— Без сомнения, — отвечал Шелфорд, все еще сохранявший покаянный вид. — Я должен, однако, просить прощения у вас за всю эту путаницу. Уверяю вас, Аннабелла вела себя достойнейшим образом. Это я навязал ей свое внимание. Прошу вас простить меня…
   — Какой вздор! — отозвались в унисон все присутствующие.
   — Ваше единственное затруднение, — добавил Брэндрейт, — состоит теперь в том, как объяснить гостям леди Эль происшедшее недоразумение. Я советую вам обратиться немедленно к моей тетке и выслушать, что она скажет. Я думаю, объявление сегодня же сразу о двух помолвках — хотя оно и может некоторых удивить — было бы как нельзя более кстати. Эвелина и я согласимся на любое ее предложение.
   Но прежде чем они успели обратиться за советом к леди Эль, Эвелина воскликнула:
   — О боже!
   Остальные трое, все как один, повернулись в направлении ее взгляда, устремленного на двери, ведущие в бальную залу. Вальс уже закончился, и толпа удивленных, перешептывающихся между собой гостей не сводила с них глаз. По меньшей мере десятка два из них высыпали на террасу, окружив их плотным кольцом.
   Эвелина вопросительно взглянула на Брэндрейта. В глазах ее он прочел безмолвную просьбу сделать что-нибудь. Но маркиз только усмехнулся в ответ, явно отказываясь что-либо предпринять. Затем он лукаво взглянул на Шелфорда, подстрекая того к действиям.
   Шелфорд понял намек и, пробормотав сквозь зубы, что не простит этого маркизу, трусливо переложившему на его плечи бремя ответственности, вышел вперед.
   — Дорогие друзья, — начал он, привлекая к себе Аннабеллу. — Я совершил сегодня прискорбную ошибку, поставив в неловкое положение мисс Свенбурн, мою добрую знакомую на протяжении многих лет, своим опрометчивым предложением. Тогда, разумеется, я не знал того, что стало мне известно теперь. Сердце ее уже было отдано, а согласие было вызвано замешательством и непониманием.
   Он красноречиво повествовал о своей ошибке, о своей тайной любви к Аннабелле и о предложении, сделанном Эвелине маркизом. Через несколько минут присутствующие не только простили ему все его заблуждения, но и, подняв его на руки, принялись качать. Несколько дам столпились вокруг Аннабеллы, желая знать подробности. Наблюдавшая все это Эвелина подумала, что, если бы гостям предстояло избрать короля и королеву сегодняшнего празднества, ими бы стали викарий со своей новой невестой.
   Когда терраса опустела, Брэндрейт увлек Эвелину в сад. Обняв ее, он сказал самым серьезным тоном:
   — Я знаю, что мое признание во время вальса звучало слишком легкомысленно, так позволь мне теперь сказать все, что подобает будущему супругу.
   Эвелина заглянула ему в лицо, и на сердце у нее стало необыкновенно легко. Такого ощущения она уже давно не испытывала.
   — Не нужно слов, любимый, лучше поцелуй меня.
   Леди Эль отвернулась от окна в своей спальне, выходившего прямо на террасу.
   — Вы были совершенно правы! — воскликнула она, обращаясь к Зевсу.
   Он рассмеялся тем низковатым смехом, который последние два дня все время звучал в этом доме.
   — Ведь это были вы… я хочу сказать, это вы все подстроили? Я узнаю ваш смех. Я слышала его всякий раз, поворачиваясь в сторону вашего изображения.
   Опустившись в кресло, царь богов взял со стола музыкальную шкатулку и повертел ее в пальцах.
   — Какая удивительная вещь! Посмотрите, как работают эти рычаги… занятно! Однако вы правы. Но должен же был я что-то сделать для маленькой Бабочки. Я знал, что она не успокоится, пока не сведет Эвелину с маркизом. И, по правде говоря, мне стало немного скучновато на моем троне. Нельзя отрицать, что я неплохо повеселился, особенно когда, обратившись в кота, разбил сосуд с эликсиром Афродиты! — Он засмеялся при этом воспоминании, а затем взглянул, прищурившись, на леди Эль. — Есть еще одна проблема, которую мне следует уладить, прежде чем я вернусь на Олимп.
   Леди Эль ничего не приходило в голову. Шелфорд с Аннабеллой должны пожениться. Брэндрейт с Эвелиной тоже. Что еще остается?
   — По-моему, у нас больше нет проблем, — уверенно произнесла она.
   — А ваши долги? Или вы не задумывались над тем, насколько вы близки к полному разорению?
   — Ах это? — небрежно отмахнулась леди Эль, как будто деньги беспокоили ее меньше всего. — Я как-нибудь обойдусь.
   — Это именно то, что я хочу вам посоветовать. Я понимаю, что чувство чести не позволяет вам принять чрезвычайную щедрость Брэндрейта, но, если он предложит вам приличное содержание, как часть его брачного контракта с Эвелиной, я советую вам сказать «благодарю» и на этом покончить.
   Леди Эль недоуменно приподняла брови:
   — Откуда вы знаете, что он так поступит?
   — Ну, я все-таки царь богов. Да и вообще, он хороший человек и искренне к вам привязан. И не подумайте отказаться! Вы меня поняли, Лиззи?
   Как отрадно было вновь услышать имя, которым ее никто не называл уже многие годы. Ах, как странно все это, и грозный Зевс совсем не похож на то, каким его изображают на протяжении веков. Громовержец и тучегонитель гораздо добрее, чем она могла подумать.
   — Да-да, я все поняла, — поспешила ответить леди Эль. — К тому же в наше время вполне прилично принять такое условие, даже когда для этого нет оснований.
   — Отлично, — сказал он. — Значит, свои обязанности я выполнил и могу сегодня спать спокойно. А что там происходит?
   Леди Эль с улыбкой смотрела в окно.
   — Брэндрейт обнял Эвелину и целует ее весьма основательно. — Она вздохнула с удовлетворением. — У меня не хватает слов, чтобы выразить вам мою благодарность. Вы просто осчастливили бедную старую женщину.
   Зевс встал и положил на место музыкальную шкатулку. Подойдя к ней, он взял ее за oбе руки.
   — Не будь я бессмертным, леди Эль, я провел бы остаток моих дней рядом с вами. Вы настоящее сокровище!
   У нее давно уже так не билось сердце. Он улыбнулась:
   — Не будь я такой старой и морщинистой такой очень уж смертной, я бы поддалась вашему обаянию. Благодарю вас вновь и вновь от все души.
   Он поцеловал ее в щеку и в то же мгновение исчез.
   Леди Эль повернулась к окну и со слезами глазах следила за тем, как ее любимая племянница подвела маркиза к мраморной скамье у статуй Артемиды. «Как они будут счастливы, — подумала она, — почти как мы с Генри». Когда Брэндрейт снова начал целовать Эвелину, леди Эль, вздохнув последний раз, вышла из спальни»! Ей пора было вернуться к гостям. Ей захотелось, чтобы бал поскорее кончился. Она с удовольст-вием предвкушала разговор с Эвелиной. Ведь всего два дня назад эта упрямица говорила ей, что любовь ее не интересует вовсе. Всего два дня назад она утверждала, что у нее нет сердца. Как-то она выкрутится теперь?
   Спускаясь по лестнице, леди Эль улыбалась. Как ошибалась Эвелина в отношении самой себя и как чудесно все устроилось!
   — Ax! — вздохнула Психея, повиснув на плече мужа и наблюдая за тем, как Брэндрейт обнимает свою невесту. — Он великолепен, правда? Почти так же хорош, как ты, дорогой. Тебя больше не удивляет мое желание увидеть его по-настоящему влюбленным? Я всегда знала, что, как только это случится, он станет прекрасным мужем.
   Эрот тоже вздохнул, глядя на целующуюся парочку.
   — Да, он очень крепко ее обнимает. А посмотри только, как она вцепилась ему в волосы, как будто боится выпустить их из рук. В данном случае мне понятно твое желание вмешаться в их сердечные дела. Психея. Иначе они никогда бы не поняли, насколько они любят друг друга. Ты знаешь, я ведь спрашивал оракула. Психея была поражена.
   — И оракул предсказал, что случится, если я не вмешаюсь? О, Эрот, ты же понимаешь, что это значит? Впервые я чувствую себя подлинной обитательницей Олимпа, а не просто смертной!
   Она прижалась лицом к его груди, обильно смачивая его белоснежный хитон слезами.
   Слегка отстранившись от нее через несколько минут, Эрот сказал:
   — Я намерен совершенно изменить наши отношения, любимая. Во-первых, я считаю, что нам следует подыскать себе дворец подальше от моей матери, где-то в другой части царства Зевса, если ты этого пожелаешь.
   Психея взглянула на него с благоговением:
   — И ты сделаешь это ради меня?
   — Я бы с радостью умер ради тебя, Психея, если бы это было возможно. Последние двести лет я был таким болваном. Прошу тебя простить меня.
   — Охотно, дорогой, если ты пообещаешь мне любовь и мир под сенью твоих крыльев!
   — Есть только одно обстоятельство… — начал неуверенно Эрот.
   По морщинке, появившейся у него между бровями, Психея поняла, что он огорчен и озабочен чем-то.
   — В чем дело? — спросила она. Немного помолчав, он сказал, нежно поцеловав ее в лоб:
   — Зевс приказал мне осыпать всех видевших тебя смертных пылью забвения. У них не останется воспоминаний о тебе, обо мне или о моей матери. У них исчезнут из памяти все происшедшие события, в которых мы принимали участие.
   — И даже леди Эль все позабудет?
   — Боюсь, что и она тоже.
   Психея взглянула на Эвелину, оживленно болтающую с Брэндрейтом.
   — Если так, — произнесла она печально, — я должна с ней проститься. Ты даже не представляешь, как мы с ней подружились. Я буду по ней скучать. Прошу тебя, Эрот, позволь мне поговорить с ней еще разочек, последний!
   — Ну конечно, — отвечал он, выпуская возлюбленную из своих крылатых объятий, — все, что ты пожелаешь, любовь моя.

36

   Эвелина утопала в блаженстве под поцелуями Брэндрейта. Теперь, когда ее сердце было отдано ему полностью, раз и навсегда, весь мир перестал для нее существовать. Ее пальцы оставались в плену его темных кудрей, и она даже и помыслить не могла, чтобы вырваться на свободу. Чем сильнее она прижималась к нему, тем крепче и горячее становилось кольцо его рук.
   Эвелина понимала, что ведет себя возмутительно, но и это было ей безразлично. Она наслаждалась каждым мгновением, зная, что оно не повторится. Первое признание в любви никогда не сравнится ни с чем, что бы ей ни пришлось испытать. Поэтому она дала своему сердцу свободу, позволив пальцам скользить по его волосам, а губам нежно касаться каждой черты его лица.
   — Любимая, — шептал он, и эти слова звучали в ее душе, как струны скрипки в руках мастера-виртуоза.
   Их губы снова слились в неудержимом порыве страсти. Эвелина потеряла счет времени, забыла об окружающем, ощущая только его ласки и наслаждаясь чудом любви.
   Она не знала, когда до нее впервые долетели какие-то звуки. Сквозь волшебный любовный туман в ее сознание все же прорвался женский голос, который звал ее по имени, и, видимо, уже довольно давно.
   — Эвелина! Эвелина!
   На пятый или шестой раз, оторвавшись наконец от Брэндрейта, она узнала голос Психеи.
   — Ах боже мой! — воскликнула Эвелина.
   — Что случилось? — спросил озадаченный этой внезапной переменой Брэндрейт.
   — Я должна с вами поговорить, Эвелина, — шепнула, смеясь, Психея. — Прошу вас, отвлекитесь на минуту от маркиза, если можете. Это очень важно. Я пришла проститься.
   Эвелина взглянула на Брэндрейта, соображая, как бы ей объяснить ему ситуацию. Не скажешь же: «Прости, дорогой, но мне нужно поговорить с невидимой гостьей с Олимпа».
   — Здесь кто-то, — начала она неуверенно, — кто-то, с кем я должна поговорить по очень срочному делу.
   — Я не понимаю, — сказал Брэндрейт, оглядываясь по сторонам. — С кем-то в доме?
   — Нет… то есть да… то есть… Генри, я не могу сказать тебе, кто это. Он слегка прищурился.
   — Уж не Бабочка ли? — спросил он, улыбаясь.
   — Да, — отвечала она со вздохом облегчения. Он поймет ее, он должен понять. — Но откуда ты знаешь?
   Брэндрейт слегка нахмурился:
   — Я могу примириться с такими полетами фантазии у моей двоюродной тетки, Эвелина, но, когда речь идет о будущей матери моих детей, я должен признаться, это внушает мне…
   Он внезапно умолк, изумленно глядя через правое плечо Эвелины. Эвелина обернулась и тоже увидела, что Психея приняла зримый образ и ожидает ее во всей своей красе.
   — Так вот где вы! — воскликнула обрадованная Эвелина. — Я полагаю, что теперь и Генри может вас видеть?
   Психея кивнула:
   — Я поняла, что иначе вам было бы трудно объяснить мое присутствие. Здравствуйте, лорд Брэндрейт. Я и есть тот самый полет фантазии, о котором вы говорили, — Бабочка, жена Эрота.
   — Здравствуйте, очень рад познакомиться.
   Брэндрейт встал и учтиво поклонился. Прекрасные манеры сослужили ему хорошую службу в этот весьма неловкий для него момент.
   Это проявление вежливости, казалось, доставило большое удовольствие Психее. Она улыбнулась, захлопала в ладоши, а затем протянула обе руки маркизу.
   Он инстинктивно взял их в свои, все еще ошеломленный ее появлением.
   — Я знаю, это несправедливо, что, зная вас так долго, я встречаюсь с вами лично только сейчас. Но я счастлива познакомиться с вами наконец.
   — Я очень рад, — повторил он, улыбаясь. — Но скажите, вы действительно существуете? Как это возможно? Я всегда думал, что вы, Эрот и все остальные — просто персонажи греческих мифов.
   Психея с серьезным видом кивнула:
   — Нам было категорически запрещено вмешиваться в жизнь смертных…
   — Но для вас такого запрета не существует? Психея смущенно прикусила губу.
   — По правде говоря, мне не полагается здесь быть. Об этом я и пришла сказать Эвелине. — Повернувшись к Эвелине, она продолжала: — Я обещала дедушке, то есть Зевсу, что я возвращусь на Олимп навсегда и больше не стану принимать участие в земных делах.
   — О нет! — воскликнула Эвелина. Подойдя к подруге, она обняла ее за талию. — Это значит, что я вас больше не увижу?
   Психея поцеловала ее в щеку.
   — Боюсь, что так.
   — О нет, Психея! — Глаза Эвелины наполнились слезами.
   — Прошу вас, не плачьте, пожалуйста, а не то я и сама расплачусь. Но я буду постоянно думать о вас и спрашивать оракула, как у вас идут дела. — Наклонившись к Эвелине, она прошептала: — Быть может, мне даже удастся выбираться к вам этак раз в десять лет. Зевс меня однажды простил, но он непредсказуем в своем гневе. Пожалуй, он действительно разозлится, если я слишком часто стану нарушать его запреты. Но теперь мне пора, Эрот ждет меня.
   — Вот как? То-то вы выглядите такой счастливой! Значит, между вами все наладилось?
   — Как по волшебству. Понимаете, я обнаружила, что он сердился из-за того, что наговорила про меня его мамочка… Вроде бы я была с его братом… о, я даже не могу выговорить это слово!
   Эвелина прекрасно поняла ее.
   — Неужели ваша свекровь была способна опорочить вас в глазах мужа?
   — Еще как способна! Она просто не могла вынести, что ее драгоценный сыночек любит меня. Она никогда не хотела, чтобы он на мне женился. Впрочем, я думаю, на ком бы он ни женился, она возненавидела бы любую. Но вы бы слышали, как Эрот ее укротил… как герой, поражающий дракона. Я никогда им так не гордилась, как в тот момент. Даже дедушка бросался в нее молниями. Он испортил ей бальное платье, — Психея расхохоталась, — а уж голубей ее так распугал, что невозможно вообразить!
   — Я просто поверить этому не могу. Значит, Эрот уже больше не сердится на вас? Психея покачала головой:
   — Ничуть. И мы собираемся поселиться в новом дворце, подальше от его мамочки. Я уверена, мы будем еще счастливее, чем раньше. Может быть, у нас даже будут дети.
   Не в силах больше сдерживать свои чувства, Эвелина нежно обняла прекрасную Бабочку.
   — Я так рада, Психея. И я желаю вам всего самого лучшего.
   — А я вам. Прощайте, Эвелина. Я знаю, вы будете счастливы, — она обернулась к Брэндрейту, относя свои слова и к нему, — оба.
   Психея поспешила к мужу. Эвелина увидела, как он заключил ее в объятия. Величественно раскинув свои белые крылья, Эрот взмыл с нею в звездное небо, и вскоре они исчезли в легкой дымке.
   — А я-то думал, что леди Эль страдает старческим слабоумием. — Брэндрейт в изумлении покачивал головой. — Так это был Эрот? Надо же! Я, признаться, не понял, что она имела в виду, называя себя женой Эрота. Я всегда считал, что он нечто вроде маленького ангелочка с пухлыми щечками и крошечными крылышками.
   — Он просто чудо! — отозвалась Эвелина. Брэндрейт привлек к себе свою нареченную.
   — Пожалуй, — сказал он. — В особенности для тех, кто предпочитает крылатых существ.
   Эвелина не могла не воспользоваться случаем, чтобы подразнить его.
   — Я всегда предпочитала таких, — сказала она с притворным вздохом. — Очень жаль, что у тебя нет крыльев. Тогда бы я была уже полностью счастлива.
   — Вот как?
   — Да. — Эвелина слегка оттолкнула его от себя. — А дворец? Психея говорила, что Эрот намерен найти для нее дворец. Право же, я считаю, что у меня есть все основания сожалеть о своей участи, ведь у тебя всего лишь какой-то обычный загородный дом.
   — Ты права. В Стэйпл-Холле всего только тридцать спален. Дворцом его не назовешь!
   — Тридцать? — Эвелине никогда не случалось бывать в усадьбе маркиза. Конечно, ей было известно, что дом у него великолепный, но она никогда не подозревала, что в нем может быть тридцать спален.
   — Да, но мы можем пристроить еще одно крыло в пятнадцать комнат, если хочешь. Или два крыла, и тогда ты, может быть, и меня станешь причислять к крылатым существам!
   — Какой вздор! — воскликнула она, смеясь. — Скажи мне одно: ты уверен, что будешь счастлив со мной?
   — Нет, — отвечал он совершенно спокойно. — Но уж наверняка я с тобой не соскучусь!
   — Как это мне льстит! Перестань! Как ты можешь такое говорить?
   — Хватит болтать, Эвелина, лучше поцелуй меня!
   Психея прильнула к мужу. Туман, окутывающий Олимп, клубился вокруг них. Она начала плакать и никак не могла остановиться. Наконец Эрот спросил:
   — О чем ты плачешь, любимая?
   — Потому что я только что потеряла свою любимую подругу. Я никогда ее больше не увижу. Я это знаю.
   Эрот помолчал немного. Единственные звуки, которые были вокруг них, — это шум его крыльев и всхлипывания Психеи.
   Наконец он сказал:
   — Я знаю, мне не следовало бы тебе это говорить, но, когда я спрашивал оракула о Брэндрейте и Эвелине, я узнал, что у них будет три дочери: Джулия, Александра и Виктория. Однажды две из них влюбятся в одного и того же человека, а сам он влюбится в третью. Вот такая получится путаница! Но одна из обитательниц Олимпа — не богиня, а молодая женщина, которая любит рисовать портреты и пейзажи, — придет к ним на помощь.
   Он замолчал.
   Психея смотрела на него сквозь слезы.
   — Скажи мне, что я… что эта молодая женщина сможет для них сделать? Я… она действительно окажется замешана в историю с дочерьми Эвелины? И что она станет делать?
   — Оракул не дал ясного ответа. Я полагаю, мы еще это узнаем.
   Легкий ветерок осушил слезы Психеи. На сердце у нее внезапно стало удивительно легко. Она снова увидит Эвелину — это все, что имело для нее значение. Теперь она будет в состоянии пережить разлуку. К тому же она подозревала, что, судя по нежному вниманию Эрота, ей предстояло заняться собственными делами. И не без оснований надеялась, что это надолго.