— Стало быть, вы считаете меня бесчестным?
   Избегая встретиться с ним взглядом, девушка отрицательно покачала головой.
   Лонстон отпустил ее локоть и в раздражении развел руками.
   — Думайте, как вам угодно. Пусть я буду безнравственен, а вы — воплощение всех добродетелей. Вы получите свой бал, леди Александра, но предупреждаю: я с вами еще не покончил. С этой минуты я намерен сделать все, чтобы оправдать ваше низкое обо мне мнение, доказать, что во мне нет никаких благородных качеств, что в моем отношении к женщинам есть одна лишь похоть. Короче говоря, я намерен разбить вам сердце, если только оно у вас есть.
   Александра вспыхнула от возмущения. Если у нее есть сердце! И этот человек обвиняет ее в бессердечии! Кто бы говорил!
   — Я заеду завтра, — сказала она ледяным тоном, — чтобы обсудить подготовку к балу и составить список гостей, которых я приглашу лично. У нас здесь прекрасные соседи, и недостатка в обществе не будет. До свидания.
   Лонстон пробурчал что-то в ответ и без единого слова проводил ее до дверей.
 
   Вернувшись домой, Александра поспешила к себе в спальню, опасаясь, как бы отец или сестры не увидели ее неприличное платье. Она позвала горничную и приказала ей принести черепахового супа.
   Психея была очень признательна за суп, и, когда она опустила ложку в пустую тарелку, Александра осмотрела ее ногу. Лодыжка все еще оставалась сильно опухшей.
   — Вы действительно видели в замке Энтероса? — спросила Психея.
   Александра кивнула, подкладывая под ногу гостьи еще одну подушку.
   — Да, я ужасно испугалась. Мне все время слышался какой-то странный звук, то скрежет, то царапанье, а Лонстон все не шел. Наконец я вышла из гостиной и принялась разыскивать источник этого звука. В конце концов я выглянула в окно на развалины часовни и там увидела Лонстона. Он тоже слышал эти звуки. Очень странно, правда?
   — Что вы хотите сказать?
   Александра окунула салфетку в таз с холодной водой и, тщательно отжимая ее, продолжала:
   — Мне только сейчас пришло в голову: как странно, что мы оба слышали эти звуки. Зачем бы Энтеросу интриговать еще и Лонстона?
   — Не знаю, — отвечала Психея. — Но он бывает чрезвычайно изобретателен.
   Александра положила салфетку на опухшую ногу Психеи.
   — Энтерос подошел ко мне и снова просил меня бежать с ним на Олимп. Однако, услышав шаги Лонстона, он исчез. Скажите, Психея, нога у вас сильно болит? Если хотите, я дам вам немного опия.
   — Если я держу ее неподвижно, мне совсем не больно, уверяю вас. И спасибо за суп, он просто восхитителен.
   Взглянув на пустую тарелку, Александра задумалась, как ей приносить еду в спальню, не возбуждая ни у кого подозрений. Придется притворяться, что у нее разыгрался аппетит.
   — Но расскажите мне о вашем разговоре с Лонстоном, — продолжала Психея. — Как это получилось, что он согласился дать бал?
   Александра помолчала, осторожно прижимая влажное полотно к ноге гостьи. Потом она пододвинула к постели дубовое кресло, обитое алым бархатом. Что из происшедшего она могла открыть прелестной Бабочке?
   — В чем дело? — сочувственно спросила Психея. — Я вижу, вы расстроены. Прошу вас, расскажите все. Надеюсь, вы понимаете, что можете быть со мной вполне откровенны — пожалуйста, не думайте, что я стану вас осуждать. Этого вам опасаться не приходится.
   Александра могла только улыбнуться в ответ. Она не могла себе вообразить, чтобы кроткая Психея кого-то осуждала. Понимание, которое она читала в глазах Психеи, побудило ее рассказать все, До малейших подробностей. Она даже упомянула о своей совершенно непонятной реакции на поцелуй Лонстона.
   — Ведь он мне даже не нравится вовсе!
   Психея задумчиво кивнула. Александра почувствовала, что та что-то скрывает, и поэтому добавила:
   — Прошу вас, говорите откровенно — что вы думаете? Быть может, во мне есть что-то неестественное?
   Психея звонко рассмеялась. Этот смех показался Александре очаровательным.
   — Ничуть! — возразила Психея. — Судя по вашему рассказу, я бы очень удивилась, если бы вы не упали в его объятия.
   — Но что это значит?
   — А вот об этом…
   Но докончить она не успела, так как распахнулась дверь, и в комнате появилась леди Брэндрейт.
   — Я слышала смех, — сказала она, — такой мелодичный. — Она вопросительно взглянула на Александру. — И непохожий на твой, милая. Я думала, у тебя гости.
   Александра растерянно посмотрела на мать, необычайно красивую в элегантном платье пурпурного шелка.
   — Никого нет, мама. Я одна.
   Она с величайшим трудом удержалась, чтобы не оглянуться на Психею. Было ясно, что мать ее не видит.
   «Эвелина, — думала между тем Психея. — Она изменилась и выглядит старше, но такая же красивая. Я знала ее, когда ей еще не было и тридцати. Но она не видит меня, и я не могу сделать так, чтобы она меня увидела или услышала. Как жаль, что я не могу с ней поговорить! Мы ведь были так дружны».
   Странное выражение появилось на лице леди Брэндрейт.
   — Мне кажется, что я уже где-то слышала этот смех, — пробормотала она, оглядываясь. — Однако здесь никого нет. — Она засмеялась, тряхнув локонами. — Может быть, у нас завелись привидения или у меня уже появились старческие странности? Но довольно об этом. Я вижу, ты еще не переоделась к обеду. Поторопись — ты же знаешь, кухарка не любит, когда обед задерживается. И ради бога, не показывайся папе в этом платье!
   Александра встала.
   — Конечно, нет, мама.
   — Что это ты сидишь у постели? Ты последнее время странно ведешь себя, Александра. А это что такое? Суп еще до обеда? Что с тобой, милочка?
   Ты здорова?
   — Разумеется. — Александра позвонила горничной. Она боялась, что, если мать станет расспрашивать, ей придется все же кое-что рассказать и леди Брэндрейт сочтет это признаком сумасшествия.
   — Дело в том, что я задержалась в замке Перт и так проголодалась, что, вернувшись, попросила у кухарки тарелку супа. А разве нельзя было?
   — Нет, почему же! Но что до твоего визита в Перт, должна предупредить тебя: отец очень огорчен, что ты посетила виконта, не сказав нам заранее ни слова и не взяв с собой для приличия горничную. Хотя ты уже не девочка, ты должна была бы прихватить с собой Лидию. Ты же знаешь, папа очень заботится о тебе и будет, вероятно, опекать тебя до конца дней. — Маркиза улыбнулась. — Ты довольна своим визитом?
   Александру поразил вопрос матери и странная надежда в ее глазах. Неужели мать помышляет о возможности ее брака с виконтом? Александра никоим образом не желала поощрять в ней такие настроения. Поэтому она сочла за благо ответить довольно равнодушно:
   — Он достаточно интересный собеседник, но ты же знаешь, мы не можем пробыть в одной комнате пять минут, не поспорив.
   — А ты с ним опять спорила?
   — Да, но это все по моей вине. Я вынудила его дать бал-маскарад.
   — Вынудила? — переспросила пораженная маркиза. — Бал? Зачем?
   Стук в дверь и появившаяся в этот момент Лидия прервали их разговор. Лидия сказала, что кухарка сердится, потому что боится, что обед отложат, так как ни одна из юных леди еще не начинала одеваться. А теперь пропадут приготовленный ею по особому рецепту вальдшнеп и пирожки с семгой и устрицами.
   Кухарка была внушительная особа, с совершенно непревзойденными кулинарными талантами. Она также была очень обидчива, и слова Лидии убедили леди Брэндрейт и Александру, что их разговор лучше продолжить попозже.
 
   Когда все общество собралось за столом, Виктория накинулась на Александру с упреками.
   — Ты нас всех осрамила! — воскликнула она с дрожащими губами, тыкая вилкой в зеленый горошек у себя в тарелке. — Целых два часа!
   Александра, смаковавшая кусочек семги, уставилась на сестру с удивлением. Ей и в голову не приходили такие последствия ее поступка. Она чувствовала, что отец смотрит на нее, и лицо ее занялось румянцем.
   — Что такое? — спросил маркиз, нахмурившись. — Ты провела два часа в замке Перт наедине с Лонстоном?
   За столом воцарилось молчание. Александра взглянула на мать: леди Брэндрейт выглядела озабоченной.
   — Он… он — джентльмен, — наконец сказала она, разрезая пирожок и старательно избегая взгляда отца. Она хотела сказать: «Настоящий джентльмен», но ведь это была бы неправда. Александра не знала, что ей еще сказать. Отец смотрел на нее сурово, мать озабоченно, Джулия и Виктория — укоризненно. Александра старалась забыть неприличный поцелуй Лонстона и появление Энтероса, но эти воспоминания теснились у нее в голове и усиливали краску на щеках. Чтобы помешать этим тайным мыслям еще яснее отразиться на ее лице, Александра оживленно заговорила:
   — Дело в том, что я упросила его милость дать в следующую среду бал-маскарад. Знаю, это было не совсем прилично, но мне казалось, что бал-маскарад развлечет всех нас, и он согласился. Он хочет познакомиться с новыми соседями.
   Александра с тревогой взглянула на родителей и сестер. Поверили ли они ей?
   Виктория надулась:
   — Как ты могла поехать в замок Перт без меня? Я понимаю, почему ты не позвала Джулию, она всегда так влюбленно на него таращится, что смотреть противно. Но ведь тебе известно, что Лонстон влюблен в меня. Мы обязательно поженимся и…
   — Что? — воскликнула Джулия. После этих слов сестры она была не в силах дольше сдерживаться. — Лонстон не больше жаждет жениться на тебе, чем на… чем на Александре, а ты знаешь, что он ее терпеть не может! Какой ты вздор болтаешь! Я тебя просто не выношу, Виктория!
   — Хватит! — Лорд Брэндрейт ударил по столу кулаком.
   Джулия и Виктория подскочили на стульях, побледнев от страха при этой вспышке отцовского гнева.
   — Прошу прощения, папа, — поспешно сказала Виктория.
   — И я, — добавила Джулия.
   Лорд Брэндрейт обожал дочерей, но никогда не позволял им такие непристойные выходки. Обе юные леди порядком присмирели и сидели, сложив руки на столе, как наказанные школьницы.
   Убедившись, что младшие дочери восприняли его замечание должным образом, лорд Брэндрейт обратился к Александре:
   — Ты всегда отличалась здравым смыслом, поэтому мне не хотелось бы делать выговоры тебе, Александра. Объясни только, почему ты так долго пробыла у Лонстона и почему не взяла с собой горничную. Хотя должен сказать, что я совершенно не понимаю, зачем тебе понадобилось уговаривать его давать балы!
   Александра увидела упрек на хорошеньких личиках сестер. Она не имела права на них обижаться. Ведь она сама виновата, что просидела в гостях целых два часа!
   — Не знаю, как это случилось, папа, — сказала она наконец. — Мы говорили о своем детстве. Лонстон много рассказывал мне о своих путешествиях. Признаюсь, я была просто очарована. Представляешь, он мог взбираться на самую высокую мачту быстрее всех матросов! Это глупо, я знаю, но его приключения прямо-таки заворожили меня. Это все равно что читать Байрона. Знаю, это дурно, что я забыла о времени, и вы правы, папа, выговаривая мне за это. Я могу только обещать, что больше такое не повторится. А что до маскарада, — продолжала она, мгновенно сочинив маленькую историю, — я думаю, это будет очень забавно, так как это канун Хэллоуина, а я слышала от Лидии, что слуги в замке Перт говорят, будто там завелись привидения.
   Джулия и Виктория ахнули.
   Всеобщее удивление высказала леди Брэндрейт:
   — Привидения? В замке Перт? Неужели?
   — Да. Пока я дожидалась Лонстона, я услышала странный шум, какой-то скрежет и царапанье. Знаю, мне не следовало этого делать, но я пошла на этот шум и увидела совершенно невероятное существо — необыкновенного красавца в черной одежде и с серебряными волосами.
   — А Лонстон тоже его видел? — спросил маркиз.
   — Да. И слуги тоже.
   — Вот это да! — воскликнул лорд Брэндрейт. — Я слышал о таких вещах, но никогда не видел привидений! Ты говоришь, с серебряными волосами?
   — Да.
   Александре чуть не стало дурно от страха. Не подумают ли родители, что она сходит с ума, как леди Эль? Во всяком случае, лорд Лонстон и слуги могут подтвердить ее рассказ.
   — Ах! — Леди Брэндрейт растирала себе руки, словно они сразу похолодели. — У меня мурашки по коже побежали! Подумать только! Привидение в замке! Как интересно! Должна признаться, я люблю страшные истории. — Она улыбнулась. — Я вижу, Лонстону ничего не остается, как дать бал. Ты правильно сделала, подсказав ему эту идею.
   Подняв бокал с мадерой, она предложила тост за успех этого плана, так что, несмотря на слегка нахмуренное чело маркиза, идея бала получила полное одобрение. Джулия и Виктория тут же заспорили, кого из них Лонстон пригласит танцевать первую, и Александре удалось избежать дальнейшего внимания со стороны родителей.
   Ее немного удивило быстрое согласие матери, но она заметила взгляд, брошенный ею на отца. Ей было знакомо это выражение, и она не сомневалась, что леди Брэндрейт вернется к этому разговору с супругом при первой возможности.
   Лорд Брэндрейт заговорил первым:
   — Не понимаю, как ты с такой готовностью согласилась на это. Ты не очень-то высокого мнения о Лонстоне и всегда была недовольна глупым увлечением Виктории и Джулии. А теперь ты позволила устроить этот бал, и Александра сказала мне, когда мы играли в пикет после обеда, что собирается большую часть времени проводить в замке, готовясь к этому событию.
   — Совершенно верно. Поскольку это была ее идея, она чувствует себя обязанной — что вполне естественно — проследить за приготовлениями. Я ее поддерживаю.
   — Но это в высшей степени неприлично!
   Леди Брэндрейт с улыбкой поцеловала мужа в щеку.
   — Знаю, поэтому я и настояла, чтобы Джулия и Виктория ездили с ней.
   — Ты позволяешь нашим дочерям ежедневно проводить время в доме холостяка!
   — Если мои подозрения справедливы, он недолго останется домом холостяка, — сказала она, выходя.
   — И все же мне непонятно, почему ты согласилась! — крикнул муж ей вслед. — Убежден, что Лонстона меньше всего волнуют счастье и благополучие наших дочерей!
   Но, поскольку дверь уже закрылась, маркиз Решил, что его последних слов супруга так и не услышала.

8

   Направляясь в спальню, Брэндрейт решил, что ради собственного душевного спокойствия он должен поговорить с самим Лонстоном. Быть может, завтра.
   На лестнице, ведущей в помещение для прислуги, появилась судомойка. Маркиз даже не заметил ее сначала, настолько он был погружен в размышления о семье, особенно о своих трех дочерях. Как могло случиться, что Виктория и Джулия по уши влюбились в лорда Лонстона? Александру это не касалось, поскольку она, по всей видимости, терпеть его не могла. Но что, черт возьми, побудило ее нанести визит Лонстону, пробыть у него два часа и просить его дать бал-маскарад?
   Все это было совершенно непонятно.
   Судомойка с подносом поравнялась с ним, и маркиз уловил запах свежего хлеба. Хлеб?
   — Сьюзен! — позвал он.
   Девушка обернулась и сделала реверанс, покраснев от смущения.
   — Что вам угодно, милорд?
   Маркиз подошел к ней.
   — Я не хотел тебя напугать, но что у тебя на подносе?
   Держа поднос в одной руке, она приподняла другой крахмальную салфетку. Взгляду маркиза предстала тарелка супа, ростбиф, хлеб с маслом и печеные яблоки.
   — Для кого это? — спросил он с удивлением.
   — Для леди Александры, — отвечала девушка робко. — Мне отнести все это обратно на кухню, милорд?
   — Но я же наблюдал за ней за обедом, — сказал лорд Брэндрейт, обращаясь скорее к самому себе, чем к девушке. — Она съела семги, два пирожка с устрицами — она всегда их любила, — рис, брокколи и два пирожных. Вальдшнепа она отведала чуть-чуть — кажется, он был не очень свежий. А теперь она требует еще один полный обед. — Он с улыбкой взглянул в испуганные глаза служанки. — Я не сержусь, Сьюзен, я просто удивляюсь!
   Девушка опустила салфетку.
   — Да, милорд. Конечно, нет, милорд. Только…
   Она замолчала.
   — Продолжай, пожалуйста. Что здесь происходит, о чем мне следует знать?
   — Я не… то есть леди Александра всегда была очень добра ко мне… я не хочу… я, право, не знаю, стоит ли мне что-нибудь говорить…
   — Я беспокоюсь о моей дочери, Сьюзен, и если есть что-то, что, по-твоему, мне следует знать, я надеюсь, ты не станешь скрывать.
   Девушка все еще выглядела встревоженной, но она решилась:
   — Кухарка говорит, что со вчерашнего дня леди Александра уже четвертый раз велит приносить ей поднос — и это после того, как она уже позавтракает и пообедает с семьей.
   Брэндрейт был озадачен.
   — Ты уверена?
   — О да. Я сама их относила, а когда я приходила за подносом, там ни кусочка не оставалось.
   — Так, — сказал он, подумав, что, как только к жене приедет врач, он попросит его осмотреть и Александру. — Вот что я тебе скажу, — обратился он к судомойке. — Дай мне поднос, и я сам отнесу его леди Александре.
   — Слушаюсь, милорд. — Морщинка на лбу девушки сделалась еще глубже.
   — Не бойся. Разве я такое чудовище, что могу съесть заживо собственную дочь?
   Сьюзен улыбнулась.
   — О нет, милорд.
   Сделав реверанс, она быстро пошла к лестнице.
   Брэндрейт подошел к двери и тихонько постучал, ожидая приглашения войти. Когда его не последовало, он сказал, возвысив голос:
   — Александра, это твой отец. Прошу тебя, открой.
 
   Услышав голос отца, Александра замерла.
   — Одну минуту, папа, — в ужасе пролепетала она.
   Она взглянула на плачущую Психею, которая держала в руках подсвечник и готова была запустить им в Энтероса. Затем она перевела взгляд на Энтероса, потешавшегося над статуэткой крылатого мальчика — Купидона в младенчестве.
   — Перестаньте, Энтерос, — шепотом велела Александра. — Вы расстраиваете Психею. Если вы не поставите на место подсвечник, — обратилась она к Психее, — как я объясню папе летающие по воздуху предметы?
   Когда Энтерос и Психея повиновались, девушка проворно открыла дверь, изобразив самую приветливую улыбку. Но когда она увидела в руках у отца ужин Психеи, улыбка сползла с ее лица.
   — Что ты делаешь, папа? Где Сьюзен?
   — Можно мне войти? — спросил он.
   Сердце Александры упало. Она хорошо знала отца — ведь они всегда были друзьями. Он выглядел очень озабоченным.
   — Конечно, — сказала она, отступая и распахивая дверь.
   — Куда поставить поднос? — спросил отец.
   — Сюда, — Энтерос жестом указал на постель. — Бедная Бабочка очень проголодалась.
   За спиной отца Александра угрожающе нахмурилась.
   — Сюда, папа. Я освобожу место на столе.
   У окна стоял круглый столик красного дерева с перламутровой инкрустацией. Красивый цветной узор нельзя было разглядеть из-за обилия лежавших на столе предметов — ракушечных цветов под стеклянным колпаком, вазы с узким горлышком, шкатулки для рукоделия и нескольких статуэток мифологических персонажей, одним из которых был Купидон.
   — Позвольте мне помочь, — предложил подошедший Энтерос.
   Александра знала, что не может ему отвечать. Стиснув зубы, она начала убирать со стола вещи.
   — Мне нужен еще один стол, где было бы больше места на такой случай, — сказала Александра, отстраняя локтем Энтероса, чтобы не дать ему притронуться к статуэткам. Она взяла их в руки.
   — Пожалуй, — согласился отец, следя за тем, как она переносила вещи на туалетный столик.
   — Ну дай же мне помочь тебе, Александра, — издевательски шептал ей на ухо Энтерос.
   — Детка, — сказал отец, — я знаю, ты уже взрослая, но то, что я сейчас узнал, меня очень встревожило.
   — А что такое, папа? — Александра сжимала в руке вазу, которую Энтерос пытался у нее отнять. Лорд Брэндрейт протянул ей поднос.
   — Скажи мне, что это все значит? Неужели ты не наелась за обедом?
   Не отвечая отцу, Александра взглянула на поднос. Энтерос все еще держался за вазу, и она боялась, что ваза разобьется. Она потянула безделушку к себе — и в тот же миг Энтерос разжал пальцы.
   — Ты слишком ловка, — засмеялся он, опускаясь в кресло.
   — Оставь ее в покое! — потребовала Психея. — Разве ты не понимаешь, что, если выставишь ее сумасшедшей, родители увезут ее на воды в Бат, и все твои планы пойдут прахом! Обещаю тебе, что, если она покинет Роузленд, ничто не помешает мне вернуться на Олимп в назначенное время. А ведь тебе только и нужно, чтобы я не возвращалась!
   Александра взглянула на Энтероса. Улыбка исчезла с его лица, и он уставился на Психею с таким выражением, словно желал обратить ее в камень.
   Вернувшись к себе после обеда, Александра застала Энтероса и Психею за ожесточенным спором. Едва переступив порог, она ощутила враждебность Энтероса и не удивилась тому, что ее появление только подлило масла в огонь. Психея обвиняла Энтероса в заговоре с Афродитой с целью навсегда разлучить ее с Купидоном. Энтерос этого не отрицал. Даже когда Психея умоляла его сказать, чем она могла его обидеть, он отказался ответить. Именно в этот момент он начал издеваться над ее любовью к Купидону, вертя в руках статуэтку крылатого ребенка.
   С неприязнью, ощущавшейся даже в подергивании его черных крыльев, он бросил последний взгляд на Психею и, поднявшись с кресла, исчез сквозь стену.
   Александра, вздохнув наконец свободно, обратилась к отцу:
   — Поставь поднос, папа. Дело в том, что в последнее время у меня что-то разыгрался аппетит — сама не знаю, почему. Быть может, погода действует. Наверное, я вроде тех животных, что запасают у себя под кожей жир перед наступлением зимы.
   Она болтала первое, что пришло в голову, надеясь, что ее глупый ответ удовлетворит его.
   Отец пытливо всматривался ей в лицо, словно ища в нем признаки неведомой болезни.
   — Я послал за доктором. Он приедет завтра, и я хочу, чтобы он осмотрел тебя. Не сомневаюсь, что ты хорошо себя чувствуешь, но меня удивляет такой аппетит.
   — Право же, папа, не стоит тащить сюда врача из-за того, что я слишком много ем.
   Лицо его омрачилось.
   — Дело не в тебе. Я послал за доктором для твоей матери.
   — О нет! — Александра тут же забыла о собственных проблемах, увидев явное огорчение отца. — Она… она нездорова?
   — Да, — отвечал он, опускаясь в кресло у стола. — То есть я не уверен. Не знаю. Она говорила, что ей нездоровится, но причина этого неясна. Мы узнаем все завтра, когда обещал приехать доктор. Прошу тебя, не говори ей ничего. Она не хотела беспокоить вас, детей, опасениями, которые могут оказаться безосновательными.
   — Конечно, не скажу. — Девушка подошла к отцу и положила ему руку на плечо. — Я уверена, что с ней все в порядке, папа. Стоит только взглянуть на нее, чтобы убедиться, что она вполне здорова. Мне даже в последнее время кажется, что она просто излучает здоровье и энергию.
   Отец кивнул, поглаживая ее руку.
   — Ей всегда бывает хорошо в Роузленде.
   — Что касается моего аппетита, уверена, что через пару дней он исчезнет.
   Лорд Брэндрейт снял салфетку с подноса.
   — Я не хочу, чтобы твой суп остыл. Поешь, но я хотел бы поговорить с тобой о лорде Лонстоне.
   Александра вздохнула. Как ей справиться со всей этой едой, когда после обеда корсет и так плотно стянул ее тонкую талию? Сев в кресло напротив отца, она начала медленно, ложка за ложкой, глотать черепаховый суп. Она старалась не обращать внимания на жалобы Психеи. Бедняжка ела последний раз утром, а сейчас часы на камине уже пробили одиннадцать. Она просто умирает с голоду. Александра ела очень медленно, слушая отца, который был озабочен увлечением своих дочерей человеком, отнюдь не склонным к супружеству.
   — У него неплохое состояние, — говорил маркиз, — но он ведет себя как мальчишка, а не как солидный тридцатилетний мужчина.
   — Лонстон напоминает мне вашего отца, каким он был, пока не влюбился в Эвелину, — с усмешкой вмешалась в разговор Психея.
   Александра поспешила подавить улыбку, вспомнив рассказ Психеи о том, как Эвелина Свенбурн и маркиз Брэндрейт были на ножах, пока их не поразили стрелы Купидона.
   — Чему ты улыбаешься? — спросил отец.
   — Мне всегда хотелось знать, папа, каким ты был, пока не полюбил маму.
   Маркиз был явно озадачен. По-видимому, подобная мысль не приходила ему в голову.
   — Не знаю, право, — сказал он наконец, почесывая затылок. — Нечто вроде вашего Лонсто-на. — Он усмехнулся. — Мама говорит, что я был очень тщеславен.
   Александра с трудом проглотила ложку супа.
   — Правда? — Она гадала, сумеет ли съесть все, что было на подносе, и как бы удалить отца из комнаты, не нарушая возникшего между ними доверия.
   — Что же, очень может быть, — продолжал он. — К сожалению, когда небо одарило мужчину титулом и состоянием…
   — Не говоря уже о красивой внешности.
   — Полагаюсь в этом на твой вкус, милая, — с довольной улыбкой сказал он. — Но беда в том, что женщины за таким мужчиной гоняются, и это, знаешь ли, может кому угодно ударить в голову.
   Александра покончила с черепаховым супом и щипала хлеб. Маркиз взглянул на поднос.
   — Ты все еще голодна?
   — Да, как это ни странно. Но прошу тебя, папа, не считай себя обязанным развлекать меня. Ведь ты шел спать, когда увидел служанку с подносом.
   Маркиз согласно кивнул. Накопившаяся за день усталость ясно отражалась на его лице.