Страница:
Она не видела человека, стоявшего в тени под кафедрой, пока он не выступил вперед.
Это был незнакомец, роскошно одетый, в высоком парике, со светлыми глазами, и белый, как мел. Он не спускал с нее такого взгляда, будто она была святой, необыкновенной и завораживающей. И в какую-то минуту полной растерянности ей показалось, что действительно она должна вознестись куда-то за пределы этой жизни.
Но незнакомец двинулся к ней с какой-то трогающей жадностью. Быстро одолев ступени, он взял в холодные руки ее лицо и грубо впился своим ртом в ее губы.
Нереальность происходящего разлетелась вдребезги. Под продолжающееся пение гимна Гармония боролась, извивалась и дергалась в тщетных попытках освободиться. Но Учитель Джейми крепко держал ее руки и связывал их у нее за спиной.
Оба мужчины толкали ее в глубину помещения. Незнакомец закрыл ладонью ей рот. Гармония все старалась укусить его, пока Учитель Джейми не накинул ей на шею мягкую веревку и не затянул ее.
Боль душила ее, она отчаянно вырывалась из держащих ее рук. Веревка туго затянулась, гимн уже не звенел, а ревел у нее в ушах. Черная пустота поглотила ее.
Казалось, прошло лишь мгновение. Она очнулась в растерянности, хватая ртом воздух. Восторженный хор дотягивал последние звуки гимна. Он гудел у нее в ушах, вызывая смертельный страх. Она была связана так, что руки были подняты над головой, а спина выгибалась над алтарем. Горло жгло от боли. Они сняли с нее платье и оставили на ней только рубашку, прикрывающую ее голое тело. Незнакомец наклонился над ней, приблизив свои губы к ее уху.
— Только пикни — и я тебя убью, — сказал он, а веревка на шее стала медленно затягиваться.
Она слышала голос Учителя Джейми, возносившийся над его паствой. Он продолжал службу, говоря о своей радости, прославляя Господа и доброту его.
Незнакомец улыбнулся и положил ей руку на горло, лаская шелковую веревку. Он тяжело облокотился на нее. Раздался следующий гимн, невинные женские голоса восторженно понеслись к небу.
— Пожалуйста, — прошептала она, — пощадите.
Он улыбался. Он вдавил большой палец в ее горло. Она закинула голову назад, стараясь уклониться от боли.
Его дыхание убыстрилось, она почувствовала его влажный жар на своей коже. Он заполнил все видимое пространство, закрывая собой свечи. От ужаса ей казалось, что лицо расплылось и заколебалось в каком-то мареве. Все звуки стали неестественно гудящими, и, когда он разорвал на ней рубашку, она уже их не слышала, потому что все перекрывал странный наружный грохот. Потом голоса растерянно умолкли, и приблизившийся гром взорвался воплями.
Мужчина замер. Гармония втянула в себя побольше воздуха. Странные звуки эхом разносились по церкви: вопли, взвизги, топот копыт. «Это Принц», — подумала она, но тут же решила, что это сон, наверное, она сошла с ума: ведь это церковь, и коня в ней быть не может, но ничего другое не издает звуков, похожих на цоканье копыт по камню. Тяжесть освободила ее тело. Внезапно она смогла увидеть, что происходит за незнакомцем, потому что пурпурный занавес заколыхался, пошел складками и упал.
Крики возмущенного удивления и смятения зазвенели в ее ушах. Она увидела, как из водопада шелка, из пурпурного завихрения появился белый конь. Вся паства Учителя Джейми столпилась в стороне — вне пределов досягаемости шпаги, рассекавшей шелк и раскидывавшей его по сторонам, вне досягаемости копыт встающего на дыбы коня — как можно дальше от всадника в разрисованной маске.
Серебром сверкнули его перчатки, когда он повернул коня и въехал на ступени. Гармония не могла отвести глаз от всадника, даже когда конь так приблизился, что почти навис над нею. Его грива развивалась сверкающими прядями. Она слышала свист меча, дыхание коня, беспомощная и неподвижная — со стянутым горлом, заломленными и связанными руками. На мгновение ее руки и горло стянуло, — и вдруг она почувствовала освобождение.
Она соскользнула и, не удержавшись, упала на колени. Ноги ее не слушались. Вздыбленные, перебирающие в воздухе копыта были ужасающе близко. Она отшатнулась от коня в своей разорванной рубашке, которая спадала с нее. Конь пританцовывал рядом. Черная с серебром перчатка потянулась к ней, предлагая поддержку. Но девушка в испуге прижималась к алтарю.
— En avant! Вперед! — закричал всадник, наклоняясь к ней.
Она подняла глаза на ослепительную маску, пытаясь разглядеть выражение глаз за ней. Но там ничего не было видно: только блеск и темнота. Внезапно он схватил ее за руки, поднял сильным рывком на коня. Его рука обняла ее за талию и перетащила через луку седла, положив на живот.
Она пыталась ему помочь, стараясь подогнуть под себя колено. Конь повернулся, и она почувствовала, что соскальзывает. Отчаянно вскрикнув, она постаралась влезть на седло повыше, чтобы удержаться. Звякнула сталь. Конь вихрем повернулся снова. Поверх седла и бедра Принца она мельком увидела бледного незнакомца.
Парик его съехал набок, лицо исказила ярость. Он поднырнул под шпагу Принца и атаковал его. Гармония вытянула руки над головой и уткнулась лицом в лошадиную шею; клинок был направлен в нее. Она услышала звон стали, ударяющий о сталь, и тяжелое дыхание человека над ней. Он дрался за нее. Подбородок ее ударился о седло, лука седла больно впилась ей в живот.
Конь двинулся вперед, угрожающе раскачивая ее, когда hачал спускаться по ступеням вниз. Она стала соскальзывать ногами вперед. Сильная рука поддержала ее, потянув ее вверх
Гармония, придя в себя от страха, открыла глаза и увидела перевернутые вверх дном ряды скамеек. Они проехали через внутреннюю дверь, и она почувствовала своими босыми ногами, что воздух стал холоднее. Она еще успела разглядеть на полу разбитые в щепки куски дерева и вышибленную дверь, когда конь прыжком преодолел наружные ступени, и они вылетели в ночь.
Белый конь мчался по мостовой костедробильной рысью. Вслед им неслись крики. Гармония с трудом удерживалась на конской спине.
— Merde, дерьмо, — пробормотал Принц, подталкивая ее повыше, — не ерзай, слышишь?
Конь пошел легким укачивающим галопом, что сильно облегчило положение Гармонии. Но свободно отпущенные поводья били ее по лицу. Она слышала свист и звяканье металла, когда он клал шпагу в ножны. Ухватившись обеими руками, он втащил в седло и прижал к груди.
Она задергалась, стараясь найти равновесие. Его железная рука вжалась ей в живот. Ей удалось перекинуть ногу через шею коня, вскоре она смогла глубоко вдохнуть холодный ночной воздух, когда он ослабил свою хватку.
Зубы ее стучали от страха и холода. Она, старалась стянуть вместе порванные края рубашки. Он обхватил ее руками, закутывая в теплые складки своего плаща.
Гармония сидела, уперев босые ноги в седло и опершись о его грудь. Она устало смотрела на белую конскую гриву перед собой.
— Ox, — стонала она, глотая слезы. Голова ее склонилась. — Боже, мне плохо!
Конь внезапно сделал прыжок в сторону и остановился. Приоткрыв плащ, Принц помог ей наклониться через поводья и, придерживая ее за плечи, пока ее тело сотрясала рвота.
Когда тошнота прекратилась, она закрыла глаза и расслабилась, не имея сил выпрямиться. Даже дышать едва хватало сил.
— Лучше? — спросил он своим низким приятным голосом, который — она знала — будет помнить всю жизнь.
Она кивнула. Он поднял ее повыше и дал опереться на себя, поплотнее запахнув плащ, когда конь снова пошел вперед. Гармония смотрела на темную дорогу. Они как раз миновали последний дом.
— Нам надо спешить, — сказала она дрожащим голосом, — они погонятся за нами.
— Мы их легко обгоним.
— Вы спасли меня, — произнесла она. — Вы спасли меня.
— Да, — рука в перчатке твердо держала ее.
— Я люблю вас! — вырвалось у нее, и она заплакала, сотрясаясь всем телом.
Он издал успокоительное восклицание. Конь поднял голову и перешел на легкий галоп, не сдерживаемый свободными поводьями.
Гармония наконец сумела взять себя в руки. Она спросила:
— Вы его убили?
— Кого?
— Этого ужасного человека. Он разорвал мою рубашку, собирался… собирался, — она снова начала задыхаться.
— А-а. Тот человек.
Она содрогнулась. Принц тихо ответил.
— Мне не удалось его убить, к сожалению. Я не мог, с тобой в объятиях, там маневрировать. Но не думаю, что в ближайшее время будет еще одно чилтонское «вознесение».
— Но, — прошептала она, — ведь это сумасшествие Зверь… ведьма с мечом… — она перевела дыхание, — может быть, это действительно дьявол пришел мучить Учителя Джейми.
— Тогда он должен стать в очередь и подождать, пока придет его черед.
Она откинулась назад на его плечо, единственную опору в этом вечно меняющемся мире. Каждый раскачивающийся шаг коня прижимал ее к его груди.
Слезы текли по ее щекам. Она подняла над плащом руку и смахнула их с глаз.
— Простите меня, — пробормотала она, — я не буду плакать.
— Пустяки, — невозмутимо ответил он, — я уже привык к тому, что у женщин глаза всегда на мокром месте.
Он подобрал поводья и свернул с дороги в сторону озаренных звездным светом холмов.
«Все-таки жаль, — думал С.Т., — что Ли не была там и не видела, как я въехал в церковь и спас Сладкую Гармонию». Очень плохо. И шпага ему не понадобилась. Гармония полулежала, прильнув к нему, ее лицо было уткнуто ему в подбородок. Мистраль осторожно выбирал дорогу в темноте. С.Т. чувствовал легкое дыхание девушки у себя на шее.
«Она-то верила в него», — с горечью рассуждал С.Т. Она не сомневалась, что он доставит ее благополучно. И, конечно, только к лучшему, что она никогда не узнает, на каком волоке висела ее жизнь, что он едва успел вовремя.
Пещера, куда ехал С.Т., была найдена Немо. Он открыл ее однажды, когда тайком ходил кормить волка, подбрасывая ему кролика, то фазана, то что-нибудь еще, добытое без привлечения излишнего внимания. Немо мог сам охотиться на все: от рыбы до вороны или мышей; он мог днями вообще ничего не есть, но если бы он, проголодавшись, начал резать овец, против него поднялись бы все вокруг. В Британии волки и были истреблены, но недобрая память о них еще жила.
С.Т. не был уверен, слышал ли кто-нибудь еще утром одинокий волчий вой. Вероятнее всего, волк побежал за Ли, увидев, как она скакала верхом, за что С.Т. был ему благодарен. Она все еще не вернулась к тому времени, когда он уговорил девушек поехать с ним, и времени на ее поиски у него не было.
Мистраль поднял голову и тихонько заржал. С.Т. пригнул голову, чтобы проехать под низкими ветками, когда они повернули на тропинку, идущую через подлесок.
Если говорить точно, это была не совсем пещера, а древняя подземная комната, сложенная из камней в виде арочных перекрытий. Мусор и кустарники полностью скрывали входные ступени и тяжелую железную дверь. Вокруг лежали древние руины, римский форт около реки. Когда Честь и Голубка категорически отказались ехать в Хексхэм, С.Т. посадил их обеих на вороного Сирокко и, попросив их помочь ему, привез их сюда. Затем, не слушая возмущенных криков протеста, он их оставил.
Он, в общем, не очень рассчитывал, что они будут ждать в темноте, вероятнее всего, они направятся к ближайшей ферме, но Сирокко все еще был привязан там, где С.Т. его оставил. Когда С.Т. назвал их по именам, из темного отверстия откликнулись два жалобных голоса.
Гармония встрепенулась в его руках. С.Т. спрыгнул с коня, отодвинул ветку и заглянул в темноту пещеры.
— Хэлло! Что случилось со свечами, которые я вам оставил?
— Я иx уронила, а где, мы не можем найти, — дрожащим голоском ответила Честь.
— Мы боимся крыс, — с тоской добавила Голубка. С.Т вернулся к Мистралю и, ухватив Гармонию за талию, поставил ее на землю. После этого из седельной сумки он вытащил кремень и трут. В мерцающем свете два бледных лица смотрели на него из темной дыры.
— Гармония? — нерешительно сказала Честь. — Ой, Гармония!
Она вскарабкалась по ступенькам, отведя ветки, и бросилась обнимать подругу. Обе начали плакать. Честь накинула свой плащ на дрожащие плечи Сладкой Гармонии.
— Я думала, я ее больше никогда не увижу. А где твое платье… а твои руки… ох, Гармония, что они с тобой сделали?
— Там был один человек! — Гармония заплакала, а Честь старалась развязать веревку, связывающую ее запястья.
— Это было ужасно. Учитель Джейми сказал, что мне пора возноситься, но они связали меня, а он… а он… — она снова разрыдалась и отвернулась, разматывая веревку со своих рук. — Но… но теперь я спасена. Принц приехал… на своем коне… в церковь, со своим мечом! О… это было замечательно! Мне бы хотелось, чтобы вы это видели!
Все трое с восхищением смотрели на С.Т.
— Вы так говорите, что мне самому захотелось увидеть это зрелище, — сказал он, передавая трут Чести. — Я разведу вам перед отъездом огонь.
— Вы снова оставите нас? — воскликнула Голубка, не скрывая огорчения.
— Больше ни на что нет времени. Только на то, чтобы пить пунш и греть ноги у очага в «Двойном Эле» до возвращения Льютона.
— Тогда лучше поспешить, — сказала Честь, — я могу развести огонь, — заявила она, — раз теперь у нас есть свет.
— Хорошо, девочки, — он поймал узду Сирокко и, подведя его ближе, снял седло с Мистраля и перебросил его на вороного — сможешь найти дорогу к реке и свести его на водопой?
— Да, милорд, — ответила гордая доверием Честь, — и я его накормлю.
С.Т. сел на лошадь. Гармония, запахнув на себе плащ Чести, поспешила к нему и положила руку ему на сапог.
— Благодарю вас, — сказала она тихим голосом, — очень благодарю.
Он протянул руку и пальцами в перчатке поднял ей подбородок. Ее лицо было таким милым, следы слез еще блестели на щеках и ресницах. Он наклонился и поцеловал ее в губы. Потом пришпорил Сирокко и послал его по тропинке вперед. «Жаль — подумал он, — что Ли и этого не видела».
Даже не пользуясь главной дорогой и следуя вдоль стены, он доехал на отдохнувшей лошади за довольно короткое время. Завидев огонь «Двойного пива», он остановился, чтобы снять маску и сменить черные с серебром перчатки на простые, без пальцев. Сирокко беспокойно задышал и поднялся на дыбы, что заставило С.Т. остановиться и внимательно посмотреть в темноту, где что-то встревожило лошадь.
Он услышал стук копыт и, наклонившись вперед, положил руку на нос Сирокко, надеясь этим не допустить приветственного ржания. Но неровный топот приближался, он услышал, как летят камешки из-под копыт, и вскоре на фоне ночи показался темный силуэт.
Он вытащил шпагу.
— Назови себя!
Ответа не было. Тень подходила ближе и, наконец, он смог разглядеть белое пятно на лбу и белые чулки.
— Ли!
На какой-то момент его захлестнуло чувство облегчения, но гнедой перешел на шаг и выставил нос, приветствуя Сирокко. С.Т. увидел болтающиеся поводья. Он выругался. Схватив гнедого за уздечку, он подтащил его ближе к себе. В темноте он не мог обнаружить никаких признаков того, что конь падал: ни грязи, ни царапин на седле. Слабое утешение, но все-таки. Плохо, когда выбрасывает из дамского бокового седла, с его высокой лукой, которая держит всадницу на месте, но если конь встал на дыбы и покатился на спину, это же устройство становится ловушкой.
Она могла лежать где-то в темноте, раздавленная, без чувств. Или мертвая.
— Ли! — закричал он, привставая в стременах, — Ли! — Призрачное облачко его дыхания исчезало в морозной тьме. Ему теперь было все равно, слышит его кто-нибудь или нет. Ему было все равно, что Льютон может его заподозрить. Он перевернет все, выгонит всех из «Двойного эля» на поиски. Он прислушивался, проклиная свое глухое ухо и стараясь сдержать потише дыхание и движения лошадей, чтобы услышать любой даже слабый отклик. Но холодный ветер доносил лишь молчание. Он повернул коней на север.
— Ли! — снова закричал он, и услышал только эхо.
Но вот он задержал дыхание — он определенно услыхал какое-то постанывание. Напрягшись, он попытался было определить направление, откуда донесся звук, но это и не понадобилось. Оба коня повернулись и уставились в темноту, ноздри их раздувались. Из мрака появилась ныряющая серая тень, которая, приближаясь, приобретала очертания волка, упорно бегущего вперед, несмотря на неуклюжую хромоту.
С.Т. бросил шпагу в ножны и спешился. Немо прижался к его ногам тихо, жалобно — без обычных для волка радостных прыжков. С.Т. опустился на колени и дал ему вылизать свое лицо, а сам в это время осторожно перебирал густой холодный мех, и обнаружил, наконец, запекшуюся рану на передней лапе Немо.
Он не стал ее обследовать, не решаясь нарушить дружелюбие волка. Тем более что в темноте ничего толком рассмотреть было нельзя. Волк, казалось, не особо страдал от своей раны и мог передвигаться, но у С.Т. встал комок в горле и появилось тянущее чувство ужаса в душе.
Он стоял на коленях около волка, гладил его густой мех, силясь поймать какую-то фразу, мелькнувшую где-то на краю сознания. Зверь… шпага… ведьма. Немо. Ведьма… она ускакала из конюшни, как будто все черти ада гнались за ней. И как пламя от искры, попавшей в опилки, в его голове вспыхнуло озарение. Он понял, что она сделала.
— О, Господи, дурочка моя, — вздохнул он. — Ах, ты легкомысленная дурочка.
Он встал на ноги и оглянулся вокруг, чувствуя в душе пустоту от того, что она натворила.
Чилтон. Она направилась одна наказать Чилтона. И не вернулась.
— Будь ты проклята, Ли! — заорал он в ночное небо. — Будь ты проклята, будь ты проклята, будь ты проклята!
23
Это был незнакомец, роскошно одетый, в высоком парике, со светлыми глазами, и белый, как мел. Он не спускал с нее такого взгляда, будто она была святой, необыкновенной и завораживающей. И в какую-то минуту полной растерянности ей показалось, что действительно она должна вознестись куда-то за пределы этой жизни.
Но незнакомец двинулся к ней с какой-то трогающей жадностью. Быстро одолев ступени, он взял в холодные руки ее лицо и грубо впился своим ртом в ее губы.
Нереальность происходящего разлетелась вдребезги. Под продолжающееся пение гимна Гармония боролась, извивалась и дергалась в тщетных попытках освободиться. Но Учитель Джейми крепко держал ее руки и связывал их у нее за спиной.
Оба мужчины толкали ее в глубину помещения. Незнакомец закрыл ладонью ей рот. Гармония все старалась укусить его, пока Учитель Джейми не накинул ей на шею мягкую веревку и не затянул ее.
Боль душила ее, она отчаянно вырывалась из держащих ее рук. Веревка туго затянулась, гимн уже не звенел, а ревел у нее в ушах. Черная пустота поглотила ее.
Казалось, прошло лишь мгновение. Она очнулась в растерянности, хватая ртом воздух. Восторженный хор дотягивал последние звуки гимна. Он гудел у нее в ушах, вызывая смертельный страх. Она была связана так, что руки были подняты над головой, а спина выгибалась над алтарем. Горло жгло от боли. Они сняли с нее платье и оставили на ней только рубашку, прикрывающую ее голое тело. Незнакомец наклонился над ней, приблизив свои губы к ее уху.
— Только пикни — и я тебя убью, — сказал он, а веревка на шее стала медленно затягиваться.
Она слышала голос Учителя Джейми, возносившийся над его паствой. Он продолжал службу, говоря о своей радости, прославляя Господа и доброту его.
Незнакомец улыбнулся и положил ей руку на горло, лаская шелковую веревку. Он тяжело облокотился на нее. Раздался следующий гимн, невинные женские голоса восторженно понеслись к небу.
— Пожалуйста, — прошептала она, — пощадите.
Он улыбался. Он вдавил большой палец в ее горло. Она закинула голову назад, стараясь уклониться от боли.
Его дыхание убыстрилось, она почувствовала его влажный жар на своей коже. Он заполнил все видимое пространство, закрывая собой свечи. От ужаса ей казалось, что лицо расплылось и заколебалось в каком-то мареве. Все звуки стали неестественно гудящими, и, когда он разорвал на ней рубашку, она уже их не слышала, потому что все перекрывал странный наружный грохот. Потом голоса растерянно умолкли, и приблизившийся гром взорвался воплями.
Мужчина замер. Гармония втянула в себя побольше воздуха. Странные звуки эхом разносились по церкви: вопли, взвизги, топот копыт. «Это Принц», — подумала она, но тут же решила, что это сон, наверное, она сошла с ума: ведь это церковь, и коня в ней быть не может, но ничего другое не издает звуков, похожих на цоканье копыт по камню. Тяжесть освободила ее тело. Внезапно она смогла увидеть, что происходит за незнакомцем, потому что пурпурный занавес заколыхался, пошел складками и упал.
Крики возмущенного удивления и смятения зазвенели в ее ушах. Она увидела, как из водопада шелка, из пурпурного завихрения появился белый конь. Вся паства Учителя Джейми столпилась в стороне — вне пределов досягаемости шпаги, рассекавшей шелк и раскидывавшей его по сторонам, вне досягаемости копыт встающего на дыбы коня — как можно дальше от всадника в разрисованной маске.
Серебром сверкнули его перчатки, когда он повернул коня и въехал на ступени. Гармония не могла отвести глаз от всадника, даже когда конь так приблизился, что почти навис над нею. Его грива развивалась сверкающими прядями. Она слышала свист меча, дыхание коня, беспомощная и неподвижная — со стянутым горлом, заломленными и связанными руками. На мгновение ее руки и горло стянуло, — и вдруг она почувствовала освобождение.
Она соскользнула и, не удержавшись, упала на колени. Ноги ее не слушались. Вздыбленные, перебирающие в воздухе копыта были ужасающе близко. Она отшатнулась от коня в своей разорванной рубашке, которая спадала с нее. Конь пританцовывал рядом. Черная с серебром перчатка потянулась к ней, предлагая поддержку. Но девушка в испуге прижималась к алтарю.
— En avant! Вперед! — закричал всадник, наклоняясь к ней.
Она подняла глаза на ослепительную маску, пытаясь разглядеть выражение глаз за ней. Но там ничего не было видно: только блеск и темнота. Внезапно он схватил ее за руки, поднял сильным рывком на коня. Его рука обняла ее за талию и перетащила через луку седла, положив на живот.
Она пыталась ему помочь, стараясь подогнуть под себя колено. Конь повернулся, и она почувствовала, что соскальзывает. Отчаянно вскрикнув, она постаралась влезть на седло повыше, чтобы удержаться. Звякнула сталь. Конь вихрем повернулся снова. Поверх седла и бедра Принца она мельком увидела бледного незнакомца.
Парик его съехал набок, лицо исказила ярость. Он поднырнул под шпагу Принца и атаковал его. Гармония вытянула руки над головой и уткнулась лицом в лошадиную шею; клинок был направлен в нее. Она услышала звон стали, ударяющий о сталь, и тяжелое дыхание человека над ней. Он дрался за нее. Подбородок ее ударился о седло, лука седла больно впилась ей в живот.
Конь двинулся вперед, угрожающе раскачивая ее, когда hачал спускаться по ступеням вниз. Она стала соскальзывать ногами вперед. Сильная рука поддержала ее, потянув ее вверх
Гармония, придя в себя от страха, открыла глаза и увидела перевернутые вверх дном ряды скамеек. Они проехали через внутреннюю дверь, и она почувствовала своими босыми ногами, что воздух стал холоднее. Она еще успела разглядеть на полу разбитые в щепки куски дерева и вышибленную дверь, когда конь прыжком преодолел наружные ступени, и они вылетели в ночь.
Белый конь мчался по мостовой костедробильной рысью. Вслед им неслись крики. Гармония с трудом удерживалась на конской спине.
— Merde, дерьмо, — пробормотал Принц, подталкивая ее повыше, — не ерзай, слышишь?
Конь пошел легким укачивающим галопом, что сильно облегчило положение Гармонии. Но свободно отпущенные поводья били ее по лицу. Она слышала свист и звяканье металла, когда он клал шпагу в ножны. Ухватившись обеими руками, он втащил в седло и прижал к груди.
Она задергалась, стараясь найти равновесие. Его железная рука вжалась ей в живот. Ей удалось перекинуть ногу через шею коня, вскоре она смогла глубоко вдохнуть холодный ночной воздух, когда он ослабил свою хватку.
Зубы ее стучали от страха и холода. Она, старалась стянуть вместе порванные края рубашки. Он обхватил ее руками, закутывая в теплые складки своего плаща.
Гармония сидела, уперев босые ноги в седло и опершись о его грудь. Она устало смотрела на белую конскую гриву перед собой.
— Ox, — стонала она, глотая слезы. Голова ее склонилась. — Боже, мне плохо!
Конь внезапно сделал прыжок в сторону и остановился. Приоткрыв плащ, Принц помог ей наклониться через поводья и, придерживая ее за плечи, пока ее тело сотрясала рвота.
Когда тошнота прекратилась, она закрыла глаза и расслабилась, не имея сил выпрямиться. Даже дышать едва хватало сил.
— Лучше? — спросил он своим низким приятным голосом, который — она знала — будет помнить всю жизнь.
Она кивнула. Он поднял ее повыше и дал опереться на себя, поплотнее запахнув плащ, когда конь снова пошел вперед. Гармония смотрела на темную дорогу. Они как раз миновали последний дом.
— Нам надо спешить, — сказала она дрожащим голосом, — они погонятся за нами.
— Мы их легко обгоним.
— Вы спасли меня, — произнесла она. — Вы спасли меня.
— Да, — рука в перчатке твердо держала ее.
— Я люблю вас! — вырвалось у нее, и она заплакала, сотрясаясь всем телом.
Он издал успокоительное восклицание. Конь поднял голову и перешел на легкий галоп, не сдерживаемый свободными поводьями.
Гармония наконец сумела взять себя в руки. Она спросила:
— Вы его убили?
— Кого?
— Этого ужасного человека. Он разорвал мою рубашку, собирался… собирался, — она снова начала задыхаться.
— А-а. Тот человек.
Она содрогнулась. Принц тихо ответил.
— Мне не удалось его убить, к сожалению. Я не мог, с тобой в объятиях, там маневрировать. Но не думаю, что в ближайшее время будет еще одно чилтонское «вознесение».
— Но, — прошептала она, — ведь это сумасшествие Зверь… ведьма с мечом… — она перевела дыхание, — может быть, это действительно дьявол пришел мучить Учителя Джейми.
— Тогда он должен стать в очередь и подождать, пока придет его черед.
Она откинулась назад на его плечо, единственную опору в этом вечно меняющемся мире. Каждый раскачивающийся шаг коня прижимал ее к его груди.
Слезы текли по ее щекам. Она подняла над плащом руку и смахнула их с глаз.
— Простите меня, — пробормотала она, — я не буду плакать.
— Пустяки, — невозмутимо ответил он, — я уже привык к тому, что у женщин глаза всегда на мокром месте.
Он подобрал поводья и свернул с дороги в сторону озаренных звездным светом холмов.
«Все-таки жаль, — думал С.Т., — что Ли не была там и не видела, как я въехал в церковь и спас Сладкую Гармонию». Очень плохо. И шпага ему не понадобилась. Гармония полулежала, прильнув к нему, ее лицо было уткнуто ему в подбородок. Мистраль осторожно выбирал дорогу в темноте. С.Т. чувствовал легкое дыхание девушки у себя на шее.
«Она-то верила в него», — с горечью рассуждал С.Т. Она не сомневалась, что он доставит ее благополучно. И, конечно, только к лучшему, что она никогда не узнает, на каком волоке висела ее жизнь, что он едва успел вовремя.
Пещера, куда ехал С.Т., была найдена Немо. Он открыл ее однажды, когда тайком ходил кормить волка, подбрасывая ему кролика, то фазана, то что-нибудь еще, добытое без привлечения излишнего внимания. Немо мог сам охотиться на все: от рыбы до вороны или мышей; он мог днями вообще ничего не есть, но если бы он, проголодавшись, начал резать овец, против него поднялись бы все вокруг. В Британии волки и были истреблены, но недобрая память о них еще жила.
С.Т. не был уверен, слышал ли кто-нибудь еще утром одинокий волчий вой. Вероятнее всего, волк побежал за Ли, увидев, как она скакала верхом, за что С.Т. был ему благодарен. Она все еще не вернулась к тому времени, когда он уговорил девушек поехать с ним, и времени на ее поиски у него не было.
Мистраль поднял голову и тихонько заржал. С.Т. пригнул голову, чтобы проехать под низкими ветками, когда они повернули на тропинку, идущую через подлесок.
Если говорить точно, это была не совсем пещера, а древняя подземная комната, сложенная из камней в виде арочных перекрытий. Мусор и кустарники полностью скрывали входные ступени и тяжелую железную дверь. Вокруг лежали древние руины, римский форт около реки. Когда Честь и Голубка категорически отказались ехать в Хексхэм, С.Т. посадил их обеих на вороного Сирокко и, попросив их помочь ему, привез их сюда. Затем, не слушая возмущенных криков протеста, он их оставил.
Он, в общем, не очень рассчитывал, что они будут ждать в темноте, вероятнее всего, они направятся к ближайшей ферме, но Сирокко все еще был привязан там, где С.Т. его оставил. Когда С.Т. назвал их по именам, из темного отверстия откликнулись два жалобных голоса.
Гармония встрепенулась в его руках. С.Т. спрыгнул с коня, отодвинул ветку и заглянул в темноту пещеры.
— Хэлло! Что случилось со свечами, которые я вам оставил?
— Я иx уронила, а где, мы не можем найти, — дрожащим голоском ответила Честь.
— Мы боимся крыс, — с тоской добавила Голубка. С.Т вернулся к Мистралю и, ухватив Гармонию за талию, поставил ее на землю. После этого из седельной сумки он вытащил кремень и трут. В мерцающем свете два бледных лица смотрели на него из темной дыры.
— Гармония? — нерешительно сказала Честь. — Ой, Гармония!
Она вскарабкалась по ступенькам, отведя ветки, и бросилась обнимать подругу. Обе начали плакать. Честь накинула свой плащ на дрожащие плечи Сладкой Гармонии.
— Я думала, я ее больше никогда не увижу. А где твое платье… а твои руки… ох, Гармония, что они с тобой сделали?
— Там был один человек! — Гармония заплакала, а Честь старалась развязать веревку, связывающую ее запястья.
— Это было ужасно. Учитель Джейми сказал, что мне пора возноситься, но они связали меня, а он… а он… — она снова разрыдалась и отвернулась, разматывая веревку со своих рук. — Но… но теперь я спасена. Принц приехал… на своем коне… в церковь, со своим мечом! О… это было замечательно! Мне бы хотелось, чтобы вы это видели!
Все трое с восхищением смотрели на С.Т.
— Вы так говорите, что мне самому захотелось увидеть это зрелище, — сказал он, передавая трут Чести. — Я разведу вам перед отъездом огонь.
— Вы снова оставите нас? — воскликнула Голубка, не скрывая огорчения.
— Больше ни на что нет времени. Только на то, чтобы пить пунш и греть ноги у очага в «Двойном Эле» до возвращения Льютона.
— Тогда лучше поспешить, — сказала Честь, — я могу развести огонь, — заявила она, — раз теперь у нас есть свет.
— Хорошо, девочки, — он поймал узду Сирокко и, подведя его ближе, снял седло с Мистраля и перебросил его на вороного — сможешь найти дорогу к реке и свести его на водопой?
— Да, милорд, — ответила гордая доверием Честь, — и я его накормлю.
С.Т. сел на лошадь. Гармония, запахнув на себе плащ Чести, поспешила к нему и положила руку ему на сапог.
— Благодарю вас, — сказала она тихим голосом, — очень благодарю.
Он протянул руку и пальцами в перчатке поднял ей подбородок. Ее лицо было таким милым, следы слез еще блестели на щеках и ресницах. Он наклонился и поцеловал ее в губы. Потом пришпорил Сирокко и послал его по тропинке вперед. «Жаль — подумал он, — что Ли и этого не видела».
Даже не пользуясь главной дорогой и следуя вдоль стены, он доехал на отдохнувшей лошади за довольно короткое время. Завидев огонь «Двойного пива», он остановился, чтобы снять маску и сменить черные с серебром перчатки на простые, без пальцев. Сирокко беспокойно задышал и поднялся на дыбы, что заставило С.Т. остановиться и внимательно посмотреть в темноту, где что-то встревожило лошадь.
Он услышал стук копыт и, наклонившись вперед, положил руку на нос Сирокко, надеясь этим не допустить приветственного ржания. Но неровный топот приближался, он услышал, как летят камешки из-под копыт, и вскоре на фоне ночи показался темный силуэт.
Он вытащил шпагу.
— Назови себя!
Ответа не было. Тень подходила ближе и, наконец, он смог разглядеть белое пятно на лбу и белые чулки.
— Ли!
На какой-то момент его захлестнуло чувство облегчения, но гнедой перешел на шаг и выставил нос, приветствуя Сирокко. С.Т. увидел болтающиеся поводья. Он выругался. Схватив гнедого за уздечку, он подтащил его ближе к себе. В темноте он не мог обнаружить никаких признаков того, что конь падал: ни грязи, ни царапин на седле. Слабое утешение, но все-таки. Плохо, когда выбрасывает из дамского бокового седла, с его высокой лукой, которая держит всадницу на месте, но если конь встал на дыбы и покатился на спину, это же устройство становится ловушкой.
Она могла лежать где-то в темноте, раздавленная, без чувств. Или мертвая.
— Ли! — закричал он, привставая в стременах, — Ли! — Призрачное облачко его дыхания исчезало в морозной тьме. Ему теперь было все равно, слышит его кто-нибудь или нет. Ему было все равно, что Льютон может его заподозрить. Он перевернет все, выгонит всех из «Двойного эля» на поиски. Он прислушивался, проклиная свое глухое ухо и стараясь сдержать потише дыхание и движения лошадей, чтобы услышать любой даже слабый отклик. Но холодный ветер доносил лишь молчание. Он повернул коней на север.
— Ли! — снова закричал он, и услышал только эхо.
Но вот он задержал дыхание — он определенно услыхал какое-то постанывание. Напрягшись, он попытался было определить направление, откуда донесся звук, но это и не понадобилось. Оба коня повернулись и уставились в темноту, ноздри их раздувались. Из мрака появилась ныряющая серая тень, которая, приближаясь, приобретала очертания волка, упорно бегущего вперед, несмотря на неуклюжую хромоту.
С.Т. бросил шпагу в ножны и спешился. Немо прижался к его ногам тихо, жалобно — без обычных для волка радостных прыжков. С.Т. опустился на колени и дал ему вылизать свое лицо, а сам в это время осторожно перебирал густой холодный мех, и обнаружил, наконец, запекшуюся рану на передней лапе Немо.
Он не стал ее обследовать, не решаясь нарушить дружелюбие волка. Тем более что в темноте ничего толком рассмотреть было нельзя. Волк, казалось, не особо страдал от своей раны и мог передвигаться, но у С.Т. встал комок в горле и появилось тянущее чувство ужаса в душе.
Он стоял на коленях около волка, гладил его густой мех, силясь поймать какую-то фразу, мелькнувшую где-то на краю сознания. Зверь… шпага… ведьма. Немо. Ведьма… она ускакала из конюшни, как будто все черти ада гнались за ней. И как пламя от искры, попавшей в опилки, в его голове вспыхнуло озарение. Он понял, что она сделала.
— О, Господи, дурочка моя, — вздохнул он. — Ах, ты легкомысленная дурочка.
Он встал на ноги и оглянулся вокруг, чувствуя в душе пустоту от того, что она натворила.
Чилтон. Она направилась одна наказать Чилтона. И не вернулась.
— Будь ты проклята, Ли! — заорал он в ночное небо. — Будь ты проклята, будь ты проклята, будь ты проклята!
23
Ли не боялась темноты. Она любила ночь, и всегда, когда шла одна под звездами, ощущала, что ночь ее охраняет. Ее не тревожили ни призраки, ни демоны, она не страшилась дьявольских наваждений.
Но лежать на полу, с завязанными глазами, с руками и ногами, опутанными веревками, корчиться от боли, напряженно пытаясь уловить смысл доносившихся до нее звуков… Это было совсем другое дело. Этого стоило бояться. Никакой демон ада не пугал ее больше, чем отдаленные вопли последователей Чилтона.
Она лежала там же, где пришла в сознание, и старалась снова не потерять его от затоплявшей ее боли. Голова ее гудела, щекой она касалась ковра, а тело лежало на голых досках. Они пахли ее домом, холодным, заброшенным, но в запахе его еще оставались следы отцовского нюхательного табака и мятно-солодовый запах укропа, которым горничные часто пользовались для натирки полов.
Она была уверена, что находится где-то в Сильверинге в большой комнате, если судить по тому, как отражался от стен звук каждого движения ее незримого тюремщика. Она пыталась собрать свои мысли. Нет, не мраморный холл, — там не было ковра, и не комната Кингстона, потому что там герб Кингстонов был нарисован просто на дереве и не один из лестничных холлов, полных эха, с каменными полами и фамильными портретами. Это мог быть салон или большая столовая, или комната над кухней… или даже галерея над домашней часовней: во всех них были деревянные полы, ковры и гулкое пространство.
Когда вдруг в отдалении разразилась буря криков, охранник поднялся и отошел так далеко, что она даже не могла определить, куда направились его шаги. Она все время дергала свои путы, моля Бога, чтобы охранник ушел из комнаты. По-видимому, так и произошло, потому что никто не стал ее ругать, но и добиться ей ничего не удалось. Веревка связывала ей руки от запястий до локтей и она даже не могла повернуть руки, чтобы найти узел.
Она была привязана к чему-то очень прочно. Ее пальцы ощупывали дерево тут и там и наткнулись на резьбу. Только одно место в доме было украшено резным дубом с вычурными завитушками: перила галереи часовни, где она провела бесчисленные субботние вечера, сидя между матерью и Анной и слушая мелодичный голос отца, который проверял в мирной тишине, как будет звучать проповедь.
Шаги вернулись. Быстрые, взволнованные. Ли попыталась расслабиться, притвориться, что еще не пришла в сознание, но холод заставил задрожать так сильно, что она едва могла сдержать свои движения.
— Он сейчас вернется из церкви, — произнес мужской голос с сильным северным говором, — твой час настал, ведьма.
Ли слышала крики, причем один голос становился все громче и громче. Она много месяцев не слышала его, но сразу же узнала завораживающий тембр голоса проповедника. Его слова как правило, ничего не значили. Дело было именно в голосе — просящем и приказном, ласковом и неожиданно грозном, рассказывающем истории о грехе и искуплении и славе Господней и его Джейми Чилтона. В нем было все, что она ненавидела и боялась, и этот голос приближался.
Бог. Милый Бог. Было время, когда она готова была умереть, если бы могла забрать с собой Чилтона. Но не теперь, теперь ей хотелось жить, и это желание заставляло ее глупеть от страха.
«Сеньор, — безмолвно молила она, крепко зажмуривая завязанные глаза, разрываясь между истерическим смехом и слезами, — Сеньор, Сеньор… Ты мне так нужен».
С.Т. увидел огни издалека: справа высоко в конце улицы, где стоял над городом Сильверинг, сквозь ветви деревьев было видно мерцание факелов. Он почти побежал туда, но выработанная годами осторожность победила. Немо он оставил на болоте, велел раненому волку оставаться там, где он его нашел. Теперь он привязал Сирокко и стал пробираться по темной стороне улицы, придерживая рукой шпагу, чтобы не звенела при ходьбе.
По мере приближения огни сливались воедино, становились ярче. К тому времени, как он подошел к краю деревьев, выкрики Чилтона становились все громче, бессвязней, а весь фасад Сильверинга мерцал в пляшущих коралловых бликах небольшого костра разложенного перед открытым водоемом. Карнизы и фронтон выделялись ярким рельефом, тени качались так, что дом казался живым.
Около костра и на ступенях лестницы стояли группы людей, подымающееся пламя черным обрисовывало их силуэты. С.Т. прикинул, что их было человек двадцать, в большинстве мужчины. Женщины стояли во внешнем круге. Пока он смотрел, одна из женщин медленно отступила за пределы света костра, потом повернулась и исчезла, убежала.
«Молодец, cherie», — подумал он.
Какой-то звук в темноте рядом с ним заставил С. Т. схватиться за шпагу и внимательно оглядеться. Несколько впереди него под деревьями стояла одинокая фигура — на довольно большом расстоянии от других — и наблюдала.
Льютон.
С.Т. расстегнул плащ, снял шляпу и заправил внутрь манжеты рубашки, чтобы скрыть кружева. Затем он стащил с себя галстук и отвернул воротник, то есть постарался как можно меньше походить на Принца. Галстук он затолкал в карман, хотя холод на шее заставил его поежиться, и направился к одинокой фигуре в тени.
— Добрый вечер, — пробормотал он, стараясь, чтобы это прозвучало сердечно, хотя кровь стучала у него в висках. — Что за шум?
Льютон подскочил на фут и с диким видом повернулся к С.Т.
— Бога ради… Мейтланд! Какого черта… что вы здесь делаете?
С.Т. пожал плечами: любопытство. Слегка улыбаясь, он посмотрел на собеседника.
— Я что, опоздал на праздник?
Льютон только глазел на него, хмурясь из-под высокого парика.
— Я собирался пораньше пойти за вами, — сказал С.Т., — но… одна из девиц… задержала меня.
Уже начав говорить, он пожалел об этих словах. Льютон мог рассказать о таверне Чилтону, и теперь мог уже знать, кто такие Голубка и Честь и каким образом они покинули Небесное Прибежище. А отсюда был один шаг до вывода о связи мистера Бартлетта и С.Т. Мейтланда с замаскированным Принцем Полуночи. «Очень маленький шаг», — С.Т. был настороже и ожидал нападения.
Но Льютон только сказал:
— Здесь сегодня произошли некоторые неприятные события.
— А? Жалко, — С.Т. посмотрел в сторону костра. — О чем, черт возьми, воет там этот парень?
Льютон с отвращением резко махнул рукой.
— Он сошел с ума. Я пытался урезонить его, но он совсем одурел.
— По воплям похоже на то.
— Нас навестил ваш грабитель с большой дороги, — Льютон снова посмотрел на С.Т. — Знаете, кто это был? Этот нахальный французский пес, тот, кого они называют Сеньор де Минюи, Принц Полуночи. После него Чилтон совсем озверел. Считает, что атакован лично. Пытался я объяснить ему, что скорее объектом был я. Этот паршивый Робин Гуд, наверно, прослышал кое о чем. Но Чилтон доводов уже не слышит, — он снова повернулся к Чилтону, так как голос проповедника поднялся до визга. — Ей Богу, у него уже пена изо рта пошла. Никогда не видел этого раньше.
— Так что развлечения отменяются? Не так ли?
— А-а, да, отменяются. Все отменяется, — Льютон поджал губы, — но мне еще кое-что надо здесь доделать.
С.Т. замолчал на минуту. Безумный крик Чилтона разносился по улице. Пока они стояли, еще одна девушка тихонько убежала от костра и, пробегая мимо них, прикрыла голову капюшоном. С.Т. мельком бросил взгляд на Льютона и увидел, что тот пристально за ним наблюдает.
Он решил снагличать.
— Что все-таки он там делает?
— Бог его знает, — буркнул Льютон. — Орет все время, что сожжет ведьму, но не у всех хватает духа смотреть на это.
— Ведьму? — С.Т. старался, чтобы его голос звучал твердо и не очень громко. — Они поймали ведьму?
— Чилтон так считает.
— А где она? — небрежно спросил С.Т. Льютон пожал плечами.
— Наверное, в доме, — он потянул себя за губу. — Что за игру вы ведете, Мейтланд? Почему вы последовали за мной сюда?
Но лежать на полу, с завязанными глазами, с руками и ногами, опутанными веревками, корчиться от боли, напряженно пытаясь уловить смысл доносившихся до нее звуков… Это было совсем другое дело. Этого стоило бояться. Никакой демон ада не пугал ее больше, чем отдаленные вопли последователей Чилтона.
Она лежала там же, где пришла в сознание, и старалась снова не потерять его от затоплявшей ее боли. Голова ее гудела, щекой она касалась ковра, а тело лежало на голых досках. Они пахли ее домом, холодным, заброшенным, но в запахе его еще оставались следы отцовского нюхательного табака и мятно-солодовый запах укропа, которым горничные часто пользовались для натирки полов.
Она была уверена, что находится где-то в Сильверинге в большой комнате, если судить по тому, как отражался от стен звук каждого движения ее незримого тюремщика. Она пыталась собрать свои мысли. Нет, не мраморный холл, — там не было ковра, и не комната Кингстона, потому что там герб Кингстонов был нарисован просто на дереве и не один из лестничных холлов, полных эха, с каменными полами и фамильными портретами. Это мог быть салон или большая столовая, или комната над кухней… или даже галерея над домашней часовней: во всех них были деревянные полы, ковры и гулкое пространство.
Когда вдруг в отдалении разразилась буря криков, охранник поднялся и отошел так далеко, что она даже не могла определить, куда направились его шаги. Она все время дергала свои путы, моля Бога, чтобы охранник ушел из комнаты. По-видимому, так и произошло, потому что никто не стал ее ругать, но и добиться ей ничего не удалось. Веревка связывала ей руки от запястий до локтей и она даже не могла повернуть руки, чтобы найти узел.
Она была привязана к чему-то очень прочно. Ее пальцы ощупывали дерево тут и там и наткнулись на резьбу. Только одно место в доме было украшено резным дубом с вычурными завитушками: перила галереи часовни, где она провела бесчисленные субботние вечера, сидя между матерью и Анной и слушая мелодичный голос отца, который проверял в мирной тишине, как будет звучать проповедь.
Шаги вернулись. Быстрые, взволнованные. Ли попыталась расслабиться, притвориться, что еще не пришла в сознание, но холод заставил задрожать так сильно, что она едва могла сдержать свои движения.
— Он сейчас вернется из церкви, — произнес мужской голос с сильным северным говором, — твой час настал, ведьма.
Ли слышала крики, причем один голос становился все громче и громче. Она много месяцев не слышала его, но сразу же узнала завораживающий тембр голоса проповедника. Его слова как правило, ничего не значили. Дело было именно в голосе — просящем и приказном, ласковом и неожиданно грозном, рассказывающем истории о грехе и искуплении и славе Господней и его Джейми Чилтона. В нем было все, что она ненавидела и боялась, и этот голос приближался.
Бог. Милый Бог. Было время, когда она готова была умереть, если бы могла забрать с собой Чилтона. Но не теперь, теперь ей хотелось жить, и это желание заставляло ее глупеть от страха.
«Сеньор, — безмолвно молила она, крепко зажмуривая завязанные глаза, разрываясь между истерическим смехом и слезами, — Сеньор, Сеньор… Ты мне так нужен».
С.Т. увидел огни издалека: справа высоко в конце улицы, где стоял над городом Сильверинг, сквозь ветви деревьев было видно мерцание факелов. Он почти побежал туда, но выработанная годами осторожность победила. Немо он оставил на болоте, велел раненому волку оставаться там, где он его нашел. Теперь он привязал Сирокко и стал пробираться по темной стороне улицы, придерживая рукой шпагу, чтобы не звенела при ходьбе.
По мере приближения огни сливались воедино, становились ярче. К тому времени, как он подошел к краю деревьев, выкрики Чилтона становились все громче, бессвязней, а весь фасад Сильверинга мерцал в пляшущих коралловых бликах небольшого костра разложенного перед открытым водоемом. Карнизы и фронтон выделялись ярким рельефом, тени качались так, что дом казался живым.
Около костра и на ступенях лестницы стояли группы людей, подымающееся пламя черным обрисовывало их силуэты. С.Т. прикинул, что их было человек двадцать, в большинстве мужчины. Женщины стояли во внешнем круге. Пока он смотрел, одна из женщин медленно отступила за пределы света костра, потом повернулась и исчезла, убежала.
«Молодец, cherie», — подумал он.
Какой-то звук в темноте рядом с ним заставил С. Т. схватиться за шпагу и внимательно оглядеться. Несколько впереди него под деревьями стояла одинокая фигура — на довольно большом расстоянии от других — и наблюдала.
Льютон.
С.Т. расстегнул плащ, снял шляпу и заправил внутрь манжеты рубашки, чтобы скрыть кружева. Затем он стащил с себя галстук и отвернул воротник, то есть постарался как можно меньше походить на Принца. Галстук он затолкал в карман, хотя холод на шее заставил его поежиться, и направился к одинокой фигуре в тени.
— Добрый вечер, — пробормотал он, стараясь, чтобы это прозвучало сердечно, хотя кровь стучала у него в висках. — Что за шум?
Льютон подскочил на фут и с диким видом повернулся к С.Т.
— Бога ради… Мейтланд! Какого черта… что вы здесь делаете?
С.Т. пожал плечами: любопытство. Слегка улыбаясь, он посмотрел на собеседника.
— Я что, опоздал на праздник?
Льютон только глазел на него, хмурясь из-под высокого парика.
— Я собирался пораньше пойти за вами, — сказал С.Т., — но… одна из девиц… задержала меня.
Уже начав говорить, он пожалел об этих словах. Льютон мог рассказать о таверне Чилтону, и теперь мог уже знать, кто такие Голубка и Честь и каким образом они покинули Небесное Прибежище. А отсюда был один шаг до вывода о связи мистера Бартлетта и С.Т. Мейтланда с замаскированным Принцем Полуночи. «Очень маленький шаг», — С.Т. был настороже и ожидал нападения.
Но Льютон только сказал:
— Здесь сегодня произошли некоторые неприятные события.
— А? Жалко, — С.Т. посмотрел в сторону костра. — О чем, черт возьми, воет там этот парень?
Льютон с отвращением резко махнул рукой.
— Он сошел с ума. Я пытался урезонить его, но он совсем одурел.
— По воплям похоже на то.
— Нас навестил ваш грабитель с большой дороги, — Льютон снова посмотрел на С.Т. — Знаете, кто это был? Этот нахальный французский пес, тот, кого они называют Сеньор де Минюи, Принц Полуночи. После него Чилтон совсем озверел. Считает, что атакован лично. Пытался я объяснить ему, что скорее объектом был я. Этот паршивый Робин Гуд, наверно, прослышал кое о чем. Но Чилтон доводов уже не слышит, — он снова повернулся к Чилтону, так как голос проповедника поднялся до визга. — Ей Богу, у него уже пена изо рта пошла. Никогда не видел этого раньше.
— Так что развлечения отменяются? Не так ли?
— А-а, да, отменяются. Все отменяется, — Льютон поджал губы, — но мне еще кое-что надо здесь доделать.
С.Т. замолчал на минуту. Безумный крик Чилтона разносился по улице. Пока они стояли, еще одна девушка тихонько убежала от костра и, пробегая мимо них, прикрыла голову капюшоном. С.Т. мельком бросил взгляд на Льютона и увидел, что тот пристально за ним наблюдает.
Он решил снагличать.
— Что все-таки он там делает?
— Бог его знает, — буркнул Льютон. — Орет все время, что сожжет ведьму, но не у всех хватает духа смотреть на это.
— Ведьму? — С.Т. старался, чтобы его голос звучал твердо и не очень громко. — Они поймали ведьму?
— Чилтон так считает.
— А где она? — небрежно спросил С.Т. Льютон пожал плечами.
— Наверное, в доме, — он потянул себя за губу. — Что за игру вы ведете, Мейтланд? Почему вы последовали за мной сюда?