Кинг Валери. Проделки Купидона

   Она снова застонала, раскачиваясь из стороны в сторону.
   — Надобно устроить вас поудобнее, — сказала Александра. — Со мной такое случилось, когда мне было одиннадцать лет. Я упала с лошади и повредила лодыжку. Если нет перелома — а я надеюсь, что его у вас нет, то единственное лечение — неподвижность.
   — У меня нет времени! — простонала Психея. Слезы градом катились по ее щекам. — Через две недели я должна вернуться на Олимп или же застряну здесь навсегда. Вы знаете, Зевс запретил всем, кто не божественного происхождения, покидать Олимп. Он так разозлился из-за моего последнего приключения, когда я помогла вашим родителям, что спускаться на землю нам теперь можно только с его разрешения и на ограниченное время. Кто бы ни приказал мне отправиться в мое теперешнее путешествие — впрочем, я начинаю подозревать, что это моя свекровь, — он дал мне всего десять дней. После этого я должна в определенный час вернуться на Олимп, иначе буду осуждена провести остаток дней на земле.
   — Вам было приказано спуститься на землю?
   Психея глянула на собеседницу, хотела что-то сказать, но передумала.
   — Не совсем. То есть мое путешествие такое странное, что я сама не знаю, что и думать.
   — Вы сильно ушиблись. Неудивительно, что у вас путаются мысли. Можете обнять меня за шею? Я очень сильная; уверена, что сумею помочь вам добраться до постели.
   Психея согласилась и вскоре не без труда устроилась на постели.
   Открыв сундук, который стоял в изножье, Александра достала подушку в белой наволочке, вышитой золотыми листьями, и осторожно подложила подушку под ногу Психеи. Молодая женщина храбро перенесла боль, только раз едва слышно охнув. Александра бережно расшнуровала ее бархатные сандалии. Снимая их, она улыбнулась при виде крошечных ракушек, нарисованных на розовых ноготках.
   — Вы сами это нарисовали? — спросила она, наклоняясь, чтобы получше рассмотреть раковинки. — Очень красиво, совсем как настоящие.
   — Да, — отвечала Психея. — Глупо, правда? Я целый день над ними просидела согнувшись, так что у меня чуть спина не отвалилась. А знаете, что сказал мне муж, когда увидел?
   Александра стояла у постели, держа в руках сандалии, и заранее улыбалась тому, что ей предстояло услышать.
   Психея понизила голос, явно подражая интонации мужа:
   — «Очень остроумно придумано, но позволь мне сказать тебе нечто более важное. Вулкан измыслил новый способ выковывать мне стрелы. Он делает их из расплавленного золота. Даже Артемида позавидовала мне, когда я ей их показал. Она умоляла меня дать ей одну стрелу, но я отказался. Она всегда Вулкана терпеть не могла, поэтому он не хочет сделать для нее ни единой стрелы!»
   Александра рассмеялась. Общаться с нежданной гостьей было очень приятно.
   — Это так похоже на мужчин! Они никак не могут понять, что мы стараемся угодить им и в то же время жаждем их одобрения.
   — Все мы рабыни своих страстей, — с улыбкой заметила Психея. Внимательно изучив черты Александры, она сказала: — Вы не очень похожи на родителей.
   — Мне это часто говорят. Однако, я вижу, вы знакомы с ними, стало быть, все, что я слышала от леди Эль — правда! Вы способствовали их союзу. Почему же они вас совсем не помнят?
   — Как странно! Они должны меня помнить, хотя да, я совсем забыла: Зевс почел за благо, чтобы они забыли все обо мне и моем муже и обо всем, что случилось двадцать с лишним лет назад.
   — А как же леди Эль? — нахмурилась Александра. — Ведь это она рассказала мне и о вас, и обо всем остальном.
   Психея на миг призадумалась, потом покачала головой.
   — Этого я не могу объяснить, разве что Зевс забыл о ней. У него есть свои недостатки, и память ему иногда изменяет. — Она едва заметно улыбнулась. — Он мне как родной отец. Я его обожаю. Что он только скажет, когда узнает, что я здесь!
   Александра подошла к столу, где стоял кувшин с водой и белая фаянсовая миска. Она налила в миску воды и окунула в нее льняную салфетку. Осторожно ее отжав, она вернулась к постели.
   — Я думала, что схожу с ума, — сказала она, улыбаясь молодой женщине, с которой у нее сразу же сложились на диво дружеские отношения. — Видите ли, когда я была маленькая, я часами сидела с леди Эль, слушая ее истории. — Александра положила влажную ткань на распухшую лодыжку Психеи и, поскольку в комнате было прохладно в приближении вечера и все еще шел дождь, прикрыла ей ноги пледом.
   — Благодарю вас, — сказала Психея. — Я знала леди Эль, — продолжала она с задумчивой улыбкой. — Замечательная женщина, в ней было столько энергии и доброты! Я бы обожала ее, будь она моей бабушкой или двоюродной теткой. Когда она скончалась?
   — Тринадцать лет назад, когда мне было десять. Она часто видела вас, и Купидона, и его брата, и их мать, и других обитателей Олимпа. Некоторые ее видения являлись и мне, только она просила меня не рассказывать о них родителям. Правда, очевидно, для папы и мамы это не было тайной, потому что год спустя после ее смерти мама сказала мне, что леди Эль была совершенно сумасшедшая. Поэтому она и твердила об античных богах и богинях, как будто и вправду их видела. Меня это так поразило, что я усомнилась и в собственном душевном здоровье… Но после того, как леди Эль не стало, у меня больше не было видений. Я решила, что все это было какое-то странное явление, какие бывают иногда у подростков. Я не хотела верить, что страдаю той же болезнью, что леди Эль, поэтому убедила себя, что я только ей в угоду притворялась, будто вижу то же, что и она. Так и шло до недавнего времени.
   — Энтерос? — спросила Психея. Легкая складка пролегла между ее бровей.
   — Да. — Вздохнув с облегчением, Александра придвинула стул и села у постели. — Понимаете, я всерьез думала, что схожу с ума! Вы не можете себе представить, как я рада узнать, что это не так, что все эти призраки вовсе не призраки, что вы и он реально существуете!
   — Вы не можете покинуть Англию, Александра. Очень важно, чтобы вы оставались здесь. Энтеросу просто нельзя позволить взять вас на Олимп. Только теперь, когда я охромела, даже не знаю, как нам его остановить.
   — Не понимаю, зачем я ему. — Александра медленно покачала головой, стараясь осмыслить, что же с ней происходит. — И хотя я вовсе не желаю переселиться на Олимп, почему вы утверждаете, что мне очень важно оставаться в Англии?
   Психея задумалась:
   — Я могу вам только сказать, что говорит оракул: ваше присутствие здесь имеет большое значение для истории. Причины, которые он привел, очень туманны, но ваше исчезновение имело бы разрушительное влияние на все общество.
   — У меня будет такое влияние? — спросила озадаченная Александра.
   — Знаете, что я думаю? Я прихожу к мысли, что всякий смертный имеет свое место в истории, свою задачу, свою миссию, свою нить, которую он вплетает в ткань общественных отношений. Если Энтерос попытается похитить вас вопреки воле Зевса, это может привести к катастрофе. Могу только уверить вас, что вы — как и всякий смертный — должны исполнить свое предназначение. Я от всей души надеюсь, что вы всеми силами станете сопротивляться Энтеросу и не попадете в расставленные им сети.
   К концу этой пылкой речи Александра испытала предчувствие настолько сильное, что в душе убедилась в истинности слов Психеи. Она почувствовала себя преображенной, словно пробудилась от сна, в который уже никогда больше не погрузится.
   Внезапно она вспомнила чарующий поцелуй Эн-тероса и то, как легко он поднял ее в воздух.
   — Я готова была отправиться с ним! — воскликнула девушка. — Он только что увлек меня с собой, когда появились вы. Наверное, Энтерос меня просто околдовал, так что я была готова идти с ним, как агнец на заклание.
   Психея прикусила губу:
   — Ну и дела, как говаривала ваша мать!
   — Да уж, хуже некуда.

5

   Услышав, как скулят щенки в студии Психеи, Купидон сразу понял, что случилось неладное. Он только что вернулся из мастерской Вулкана с семью новыми стрелами чистого золота и нашел дом темным и пустым.
   Над Олимпом спустилась ночь. Вдали кричала сова. В небе загорелись звезды.
   В доме было пусто, как-то странно пусто. Он выглядел заброшенным и сиротливым, словно сами стены оплакивали отсутствие хозяйки. Купидон перебирал в ладони острия стрел, размышляя, прислушиваясь, пытаясь понять собственные ощущения.
   Где же Психея? Куда бы она ни отправилась, это, вероятно, произошло внезапно и уже некоторое время назад, потому что даже ее горничные уже удалились в свои покои и щенки остались одни. Войдя в студию, он взглянул на их изображение на холсте и внутренне ахнул. Сколько жизни в ее искусстве! Щенки, смотревшие на него с холста, казались такими же настоящими, как и те, что скулили в корзине.
   Он подошел и погладил их, нахмурившись.
   — А где же ваша мамочка? — спросил он ласково. Розовый язычок лизнул его пальцы. — Проголодались? Ну, сейчас я вами займусь.
   Выпрямившись, он поднял корзину и понес ее вниз. Двое щенков попытались подняться на ноги, но не удержались, так как корзина раскачивалась в руках Купидона.
   Последние две тысячи лет он довольно часто не заставал Психею, возвратясь домой. У нее было много друзей и знакомых, с которыми она была очень близка. Одного только слуха о чьих-то проблемах было достаточно, чтобы его жена бросилась на помощь тем, кто был ей небезразличен. За эту душевную щедрость Купидон и любил ее. Без нее жизнь его была бы пуста, ни солнце, ни звезды не имели бы для него никакой прелести. Хотя Купидон и был богом любви, но ему всегда казалось, что Психея — самое полное и совершенное воплощение любви среди обитателей Олимпа. Она была абсолютно лишена всякого эгоизма, участлива до самоотречения и скорее бы погибла, чем оставила без помощи дорогих ей друзей.
   Страх пронзил его сердце. Сам не зная почему, Купидон вдруг почувствовал: он может потерять ту, кого он любил больше всех.
   Он уже спускался в кухню, когда услышал шорох сотен крыльев — это были голуби.
   — Прекрасно, — сказал Купидон вслух, и щенки насторожили уши. Возможно, мать знает, где сейчас его жена.
   Снова поднявшись, он вышел на террасу и сразу же убедился, что прав. Там появилась великолепная колесница, увлекаемая стаей голубей. Терраса выходила в сад, составлявший предмет особой гордости Психеи, полный цветов, водоемов, спускавшихся по склону холма извилистых тропинок. В воздухе царил аромат апельсиновых деревьев, постоянно цветущих на Олимпе.
   — Мама, — обратился Купидон к женщине в пышном бальном платье, которая спускалась с колесницы. — Я не ожидал тебя сегодня! Но ты очаровательна! Это у тебя новое платье?
   — Да, — прозвучал в ответ мелодичный голос, сливавшийся с легким дуновением ветерка, который сопровождал каждое ее движение.
   Слегка наклонив голову набок, Купидон любовался ее красотой и прелестью платья — из прозрачного блестящего тюля поверх плотно облегавшего фигуру золотистого и серебристого шелка. Сверкающие драгоценности в волосах Афродиты словно вторили блеску ее глаз. Уже несколько сот лет Купидон не видел мать такой довольной. Румянец играл на ее лице, глаза возбужденно блестели, и она скорее парила, чем шла.
   Поставив корзину, Купидон взял ее за руку.
   — Тебе снова удалось овладеть вниманием Ареса, мама? — поддразнил он, пожимая ей руку.
   Афродита удивленно приподняла брови.
   — О чем ты говоришь? Ты же отлично знаешь, что этого бога я давно уже забыла.
   — Если тебе не удалось преуспеть в достижении какой-то твоей цели, то, по правде говоря, я не могу понять, откуда у тебя такой торжествующий вид! — улыбнулся он.
   Мать, казалось, слегка смутилась.
   — Я… мне… не понимаю, что ты хочешь сказать, дорогой.
   — Я говорю о счастье, которым так и светятся твои прелестные черты. Это согревает мне сердце.
   Венера сжала руку сына:
   — Ты всегда был славный мальчик, мой любимый Купидон!
   — А ты — самая замечательная мать, — отвечал он, очень довольный, что после стольких лет мог со всей искренностью сделать матери такой комплимент.
   Последние годы, особенно после приключения Психеи на земле лет двадцать тому назад, когда она позаимствовала у Венеры волшебный пояс и два любовных эликсира, Венера стала добрее к невестке и проявляла больше материнских чувств к сыну. Она даже не пыталась больше обманом заманить Психею в преисподнюю, откуда та, раз перейдя границу царства мертвых, никогда бы не сумела выбраться. Похоже, Афродита наконец приняла жену сына и даже иногда намекала, что, если им суждено иметь потомство, она бы охотно смирилась с ролью бабушки.
   Если бы Купидон не был так обеспокоен отсутствием Психеи, он имел бы все основания считать себя вполне счастливым.
   — Что там у тебя? — спросила мать, отпуская его руку и указывая на корзину, где щенки снова подняли голодный вой.
   Он улыбнулся, глядя на маленькие беленькие мордочки. Крохи не сводили с него глаз, ожидая пищи.
   — Психее давно хотелось завести собак, поэтому три недели назад я побывал в Англии, разумеется, с разрешения Зевса, и нашел для нее щенят. Она была в восторге от такого подарка.
   — Да, конечно. Припоминаю теперь, что недели две назад она упоминала о щенках, хотя я не поняла тогда, что ты достал живых собак. Я думала, речь идет о каких-то фарфоровых статуэтках из Японии. Подумать только!
   — Нет, это настоящие.
   Афродита явно не одобряла этого увлечения невестки. Приподняв брови, она пожала плечами.
   — Ты ведь знаешь, я не интересуюсь собаками, хотя Артемида, наверно, захочет на них взглянуть, ведь она как-никак охотница. Полагаю, в конце концов ты захочешь от них избавиться.
   — Почему бы это? — удивился Купидон. — Щенки не мои, а Психеи. Я бы и не подумал отдавать их.
   — Разумеется, нет, — сказала она поспешно. — Не знаю, с чего это мне пришло в голову? А приехала я сегодня в надежде, что ты сможешь покинуть на один вечер свой домашний очаг и свою жену и проводить меня во дворец Юпитера. Он дает бал в мою честь — да, мы с отцом наконец-то помирились, и я надеялась…
   — Я бы охотно исполнил твое желание, но сегодня что-то случилось, и я не знаю, что мне делать. Видишь ли, Психея исчезла.
   — Твоя жена исчезла? — спросила Афродита, широко открывая глаза и хлопая ресницами в нарочитом, как ему показалось, удивлении.
   Купидон нахмурился, подумав, не имела ли мать какого-то отношения к отсутствию Психеи. Впрочем, это казалось маловероятным — последнее время она относилась к невестке вполне миролюбиво.
   — Когда я совсем недавно вернулся домой, в доме было темно, щенки скулили, а Психеи нигде не было видно. Судя по тому, как голодны собаки, ее нет уже давно.
   Венера снова взглянула на корзину, и ноздри ее чуть заметно раздулись.
   — Быть может, ты и прав. Ну и что? Она, вероятно, отправилась к Меркурию или еще куда-нибудь. Мне никогда не понять, чем ей так мил этот проныра. Во всяком случае, я уверена, что она вернется, пока ты одеваешься. Прошу тебя, мой милый мальчик, поедем со мной! Пожалуйста! Это так много для меня значит. А что касается Психеи — ты делаешь из мухи слона. Я в этом абсолютно уверена!
   Подойдя к сыну поближе, богиня похлопала его по щеке.
   — Я так по тебе соскучилась! Поедем в моей колеснице и по дороге вспомним прошлое, когда ты был ребенком и Энтерос гонялся за тобой по саду с палкой.
   Эрос взглянул в ее молящие прекрасные глаза, менявшие цвет в зависимости от ее настроения, солнечного света или сияния звезд. Он очень ее любил и всегда будет любить. Ведь она его мать.
   — А кроме того, — настаивала Афродита, — очень возможно, что кто-нибудь из гостей на бале знает, где она.
   Купидон признал, что это, во всяком случае, может быть правдой. Праздники у Зевса всегда были многолюдны, и, если за исчезновением Психеи что-то кроется, он сможет выяснить это, когда вино Вакха развяжет гостям языки, поэтому он согласился поехать с матерью.
   Захлопав в ладоши, Венера стала торопить его. Купидон поспешно отнес щенков вниз. Накормив их, он проследил за тем, как они уютно устроились в корзине. У большой печи он оставил кухарке записку на пергаменте с просьбой позаботиться о щенках, пока он сам или Психея не вернутся.
   Полчаса спустя Купидон сидел с матерью в колеснице, отделанной жемчужного и пурпурного цвета бархатом, которую голубки несли все выше и выше. Взглядывая на мать, он снова и снова убеждался, что никогда не видел ее такой довольной. Он мог бы приписать ее состояние новому роману или возобновлению старого, отчего и упомянул в шутку о Марсе. Однако Эросу обычно было известно о таких событиях еще раньше, чем они становились всеобщим достоянием. На этот раз он не слышал никаких сплетен, и у него самого не было никакого предчувствия.
 
   — Значит, я ничего не смогу поделать? — спросила Александра, стиснув руки в коленях. Она сидела в кресле у постели, озабоченно глядя на нахмурившуюся Психею. Весь последний час они обсуждали очень сложную проблему — каким образом Александре избежать сетей, коварно расставляемых Энтеросом.
   — Вы думаете, ему удастся завладеть моим сердцем?
   Психея покачала головой:
   — Если бы я только прихватила с собой какой-нибудь эликсир моей свекрови — нечто вроде противоядия от любви, — тогда мы могли бы и не думать о его происках.
   — Эликсир? — переспросила Александра.
   — Да, это масло, изготовленное по особому рецепту из трав и цветов. У Афродиты есть и другое средство, которое вызывает любовь. Оно, по-моему, готовится на розовом масле.
   Александра ахнула и прижала руку к губам.
   — Оно пахнет розами? — спросила она.
   — Да, но неужели… не говорите только, что…
   Александра кивнула.
   Психея поджала губы.
   — Так я и знала. Они в заговоре, и я наконец начинаю понимать их истинные намерения. — Она глубоко вздохнула, и Александре показалось, что ее новая подруга сейчас расплачется. — Я думала иногда, что все было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, — все эти изъявления любви со стороны Афродиты — да и Энтероса тоже. Они были так добры ко мне… — У Психеи задрожали губы. — Понимаете, они меня ненавидят — Венера и Энтерос. Полагаю, из ревности к Купидону. Ах, какая же я была дура! Я думала, мне удалось расположить их к себе!
   Две слезы упали с длинных густых ресниц Психеи и покатились по щекам. Александра не удержалась и, наклонившись к Психее, погладила ее по руке.
   — Не плачьте, — сказала она.
   — Не буду. Я не должна плакать, — отвечала Психея, утирая слезы тыльной стороной ладони. — У нас и без этого хватает трудностей. Мы должны найти способ защитить вас от Энтероса. — Она помолчала немного. — Я знаю, что, несмотря на все эликсиры, лучшее средство от любви напускной — настоящая любовь. Вы кого-нибудь любите, Александра?
   Девушка открыла было рот, но тут же его закрыла и призадумалась. Она знала, что никогда не была по-настоящему влюблена, хотя ей одно время очень нравился Майлор Грэмпаунд, с которым они были дружны с ее первого появления в свете.
   — Не стану притворяться, что я любила, но есть один человек, который занимает особое место в моей жизни.
   — Лорд Лонстон, — заявила Психея твердо. Озабоченность на лице ее сменилась улыбкой. — Вам не нужно ничего рассказывать, оракул уже сообщил мне… Что с вами? Что вас ужаснуло?
   — Во-первых… во-первых, меня удивило, что оракулу известно обо мне и о Лонстоне, а во-вторых — я вовсе его не люблю. На самом деле я его презираю! Это гнусный тип!
   Александра перевела дух и уставилась на пылинку, приставшую к алому бархату покрывала.
   Подумать только, Психея вообразила, что она влюблена в лорда Лонстона!
   Можно ли придумать большую нелепость!
   Александра не могла даже вынести такой мысли… но в памяти ее тут же возникла улица в Ситвелле, Лонстон, стиснувший ее руку, его горящие глаза. По всему ее телу разлилась теплота, непонятное возбуждение охватило ее. Ей показалось тогда, что Лонстон хотел поцеловать ее — в наказание, быть может, — и одно мгновение Александра даже сама того желала.
   Ей пришли на ум его насмешливые слова: «Хотелось бы мне хоть раз увидеть вас настоящей женщиной, с добрым сердцем и мягкой речью!» — и Александра вспомнила, почему так презирает его.
   Как же Лонстон заблуждается на ее счет! Ведь она и есть такая, и ошибка Лонстона в том, что он считает себя достойным доброты и нежности. Как бы не так! Жестокий и бессердечный, он играл сердцами неопытных женщин ради удовлетворения собственного тщеславия.
   Но почему одно упоминание его имени так расстроило Александру? Почему память о его поцелуях неотвязно преследует ее? Почему присутствие его в Лондоне нарушило ее безмятежный покой? И почему оракул — сам оракул! — соединил их имена?
   Александра ничего не могла понять. Она знала одно — она не любит Лонстона и никогда не полюбит.
   — Вижу, я вас огорчила, — ворвался в ее мысли голос Психеи. — Право, я не хотела этого и понимаю, что вы не выносите Лонстона почти так же, как ваша мать терпеть не могла вашего отца, пока не полюбила его… но это было совсем другое дело.
   — Как вы можете сравнивать! — негодующе воскликнула Александра.
   — Нет, нет, никакого сравнения быть не может, — поспешно заверила ее Психея. Она хотела еще что-то сказать, но замолчала, покачивая головой.
   — Что?
   — Не знаю… то есть не уверена. Не понимаю, почему оракул говорил так, словно вы с Лонстоном предназначены друг для друга. Как странно, когда я вижу теперь, что вы его ненавидите. Но знаете, что мне пришло в голову — не могли бы вы притвориться, что влюблены в него, чтобы противостоять Энтеросу? Не могли бы вы, забыв о своем отвращении, затеять с Лонстоном флирт?
   Почему-то при этих словах Александра покраснела. Не оттого ли, что именно флирта мог от нее ожидать такой человек, как Лонстон?
   — Пожалуй, — сказала она наконец.
   Психея облегченно улыбнулась.
   — Отлично. У меня сейчас появилась уверенность в будущем — впервые с той минуты, как я свалилась с потолка и вторглась в вашу жизнь. Есть еще одно важное дело, о котором мне нужно поговорить с вами. Вы не могли бы сказать, где находится замок Перт? Видите ли, оракул требует, чтобы в полночь, в День Всех Святых я была на развалинах часовни, чтобы оттуда вернуться на Олимп.
   Александра смотрела на нее во все глаза. Очевидно, Психея не знала, что Лонстон — владелец замка.
   — Любопытно, — пробормотала она.
   — Что, милочка?
   — Если я вас правильно поняла, оракул сказал, что мы с Лонстоном как-то связаны?
   — Да.
   — Это просто удивительно — и, право же, очень странно. Лонстон только что купил замок Перт.
   — В самом деле? — Психея широко раскрыла глаза. — Но где этот замок? Я надеюсь, он недалеко. А то мне с моей ногой будет непросто.
   Александра засмеялась:
   — Совсем близко. Не дальше мили отсюда. Если бы не дождь и темнота, вы могли бы увидеть его из окна.
   — Надо же! Не иначе как сама судьба обо всем позаботилась. А как называется ваша усадьба?
   — Роузленд.
   Психея звонко расхохоталась.
   — Роза — цветок любви! — воскликнула она. — Восхитительно! Жаль, что здесь нет Меркурия, он бы с нами повеселился! Он всегда придумывает всякие штуки, и ему бы понравилось, что Энтерос здесь, в Роузленде, заливает вас розовым маслом. Я рада, что вы улыбаетесь, Александра. Да, да, я понимаю, что речь идет об очень серьезных вещах… но я так долго жила на Олимпе среди богов и богинь, часто враждующих между собой по пустякам, что одно я постигла очень отчетливо — иногда трудности легче преодолевать смеясь.
   — У нас есть похожее выражение, и я постараюсь усвоить эту мудрость. А теперь мы должны полечить вашу лодыжку, чтобы вы могли в Хэллоуин попасть в замок Перт. А я должна завтра утром посетить лорда Лонстона и каким-то образом проникнуть в его дом.
 
   — Что?! — воскликнул изумленный Купидон.
   — Клянусь яростью фурий, я думала, ты знаешь! — Довольная собой, Диана-охотница уставилась на Купидона затуманенным взглядом. Она явно упивалась его изумлением — с таким же удовольствием, как и знаменитыми винами Вакха.
   — Но как? Куда? Откуда тебе это известно?
   — Мерк опять навеселе. И часа не пройдет, как все узнают об исчезновении твоей жены и о том, какую роль сыграла в этом твоя мать.
   — Ты — гнусная сплетница, Артемида, но на этот раз я благодарен, что узнал от тебя правду.
   Богиня шагнула к нему.
   — Стало быть, ты передо мной в долгу? — В ее тоне прозвучал намек. Артемида высокого роста, так что взгляды их встретились примерно на одном уровне. Пряди ее волос выгорели на солнце, поскольку она большую часть времени проводила на открытом воздухе, и легкие морщинки лучились в уголках ее темно-карих глаз.
   У Дианы, сестры-близнеца Аполлона, был единственный интерес в жизни — охота. Это видно было по ее сильным мускулистым рукам, гибким движениям атлетической фигуры, могучим икрам, видным из-под короткой туники, — в отличие от других богинь, она редко надевала платье.
   И сегодняшний вечер не был исключением. Янтарного цвета шелковую тунику, едва доходившую до колен, подхватывал у талии лиловый пояс. Из уважения к хозяину бала, своему отцу Зевсу, Артемида украсила лиловой лентой свою буйную прическу, державшуюся на деревянном гребне с выгравированной на нем оленьей головой.
   В Артемиде не было и тени женского кокетства и тщеславия. Если у нее и был недостаток, так это ее помешательство на охоте. Сколько помнил Купидон, она всегда пыталась выманить у него стрелы. Приподняв слегка бровь, он отвечал: