Страница:
Дейли высунулся в окно.
— Эй! Вы что там делаете?
Мужчины замерли и медленно подняли глаза. Тихо обменялись парой слов, спокойно забросили два последних мешка и завели мотор.
Фрэнк попытался разглядеть номер, но грузовичок быстро отъехал и исчез за углом.
Что там, в мусоре? Шкурки от апельсинов, бумажные салфетки, наброски статей, распечатки интервью, пакеты из-под молока, заплесневелые хлебные корки, декларация о доходах с помарками, списки дальнейших действий... Господи, давно пора купить шредер для бумаг.
Офис Нила Глисона находился в районе Баззардз-Пойнт, о котором, еще до того как Дейли переехал в Вашингтон, говорили, что он вот-вот станет новым центром «городского возрождения». У реки, в пяти минутах ходьбы от Капитолия, здесь не было недостатка ни в видах, ни в месте для прогулок, ни в жилье, ни в гостиницах, ни в ресторанах, ни в дорогих магазинах.
Однако, несмотря на слухи и проекты, Баззардз-Пойнт будто застыл в своей неизменности. Улицы были сплошь в выбоинах, которые если и заделывали, то самым кустарным из возможных способов. Среди уродливых бетонных офисных зданий и грязных пустырей изредка попадались магазины, которые тоже отдавали должное духу местности. Здесь были подозрительные лавочки, службы по обналичиванию чеков и семейные продуктовые магазинчики, которые закрывались на стальные ворота от ночных грабителей. Продавцы спиртных напитков отгораживались от покупателей пуленепробиваемым стеклом, вход в парикмахерскую больше напоминал спуск в бомбоубежище.
Фрэнку не хотелось оставлять «сааб» на улице, но сюда приезжало слишком мало людей, чтобы местные власти позаботились о стоянке.
Им нужно было в одну из полусотни уродливых бетонных коробок с крошечными окошками. Внутри оказалось не лучше. Ковровое покрытие давно протерлось, звукоотражающая потолочная плитка грозила вот-вот осыпаться. Вход охраняла пара вооруженных мужчин в форме — один стоял у двери, другой сидел внутри, за пластиковым столом рядом с турникетом. Чтобы добраться до лифта, пришлось сначала отчитаться перед первым охранником и потом долго объясняться со вторым.
Охранник позвонил в кабинет Глисона, занес имена в список посетителей, заглянул Энни в сумочку, перерыл кейс Фрэнка, сунул нос даже в картонку с фотографиями. Затем он на желтых картонках нацарапал их фамилии, сунул бирки в пластиковые бэджики и заставил прицепить на грудь. Наконец из лифта вышла грузная женщина, проводила их наверх и оставила в приемной, украшенной хлипкими пластиковыми стульями и сушеными цветами в рамочках на стенах.
Долго ждать не пришлось. Появился Глисон и жестом пригласил в свой кабинет. Он был без пиджака, с пистолетом в наплечной кобуре. Сев за стол, Глисон уставился на посетителей неподвижным взглядом по-детски голубых глаз. Фрэнк раньше никогда не видел его без солнечных очков.
— Ну, — нетерпеливо начал федерал, — вы хотели со мной поговорить? Говорите.
— Я знаю, почему вы были в Хаммерфесте, — начал Фрэнк и вытащил из картонки фотографии.
— Так, наглядные пособия. Очень мило, но на это у меня нет времени. Давайте ограничимся просто разговором.
А Фрэнк-то чуть не забыл, какая Глисон язва.
— Я хотел объяснить, что доктор Адэр ничего мне не рассказывала, — сказал он. — Я узнал о телах из других источников.
Глисон кивнул и нетерпеливо забарабанил по столу. Фрэнк скороговоркой изложил все, что успел выяснить, заканчивая тем, что лошадь на церкви в Копервике — это символ «Храма Света».
— Восхитительно! — издевательски зааплодировал Глисон. Энни и Фрэнк недоумевающе на него посмотрели.
— В таком случае у вас не слишком восхищенный тон, — огрызнулся Фрэнк.
— Видите ли, я плохо понимаю, почему вы вообще решили обратиться в бюро. Вам необходимо понять одну простую вещь. Норвежские захоронения вне нашей юрисдикции. Кроме того, мы не занимаемся религиозными организациями.
— Но вы же там были, — возразила Энни. — Вы...
— Нам с доктором Адэр известно, что ФБР занимается этим делом, и мы решили, что вы...
— Доктор Адэр, обсуждая этот вопрос, вы уже нарушаете подписанное вами соглашение, и я могу подать на вас в суд.
— Что?! — вспыхнула Энни. — Я ничего ему не сказала! И какая разница? Вы что, не понимаете? Зараженные вирусом тела...
— Вас это не касается, доктор Адэр, — повысил голос Глисон. — Мистер Дейли, оставьте это дело, иначе вы оба окажетесь в тюрьме.
— Забываешься, Нил. Я твое дерьмо не подписывал.
— Умникам вроде тебя ничего не надо подписывать. У нас есть закон о государственной измене.
Нет, не может быть, он блефует. В эту игру можно и вдвоем играть.
— О государственной измене? — приподнял бровь Фрэнк. — Видимо, сюжет куда интереснее, чем я думал. Я и не знал, что у нас война. Или вы оговорились? В таком случае не обратиться ли нам к Первой поправке?
Глисон поднялся.
— Спасибо за помощь, до свидания.
— Минутку! — воскликнула Энни. — Я не понимаю! Почему...
— Повторяю: до свидания.
Энни встала, ее лицо все еще пылало. Фрэнк убрал фотографии в картонку, закрыл кейс, взял Энни под руку, и они вышли.
До самой улицы они молчали. Наконец Энни не выдержала:
— Неужели так можно?! Как это понимать?
— Так и понимать, — ответил Фрэнк. Над головой неслись серые облака, река отражала их почти ртутным блеском. — Он занимается этим делом и не желает, чтобы мы вмешивались.
— Тогда это хорошо, да?
— Меня не слишком обнадеживает, — развел руками Фрэнк.
— Почему? Это же ФБР! Это их работа!
— Ричард Джуэлл вряд ли с этим бы согласился.
— Кто это? — нахмурилась Энни.
— Охранник из Атланты. Помнишь Олимпийские игры?
— Да, конечно, но...
— Они так хотели всех успокоить, что чуть не сломали ему жизнь.
— Но...
— Думаешь, они бы нашли «Унабомбера»[15], если бы брат его не выдал?
На тротуар упала крупная капля. Вторая. Третья.
— Я думала, что мистер Глисон хотя бы должен знать, что мы выяснили.
— Умоляю, не называй его мистером.
— Как же мне его называть?
Фрэнк склонил голову набок, подумал и покачал головой:
— У меня про это лучше не спрашивать.
— Понимаю, — улыбнулась Энни.
Глава 24
— Эй! Вы что там делаете?
Мужчины замерли и медленно подняли глаза. Тихо обменялись парой слов, спокойно забросили два последних мешка и завели мотор.
Фрэнк попытался разглядеть номер, но грузовичок быстро отъехал и исчез за углом.
Что там, в мусоре? Шкурки от апельсинов, бумажные салфетки, наброски статей, распечатки интервью, пакеты из-под молока, заплесневелые хлебные корки, декларация о доходах с помарками, списки дальнейших действий... Господи, давно пора купить шредер для бумаг.
Офис Нила Глисона находился в районе Баззардз-Пойнт, о котором, еще до того как Дейли переехал в Вашингтон, говорили, что он вот-вот станет новым центром «городского возрождения». У реки, в пяти минутах ходьбы от Капитолия, здесь не было недостатка ни в видах, ни в месте для прогулок, ни в жилье, ни в гостиницах, ни в ресторанах, ни в дорогих магазинах.
Однако, несмотря на слухи и проекты, Баззардз-Пойнт будто застыл в своей неизменности. Улицы были сплошь в выбоинах, которые если и заделывали, то самым кустарным из возможных способов. Среди уродливых бетонных офисных зданий и грязных пустырей изредка попадались магазины, которые тоже отдавали должное духу местности. Здесь были подозрительные лавочки, службы по обналичиванию чеков и семейные продуктовые магазинчики, которые закрывались на стальные ворота от ночных грабителей. Продавцы спиртных напитков отгораживались от покупателей пуленепробиваемым стеклом, вход в парикмахерскую больше напоминал спуск в бомбоубежище.
Фрэнку не хотелось оставлять «сааб» на улице, но сюда приезжало слишком мало людей, чтобы местные власти позаботились о стоянке.
Им нужно было в одну из полусотни уродливых бетонных коробок с крошечными окошками. Внутри оказалось не лучше. Ковровое покрытие давно протерлось, звукоотражающая потолочная плитка грозила вот-вот осыпаться. Вход охраняла пара вооруженных мужчин в форме — один стоял у двери, другой сидел внутри, за пластиковым столом рядом с турникетом. Чтобы добраться до лифта, пришлось сначала отчитаться перед первым охранником и потом долго объясняться со вторым.
Охранник позвонил в кабинет Глисона, занес имена в список посетителей, заглянул Энни в сумочку, перерыл кейс Фрэнка, сунул нос даже в картонку с фотографиями. Затем он на желтых картонках нацарапал их фамилии, сунул бирки в пластиковые бэджики и заставил прицепить на грудь. Наконец из лифта вышла грузная женщина, проводила их наверх и оставила в приемной, украшенной хлипкими пластиковыми стульями и сушеными цветами в рамочках на стенах.
Долго ждать не пришлось. Появился Глисон и жестом пригласил в свой кабинет. Он был без пиджака, с пистолетом в наплечной кобуре. Сев за стол, Глисон уставился на посетителей неподвижным взглядом по-детски голубых глаз. Фрэнк раньше никогда не видел его без солнечных очков.
— Ну, — нетерпеливо начал федерал, — вы хотели со мной поговорить? Говорите.
— Я знаю, почему вы были в Хаммерфесте, — начал Фрэнк и вытащил из картонки фотографии.
— Так, наглядные пособия. Очень мило, но на это у меня нет времени. Давайте ограничимся просто разговором.
А Фрэнк-то чуть не забыл, какая Глисон язва.
— Я хотел объяснить, что доктор Адэр ничего мне не рассказывала, — сказал он. — Я узнал о телах из других источников.
Глисон кивнул и нетерпеливо забарабанил по столу. Фрэнк скороговоркой изложил все, что успел выяснить, заканчивая тем, что лошадь на церкви в Копервике — это символ «Храма Света».
— Восхитительно! — издевательски зааплодировал Глисон. Энни и Фрэнк недоумевающе на него посмотрели.
— В таком случае у вас не слишком восхищенный тон, — огрызнулся Фрэнк.
— Видите ли, я плохо понимаю, почему вы вообще решили обратиться в бюро. Вам необходимо понять одну простую вещь. Норвежские захоронения вне нашей юрисдикции. Кроме того, мы не занимаемся религиозными организациями.
— Но вы же там были, — возразила Энни. — Вы...
— Нам с доктором Адэр известно, что ФБР занимается этим делом, и мы решили, что вы...
— Доктор Адэр, обсуждая этот вопрос, вы уже нарушаете подписанное вами соглашение, и я могу подать на вас в суд.
— Что?! — вспыхнула Энни. — Я ничего ему не сказала! И какая разница? Вы что, не понимаете? Зараженные вирусом тела...
— Вас это не касается, доктор Адэр, — повысил голос Глисон. — Мистер Дейли, оставьте это дело, иначе вы оба окажетесь в тюрьме.
— Забываешься, Нил. Я твое дерьмо не подписывал.
— Умникам вроде тебя ничего не надо подписывать. У нас есть закон о государственной измене.
Нет, не может быть, он блефует. В эту игру можно и вдвоем играть.
— О государственной измене? — приподнял бровь Фрэнк. — Видимо, сюжет куда интереснее, чем я думал. Я и не знал, что у нас война. Или вы оговорились? В таком случае не обратиться ли нам к Первой поправке?
Глисон поднялся.
— Спасибо за помощь, до свидания.
— Минутку! — воскликнула Энни. — Я не понимаю! Почему...
— Повторяю: до свидания.
Энни встала, ее лицо все еще пылало. Фрэнк убрал фотографии в картонку, закрыл кейс, взял Энни под руку, и они вышли.
До самой улицы они молчали. Наконец Энни не выдержала:
— Неужели так можно?! Как это понимать?
— Так и понимать, — ответил Фрэнк. Над головой неслись серые облака, река отражала их почти ртутным блеском. — Он занимается этим делом и не желает, чтобы мы вмешивались.
— Тогда это хорошо, да?
— Меня не слишком обнадеживает, — развел руками Фрэнк.
— Почему? Это же ФБР! Это их работа!
— Ричард Джуэлл вряд ли с этим бы согласился.
— Кто это? — нахмурилась Энни.
— Охранник из Атланты. Помнишь Олимпийские игры?
— Да, конечно, но...
— Они так хотели всех успокоить, что чуть не сломали ему жизнь.
— Но...
— Думаешь, они бы нашли «Унабомбера»[15], если бы брат его не выдал?
На тротуар упала крупная капля. Вторая. Третья.
— Я думала, что мистер Глисон хотя бы должен знать, что мы выяснили.
— Умоляю, не называй его мистером.
— Как же мне его называть?
Фрэнк склонил голову набок, подумал и покачал головой:
— У меня про это лучше не спрашивать.
— Понимаю, — улыбнулась Энни.
Глава 24
Пойти к Стерну придумала Энни. Он был выпускником факультета теологии, писал докторскую про новые религии. Они несколько раз встречались («Ничего особенного, выпили кофе, сходили в кино»), но перестали общаться уже пару лет назад. На прошлой неделе Энни столкнулась с ним в кафе торгового центра на Коннектикут-авеню. Он все еще работал над диссертацией и время от времени публиковал «Отсчет Армагеддона» — газету про культы, промывание мозгов и грядущее тысячелетие. «Я специалист по ненормальным», — пошутил он. Энни тоже захотелось пошутить, но подошла ее очередь, и она не знала, что заказать, капуччино или латте с... А потом он ушел.
— Он наверняка много знает про «Храм Света», — заключила Энни. — Это его специальность.
Фрэнк кивнул.
Согласно телефонной книге, Стерн жил довольно далеко, на Резерв-роуд. Энни позвонила, и Стерн пригласил ее к себе.
— Можно я приду не одна? Мы с другом вместе работаем над темой...
Стерн не возражал. Он оказался радушным хозяином, угостил их чаем и охотно утолил любопытство Дейли насчет книг, которыми была набита его квартира. Книги большими и маленькими стопками громоздились на любой горизонтальной поверхности: на полу, столах, подоконниках, батареях — не было их только на полках.
Стерн оказался старше, чем ожидал Фрэнк, — лет тридцати. У него были водянистые голубые глаза и лысоватая голова, волосы на которой выглядели то ли слишком давно не стриженными, то ли недостаточно отросшими.
Фрэнк и Энни примостились с чаем на краешке ярко-зеленого потертого дивана.
— Бен умница, — сказала Энни. — У него потрясающая докторская.
— Да, потрясающая, — рассмеялся Стерн. — Уже шестьсот листов накатал, а конца-краю все не видно.
— Понимаю, — сочувственно кивнул Фрэнк. — Сижу над одной статьей уже несколько месяцев.
— Беда в том, что чем больше узнаешь, тем сложнее все оказывается. Парадокс Зенона, только не в математике, а в жизни.
— Энни сказала, что ты пишешь про культы.
— Вроде того. Культы, секты, ереси, новые религии — названия зависят от точки зрения.
— И про что диссертация?
— Про то, что, чем больше все меняется, тем меньше оно меняется.
— Понятно. Стерн улыбнулся:
— Сравнительный анализ таборитов и «Объединенного человечества».
— Никогда не слышал, — покачал головой Фрэнк. Стерн заерзал на месте, как будто его застукали с журналом про НЛО.
— Как яблоки с апельсинами — отличаются вроде сильно, а на самом деле очень похожи. Табориты — религиозное движение в Чехии пятнадцатого века. Они объявили войну институту церкви и проповедовали своего рода активный милленаризм.
— Что это значит? — спросила Энни.
— Табориты считали, что могут своими поступками приблизить тысячелетнее царство Божие.
— Как именно? — поинтересовался Фрэнк.
— Избавляя мир от греха. Для этой цели они пользовались всем, что под руку подвернется, включая мечи, ножи, копья, арбалеты и катапульты. Надо радоваться, что у них не было ядерной бомбы.
— Они что, убивали людей? — не поверила Энни. Брови Стерна насмешливо взмыли вверх, но он промолчал и затянулся сигаретой.
— Они карали грешников. Они были рукой Господа. Выполняли свой религиозный долг — убивали всех, кто не принадлежал к их течению. Потому что именно так опознают грешников — не таких, как ты, надо убить и очистить землю.
— Господи! — не сдержался Фрэнк.
— Вот именно.
Скорчив серьезное лицо, Стерн склонился над чемоданом, исполнявшим роль кофейного столика, схватил Энни за запястье и злобным шепотом, с нелепым, якобы чешским акцентом прошептал:
— Да будет проклят тот, кто не обнажит свой меч на врагов Христа! Нет жалости сатане! Нет прощения злу! Так сказал Ян Жижка!
— Ух ты. — Энни отдернула руку и потерла запястье.
— А те, вторые? — спросил Фрэнк. Стерн, казалось, не сразу понял вопрос.
— А, «Объединенное человечество»... Они другие.
— Ты же сказал, что они похожи.
— Ну да. Только между ними пятьсот лет истории плюс психологические различия. Средневековая Прага и Санта-Моника времен Великой депрессии все-таки разные вещи.
— По-моему, не должно быть никакого сходства, — заявил Дейли.
— По-моему, тоже, — поддакнула Энни.
— "Объединенное человечество" возникло в начале тридцатых. Лидером у них был некий Артур Белл, создатель теории заговора — про «тайных правителей» и «международных банкиров».
— Ясно, — хмыкнул Фрэнк, — бедные евреи, нет им покоя.
Стерн рассмеялся:
— Да, тот еще антисемит. Как и табориты, он эксплуатировал царство Божие. Только ему утопия виделась изобилием кондиционеров.
Энни захихикала.
— Хотя основная идея та же самая. Он предсказывал естественный катаклизм, который закончится мировой войной, — таким образом погибнет большая часть населения Земли. Благодаря этому начнется Новый Век, он же царство Божие, он же рай на земле. У каждого будут бесплатный кондиционер, дом за двадцать пять тысяч долларов — тогда это были огромные деньги — и трехчасовой рабочий день, если ты не хочешь выйти в отставку. В таком случае тебе будут платить пенсию.
— Меня устраивает, — хмыкнул Фрэнк.
— Это многих устраивало. Белл быстро разбогател.
— То есть фактически у Яна Жижки и этого Артура была одна и та же мечта.
— Вот именно. Только этой мечтой заразились от них миллионы других людей. Одной и той же кровавой мечтой. Еще чаю хотите?
— Да, — кивнул Фрэнк, — спасибо.
Стерн наполнил его кружку и повернулся к Энни:
— Ну, что стряслось?
— А? — не сообразила она.
— В любви ты мне по телефону признаться не пожелала... Над чем вы работаете вместе?
— Ax да, — кивнула Энни. — Над... этим. — Она обернулась к Фрэнку, и ей почти удалось стрельнуть глазами — насколько на это вообще способен микробиолог. Так или иначе, намек он понял.
Фрэнк прокашлялся.
— Нас интересует «Храм Света».
Стерн молча откинулся в кресле и перевел на Энни взгляд человека, которому пытаются впарить «Ролекс» за полсотни.
— Что это значит?
— А в чем дело? — недоуменно спросила Энни. Фрэнк нахмурился.
— В чем дело?! Энни, я тебя два года не видел, а тут ты звонишь и между делом заявляешь: «Да, кстати, мой приятель интересуется „Храмом Света“!» Это шутка такая?
— Нет, — вмешался Фрэнк, — это не шутка.
Раньше Стерн смотрел только на Энни. Теперь он повернулся к Фрэнку и спокойно спросил:
— На кого ты работаешь?
— На кого? — повторил Дейли. — Ни на кого. Я работаю в «Пост».
— Он штатный журналист.
— Неужели?! — воскликнул Стерн, склонив голову набок. — Какой у тебя телефонный номер?
— Что?
— Рабочий телефон. Что мне скажут, если я позвоню в «Пост»?
— Если честно, то я в бессрочном отпуске.
— Начинается!.. — закатил глаза Стерн.
— Правда! Смотри. — Фрэнк вытащил пропуск в «Вашингтон пост».
— Любой дурак подделает, — отмахнулся Стерн. — Дешевка, а не доказательство.
— Разумеется! Именно это и доказывает подлинность — «Вашингтон пост» дешевка и есть, — кивнул Фрэнк.
— Какие глупости! — вмешалась Энни. — Бен, это же я! Что ты там навыдумывал?
Стерн не обратил на нее внимания.
— И чем ты занимаешься в своем бессрочном отпуске? — спросил он Фрэнка.
— Работаю по гранту Сэма Джонсона.
— Это еще что?
— Своего рода конкурс. Журналисты подают заявки на темы, и победитель получает оплачиваемый год работы над тем, что его интересует. Я подал заявку, она понравилась, — развел руками Фрэнк.
— И какая у тебя тема? «Храм Света»? — посмотрел ему в глаза Стерн.
— Нет, новые опасные вирусы, — честно ответил Фрэнк. Стерн нахмурился еще сильнее.
— Если хочешь, позвони в фонд. Он есть в телефонной книге.
— Откуда мне знать, что он не подставной?
— Фонд Джонсона? Для чего?
— Для «Храма».
— Для «Храма Света»?!
— А что? У него десяток таких фондов на содержании — и Институт религиозных практик, и Фонд Геи, и бог знает что еще. Они на деньги не скупятся. Хороший пиар.
— Возможно. Только Фонд Джонсона тут ни при чем, можешь мне поверить. Старика Коу удар бы хватил.
Стерн еще некоторое время на него смотрел и наконец кивнул, как будто принял решение.
— Я тебе кое-что покажу, — сказал он, вытащил газету из кипы на столе и бросил ее перед Фрэнком на чемодан.
Это был весенний номер «Отсчета Армагеддона» — прошитые тридцать две страницы плотной бумаги. Обложка пестрела заголовками про сайентологов и Интернет.
Фрэнк неспешно долистал до восьмой страницы. Там в колонке «Персоналии» была фотография Соланжа за штурвалом корабля, возможно, «Хрустального дракона». Заголовок — «Рулевой».
Фрэнк протянул газету Энни.
— Он красавчик! — удивленно воскликнула она. Под фотографией было напечатано:
Редкий снимок основателя «Храма Света», Люка Соланжа, на борту корабля «Хрустальный дракон». Проведя в Штатах пятнадцать лет, Соланж, уроженец Швейцарии, снова в пути — на этот раз в Токио. В ноябре он выступит там перед членами организации «Сорен».
— Хорошо пишешь, — заметил Фрэнк.
— У меня триста сорок один подписчик, — сказал Стерн. — В основном ученые, журналисты, частные детективы и, разумеется, сами культы. Их определить проще всего — у них вместо адресов абонентские ящики.
— Ты много писал о «Храме Света»?
— Первый раз за год, — затряс головой Стерн. — Зондирую почву.
— Что это значит? — не поняла Энни.
— Что это опасно. А неприятности мне не нужны. — На секунду он умолк. — Помнишь, когда мы в последний раз виделись?
— Да, — кивнула Энни, — я подавала заявку на грант. Два года назад.
— Кстати, как с ним дела?
— Отказали, — ответила Энни, покосившись на Фрэнка. Стерн сочувственно поморщился:
— Жаль. В общем, как раз с тех пор я о них не писал.
— А что ты написал тогда?
— То самое, о чем сейчас вам рассказываю. Проследил связи между Соланжем и прежними подобными гуру, выявил сходства. Назвал его «инициативным светским пророком», который проецирует экологические принципы на десять заповедей и пытается ускорить дело.
— Что?
— Приблизить апокалипсис, Армагеддон, называй, как знаешь. Он величает себя «последним пророком».
— Это как?
— Иисус, Будда...
— Соланж, — закончила Энни.
— Угу. Соланж — предвестник конца света.
— Зачем ему это надо? — спросила Энни.
— Что значит «зачем»? — хмыкнул Стерн. — Его взгляд на мир отличается от нашего с вами. Он экоцентричен.
— Природа — это главное, — протянул Фрэнк.
— Вот именно. Люди не так уж и важны. Важна только природа. Соланж хочет возродить Землю — и заодно уничтожить промышленную цивилизацию.
— В общем, опасный человек, — заключил Фрэнк.
— Еще бы. Его прозвали первым всадником.
— Кем-кем? — переспросила Энни.
— Первым всадником апокалипсиса.
Они пили чай молча. Наконец Фрэнк спросил:
— Что у тебя с ними произошло?
— Понимаешь, статья получилась довольно прямолинейной. Анализ аналогичных материалов и обзор истории. Ну и еще кое-что — пара слов от знакомого из министерства юстиции. Десять лет назад его сын ушел к «Детям Господа», и с тех пор он ярый противник новых религий. В общем... ко мне пришли.
— Кто? — не поняла Энни.
— Из «Храма». Они любят называть себя «смиренными». За мной установили наблюдение.
— Не может быть!
— Может, — покачал головой Стерн. — Совсем как в кино. У меня появился хвост. И семь дней в неделю, с шести утра до десяти вечера, у моего дома стояла машина.
— Накладная штука, — отметил Фрэнк.
— Я был польщен. Шутил с ними, проходя мимо... Потом они убили мою собаку.
— Что?!
— Нет, только не Брауни! — воскликнула Энни.
— Кто-то дал ей кусок мяса с варфарином. Ты ее помнишь — она жрала все, кроме собачьего корма. Потом по ночам начал звонить телефон, сколько бы я его ни менял. Не помог даже выход из справочной системы. В общем, телефон пришлось выдернуть из розетки. Тогда ко мне на работу стали приходить люди и кричать. Поговорить с ними было невозможно.
— Как они выглядели?
— Как студенты. Как нормальные люди. Только орали как ненормальные. Однажды в библиотеку ворвалась женщина, она тащила за собой ребенка и кричала, что «застукала меня с ним»! Потом мои коллеги и даже научный руководитель начали получать письма.
— Какие? — спросил Фрэнк.
— Ерунда, ребячество. Обычные оскорбления, на что хватило фантазии. Один из них «голубой» — ну ему и прислали гомофобскую дрянь. Мой научный руководитель — чернокожий. Тоже понятно.
— И подписано твоим именем?
— Нет, подписались они «Белый мститель», но имени и не требовалось. Письмо послали с моего домашнего компьютера, и полиции ничего не стоило это отследить.
— Как им это удалось? — поинтересовался Фрэнк.
— Проще простого: вломились в квартиру, когда меня не было.
— Какой ужас! — воскликнула Энни.
— Меня арестовали, — продолжал Стерн. — Чуть до суда не дошло! Представляете?
— Как ты выкрутился? — спросил Фрэнк.
— Они облажались, — рассмеялся Стерн. — Когда ушли письма, я вел семинар. Прямо в заголовке: вторник, два пятнадцать. Я не мог их тогда послать.
— И что?
— Да ничего. Полиция связалась с их юристами, и знаете, что они сказали? Что я совсем сбрендил и собаку свою, наверное, сам отравил. И еще: «Может, он переставил часы на компьютере». Это, кончено, несложно, я бы мог, только зачем? Проще послать письма через анонимный сервер, никто бы меня днем с огнем не нашел!
— И на этом все закончилось?
— Нет, — покачал головой Стерн, — так продолжалось несколько месяцев. Они сходили на почту и заполнили заявку на перемену адреса. В результате я остался без почтового адреса, а на мои кредитные карты начали заказывать всякую дрянь.
— Какую?
— Порнографию. Химикаты — составляющие наркотиков. Тысячедолларовые счета за секс по телефону. Подписки на журналы для педофилов и газету «Церковь Горы».
— Что еще за «Церковь Горы»? — спросила Энни.
— Нацисты. Короче, я оказался на заметке у всех правоохранительных служб, не исключая таможню и управление по борьбе с оборотом наркотиков.
Энни закатила глаза.
— Потом они подали в суд и обвинили меня в клевете.
— В какой клевете?! — удивился Фрэнк.
— Какая разница? Им это по карману, а я едва выкрутился.
— А потом?
— Потом всё. Закончилось.
— Закончилось? — повторила Энни.
— Да, как ни в чем не бывало. Меня припугнули — и перешли к более важным делам.
— Господи, — прошептал Фрэнк.
— Вот я и страдаю паранойей, — объяснил Стерн. — Стоило вставить Соланжа в газету, как появились вы с расспросами.
— Теперь понятно, — кивнул Фрэнк.
— Я заварю еще чаю, — заявила Энни и ушла с чайником на кухню.
— Знаешь, — сказал Стерн, — они не пытались меня убить.
— Ну что ж, дело наживное.
— Если бы я представлял для них хоть малейшую угрозу, они и перед этим бы не остановились.
— Ты так думаешь?
— Уверен. Я вот о чем: я не знаю, что вы с Энни затеяли...
Фрэнк открыл было рот, но Стерн не дал себя перебить:
— И знать не хочу. Будь осторожнее. Хотя бы ради Энни.
— Не волнуйся, — ответил Фрэнк. — Я тоже к ней привязался. Ты очень поможешь, если поделишься информацией.
— Какой? Что тебя интересует? — развел руками Стерн.
— Соланж из Швейцарии?
— Переехал в Штаты в восемьдесят втором году, — кивнул Стерн. — Кажется, был на мели.
— Почему он переехал?
— Похоже, в Швейцарии ему было тесновато. Он пытался пробиться там в правительство и умудрился настроить против себя уйму народа. Тогда же и разорился.
— А чем он занимался?
— У него была гомеопатическая клиника в Монтрё. Пара его пациентов умерли — отказали почки. Побочный эффект какого-то «натурального» препарата.
— Тогда он переехал в Америку?
— Да. И сразу же открыл клинику в Лос-Анджелесе. Дела пошли в гору. Организовал радикальную группу зеленых, «Вэрдью», быстро сделался авторитетом. Начал читать лекции в США и за границей.
— Что потом?
Стерн зажег новую сигарету и затянулся.
— Дальше — больше. Кажется, в девяносто втором к ним перебежал какой-то тип из мунистов и возглавил отдел привлечения новичков.
— Возглавил отдел?
— Да, у них по всему отделы — финансирование, реклама, разведка.
— Даже разведка?
— А почему нет? — развел руками Стерн. — Целое управление, причем очень мощное. В общем, этот мунист, то есть бывший мунист, быстренько реорганизовал всю систему. Политика «Храма» стала агрессивной. Дьявольски агрессивной. Теперь их интересуют две группы людей: двадцатилетние и старики с пенсиями. Они открывают благотворительные организации для «помощи» матерям-одиночкам, «лечат» наркоманов и «заботятся» о престарелых. Таким образом устанавливают контакт с самыми уязвимыми, которых легче привлечь в свои ряды. В нескольких городах они даже открыли клубы одиноких сердец, только чтобы проверить, эффективны ли свидания как инструмент вербовки.
— Ничего себе!
— Ты еще не понял истинного размаха. За десять тысяч долларов они купили полную базу данных неплательщиков. Я имею в виду тех, кто утопал в долгах. На каждого составили досье и начали ходить по домам: «Вы жертвы! Вас не в чем винить! Во всем виновата Америка! Рвите ваши счета, собирайте вещи и езжайте с нами! У нас вы найдете работу, друзей и жилье!» Вот только умолчали о том, что работа неоплачиваемая, жилье — общежитие по четыре человека в комнате. Зато все красотки и красавцы в секте поголовно признавались им в любви. Та еще операция, я тебе скажу.
— И что дальше?
— Они достигли критической массы, — развел руками Стерн. — Никто не успел и глазом моргнуть. За каких-то два года маленькая, человек на двести, политическая организация прозеленого толка превратилась в «Храм Света» — несколько тысяч людей, все как один с сияющим взором.
— Где сахар? — крикнула Энни из кухни.
— Кончился! — ответил Стерн.
— Сколько их всего? — спросил Фрэнк.
— Утверждают, что тридцать тысяч. На самом деле, наверное, четверть.
— И какая у них иерархия?
— Обычная. Внутренний круг — самые продвинутые фанатики, их примерно тысяча в разных городах. Плюс те, которые живут при штабе. Значит, еще сотни три. Штаб у них неподалеку от Лейк-Плэсида — купили под него частную школу.
— А остальные члены?
— Они присылают взносы, подписываются на газеты, покупают витамины.
— Про витамины поподробнее, если можно, — попросила Энни, появившаяся в дверях с чайником на подносе. — Их фабрика при штабе? — Она налила себе чашку и отошла к окну.
— Он наверняка много знает про «Храм Света», — заключила Энни. — Это его специальность.
Фрэнк кивнул.
Согласно телефонной книге, Стерн жил довольно далеко, на Резерв-роуд. Энни позвонила, и Стерн пригласил ее к себе.
— Можно я приду не одна? Мы с другом вместе работаем над темой...
Стерн не возражал. Он оказался радушным хозяином, угостил их чаем и охотно утолил любопытство Дейли насчет книг, которыми была набита его квартира. Книги большими и маленькими стопками громоздились на любой горизонтальной поверхности: на полу, столах, подоконниках, батареях — не было их только на полках.
Стерн оказался старше, чем ожидал Фрэнк, — лет тридцати. У него были водянистые голубые глаза и лысоватая голова, волосы на которой выглядели то ли слишком давно не стриженными, то ли недостаточно отросшими.
Фрэнк и Энни примостились с чаем на краешке ярко-зеленого потертого дивана.
— Бен умница, — сказала Энни. — У него потрясающая докторская.
— Да, потрясающая, — рассмеялся Стерн. — Уже шестьсот листов накатал, а конца-краю все не видно.
— Понимаю, — сочувственно кивнул Фрэнк. — Сижу над одной статьей уже несколько месяцев.
— Беда в том, что чем больше узнаешь, тем сложнее все оказывается. Парадокс Зенона, только не в математике, а в жизни.
— Энни сказала, что ты пишешь про культы.
— Вроде того. Культы, секты, ереси, новые религии — названия зависят от точки зрения.
— И про что диссертация?
— Про то, что, чем больше все меняется, тем меньше оно меняется.
— Понятно. Стерн улыбнулся:
— Сравнительный анализ таборитов и «Объединенного человечества».
— Никогда не слышал, — покачал головой Фрэнк. Стерн заерзал на месте, как будто его застукали с журналом про НЛО.
— Как яблоки с апельсинами — отличаются вроде сильно, а на самом деле очень похожи. Табориты — религиозное движение в Чехии пятнадцатого века. Они объявили войну институту церкви и проповедовали своего рода активный милленаризм.
— Что это значит? — спросила Энни.
— Табориты считали, что могут своими поступками приблизить тысячелетнее царство Божие.
— Как именно? — поинтересовался Фрэнк.
— Избавляя мир от греха. Для этой цели они пользовались всем, что под руку подвернется, включая мечи, ножи, копья, арбалеты и катапульты. Надо радоваться, что у них не было ядерной бомбы.
— Они что, убивали людей? — не поверила Энни. Брови Стерна насмешливо взмыли вверх, но он промолчал и затянулся сигаретой.
— Они карали грешников. Они были рукой Господа. Выполняли свой религиозный долг — убивали всех, кто не принадлежал к их течению. Потому что именно так опознают грешников — не таких, как ты, надо убить и очистить землю.
— Господи! — не сдержался Фрэнк.
— Вот именно.
Скорчив серьезное лицо, Стерн склонился над чемоданом, исполнявшим роль кофейного столика, схватил Энни за запястье и злобным шепотом, с нелепым, якобы чешским акцентом прошептал:
— Да будет проклят тот, кто не обнажит свой меч на врагов Христа! Нет жалости сатане! Нет прощения злу! Так сказал Ян Жижка!
— Ух ты. — Энни отдернула руку и потерла запястье.
— А те, вторые? — спросил Фрэнк. Стерн, казалось, не сразу понял вопрос.
— А, «Объединенное человечество»... Они другие.
— Ты же сказал, что они похожи.
— Ну да. Только между ними пятьсот лет истории плюс психологические различия. Средневековая Прага и Санта-Моника времен Великой депрессии все-таки разные вещи.
— По-моему, не должно быть никакого сходства, — заявил Дейли.
— По-моему, тоже, — поддакнула Энни.
— "Объединенное человечество" возникло в начале тридцатых. Лидером у них был некий Артур Белл, создатель теории заговора — про «тайных правителей» и «международных банкиров».
— Ясно, — хмыкнул Фрэнк, — бедные евреи, нет им покоя.
Стерн рассмеялся:
— Да, тот еще антисемит. Как и табориты, он эксплуатировал царство Божие. Только ему утопия виделась изобилием кондиционеров.
Энни захихикала.
— Хотя основная идея та же самая. Он предсказывал естественный катаклизм, который закончится мировой войной, — таким образом погибнет большая часть населения Земли. Благодаря этому начнется Новый Век, он же царство Божие, он же рай на земле. У каждого будут бесплатный кондиционер, дом за двадцать пять тысяч долларов — тогда это были огромные деньги — и трехчасовой рабочий день, если ты не хочешь выйти в отставку. В таком случае тебе будут платить пенсию.
— Меня устраивает, — хмыкнул Фрэнк.
— Это многих устраивало. Белл быстро разбогател.
— То есть фактически у Яна Жижки и этого Артура была одна и та же мечта.
— Вот именно. Только этой мечтой заразились от них миллионы других людей. Одной и той же кровавой мечтой. Еще чаю хотите?
— Да, — кивнул Фрэнк, — спасибо.
Стерн наполнил его кружку и повернулся к Энни:
— Ну, что стряслось?
— А? — не сообразила она.
— В любви ты мне по телефону признаться не пожелала... Над чем вы работаете вместе?
— Ax да, — кивнула Энни. — Над... этим. — Она обернулась к Фрэнку, и ей почти удалось стрельнуть глазами — насколько на это вообще способен микробиолог. Так или иначе, намек он понял.
Фрэнк прокашлялся.
— Нас интересует «Храм Света».
Стерн молча откинулся в кресле и перевел на Энни взгляд человека, которому пытаются впарить «Ролекс» за полсотни.
— Что это значит?
— А в чем дело? — недоуменно спросила Энни. Фрэнк нахмурился.
— В чем дело?! Энни, я тебя два года не видел, а тут ты звонишь и между делом заявляешь: «Да, кстати, мой приятель интересуется „Храмом Света“!» Это шутка такая?
— Нет, — вмешался Фрэнк, — это не шутка.
Раньше Стерн смотрел только на Энни. Теперь он повернулся к Фрэнку и спокойно спросил:
— На кого ты работаешь?
— На кого? — повторил Дейли. — Ни на кого. Я работаю в «Пост».
— Он штатный журналист.
— Неужели?! — воскликнул Стерн, склонив голову набок. — Какой у тебя телефонный номер?
— Что?
— Рабочий телефон. Что мне скажут, если я позвоню в «Пост»?
— Если честно, то я в бессрочном отпуске.
— Начинается!.. — закатил глаза Стерн.
— Правда! Смотри. — Фрэнк вытащил пропуск в «Вашингтон пост».
— Любой дурак подделает, — отмахнулся Стерн. — Дешевка, а не доказательство.
— Разумеется! Именно это и доказывает подлинность — «Вашингтон пост» дешевка и есть, — кивнул Фрэнк.
— Какие глупости! — вмешалась Энни. — Бен, это же я! Что ты там навыдумывал?
Стерн не обратил на нее внимания.
— И чем ты занимаешься в своем бессрочном отпуске? — спросил он Фрэнка.
— Работаю по гранту Сэма Джонсона.
— Это еще что?
— Своего рода конкурс. Журналисты подают заявки на темы, и победитель получает оплачиваемый год работы над тем, что его интересует. Я подал заявку, она понравилась, — развел руками Фрэнк.
— И какая у тебя тема? «Храм Света»? — посмотрел ему в глаза Стерн.
— Нет, новые опасные вирусы, — честно ответил Фрэнк. Стерн нахмурился еще сильнее.
— Если хочешь, позвони в фонд. Он есть в телефонной книге.
— Откуда мне знать, что он не подставной?
— Фонд Джонсона? Для чего?
— Для «Храма».
— Для «Храма Света»?!
— А что? У него десяток таких фондов на содержании — и Институт религиозных практик, и Фонд Геи, и бог знает что еще. Они на деньги не скупятся. Хороший пиар.
— Возможно. Только Фонд Джонсона тут ни при чем, можешь мне поверить. Старика Коу удар бы хватил.
Стерн еще некоторое время на него смотрел и наконец кивнул, как будто принял решение.
— Я тебе кое-что покажу, — сказал он, вытащил газету из кипы на столе и бросил ее перед Фрэнком на чемодан.
Это был весенний номер «Отсчета Армагеддона» — прошитые тридцать две страницы плотной бумаги. Обложка пестрела заголовками про сайентологов и Интернет.
Фрэнк неспешно долистал до восьмой страницы. Там в колонке «Персоналии» была фотография Соланжа за штурвалом корабля, возможно, «Хрустального дракона». Заголовок — «Рулевой».
Фрэнк протянул газету Энни.
— Он красавчик! — удивленно воскликнула она. Под фотографией было напечатано:
Редкий снимок основателя «Храма Света», Люка Соланжа, на борту корабля «Хрустальный дракон». Проведя в Штатах пятнадцать лет, Соланж, уроженец Швейцарии, снова в пути — на этот раз в Токио. В ноябре он выступит там перед членами организации «Сорен».
— Хорошо пишешь, — заметил Фрэнк.
— У меня триста сорок один подписчик, — сказал Стерн. — В основном ученые, журналисты, частные детективы и, разумеется, сами культы. Их определить проще всего — у них вместо адресов абонентские ящики.
— Ты много писал о «Храме Света»?
— Первый раз за год, — затряс головой Стерн. — Зондирую почву.
— Что это значит? — не поняла Энни.
— Что это опасно. А неприятности мне не нужны. — На секунду он умолк. — Помнишь, когда мы в последний раз виделись?
— Да, — кивнула Энни, — я подавала заявку на грант. Два года назад.
— Кстати, как с ним дела?
— Отказали, — ответила Энни, покосившись на Фрэнка. Стерн сочувственно поморщился:
— Жаль. В общем, как раз с тех пор я о них не писал.
— А что ты написал тогда?
— То самое, о чем сейчас вам рассказываю. Проследил связи между Соланжем и прежними подобными гуру, выявил сходства. Назвал его «инициативным светским пророком», который проецирует экологические принципы на десять заповедей и пытается ускорить дело.
— Что?
— Приблизить апокалипсис, Армагеддон, называй, как знаешь. Он величает себя «последним пророком».
— Это как?
— Иисус, Будда...
— Соланж, — закончила Энни.
— Угу. Соланж — предвестник конца света.
— Зачем ему это надо? — спросила Энни.
— Что значит «зачем»? — хмыкнул Стерн. — Его взгляд на мир отличается от нашего с вами. Он экоцентричен.
— Природа — это главное, — протянул Фрэнк.
— Вот именно. Люди не так уж и важны. Важна только природа. Соланж хочет возродить Землю — и заодно уничтожить промышленную цивилизацию.
— В общем, опасный человек, — заключил Фрэнк.
— Еще бы. Его прозвали первым всадником.
— Кем-кем? — переспросила Энни.
— Первым всадником апокалипсиса.
Они пили чай молча. Наконец Фрэнк спросил:
— Что у тебя с ними произошло?
— Понимаешь, статья получилась довольно прямолинейной. Анализ аналогичных материалов и обзор истории. Ну и еще кое-что — пара слов от знакомого из министерства юстиции. Десять лет назад его сын ушел к «Детям Господа», и с тех пор он ярый противник новых религий. В общем... ко мне пришли.
— Кто? — не поняла Энни.
— Из «Храма». Они любят называть себя «смиренными». За мной установили наблюдение.
— Не может быть!
— Может, — покачал головой Стерн. — Совсем как в кино. У меня появился хвост. И семь дней в неделю, с шести утра до десяти вечера, у моего дома стояла машина.
— Накладная штука, — отметил Фрэнк.
— Я был польщен. Шутил с ними, проходя мимо... Потом они убили мою собаку.
— Что?!
— Нет, только не Брауни! — воскликнула Энни.
— Кто-то дал ей кусок мяса с варфарином. Ты ее помнишь — она жрала все, кроме собачьего корма. Потом по ночам начал звонить телефон, сколько бы я его ни менял. Не помог даже выход из справочной системы. В общем, телефон пришлось выдернуть из розетки. Тогда ко мне на работу стали приходить люди и кричать. Поговорить с ними было невозможно.
— Как они выглядели?
— Как студенты. Как нормальные люди. Только орали как ненормальные. Однажды в библиотеку ворвалась женщина, она тащила за собой ребенка и кричала, что «застукала меня с ним»! Потом мои коллеги и даже научный руководитель начали получать письма.
— Какие? — спросил Фрэнк.
— Ерунда, ребячество. Обычные оскорбления, на что хватило фантазии. Один из них «голубой» — ну ему и прислали гомофобскую дрянь. Мой научный руководитель — чернокожий. Тоже понятно.
— И подписано твоим именем?
— Нет, подписались они «Белый мститель», но имени и не требовалось. Письмо послали с моего домашнего компьютера, и полиции ничего не стоило это отследить.
— Как им это удалось? — поинтересовался Фрэнк.
— Проще простого: вломились в квартиру, когда меня не было.
— Какой ужас! — воскликнула Энни.
— Меня арестовали, — продолжал Стерн. — Чуть до суда не дошло! Представляете?
— Как ты выкрутился? — спросил Фрэнк.
— Они облажались, — рассмеялся Стерн. — Когда ушли письма, я вел семинар. Прямо в заголовке: вторник, два пятнадцать. Я не мог их тогда послать.
— И что?
— Да ничего. Полиция связалась с их юристами, и знаете, что они сказали? Что я совсем сбрендил и собаку свою, наверное, сам отравил. И еще: «Может, он переставил часы на компьютере». Это, кончено, несложно, я бы мог, только зачем? Проще послать письма через анонимный сервер, никто бы меня днем с огнем не нашел!
— И на этом все закончилось?
— Нет, — покачал головой Стерн, — так продолжалось несколько месяцев. Они сходили на почту и заполнили заявку на перемену адреса. В результате я остался без почтового адреса, а на мои кредитные карты начали заказывать всякую дрянь.
— Какую?
— Порнографию. Химикаты — составляющие наркотиков. Тысячедолларовые счета за секс по телефону. Подписки на журналы для педофилов и газету «Церковь Горы».
— Что еще за «Церковь Горы»? — спросила Энни.
— Нацисты. Короче, я оказался на заметке у всех правоохранительных служб, не исключая таможню и управление по борьбе с оборотом наркотиков.
Энни закатила глаза.
— Потом они подали в суд и обвинили меня в клевете.
— В какой клевете?! — удивился Фрэнк.
— Какая разница? Им это по карману, а я едва выкрутился.
— А потом?
— Потом всё. Закончилось.
— Закончилось? — повторила Энни.
— Да, как ни в чем не бывало. Меня припугнули — и перешли к более важным делам.
— Господи, — прошептал Фрэнк.
— Вот я и страдаю паранойей, — объяснил Стерн. — Стоило вставить Соланжа в газету, как появились вы с расспросами.
— Теперь понятно, — кивнул Фрэнк.
— Я заварю еще чаю, — заявила Энни и ушла с чайником на кухню.
— Знаешь, — сказал Стерн, — они не пытались меня убить.
— Ну что ж, дело наживное.
— Если бы я представлял для них хоть малейшую угрозу, они и перед этим бы не остановились.
— Ты так думаешь?
— Уверен. Я вот о чем: я не знаю, что вы с Энни затеяли...
Фрэнк открыл было рот, но Стерн не дал себя перебить:
— И знать не хочу. Будь осторожнее. Хотя бы ради Энни.
— Не волнуйся, — ответил Фрэнк. — Я тоже к ней привязался. Ты очень поможешь, если поделишься информацией.
— Какой? Что тебя интересует? — развел руками Стерн.
— Соланж из Швейцарии?
— Переехал в Штаты в восемьдесят втором году, — кивнул Стерн. — Кажется, был на мели.
— Почему он переехал?
— Похоже, в Швейцарии ему было тесновато. Он пытался пробиться там в правительство и умудрился настроить против себя уйму народа. Тогда же и разорился.
— А чем он занимался?
— У него была гомеопатическая клиника в Монтрё. Пара его пациентов умерли — отказали почки. Побочный эффект какого-то «натурального» препарата.
— Тогда он переехал в Америку?
— Да. И сразу же открыл клинику в Лос-Анджелесе. Дела пошли в гору. Организовал радикальную группу зеленых, «Вэрдью», быстро сделался авторитетом. Начал читать лекции в США и за границей.
— Что потом?
Стерн зажег новую сигарету и затянулся.
— Дальше — больше. Кажется, в девяносто втором к ним перебежал какой-то тип из мунистов и возглавил отдел привлечения новичков.
— Возглавил отдел?
— Да, у них по всему отделы — финансирование, реклама, разведка.
— Даже разведка?
— А почему нет? — развел руками Стерн. — Целое управление, причем очень мощное. В общем, этот мунист, то есть бывший мунист, быстренько реорганизовал всю систему. Политика «Храма» стала агрессивной. Дьявольски агрессивной. Теперь их интересуют две группы людей: двадцатилетние и старики с пенсиями. Они открывают благотворительные организации для «помощи» матерям-одиночкам, «лечат» наркоманов и «заботятся» о престарелых. Таким образом устанавливают контакт с самыми уязвимыми, которых легче привлечь в свои ряды. В нескольких городах они даже открыли клубы одиноких сердец, только чтобы проверить, эффективны ли свидания как инструмент вербовки.
— Ничего себе!
— Ты еще не понял истинного размаха. За десять тысяч долларов они купили полную базу данных неплательщиков. Я имею в виду тех, кто утопал в долгах. На каждого составили досье и начали ходить по домам: «Вы жертвы! Вас не в чем винить! Во всем виновата Америка! Рвите ваши счета, собирайте вещи и езжайте с нами! У нас вы найдете работу, друзей и жилье!» Вот только умолчали о том, что работа неоплачиваемая, жилье — общежитие по четыре человека в комнате. Зато все красотки и красавцы в секте поголовно признавались им в любви. Та еще операция, я тебе скажу.
— И что дальше?
— Они достигли критической массы, — развел руками Стерн. — Никто не успел и глазом моргнуть. За каких-то два года маленькая, человек на двести, политическая организация прозеленого толка превратилась в «Храм Света» — несколько тысяч людей, все как один с сияющим взором.
— Где сахар? — крикнула Энни из кухни.
— Кончился! — ответил Стерн.
— Сколько их всего? — спросил Фрэнк.
— Утверждают, что тридцать тысяч. На самом деле, наверное, четверть.
— И какая у них иерархия?
— Обычная. Внутренний круг — самые продвинутые фанатики, их примерно тысяча в разных городах. Плюс те, которые живут при штабе. Значит, еще сотни три. Штаб у них неподалеку от Лейк-Плэсида — купили под него частную школу.
— А остальные члены?
— Они присылают взносы, подписываются на газеты, покупают витамины.
— Про витамины поподробнее, если можно, — попросила Энни, появившаяся в дверях с чайником на подносе. — Их фабрика при штабе? — Она налила себе чашку и отошла к окну.