Кингсли Джоанна. Драгоценности

   Как и раньше? Значит, он делает вид, будто тогда у них не возникли романтические отношения. Пет не сомневалась, Марсель не хочет, чтобы об их встрече узнала Андреа.
   Она остановилась в дверях гостиницы, и к ней подошел метрдотель.
   – У меня встреча с мсье Ивересом.
   Метрдотель кивнул и провел Пет к столику на двоих, где, уткнувшись в газету, сидел Марсель. При ее появлении он привстал и снова опустился на стул.
   К ним подошел официант.
   – Я бы заказал шампанское, – сказал Марсель и посмотрел на Пет.
   – Я пью шампанское только по особому поводу, – холодно ответила она. – Насколько я понимаю, у нас обычная деловая встреча. Кампари с содой, пожалуйста, – сказала Пет официанту.
   Марсель заказал глинтвейн.
   – По-моему, этот повод в чем-то особенный, – заметил он, когда официант ушел. – Мы первый раз сидим в неформальной обстановке с тех пор…
   – Марсель, – прервала его Пет, – если вы собираетесь вспоминать тот вечер… когда мы обедали, я уйду. Вы говорили о деловой встрече, только поэтому я и пришла. Мне тоже есть что обсудить с вами.
   Ей с трудом удавалось сохранять спокойный тон. Сидя напротив Марселя в уютном полумраке бара, видя перед собой его красивое лицо, Пет испытала давно забытое чувство. Все, что, казалось, давно умерло, вдруг всколыхнулось с новой силой.
   – Понимаю, – отозвался Марсель. – Простите, если задел вас.
   Пет сухо кивнула. Официант принес вино, и они сделали по глотку.
   – Вы знакомы с работами Рене Лалика? – спросил Марсель.
   – Конечно. Он мой любимый дизайнер стиля ар нуво.
   Пет видела несколько его работ на предварительном показе фамильных драгоценностей, выставленных на аукцион в галерее «Парк-Берне», но это позволило ей получить представление об особенном таланте ювелира. Его оправы были не только из металла. Он использовал стекло, сталь, горный хрусталь и не имел равных в технике эмали. Камни и оправа представляли собой образец гармонии.
   – Лалик был любимым ювелиром моего отца, – сказал Марсель. – Они дружили до самой смерти Лалика в 1945 году. Его чувство света выходило за рамки обычного искусства. Это была философия.
   – В каком смысле? – Только сейчас Пет поняла, что еще не наскучила ему.
   – Свет противоречив, – объяснил Марсель. – Резкий и мягкий, яркий и тусклый – в этом парадокс его красоты. – Он подался к Пет. – Все прекрасное недолговечно, как вспышка света.
   Она пристально посмотрела ему в глаза. Похоже, Марсель имеет в виду их короткую встречу в тот вечер. Или нет?
   – Какое это имеет отношение к делу?
   – Я только что купил десять подлинных работ Лалика.
   – Вот это да!
   – Они сейчас в Париже, но я хочу перевезти их сюда. И передать вам.
   – Для продажи… – вздохнула Пет, и ее энтузиазм угас. Они только что говорили о красоте и творчестве, а теперь она снова обычная продавщица.
   – Мне ясно, что вы сделаете это лучше, чем кто-либо другой. Дело не в том, чтобы найти покупателя. Вам предстоит назвать цену, подумать о специальной рекламе, подчеркнуть нашу связь с Лаликом, поручиться за качество.
   Пет отвела взгляд, пытаясь скрыть раздражение.
   – Марсель, я больше не хочу работать продавщицей. Это почетная работа, но не то, что мне нужно. Вы с самого начала знали, что я мечтаю стать дизайнером и создавать красивые вещи, но не дали мне такой возможности.
   – Если я переведу вас в мастерские, вы потеряете в зарплате.
   – Это не имеет значения.
   Она уже ругала себя. Какое безумие отказаться от его предложения. Продажа изделий Лалика принесет огромные комиссионные, а это деньги, необходимые ей.
   Марсель покачал головой:
   – Не представляю, чтобы кто-нибудь, кроме вас, справился с этой работой. Но у меня есть еще одна мысль, и мне хотелось бы знать ваше мнение. Мы могли бы сделать серию менее дорогих изделий в стиле Лалика.
   – Копии? – спросила Пет.
   – Не обязательно. Можно использовать ту же технику, но с изменениями. Небольшое количество качественных, но не столь дорогих украшений. И за их продажу вы тоже получите по-королевски.
   – Нет, – отрезала Пет. – Я не хочу иметь к этому отношения. Знаете, почему Лалик перестал работать и после 1908 года не создал ни одной вещи?
   – Нет, – смущенно ответил Марсель.
   – Он страдал от того, что его шедевры копируют все кому не лень, и они утрачивали то волшебство, которое вкладывал в каждое изделие сам Лалик. Я хочу создавать вещи сама, Марсель. – Пет встала. – Мы совершили ошибку. Мне не следовало идти к вам работать, но я очень нуждалась в деньгах. И признаюсь: я буду искать возможность делать то, что люблю.
   Сожалея о своей опрометчивости, Пет направилась к дверям. Все это так глупо. Она отвергла два его предложения: одно – из-за каприза, другое – из принципа.
   И только охваченная холодом ноябрьского вечера, Пет поняла, что руководило ею на самом деле. Она просто не могла сидеть напротив него. Боялась поддаться чарам этого человека и стать заложницей в его игре с Андреа.
   Сидя в такси, она дрожала. Неужели он уволит ее? Вряд ли. Марсель слишком дорожит такой продавщицей. А может, уйти самой?
   Но куда?
   Если бы мать хоть немного поправилась, Пет рискнула бы. А вдруг этот час не за горами? Приближался День благодарения, который мог стать поворотным в ее жизни.
   В полумраке бара Марсель допил свой бокал. Он сам решил посоветоваться с лучшей продавщицей магазина, и это вряд ли понравилось бы Андреа.
   Марсель усмехнулся. Пет, возможно, согласится продавать изделия Лалика. Но никогда не станет работать с копиями. Сама того не подозревая, она прошла еще один тест. И помогла ему многое понять.
   Теперь Марсель знал, как в этом случае поступил бы его отец.

Глава 4

   Пет приехала к отцу и Анне в четверг накануне Дня благодарения в самом дурном настроении. На следующий день после разговора с доктором Хафнером она позвонила отцу, рассказала обнадеживающие новости и попросила поехать к матери вместе с ней. Стив сначала ответил, что не уверен, удастся ли ему выбраться на целый день, поскольку у него слишком много работы. Потом Пет звонила еще несколько раз, но отец уходил от ответа. «Я так давно не видел ее, – сказал он по телефону два дня назад, – что мой приезд станет для Беттины большим потрясением». Пет настаивала, и Стив обещал еще подумать.
   А вчера Анна позвонила Пет на работу и пригласила вечером приехать к ним. Она согласилась, не вдаваясь в подробности, потому что цель встречи была ясна как день.
   Они долго сидели за столом и расхваливали ужин, приготовленный Стефано, обсуждали погоду и дела в магазине. Наконец Пет не выдержала:
   – Папа, я не понимаю, почему ты не можешь поехать со мной и дедом.
   Стив на мгновение застыл с бокалом в руке, потом бросил взгляд на Анну, но та, убрав со стола, вышла в кухню.
   – Разве ты не понимаешь, как это важно для мамы? – продолжала Пет. – Она впервые за шесть лет выйдет за пределы клиники. Если бы ты поехал вместе со мной и дедом, мама почувствована бы, что вся семья заботится о ней, помогает выздороветь, дает надежду.
   – Надежду на что? Что все будет, как раньше? – Стив облокотился на стол. – Послушай, Пет, я хочу, чтобы мама выздоровела… очень хочу. Но я не могу давать ей несбыточную надежду. Теперь я с Анной. Я проведу День благодарения с ней и нашими друзьями.
   Пет с трудом сдерживала гнев.
   – Папа, у тебя еще много времени, которое ты успеешь провести с Анной. Несправедливо, что ты отказываешься потратить на маму один день, только один. Ты не видел ее ни разу с тех пор, как она уехала в Коннектикут. А ведь Беттина все еще твоя жена.
   – Только формально, – безжалостно отрезал Стив. – Зачем усложнять жизнь, пытаясь что-то изменить? Но кажется, придется. Пет, поверь мне, если бы я знал, что ей от этого будет лучше, то поехал бы. Ты хочешь помочь матери, так посмотри реальности в глаза и попытайся понять меня. Мы больше не станем одной семьей.
   – Просто тебе наплевать на нас! – взорвалась Пет. – Вот в чем реальность. Ты жестокий эгоист. Тебе все равно, поправится она или нет, потому что тебя устраивает…
   Стив вскочил так резко, что стул с грохотом опрокинулся. Он схватил Пет за руку.
   – Нет, Пет, мне не все равно. А вот тебе пора бы расстаться с наивными мечтами.
   Ей было больно, но она не показывала виду.
   – Пет, помнишь, что я рассказа! тебе о бабушке, твоей тезке? Она дала мне волшебную манящую мечту, и я много лет гонялся за ней. Если бы я не потратил на нее столько времени, то раньше нашел бы счастье в другом. Я оставил поиски сокровищ, и теперь у меня есть ты, Анна и простая приятная жизнь. Перестань мечтать о том, что мы с мамой снова будем вместе. И она не должна думать об этом. – Стив отпустил руку Пет.
   – В моем желании видеть вас с мамой вместе нет ничего плохого. Я не такая, как ты, папа. Ты оставил мечту отыскать счастье. А по-моему, исполнение мечты и счастье всегда рядом. Поэтому я продолжаю искать свою мечту. – Пет пошла к вешалке и сквозь слезы увидела выглядывающую из кухни Анну.
   – А что, если бы ты не перестал искать сокровища Ла Коломбы, папа? Может, рано или поздно ты нашел бы их. И тогда многое изменилось бы.
   – Я никогда не сожалею о невозможном, – упрямо ответил Стив.
   В дверях Пет обернулась.
   – Мне кажется, папа, что ты слишком рано опустил руки. Когда-нибудь я осуществлю твою мечту, так же как и свою.
   Всю дорогу домой этот разговор не выходил у Пет из головы. Что может быть лучше, чем искать драгоценности Ла Коломбы, гоняться за сокровищами? Она сказала это в порыве ярости, желая упрекнуть отца и защитить мать, но сейчас эта мысль терзала ее. Вдруг след отыщется? Неужели прекрасные украшения исчезли навсегда?
   Может, в чем-то отец и прав. Нельзя жертвовать всем ради фантазии. Есть более доступные мечты, которые необходимо осуществить. Но Пет не оставит попыток отыскать свое наследство. Придет время, когда она вновь начнет поиски.
   Джозеф ничуть не жалел о том, что Стив отказался ехать с ними к Беттине. Он не мог простить зятю, что тот не уберег его дочь от безумия и ушел к другой женщине.
   – Он нам не нужен, – сказал Джозеф внучке. – Нам втроем без него будет даже лучше.
   Этот суматошный вечер напоминал Рождество. Даже снег пошел. Джозеф погладил свой лучший костюм.
   После обеда Пет помыла голову. Когда она вышла из ванной комнаты, Джозеф вдруг вскочил со стула.
   – Ах, я забыл купить шоколад для Беттины! Она так его любит. Сейчас схожу. Дросте – лучший голландский шоколад. – Джозеф направился к вешалке.
   – Деда, не ходи сейчас. Уже поздно… и идет снег.
   – Его продают на углу Лексингтон-авеню.
   – Купим завтра утром по дороге.
   – Нет, завтра утром все будет закрыто. Я вернусь через десять минут.
   Пет почему-то разволновалась.
   – Деда, я сама схожу.
   – Нет, у тебя мокрая голова, ты простудишься. – Он уже стоял у дверей.
   Она бросилась к нему с шарфом в руке, который старик забыл на вешалке.
   – Надень, – сказала Пет.
   – Спасибо, маленькая мама, – ответил Джозеф и вышел.
   Пет улыбнулась. Дед всегда называл ее так, когда она проявляла заботу о нем. Пет убеждала себя не волноваться, однако прошло двадцать минут, а старик не возвращался. Наверное, заглянул к друзьям, успокаивала себя Пет. Однако, прождав еще двадцать минут, накинула пальто и бросилась к двери.
   Тут раздался телефонный звонок. Медсестра из госпиталя сообщила, что Джозеф поскользнулся и сломал ногу.
   Пет поймала такси и вскоре была в госпитале.
   – Мне очень жаль, – сказал Джозеф, когда внучка вошла в палату. Нога деда была подвешена на кронштейне.
   – Тебе больно? – спросила Пет. Он улыбнулся.
   – Только когда танцую. – И они оба засмеялись.
   Пет не знала, как поступить завтра: остаться с дедом или ехать к матери, но Джозеф просил ее не менять планов и отправиться в Коннектикут.
   – Тебя ждет Беттина. Меня она хочет видеть, а видеть тебя ей просто необходимо.
   Пет поговорила с врачом, и он заверил ее, что, несмотря на возраст, Джозеф в хорошей форме и с его ногой все обойдется. Старик проведет в госпитале пару недель, а потом его выпишут на костылях домой.
   – Пет, – окликнул внучку Джозеф, когда та направилась к двери, – возьми шоколад для мамы. – И он вручил ей самую большую коробку голландского шоколада, какую только выпускала шоколадная фабрика Дросте.
   Отель «Семь сестер» располагался в нескольких милях от клиники, в белом, построенном в викторианском стиле особняке, на берегу маленькой гавани. Ночью снег прекратился, дороги к утру расчистили, но деревья и крыши домов были белыми.
   Поначалу Пет беспокоилась, как мать перенесет путешествие. Слишком много новых впечатлений: первый выезд из клиники, прогулка в машине, посещение ресторана и в довершение ко всему известие, что Джозеф сломал ногу. Но мать стойко перенесла все намеченное на вечер. Она немного разволновалась в машине, начала нервно оглядываться по сторонам, но затем успокоилась.
   В ресторане царила приятная, уютная атмосфера: скромные обои, неяркие занавески, горящий камин. Из соседней комнаты неслась негромкая музыка – старые мелодии Гершвина, Берлина, Роджерса и Портера.
   Беттине было очень к лицу голубое кашемировое платье, которое купила ей Пет к этому дню. Не случайно Стефано д'Анжели когда-то находил ее неотразимой.
   – Это платье тебе очень идет, – сказала Пет. Беттина улыбнулась:
   – Спасибо тебе, Пет. Не помню, когда в последний раз мне покупали что-то красивое. Боюсь, я этого не заслужила.
   – Заслужила, мама. И это, и…
   Беттина погладила дочь по густым темным волосам и оглядела ее приталенный шерстяной костюм в черно-белую клетку.
   – Ты тоже выглядишь очень мило. Вот только слишком серьезная. Мы приехали на вечеринку, да?
   Пет улыбнулась:
   – Да, мама. День благодарения – что-то вроде вечеринки. Метрдотель провел их к столику на двоих у окна с видом на гавань, несомненно, лучшему в ресторане. Пет подозревала, что доктор Хафнер специально заказал именно его.
   Пока они ждали официанта, Пет заметила, что мать разглядывает все, гладит пальцем скатерть, радуется хрустальным бокалам.
   – Красиво, правда? – спросила Пет.
   – Они такие же льняные и серебристые, – ответила Беттина.
   – Кто, мама?
   Беттина подняла глаза, пожала плечами, но не ответила.
   У стола появилась молодая официантка в костюме пилигрима, вручила им меню и налила в бокалы клюквенный сок.
   – Смотри, мама, – сказала Пет, проглядывая меню. – Это комплексный обед, нам не нужно ничего выбирать. Это как дома.
   – Здесь всего слишком много.
   – На День благодарения всегда много едят, мама. Это праздник изобилия. Но ты не должна есть больше, чем хочешь.
   Беттина с вызовом взглянула на дочь:
   – Посмотрим.
   Что-то странное, почти угрожающее послышалось в ее тоне. Беттина всегда отпускала туманные замечания, как помнила Пет. Но в целом ей здесь нравилось, и это было немаловажно. Услышав, что мать тихо напевает в такт музыке, Пет успокоилась и огляделась.
   Почти сразу ее взгляд упал на столик возле камина, где сидели двое мужчин, которых пару недель назад они с матерью видели на берегу: один стройный и белокурый, другой более плотный, с каштановыми волосами. Они были в галстуках, широких брюках и ярких спортивных куртках. Белокурый посмотрел на Пет, и их глаза встретились. Он широко улыбнулся ей, и, заметив это, второй тоже повернул голову. Девушка улыбнулась в ответ. Ее поразила грубоватая красота второго. Она почему-то подумала, что этот сдержанный человек – ветеран вьетнамской войны.
   Пет снова посмотрела на мать. Взгляд Беттины был устремлен за окно, и Пет заметила, что она даже немного развернула стул, словно ее пугало такое множество незнакомых людей.
   Пет размышляла, как бы приободрить мать, но тут пианист в соседней комнате заиграл «Давай потанцуем», и Беттина просияла:
   – Прекрасная песенка. Она напоминает мне о твоем отце.
   Пег улыбнулась:
   – Чем именно, мама?
   – Он повел меня на Бродвей, когда там впервые поставили «Король и я» – ах, как давно это было! Когда мы вернулись домой, он начал напевать и танцевать со мной по комнате, словно сам был королем Сиамом. – Она игриво подмигнула. – Это было ровно за девять месяцев до твоего рождения.
   «Если мама спокойно вспоминает о прошлом, – подумала Пет, – значит, она на пути к выздоровлению».
   – Твой отец был так добр ко мне когда-то, – сказала Беттина. – Как жаль, что он сегодня не приехал.
   Пет хотела извиниться за отца, но не успела.
   – Конечно, я не виню его. Он знает, что я грязная.
   Пет онемела от изумления. Что на это ответить? Она посмотрела в безмятежно улыбающееся лицо матери, обращенное к гавани за окном, и решила, что ослышалась.
   – Но я так голодна, – пробормотала Беттина. – Если мне позволят поесть, я сделаю все, что они хотят.
   Пет коснулась руки матери:
   – Мама, с тобой все в порядке? Если тебе здесь не нравится, давай уйдем.
   Беттина повернулась к ней. Ее глаза неестественно блестели.
   – Нет, я должна остаться. Я так голодна!
   Пет поняла, что происходит. День благодарения и обещанное изобилие напомнили матери о том времени, когда ей приходилось питаться объедками. Оставалось надеяться, что ужасные воспоминания рассеются так же быстро, как появились. Во всяком случае, не стоило уводить ее отсюда и лишать праздника.
   Через мгновение заиграли торжественный гимн Дня благодарения и зазвучал хор: «Мы собрались вместе, чтобы просить благословения Господа…»
   Затем в зал вошла процессия официантов и официанток. Все были одеты в черно-белые костюмы пуритан и держали перед собой подносы с едой. У первого на блюде возвышалась особенно крупная индейка со сверкающей золоченой грудкой, а на лапках у нее красовались белые бумажные кружева. Ее нес молодой официант в костюме пилигрима: широкие черные штаны, черный фрак и белый накрахмаленный шарф.
   Все собравшиеся захлопали в ладоши, а процессия, петляя между столами, проносила подносы с едой и пела гимн: «…Он награждает и карает, Он избавляет угнетенных…»
   Пет слышала, как мать подпевает по-голландски. С давних времен, еще до болезни Беттины, Пет знала, что мелодия гимна Дня благодарения взята из старой голландской песни, которую ее мать слышала в детстве тысячу раз. Эту мелодию исполняли церковные колокола недалеко от их дома в Роттердаме.
   Беттина во все глаза смотрела на процессию в черных одеяниях. Когда официанты приблизились к их столику, Пет заметила, что мать напряглась. В глазах ее мелькнул страх, и тут случилось непредвиденное.
   Реальный мир затмился пеленой в сознании Беттины. Она упала перед молодым официантом на колени, поцеловала лакированные ботинки, затем подняла голову, уставилась на него широко раскрытыми голубыми глазами и что-то затараторила по-голландски.
   Пение смолкло. Все в комнате замерли от изумления. При виде матери, стоявшей на полу на коленях и вцепившейся в ногу официанта, Пет остолбенела. Затем она сообразила, что Беттина говорит не по-голландски, а по-немецки. Пет не подозревала, что мать знает немецкий. Где же она?.. В следующее мгновение все вопросы вылетели у Пет из головы, потому что Беттина отпустила ногу официанта, села на корточки и полезла под юбку, словно собираясь снять нижнее белье.
   – Мама, не надо! – Пет схватила Беттину под руки и попыталась поднять ее. – Мама, идем со мной! – Она потащила ее из комнаты.
   Но Беттина вырвалась.
   – Пусть они насилуют меня! – хрипло крикнула она и обернулась к официантам. – Насилуйте еврейскую шлюху. Только дайте поесть. Пожалуйста, я так голодна…
   Она бросилась к подносу, который держала одна из официанток. Девушка в ужасе поставила поднос на стол, а Беттина, наклонившись, начала запихивать в рот жареный картофель.
   Пет тронула ее за плечо:
   – Мама, пожалуйста, нам нужно идти.
   Беттина обернулась – Пет поняла, что она никого не узнает, – затем снова стала запихивать в рот еду.
   – Мама, перестань! Перестань сейчас же.
   Беттина, повернувшись, наотмашь ударила Пет по лицу. Не ожидавшая столь сильного удара, девушка попятилась и натолкнулась на соседний столик. Посетители ресторана испуганно вскрикнули. Беттина же, склонившись над подносом, хватала все подряд, как изголодавшееся животное. Пет хотела снова броситься к матери, но тут кто-то взял ее за локоть.
   – Предоставьте это мне, – услышала она мужской голос.
   Пет обернулась. Рядом стоял тот, кого она приняла за ветерана вьетнамской войны. Его серые глаза выражали искреннее сочувствие. Он направился к Беттине.
   – Вы сможете все это съесть. Все, что на подносе. Но должны пойти со мной. – Голос его звучал твердо и властно.
   Беттина настороженно посмотрела на незнакомца. Он взял поднос так осторожно, чтобы она не подумала, будто у нее отбирают еду, и направился к двери. Беттина молча последовала за мужчиной.
   Пет поспешила за ними, сопровождаемая белокурым спутником ветерана. Выйдя в фойе, она увидела, что мать стоит, не отрывая взгляда от подноса, который держал в руках ветеран.
   К ним подбежал метрдотель. Ветеран попросил белокурого подержать поднос и, отведя его в сторону, что-то тихо сказал ему. Метрдотель исчез, а ветеран подошел к Пет.
   – Я заплачу за обед… – начала она.
   – Метрдотель хотел удостовериться, что ситуация под контролем.
   – Спасибо, – сказала Пет. – Надеюсь, теперь я справлюсь сама. Я отвезу маму в клинику.
   – Сейчас я подгоню свою машину, – возразил ветеран.
   – Нет, я не хочу портить вам день отдыха. – Только сейчас Пет вспомнила, что считала этого человека пациентом клиники. Может, она ошиблась?
   – Я помогу вам. – Он посмотрел на белокурого: – Робби, подождешь, пока я пригоню машину?
   Его спутник кивнул, и ветеран исчез. Наступило неловкое молчание. Беттина казалась смущенной, но все еще не узнавала дочь. Пет не знала, что ей сказать. Она взглянула на белокурого Робби.
   – Спасибо вам за доброту.
   – Благодарите моего брата. Он всегда знает, что делать.
   Значит, она все поняла неправильно. Выходит, он доктор.
   – Ваш брат связан с клиникой? – спросила Пет. Робби улыбнулся:
   – Не совсем. Люк, мой брат, связан со мной. Полагаю, это научило его тому, как поступать в подобных ситуациях.
   Теперь Пет догадалась, что пациентом клиники был Робби, а Люк постоянно навещал его.
   Входная дверь распахнулась, и появился ветеран.
   – Машина у крыльца.
   Возле отеля стоял старенький микроавтобус. Пет усадила мать на заднее сиденье и сама устроилась рядом. Робби сел впереди, а Люк – за руль.
   Всю дорогу до клиники Пет держала мать за руку и шептала ласковые слова, пытаясь успокоить ее.
   – Ты в безопасности, мама… все будет хорошо. – Лицо Беттины было безмятежным, глаза – пустыми. Пет сомневалась, что мать слышит ее.
   Когда они подъехали к клинике, их встретили крепкие санитары, очевидно, извещенные метрдотелем. В руках одного из них Пет увидела смирительную рубашку, и у нее упало сердце.
   Не выходя из машины, Люк сказал в окно одному из санитаров:
   – Ваша помощь не нужна. Пришлите медсестру.
   – Но, мистер Сэнфорд, нам сообщили, что эта женщина буянит. Доктор Хафнер сейчас приедет, и если мы…
   – Она в порядке, – перебил его Люк. – Связывать ее не обязательно, это только навредит. Пожалуйста…
   – О'кей, мистер Сэнфорд, – ответил санитар, и все они скрылись в доме.
   Этот разговор возбудил любопытство Пет. Люк всего лишь родственник больного, но явно пользуется авторитетом у персонала клиники.
   Пока Пет помогала матери вылезти из машины, появилась медсестра.
   – Я провожу вашу маму, мисс д'Анжели.
   Пет сжала руку Беттины. Ей казалось, что, расставаясь с матерью, она теряет надежду на ее выздоровление. Только сейчас Пет осознала, какую страшную трагедию пережила Беттина. Она вряд ли когда-нибудь оправится от нее, вряд ли вернется домой. Пет стояла, не в силах пошевелиться, пока кто-то не коснулся ее плеча. Она обернулась и увидела, что это Люк Сэнфорд.
   – Вашей маме нужно отдохнуть, – спокойно сказал он. Пет отпустила руку Беттины.
   – До свидания, мама.
   Беттина не ответила и, даже не обернувшись, последовала за медсестрой. Слезы хлынули из глаз Пет.
   Люк Сэнфорд обнял ее за плечи и повел в дом.
   – Вам пришлось нелегко. Присядьте.
   Девушка опустилась на стул и посмотрела на братьев:
   – Вы были так добры ко мне, но я не хочу окончательно испортить вам праздничный день. Поезжайте в гостиницу, пожалуйста, мне уже лучше, – проговорила она дрожащим голосом.
   – Мы побудем с вами, пока не приедет доктор Хафнер. – Люк взглянул на брата. – Не возражаешь, Робби?
   – Конечно, нет.
   – Спасибо, – сказала Пет, действительно боясь остаться одна. – Вы так хорошо… успокоили маму в ресторане.
   Он пожал плечами.
   – Я всего лишь послушал, что она говорит. Ваша мать выразила желание съесть все, и я дал ей понять, что не отберу у нее поднос.
   – Кто-нибудь из вас знает немецкий? – спросила Пет. Братья покачали головами.
   – Я никогда раньше не слышала, чтобы мама говорила по-немецки, – пояснила девушка. – Меня интересует, что она сказала.
   В холл быстро вошел доктор Хафнер. Пет знала, что он живет на территории клиники с женой и младшим из троих детей. Несомненно, его вытащили прямо из-за праздничного стола.
   Пет встала.
   – Мне очень жаль, доктор Хафнер…
   – Вам? Это я должен извиниться. Господи, я и не предполагал, что она так поведет себя. И никогда не думал, что ее ассоциации могут…