С тех пор как маркиз так неожиданно поцеловал ее и их отношения как-то уладились, Эвелину после его странного припадка у ее дверей постоянно будоражили неизъяснимые желания. Главным ощущением сегодняшнего утра была надежда; удивитЬ и взволновать Брэндрейта. Да-да, что бы там Эвелина ни твердила другим, ей этого хотелось. Эвелина сильно подозревала, что ее влечение к. маркизу начинает выходить за рамки благоразумия. Это пугало ее. Она была убеждена, что Брэндрейт никогда не ответит ей взаимностью. А значит, несчастной судьбы не избежать.
Как все это случилось, и так быстро? Она разглаживала свои белые перчатки, надеясь, что никто не сможет прочитать ее мысли. Неужели зерно любви проросло так быстро? Когда леди Эль сказала: «Он будет поражен», Эвелина чуть не вскрикнула от радости.
Дожидаясь экипажа, Аннабелла стояла в стороне от них.
— На Брэндрейта мои поклонники не производят никакого впечатления, — сказала она. — Мне кажется, что он все время надо мной подсмеивается. А Шелфорд еще хуже Брэндрейта, он вообще считает мое кокетство грехом. Если ты собираешься завоевать сердце Шелфорда, Эва, не советую тебе кокетничать с другими.
Эвелина взглянула на нее с искренним удивлением. Аннабелла виновато отвела глаза в сторону.
— Ну, может быть, мистер Шелфорд и не одобряет такого поведения, — спокойно сказала леди Эль, — а скорее всего делает вид, что не одобряет. Я еще не встречала в своей жизни мужчины, в глазах которого лошадь, вызывающая на скачках общее восхищение, йе приобретала бы большей ценности.
Эвелина не могла удержаться, чтобы слегка не ущипнуть тетку за руку.
— Вот как! Это вы меня сравниваете с призовой лошадью? Право, вы ничем не лучше папа! Леди Эль вскинула голову, глаза ее сверкали.
— Никто не осмелится сравнить тебя с лошадью сегодня! — Со вздохом удовлетворения она приказала Мепперсу открывать двери. — Мы отправляемся в деревню, Мепперс, мы едем в будущее!
20
21
Как все это случилось, и так быстро? Она разглаживала свои белые перчатки, надеясь, что никто не сможет прочитать ее мысли. Неужели зерно любви проросло так быстро? Когда леди Эль сказала: «Он будет поражен», Эвелина чуть не вскрикнула от радости.
Дожидаясь экипажа, Аннабелла стояла в стороне от них.
— На Брэндрейта мои поклонники не производят никакого впечатления, — сказала она. — Мне кажется, что он все время надо мной подсмеивается. А Шелфорд еще хуже Брэндрейта, он вообще считает мое кокетство грехом. Если ты собираешься завоевать сердце Шелфорда, Эва, не советую тебе кокетничать с другими.
Эвелина взглянула на нее с искренним удивлением. Аннабелла виновато отвела глаза в сторону.
— Ну, может быть, мистер Шелфорд и не одобряет такого поведения, — спокойно сказала леди Эль, — а скорее всего делает вид, что не одобряет. Я еще не встречала в своей жизни мужчины, в глазах которого лошадь, вызывающая на скачках общее восхищение, йе приобретала бы большей ценности.
Эвелина не могла удержаться, чтобы слегка не ущипнуть тетку за руку.
— Вот как! Это вы меня сравниваете с призовой лошадью? Право, вы ничем не лучше папа! Леди Эль вскинула голову, глаза ее сверкали.
— Никто не осмелится сравнить тебя с лошадью сегодня! — Со вздохом удовлетворения она приказала Мепперсу открывать двери. — Мы отправляемся в деревню, Мепперс, мы едем в будущее!
20
Грегори Шелфорд стоял посередине подъездной аллеи, сжимая в руке хлыст. Каждое движение горячих лошадей сотрясало его потрепанную двуколку. Только что поравнявшись с Брэндрейтом, перед тем как свернуть в аллею, викарий испытал такой приступ зависти, что, если бы ему не случилось в этот момент сидеть, он бы непременно вывалился из двуколки.
Рядом с блестящим экипажем лорда, с новыми колесами и упругими рессорами, старенькая двуколка показалась ему навозной телегой. Обычно он не придавал значения разнице состояний, но сегодня, особенно принимая во внимание количество зрителей, собравшихся, чтобы посмотреть на состязание, зависть просто заела его.
Он испытал настойчивое желание как следует лягнуть злополучную двуколку. Эта преданная старушка служила ему давно и уже лет десять как утратила свой блеск, изведав на себе влияние разновидностей погоды. Колеса то разбухали в жару, на мощенных щебнем дорогах, то сжимались в суровые зимние холода, когда он, исполняя свои пасторские обязанности, объезжал дома прихожан.
«А лошади, помилуй их господь», — с грустью подумал викарий. Это была крепкая шустрая пара, одна каурая, другая вороная, с белой звездочкой на лбу — но они не шли ни в какое сравнение с умопомрачительными гнедыми маркиза.
Он сердито хлопнул хлыстом по своим кожаным бриджам. Ужасно досадно все это.
— А я-то думала, что вы пользуетесь им, только чтобы погонять лошадей, — раздался со стороны дома женский голос.
Он узнал голос Эвелины и, справившись со своими чувствами, повернулся, чтобы поздороваться с ней. Смущение охватило его — невдалеке стояли три дамы. Двух из них он узнал сразу — это были леди Эль и Аннабелла. Он пригляделся к третьей и, слегка нахмурившись, оглянулся по сторонам. «Где же Эвелина? — подумал он. — И кто может быть это очаровательное создание справа от леди Эль?» Он ничего не слышал о прибытии в Флитвик-Лодж гостей. Викарий даже покраснел от неловкости.
— Как странно! — воскликнул он, когда все три дамы проказливо ему улыбнулись. — Мне показалось, я слышал голос Эве… — Он осекся. Улыбка на лице третьей дамы была ему, несомненно, очень знакома. — Боже мой! — Сделав два шага вперед, он уставился на Эвелину, как он сам чувствовал, самым неприличным образом. — Это вы? Невозможно! Не может быть!
Оживленная и кокетливая Аннабелла, в голубом шелку с выглядывающими из-под белой с голубыми лентами шляпки, выступила вперед.
— Ну разве это не чудо? — Игривым жестом схватив его за руку, она подтолкнула его ближе к Эвелине. — Меня не удивляет, что вы так вытаращились, хотя, должна сказать, такое поведение свидетельствует о несдержанности и явном недостатке хороших манер, — ехидно добавила она. — Но тем не менее — да, это наша Эвелина.
В горле у него пересохло. Он никогда бы не поверил, что она может так выглядеть. Как в тумане, он протянул ей руку. Когда она подала ему свою, вместо того чтобы пожать ее, как это было у них заведено, он поднес ее пальцы к губам.
— Шелфорд! — воскликнула она в изумлении.
— Прошу прощения, что я не сразу узнал вас, но я надеюсь на ваше снисхождение.
— Разумеется. И я полагаю, что вы не станете больше приставать ко мне с этими глупостями, а то, предупреждаю вас, нашей дружбе конец.
И она многозначительно посмотрела на свою руку, которую он все еще продолжал сжимать.
— О, простите! — воскликнул он с принужденным смехом, щеки его еще больше загорелись. Не переставая растерянно улыбаться, он осторожно выпустил ее пальцы.
Сидя на ветвях ближайшей липы, Эрот достал из колчана стрелу. Он сам с трудом узнавал эту смертную по имени Эвелина. Она запомнилась ему в его последнее посещение Бедфордшира как довольно высокая особа с ничем не примечательной внешностью и полным отсутствием всякого представления о манере одеваться. Но сейчас, полностью преображенная — с помощью его несносной жены, без сомнения! — она могла бы соперничать с его матерью. Тьфу ты, какая невозможная мысль! Он знал, что Психея очень озабочена устройством судьбы Эвелины. Ей особенно хочется связать ее с маркизом Брэндрейтом. Ну что ж, он устроит им тут веселую жизнь. Изменница еще наплачется. Уж он помешает ей всем, чем только Можно!
С ловкостью, приобретенной за столетия практики, он твердой рукой наложил стрелу на тетиву. Наметив целью вздымающуюся под зеленым шелком грудь Эвелины, он глубоко вздохнул. Пусть не в его власти изменить тот факт, что его жена влюблена в его собственного брата. Пусть он не в состоянии вернуть ее любовь или простить ей измену, но он мог по меньшей мере принести ей такое же горе, какое она доставила ему, — заставив Эвелину полюбить мистера Шелфорда! Психея обожала устраивать сердечные дела людей по своему вкусу. Он отлично знал, как она будет несчастна, если ее планы не сбудутся.
Эрот еще раз перевел дух и, закрыв один глаз, прижался щекой к мягким перьям стрелы. Еще секунда — и…
— Эрот! Что ты делаешь?
Стрела любви со звоном рассекла воздух и попала — нет, не в сердце Эвелины, но — в ягодицу Аннабеллы!
— Ax! — Аннабелла незаметно прижала руку к бедру. Она почувствовала, как будто ее ужалила оса. Как это могло случиться? Неужели насекомое забралось ей под юбки? «Сейчас мне будет очень больно», — подумала она. Но вместо этого приятное тепло кругами разлилось у нее по всему телу. Взглянув на Шелфорда, она ощутила легкую дурноту и одновременно странное возбуждение.
Боже! Что с ней происходит?
Аннабелла рассматривала его профиль, как будто в первый раз. «Он очень недурен собой», — подумала она. Как она раньше этого не замечала? То, что он поцеловал пальцы Эвелины, не имело к этому никакого отношения, конечно. Во всяком случае, не такое уж это было важное обстоятельство. Хотя, если подумать, ей оно очень не понравилось. И вообще, что это он так увивается возле Эвелины?
Аннабелла заметила, как на его лице выступила краска, и вдруг она огорчилась всерьез. Правда, они вечно ссорились и до недавнего времени все в нем было ей противно, начиная с напыщенной манеры, с которой он читал ей наставления, и кончая его костюмами, далекими от элегантности. Но нельзя сказать, чтобы у нее уж совсем не было к нему интереса. Ее вдруг осенило, что на самом-то деле она была очень и очень не прочь, чтобы мистер Шелфорд немедленно сменил объект ухаживаний.
Это озарение так ее поразило, что на мгновение она перестала дышать. С каких это пор Грегори Шелфорд стал так много для нее значить? Она не могла ответить на этот вопрос, но, чем глубже заглядывала в свое сердце, тем яснее ей становилось — она любит его, любит уже давно, быть может, с того самого времени, как он впервые дал ей понять, что его нисколько не волнует ее глупое кокетство. Как часто ее преследовали охотники за приданым, всегда готовые льстить ее тщеславию! И вот ей встречается Грегори Шелфорд, гордый, настоящий джентльмен, скромно живущий в глухой деревушке и совершенно равнодушный к одной из самых богатых невест Англии! Его никогда не занимали ее заигрывания и лесть, но однажды, когда они как-то серьезно разговорились, он вскользь упомянул о своем пристрастии к военной службе в ранней юности. Он отрицал, разумеется, что когда-либо мечтал об иной карьере, но сквозь маску обычной сдержанности она все-таки смогла разглядеть его сожаления о несбывшихся надеждах.
«Да, он настоящий джентльмен», — думала Аннабелла, продолжая наблюдать за ним. Откуда у нее могло возникнуть такое предубеждение, что она не сразу оценила все благородство его характера?
Она смотрела на его бутылочно-зеленый сюртук, бриджи и кожаный жилет, разглядывала пыльные сапоги и думала, что с ее состоянием она могла бы нарядить его по последней моде. Сейчас он, конечно, не может позволить себе одеваться у первоклассного портного. Да ведь на ее деньги он мог бы купить себе и приличный военный чин, если бы только пожелал.
Шелфорд продолжал беседовать с Эвелиной, и чем дольше длилась их беседа, тем больше Ан-набеллу мучил страх, что он, чего доброго, и правда влюбится. Ведь ее собственная злополучная манера на протяжении двух лет могла отбить у него всякое желание уделять ей какое-нибудь внимание.
От блаженной улыбки, с которой Шелфорд обращался к Эвелине, у Аннабеллы закололо в сердце. Он не может, он не должен влюбиться в Эвелину сейчас, когда она только что поняла, насколько сама любит его.
— Ах, ты хочешь сказать, ты в нее не целился? — вскрикнула Психея, стоя под липой и глядя на своего мужа. Ей были видны за кустами только его ноги в золотистых сандалиях да край белоснежного хитона.
— Я сказал то, что ты слышала, — холодно ответил рассерженный Эрот. — Ты меня напугала, и я промахнулся. Я стрелял не в Аннабеллу.
— Значит, в Шелфорда? — настаивала Психея, озадаченная его внезапным появлением в Бедфордшире и его странными намерениями. — Неужели в Эвелину? — ужаснулась Психея, не получив ответа. — Но Брэндрейта здесь нет. Если бы ты попал в нее, она могла бы — о нет, только не в Шелфорда! Ты же знаешь, как мне хочется, чтобы она вышла замуж за маркиза. Ты пытался сделать так, чтобы она влюбилась в Шелфорда? Но почему?
Соскользнув с ветки, бог любви легко спрыгнул вниз. Резко приземлился, взмахнув крыльями, чтобы удержаться на ногах.
— Потому что мне надоела твоя возня с этими смертными. Мне, знаешь ли, тоже захотелось немного развлечься! Чем еще прикажешь заняться? Ты все время снуешь туда-сюда, а мне только и остается дожидаться тебя дома… А когда ты возвращаешься, это бывает не раньше утра…
Он умолк и, прищурившись, глядел на нее. Психея сообразила, что ему известно, в котором часу она вернулась из дворца Афродиты, и кровь отхлынула у нее от лица.
Довольный произведенным впечатлением, Эрот продолжал:
— А я должен довольствоваться только чтением последних указов Зевса, не имея никаких иных развлечений.
— Вот как ты заговорил? — возмутилась Психея. — А когда я застала тебя в облике смертного флиртующим с девицей в Глостершире? Это, по-твоему, не развлечение? Или, может быть, тебя посетило серьезное чувство?
Эвелина сознавала, что Шелфорд расточает ей совершенно невероятные комплименты. Но ее отвлекло, а потом и вовсе полностью поглотило зрелище, наблюдаемое ею через плечо викария: это была Психея, беседовавшая с самым красивым мужчиной, какого Эвелина только могла себе представить. Он был просто великолепен, не говоря уже о паре белоснежных крыльев, издававших легкий шорох каждый раз, когда по аллее пробегал ветерок. Его золотые волосы вились ореолом вокруг головы, нос у него был прямой, необыкновенно красивой формы, а твердая линия подбородка прерывалась восхитительной ямочкой. «Поцелуй ангелов», — подумала с улыбкой Эвелина. У незнакомца были чувственные губы, а взгляд его огромных проницательных глаз безотрывно следовал за Психеей.
«Должно быть, это и есть Эрот», — подумала Эвелина. Ни у кого, другого, креме Брэндрейта, она не видела такого лица, такой фигуры, таких ног, что непременно бы отметила тетка. Когда мода предписывает джентльменам короткие атласные панталоны и шелковые чулки, им совершенно необходимо иметь стройные ноги. Но было трудно вообразить себе ноги стройнее, чем у возлюбленного Психеи. Стянутые золочеными ремнями от лодыжек до колен, они являли собой верх совершенства. Короткий хитон, перетянутый в талии, подчеркивал мускулистые бедра. Эрот выглядел зрелым мужчиной, хотя в современной поэзии его и изображают частенько пухлым младенцем с игрушечным луком и крыльями, как у бабочки. Теперь Эвелина могла понять, почему Психея была так безумно влюблена в своего мужа. Но что делает здесь бог любви? Психея говорила ей, что он не желал иметь никакого отношения к ее проделкам в Бедфордшире.
Впрочем, с какой бы целью Эрот ни снизошел до Флитвик-Лодж, Эвелине было очень жаль, что бог любви немедленно вступил в спор с женой, вместо того чтобы заключить ее в объятия, чего бы она, конечно, больше всего желала.
— Ты это видишь? — шепнула ей леди Эль. — Что у них там могло случиться?
Обе дамы слегка наклонились, чтобы лучше видеть, через плечо мистера Шелфорда.
— Понятия не имею, но, судя по тому, что мне известно, это у них давние осложнения, — сказала Эвелина тихо, забыв на мгновение, что Шелфорд говорит с ней. Последнее, что она слышала от него, была просьба дать ему на счастье ее платок. Но она просто не могла оторваться от зрелища спорящих между собой супругов, чтобы дать ему вразумительный ответ. — Мне кажется, он очень сердит, — добавила она, — хотела бы я слышать, о чем они говорят.
— Кто? — недоуменно спросил Шелфорд. — Кто сердит?
На этот раз ему удалось привлечь внимание обеих дам.
— Никто! — поспешно отвечала Эвелина. Ее так увлекла развернувшаяся перед ней сцена, что она чуть было не обнаружила себя перед Шелфордом. — Мне просто показалось, что я только что видела Брэндрейта в конце аллеи. Он, по-видимому, чем-то раздражен.
Шелфорд и Аннабелла обернулись. Обменявшись взглядом с Эвелиной, леди Эль поддержала ее выдумку:
— Мне тоже показалось, что это был он. Вы ведь говорили, что встретили его, подъезжая к дому, мистер Шелфорд?
Викарий озадаченно сдвинул брови:
— Да, но я не помню, чтобы я упоминал об этом.
Леди Эль кивнула.
— Меня это не удивляет, — несколько загадочно заметила она. — Вы же знаете, что я вообще плохо слышу. Мой племянник говорил мне раньше, что собирается поразмяться со своими гнедыми перед состязанием. Почему, однако, не подают наш экипаж? Да где же этот Сидлоу? Гонки вот-вот начнутся, а мне хотелось приехать заблаговременно. Мы рассчитываем увидеть вас первым у финиша, мистер Шелфорд. Я поставила на вас гинею. Ведь вы же намерены обойти Брэндрейта, как я понимаю?
Эвелина была знакома с Генри Шелфордом уже несколько лет и знала его характер не хуже леди Эль. Тетушка, несомненно, хотела поддразнить викария этим вопросом, поскольку, несмотря на все его усилия укротить свою натуру в соответствии со своим положением духовного лица, он был одержим стремлением побеждать.
Слегка поклонившись леди Эль, викарий учтиво ответил:
— Надеюсь, что не разочарую вас, мэм, но сожалею, что вы на меня поставили. — Он бросил презрительный взгляд на свою двуколку и лошадей.
— О, я уверена, что вы с честью выйдете из положения.
Леди Эль ободряюще похлопала его по плечу. Поблагодарив ее за поддержку, Шелфорд обратился к Эвелине:
— Но вы так и не ответили мне, дадите ли вы мне на счастье ваш платок.
— О да, конечно. — Ни минуты не колеблясь, Эвелина достала из ридикюля вышитый платок и вручила его викарию. При этом он позволил себе коснуться пальцами ее руки, и Эвелина впервые за все время их разговора сообразила, что Шелфорд ухаживает за ней. Теперь, когда ничто не отвлекало ее внимания, она не могла не заметить особенное выражение в его глазах.
— Я хотел бы воспользоваться моментом, — продолжал он, — чтобы пригласить вас на первый танец сегодня вечером. Я полагаю, что, как только вы появитесь среди гостей, вас тут же атакуют толпы желающих иметь эту честь. Что скажете, Эвелина? Я могу рассчитывать на первые два танца?
Эвелина растерянно кивнула. Она не привыкла к такому вниманию и чувствовала себя несколько скованно. Она надеялась, что первым ее пригласит Брэндрейт. Но как отказать викарию?! То, что Шелфорд, такой серьезный по натуре человек, так настойчиво добивался права танцевать с ней, ее не на шутку встревожило. Это что же, теперь все как один будут оказывать ей такие почести и кружиться вокруг нее, выражаясь замысловато и туманно? Или, чего доброго, Аннабелла говорила серьезно и у викария более серьезные намерения?
Уж не собирается ли он и впрямь сделать ей предложение? Такая возможность слегка ошеломила ее. Когда викарий, раскланявшись с дамами, надел шляпу и уселся в свою двуколку, Эвелина хотела было поделиться своими сомнениями с леди Эль, но ее остановило выражение лица Аннабеллы. Юная красавица смотрела вслед викарию с выражением немого обожания на лице. Она прямо-таки светилась от любви. Эта внезапная перемена в ее чувствах была тем более заметна, поскольку в это время появился Брэндрейт, направлявшийся в конюшню, а взгляд Аннабеллы по-прежнему не отрывался от удаляющейся двуколки Шелфорда.
Эвелина не успела сообщить обо всем этом леди Эль, потому что в эту минуту она услышала голос Психеи:
— Прошу тебя, Эрот, уходи! Ты принес уже достаточно вреда!
Злосчастная чета, очевидно, находилась в самом разгаре очередной ссоры.
— Я тебе совершенно не нужна, — продолжала Психея. — Не понимаю, почему ты не оставишь меня в покое и не перестанешь мешать мне развлекаться, как мне хочется!
— Напротив, ты можешь развлекаться, как тебе угодно, — возразил Эрот насмешливо, — с полного моего согласия и благословения. Но отчего же и мне не повеселиться. Игры с твоими смертными друзьями презабавны.
— Это вовсе не игры. Ты не дорожишь их интересами.
— А кто ты такая. Психея, что тебе доподлинно известно, в чем состоят их интересы? Не все ли равно, поражу я своей стрелой Эвелину или Аннабеллу? Кто может сказать, чти мой выбор хуже твоего?
— Потому что ты стреляешь куда попало, не считаясь с их чувствами!
Вот тут-то Эвелина и заподозрила, что Эрот ранил своей стрелой Аннабеллу. Чем еще можно было объяснить ее внезапное увлечение Шелфордом?
— Вы его видите? — прошептала она леди Эль.
— Ну еще бы! Как он хорош, верно? Неудивительно, что Психея вне себя. Разве удержишь такого мужчину, к тому же он еще и бессмертный бог любви. Поневоле посочувствуешь ей.
— Однако он излишне раздражителен, — заметила Эвелина. — В нем еще слишком много мальчишеского, чтобы он мог быть хорошим мужем.
В этот момент Эрот взглянул на нее в упор. Она не знала, услышал ли он ее дерзкие слова. Но он, казалось, понял, что Эвелина его видит. Выражение его лица изменилось, и он мгновенно исчез. Только шорох крыльев донесся до них, когда бог любви взмыл в высоту, устремив свой полет на восток.
Рядом с блестящим экипажем лорда, с новыми колесами и упругими рессорами, старенькая двуколка показалась ему навозной телегой. Обычно он не придавал значения разнице состояний, но сегодня, особенно принимая во внимание количество зрителей, собравшихся, чтобы посмотреть на состязание, зависть просто заела его.
Он испытал настойчивое желание как следует лягнуть злополучную двуколку. Эта преданная старушка служила ему давно и уже лет десять как утратила свой блеск, изведав на себе влияние разновидностей погоды. Колеса то разбухали в жару, на мощенных щебнем дорогах, то сжимались в суровые зимние холода, когда он, исполняя свои пасторские обязанности, объезжал дома прихожан.
«А лошади, помилуй их господь», — с грустью подумал викарий. Это была крепкая шустрая пара, одна каурая, другая вороная, с белой звездочкой на лбу — но они не шли ни в какое сравнение с умопомрачительными гнедыми маркиза.
Он сердито хлопнул хлыстом по своим кожаным бриджам. Ужасно досадно все это.
— А я-то думала, что вы пользуетесь им, только чтобы погонять лошадей, — раздался со стороны дома женский голос.
Он узнал голос Эвелины и, справившись со своими чувствами, повернулся, чтобы поздороваться с ней. Смущение охватило его — невдалеке стояли три дамы. Двух из них он узнал сразу — это были леди Эль и Аннабелла. Он пригляделся к третьей и, слегка нахмурившись, оглянулся по сторонам. «Где же Эвелина? — подумал он. — И кто может быть это очаровательное создание справа от леди Эль?» Он ничего не слышал о прибытии в Флитвик-Лодж гостей. Викарий даже покраснел от неловкости.
— Как странно! — воскликнул он, когда все три дамы проказливо ему улыбнулись. — Мне показалось, я слышал голос Эве… — Он осекся. Улыбка на лице третьей дамы была ему, несомненно, очень знакома. — Боже мой! — Сделав два шага вперед, он уставился на Эвелину, как он сам чувствовал, самым неприличным образом. — Это вы? Невозможно! Не может быть!
Оживленная и кокетливая Аннабелла, в голубом шелку с выглядывающими из-под белой с голубыми лентами шляпки, выступила вперед.
— Ну разве это не чудо? — Игривым жестом схватив его за руку, она подтолкнула его ближе к Эвелине. — Меня не удивляет, что вы так вытаращились, хотя, должна сказать, такое поведение свидетельствует о несдержанности и явном недостатке хороших манер, — ехидно добавила она. — Но тем не менее — да, это наша Эвелина.
В горле у него пересохло. Он никогда бы не поверил, что она может так выглядеть. Как в тумане, он протянул ей руку. Когда она подала ему свою, вместо того чтобы пожать ее, как это было у них заведено, он поднес ее пальцы к губам.
— Шелфорд! — воскликнула она в изумлении.
— Прошу прощения, что я не сразу узнал вас, но я надеюсь на ваше снисхождение.
— Разумеется. И я полагаю, что вы не станете больше приставать ко мне с этими глупостями, а то, предупреждаю вас, нашей дружбе конец.
И она многозначительно посмотрела на свою руку, которую он все еще продолжал сжимать.
— О, простите! — воскликнул он с принужденным смехом, щеки его еще больше загорелись. Не переставая растерянно улыбаться, он осторожно выпустил ее пальцы.
Сидя на ветвях ближайшей липы, Эрот достал из колчана стрелу. Он сам с трудом узнавал эту смертную по имени Эвелина. Она запомнилась ему в его последнее посещение Бедфордшира как довольно высокая особа с ничем не примечательной внешностью и полным отсутствием всякого представления о манере одеваться. Но сейчас, полностью преображенная — с помощью его несносной жены, без сомнения! — она могла бы соперничать с его матерью. Тьфу ты, какая невозможная мысль! Он знал, что Психея очень озабочена устройством судьбы Эвелины. Ей особенно хочется связать ее с маркизом Брэндрейтом. Ну что ж, он устроит им тут веселую жизнь. Изменница еще наплачется. Уж он помешает ей всем, чем только Можно!
С ловкостью, приобретенной за столетия практики, он твердой рукой наложил стрелу на тетиву. Наметив целью вздымающуюся под зеленым шелком грудь Эвелины, он глубоко вздохнул. Пусть не в его власти изменить тот факт, что его жена влюблена в его собственного брата. Пусть он не в состоянии вернуть ее любовь или простить ей измену, но он мог по меньшей мере принести ей такое же горе, какое она доставила ему, — заставив Эвелину полюбить мистера Шелфорда! Психея обожала устраивать сердечные дела людей по своему вкусу. Он отлично знал, как она будет несчастна, если ее планы не сбудутся.
Эрот еще раз перевел дух и, закрыв один глаз, прижался щекой к мягким перьям стрелы. Еще секунда — и…
— Эрот! Что ты делаешь?
Стрела любви со звоном рассекла воздух и попала — нет, не в сердце Эвелины, но — в ягодицу Аннабеллы!
— Ax! — Аннабелла незаметно прижала руку к бедру. Она почувствовала, как будто ее ужалила оса. Как это могло случиться? Неужели насекомое забралось ей под юбки? «Сейчас мне будет очень больно», — подумала она. Но вместо этого приятное тепло кругами разлилось у нее по всему телу. Взглянув на Шелфорда, она ощутила легкую дурноту и одновременно странное возбуждение.
Боже! Что с ней происходит?
Аннабелла рассматривала его профиль, как будто в первый раз. «Он очень недурен собой», — подумала она. Как она раньше этого не замечала? То, что он поцеловал пальцы Эвелины, не имело к этому никакого отношения, конечно. Во всяком случае, не такое уж это было важное обстоятельство. Хотя, если подумать, ей оно очень не понравилось. И вообще, что это он так увивается возле Эвелины?
Аннабелла заметила, как на его лице выступила краска, и вдруг она огорчилась всерьез. Правда, они вечно ссорились и до недавнего времени все в нем было ей противно, начиная с напыщенной манеры, с которой он читал ей наставления, и кончая его костюмами, далекими от элегантности. Но нельзя сказать, чтобы у нее уж совсем не было к нему интереса. Ее вдруг осенило, что на самом-то деле она была очень и очень не прочь, чтобы мистер Шелфорд немедленно сменил объект ухаживаний.
Это озарение так ее поразило, что на мгновение она перестала дышать. С каких это пор Грегори Шелфорд стал так много для нее значить? Она не могла ответить на этот вопрос, но, чем глубже заглядывала в свое сердце, тем яснее ей становилось — она любит его, любит уже давно, быть может, с того самого времени, как он впервые дал ей понять, что его нисколько не волнует ее глупое кокетство. Как часто ее преследовали охотники за приданым, всегда готовые льстить ее тщеславию! И вот ей встречается Грегори Шелфорд, гордый, настоящий джентльмен, скромно живущий в глухой деревушке и совершенно равнодушный к одной из самых богатых невест Англии! Его никогда не занимали ее заигрывания и лесть, но однажды, когда они как-то серьезно разговорились, он вскользь упомянул о своем пристрастии к военной службе в ранней юности. Он отрицал, разумеется, что когда-либо мечтал об иной карьере, но сквозь маску обычной сдержанности она все-таки смогла разглядеть его сожаления о несбывшихся надеждах.
«Да, он настоящий джентльмен», — думала Аннабелла, продолжая наблюдать за ним. Откуда у нее могло возникнуть такое предубеждение, что она не сразу оценила все благородство его характера?
Она смотрела на его бутылочно-зеленый сюртук, бриджи и кожаный жилет, разглядывала пыльные сапоги и думала, что с ее состоянием она могла бы нарядить его по последней моде. Сейчас он, конечно, не может позволить себе одеваться у первоклассного портного. Да ведь на ее деньги он мог бы купить себе и приличный военный чин, если бы только пожелал.
Шелфорд продолжал беседовать с Эвелиной, и чем дольше длилась их беседа, тем больше Ан-набеллу мучил страх, что он, чего доброго, и правда влюбится. Ведь ее собственная злополучная манера на протяжении двух лет могла отбить у него всякое желание уделять ей какое-нибудь внимание.
От блаженной улыбки, с которой Шелфорд обращался к Эвелине, у Аннабеллы закололо в сердце. Он не может, он не должен влюбиться в Эвелину сейчас, когда она только что поняла, насколько сама любит его.
— Ах, ты хочешь сказать, ты в нее не целился? — вскрикнула Психея, стоя под липой и глядя на своего мужа. Ей были видны за кустами только его ноги в золотистых сандалиях да край белоснежного хитона.
— Я сказал то, что ты слышала, — холодно ответил рассерженный Эрот. — Ты меня напугала, и я промахнулся. Я стрелял не в Аннабеллу.
— Значит, в Шелфорда? — настаивала Психея, озадаченная его внезапным появлением в Бедфордшире и его странными намерениями. — Неужели в Эвелину? — ужаснулась Психея, не получив ответа. — Но Брэндрейта здесь нет. Если бы ты попал в нее, она могла бы — о нет, только не в Шелфорда! Ты же знаешь, как мне хочется, чтобы она вышла замуж за маркиза. Ты пытался сделать так, чтобы она влюбилась в Шелфорда? Но почему?
Соскользнув с ветки, бог любви легко спрыгнул вниз. Резко приземлился, взмахнув крыльями, чтобы удержаться на ногах.
— Потому что мне надоела твоя возня с этими смертными. Мне, знаешь ли, тоже захотелось немного развлечься! Чем еще прикажешь заняться? Ты все время снуешь туда-сюда, а мне только и остается дожидаться тебя дома… А когда ты возвращаешься, это бывает не раньше утра…
Он умолк и, прищурившись, глядел на нее. Психея сообразила, что ему известно, в котором часу она вернулась из дворца Афродиты, и кровь отхлынула у нее от лица.
Довольный произведенным впечатлением, Эрот продолжал:
— А я должен довольствоваться только чтением последних указов Зевса, не имея никаких иных развлечений.
— Вот как ты заговорил? — возмутилась Психея. — А когда я застала тебя в облике смертного флиртующим с девицей в Глостершире? Это, по-твоему, не развлечение? Или, может быть, тебя посетило серьезное чувство?
Эвелина сознавала, что Шелфорд расточает ей совершенно невероятные комплименты. Но ее отвлекло, а потом и вовсе полностью поглотило зрелище, наблюдаемое ею через плечо викария: это была Психея, беседовавшая с самым красивым мужчиной, какого Эвелина только могла себе представить. Он был просто великолепен, не говоря уже о паре белоснежных крыльев, издававших легкий шорох каждый раз, когда по аллее пробегал ветерок. Его золотые волосы вились ореолом вокруг головы, нос у него был прямой, необыкновенно красивой формы, а твердая линия подбородка прерывалась восхитительной ямочкой. «Поцелуй ангелов», — подумала с улыбкой Эвелина. У незнакомца были чувственные губы, а взгляд его огромных проницательных глаз безотрывно следовал за Психеей.
«Должно быть, это и есть Эрот», — подумала Эвелина. Ни у кого, другого, креме Брэндрейта, она не видела такого лица, такой фигуры, таких ног, что непременно бы отметила тетка. Когда мода предписывает джентльменам короткие атласные панталоны и шелковые чулки, им совершенно необходимо иметь стройные ноги. Но было трудно вообразить себе ноги стройнее, чем у возлюбленного Психеи. Стянутые золочеными ремнями от лодыжек до колен, они являли собой верх совершенства. Короткий хитон, перетянутый в талии, подчеркивал мускулистые бедра. Эрот выглядел зрелым мужчиной, хотя в современной поэзии его и изображают частенько пухлым младенцем с игрушечным луком и крыльями, как у бабочки. Теперь Эвелина могла понять, почему Психея была так безумно влюблена в своего мужа. Но что делает здесь бог любви? Психея говорила ей, что он не желал иметь никакого отношения к ее проделкам в Бедфордшире.
Впрочем, с какой бы целью Эрот ни снизошел до Флитвик-Лодж, Эвелине было очень жаль, что бог любви немедленно вступил в спор с женой, вместо того чтобы заключить ее в объятия, чего бы она, конечно, больше всего желала.
— Ты это видишь? — шепнула ей леди Эль. — Что у них там могло случиться?
Обе дамы слегка наклонились, чтобы лучше видеть, через плечо мистера Шелфорда.
— Понятия не имею, но, судя по тому, что мне известно, это у них давние осложнения, — сказала Эвелина тихо, забыв на мгновение, что Шелфорд говорит с ней. Последнее, что она слышала от него, была просьба дать ему на счастье ее платок. Но она просто не могла оторваться от зрелища спорящих между собой супругов, чтобы дать ему вразумительный ответ. — Мне кажется, он очень сердит, — добавила она, — хотела бы я слышать, о чем они говорят.
— Кто? — недоуменно спросил Шелфорд. — Кто сердит?
На этот раз ему удалось привлечь внимание обеих дам.
— Никто! — поспешно отвечала Эвелина. Ее так увлекла развернувшаяся перед ней сцена, что она чуть было не обнаружила себя перед Шелфордом. — Мне просто показалось, что я только что видела Брэндрейта в конце аллеи. Он, по-видимому, чем-то раздражен.
Шелфорд и Аннабелла обернулись. Обменявшись взглядом с Эвелиной, леди Эль поддержала ее выдумку:
— Мне тоже показалось, что это был он. Вы ведь говорили, что встретили его, подъезжая к дому, мистер Шелфорд?
Викарий озадаченно сдвинул брови:
— Да, но я не помню, чтобы я упоминал об этом.
Леди Эль кивнула.
— Меня это не удивляет, — несколько загадочно заметила она. — Вы же знаете, что я вообще плохо слышу. Мой племянник говорил мне раньше, что собирается поразмяться со своими гнедыми перед состязанием. Почему, однако, не подают наш экипаж? Да где же этот Сидлоу? Гонки вот-вот начнутся, а мне хотелось приехать заблаговременно. Мы рассчитываем увидеть вас первым у финиша, мистер Шелфорд. Я поставила на вас гинею. Ведь вы же намерены обойти Брэндрейта, как я понимаю?
Эвелина была знакома с Генри Шелфордом уже несколько лет и знала его характер не хуже леди Эль. Тетушка, несомненно, хотела поддразнить викария этим вопросом, поскольку, несмотря на все его усилия укротить свою натуру в соответствии со своим положением духовного лица, он был одержим стремлением побеждать.
Слегка поклонившись леди Эль, викарий учтиво ответил:
— Надеюсь, что не разочарую вас, мэм, но сожалею, что вы на меня поставили. — Он бросил презрительный взгляд на свою двуколку и лошадей.
— О, я уверена, что вы с честью выйдете из положения.
Леди Эль ободряюще похлопала его по плечу. Поблагодарив ее за поддержку, Шелфорд обратился к Эвелине:
— Но вы так и не ответили мне, дадите ли вы мне на счастье ваш платок.
— О да, конечно. — Ни минуты не колеблясь, Эвелина достала из ридикюля вышитый платок и вручила его викарию. При этом он позволил себе коснуться пальцами ее руки, и Эвелина впервые за все время их разговора сообразила, что Шелфорд ухаживает за ней. Теперь, когда ничто не отвлекало ее внимания, она не могла не заметить особенное выражение в его глазах.
— Я хотел бы воспользоваться моментом, — продолжал он, — чтобы пригласить вас на первый танец сегодня вечером. Я полагаю, что, как только вы появитесь среди гостей, вас тут же атакуют толпы желающих иметь эту честь. Что скажете, Эвелина? Я могу рассчитывать на первые два танца?
Эвелина растерянно кивнула. Она не привыкла к такому вниманию и чувствовала себя несколько скованно. Она надеялась, что первым ее пригласит Брэндрейт. Но как отказать викарию?! То, что Шелфорд, такой серьезный по натуре человек, так настойчиво добивался права танцевать с ней, ее не на шутку встревожило. Это что же, теперь все как один будут оказывать ей такие почести и кружиться вокруг нее, выражаясь замысловато и туманно? Или, чего доброго, Аннабелла говорила серьезно и у викария более серьезные намерения?
Уж не собирается ли он и впрямь сделать ей предложение? Такая возможность слегка ошеломила ее. Когда викарий, раскланявшись с дамами, надел шляпу и уселся в свою двуколку, Эвелина хотела было поделиться своими сомнениями с леди Эль, но ее остановило выражение лица Аннабеллы. Юная красавица смотрела вслед викарию с выражением немого обожания на лице. Она прямо-таки светилась от любви. Эта внезапная перемена в ее чувствах была тем более заметна, поскольку в это время появился Брэндрейт, направлявшийся в конюшню, а взгляд Аннабеллы по-прежнему не отрывался от удаляющейся двуколки Шелфорда.
Эвелина не успела сообщить обо всем этом леди Эль, потому что в эту минуту она услышала голос Психеи:
— Прошу тебя, Эрот, уходи! Ты принес уже достаточно вреда!
Злосчастная чета, очевидно, находилась в самом разгаре очередной ссоры.
— Я тебе совершенно не нужна, — продолжала Психея. — Не понимаю, почему ты не оставишь меня в покое и не перестанешь мешать мне развлекаться, как мне хочется!
— Напротив, ты можешь развлекаться, как тебе угодно, — возразил Эрот насмешливо, — с полного моего согласия и благословения. Но отчего же и мне не повеселиться. Игры с твоими смертными друзьями презабавны.
— Это вовсе не игры. Ты не дорожишь их интересами.
— А кто ты такая. Психея, что тебе доподлинно известно, в чем состоят их интересы? Не все ли равно, поражу я своей стрелой Эвелину или Аннабеллу? Кто может сказать, чти мой выбор хуже твоего?
— Потому что ты стреляешь куда попало, не считаясь с их чувствами!
Вот тут-то Эвелина и заподозрила, что Эрот ранил своей стрелой Аннабеллу. Чем еще можно было объяснить ее внезапное увлечение Шелфордом?
— Вы его видите? — прошептала она леди Эль.
— Ну еще бы! Как он хорош, верно? Неудивительно, что Психея вне себя. Разве удержишь такого мужчину, к тому же он еще и бессмертный бог любви. Поневоле посочувствуешь ей.
— Однако он излишне раздражителен, — заметила Эвелина. — В нем еще слишком много мальчишеского, чтобы он мог быть хорошим мужем.
В этот момент Эрот взглянул на нее в упор. Она не знала, услышал ли он ее дерзкие слова. Но он, казалось, понял, что Эвелина его видит. Выражение его лица изменилось, и он мгновенно исчез. Только шорох крыльев донесся до них, когда бог любви взмыл в высоту, устремив свой полет на восток.
21
Брэндрейт держал вожжи в обеих руках, пропустив тонкие ремешки между большим, средним и безымянным пальцами и крепко зажав их, чтобы заставить повиноваться свою резвую пару гнедых. Глаза его были устремлены на дорогу, прямо в центр между лошадиными головами.
Доброму старому Мепперсу оставалось только спустить курок пистолета, и состязание должно было начаться. К изумлению маркиза, по обеим сторонам дороги расположилось огромное количество экипажей. Их владельцы прибыли сюда с единственной целью — понаблюдать за этими необычными гонками. Рассказывая ему о предстоящем бале, Аннабелла заметила, что в деревню съехалось большое общество спортсменов-любителей, но маркиз никак не ожидал увидеть такую толпу.
Прекрасные экипажи всех видов — двуколки, фаэтоны, ландо — теснились вдоль дороги. Сидевшие в них мужчины украсили себя шляпами с высокими тульями, крахмальными воротничками и пестрыми шейными платками. Наряды приличествовали случаю. Маленькая деревушка с ее двумя гостиницами была, вероятно, битком набита этой публикой, а также стайками щебечущих дам в кружевах и оборках, возбужденно ожидающих необычного состязания.
Выбор места для гонок был не совсем удачен, поскольку по меньшей мере пять экипажей не смогли подъехать из-за того, что дорогу пришлось закрыть.
В настоящий момент маркиза занимала только одна мысль — выиграть. Все его тело напряглось в ожидании этой своеобразной дуэли. Сдерживая лошадей под приветственные крики собравшейся толпы, Брэндрейт был преисполнен радостного волнения, вызываемого чувством соперничества.
Он был готов к состязанию.
Маркиз много тренировался, управляя двуколкой стоя, и отнюдь не был склонен недооценивать своего противника. Единственное, чего он опасался, так это какого-нибудь несчастного случая. Шелфорд или он сам вполне могли оказаться выброшенными на дорогу. Но он всегда был осторожен, да и викарий тоже не терял головы. Оставалось только начать.
— Готовы? — раздался голос Мепперса.
Последовавшее за ним молчание казалось оглушающим. Такая тишина, когда щебетание малиновки кажется пронзительным криком совы.
Прогремел выстрел.
Брэндрейт ударил по лошадям, но лишь слегка, поскольку в тот самый момент, как начали вращаться колеса, ему надо было встать. Он поднялся, широко расставив слегка согнутые в коленях ноги. Бедра его напряглись. Он обрел необходимое равновесие, не обращая внимания на то, что Шелфорд уже немного опередил его. Он заговорил с лошадьми, как это делал сотни раз, взбадривая их достаточно громко, чтобы перекрыть шум толпы, усиливавшийся с началом гонок. Как он и ожидал, лошади немедленно отреагировали, повинуясь знакомому голосу.
Все было забыто: голубое небо, зелень окружающих холмов, яркие краски летних цветов, приветствия зрителей, хрустевший под колесами щебень. Картины, звуки и запахи растаяли где-то, оставив в его сознании только вожжи, собственный голос и подергивание лошадиных ушей. Он не заметил бы и дующего ему в лицо ветра, если бы он не сорвал с него шляпу. Ничто не могло нарушить его напряженной сосредоточенности.
Перед ним лежали две краткие мили отличной дороги, пролегавшей между невысокими холмами. Шелфорд, сразу же ушедший вперед, видел, как с каждым ярдом расстояние между ним и маркизом сокращалось. Маркиз не сомневался, что обойдет викария, но, не желая рисковать, он вовсю погонял лошадей.
Через несколько минут они уже шли наравне. Брэндрейт ни разу не взглянул на викария, но боковым зрением видел, что тот, в свою очередь, не обращает на него внимания.
Пот выступил у него на лбу и потек прямо в глаза. Это раздражало. Но он ничего не мог поделать, обе руки были заняты.
Они миновали последний поворот, и перед ними открылся прелестный вид: соломенные крыши деревушки и сотни зрителей, голоса которых слились в сплошной гул. Брэндрейт почувствовал, как волна возбуждения охватила его. Только сейчас он в первый раз оглянулся на Шелфорда, и они обменялись невидящими взглядами, в которых кипел неистовый дух соперничества.
Фыркая, лошади неслись вперед, разделяя с хозяевами горячку и восторг момента. Пара Брэндрейта уверенно лидировала, наращивая рысь с каждым движением. Для маркиза время застыло, оставив его единственным повелителем экипажа, Лошадей и дороги.
Справа, под раскидистым старым дубом, расположился знакомый экипаж. Там сидели три дамы. Они не приветствовали его, как это делали зрители у финиша. Первенство маркиза было обеспечено. Он знал, что победит. Возможно, поэтому и позволил себе кивнуть Аннабелле, чьи глаза, по какой-то необъяснимой причине, были с тоскливым выражением устремлены на Шелфорда.
Маркиза это позабавило. Бедняжка Аннабелла постоянно в поиске новых обожателей.
Леди Эль поощрительно улыбалась, кивая.
Наконец взгляд его остановился на третьей даме, которую он сразу не узнал. Кто бы это мог быть? Он видел только некое прекрасное создание в белом и зеленом. Маркиз был весьма озадачен. Но в это же самое мгновение он понял, что это была Эвелина. Она смотрела на него невидящим взглядом, так как была без очков, с нежной улыбкой.
Он был так поражен ее изменившимся видом, что в приступе изумления ослабил вожжи. Его лошади потеряли темп, он чуть не вылетел из двуколки и не успел снова обрести равновесие, как Шелфорд вихрем пронесся мимо, опередив его. Приветственные возгласы сотрясали воздух.
Доброму старому Мепперсу оставалось только спустить курок пистолета, и состязание должно было начаться. К изумлению маркиза, по обеим сторонам дороги расположилось огромное количество экипажей. Их владельцы прибыли сюда с единственной целью — понаблюдать за этими необычными гонками. Рассказывая ему о предстоящем бале, Аннабелла заметила, что в деревню съехалось большое общество спортсменов-любителей, но маркиз никак не ожидал увидеть такую толпу.
Прекрасные экипажи всех видов — двуколки, фаэтоны, ландо — теснились вдоль дороги. Сидевшие в них мужчины украсили себя шляпами с высокими тульями, крахмальными воротничками и пестрыми шейными платками. Наряды приличествовали случаю. Маленькая деревушка с ее двумя гостиницами была, вероятно, битком набита этой публикой, а также стайками щебечущих дам в кружевах и оборках, возбужденно ожидающих необычного состязания.
Выбор места для гонок был не совсем удачен, поскольку по меньшей мере пять экипажей не смогли подъехать из-за того, что дорогу пришлось закрыть.
В настоящий момент маркиза занимала только одна мысль — выиграть. Все его тело напряглось в ожидании этой своеобразной дуэли. Сдерживая лошадей под приветственные крики собравшейся толпы, Брэндрейт был преисполнен радостного волнения, вызываемого чувством соперничества.
Он был готов к состязанию.
Маркиз много тренировался, управляя двуколкой стоя, и отнюдь не был склонен недооценивать своего противника. Единственное, чего он опасался, так это какого-нибудь несчастного случая. Шелфорд или он сам вполне могли оказаться выброшенными на дорогу. Но он всегда был осторожен, да и викарий тоже не терял головы. Оставалось только начать.
— Готовы? — раздался голос Мепперса.
Последовавшее за ним молчание казалось оглушающим. Такая тишина, когда щебетание малиновки кажется пронзительным криком совы.
Прогремел выстрел.
Брэндрейт ударил по лошадям, но лишь слегка, поскольку в тот самый момент, как начали вращаться колеса, ему надо было встать. Он поднялся, широко расставив слегка согнутые в коленях ноги. Бедра его напряглись. Он обрел необходимое равновесие, не обращая внимания на то, что Шелфорд уже немного опередил его. Он заговорил с лошадьми, как это делал сотни раз, взбадривая их достаточно громко, чтобы перекрыть шум толпы, усиливавшийся с началом гонок. Как он и ожидал, лошади немедленно отреагировали, повинуясь знакомому голосу.
Все было забыто: голубое небо, зелень окружающих холмов, яркие краски летних цветов, приветствия зрителей, хрустевший под колесами щебень. Картины, звуки и запахи растаяли где-то, оставив в его сознании только вожжи, собственный голос и подергивание лошадиных ушей. Он не заметил бы и дующего ему в лицо ветра, если бы он не сорвал с него шляпу. Ничто не могло нарушить его напряженной сосредоточенности.
Перед ним лежали две краткие мили отличной дороги, пролегавшей между невысокими холмами. Шелфорд, сразу же ушедший вперед, видел, как с каждым ярдом расстояние между ним и маркизом сокращалось. Маркиз не сомневался, что обойдет викария, но, не желая рисковать, он вовсю погонял лошадей.
Через несколько минут они уже шли наравне. Брэндрейт ни разу не взглянул на викария, но боковым зрением видел, что тот, в свою очередь, не обращает на него внимания.
Пот выступил у него на лбу и потек прямо в глаза. Это раздражало. Но он ничего не мог поделать, обе руки были заняты.
Они миновали последний поворот, и перед ними открылся прелестный вид: соломенные крыши деревушки и сотни зрителей, голоса которых слились в сплошной гул. Брэндрейт почувствовал, как волна возбуждения охватила его. Только сейчас он в первый раз оглянулся на Шелфорда, и они обменялись невидящими взглядами, в которых кипел неистовый дух соперничества.
Фыркая, лошади неслись вперед, разделяя с хозяевами горячку и восторг момента. Пара Брэндрейта уверенно лидировала, наращивая рысь с каждым движением. Для маркиза время застыло, оставив его единственным повелителем экипажа, Лошадей и дороги.
Справа, под раскидистым старым дубом, расположился знакомый экипаж. Там сидели три дамы. Они не приветствовали его, как это делали зрители у финиша. Первенство маркиза было обеспечено. Он знал, что победит. Возможно, поэтому и позволил себе кивнуть Аннабелле, чьи глаза, по какой-то необъяснимой причине, были с тоскливым выражением устремлены на Шелфорда.
Маркиза это позабавило. Бедняжка Аннабелла постоянно в поиске новых обожателей.
Леди Эль поощрительно улыбалась, кивая.
Наконец взгляд его остановился на третьей даме, которую он сразу не узнал. Кто бы это мог быть? Он видел только некое прекрасное создание в белом и зеленом. Маркиз был весьма озадачен. Но в это же самое мгновение он понял, что это была Эвелина. Она смотрела на него невидящим взглядом, так как была без очков, с нежной улыбкой.
Он был так поражен ее изменившимся видом, что в приступе изумления ослабил вожжи. Его лошади потеряли темп, он чуть не вылетел из двуколки и не успел снова обрести равновесие, как Шелфорд вихрем пронесся мимо, опередив его. Приветственные возгласы сотрясали воздух.