Кинг Валери. Проделки Купидона

   Александра не обратила на них никакого внимания, по-прежнему глядя в окно. Мысли ее снова обратились к морю: как же она любит шум набегающих на берег волн, крики чаек и покой, по вечерам спускающийся на водную гладь.
   Иногда летом, когда семья гуляла на пляже, Александра снимала туфли и чулки, бродя по воде и с удовольствием ощущая под ногами влажный песок. Песок — такая странная вещь, он словно живет особой таинственной жизнью. Она улыбнулась, вспоминая, как после дня, проведенного на пляже, целую неделю вытряхивала песчинки из нижних юбок, из волос, из каждой складочки своей одежды.
   Мимо окна промелькнули две чайки. Дом мистера Грэмпаунда был ближе к морю, чем Роузленд. Александра повернулась к другому окну, чтобы снова увидеть чаек. Карета между тем свернула на юг, к усадьбе мистера Грэмпаунда. Взгляд Александры упал на красивое лицо Лонстона, и она очень удивилась. Он не только смотрел на нее в упор, но его насмешливое выражение исчезло. Джулия с Викторией спорили о том, у кого тоньше талия, и Александра ясно видела, что Лонстон давно уже перестал их слушать.
   Она не могла оторвать глаз от его лица. Казалось, он говорит с ней, спрашивает ее о чем-то, но она не могла понять о чем.
   — Что? — прошептала она.
   Губы его приоткрылись, как будто он собирался заговорить, но не решался. Он бросил взгляд в окно и снова стал смотреть ей прямо в глаза. Девушка затаила дыхание, таким пристальным и выразительным был этот взгляд. У нее сильно забилось сердце.
   — Что? — шепотом повторила она, слегка наклоняясь вперед.
   На этот раз виконт ласково улыбнулся и покачал головой. Джулия, заметив, что лишилась его внимания, немедленно принялась кокетничать:
   — Расскажите нам об этом шторме, Лонстон. Вы действительно вскарабкались быстрее всех на вершину мачты, чтобы закрепить ее?
   Александра видела, что он не желал больше развлекать Джулию своими рассказами.
   — Как-нибудь в другой раз, а то вы сочтете меня занудой.
   — Вроде мистера Грэмпаунда, — скорчила гримаску Виктория.
   Александра посмотрела на нее укоризненно.
   — Как это несправедливо с твоей стороны, — сказала она. — Мистер Грэмпаунд вовсе не зануда. Он просто… у него очень педантичные манеры, и речь его не отличается такой живостью, как у тебя и у Джулии.
   — Звучит довольно скучно, — протянул Лонстон, лукаво посматривая на Александру.
   Джулия засмеялась:
   — О да! Уверена, он вам не понравится. Вот увидите, он при первой же возможности примется читать вам лекцию.
   — Он только тебе читает лекции, — перебила ее Виктория. — И правильно делает. Он говорит тебе только то, что всем известно: что ты слишком легкомысленна и слишком много болтаешь всяких глупостей.
   Александра заметила, как руки Джулии в муфте напряглись, словно лапки у кошки, готовой выпустить коготки.
   — А как насчет тебя самой, Виктория? — вмешалась она поспешно. — Разве ты всегда говоришь только очень серьезные и умные вещи?
   Она с удовольствием отметила, как щеки Виктории вспыхнули. Пристыженная, она обратилась к сестре:
   — Извини, Джули. Я не должна была так говорить.
   Джулия поджала губы:
   — Да ладно! Я и правда немного легкомысленна. Мне нравятся моды, украшения и всякие безделушки. И я много болтаю, даже мама так говорит, но все-таки мне не нравится мистер Грэмпаунд, хотя Аликс и обожает его.
   Выражение лица Джулии было так по-детски откровенно, что Александра улыбнулась, Виктория засмеялась, а Лонстон сказал, что, если только мистер Грэмпаунд начнет читать ей лекцию, он лично с ним разделается.
   Хотя мистер Грэмпаунд и не пользовался расположением Виктории и Джулии, в одном отношении он им все-таки нравился: он очень любил общество. Когда Джулия передала ему приглашение на маскарад, он выразил живейший восторг. Узнав, что решено всем явиться одетыми в стиле Регентства, он воскликнул, что у его родителей было множество таких костюмов и у него найдется из чего выбрать.
   — Я ведь одного роста с отцом, в молодости он был худее, чем сейчас.
   Он припомнил и детали такого костюма: бледно-желтые панталоны, модный белый жилет в голубую полоску и темно-синий фрак. Девицы потешались над таким нелепым одеянием, а мистер Грэмпаунд продолжал, улыбаясь:
   — Шелковые чулки, бальные туфли и, быть может, еще и парик. Потому что, судя по портретам, волосы тогда стригли коротко и зачесывали на виски, как древние греки и римляне, — трудно придумать что-либо более элегантное.
   Это описание всех насмешило, и девушки еще больше развеселились, когда, погладив свои бакенбарды, он сказал:
   — Но с бакенбардами я не расстанусь, даже ради самой королевы.
   Майлор Грэмпаунд был выше лорда Лонстона и очень худ. Александра невольно вообразила себе зрелище, которое он будет представлять собой в белых шелковых чулках, бывших в моде, когда принц-регент был законодателем мод в Брайтоне и Лондоне. При всей своей симпатии к этому человеку она подумала, что он будет очень походить на журавля.
   Александра скрыла улыбку, хотя ни минуты не сомневалась, что Грэмпаунд нисколько бы не обиделся, даже если бы и знал ее мысли, поскольку он был очень добрый человек, без малейшего тщеславия или эгоизма. Он был верный друг, желанный гость в любом салоне и сам гостеприимный хозяин. Едва они переступили порог его очаровательного небольшого дома и вошли в заставленную букетами роз гостиную, он сосредоточил все свое внимание на младших сестрах. Хотя они и находили его нудным, Майлор Грэмпаунд был джентльменом до кончиков пальцев.
   Убранство комнаты отражало характер и вкусы его матери. Помимо роз, белых, желтых, розовых и красных, в комнате были две одинаковые софы, помещавшиеся одна напротив другой и обитые веселеньким ситцем такой же расцветки, как и занавеси на окнах. Камин, в котором уже были приготовлены дрова, так и сверкал белизной. На стене висела картина, изображавшая вазу с розами, а одна роза лежала рядом на кружевной скатерти. Миссис Грэмпаунд не поддалась современной моде на темную обивку мебели, плотно закрытые шторы и бесчисленное множество безделушек. Она отдавала предпочтение обилию воздуха и света, розам и комфорту.
   Александра очень любила эту гостиную, как и ее хозяйку. Увы, сама миссис Грэмпаунд умерла несколько месяцев назад. Майлор был очень привязан к матери и тяжело переживал ее смерть. Однако здравомыслие и вера помогли ему справиться с потерей. С каждым днем бодрость духа и обычное оживление возвращались к нему, и он снова становился таким, каким был до постигшего его горя.
   Он и сейчас оживленно приглашал гостей полюбоваться садом, где, судя по обилию роз в комнате, они были еще в полном цвету, хотя уже кончался октябрь. Покойная миссис Грэмпаунд умело воспользовалась мягким умеренным климатом юго-восточного побережья Корнуолла, очень отличающимся от Западного побережья, которое принимало на себя всю силу зимних штормов. Сад был дополнительно защищен высокой и густой тисовой изгородью.
   Когда мистер Грэмпаунд предложил руку Джулии, та бросила на Александру молящий взгляд, но было невозможно что-либо поделать. Отказать ему было бы в высшей степени неприлично. Другую руку он подал Виктории, и все трое, выйдя из гостиной, направились через террасу к розарию.
   Александра собиралась последовать за ними, но Лонстон остановил ее, взяв за локоть. Она оглянулась, удивленно подняв брови.
   — Прошу вас простить меня, — обратился он к ней без всяких предисловий.

11

   — Простить вас? — переспросила Александра.
   — Да, за то, что я хоть на секунду мог поверить в то, в чем пытался убедить меня ваш отец. И пожалуйста, не притворяйтесь, что вы меня уже простили. Я же знаю, что нет.
   Александра отвернулась, все еще оскорбленная его вчерашними обвинениями и смущенная самой темой разговора.
   Шагнув к ней ближе, Лонстон сжал ее локоть.
   — Черт, до чего же вы упрямая особа! Я же знаю, что вы невинны. Мне хорошо знаком ваш характер. Не знаю, как это могло случиться, но, когда ваш отец предъявил мне обвинения, нацелив острие рапиры в сердце и утверждая, что имеет от доктора неопровержимые доказательства, я видел перед собой только мистера Грэмпаунда и думал, что он отец вашего… вашего ребенка!
   Александра вспыхнула. Даже женщины не обсуждали между собой таких подробностей.
   Лонстон понизил голос. Он стоял так близко, что она ощущала на виске его жаркое дыхание.
   — Не знаю, как это могло случиться, — повторил он, — но эта мысль привела меня в бешенство.
   Александра ахнула.
   — Мистер Грэмпаунд и я? — У нее вырвался смешок. — Лучше вы бы мне этого не говорили!
   Вообразить себе, что ее немного чопорный добрый друг, всегда «читающий лекции» бедняжке Джулии, лишает ее, Александру, невинности — это было невозможно вынести! Она сначала пыталась подавить смех, но, не в силах сдержаться, громко расхохоталась.
   Подобрав васильковые юбки, она последовала за сестрами и своим мнимым возлюбленным. Веселье ее оказалось заразительным, потому что она услышала у себя за спиной смех Лонстона. Он догнал ее в коридоре, ведущем на террасу.
   — Я о вас кое-что знаю, — прошептал он ей на ушко. — Вы так же неисправимы, как и я.
   Александре было странно это слышать. В этот миг она поняла, что в его словах прозвучало нечто очень личное. Она остановилась и посмотрела на него.
   — Лонстон, — начала она, решив затронуть иную тему, которая отчего-то казалась ей продолжением разговора, — когда я была маленькой, я часто думала, как хорошо было бы родиться мальчиком — мужчиной, свободно путешествовать повсюду — по окрестным лесам, по всему графству, по всей Англии, по всему миру. Должна признаться, я очень огорчилась, узнав, в чем должно быть мое призвание в жизни. После вашего разговора, когда вы рассказали мне о своей жизни в Индии, во мне проснулся тот самый ребенок, каким я была когда-то. Как я могу объяснить, почему позволила вам поцеловать себя? Я сама себе не могу этого объяснить. Конечно, я вас прощу, если… если вы не будете обо мне плохо думать.
   Лонстон смотрел на девушку, пытаясь вообразить ее ребенком, девочкой с косичками и запачканными коленками.
   — Вы часто убегали от няни? — спросил он с ласковой улыбкой.
   Александра кивнула. На сердце у нее потеплело от воспоминаний, вызванных этим вопросом.
   — Она из себя выходила, когда я убегала в лес, вместо того, чтобы скучать за вышиванием или за уроками.
   — Хотел бы я знать вас тогда, — сказал Лонстон. — У нас, очевидно, было много общего.
   — Нелюбовь к урокам? — спросила она, подходя к стеклянной двери на террасу. Не желая прерывать беседу, она остановилась у двери и взглянула на виконта. В лучах солнца, падавших сквозь стекло на его лицо, глаза его казались почти зелеными.
   — Нет, мне хорошо известен ваш интерес к чтению. Я имел в виду любовь к приключениям, к свободе выбора.
   В его голосе прозвучала какая-то грустная нотка. Этот неожиданно откровенный разговор приоткрыл завесу над чем-то очень важным в его жизни.
   — Свободе выбора? — повторила Александра, удержав Лонстона, когда он уже собирался открыть дверь.
   Виконт опустил руку.
   — Когда-то я любил одну женщину, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. Что-то в его голосе удивило Александру.
   Лонстон помолчал, не сводя с нее глаз, и ее удивление усилилось. Почему он говорит о своей любви с каким-то раздражением? Ей показалось, что она начинает понемногу понимать его.
   — Она была не из общества, — сказала Александра. — Да?
   — Да, но я не встречал еще такой благородной женщины в полном смысле этого слова. Она была кроткой, доброй и всегда готовой помочь нуждающимся.
   Александра знала, что Лонстон не сознает оскорбительности своих слов. Сама не зная почему, она прощала ему это. Он погрузился мыслями в прошлое, далекое и ей недоступное. Вздохнув, он снова взялся за ручку двери, но девушка опять остановила его.
   Слезы выступили у нее на глазах.
   — Вы несправедливы ко мне, Лонстон, — сказала она мягко. — Я часто замечала, что женщины из низших классов обладают большей способностью радоваться жизни, чем мы. Вы осудили меня за безрассудство и легкомыслие, потому что я позволила себе радость поцелуя. Признайтесь, что это так.
   Он взглянул на нее с удивлением.
   — Я не имел в виду…
   — Я не обижаюсь, но ведь вы презирали меня за то, что я повела себя естественно, поддавшись очарованию летнего дня. Чего же вы от меня хотите? Должна ли я следовать своим порывам и потерять доброе имя? Или же строго следить за своими манерами, чтобы вы не сочли меня распущенной? Скажите, как мне вести себя?
   — Господи, вы правы, тысячу раз правы! Мне выпала нелегкая жизнь. Оставшись нищим сиротой в тринадцать лет, я словно падал с верхушки дерева, ударяясь о каждую ветку. Я не сознавал до сих пор, насколько озлобился… но, когда в обществе я слышу пустую болтовню избалованных судьбой женщин и хвастовство мужчин, никогда не видевших вблизи ту нищету, в которой прозябает большинство человечества, мне становится противно. Вы меня понимаете?
   — Вполне.
   — Когда в моей жизни появилась Сьюзен — она служила в моем доме в Индии, — я решил жениться на ней и не возвращаться в Англию. Но она умерла от холеры, заразившись от больных, за которыми ухаживала.
   Сердце Александры разрывалось от сочувствия к нему.
   — Я рада, что вы рассказали мне, — сказала она. — Вы мне уже не кажетесь больше таким суровым.
   — Суровым? Я? — удивился Лонстон.
   Александра засмеялась:
   — Неужели вы не понимаете, что мужчины хвастаются, чтобы скрыть чувство неуверенности, неполноценности, в особенности в вашем обществе? Я еще не видела мужчины, который не смотрел бы на вас с уважением, завистью или страхом. Каждый человек, не прошедший испытаний жизнью, боится внезапно обнаружить, что он недостоин своего титула или состояния. Зато вы прошли все испытания и вызываете уважение у всякого, с кем встречаетесь. Разве вам это неизвестно?
   — Вы оказываете мне исключительную честь.
   Александра не удержалась от искушения подразнить его.
   — Я говорю о мужчинах. По-моему, вы надменный и часто жесткий человек, поэтому не воображайте, что я потворствую вашему самолюбию. Я просто объясняю вам ваше положение в обществе, как оно есть.
   — Вот так-то лучше, — усмехнулся Лонстон. — Я побаивался уже, что пробудил в вас нежные чувства.
   — Это невозможно, — отвечала она с легкой улыбкой. — А теперь приготовьтесь к фантастическому зрелищу.
   — Боже мой! — пробормотал Лонстон, выходя на террасу и опираясь на гранитную балюстраду. — Никогда не видел ничего подобного. Это изумительно!
   — У миссис Грэмпаунд был талант к садоводству. Ее все обожали, и нам сейчас ее очень не хватает.
   — Я понимаю теперь, откуда в доме столько роз.
   Розарий простирался на целый акр в сторону моря. Дом стоял на холме, и из окон была видна сверкающая полоска океана. Справа и слева сад и маленький усадебный дом прикрывали полосы леса.
   Лонстон наблюдал за тем, как Александра спустилась по пологим ступеням на гравиевую дорожку, ведущую в центр розария. Он не последовал за ней, но смотрел на нее с каким-то совершенно новым чувством. Ему пришла мысль, что он мог бы полюбить такую женщину. Это его поразило. Влюбиться в Снежную королеву? Невозможно!
   Каждый раз, целуя Александру, он чувствовал ее отклик, ее объятия, страстный шепот, разжигавшие его собственный пыл.
   Но чего она хочет от него? Или ей нужен только маскарад? Лонстон не понимал, почему девушка просила его устроить бал, почему была готова держать с ним пари. Подозрительное отношение к женщинам взяло в нем верх над пробудившейся вдруг нежностью к Александре.
   Да, в ней, несомненно, кроется какая-то загадка. И однако, прежде всего она женщина его круга и воспитана в определенном духе. Она, конечно, рассчитывает найти богатого мужа, который обеспечил бы ей подобающий образ жизни, дал бы ей детей, прекрасный загородный дом, особняк в Лондоне, поездки в Брайтон и Бат.
   Душевный порыв виконта остыл, и он холодно смотрел на прекрасные розы и серебряную полоску океана.
   С каких это пор он стал настолько отвратительно циничен?
 
   Вечером следующего дня мистер Тринер, отхлебывая портвейн, устремил на приятеля ленивый взгляд.
   — Ты добился замечательных успехов, — сказал он с улыбкой и добавил: — Тебя можно поздравить.
   Лорд Лонстон лежал на софе, глядя на пылающий в камине огонь. Скорчив приятелю гримасу, он снова обратил взгляд на пламя, лижущее огромные поленья. Тепло оберегали расставленные у камина три старинных экрана, изображавшие сцены из средневековой жизни — охоту, красивых женщин за прялками, танцы на покрытом соломой каменном полу. Мистеру Тринеру было отлично известно, что его другу не удалось завоевать сердце леди Александры.
   — Я попал в ловушку, — загадочно выразился Лонстон, сам не понимая, что хотел сказать.
   Тринер сделал еще глоток. Он откинулся на подушки другой софы, скинув ботинки и вытянув ноги. Оба они были в черном — брюки, сюртуки, жилеты, галстуки. Только рубашки на них были белые.
   Мистер Тринер вздохнул:
   — Не могу понять, зачем ты купил эту развалину, когда мог бы построить себе любой дом по своему вкусу.
   — Не знаю, почему замок Перт так на меня подействовал, но я люблю эту землю у моря и здешний пылкий народ.
   — Ты говоришь так, словно описываешь Индию, а не Фалмут.
   Лонстон засмеялся. Он в сотый раз вспомнил свой разговор с Александрой.
   — Разве ты не обратил внимания, когда мы были в Фалмуте, как темпераментны и остроумны простые горожане? Как оживленно они обсуждают погоду, сегодняшний улов, скоро ли придет в их отдаленный край железная дорога? Не знаю почему, но я влюблен в этот край и его обитателей.
   — И в здешних дам?
   Лонстон повернулся к приятелю лицом.
   — Дам?
   Мистер Тринер отпил еще портвейну и некоторое время смаковал его во рту, прежде чем проглотить.
   — Я имею в виду семейство из Роузленда, разумеется. Они здесь сегодня немало потрудились.
   — Ты о чем, Тринер? Говори прямо.
   Мистер Тринер махнул рукой, державшей рюмку.
   — Я хочу сказать, что ты одержал две победы, но не ту, что тебе нужна, чтобы стать обладателем моей броши.
   Лонстон снова повернулся на живот, взбив подушку у себя под грудью. Он был несколько раздражен. Вчера, после поездки по соседям с приглашениями — и особенно после посещения мистера Грэмпаунда — он почувствовал уверенность в том, что добьется расположения Александры в установленный условиями пари срок.
   Но сегодня она вела себя куда более сдержанно и казалась холодной и недоступной. Что могло произойти за эти сутки? Что заставило ее вернуться к облику Снежной королевы? Лонстон был совершенно уверен, что после нескольких задушевных разговоров он без труда сумеет завладеть ее сердцем. Но в ответ на его улыбки и комплименты по поводу придуманных ею планов убранства бальной залы Александра с каждым часом все больше превращалась в надменную недотрогу, какой он знал ее в Лондоне.
   — Я ее не понимаю, — вздохнул виконт. — Совсем не понимаю. То она откровенна и мила, то шарахается от меня, как от чумы.
   — Быть может, она разгадала твои побуждения, — предположил мистер Тринер.
   — Каким образом? Не хочу хвалиться, Тринер, но в таких делах у меня большой опыт.
   — Скорее всего ты недооценил свою жертву. Леди Александра, насколько я мог заметить, обладает острым умом и проницательностью. Я предполагаю, ей известно, когда к ней приближаются с благородными намерениями и когда с ней играют, как кот с мышью.
   Приподняв голову, Лонстон снова внимательно посмотрел на приятеля.
   — Выходит, если ты прав, мне суждено проиграть пари.
   — Раз ты это признаешь, я с удовольствием сегодня же перегоню твоих лошадей к себе в Беркшир.
   — Как бы не так! Я отнюдь не считаю, что ты правильно оценил леди Александру. Мне нужно только пересмотреть свой план действий. Из сегодняшней неудачи я понял, что к ней не так легко найти подход, как к ее сестрам.
   — Я бы мог тебе это заранее сказать.
   — Ну конечно, ведь ты известный знаток женщин.
   — Не нужно быть знатоком, чтобы понимать простые истины.
 
   — Психея, я просто не понимаю его, — жаловалась леди Александра. — Вчера мне показалось, что мы открыли друг другу сердца, но сегодня он так изменился! Он делал мне комплименты, словно Джулии и Виктории, и ожидал, что я буду млеть от восторга. Никогда я еще не испытывала такого отвращения…
   — И такого разочарования?
   Александра опустилась на кровать, устремив взгляд на рисунок обоев. Шерстяные юбки цвета вереска легли складками на кровать.
   — О чем он только думает? Что мне доставляют удовольствие дурацкие комплименты? Он даже сказал, что волосы у меня цвета воронова крыла!
   Психея, доедавшая рыбный суп, тяжело вздохнула.
   — Как глупы бывают иногда мужчины!
   Она взглянула влево и, словно увидя там что-то или кого-то, поспешно спрятала усмешку и снова перевела взгляд на Александру.
   — И в самом деле, — рассеянно согласилась Александра, глядя на стену. — Ну, и довольно о мужчинах. Как ваша лодыжка?
   Психея нахмурилась:
   — Немного получше, но опухоль все еще держится.
   Забыв о своих переживаниях, Александра встала и приподняла холодное мокрое полотенце с ноги Психеи.
   — Если вы не сможете ходить, не представляю, как вы попадете на маскарад.
   Психея улыбнулась:
   — Я об этом подумала. Если бы вам удалось достать большую плетеную корзину, где бы я поместилась, меня можно было бы легко доставить в замок.
   — Ну конечно! — воскликнула Александра. — Я вас заверну в простыни, два лакея снесут вас вниз и поставят корзину в повозку. Никто ничего не узнает. Если даже лакеев удивит вес корзины, они не посмеют меня спросить, почему корзина такая тяжелая.
   — Хорошо принадлежать к высшему обществу! — смеясь, воскликнула Психея.
   Александра положила полотенце на ее больную ногу.
   — Теперь, когда у нас есть план на всякий случай, мне стало спокойнее. Но сейчас я должна идти пить чай со своими родными. Надеюсь, вы не очень скучаете в одиночестве?
   — Нисколько, — заверила Психея, доедая суп. — Пожалуйста, не беспокойтесь на мой счет. Я могу почитать «Айвенго», а иногда и подремать. Когда вернетесь, расскажете мне, как поживает ваша мать. Я очень рада, что у нее будет ребенок.
   — Она и папа просто вне себя от счастья, — сказала Александра, беря с кресла черную вязаную шаль. — Радуются, как дети. Не могу выразить словами, как отрадно все это видеть!
   Послав Психее воздушный поцелуй, она вышла.
   Психея откинулась на подушки, глядя на мужа, который сидел рядом с ней и нежно гладил ей руку своим мягким крылом.
   — Ты слышал ее рассказ, любимый, — сказала она. — Что нам делать, чтобы свести их, если Лонстон ведет себя так глупо?
   Купидон вздохнул:
   — Мне не стоило бы говорить с тобой. Ты назвала меня глупцом.
   Психея усмехнулась:
   — Иногда такое название тебе подходит.
   Он оскорбился, но на губах жены играла такая лукавая улыбка, что единственным возможным ответом было только поцеловать ее, что он и сделал.
   Любовно глядя в его глаза, Психея прошептала:
   — Беру свои слова обратно! Ты никогда не бываешь глуп.
   Кончиком крыла Купидон пощекотал ее нежную щечку.
   — Не чаще, чем раз в три дня. Нет, нет, не спорь, мы оба знаем, что это так. Я по-прежнему уделяю тебе слишком мало внимания, проводя все время в кузнице у Вулкана или пытаясь создать новый сильнодействующий эликсир для моих стрел. И все же знай: все эти годы я был счастлив, как никогда.
   — О Эрос! — шепнула она со слезами на глазах. — А я-то как счастлива, ты и представить себе не можешь! Но что нам делать с Лонстоном?
   — Пора бы ему поумнеть. Подумай только — льстить Александре, как он льстить ее сестрам!
   — Какой болван! Если бы только твои стрелы были при тебе… Ты обыскал замок?
   — Каждый дюйм. Не думай, однако, что я так легко сдамся. Я буду продолжать поиски. И не беспокойся о своем возвращении. Я легко могу доставить тебя на развалины часовни в назначенное время.
   Слеза скатилась по щеке Психеи.
   — Знаю, любимый. Но я боюсь, что ни ты, ни я не сумеем внушить Александре любовь к Лонстону за шесть — нет, уже пять? — дней. Судя по тому, что она мне рассказала, я не сомневаюсь, что со временем они соединятся. Но пять дней! О Купидон, что нам делать? Я не могу и подумать, чтобы жить на земле без тебя!
   Он взял у нее с колен тарелку и поставил на столик у кровати. Затем он обнял жену и крепко поцеловал.
   — Вместе мы что-нибудь придумаем. Обещаю тебе: завтра, еще до заката солнца эти двое будут в объятиях друг друга.
   Он помолчал, прислушиваясь.
   — А помимо всего, — сказал он, возвышая голос, — я спрятал мамин любовный эликсир в… в надежном месте. Уверяю тебя, скоро все завершится.
   Горечь закипала в горле Энтероса, наблюдавшего за счастливыми супругами. Не желая слушать продолжения нежной сцены, он скрылся сквозь стену.
   Значит, Купидон украл любовный эликсир у матери и спрятал его… где? Уж наверное, не в потайной комнате, а может быть, и там? Брат его был не из самых хитроумных богов и мог вполне понадеяться, что сосуд, в отличие от стрел, будет там в безопасности. В любом случае он не успокоится, пока не отыщет и не уничтожит эликсир. На этот раз он непременно одержит победу и не допустит любви между Лонстоном и Александрой. Психея окончит свои дни на земле, а в полночь под Хэллоуин он возьмет Александру в жены.