Страница:
— Лошадь.
Да, это была лошадь, вернее конь, вздыбленный, с диким взглядом, оскаленными зубами и раздувающимися ноздрями.
Киклайтер кивнул.
Оба помолчали.
— Здесь кто-то уже был, — решилась Энни. — Да?
— Да. — Киклайтер внезапно сник. — Здесь кто-то уже был.
Глава 9
Глава 10
Да, это была лошадь, вернее конь, вздыбленный, с диким взглядом, оскаленными зубами и раздувающимися ноздрями.
Киклайтер кивнул.
Оба помолчали.
— Здесь кто-то уже был, — решилась Энни. — Да?
— Да. — Киклайтер внезапно сник. — Здесь кто-то уже был.
Глава 9
Хаммерфест, Норвегия, 27марта 1998 года
Хотя официальное время перелета — три с половиной часа, Дейли добирался до Хаммерфеста полтора дня. Только первый рейс, Архангельск — Мурманск, летал ежедневно. Самолет Мурманск — Тромсё летал по вторникам и пятницам, а рейс Тромсё — Хаммерфест выполнялся лишь по выходным.
Впрочем, все это не важно. Времени предостаточно: «Рекс мунди» прибудет самое раннее через пару дней, а тогда все уже образуется. Что бы ни случилось (а ураган еще не утих, хотя и двинулся дальше на восток), второй раз этот корабль не уйдет.
Да и жалеть особо не о чем. По сравнению с «Ломоносовской» даже зал ожидания в мурманском аэропорту показался Дейли комфортабельным. Здесь было тепло, хотя и пришлось провести почти целые сутки, скорчившись на неудобном пластиковом стуле и то и дело вздрагивая от непонятных объявлений. Все-таки нигде так не научишься ценить тепло, как в Архангельске.
Когда последний самолет наконец пронзил сплошные облака и внизу появился Хаммерфест, Дейли охватила эйфория. С неба город выглядел выставкой игрушечных домиков. Из самолета прекрасно просматривались порт за высоким утесом и несколько пришвартованных кораблей. Далеко в море протянулись три длинных пирса, у которых сгрудились траулеры и прогулочные катера.
С воздуха Хаммерфест напоминал мамину рождественскую деревню — необъятную коллекцию керамических домиков, деревьев и прочих фигурок, каждый год любовно расставлявшихся на просторах из ватного снега. Ни любимым племянницам, ни даже редко гостившим кузинам не дозволялось прикасаться к деревне или ее обитателям. Окошки всех домиков и зеркальная поверхность маленького прудика всегда сверкали хрустальной чистотой. У каждой фигурки было свое постоянное место. Каждый год одни и те же статуэтки пели рождественские песенки у того же самого домика. Высокий мужчина с грудой подарков каждый год спешил к изящной усадьбе в колониальном стиле.
Ежедневно мама вытирала с фигурок пыль. Еще в детстве Фрэнк понял, что ее рождественская деревушка — это параллельный мир. Устав от настоящей тусклой жизни в тесном двухквартирном домике всего в миле от нефтеперегонного завода, мама воображала себя в своей игрушечной деревеньке, в фарфоровом особнячке.
Там был идеальный, упорядоченный мир, где снег никогда не пачкается и никто не звонит по субботам, чтобы напомнить о закладной. Там всегда было Рождество, папы приходили домой с цветами, не пьянствовали и не изменяли мамам.
Дейли поежился, глядя в иллюминатор. Он не любил вспоминать детство. Мама давно умерла, а рождественскую деревню убрали на чердак к тетке Делле. После маминой смерти тетки мгновенно прибрали дом к рукам. Когда Фрэнка-старшего не смогли найти, они сами всем прекрасно распорядились. (И как его было найти? Он мотался со своей танцовщицей по всему Бризвуду, откуда ему было знать, что жена умерла?) Когда же «сам» появился на похоронах, потрясенный то ли горем, то ли чувством вины, его охватила внезапная, неестественная щедрость.
— Забирайте все, — заявил он и раздал вещи жены теткам. — Дотти с радостью вам бы это отдала. Куда нам с Фрэнком-младшим девать эту рождественскую дребедень?
Вскоре он пришел в себя и принялся скорбно поносить «вороватых сестриц», которые «обчистили его до нитки». Как и следовало ожидать, мамина коллекция, которую именовали не иначе как «старым хламом», подскочила в цене, но к тому времени от нее уже ничего не осталось. «Всё присвоили старые гарпии», — повторял отец.
Ближе к земле ощущение Рождества начало отступать, а в аэропорту исчезло окончательно — стало видно, что Хаммерфесту не сравниться с маминой коллекцией. Сквозь снег пятнами проступали асфальт и гравий, воздух пропитался запахом дизельного топлива. То, что с километровой высоты казалось рождественской деревушкой, превратилось в обыкновенный город, причем на удивление современного вида. Позже Фрэнк узнал, что во Вторую мировую нацисты использовали Хаммерфест как базу подводных лодок североатлантического флота. В конце концов немцы ушли, но, отступая, подожгли город, поэтому в нем почти не осталось ничего довоенного.
За исключением, пожалуй, портье в отеле «Аврора», бледного старичка, который и слышать не желал, что Дейли сам донесет чемоданы. В номере Фрэнк распаковал вещи и после долгого, восхитительно горячего душа вернулся в фойе.
Если судить по расписанию, которое предоставила Энни Адэр, «Рекс мунди» прибудет с Эджа самое раннее в субботу. То есть оставалось два свободных дня. Однако после всех приключений и недоразумений все-таки стоило навести справки. Фрэнк спросил у портье, где найти начальника порта, и тот протянул брошюрку с картой на обложке.
— Вам надо сюда, — сказал портье и прочертил кривоватую линию от «Вы находитесь здесь» до здания на углу, у порта.
На улице было плюс пять, в унылом сером небе — ни единого просвета, солнце у горизонта напоминало тускло горящую лампочку. С моря дул сырой соленый ветер. Хотя от «Авроры» до порта было всего пять минут ходьбы, Дейли успел основательно продрогнуть.
Порт оказался гораздо больше, чем выглядел с высоты. Огромный подъемный кран медленно поворачивался, разгружая корабль с Крита. Вдоль улочки у самого причала скучились склады. На неожиданно высоких волнах покачивались траулеры. Над ними зависло несколько крикливых чаек, а совсем рядом тепло одетая женщина поливала причал водой из шланга, смывая в море сверкающие рыбные чешуйки.
На здании администрации порта дребезжала на ветру жестяная пластина с текущими расписаниями прибытий и отправлений. Фрэнк с праздным любопытством просмотрел список: «Аннелиз», «Горан Ковасич», «Северная звезда»... И вдруг... Он не мог поверить своим глазам.
Если это не ошибка, «Рекс мунди» опередил расписание почти на два дня и причалит через полтора часа!
Не долго думая Фрэнк ринулся к начальнику порта, чтобы все выяснить.
Дейли ожидал увидеть старого и дородного морского волка в очках. Вместо этого перед ним предстал весьма молодой человек с хвостом длинных черных волос. Освещения хватало, чтобы разглядеть их светлые корни. Волосы были так туго затянуты, что казалось, будто у их обладателя восточный разрез глаз. Начальник порта сидел у видавшего виды монитора и листал журнал «Роллинг стоун».
— Я видел сегодняшнее расписание, — начал Фрэнк.
— И?..
— Там есть «Рекс мунди».
— Да, ледокол, — кивнул начальник порта, бросив беглый взгляд на монитор. — Лоцман уже на борту.
— Значит, это не ошибка?
— Через час он причалит к третьей пристани. Как выйдете — направо и прямо до конца.
Фрэнк пришел в ярость. Чуть не опоздал во второй раз! Кем они там себя возомнили?! Почему не известили об изменении в расписании? А если бы он прилетел позже? Если бы задержался в Архангельске? Ему что, заняться больше нечем, как в догонялки играть?
Дейли никого не забыл известить. Уж он-то всех держал в курсе: в фонде знали и его телефоны, и факс, и время отлета-прилета — все, что только можно было пожелать. Он проследил, чтобы информацию переслали на корабль и даже в офис Киклайтера в Национальном институте здоровья. Связаться — раз плюнуть.
А с ним обращаются, как будто он какой-то новичок из желтой газетенки!.. Надо собрать вещи и уехать домой. Попросту все забыть. Нечего прыгать перед ними на задних лапках.
С другой стороны, сам виноват. Надо было помалкивать, а он всем (даже директору фонда, Флетчеру Гаррисону Коу) разболтал, на какую интересную тему наткнулся. Теперь фонд ждет серию из трех статей, чтобы перепечатать ее в «Пост», «Таймс» и бог знает где еще. Коу, наверное, водит редакторов в «Космос», кормит за свой счет и рассказывает, какой замечательный у него материал (а заодно и какой замечательный журналист Фрэнк Дейли). Если вернуться в Вашингтон с корешком от билета «Аэрофлота» и открыткой из гостиницы «Ломоносовская», то все очень разочаруются, мягко говоря. В нем.
Им-то наплевать, кто виноват на самом деле.
Внезапно Дейли показалось жизненно важным хотя бы успеть на пристань к приходу «Рекс мунди». Нужны фотографии. Если нет снимков с Эджа, то будут хотя бы снимки, как Киклайтер и Адэр спускаются с корабля и как сгружают контейнеры с телами.
Дейли вернулся в отель, скачками через две ступеньки ¦ поднялся к себе на второй этаж, вытряхнул из чемодана купленный месяц назад «Никон» и перемотал пленку. В порт лучше взять новую, снимки на старой никуда не годятся: панорамы Шанхая и тому подобное. На единственной фотографии, которая точно войдет в материал, был снят Синьли у себя в кабинете в клубах сигаретного дыма.
А сколько моментов упущено!.. Фрэнк мысленно застонал. Обледеневший ледокол прорывается через Стурфьорд, хорошенькая Адэр рядом со вскрытыми могилами...
Нет, не так. Адэр с умным видом рядом с извлеченными из могил гробами шахтеров. И Киклайтер. Копервик. Снимки с вертолета. Что еще? Бог знает. Нападение белых медведей.
Придется ограничиться тем, что осталось. Обязательно надо снять, как контейнеры сгружают с корабля. Если нет снимков Копервика, то надо хотя бы запечатлеть разгрузку. Контейнеры, наверное, будут сгружать подъемным краном. А потом на военном грузовике отвезут в Тромсё на базу ВВС, где дожидается грузовой самолет.
Но главное — успокоиться. Теперь только с Киклайтером поцапаться не хватало, особенно учитывая, сколько денег уже потрачено на перелеты и сбор материала.
Фрэнк сделал глубокий вдох, изобразил улыбку и ринулся на улицу, к порту. Несколько минут спустя он промчался мимо второй пристани и, выскочив за угол, увидел: «Рекс мунди» медленно следовал к пристани за неповоротливым буксиром.
Фрэнк снова удивился, уже в который раз. «Царь мира» оказался самым уродливым судном, какое он когда-либо видел, к тому же с покрытыми ржавчиной бортами. Надпалубные сооружения отдаленно напоминали дешевый мотель, взгроможденный прямо на корабль.
Дизели ревели, по палубе сновали матросы. «Рекс мунди» подошел к причалу. Фрэнк отщелкал несколько первых снимков и остановился посмотреть, как матросы сбрасывают докерам канаты толщиной в кулак. Вот это красиво: слаженные, выверенные движения, раскрывающиеся канатные кольца...
— Hvor tror du du skal?
Вопрос был таким же внезапным, как и опустившаяся на плечо рука. Руку Фрэнк стряхнул, машинально отпрыгнув в сторону.
Их было двое, оба в зеленой форме с красными повязками на рукавах и с хмурыми лицами.
— Господи, ну вы даете! — воскликнул Дейли. — Вам бы колокольчики носить!
— Er du Engelsk?
— Почти, — кивнул Фрэнк. — Я американец. Первый отошел, зато вперед выступил второй и извинился безразличным тоном:
— Извините... вас невозможно пройти. Фрэнк раздраженно дернул головой.
— Неужели? — Типичные полицейские: тупые, коренастые стриженые блондины. У каждого по новенькой кобуре с блестящим «глоком» — маловато, чтобы напугать Фрэнка Дейли. — Почему? — спросил он.
Коп нахмурился еще сильнее, вздохнул и помахал пальцем, как воспитатель детского сада.
— Извините. Мы закрыл... — От напряжения его лицо нахмурилось еще сильнее.
— Порт? — подсказал Фрэнк.
— Да! — чуть не выкрикнул тот. — Извините, мы закрыл, порт для публика. Публика невозможно пройти.
— Я жду корабль, — пожал плечами Фрэнк. — Кстати, я не «публика». Я журналист.
Полицейские пошептались по-норвежски, потом тот, который говорил «по-энгельски» сказал:
— Подождите, — и заторопился к одному из съехавшихся к доку джипов.
— Я Дейли! Фрэнк Дейли! Скажите, что я в экспедиции Киклайтера! Доктора Киклайтера! — крикнул вдогонку Дейли.
Внезапно из-за угла вырулили «БМВ» и огромный «мерседес», оба сверкающие, украшенные американскими флажками вроде тех, которыми дети размахивают на парадах. Медленно подкатив к доку, лимузины остановились — воистину дурацкое зрелище в порту, тем более в норвежском.
— Кто это? — спросил Дейли, когда никто не вышел.
Полицейский скривился. Его напарник разговаривал по мобильному телефону, за которым ходил к джипу. Наконец он бросил мобильник обратно и вернулся.
— Извините, третья пристань без доступ. Спасибо. — С этими словами он с недружелюбной улыбкой подался к Фрэнку так близко, что захотелось угостить его мятной конфетой.
— Хорошо. — А зачем связываться? Незачем. Он просто делает свое дело. Солдат и есть солдат.
С другой стороны, что в гражданском порту понадобилось солдатам? При чем здесь «Рекс мунди»? И зачем приехали машины из посольства?
— Послушайте, — дружелюбно поинтересовался Фрэнк, — вы передали, что я Дейли? Вы назвали мое имя? — Только и осталось настаивать на своем, чтобы протянуть время. Дождаться, пока Киклайтер или Адэр его увидят и вмешаются.
— Да, — ответил полицейский. — О вас не предупредил.
— Понятно.
Скоро они сойдут на берег. Корабль уже пришвартован, сходни установлены. Ведь не просто так, да?
Или не сойдут. Внезапно распахнулись дверцы «мерседеса», и из всех дверей одновременно вышло полдюжины человек. Дейли показалось, что выход был отрепетирован — до того по-военному слаженно это выглядело. Внешний вид появившихся только подтверждал первое впечатление.
Они были одеты в темно-серые костюмы и пальто. На ботинки и смотреть не стоило. И смех и грех. Шесть пижонов среди бела дня! Ладно бы на Уолл-стрит! Но здесь? В Хаммерфесте? Дейли молча смотрел, как все шестеро взошли по сходням на корабль и исчезли из виду.
— Пожалуйста, — напомнил о себе полицейский. — Вы уходить?
Фрэнк кивнул, но не двинулся с места.
— Ухожу, ухожу, только... Что случилось? Кто это? — спросил он.
Коп покачал головой, а его напарник что-то буркнул по-норвежски. Фрэнк понял и без перевода: «Избавься от этого недоумка».
— Вы должен уйти.
— Несчастный случай? — Раньше эта мысль в голову не приходила; теперь, придя, она принесла с собой гнетущее беспокойство. Неужели что-то случилось с Энни?
Только этого не хватало. И так проблем выше крыши.
И тут появилась она, вернее, появилась процессия из двух пижонов и зажатой между ними маленькой фигурки со светлыми волосами. Они направились вниз по сходням. Следом вышел Киклайтер — на фоне очередной пары пижонов его красный пуховик выглядел очень ярким.
Энни вполоборота разговаривала с долговязым пижоном в угольно-сером пальто и ультрамодных солнцезащитных очках. Позади них Киклайтер споткнулся, но сопровождающие услужливо поймали его под локти.
Очкарик показался знакомым. У него было уверенное лицо человека, который привык не обращать внимания на полицейские ограждения. Фрэнк мог поклясться, что уже видел этого типа, вот только где?
Они спустились на пристань и направились к машинам.
— Энни! Эй!
Когда она не обернулась, Фрэнк попытался пойти следом, но уперся в широкую грудь полицейского.
— Энни! Обернись наконец! — На этот раз она обернулась — и вздрогнула. «Фрэнк», — произнесла она одними губами. Пижон открыл дверцу «мерседеса», положил ей руку на плечо и втолкнул в машину. Как преступницу.
Потом пижон обошел автомобиль, открыл другую дверцу, но заколебался и посмотрел прямо на Фрэнка. Вот тут-то Фрэнк его и узнал.
— Глисон!
Ублюдок, ты-то что здесь делаешь? Машины развернулись, и в заднем окне «мерседеса» мелькнуло лицо Энни — тревожное, растерянное. Умоляющее.
Фрэнк остался в порту один, провожая удаляющиеся автомобили взглядом.
Невероятно. Он прошел огонь, воду и медные трубы, а с ним даже поговорить не хотят! Только на гостиницы и перелеты потрачено почти четыре тысячи баксов!
Господи! Глисон, сукин сын!
В отель он возвращался в таком бешенстве, что не замечал ничего вокруг. Ни холода, ни орущих чаек, ни прорезавшегося из-за облаков солнечного света больше не существовало. Вот наконец и теплое фойе.
— У вас есть список всех гостиниц в городе?
— Вам не понравился номер? — поднял глаза портье. Фрэнк закусил губу. Старик явно расстроился.
— Дело не в этом. У меня прекрасный номер. Просто я ищу одного друга.
Портье с облегчением вздохнул и улыбнулся. Фрэнку сразу вспомнилась детская книжка. Папа Карло. Настоящий, живой папа Карло.
— Обратитесь в туристическое агентство, — сказал он и дал адрес ближайшего.
Раздобыв список гостиниц, Дейли полтора часа провисел на телефоне. Ни Киклайтер, ни Адэр нигде в Хаммерфесте не зарегистрировались.
Тогда он позвонил в Вашингтон, в Национальный научный фонд, и попытался выяснить местонахождение Киклайтера через знакомых. Тот, кто взял трубку, посоветовал поискать в палатке на Северном полюсе. Юморист хренов.
Придя в отчаяние, Дейли вспомнил еще кое-что: Адэр говорила, что ледокол принадлежит Национальному управлению по океану и атмосфере. В пятый раз позвонив в Вашингтон (К черту деньги! Хуже уже не будет!), он отыскал человека, который недавно разговаривал с каким-то физиком по имени Марк.
— Они в отеле «Скандия». Или «Сандия». Кажется, так.
Физики были в отеле «Скандия». Уже в такси Фрэнку пришла в голову пара неприятных мыслей. Во-первых, Энни напугана. По крайней мере в этом никаких сомнений. Во-вторых, что-то случилось. Иначе «Рекс мунди» не прибыл бы так рано. И док бы не перекрыли. И Глисон никого не заталкивал бы в машину.
Глисона Фрэнк встречал три или четыре раза за те два года, что освещал вопросы национальной безопасности. Глисон никогда не был источником информации. Наоборот, в тот единственный раз, когда Глисон чем-то поделился, это оказалось ложью, которая, кстати, чуть не стоила Фрэнку карьеры. Короче, Глисон — ублюдок. И не простой ублюдок, а такой, который ни черта не смыслит в эпидемиологии.
Зато смыслит в терроризме. Офис у него в Баззардз-Пойнт, в одном из тех забавных домиков с камерами под свесом крыши. Не то ФБР, не то ЦРУ. Кстати, надо уточнить. С другой стороны, появление Глисона к лучшему — без причины он и пальцем не шевельнет. Раз он здесь, значит, есть что разнюхивать.
Оказавшись в «Скандии», Фрэнк за минуту отыскал пару физиков с корабля. Они сидели в баре, закусывая пиво сомнительной копченой рыбешкой. Сразу взяв быка за рога, Дейли честно представился, купил пива на троих и выложил слезливую историю своих странствий. «Только чтобы дважды остаться у разбитого корыта. Кстати, что все-таки случилось?»
Физики переглянулись. Наконец тот, которого звали Марк, ответил:
— Мы бы с радостью рассказали, но...
— У нас тогда будут неприятности.
— Щекотливая тема, — развел руками Марк.
— Щекотливая, — повторил Фрэнк, будто пробуя слово на вкус. — Щекотливая.
— Ну да, — снова переглянулись физики и кивнули: да, точнее и не сказать.
— Мы не должны об этом распространяться, — добавил Брайан.
— Нас вроде как поклясться заставили, — объяснил Марк.
— Тогда понятно, зачем ФБР приперлось, — кивнул Фрэнк. — Мы с Нилом давно знакомы.
— С каким Нилом? — спросил Брайан.
— С Глисоном. Который в очках. Брайан вспомнил и кивнул.
— Он что, из ФБР?
— Естественно. А он не сказал?
— Он вообще не представился, — покачал головой Марк. — У меня сложилось впечатление, что он работник посольства.
— Нил — стопроцентный федерал, — отрезал Фрэнк. Главное — заговорить им зубы, поводить кругами, пока речь сама не зайдет о Копервике. Фрэнк принялся бросаться именами и сплетнями: — В Сент-Олбансе его звали Эл Бог.
— Кого его? — не понял Брайан.
— Вице-президента, — объяснил Марк. — Это он про вице-президента.
— Соединенных Штатов?!
— Разумеется.
— Что за Сент-Олбанс? — Брайан приканчивал третью пол-литровую кружку.
— Начальная школа, — раскололся Фрэнк. — Тебе еще заказать?
— Нет, я...
— Официант!
Фрэнк спросил Марка, как тот попал на эту работу, и внимательно слушал пространный рассказ про подружку, увлекавшуюся океанологией. Потом поговорили про глобальное потепление и ледяные шапки, которые, оказывается, разрушаются с пугающей скоростью. К девяти вечера Фрэнк узнал, что у Брайана есть умственно отсталый брат и что Марк дважды заражался триппером — сначала в колледже, потом во время поездки в Индию.
— Слава Богу, что хоть не мягкий шанкр, — заключил Марк. Если умение слушать — искусство, то Фрэнк был в нем виртуозом. Ему рассказывали всё — потому что он был душкой, потому что он все понимал. Даже то, что говорилось не словами.
— И как там, на Копервике?
Марк рассмеялся. В отличие от Брайана он еще не допился до потери соображения.
— Хрен с ним, с засекреченным, — успокоил его Фрэнк, — что бы это ни было. Сам Копервик-то какой? Как там?
— Снежно! — с готовностью ответил Брайан. — На земле снега — целые кучи!
— Да ну?
— Точно!
— Подумать только, — не унимался Фрэнк. — Вот вы туда приплыли, там кучи снега, и... что вы там нашли?
— А ты весь из себя настойчивый, да? — спросил Брайан, глядя из-за огромной полупустой кружки.
— Ага, — кивнул Фрэнк.
— Ну что ж, — ответил Брайан, старательно произнося каждое слово, — настойчивость — качество, достойное поощрения.
— Я тоже так думаю.
— Я скажу, что мы нашли. — Брайан лег грудью на стол, вяло отмахиваясь от бессвязных увещеваний Марка. — Мы нашли...
— Брайан! — воскликнул Марк.
— Большую. Белую. Лошадь.
— Господи! — хмыкнул Марк и встал из-за стола.
— Что-что? — переспросил Фрэнк, не сводя с Брайана глаз.
— Лошадь, — с готовностью повторил Брайан.
— Нам пора, — сказал Марк, ухватив приятеля за локоть. — Завтра вставать в шесть утра.
— Мне не надо вставать в шесть утра! — пьяным тоном захныкал Брайан.
— Нет, надо, — отрезал Марк и заставил его подняться.
— Что за лошадь? — в последний раз решил попытать счастья Фрэнк.
Марк покачал головой, бросил на стол несколько банкнот и потащил Брайана к выходу.
— Огроменная! — гаркнул тот с порога. — Прямо с церковь!
И расхохотался. Затем они ушли.
Хотя официальное время перелета — три с половиной часа, Дейли добирался до Хаммерфеста полтора дня. Только первый рейс, Архангельск — Мурманск, летал ежедневно. Самолет Мурманск — Тромсё летал по вторникам и пятницам, а рейс Тромсё — Хаммерфест выполнялся лишь по выходным.
Впрочем, все это не важно. Времени предостаточно: «Рекс мунди» прибудет самое раннее через пару дней, а тогда все уже образуется. Что бы ни случилось (а ураган еще не утих, хотя и двинулся дальше на восток), второй раз этот корабль не уйдет.
Да и жалеть особо не о чем. По сравнению с «Ломоносовской» даже зал ожидания в мурманском аэропорту показался Дейли комфортабельным. Здесь было тепло, хотя и пришлось провести почти целые сутки, скорчившись на неудобном пластиковом стуле и то и дело вздрагивая от непонятных объявлений. Все-таки нигде так не научишься ценить тепло, как в Архангельске.
Когда последний самолет наконец пронзил сплошные облака и внизу появился Хаммерфест, Дейли охватила эйфория. С неба город выглядел выставкой игрушечных домиков. Из самолета прекрасно просматривались порт за высоким утесом и несколько пришвартованных кораблей. Далеко в море протянулись три длинных пирса, у которых сгрудились траулеры и прогулочные катера.
С воздуха Хаммерфест напоминал мамину рождественскую деревню — необъятную коллекцию керамических домиков, деревьев и прочих фигурок, каждый год любовно расставлявшихся на просторах из ватного снега. Ни любимым племянницам, ни даже редко гостившим кузинам не дозволялось прикасаться к деревне или ее обитателям. Окошки всех домиков и зеркальная поверхность маленького прудика всегда сверкали хрустальной чистотой. У каждой фигурки было свое постоянное место. Каждый год одни и те же статуэтки пели рождественские песенки у того же самого домика. Высокий мужчина с грудой подарков каждый год спешил к изящной усадьбе в колониальном стиле.
Ежедневно мама вытирала с фигурок пыль. Еще в детстве Фрэнк понял, что ее рождественская деревушка — это параллельный мир. Устав от настоящей тусклой жизни в тесном двухквартирном домике всего в миле от нефтеперегонного завода, мама воображала себя в своей игрушечной деревеньке, в фарфоровом особнячке.
Там был идеальный, упорядоченный мир, где снег никогда не пачкается и никто не звонит по субботам, чтобы напомнить о закладной. Там всегда было Рождество, папы приходили домой с цветами, не пьянствовали и не изменяли мамам.
Дейли поежился, глядя в иллюминатор. Он не любил вспоминать детство. Мама давно умерла, а рождественскую деревню убрали на чердак к тетке Делле. После маминой смерти тетки мгновенно прибрали дом к рукам. Когда Фрэнка-старшего не смогли найти, они сами всем прекрасно распорядились. (И как его было найти? Он мотался со своей танцовщицей по всему Бризвуду, откуда ему было знать, что жена умерла?) Когда же «сам» появился на похоронах, потрясенный то ли горем, то ли чувством вины, его охватила внезапная, неестественная щедрость.
— Забирайте все, — заявил он и раздал вещи жены теткам. — Дотти с радостью вам бы это отдала. Куда нам с Фрэнком-младшим девать эту рождественскую дребедень?
Вскоре он пришел в себя и принялся скорбно поносить «вороватых сестриц», которые «обчистили его до нитки». Как и следовало ожидать, мамина коллекция, которую именовали не иначе как «старым хламом», подскочила в цене, но к тому времени от нее уже ничего не осталось. «Всё присвоили старые гарпии», — повторял отец.
Ближе к земле ощущение Рождества начало отступать, а в аэропорту исчезло окончательно — стало видно, что Хаммерфесту не сравниться с маминой коллекцией. Сквозь снег пятнами проступали асфальт и гравий, воздух пропитался запахом дизельного топлива. То, что с километровой высоты казалось рождественской деревушкой, превратилось в обыкновенный город, причем на удивление современного вида. Позже Фрэнк узнал, что во Вторую мировую нацисты использовали Хаммерфест как базу подводных лодок североатлантического флота. В конце концов немцы ушли, но, отступая, подожгли город, поэтому в нем почти не осталось ничего довоенного.
За исключением, пожалуй, портье в отеле «Аврора», бледного старичка, который и слышать не желал, что Дейли сам донесет чемоданы. В номере Фрэнк распаковал вещи и после долгого, восхитительно горячего душа вернулся в фойе.
Если судить по расписанию, которое предоставила Энни Адэр, «Рекс мунди» прибудет с Эджа самое раннее в субботу. То есть оставалось два свободных дня. Однако после всех приключений и недоразумений все-таки стоило навести справки. Фрэнк спросил у портье, где найти начальника порта, и тот протянул брошюрку с картой на обложке.
— Вам надо сюда, — сказал портье и прочертил кривоватую линию от «Вы находитесь здесь» до здания на углу, у порта.
На улице было плюс пять, в унылом сером небе — ни единого просвета, солнце у горизонта напоминало тускло горящую лампочку. С моря дул сырой соленый ветер. Хотя от «Авроры» до порта было всего пять минут ходьбы, Дейли успел основательно продрогнуть.
Порт оказался гораздо больше, чем выглядел с высоты. Огромный подъемный кран медленно поворачивался, разгружая корабль с Крита. Вдоль улочки у самого причала скучились склады. На неожиданно высоких волнах покачивались траулеры. Над ними зависло несколько крикливых чаек, а совсем рядом тепло одетая женщина поливала причал водой из шланга, смывая в море сверкающие рыбные чешуйки.
На здании администрации порта дребезжала на ветру жестяная пластина с текущими расписаниями прибытий и отправлений. Фрэнк с праздным любопытством просмотрел список: «Аннелиз», «Горан Ковасич», «Северная звезда»... И вдруг... Он не мог поверить своим глазам.
Если это не ошибка, «Рекс мунди» опередил расписание почти на два дня и причалит через полтора часа!
Не долго думая Фрэнк ринулся к начальнику порта, чтобы все выяснить.
Дейли ожидал увидеть старого и дородного морского волка в очках. Вместо этого перед ним предстал весьма молодой человек с хвостом длинных черных волос. Освещения хватало, чтобы разглядеть их светлые корни. Волосы были так туго затянуты, что казалось, будто у их обладателя восточный разрез глаз. Начальник порта сидел у видавшего виды монитора и листал журнал «Роллинг стоун».
— Я видел сегодняшнее расписание, — начал Фрэнк.
— И?..
— Там есть «Рекс мунди».
— Да, ледокол, — кивнул начальник порта, бросив беглый взгляд на монитор. — Лоцман уже на борту.
— Значит, это не ошибка?
— Через час он причалит к третьей пристани. Как выйдете — направо и прямо до конца.
Фрэнк пришел в ярость. Чуть не опоздал во второй раз! Кем они там себя возомнили?! Почему не известили об изменении в расписании? А если бы он прилетел позже? Если бы задержался в Архангельске? Ему что, заняться больше нечем, как в догонялки играть?
Дейли никого не забыл известить. Уж он-то всех держал в курсе: в фонде знали и его телефоны, и факс, и время отлета-прилета — все, что только можно было пожелать. Он проследил, чтобы информацию переслали на корабль и даже в офис Киклайтера в Национальном институте здоровья. Связаться — раз плюнуть.
А с ним обращаются, как будто он какой-то новичок из желтой газетенки!.. Надо собрать вещи и уехать домой. Попросту все забыть. Нечего прыгать перед ними на задних лапках.
С другой стороны, сам виноват. Надо было помалкивать, а он всем (даже директору фонда, Флетчеру Гаррисону Коу) разболтал, на какую интересную тему наткнулся. Теперь фонд ждет серию из трех статей, чтобы перепечатать ее в «Пост», «Таймс» и бог знает где еще. Коу, наверное, водит редакторов в «Космос», кормит за свой счет и рассказывает, какой замечательный у него материал (а заодно и какой замечательный журналист Фрэнк Дейли). Если вернуться в Вашингтон с корешком от билета «Аэрофлота» и открыткой из гостиницы «Ломоносовская», то все очень разочаруются, мягко говоря. В нем.
Им-то наплевать, кто виноват на самом деле.
Внезапно Дейли показалось жизненно важным хотя бы успеть на пристань к приходу «Рекс мунди». Нужны фотографии. Если нет снимков с Эджа, то будут хотя бы снимки, как Киклайтер и Адэр спускаются с корабля и как сгружают контейнеры с телами.
Дейли вернулся в отель, скачками через две ступеньки ¦ поднялся к себе на второй этаж, вытряхнул из чемодана купленный месяц назад «Никон» и перемотал пленку. В порт лучше взять новую, снимки на старой никуда не годятся: панорамы Шанхая и тому подобное. На единственной фотографии, которая точно войдет в материал, был снят Синьли у себя в кабинете в клубах сигаретного дыма.
А сколько моментов упущено!.. Фрэнк мысленно застонал. Обледеневший ледокол прорывается через Стурфьорд, хорошенькая Адэр рядом со вскрытыми могилами...
Нет, не так. Адэр с умным видом рядом с извлеченными из могил гробами шахтеров. И Киклайтер. Копервик. Снимки с вертолета. Что еще? Бог знает. Нападение белых медведей.
Придется ограничиться тем, что осталось. Обязательно надо снять, как контейнеры сгружают с корабля. Если нет снимков Копервика, то надо хотя бы запечатлеть разгрузку. Контейнеры, наверное, будут сгружать подъемным краном. А потом на военном грузовике отвезут в Тромсё на базу ВВС, где дожидается грузовой самолет.
Но главное — успокоиться. Теперь только с Киклайтером поцапаться не хватало, особенно учитывая, сколько денег уже потрачено на перелеты и сбор материала.
Фрэнк сделал глубокий вдох, изобразил улыбку и ринулся на улицу, к порту. Несколько минут спустя он промчался мимо второй пристани и, выскочив за угол, увидел: «Рекс мунди» медленно следовал к пристани за неповоротливым буксиром.
Фрэнк снова удивился, уже в который раз. «Царь мира» оказался самым уродливым судном, какое он когда-либо видел, к тому же с покрытыми ржавчиной бортами. Надпалубные сооружения отдаленно напоминали дешевый мотель, взгроможденный прямо на корабль.
Дизели ревели, по палубе сновали матросы. «Рекс мунди» подошел к причалу. Фрэнк отщелкал несколько первых снимков и остановился посмотреть, как матросы сбрасывают докерам канаты толщиной в кулак. Вот это красиво: слаженные, выверенные движения, раскрывающиеся канатные кольца...
— Hvor tror du du skal?
Вопрос был таким же внезапным, как и опустившаяся на плечо рука. Руку Фрэнк стряхнул, машинально отпрыгнув в сторону.
Их было двое, оба в зеленой форме с красными повязками на рукавах и с хмурыми лицами.
— Господи, ну вы даете! — воскликнул Дейли. — Вам бы колокольчики носить!
— Er du Engelsk?
— Почти, — кивнул Фрэнк. — Я американец. Первый отошел, зато вперед выступил второй и извинился безразличным тоном:
— Извините... вас невозможно пройти. Фрэнк раздраженно дернул головой.
— Неужели? — Типичные полицейские: тупые, коренастые стриженые блондины. У каждого по новенькой кобуре с блестящим «глоком» — маловато, чтобы напугать Фрэнка Дейли. — Почему? — спросил он.
Коп нахмурился еще сильнее, вздохнул и помахал пальцем, как воспитатель детского сада.
— Извините. Мы закрыл... — От напряжения его лицо нахмурилось еще сильнее.
— Порт? — подсказал Фрэнк.
— Да! — чуть не выкрикнул тот. — Извините, мы закрыл, порт для публика. Публика невозможно пройти.
— Я жду корабль, — пожал плечами Фрэнк. — Кстати, я не «публика». Я журналист.
Полицейские пошептались по-норвежски, потом тот, который говорил «по-энгельски» сказал:
— Подождите, — и заторопился к одному из съехавшихся к доку джипов.
— Я Дейли! Фрэнк Дейли! Скажите, что я в экспедиции Киклайтера! Доктора Киклайтера! — крикнул вдогонку Дейли.
Внезапно из-за угла вырулили «БМВ» и огромный «мерседес», оба сверкающие, украшенные американскими флажками вроде тех, которыми дети размахивают на парадах. Медленно подкатив к доку, лимузины остановились — воистину дурацкое зрелище в порту, тем более в норвежском.
— Кто это? — спросил Дейли, когда никто не вышел.
Полицейский скривился. Его напарник разговаривал по мобильному телефону, за которым ходил к джипу. Наконец он бросил мобильник обратно и вернулся.
— Извините, третья пристань без доступ. Спасибо. — С этими словами он с недружелюбной улыбкой подался к Фрэнку так близко, что захотелось угостить его мятной конфетой.
— Хорошо. — А зачем связываться? Незачем. Он просто делает свое дело. Солдат и есть солдат.
С другой стороны, что в гражданском порту понадобилось солдатам? При чем здесь «Рекс мунди»? И зачем приехали машины из посольства?
— Послушайте, — дружелюбно поинтересовался Фрэнк, — вы передали, что я Дейли? Вы назвали мое имя? — Только и осталось настаивать на своем, чтобы протянуть время. Дождаться, пока Киклайтер или Адэр его увидят и вмешаются.
— Да, — ответил полицейский. — О вас не предупредил.
— Понятно.
Скоро они сойдут на берег. Корабль уже пришвартован, сходни установлены. Ведь не просто так, да?
Или не сойдут. Внезапно распахнулись дверцы «мерседеса», и из всех дверей одновременно вышло полдюжины человек. Дейли показалось, что выход был отрепетирован — до того по-военному слаженно это выглядело. Внешний вид появившихся только подтверждал первое впечатление.
Они были одеты в темно-серые костюмы и пальто. На ботинки и смотреть не стоило. И смех и грех. Шесть пижонов среди бела дня! Ладно бы на Уолл-стрит! Но здесь? В Хаммерфесте? Дейли молча смотрел, как все шестеро взошли по сходням на корабль и исчезли из виду.
— Пожалуйста, — напомнил о себе полицейский. — Вы уходить?
Фрэнк кивнул, но не двинулся с места.
— Ухожу, ухожу, только... Что случилось? Кто это? — спросил он.
Коп покачал головой, а его напарник что-то буркнул по-норвежски. Фрэнк понял и без перевода: «Избавься от этого недоумка».
— Вы должен уйти.
— Несчастный случай? — Раньше эта мысль в голову не приходила; теперь, придя, она принесла с собой гнетущее беспокойство. Неужели что-то случилось с Энни?
Только этого не хватало. И так проблем выше крыши.
И тут появилась она, вернее, появилась процессия из двух пижонов и зажатой между ними маленькой фигурки со светлыми волосами. Они направились вниз по сходням. Следом вышел Киклайтер — на фоне очередной пары пижонов его красный пуховик выглядел очень ярким.
Энни вполоборота разговаривала с долговязым пижоном в угольно-сером пальто и ультрамодных солнцезащитных очках. Позади них Киклайтер споткнулся, но сопровождающие услужливо поймали его под локти.
Очкарик показался знакомым. У него было уверенное лицо человека, который привык не обращать внимания на полицейские ограждения. Фрэнк мог поклясться, что уже видел этого типа, вот только где?
Они спустились на пристань и направились к машинам.
— Энни! Эй!
Когда она не обернулась, Фрэнк попытался пойти следом, но уперся в широкую грудь полицейского.
— Энни! Обернись наконец! — На этот раз она обернулась — и вздрогнула. «Фрэнк», — произнесла она одними губами. Пижон открыл дверцу «мерседеса», положил ей руку на плечо и втолкнул в машину. Как преступницу.
Потом пижон обошел автомобиль, открыл другую дверцу, но заколебался и посмотрел прямо на Фрэнка. Вот тут-то Фрэнк его и узнал.
— Глисон!
Ублюдок, ты-то что здесь делаешь? Машины развернулись, и в заднем окне «мерседеса» мелькнуло лицо Энни — тревожное, растерянное. Умоляющее.
Фрэнк остался в порту один, провожая удаляющиеся автомобили взглядом.
Невероятно. Он прошел огонь, воду и медные трубы, а с ним даже поговорить не хотят! Только на гостиницы и перелеты потрачено почти четыре тысячи баксов!
Господи! Глисон, сукин сын!
В отель он возвращался в таком бешенстве, что не замечал ничего вокруг. Ни холода, ни орущих чаек, ни прорезавшегося из-за облаков солнечного света больше не существовало. Вот наконец и теплое фойе.
— У вас есть список всех гостиниц в городе?
— Вам не понравился номер? — поднял глаза портье. Фрэнк закусил губу. Старик явно расстроился.
— Дело не в этом. У меня прекрасный номер. Просто я ищу одного друга.
Портье с облегчением вздохнул и улыбнулся. Фрэнку сразу вспомнилась детская книжка. Папа Карло. Настоящий, живой папа Карло.
— Обратитесь в туристическое агентство, — сказал он и дал адрес ближайшего.
Раздобыв список гостиниц, Дейли полтора часа провисел на телефоне. Ни Киклайтер, ни Адэр нигде в Хаммерфесте не зарегистрировались.
Тогда он позвонил в Вашингтон, в Национальный научный фонд, и попытался выяснить местонахождение Киклайтера через знакомых. Тот, кто взял трубку, посоветовал поискать в палатке на Северном полюсе. Юморист хренов.
Придя в отчаяние, Дейли вспомнил еще кое-что: Адэр говорила, что ледокол принадлежит Национальному управлению по океану и атмосфере. В пятый раз позвонив в Вашингтон (К черту деньги! Хуже уже не будет!), он отыскал человека, который недавно разговаривал с каким-то физиком по имени Марк.
— Они в отеле «Скандия». Или «Сандия». Кажется, так.
Физики были в отеле «Скандия». Уже в такси Фрэнку пришла в голову пара неприятных мыслей. Во-первых, Энни напугана. По крайней мере в этом никаких сомнений. Во-вторых, что-то случилось. Иначе «Рекс мунди» не прибыл бы так рано. И док бы не перекрыли. И Глисон никого не заталкивал бы в машину.
Глисона Фрэнк встречал три или четыре раза за те два года, что освещал вопросы национальной безопасности. Глисон никогда не был источником информации. Наоборот, в тот единственный раз, когда Глисон чем-то поделился, это оказалось ложью, которая, кстати, чуть не стоила Фрэнку карьеры. Короче, Глисон — ублюдок. И не простой ублюдок, а такой, который ни черта не смыслит в эпидемиологии.
Зато смыслит в терроризме. Офис у него в Баззардз-Пойнт, в одном из тех забавных домиков с камерами под свесом крыши. Не то ФБР, не то ЦРУ. Кстати, надо уточнить. С другой стороны, появление Глисона к лучшему — без причины он и пальцем не шевельнет. Раз он здесь, значит, есть что разнюхивать.
Оказавшись в «Скандии», Фрэнк за минуту отыскал пару физиков с корабля. Они сидели в баре, закусывая пиво сомнительной копченой рыбешкой. Сразу взяв быка за рога, Дейли честно представился, купил пива на троих и выложил слезливую историю своих странствий. «Только чтобы дважды остаться у разбитого корыта. Кстати, что все-таки случилось?»
Физики переглянулись. Наконец тот, которого звали Марк, ответил:
— Мы бы с радостью рассказали, но...
— У нас тогда будут неприятности.
— Щекотливая тема, — развел руками Марк.
— Щекотливая, — повторил Фрэнк, будто пробуя слово на вкус. — Щекотливая.
— Ну да, — снова переглянулись физики и кивнули: да, точнее и не сказать.
— Мы не должны об этом распространяться, — добавил Брайан.
— Нас вроде как поклясться заставили, — объяснил Марк.
— Тогда понятно, зачем ФБР приперлось, — кивнул Фрэнк. — Мы с Нилом давно знакомы.
— С каким Нилом? — спросил Брайан.
— С Глисоном. Который в очках. Брайан вспомнил и кивнул.
— Он что, из ФБР?
— Естественно. А он не сказал?
— Он вообще не представился, — покачал головой Марк. — У меня сложилось впечатление, что он работник посольства.
— Нил — стопроцентный федерал, — отрезал Фрэнк. Главное — заговорить им зубы, поводить кругами, пока речь сама не зайдет о Копервике. Фрэнк принялся бросаться именами и сплетнями: — В Сент-Олбансе его звали Эл Бог.
— Кого его? — не понял Брайан.
— Вице-президента, — объяснил Марк. — Это он про вице-президента.
— Соединенных Штатов?!
— Разумеется.
— Что за Сент-Олбанс? — Брайан приканчивал третью пол-литровую кружку.
— Начальная школа, — раскололся Фрэнк. — Тебе еще заказать?
— Нет, я...
— Официант!
Фрэнк спросил Марка, как тот попал на эту работу, и внимательно слушал пространный рассказ про подружку, увлекавшуюся океанологией. Потом поговорили про глобальное потепление и ледяные шапки, которые, оказывается, разрушаются с пугающей скоростью. К девяти вечера Фрэнк узнал, что у Брайана есть умственно отсталый брат и что Марк дважды заражался триппером — сначала в колледже, потом во время поездки в Индию.
— Слава Богу, что хоть не мягкий шанкр, — заключил Марк. Если умение слушать — искусство, то Фрэнк был в нем виртуозом. Ему рассказывали всё — потому что он был душкой, потому что он все понимал. Даже то, что говорилось не словами.
— И как там, на Копервике?
Марк рассмеялся. В отличие от Брайана он еще не допился до потери соображения.
— Хрен с ним, с засекреченным, — успокоил его Фрэнк, — что бы это ни было. Сам Копервик-то какой? Как там?
— Снежно! — с готовностью ответил Брайан. — На земле снега — целые кучи!
— Да ну?
— Точно!
— Подумать только, — не унимался Фрэнк. — Вот вы туда приплыли, там кучи снега, и... что вы там нашли?
— А ты весь из себя настойчивый, да? — спросил Брайан, глядя из-за огромной полупустой кружки.
— Ага, — кивнул Фрэнк.
— Ну что ж, — ответил Брайан, старательно произнося каждое слово, — настойчивость — качество, достойное поощрения.
— Я тоже так думаю.
— Я скажу, что мы нашли. — Брайан лег грудью на стол, вяло отмахиваясь от бессвязных увещеваний Марка. — Мы нашли...
— Брайан! — воскликнул Марк.
— Большую. Белую. Лошадь.
— Господи! — хмыкнул Марк и встал из-за стола.
— Что-что? — переспросил Фрэнк, не сводя с Брайана глаз.
— Лошадь, — с готовностью повторил Брайан.
— Нам пора, — сказал Марк, ухватив приятеля за локоть. — Завтра вставать в шесть утра.
— Мне не надо вставать в шесть утра! — пьяным тоном захныкал Брайан.
— Нет, надо, — отрезал Марк и заставил его подняться.
— Что за лошадь? — в последний раз решил попытать счастья Фрэнк.
Марк покачал головой, бросил на стол несколько банкнот и потащил Брайана к выходу.
— Огроменная! — гаркнул тот с порога. — Прямо с церковь!
И расхохотался. Затем они ушли.
Глава 10
Вашингтон, 31 марта 1998 года
Вашингтон — это не что иное, как политический Диснейленд. Куда ни кинь — памятники, таблички, дома-музеи и снова памятники. История прямо вокруг, от нее никуда не деться.
Там стреляли в Рейгана, наверное, в сотый раз, да-да, прямо там, рядом с «Хилтоном» (подумать только). А вон в том фонтане искупалась стриптизерша, любовница как его там?.. А, Уилбура Миллса[3] (подумать только). Фрэнк повернул налево, на Массачусетс-авеню и вскоре выехал на площадь Шеридан, ту, что с круговым разворотом. А здесь, прямо здесь, взорвалась машина Орландо Летельера[4].
Пока перед мысленным взором мелькал подробный перечень былых сенсаций, Фрэнк плелся из пробки в пробку, выискивая, как бы припарковаться поближе к клубу «Космос».
Его автомобиль, большой белый «сааб» — маркетинговый провал компании образца девяностого года, — был куплен вскоре после того, как Дейли взяли в «Пост». Моника Кингстон, тогдашняя подружка, утверждала, что новые машины ее возбуждают. Новые машины, по ее мнению, благоухают «денежными феромонами». На деле она взялась это доказывать минут через десять после того, как «сааб» полностью перешел в распоряжение Фрэнка, что едва не стоило им обоим жизни, а ему еще и новенькой машины.
Моника давно его бросила, «сааб» остался. Теперь он одряхлел и начал часто ломаться. Если бы не воспоминания, Фрэнк давно бы его поменял. Зато на дороге «саабу» нет равных.
Припарковаться было негде. Все заняли курьерские грузовички и лимузины с дипломатическими номерами. Фрэнк отъехал уже за четыре квартала. Странно, если подумать: человек, который пять раз в неделю пробегает утром по семь-восемь километров, никогда не ходит пешком. По крайней мере старается не ходить. Обычно вполне успешно, хотя опаздывал он от этого не реже.
Наконец!
Огромный «линкольн», чуть поменьше авианосца, осторожно выруливал с места рядом с обезглавленным счетчиком, всего в двух кварталах от клуба. Зажав волю в кулак, Фрэнк завертелся на шоссе как юла, разворот за разворотом, пока вслед ему не понесся возмущенный хор автомобильных гудков и проклятий. Молниеносно воткнувшись в освободившееся место, он выдернул ключи, захлопнул дверцу и рысью припустил к старинному особнячку. До широкой изящной лестницы к мезонину, в котором расположился «Космос», он добежал меньше чем за минуту.
Лестница выходила в большую приемную, радующую глаз обстановкой. Здесь гостям полагалось дожидаться того члена клуба, по приглашению которого они пришли. Стены приемной украшали фотографии былого Вашингтона и былых вашингтонцев, сплошь достойнейших людей, членов «Космоса». Мебелью служили полдюжины диванчиков и столько же кресел. Мужчины определенного возраста во вполне определенных костюмах читали «Таймс», двое что-то бормотали в мобильные телефоны.
Вашингтон — это не что иное, как политический Диснейленд. Куда ни кинь — памятники, таблички, дома-музеи и снова памятники. История прямо вокруг, от нее никуда не деться.
Там стреляли в Рейгана, наверное, в сотый раз, да-да, прямо там, рядом с «Хилтоном» (подумать только). А вон в том фонтане искупалась стриптизерша, любовница как его там?.. А, Уилбура Миллса[3] (подумать только). Фрэнк повернул налево, на Массачусетс-авеню и вскоре выехал на площадь Шеридан, ту, что с круговым разворотом. А здесь, прямо здесь, взорвалась машина Орландо Летельера[4].
Пока перед мысленным взором мелькал подробный перечень былых сенсаций, Фрэнк плелся из пробки в пробку, выискивая, как бы припарковаться поближе к клубу «Космос».
Его автомобиль, большой белый «сааб» — маркетинговый провал компании образца девяностого года, — был куплен вскоре после того, как Дейли взяли в «Пост». Моника Кингстон, тогдашняя подружка, утверждала, что новые машины ее возбуждают. Новые машины, по ее мнению, благоухают «денежными феромонами». На деле она взялась это доказывать минут через десять после того, как «сааб» полностью перешел в распоряжение Фрэнка, что едва не стоило им обоим жизни, а ему еще и новенькой машины.
Моника давно его бросила, «сааб» остался. Теперь он одряхлел и начал часто ломаться. Если бы не воспоминания, Фрэнк давно бы его поменял. Зато на дороге «саабу» нет равных.
Припарковаться было негде. Все заняли курьерские грузовички и лимузины с дипломатическими номерами. Фрэнк отъехал уже за четыре квартала. Странно, если подумать: человек, который пять раз в неделю пробегает утром по семь-восемь километров, никогда не ходит пешком. По крайней мере старается не ходить. Обычно вполне успешно, хотя опаздывал он от этого не реже.
Наконец!
Огромный «линкольн», чуть поменьше авианосца, осторожно выруливал с места рядом с обезглавленным счетчиком, всего в двух кварталах от клуба. Зажав волю в кулак, Фрэнк завертелся на шоссе как юла, разворот за разворотом, пока вслед ему не понесся возмущенный хор автомобильных гудков и проклятий. Молниеносно воткнувшись в освободившееся место, он выдернул ключи, захлопнул дверцу и рысью припустил к старинному особнячку. До широкой изящной лестницы к мезонину, в котором расположился «Космос», он добежал меньше чем за минуту.
Лестница выходила в большую приемную, радующую глаз обстановкой. Здесь гостям полагалось дожидаться того члена клуба, по приглашению которого они пришли. Стены приемной украшали фотографии былого Вашингтона и былых вашингтонцев, сплошь достойнейших людей, членов «Космоса». Мебелью служили полдюжины диванчиков и столько же кресел. Мужчины определенного возраста во вполне определенных костюмах читали «Таймс», двое что-то бормотали в мобильные телефоны.