, что это еще только начало, что впереди вторая ночь, что Древо еще только начинает просыпаться.
А вот Бог был уже близко. Пол всем своим телом, всем током крови чувствовал его неторопливую поступь, а теперь еще и слышал раскаты грома, пока еще далекие и негромкие, но ведь впереди целых две ночи. А Священную рощу вокруг него сотрясала беззвучная дрожь; такого не случалось здесь уже давно, очень давно, и теперь лес ждал появления своего властелина, который всегда приходит во тьме и всегда берет то, что положено ему по закону.
Радушный хозяин "Черного кабана" пребывал в таком дурном настроении, что ему лучше было не показываться на людях, иначе он мог окончательно подорвать свою репутацию. Хотя при сложившихся обстоятельствах вряд ли можно было бы спокойно взирать на тот разгром, что царил в таверне после минувшей ночи, и на лице хозяина явственно отражалось не просто крайнее недовольство, но даже некий ужас, когда он утром подсчитывал нанесенный ему ущерб.
Во-первых, на праздники в город съехалось множество гостей, всегда готовых пропустить стаканчик, особенно когда глотка пересохла от затянувшейся жары; а во-вторых, почти у каждого в кармане бренчали монеты, специально прибереженные для такого случая. И эти денежки могли бы - нет, ДОЛЖНЫ БЫЛИ! - перекочевать в его карман, черт бы их всех побрал! А теперь ему пришлось на целый день таверну закрыть, чтобы хоть как-то привести ее в порядок после того побоища, которое там учинили прошлой ночью.
Впрочем, уж он заставил виноватых потрудиться! Они у него как миленькие работали с самого утра; он не проявил сочувствия даже к тем, у кого были сломаны кости, не говоря уж о прочих ноющих и стонущих, которые без конца жаловались - кто на всякие беды, а кто просто на то, что не выспался. Ведь каждую минуту - да-да, буквально каждую минуту! - он терял деньги, денежки, чистую прибыль, ибо его "Кабан" оставался закрытым! И к его раздражению по этому поводу прибавлялись упорные злые слухи о том, что проклятый Горлас, королевский канцлер, намерен ввести закон, ограничивающий торговлю спиртным, как только в столице закончится двухнедельный фестиваль. Проклятая засуха! Хозяин "Черного кабана" с такой яростью набросился на кучу мусора в углу, словно это был ненавистный Горлас собственной персоной. Ограничит он их, как же! Интересно было бы посмотреть, например, как канцлер сумеет ограничить в потреблении вина и пива Тегида! Ведь этот толстяк за один только вчерашний день влил в свою утробу не менее недельной нормы!
Вспомнив Тегида, хозяин "Черного кабана" впервые за весь день не сумел подавить улыбку. Улыбнулся он почти с облегчением. Вообще-то злиться - тоже работа тяжелая! Подбоченившись, он оглядел помещение и решил, что открыть можно будет примерно через час, то есть день все-таки пропадет не полностью.
Вот почему, когда сумерки укрыли своим плащом извилистые улочки старого города, а в домах за занавесками затеплились огоньки свечей, гигантская черная тень одного из завсегдатаев "Черного кабана" уже ползла по мостовой к любимой таверне, двери которой вновь гостеприимно распахнулись для посетителей.
Тегид еще не совсем очухался после вчерашних "подвигов", а в переулке было темновато, и он чуть не упал, налетев на какого-то жалкого пьянчужку, еле переставлявшего ноги.
- Клянусь рогами Кернана! - вознегодовал великан. - Смотри, куда прешь, скотина! Мало кто осмелится встать поперек дороги самому Тегиду!
- Прошу прощения, - почти неслышно прошептал "пьянчужка". - Видишь ли, я оказался в затруднительном положении, и мне...
Он пошатнулся, и Тегид машинально подхватил его. К этому времени он уже успел немного освоиться в темноте, и в его налитых кровью глазах отразился священный ужас: он понял, кто его собеседник.
- Клянусь Морниром! - прошептал он, потрясенный до глубины души, и более не проронил ни слова.
Хрупкий и маленький собеседник его кивнул, как бы подтверждая, что все это Тегиду не привиделось, и с трудом промолвил:
- Да, я действительно один из светлых альвов. И мне... - От боли у него перехватило дыхание, но он все же продолжил: - ...мне необходимо... поскорее передать королю Айлилю весьма важные сведения. Ты видишь, я тяжело ранен и вряд ли сумею...
Только тут Тегид заметил, что рука его, которой он поддерживал альва за плечи, мокра от крови.
- Об этом не беспокойся, - сказал он с неуклюжей нежностью. - Ты идти-то можешь?
- Я же как-то шел... весь день шел... Но... - Брендель все-таки не устоял на ногах и опустился на одно колено. - Но теперь, как видишь, я...
У Тегида даже слезы на глазах выступили от жалости.
- Ну тогда иди сюда, - шепнул он израненному альву, без малейшего усилия подхватил его на руки и, баюкая, как ребенка, понес ко дворцу, сиявшему вдали праздничными огнями. Ибо Тегид из Родена, прозванный Ветроломом, а также Хвастуном, на самом деле обладал душой чувствительной и нежной.
- Мне снова снился сон, - сказала Ким. - Я видела лебедя. - За окнами домика было темно. Ким весь тот день промолчала, гуляя в одиночестве по берегу озера и бросая в воду камешки.
- Какого он был цвета? - спросила Исанна, сидевшая в кресле-качалке у очага.
- Черный.
- Я тоже его видела. Это дурной знак.
- А что это за птица? Эйлатин мне ее не показывал.
Пламя двух свечей, горевших в комнате, все время колебалось и вздрагивало, пока Исанна рассказывала Ким об Авайе и Лориэль Белоснежной. Временами она умолкала, и женщины слушали далекие раскаты грома.
Праздник все еще продолжался, хотя король, сидевший за столом на своем обычном месте, выглядел особенно иссохшим и каким-то растерянным. Большой зал был ярко освещен факелами и украшен пестрыми гирляндами из красного и золотистого шелка. Словно не замечая ни мрачного настроения короля, ни странного смущения Горласа, придворные решили веселиться вовсю. Музыканты на галерее тоже были настроены весело, и хотя обед еще не начался, пажи то и дело подавали вино, бегая туда-сюда с подносами и кувшинами.
Кевину Лэйну пришлось выбирать между официально отведенным ему почетным местом за королевским столом и весьма недвусмысленным приглашением леди Рэвы сесть с нею рядом. Однако он решил проигнорировать и протокол, и леди Рэву и предпочел чисто мужскую компанию своих новых друзей, которые устроились за одним из двух дополнительных столов, поставленных вдоль стен. Усевшись между Мэттом Сорином и великаном Коллом, физиономию которого украшал сломанный во время вчерашней попойки нос, Кевин очень старался поддерживать общее веселье однако на душе у него скребли кошки: со вчерашнего вечера никто так и не видел Пола Шафера, и мысли об этом не давали ему покоя. Не было и Дженнифер. Черт побери, думал Кевин, а она-то куда запропастилась?
С другой стороны, опоздавших было немало, они поодиночке и стайками продолжали стекаться в пиршественный зал, а Джен, уж он-то знал это отлично, редко куда-либо приходила вовремя, а прийти заблаговременно и вовсе была неспособна. Кевин в третий раз осушил свой кубок и упрекнул себя за то, что в последнее время что-то чересчур обо всех беспокоится. Вот тут-то Мэтт Сорин и спросил его:
- Ты Дженнифер не видел?
Настроение у Кевина тут же переменилось.
- Нет, - ответил он. - Я вчера весь вечер был в "Кабане", а сегодня Карде и Эррон показывали мне казармы и вооружение. А что? Может быть, ты...
- Дело в том, что вчера она поехала кататься верхом... С ней была одна из фрейлин и Дранс.
- Дранс - парень что надо, - попытался успокоить гнома Колл, сидевший по другую руку от Кевина.
- А разве они не вернулись? - заволновался Кевин. - Джен вообще-то у себя ночевала?
Колл усмехнулся:
- Ну, во-первых, даже если и нет, то это еще ничего не доказывает, верно? Многие из нас вчера не в своей постели ночевали! - Он засмеялся и хлопнул Кевина по плечу. - Веселей, парень!
Кевин только головой покачал. Дейв. Пол. Теперь еще Джен.
- Поехала кататься верхом, говоришь? - Он опять повернулся к Мэтту. А в конюшне смотрели? Лошади-то на месте?
Глаза гнома блеснули.
- Нет, - тихо сказал он. - В конюшне мы не смотрели... И я, пожалуй, прямо сейчас схожу и посмотрю. Пойдем-ка вместе! - И он резко отодвинул свой стул.
Собственно, из-за стола оба вскочили одновременно, да так и застыли, ибо в эту минуту у восточных дверей зала раздался какой-то странный шум, собравшиеся там придворные расступились и пропустили вперед какого-то немыслимых габаритов воина, настоящего великана, который нес на руках маленького окровавленного альва.
Наступила мертвая тишина. Тегид с Бренделем на руках медленно подошел к Айлилю и остановился перед ним.
- Посмотри, господин мой! - воскликнул он с болью и печалью. Посмотри, о мой король, что они сделали с этим светлым альвом!
Бледное лицо Айлиля стало пепельным. Весь дрожа, он поднялся и хрипло спросил:
- На-Брендель? О Морнир!.. Но неужели?..
- Нет, - еле слышно прозвенел чистый голос альва. - Я не умер, хотя, пожалуй, лучше мне было бы умереть. Помоги мне встать на ноги, друг мой. У меня есть для вас важные вести.
Тегид бережно опустил Бренделя на мозаичный пол, а сам, встав на колени, предложил ему свое плечо в качестве опоры.
Брендель закрыл глаза, перевел дыхание и невероятным усилием воли заставил свой голос звучать достаточно громко и ясно.
- Предательство, Верховный правитель Бреннина. Предательство и смерть - вот какие вести принес я тебе! Силы Тьмы вновь перешли в наступление. Мы говорили с тобой - всего четыре ночи назад - о цвергах на опушке Пендаранского леса. А сегодня, король, цверги уже под стенами твоего дворца! И с ними пришли волки. Нападение на нас они совершили темной ночью, перед рассветом. И все мои люди погибли в том бою!
Он умолк. Стон, похожий на стон ветра перед бурей, пролетел по залу.
Айлиль так и осел, буквально утонул в своем кресле; глубоко запавшие глаза его были пусты. Брендель поднял голову и пристально посмотрел на него.
- У тебя за столом кое-кого не хватает, Верховный правитель Бреннина. Вынужден сказать тебе, что рядом с тобой должен был сидеть гнусный предатель. Метран, Первый маг королевства, вступил в сговор с силами Тьмы! Он обманывал тебя, Айлиль! Он обманывал всех вас, - Ответом альву были крики гнева и отчаяния.
- Тихо! - крикнул, вскакивая со своего места, Дьярмуд и повернулся к Бренделю. Глаза принца сверкали, но голосом своим он владел отлично. - Ты сказал, что в атаку пошли силы Тьмы? Но кто именно?
Снова повисла напряженная тишина. Потом Брендель заговорил:
- Мне очень жаль, что пришлось принести вам эту черную весть. Я уже сказал, что на нас напали цверги и волки. Но если бы там были только они! Им мои товарищи оказали бы достойное сопротивление и скорее всего остались бы живы. Но там был и еще кое-кто. Огромный черный волк с яркой серебряной отметиной на лбу. А позже я снова видел его - уже в компании Метрана - и узнал, ибо тогда он был в своем настоящем обличье. Должен сообщить: Повелитель волков снова среди нас. Галадан вернулся!
- Будь проклято его имя! - выкрикнул кто-то, и Кевин увидел, что это Мэтт. - Но разве это возможно? Ведь Галадан погиб в сражении на берегу Андарьен тысячу лет назад!
- Так думали мы все, - молвил Брендель, поворачиваясь к гному. - Но я собственными глазами видел его сегодня. И эту рану нанес мне именно он. Альв коснулся своего искалеченного плеча. - Мало того. - Он снова немного помолчал. - Сегодня я видел и еще одно порождение Тьмы. Эта тварь в сговоре с ними обоими, с Галаданом и Метраном. - Брендель опять умолк, точно не решаясь продолжать. На этот раз его потемневшие от горя глаза были устремлены на Кевина. - То был черный лебедь, проклятая Авайя, - сказал он, и в зале воцарилась мертвая тишина. - И Авайя унесла твою подругу, золотую Дженнифер. Не знаю, почему, но все они явились именно за ней. А нас было слишком мало, чтобы противостоять Повелителю волков! И теперь все мои братья пали в неравном бою, а ее нет... И силы Тьмы снова на свободе, снова совсем рядом с нами.
Кевин, побелев от ужаса, смотрел на израненного альва.
- Где же она теперь? - выдохнул он, и сам испугался собственного голоса.
Брендель устало покачал головой.
- Я не сумел расслышать, о чем они говорили. Авайя унесла Дженнифер куда-то на север. Ах, если б только я мог помешать ей! Я бы с радостью отдал жизнь, но не позволил бы ей улететь! Поверь, - голос альва дрогнул, твое горе - это и мое горе, и горе это разрывает мне душу. Двадцать моих братьев погибли, и я сердцем чую, что это не последняя жертва. Мы Дети Света, но теперь поднимает голову великая Тьма. Я должен поскорее вернуться в Данилот. Но я, - и тут голос Бренделя зазвучал с прежней силой, - клянусь тебе всем, что для меня свято: я найду ее, ибо она доверилась моим заботам! Найду ее или страшно отомщу, если она погибла; я готов умереть ради этого. - И Брендель воскликнул так звонко, что по всему притихшему залу разнеслось эхо: - Мы выйдем на бой с ними, как то бывало и прежде! Как выходили на бой с ними всегда!
Его слова были подобны тревожному звону колокола, это был отважный вызов, и в сердце Кевина Лэйна слова эти зажгли такое пламя, какого он в себе и не подозревал.
- Вы будете не одни! - крикнул он, и голос его сорвался от волнения. Как вы готовы разделить со мной мое горе, так и я готов разделить с вами вашу беду. И остальные, мне кажется, поступят так же.
- О да! - прогудел рядом с ним Мэтт Сорин.
- Все мы готовы к войне с ними! - крикнул Дьярмуд, принц Бреннина. Когда в Бреннине убивают светлых альвов, все великое королевство поднимается на борьбу с силами Зла.
Оглушительный рев разнесся по залу после этих слов. Он все нарастал, вздымаясь яростной волной к витражам Делевана и разносясь по залу гулким эхом.
И в этом реве совершенно потонул слабый голос короля Айлиля:
- О Морнир, - почти прошептал он, в отчаянии стискивая руки на коленях. - Что же я наделал? Где мой Лорин? Боги, что я наделал?
Сперва вокруг него был свет; теперь его не было совсем. Значит, миновала некая единица времени. Правда, в небесах над деревьями светили звезды, но луна еще не взошла. Он еще помнил, что в последние дни на небе появлялся лишь тоненький серпик, а завтра должно наступить новолуние.
И завтрашняя ночь будет последней - если он, конечно, переживет сегодняшнюю.
Теперь Древо стало как бы частью его самого, его вторым "я", его вторым именем - такими именами пользуются, произнося магические заклятия. Он почти понимал, ЧТО шепчет лес вокруг него, но перенапряженный мозг воспринимал происходящее плохо, и он никак не мог докопаться до тайного смысла этого разговора деревьев друг с другом; сейчас у него хватало сил только терпеть и сдерживать яростный натиск воспоминаний.
Сегодняшняя ночь и еще одна. И потом не будет больше ни музыки, которая обнажает душу, ни мокрого шоссе, которое так хочется забыть, ни сплошной пелены дождя, ни сирены "Скорой помощи" - ничего; и Рэчел тоже не будет. Итак, остается дожить до рассвета, потому что он совсем не был уверен, что сможет пережить хотя бы еще один такой день, как тот, что уже миновал.
Впрочем, если честно, он непременно попытается это сделать: ради старого короля, и того крестьянина, убитого стрелой, и тех людей с измученными лицами, которых они встречали на дорогах. Куда лучше и достойнее умереть, принеся пользу людям и к тому же сохранив хотя бы крупицу собственного достоинства. Хотя он вряд ли смог бы объяснить, чем это, собственно, так уж лучше.
"А теперь я отдаю тебя Морниру" - так сказал Айлиль. Значит, он, Пол, был всего лишь подарком, подношением, жертвой - напрасной жертвой, если он умрет слишком быстро. Так что нужно цепляться за жизнь, цепляться за эти воспоминания, цепляться за этого их Бога - ведь теперь он принадлежит этому Богу по праву... И это подтверждают неумолкающие раскаты грома. Порой ему казалось, что раскаты эти доносятся откуда-то ИЗНУТРИ, из самого дерева, то есть практически из его собственной души... Ах, если б только дождь пошел до того, как он умрет! Тогда он хотя бы под конец сумел обрести душевный покой. А вот когда ОНА умерла, дождь шел и шел, он шел тогда всю ночь...
Глаза у него жгло как огнем, и он закрыл их, но это не помогло, потому что там ждала она - со своей музыкой. Один раз, несколько раньше, он хотел произнести ее имя вслух, выкрикнуть его на весь лес - он ведь так и не смог сделать это у ее могилы - и снова ощутить на губах его вкус, его сладость, которой не ощущал с того страшного дня, и сжечь дотла свою пересохшую душу в его пламени. Сжечь - потому что плакать он не мог.
Ну и, конечно, хранил молчание. Ничего сделать нельзя. Ты и не делаешь, а просто открываешь глаза, по-прежнему распятый на Древе Жизни в глубине рощи Морнира, и видишь, как к тебе между деревьями кто-то идет...
Было очень темно, лица он разглядеть не мог, но слабый звездный свет отражался от серебряных волос, и он решил...
- Лорин? - хотел он окликнуть идущего к нему человека, но ни звука не сумели произнести его пересохшие уста. Он попытался смочить губы языком, но и язык тоже пересох, во всем его теле почти не осталось влаги. Затем человек подошел ближе и остановился в пятне звездного света прямо под ним, и Пол увидел, что ошибся. Глаза, которые смотрели прямо на него, не были глазами мага Лорина, и, заглянув в них, Пол познал истинный страх. Нет, это не должно было кончиться так! Нет! Но тот человек по-прежнему стоял у его ног, завернувшись в свое могущество, как в плащ, несокрушимый даже здесь, у священного дерева Морнира, и в его темных глазах Пол отчетливо видел свою смерть.
Потом человек заговорил:
- Я не могу этого позволить! - сказал он решительно. - У тебя, безусловно, есть мужество и еще кое-что, насколько я могу судить. Ты уже почти стал одним из нас, и мы с тобой, вероятно, могли бы даже сотрудничать. Но не теперь. Ибо ЭТОГО я позволить не могу. Ведь ты призываешь на помощь силу, слишком могущественную для тех, кто это понимает! Ее нельзя будить. Тем более когда я совсем рядом. Поверишь ли, голос звучал тихо и убедительно, - мне даже жаль, что я вынужден убить тебя!
Пол шевельнул губами.
- Кто ты? - спросил он, ощущая в горле саднящую боль.
Его собеседник улыбнулся в ответ.
- Разве имена для тебя что-нибудь значат? А впрочем, должны значить. Это Галадан пришел к тебе. И с ним, боюсь, твоя смерть.
Связанный, распятый, совершенно беспомощный Пол увидел, что этот элегантный господин вытаскивает из ножен кинжал.
- Все будет чисто, обещаю тебе, - сказал Галадан. - Ты ведь, кажется, пришел сюда, чтобы обрести свободу? Я дам ее тебе. - Их взгляды снова встретились. Нет, все-таки это был какой-то сон; во всяком случае, слишком похоже на сон - мрачный, непонятный, туманный. Пол закрыл глаза; глаза ведь всегда закрыты, когда видишь сны. И сразу, разумеется, увидел ее, но только все уже кончалось, ну и ладно, и прекрасно, и пусть все так и закончится на ней.
Прошло несколько секунд. Удара клинком не последовало, новой боли он тоже не почувствовал. Потом вдруг снова услышал голос Галадана, но теперь тот говорил не с ним, и голос его сильно изменился.
- Это ТЫ? - спросил Галадан. - Здесь? Теперь я понимаю...
В ответ послышалось глубокое раскатистое ворчание зверя. Сердце Пола бешено забилось, и он открыл глаза. На поляне лицом к Галадану стоял тот огромный серый пес, которого он видел на дворцовой стене.
Не сводя глаз с собаки, Галадан продолжал:
- Давным-давно письменами ветра и пламени записано было, что мы непременно должны встретиться. Что ж, это место подходит для нашей встречи ничуть не хуже любого другого. Так ты, значит, жертву сторожишь? И придется пролить твою кровь, чтобы исполнилось мое желание? Хорошо, иди сюда, и я напьюсь твоей крови!
Он приложил руку к левой стороне своей груди, к сердцу, и сделал такой жест, словно что-то поворачивает. На мгновение силуэт его расплылся, а потом там, где он только что стоял, возник силуэт волка, настоящего великана, и большой серый пес рядом с ним показался Полу просто карликом. Между ушами у чудовищного волка было яркое серебристое пятно.
Всего лишь несколько мгновений, показавшихся Полу вечностью, звери смотрели друг на друга, и в Священной роще воцарилась вдруг мертвая тишина. Затем Галадан взвыл - от его воя кровь стыла в жилах - и бросился на врага.
И началась битва, еще в самом начале времен предсказанная Богинями войны, близнецами Махой и Немаин, которые во всех мирах носят именно эти имена. И битва эта должна была стать предвестницей самой великой из войн. И бились в ночи волк, который одновременно был и человеком, но с душой, стремившейся лишь к разрушению, и серый пес, имевший много имен и прозвищ, но чаще всего называвшийся просто Другом.
То была битва, о которой обе Богини знали заранее - ибо их уделом была война - не ведая, впрочем, чем эта битва закончится. А стало быть, сражение пса и волка было всего лишь прелюдией к Большой войне, самым ее началом.
И вот черный волк и серый пес встретились у подножия Древа Жизни во Фьонаваре, самом первом из миров, и они с такой силой и яростью набросились друг на друга, что вскоре земля на поляне была насквозь пропитана темной кровью, и звезды с ужасом взирали с небес на то, что творилось в Священной роще.
Снова и снова бросались они друг на друга и катились клубком по земле, оставляя на ней клоки серо-черной шерсти, и Пол, стараясь не пропустить ни единого мгновения этой схватки, всей душой своей был на стороне пса, всеми силами стремился помочь ему. Он вспомнил, как поразило его в ту их первую встречу горькое, трагическое выражение глаз серого зверя, и с ужасом видел теперь, несмотря на густую тень, царившую под деревьями на поляне, где противники продолжали с рычанием кататься по земле, терзая друг друга в слепой и какой-то отчаянной ярости, что волк слишком велик и слишком силен.
Теперь пес и волк казались одинаково черными, ибо светло-серая собачья шерсть потемнела от крови. И все же пес мужественно продолжал сражаться, уходя от атак и нападая сам с таким изяществом и таким презрением к более сильному противнику, что на это больно было смотреть - ибо то было благородство безнадежно приговоренного к смерти.
Правда, и волк был страшно изранен и истекал кровью, но все же он был намного крупнее, намного сильнее пса. Мало того, Галадан обладал волшебным могуществом, которое значительно превосходило мощь любых клыков и когтей.
Пол почувствовал вдруг, что его связанные руки покрылись кровоточащими ссадинами. Видимо, он невольно пытался освободиться от пут и броситься на помощь псу, который погибал, защищая его, но веревки, до крови врезавшиеся в его плоть, оказались слишком крепки. Так что предсказание Богинь осталось неизменным: волк и пес должны были биться один на один.