Страница:
— Миледи! — закричал он, перекрывая голосом звуки пожара. — Леди Ли, Боже мой, какая неожиданность! — Он поднимался по холму. — Мы понятия не имели, что вы вернулись домой, а эта глупышка говорит, что вы были там внутри…
Он добрался до них и потряс Ли за плечи, притянул к себе.
— Дитя, дитя, о, Боже мой, что ты здесь делаешь? Что случилось?
Какое-то время Ли терпела его объятия, затем высвободилась.
— Могут они спасти дом?
Он облизнул губы и отвел глаза.
— Мне очень жаль. Очень жаль. На это надежды мало.
— Значит все погибло. Все, — внезапно она напряженно досмотрела на С.Т.
Он не понял ее взгляда. Он не был в этом виноват. Казалось, она ожидала, что он скажет что-то, что все изменит. Он встретил ее упорный взгляд и подумал, что если бы можно было повернуть время вспять и получить возможность сделать все по-другому, он продал бы за это душу.
Она все еще смотрела на него. Неожиданно подняла руку и коснулась его обгоревшего лица.
— Твои бедные брови, — сказала она, — с дьявольским завитком, сгорели.
Мак Уордер посмотрел на нее, как на сумасшедшую.
— Миледи, пойдемте отсюда. У вас было ужасное потрясение. Я отправлю вас домой к миссис Мак, вам там будет хорошо.
Ли не могла отвести глаз от лица С.Т.
— Он спас меня, мистер Мак-Уордер, — сказала она. — Он обыскал весь дом, пока меня нашел.
В первый раз сквайр прямо посмотрел на С.Т., хмуро и недоброжелательно, как будто ему было несколько неудобно знакомиться с именно этим героем.
— Тогда, сэр, мы выражаем вам свою глубокую благодарность.
С.Т. слегка поклонился. Нога болела и дергала, но он стоял прямо, опираясь на нее.
— Мистер Чилтон умер, — произнесла Ли. Мак-Уордер прочистил горло.
— Да, я… э… разобрался в этом, — он повысил голос, чтобы его не заглушил шум. — Несчастный человек. Застрелен, — он снова посмотрел на С.Т. оценивающим взглядом.
С.Т. ответил ему прямым взглядом в лицо.
— Надо будет задать некоторые вопросы, — громко сказал сквайр.
— Надо ли? — Даже среди оглушающего рева можно было ясно различить ядовитость тона, которым говорила Ли. — До сих пор вы их не задавали.
Мак-Уордер нахмурился.
— Мы соберем присяжных.
— Соберите, — прохрипел С.Т. — Думаю это вполне безопасно.
Мак-Уордер выставил подбородок вперед.
— Боюсь, что должен спросить ваше имя, сэр. И, извините занимаемое вами положение.
— Сэмюэль Бартлетт. Я проживаю в таверне «Двойной эль».
— А чем занимаетесь?
С.Т. криво нахмурился.
— Кроме попадающихся под руку девиц… Я путешествую.
— Закон не одобряет легкомыслия, мистер Бартлетт, — Мак-Уордер холодно посмотрел на него. — Мне докладывали о некоторых беспорядках, происходивших здесь в последние несколько недель, о подозрительных лицах, поселившихся в «Двойном эле».
— И вы начали расследование? — поинтересовалась Ли насмешливым тоном. — Сочли нужным задавать вопросы?
— Я собирался сделать это. Да, собирался.
С.Т. положил руку на ствол дерева, незаметно поддерживая себя.
— Человек, который вам нужен, Джордж Эрвуд лорд Льютон. Он застрелил Чилтона.
— Как это так? — сквайр поднял брови и опустил подбородок. — Вы хотите сказать, что видели это?
С.Т. посмотрел в сторону горящего дома.
— Да. Я это видел.
— Вы обвиняете какого-то лорда! Какой-то лорд просто проходил мимо и застрелил этого человека? За что?
— Спросите у девушек, — ответил С.Т. — Я оставил их в этих развалинах у реки, где был римский мост.
— Свидетели убийства?
С.Т. нетерпеливо махнул рукой.
— Они не видели, как застрелили Чилтона. Они смогут рассказать вам о лорде Льютоне, хотя не думаю, что вы теперь его поймаете. Он давно уехал отсюда.
— Мне кажется странным, что этот лорд Льютон так выгодно для вас появился и исчез, — сказал Мак-Уордер. — А каково ваше участие в этом, мистер Бартлетт? Как вы оказались здесь в этот час?
— Я прогуливался, мистер Мак-Уордер, — хрипло произнес С.Т. — Что еще мог я здесь делать?
Ноздри римского носа магистрата презрительно раздулись.
— Прогуливались. Наверное, на черном коне. Мне сказали, что один такой привязан у последнего дома, с черно-белой маской в седельной сумке.
Еще одна пара окон рассыпалась с треском, посылая в небо пламя и вопли. Огонь ярко обрисовал силуэт Мак-Уордера, наклонившегося к С.Т.
— Вы собираетесь ускользнуть от закона, мистер Бартлетт? Тут ходили слухи о том, кто вы такой. Я убежден, что смогу задать еще несколько вопросов. Я убежден, сэр, что вы сами можете быть тем человеком, который застрелил его.
— Я мог бы быть им, — проговорил С.Т. скрипучим голосом, — но Льютон оказался быстрее меня.
Ли коснулась его руки, как бы заставляя замолчать. С.Т. поднял ее руку и, поцеловав, крепко сжал в своей.
— Ладно, давайте прекратим эти сложные маневры. Вы ведь знаете, что здесь произошло, Мак-Уордер. Вы знаете все об этом. Одна зеленая девчонка сделала то, что боялись сделать вы и ваши коллеги. Она сняла заклятие, лежавшее на этом месте, — его голос становился все громче и все более хриплым, — теперь вам ничего не грозит, вам и вашим семьям. Вы в безопасности… И вы стоите здесь около этого горящего дома и имеете наглость говорить о суде и законе? — Его губы скривила усмешка. — Да, конечно, задержите меня для расспросов, вы жалкий трус, если считаете, что вам лучше будет спаться ночью, когда вы кого-нибудь повесите.
Сквайр сжал губы. Он бросал на С.Т. яростные взгляды тяжело сопел.
— Я догадываюсь, кто вы, сэр. Обыкновенный проходимец нарушитель закона!
— А я знаю, кто вы, — сказал С.Т. — Мне догадываться не надо.
Мак-Уордер отвернулся, посмотрел на толпу, смешавшуюся с пожарной бригадой. От жары лоб его блестел. Челюсть подергивалась.
— Убирайтесь отсюда, — с яростью сказал он, — убирайтесь с глаз долой. Оставьте мой округ, — он резко повернулся уходить, потом оглянулся. — Возьмите свою шляпу и маску. До рассвета вы в безопасности, до того момента, когда я верхом начну погоню за вами по обвинению в воровстве и убийстве.
Свет от фонаря дико прыгал по склону, когда, размахивая руками, спускался с холма.
С.Т. прислонился головой к дереву и закрыл глаза. Звуки пожара шипели и трещали в его здоровом ухе, черный дым стоял в носу и во рту. У него все болело, глаза опухли и, казалось, были как будто засыпаны песком.
— Я перевяжу тебе руку, — проговорила Ли. Он открыл глаза, увидел, как она протянула руку куда-то в танцующие тени у них в ногах, выбирая размокшие полоски коры из ведра. Когда она выпрямилась, он поймал ее за руки. По-настоящему разглядеть ее лицо он не мог. Огни пожара были у нее за спиной, и она выглядела черным силуэтом на фоне зарева, которое превращало ее волосы в нимб и мягко играло на округлости щек. Он притянул ее к себе, намереваясь только задержать, хоть немного прощание, только вообразить на мгновение, что он может так ее держать всегда. Его лицо впечаталось в изгиб ее плеча, и запах дыма, боль, само ее существо перелилось в него, заполнив все его чувства.
— Я не хочу покидать тебя, — жестко произнес он и рассмеялся с мучительной болью. — О, Боже… Это одна из тех, да? Одна из тех фраз, которые я говорю всегда: «Я не хочу покидать тебя, я люблю тебя; я вернусь…», — Он крепче прижал ее к себе, — Боже, Боже, Ли… Что я наделал?
Она повернула голову, прижавшись щекой к его щеке. Прохлада ее кожи успокаивала его обожженное лицо. Больше ему нечего было сказать. «Я люблю тебя. Ты нужна мне. Я тебя никогда не забуду». Каждое из этих слов, каждое обещание и клятва, всплывавшие в его мозгу, подступившие к губам казались никчемными, пустыми, дешевыми, потому что он их говорил раньше. Говорил ли он их всерьез? Эти обещания вернуться? Было ли хотя бы один раз в жизни ему труднее уйти, чем остаться?
Он прижимал ее к себе и просчитывал возможности, пытаясь найти хоть какой-то выход, хоть какой-то шанс, чтобы арест не привел его прямо на виселицу. Он может избежать обвинения в убийстве, будет достаточно свидетельств, чтобы запутать это дело… но все остальное его прошлое держало его в капкане. Если однажды его поймают, ему придет конец. У него хватало преступлений, ждавших расплаты…
Ли прервала их объятия, вечно практичная Ли отпихнула его и стала искать свои кору и тряпку, чтобы перевязать его обожженную ладонь. Он гладил ее волосы свободной рукой, наблюдая за ее работой при свете ее горящего дома.
— Ольховую кору надо бы прокипятить, — сказала она, — но это лучше, чем ничего.
Она подняла голову. Работа была окончена. С.Т. посмотрел на свою перевязанную руку. Время текло как вода, мимо, мимо, не оглядываясь.
— Ли, — сказал он, — куда ты пойдешь?
Она была черным силуэтом на фоне огня, он совсем не мог увидеть ее лицо.
— Не знаю, — сказала она.
— У тебя есть какая-нибудь семья?
— Двоюродная сестра. В Лондоне.
— Как ее зовут?
Она слегка повернулась, и огонь осветил для него контур её щеки, ее губы, невозмутимые, как мрамор.
— Клара Пэттон.
— Езжай туда, — сказал он. — Я найду тебя.
— Зачем? — спросила она.
«Потому что я жить не могу без тебя. Потому что я люблю тебя. Потому что не может все так кончиться». Но сказать всего этого он не мог. Он вдруг возненавидел все эти лживые фразы, которые говорил столько раз в жизни.
— Я должен это сделать, — яростно ответил он.
— Глупый, — голос ее почти не был слышен за шумом огня.
— Я должен найти тебя снова. Я не отпущу тебя… Не могу… Это невозможно, — он говорил беспорядочно. — Мой отъезд. Теперь. Именно так. Я что-то придумаю.
— Что? — в ее голосе звучала странная нота. — Какой-нибудь особый сигнал? Две свечи на окне, когда будет безопасно встретиться в саду?
Будущее открылось перед ним, как пропасть. Он чувствовал, что тонет, беспомощный, ошеломленный тем, как плеснула она это ведро ледяной воды в его обгорелое лицо. Он все это видел, он все это так прекрасно знал, эти свидания в саду, но теперь радостное волнение имело горьковатый привкус, романтическое приключение превратилось в наказание.
— Нет не так, — сказал он. — Так не будет никогда. Это не для нас.
— А тогда как?
Он сжал правую руку в кулак. Почувствовал ожог.
— Солнышко, Солнышко… пропади все пропадом…
Плотная волна дыма плыла к ним. С.Т. зажмурился от едкой хмари. Приступ кашля согнул его вдвое. Когда он снова смог дышать и выпрямился, то увидел как устанавливали около здания пожарную помпу. Команда мужчин направила колеблющуюся водяную струю в окно в то время как остальные таскали ведра, заполняя пустеющий резервуар.
— Слишком поздно, — произнесла Ли. Она вытерла рукавом глаза: слезы или дым, он не мог сказать.
— Они могут… может быть… спасти крылья, — с трудом выговорил он, комок стоял в его измученном горле. Она пожала плечами.
— Не имеет значения. Все это ушло в прошлое.
— Ли. — Она снова оглянулась на него. Теперь в свете зарева он хорошо мог ее разглядеть: снова у нее был этот выжидающий вид, немного приподнятый подбородок, слегка приоткрытый рот.
— Я люблю тебя, — прохрипел он. — Ты запомнишь это?
Выражение ожидания исчезло. Она слегка печально улыбнулась.
— Я запомню, что ты это сказал.
— Я говорю правду, — голос его сорвался. Она подняла ведро с водой. Она собирается уходить, он видел это и паника охватила его. Он схватил ее за руку.
— Ты поедешь к своей кузине?
Она подняла на него глаза. Не с ожиданием, не с вопросом, не несчастные, признавшие поражение. Ее взгляд был как блеск сабли.
— Не уверена, — четко ответила она. Он выдержал ее взгляд, отказываясь сдаться, признать поражение, назвать это концом.
— Тогда куда ты еще можешь поехать?
— С тобой.
Она произнесла это просто. Тихо. Дыхание с трудом вырывалось из его больного горла.
Среди рева огня и дымного марева, жары и едкого запаха, и горького вкуса, он нашел то, что ускользало от него всю жизнь. И пришло оно. Как порядок, ничем не украшенное, без ленточек и побрякушек, без маскировки и ненужных мелочей.
Она не сказала, что любит, его. Ей не надо было это говорить. Двумя словами она смирила его.
Она напряженно наблюдала за ним: гордая и суровая, богиня с пламенной душой. Ее взгляд предлагал и требовал одновременно, просил о правде, призывал к честности. Он прожег его насквозь, прогнал прочь фантазии, остави его лицом к лицу с опустошительной реальностью.Он отпустил ее руку.
— Я не могу взять тебя с собой. Подумай о Мак-Уордере, его ищейках, идущих за мной по пятам. Как я могу взять тей сейчас с собой?
— Я не боюсь.
— Подожди меня, — убеждал он, — я тебя найду, я придумаю какой-нибудь выход для нас.
Она склонила голову. В этой покорности он прочел презрение, и оно потрясло его, разбило его сердце. Ему было стыдно коснуться ее. Все его прошлое, все безумства… встали перед ним. Она предлагала ему счастье, а ему нечего было дать взамен кроме фантазий.
Раньше фантазий всегда хватало. Никто не спрашивал с него большего.
— Это будет недолго, — говорил он, и голос его звучал трубо. — Эта суета быстро успокоится.
Она подняла глаза и поглядела сквозь него. Она презирала его обещания.
— Я придумаю способ, черт бы тебя побрал! — Он закинул голову, прислонился к дереву и смотрел, как летят в ночном небе искры, мигая в голых ветвях. — Верь мне, только верь в меня!
— Это не то, что я должна тебе дать, — сказала она, и голос ее больше не был спокойным. Он дрожал, выдавая ее чувства. — Я не могу быть для тебя девицей для спасения. Я не могу быть твоим зеркалом. Я только могу пойти с тобой, если ты меня позовешь.
Его охватил гнев. Он оттолкнулся от дерева, забыв о боли в руке.
— Я прошу тебя подождать! — Обида и дым помешали его крику; превратили его в оборванное рычание. — Хоть немножечко поверить в меня.
Она смотрела на него широко открытыми глазами, такая красивая, такая далекая, без малейших следов преданности, или нежности, или покорности. Он не мог сказать, что она чувствует, что думает.
— Ты должен уже идти, — наконец, сказала она.
— Ты будешь ждать?
Она посмотрела на дом, на пожарище, которое было ее домом.
— Мне ведь некуда идти.
— К твоей кузине Кларе Пэттон, в Лондон.
Странно мотнув головой, как будто стряхивая с нее даутину тумана, она сказала:
— Я позволила этому случиться. Я сама допустила, чтобы это со мной случилось. Я знаю. Я знаю. Я позволила этому случиться.
Его гнев растворился. Он поднял обе руки и прижал пальцы к ее щекам. Бинт выделялся белой тенью на фоне ее плеч. Он поцеловал ее…
— В Лондон. Я там буду.
Он почувствовал, как слезы ручьем полились по ее лицу. Они падали на его обожженные пальцы, холодные и жгучие.
— Уходи, — сказала она, отталкивая его. — Теперь уходи.
Он сделал шаг к ней, но она отвернулась и пошла. Ведро она уронила и теперь шагала вниз по холму, оставив ему только мокрые следы своих слез на пальцах. Он наблюдал за ней, пока она не подошла к пожарному насосу. Ее встретил Мак-Уордер. Магистрат посмотрел на Ли, потом вверх на холм. В этом взгляде не было прощения, только холодный вопрос, чего он медлит.
С.Т. посмотрел на тело Чилтона. Знакомая шпага без ножен валялась рядом с ним. Он прохромал по склону и подобрал свой эспадрон, рядом в тени нашел свою брошенную, отделанную серебром треуголку. Затем он сорвал с тела Чилтона свой плащ. Они закрыли проповеднику глаза, но его белое лицо было подсвечено призрачным медно-розовым светом отраженного пламени.
— Там, куда ты идешь, тебе дополнительное тепло не понадобится, — пробормотал С.Т., забирая свой плащ и поворачиваясь идти.
Никто не обращал на него внимания. Среди мешанины силуэтов и факелов он больше не мог разглядеть Ли. Он повернулся и побрел по холму вверх в темноту.
25
Он добрался до них и потряс Ли за плечи, притянул к себе.
— Дитя, дитя, о, Боже мой, что ты здесь делаешь? Что случилось?
Какое-то время Ли терпела его объятия, затем высвободилась.
— Могут они спасти дом?
Он облизнул губы и отвел глаза.
— Мне очень жаль. Очень жаль. На это надежды мало.
— Значит все погибло. Все, — внезапно она напряженно досмотрела на С.Т.
Он не понял ее взгляда. Он не был в этом виноват. Казалось, она ожидала, что он скажет что-то, что все изменит. Он встретил ее упорный взгляд и подумал, что если бы можно было повернуть время вспять и получить возможность сделать все по-другому, он продал бы за это душу.
Она все еще смотрела на него. Неожиданно подняла руку и коснулась его обгоревшего лица.
— Твои бедные брови, — сказала она, — с дьявольским завитком, сгорели.
Мак Уордер посмотрел на нее, как на сумасшедшую.
— Миледи, пойдемте отсюда. У вас было ужасное потрясение. Я отправлю вас домой к миссис Мак, вам там будет хорошо.
Ли не могла отвести глаз от лица С.Т.
— Он спас меня, мистер Мак-Уордер, — сказала она. — Он обыскал весь дом, пока меня нашел.
В первый раз сквайр прямо посмотрел на С.Т., хмуро и недоброжелательно, как будто ему было несколько неудобно знакомиться с именно этим героем.
— Тогда, сэр, мы выражаем вам свою глубокую благодарность.
С.Т. слегка поклонился. Нога болела и дергала, но он стоял прямо, опираясь на нее.
— Мистер Чилтон умер, — произнесла Ли. Мак-Уордер прочистил горло.
— Да, я… э… разобрался в этом, — он повысил голос, чтобы его не заглушил шум. — Несчастный человек. Застрелен, — он снова посмотрел на С.Т. оценивающим взглядом.
С.Т. ответил ему прямым взглядом в лицо.
— Надо будет задать некоторые вопросы, — громко сказал сквайр.
— Надо ли? — Даже среди оглушающего рева можно было ясно различить ядовитость тона, которым говорила Ли. — До сих пор вы их не задавали.
Мак-Уордер нахмурился.
— Мы соберем присяжных.
— Соберите, — прохрипел С.Т. — Думаю это вполне безопасно.
Мак-Уордер выставил подбородок вперед.
— Боюсь, что должен спросить ваше имя, сэр. И, извините занимаемое вами положение.
— Сэмюэль Бартлетт. Я проживаю в таверне «Двойной эль».
— А чем занимаетесь?
С.Т. криво нахмурился.
— Кроме попадающихся под руку девиц… Я путешествую.
— Закон не одобряет легкомыслия, мистер Бартлетт, — Мак-Уордер холодно посмотрел на него. — Мне докладывали о некоторых беспорядках, происходивших здесь в последние несколько недель, о подозрительных лицах, поселившихся в «Двойном эле».
— И вы начали расследование? — поинтересовалась Ли насмешливым тоном. — Сочли нужным задавать вопросы?
— Я собирался сделать это. Да, собирался.
С.Т. положил руку на ствол дерева, незаметно поддерживая себя.
— Человек, который вам нужен, Джордж Эрвуд лорд Льютон. Он застрелил Чилтона.
— Как это так? — сквайр поднял брови и опустил подбородок. — Вы хотите сказать, что видели это?
С.Т. посмотрел в сторону горящего дома.
— Да. Я это видел.
— Вы обвиняете какого-то лорда! Какой-то лорд просто проходил мимо и застрелил этого человека? За что?
— Спросите у девушек, — ответил С.Т. — Я оставил их в этих развалинах у реки, где был римский мост.
— Свидетели убийства?
С.Т. нетерпеливо махнул рукой.
— Они не видели, как застрелили Чилтона. Они смогут рассказать вам о лорде Льютоне, хотя не думаю, что вы теперь его поймаете. Он давно уехал отсюда.
— Мне кажется странным, что этот лорд Льютон так выгодно для вас появился и исчез, — сказал Мак-Уордер. — А каково ваше участие в этом, мистер Бартлетт? Как вы оказались здесь в этот час?
— Я прогуливался, мистер Мак-Уордер, — хрипло произнес С.Т. — Что еще мог я здесь делать?
Ноздри римского носа магистрата презрительно раздулись.
— Прогуливались. Наверное, на черном коне. Мне сказали, что один такой привязан у последнего дома, с черно-белой маской в седельной сумке.
Еще одна пара окон рассыпалась с треском, посылая в небо пламя и вопли. Огонь ярко обрисовал силуэт Мак-Уордера, наклонившегося к С.Т.
— Вы собираетесь ускользнуть от закона, мистер Бартлетт? Тут ходили слухи о том, кто вы такой. Я убежден, что смогу задать еще несколько вопросов. Я убежден, сэр, что вы сами можете быть тем человеком, который застрелил его.
— Я мог бы быть им, — проговорил С.Т. скрипучим голосом, — но Льютон оказался быстрее меня.
Ли коснулась его руки, как бы заставляя замолчать. С.Т. поднял ее руку и, поцеловав, крепко сжал в своей.
— Ладно, давайте прекратим эти сложные маневры. Вы ведь знаете, что здесь произошло, Мак-Уордер. Вы знаете все об этом. Одна зеленая девчонка сделала то, что боялись сделать вы и ваши коллеги. Она сняла заклятие, лежавшее на этом месте, — его голос становился все громче и все более хриплым, — теперь вам ничего не грозит, вам и вашим семьям. Вы в безопасности… И вы стоите здесь около этого горящего дома и имеете наглость говорить о суде и законе? — Его губы скривила усмешка. — Да, конечно, задержите меня для расспросов, вы жалкий трус, если считаете, что вам лучше будет спаться ночью, когда вы кого-нибудь повесите.
Сквайр сжал губы. Он бросал на С.Т. яростные взгляды тяжело сопел.
— Я догадываюсь, кто вы, сэр. Обыкновенный проходимец нарушитель закона!
— А я знаю, кто вы, — сказал С.Т. — Мне догадываться не надо.
Мак-Уордер отвернулся, посмотрел на толпу, смешавшуюся с пожарной бригадой. От жары лоб его блестел. Челюсть подергивалась.
— Убирайтесь отсюда, — с яростью сказал он, — убирайтесь с глаз долой. Оставьте мой округ, — он резко повернулся уходить, потом оглянулся. — Возьмите свою шляпу и маску. До рассвета вы в безопасности, до того момента, когда я верхом начну погоню за вами по обвинению в воровстве и убийстве.
Свет от фонаря дико прыгал по склону, когда, размахивая руками, спускался с холма.
С.Т. прислонился головой к дереву и закрыл глаза. Звуки пожара шипели и трещали в его здоровом ухе, черный дым стоял в носу и во рту. У него все болело, глаза опухли и, казалось, были как будто засыпаны песком.
— Я перевяжу тебе руку, — проговорила Ли. Он открыл глаза, увидел, как она протянула руку куда-то в танцующие тени у них в ногах, выбирая размокшие полоски коры из ведра. Когда она выпрямилась, он поймал ее за руки. По-настоящему разглядеть ее лицо он не мог. Огни пожара были у нее за спиной, и она выглядела черным силуэтом на фоне зарева, которое превращало ее волосы в нимб и мягко играло на округлости щек. Он притянул ее к себе, намереваясь только задержать, хоть немного прощание, только вообразить на мгновение, что он может так ее держать всегда. Его лицо впечаталось в изгиб ее плеча, и запах дыма, боль, само ее существо перелилось в него, заполнив все его чувства.
— Я не хочу покидать тебя, — жестко произнес он и рассмеялся с мучительной болью. — О, Боже… Это одна из тех, да? Одна из тех фраз, которые я говорю всегда: «Я не хочу покидать тебя, я люблю тебя; я вернусь…», — Он крепче прижал ее к себе, — Боже, Боже, Ли… Что я наделал?
Она повернула голову, прижавшись щекой к его щеке. Прохлада ее кожи успокаивала его обожженное лицо. Больше ему нечего было сказать. «Я люблю тебя. Ты нужна мне. Я тебя никогда не забуду». Каждое из этих слов, каждое обещание и клятва, всплывавшие в его мозгу, подступившие к губам казались никчемными, пустыми, дешевыми, потому что он их говорил раньше. Говорил ли он их всерьез? Эти обещания вернуться? Было ли хотя бы один раз в жизни ему труднее уйти, чем остаться?
Он прижимал ее к себе и просчитывал возможности, пытаясь найти хоть какой-то выход, хоть какой-то шанс, чтобы арест не привел его прямо на виселицу. Он может избежать обвинения в убийстве, будет достаточно свидетельств, чтобы запутать это дело… но все остальное его прошлое держало его в капкане. Если однажды его поймают, ему придет конец. У него хватало преступлений, ждавших расплаты…
Ли прервала их объятия, вечно практичная Ли отпихнула его и стала искать свои кору и тряпку, чтобы перевязать его обожженную ладонь. Он гладил ее волосы свободной рукой, наблюдая за ее работой при свете ее горящего дома.
— Ольховую кору надо бы прокипятить, — сказала она, — но это лучше, чем ничего.
Она подняла голову. Работа была окончена. С.Т. посмотрел на свою перевязанную руку. Время текло как вода, мимо, мимо, не оглядываясь.
— Ли, — сказал он, — куда ты пойдешь?
Она была черным силуэтом на фоне огня, он совсем не мог увидеть ее лицо.
— Не знаю, — сказала она.
— У тебя есть какая-нибудь семья?
— Двоюродная сестра. В Лондоне.
— Как ее зовут?
Она слегка повернулась, и огонь осветил для него контур её щеки, ее губы, невозмутимые, как мрамор.
— Клара Пэттон.
— Езжай туда, — сказал он. — Я найду тебя.
— Зачем? — спросила она.
«Потому что я жить не могу без тебя. Потому что я люблю тебя. Потому что не может все так кончиться». Но сказать всего этого он не мог. Он вдруг возненавидел все эти лживые фразы, которые говорил столько раз в жизни.
— Я должен это сделать, — яростно ответил он.
— Глупый, — голос ее почти не был слышен за шумом огня.
— Я должен найти тебя снова. Я не отпущу тебя… Не могу… Это невозможно, — он говорил беспорядочно. — Мой отъезд. Теперь. Именно так. Я что-то придумаю.
— Что? — в ее голосе звучала странная нота. — Какой-нибудь особый сигнал? Две свечи на окне, когда будет безопасно встретиться в саду?
Будущее открылось перед ним, как пропасть. Он чувствовал, что тонет, беспомощный, ошеломленный тем, как плеснула она это ведро ледяной воды в его обгорелое лицо. Он все это видел, он все это так прекрасно знал, эти свидания в саду, но теперь радостное волнение имело горьковатый привкус, романтическое приключение превратилось в наказание.
— Нет не так, — сказал он. — Так не будет никогда. Это не для нас.
— А тогда как?
Он сжал правую руку в кулак. Почувствовал ожог.
— Солнышко, Солнышко… пропади все пропадом…
Плотная волна дыма плыла к ним. С.Т. зажмурился от едкой хмари. Приступ кашля согнул его вдвое. Когда он снова смог дышать и выпрямился, то увидел как устанавливали около здания пожарную помпу. Команда мужчин направила колеблющуюся водяную струю в окно в то время как остальные таскали ведра, заполняя пустеющий резервуар.
— Слишком поздно, — произнесла Ли. Она вытерла рукавом глаза: слезы или дым, он не мог сказать.
— Они могут… может быть… спасти крылья, — с трудом выговорил он, комок стоял в его измученном горле. Она пожала плечами.
— Не имеет значения. Все это ушло в прошлое.
— Ли. — Она снова оглянулась на него. Теперь в свете зарева он хорошо мог ее разглядеть: снова у нее был этот выжидающий вид, немного приподнятый подбородок, слегка приоткрытый рот.
— Я люблю тебя, — прохрипел он. — Ты запомнишь это?
Выражение ожидания исчезло. Она слегка печально улыбнулась.
— Я запомню, что ты это сказал.
— Я говорю правду, — голос его сорвался. Она подняла ведро с водой. Она собирается уходить, он видел это и паника охватила его. Он схватил ее за руку.
— Ты поедешь к своей кузине?
Она подняла на него глаза. Не с ожиданием, не с вопросом, не несчастные, признавшие поражение. Ее взгляд был как блеск сабли.
— Не уверена, — четко ответила она. Он выдержал ее взгляд, отказываясь сдаться, признать поражение, назвать это концом.
— Тогда куда ты еще можешь поехать?
— С тобой.
Она произнесла это просто. Тихо. Дыхание с трудом вырывалось из его больного горла.
Среди рева огня и дымного марева, жары и едкого запаха, и горького вкуса, он нашел то, что ускользало от него всю жизнь. И пришло оно. Как порядок, ничем не украшенное, без ленточек и побрякушек, без маскировки и ненужных мелочей.
Она не сказала, что любит, его. Ей не надо было это говорить. Двумя словами она смирила его.
Она напряженно наблюдала за ним: гордая и суровая, богиня с пламенной душой. Ее взгляд предлагал и требовал одновременно, просил о правде, призывал к честности. Он прожег его насквозь, прогнал прочь фантазии, остави его лицом к лицу с опустошительной реальностью.Он отпустил ее руку.
— Я не могу взять тебя с собой. Подумай о Мак-Уордере, его ищейках, идущих за мной по пятам. Как я могу взять тей сейчас с собой?
— Я не боюсь.
— Подожди меня, — убеждал он, — я тебя найду, я придумаю какой-нибудь выход для нас.
Она склонила голову. В этой покорности он прочел презрение, и оно потрясло его, разбило его сердце. Ему было стыдно коснуться ее. Все его прошлое, все безумства… встали перед ним. Она предлагала ему счастье, а ему нечего было дать взамен кроме фантазий.
Раньше фантазий всегда хватало. Никто не спрашивал с него большего.
— Это будет недолго, — говорил он, и голос его звучал трубо. — Эта суета быстро успокоится.
Она подняла глаза и поглядела сквозь него. Она презирала его обещания.
— Я придумаю способ, черт бы тебя побрал! — Он закинул голову, прислонился к дереву и смотрел, как летят в ночном небе искры, мигая в голых ветвях. — Верь мне, только верь в меня!
— Это не то, что я должна тебе дать, — сказала она, и голос ее больше не был спокойным. Он дрожал, выдавая ее чувства. — Я не могу быть для тебя девицей для спасения. Я не могу быть твоим зеркалом. Я только могу пойти с тобой, если ты меня позовешь.
Его охватил гнев. Он оттолкнулся от дерева, забыв о боли в руке.
— Я прошу тебя подождать! — Обида и дым помешали его крику; превратили его в оборванное рычание. — Хоть немножечко поверить в меня.
Она смотрела на него широко открытыми глазами, такая красивая, такая далекая, без малейших следов преданности, или нежности, или покорности. Он не мог сказать, что она чувствует, что думает.
— Ты должен уже идти, — наконец, сказала она.
— Ты будешь ждать?
Она посмотрела на дом, на пожарище, которое было ее домом.
— Мне ведь некуда идти.
— К твоей кузине Кларе Пэттон, в Лондон.
Странно мотнув головой, как будто стряхивая с нее даутину тумана, она сказала:
— Я позволила этому случиться. Я сама допустила, чтобы это со мной случилось. Я знаю. Я знаю. Я позволила этому случиться.
Его гнев растворился. Он поднял обе руки и прижал пальцы к ее щекам. Бинт выделялся белой тенью на фоне ее плеч. Он поцеловал ее…
— В Лондон. Я там буду.
Он почувствовал, как слезы ручьем полились по ее лицу. Они падали на его обожженные пальцы, холодные и жгучие.
— Уходи, — сказала она, отталкивая его. — Теперь уходи.
Он сделал шаг к ней, но она отвернулась и пошла. Ведро она уронила и теперь шагала вниз по холму, оставив ему только мокрые следы своих слез на пальцах. Он наблюдал за ней, пока она не подошла к пожарному насосу. Ее встретил Мак-Уордер. Магистрат посмотрел на Ли, потом вверх на холм. В этом взгляде не было прощения, только холодный вопрос, чего он медлит.
С.Т. посмотрел на тело Чилтона. Знакомая шпага без ножен валялась рядом с ним. Он прохромал по склону и подобрал свой эспадрон, рядом в тени нашел свою брошенную, отделанную серебром треуголку. Затем он сорвал с тела Чилтона свой плащ. Они закрыли проповеднику глаза, но его белое лицо было подсвечено призрачным медно-розовым светом отраженного пламени.
— Там, куда ты идешь, тебе дополнительное тепло не понадобится, — пробормотал С.Т., забирая свой плащ и поворачиваясь идти.
Никто не обращал на него внимания. Среди мешанины силуэтов и факелов он больше не мог разглядеть Ли. Он повернулся и побрел по холму вверх в темноту.
25
Трех месяцев было достаточно. Трех месяцев шотландской зимы, проведенных в пещере в конце узкой долины. Этого было больше, чем достаточно. Возможно, Красавчик Принц Чарльз и его босоногие горцы находили это привлекательным, но С.Т. был всего лишь слабый англичанин и чувствовал себя глубоко несчастным.
В старые времена он бы отправился сразу в Лондон до того, как поднимут тревогу и смогут его поймать. Он затерялся бы в толпах Коверн-гардена или Сент-Джемилса, где он знал, кому верить и кого избегать, и какие удобства может купить его золото. Но он не мог взять в такой длинный путь Немо с его раненой ногой, да и сам он не годился для дороги: с обгоревшими руками и лицом и раной на бедре, которая пронзала его мучительной болью при каждом шаге Мистраля.
У него больше не осталось воли. Не было даже желания. Он отправился на север, а не на юг. В расщелине скалы, покрытой снегом и окаймленной темными соснами, он и Немо хромали и стонали, сворачиваясь вместе, чтобы было теплей, потихоньку браконьерствовали: ловили то тетерева, то зайца, вытаскивали случайную форель из ручья, принадлежавшего неизвестно какому владельцу, ужинали овсяными лепешками. Добывать корм для Мистраля было гораздо труднее. Кроме овса, который С.Т. захватил с собой, конь вынужден был жевать лишайник и добывать копытами из-под снега вдоль ручья траву и веточки кустарника.
С.Т. замерз. Ему было холодно. Ему было одиноко. И вообще, он был уже стар для этого.
Он проводил время в размышлениях. И чем больше думал, тем больше отчаивался. Он не мог обладать Ли и оставаться в Англии. На это не было никакой надежды. Да, у него были безопасные убежища, его настоящее имя, но всегда оставался бы страх разоблачения. Особенно теперь, когда Льютон его видел, знал его лицо, имя и маску. Жить бесшабашно и одиноко было одно дело, но жить, зная, что в любой момент, который он с ней проводит, он подвергает ее риску быть повешенной вместе с ним… это было нечто совсем другое.
Оставалось только изгнание. Только бесцельная жизнь, где она нашла его среди неоконченных картин… И когда он пытался вообразить, как он предлагает ей пожертвовать своим будущим и соединиться с ним в забвении, он испытывал чувство такого унижения, что оно его просто парализовывало.
Поэтому он тянул время, откладывал исполнение своего обещания, замерзший и угрюмый. Когда настала первая оттепель, он оседлал Мистраля и поехал вниз по долине, а Немо бежал рядом. Волк выздоровел, но раненое бедро С.Т. еще болело. Он не знал, куда едет и зачем, но ему надоело ежиться и мерзнуть в пещере.
Он чувствовал себя потерянным, одиноким, бездомным. Ехал медленно, избегая городов, пересек границу по диким холмам Чевиота, там где скотокрады совершали ночные набеги и растворялись потом в тумане.
Он ехал через сельскую местность, останавливаясь иногда на одиноких фермах, чтобы спросить дорогу или купить еды у какой-нибудь немногословной хозяйки. Так он добрался на юг до озер Вестморленда. Он ехал почти неделю, когда однажды ясными сумерками спустился с окутанных туманом холода Шэпфеллса в плодородную долину к угрюмому городку Кендалу и решил провести ночь в постели.
В Кендале его никто не знал. Он проезжал через него раз или два, но никогда не останавливался и никак не называл тебя, ни своим, ни чужим именем. Он свистнул Немо, который ловил в пустоши мышей, рядом были фермы и обработанные поля, и С.Т. не мог позволит волку свободно бродить по окрестностям, пока он оставался в городе. Из своего много повидавшего галстука он сделал ошейник и завязал его на шее Немо, привязав его к поводу прежде чем снова сесть на коня.
В своем черном плаще, треуголке и со шпагой он выглядел вполне джентльменом, если, конечно, не обращать внимания на грязную линялую сорочку. Он вытянул из-под защиты рукавов кружевные манжеты, сменил перчатки без пальцев на свои украшенные серебром, отряхнул как мог шляпу и приготовился разыгрывать чудака.
Немо выразил недовольство тем, что его заставили присоединиться к движению по дороге, но твердостью и уговорами удалось добиться, чтобы он согласился бежать рядом с Мистралем на своих четырех лапах, а не тащить его на задних за собой. Примерно через полмили, когда никакая женщина не появилась, чтобы ему угрожать, Немо начал успокаиваться и бежал рядом на расстоянии, которое позволяла длина поводка. Он забегал вперед и отбегал назад, пересекая дорогу Мистралю, что заставило С.Т. перекидывать поводок с одной стороны на другую через голову коня.
Никто из редких прохожих и возчиков фургонов не обратил, казалось, на С.Т. и его спутника никакого внимания, но когда они приблизились к окраине города им навстречу попалась почтовая карета. С.Т. повернул Мистраля к обочине, чтобы дать ей проехать, но кто-то с крыши издал дикий вопль. Все пассажиры на крыше повернулись в их сторону и глазели на них, пока не проехали, перегибаясь над надписью Ланкастер — Кэндэл — Карлайн на задке кареты.
Немо это внимание крайне не понравилось, и он, рыча, сделал быстрый рывок за удаляющимся экипажем. С.Т. резво позвал его и дернул назад, но волк не выказал никаких признаков раскаяния, только с довольным видом повернулся и снова занял свою позицию впереди Мистраля.
Аккуратный городок Кэндел еще светился, хотя уже приближалась ночь. Окна каменных и отштукатуренных домов светились и отражались в реке. За городом на крутом холме темнели черные руины замка. С.Т. проехал под почтовым рожком, свисавшим с вывески «Кинге Арме», и спешился на конюшенном дворе, присоединившись к толпе, ожидавшей возле конторы сведений о посылках, которые, возможно, привезла проехавшая карета.
Официального вида юноша ходил в толпе ожидавших, раздавая листки с криками «Объявление! Объявление! Здесь, сэры, объявление!» Он сунул одно в руку С.Т., отскочив, когда Немо зарычал, предупреждая, с добродушной ухмылкой. С.Т. глянул на бумагу:
Он глубоко вздохнул, надвинул поглубже шляпу и снова сел на Мистраля.
Как раз в тот момент, когда он поворачивал Мистраля влево, Немо заинтересовался чем-то справа. Волк пересек дорогу под самым носом Мистраля и продолжил свой поход поперек груди коня. Мистраль, получив такие противоречивые сигналы, выгнул дугой шею и затанцевал. С. Т. сильно послал его вправо и Мистраль понял эту неожиданную подсказку очень серьезно: присел на задних ногах и сделал пируэт с передними ногами в воздухе.
На поле боя это был бы великолепный маневр, но не во дворе конюшни, что привело к тому , что женщины закричали бросились к нему и внезапно все обернулись в его сторону: глазели, кричали, показывали пальцами и махали зажатыми в руках объявлениями.
Одни его узнали. Только что он был всего-навсего один путешественник среди суеты конюшенного двора, в следующее мгновение он стал грабителем.
С.Т. положил руку на шпагу. Но не вытащил ее. Веревка намотанная на кулак, больно натянулась, когда Немо, почувствовав угрозу и волнение, пришел в ярость и стал рычать и бросаться на всю длину поводка, всем своим телом повисая на руке С.Т. С.Т. рванул повод, оттаскивая разъяренного волка назад, и направляя Мистраля среди общего столпотворения к арке ворот.
Люди, которые попытались было задержать его, сразу потеряли свое мужество, когда Мистраль двинулся вперед. Но повторяющиеся прыжки Немо встряхивали С.Т., и ему одного волка было достаточно, чтобы нарушить весь план спасения.
Мистраль в страхе вставал на дыбы. С.Т. чувствовал его неуверенность, когда его бросало из-за несбалансированности груза. Казалось, их окружало море людей. В какую-то долю секунды между тем, как дать Мистралю упасть и удерживать Немо, С.Т. бросился вперед на шею коня и отпустил повод.
Мистраль опустился на передние ноги, С.Т. обернулся в седле, чтобы позвать Немо, в полном отчаянии: его шансы уменьшались с каждой секундой, так как конюхи и почтальоны рвались перехватить поводья. Волк очищал широкий полукруг своим рычанием и щелканьем зубов. Визжащие зрители отскочили назад, и в этот момент С.Т. привлек к себе Мистраля, глянул вперед и увидел, что дорога его перегорожена пустым фаэтоном, который толпа мальчишек притащила и поставила поперек арки входа. Не раздумывая, он пришпорил своего большого коня: его ум, сердце — все устремилось к темному отверстию над экипажем, потому что там была свобода.
Мистраль сделал два галопирующих шага, на большее у него не было места, и прыгнул в воздух. Свет стал тенью, С.Т. отклонился назад в полете, время замедлилось в неестественном темпе. Он увидел ниже плеч Мистраля сиденья фаэтона и черный провал арки. А потом они опустились. Их тряхнуло от удара оземь, полетели брызги из лужи в середине арки.
Следующий прыжок вынес их на улицу. С.Т. снова держал поводья и побуждал Мистраля отдать все, что может, и конь понимал его, переходя с галопа на тройной шаг. Он видел, как Немо выпрыгнул из-под фаэтона. На мгновение ему показалось, что они прорвались, он крикнул волка, и пригнулся к шее Мистраля, но вдруг голову Немо дернуло назад. Волк взметнулся в воздух, его закрутило тянущей веревкой, застрявшей в задних колесах фаэтона.
В старые времена он бы отправился сразу в Лондон до того, как поднимут тревогу и смогут его поймать. Он затерялся бы в толпах Коверн-гардена или Сент-Джемилса, где он знал, кому верить и кого избегать, и какие удобства может купить его золото. Но он не мог взять в такой длинный путь Немо с его раненой ногой, да и сам он не годился для дороги: с обгоревшими руками и лицом и раной на бедре, которая пронзала его мучительной болью при каждом шаге Мистраля.
У него больше не осталось воли. Не было даже желания. Он отправился на север, а не на юг. В расщелине скалы, покрытой снегом и окаймленной темными соснами, он и Немо хромали и стонали, сворачиваясь вместе, чтобы было теплей, потихоньку браконьерствовали: ловили то тетерева, то зайца, вытаскивали случайную форель из ручья, принадлежавшего неизвестно какому владельцу, ужинали овсяными лепешками. Добывать корм для Мистраля было гораздо труднее. Кроме овса, который С.Т. захватил с собой, конь вынужден был жевать лишайник и добывать копытами из-под снега вдоль ручья траву и веточки кустарника.
С.Т. замерз. Ему было холодно. Ему было одиноко. И вообще, он был уже стар для этого.
Он проводил время в размышлениях. И чем больше думал, тем больше отчаивался. Он не мог обладать Ли и оставаться в Англии. На это не было никакой надежды. Да, у него были безопасные убежища, его настоящее имя, но всегда оставался бы страх разоблачения. Особенно теперь, когда Льютон его видел, знал его лицо, имя и маску. Жить бесшабашно и одиноко было одно дело, но жить, зная, что в любой момент, который он с ней проводит, он подвергает ее риску быть повешенной вместе с ним… это было нечто совсем другое.
Оставалось только изгнание. Только бесцельная жизнь, где она нашла его среди неоконченных картин… И когда он пытался вообразить, как он предлагает ей пожертвовать своим будущим и соединиться с ним в забвении, он испытывал чувство такого унижения, что оно его просто парализовывало.
Поэтому он тянул время, откладывал исполнение своего обещания, замерзший и угрюмый. Когда настала первая оттепель, он оседлал Мистраля и поехал вниз по долине, а Немо бежал рядом. Волк выздоровел, но раненое бедро С.Т. еще болело. Он не знал, куда едет и зачем, но ему надоело ежиться и мерзнуть в пещере.
Он чувствовал себя потерянным, одиноким, бездомным. Ехал медленно, избегая городов, пересек границу по диким холмам Чевиота, там где скотокрады совершали ночные набеги и растворялись потом в тумане.
Он ехал через сельскую местность, останавливаясь иногда на одиноких фермах, чтобы спросить дорогу или купить еды у какой-нибудь немногословной хозяйки. Так он добрался на юг до озер Вестморленда. Он ехал почти неделю, когда однажды ясными сумерками спустился с окутанных туманом холода Шэпфеллса в плодородную долину к угрюмому городку Кендалу и решил провести ночь в постели.
В Кендале его никто не знал. Он проезжал через него раз или два, но никогда не останавливался и никак не называл тебя, ни своим, ни чужим именем. Он свистнул Немо, который ловил в пустоши мышей, рядом были фермы и обработанные поля, и С.Т. не мог позволит волку свободно бродить по окрестностям, пока он оставался в городе. Из своего много повидавшего галстука он сделал ошейник и завязал его на шее Немо, привязав его к поводу прежде чем снова сесть на коня.
В своем черном плаще, треуголке и со шпагой он выглядел вполне джентльменом, если, конечно, не обращать внимания на грязную линялую сорочку. Он вытянул из-под защиты рукавов кружевные манжеты, сменил перчатки без пальцев на свои украшенные серебром, отряхнул как мог шляпу и приготовился разыгрывать чудака.
Немо выразил недовольство тем, что его заставили присоединиться к движению по дороге, но твердостью и уговорами удалось добиться, чтобы он согласился бежать рядом с Мистралем на своих четырех лапах, а не тащить его на задних за собой. Примерно через полмили, когда никакая женщина не появилась, чтобы ему угрожать, Немо начал успокаиваться и бежал рядом на расстоянии, которое позволяла длина поводка. Он забегал вперед и отбегал назад, пересекая дорогу Мистралю, что заставило С.Т. перекидывать поводок с одной стороны на другую через голову коня.
Никто из редких прохожих и возчиков фургонов не обратил, казалось, на С.Т. и его спутника никакого внимания, но когда они приблизились к окраине города им навстречу попалась почтовая карета. С.Т. повернул Мистраля к обочине, чтобы дать ей проехать, но кто-то с крыши издал дикий вопль. Все пассажиры на крыше повернулись в их сторону и глазели на них, пока не проехали, перегибаясь над надписью Ланкастер — Кэндэл — Карлайн на задке кареты.
Немо это внимание крайне не понравилось, и он, рыча, сделал быстрый рывок за удаляющимся экипажем. С.Т. резво позвал его и дернул назад, но волк не выказал никаких признаков раскаяния, только с довольным видом повернулся и снова занял свою позицию впереди Мистраля.
Аккуратный городок Кэндел еще светился, хотя уже приближалась ночь. Окна каменных и отштукатуренных домов светились и отражались в реке. За городом на крутом холме темнели черные руины замка. С.Т. проехал под почтовым рожком, свисавшим с вывески «Кинге Арме», и спешился на конюшенном дворе, присоединившись к толпе, ожидавшей возле конторы сведений о посылках, которые, возможно, привезла проехавшая карета.
Официального вида юноша ходил в толпе ожидавших, раздавая листки с криками «Объявление! Объявление! Здесь, сэры, объявление!» Он сунул одно в руку С.Т., отскочив, когда Немо зарычал, предупреждая, с добродушной ухмылкой. С.Т. глянул на бумагу:
«За деяния Грабежа на большой дороге,С.Т. не стал читать дальше. Проглотив проклятье, вертевшееся на языке, он скомкал бумагу в руке. На мгновение его охватила паника, он стоял посреди толпы, в которой каждый третий читал подробное описание его персоны, вплоть до отделанных серебром перчаток. «Тысяча фунтов… Боже мой… тысяча фунтов!»
Нанесение Увечий и Убийство
Разыскивается Софокл Трафалгар Мейтланд.
Одна тысяча фунтов.
Вышеназванный грабитель имеет при себе
Светло-серого Мерина и большую Собаку,
Эта собака имеет желтые глаза,
пятна черные и кремовые,
а на самом же деле является Волком»
Он глубоко вздохнул, надвинул поглубже шляпу и снова сел на Мистраля.
Как раз в тот момент, когда он поворачивал Мистраля влево, Немо заинтересовался чем-то справа. Волк пересек дорогу под самым носом Мистраля и продолжил свой поход поперек груди коня. Мистраль, получив такие противоречивые сигналы, выгнул дугой шею и затанцевал. С. Т. сильно послал его вправо и Мистраль понял эту неожиданную подсказку очень серьезно: присел на задних ногах и сделал пируэт с передними ногами в воздухе.
На поле боя это был бы великолепный маневр, но не во дворе конюшни, что привело к тому , что женщины закричали бросились к нему и внезапно все обернулись в его сторону: глазели, кричали, показывали пальцами и махали зажатыми в руках объявлениями.
Одни его узнали. Только что он был всего-навсего один путешественник среди суеты конюшенного двора, в следующее мгновение он стал грабителем.
С.Т. положил руку на шпагу. Но не вытащил ее. Веревка намотанная на кулак, больно натянулась, когда Немо, почувствовав угрозу и волнение, пришел в ярость и стал рычать и бросаться на всю длину поводка, всем своим телом повисая на руке С.Т. С.Т. рванул повод, оттаскивая разъяренного волка назад, и направляя Мистраля среди общего столпотворения к арке ворот.
Люди, которые попытались было задержать его, сразу потеряли свое мужество, когда Мистраль двинулся вперед. Но повторяющиеся прыжки Немо встряхивали С.Т., и ему одного волка было достаточно, чтобы нарушить весь план спасения.
Мистраль в страхе вставал на дыбы. С.Т. чувствовал его неуверенность, когда его бросало из-за несбалансированности груза. Казалось, их окружало море людей. В какую-то долю секунды между тем, как дать Мистралю упасть и удерживать Немо, С.Т. бросился вперед на шею коня и отпустил повод.
Мистраль опустился на передние ноги, С.Т. обернулся в седле, чтобы позвать Немо, в полном отчаянии: его шансы уменьшались с каждой секундой, так как конюхи и почтальоны рвались перехватить поводья. Волк очищал широкий полукруг своим рычанием и щелканьем зубов. Визжащие зрители отскочили назад, и в этот момент С.Т. привлек к себе Мистраля, глянул вперед и увидел, что дорога его перегорожена пустым фаэтоном, который толпа мальчишек притащила и поставила поперек арки входа. Не раздумывая, он пришпорил своего большого коня: его ум, сердце — все устремилось к темному отверстию над экипажем, потому что там была свобода.
Мистраль сделал два галопирующих шага, на большее у него не было места, и прыгнул в воздух. Свет стал тенью, С.Т. отклонился назад в полете, время замедлилось в неестественном темпе. Он увидел ниже плеч Мистраля сиденья фаэтона и черный провал арки. А потом они опустились. Их тряхнуло от удара оземь, полетели брызги из лужи в середине арки.
Следующий прыжок вынес их на улицу. С.Т. снова держал поводья и побуждал Мистраля отдать все, что может, и конь понимал его, переходя с галопа на тройной шаг. Он видел, как Немо выпрыгнул из-под фаэтона. На мгновение ему показалось, что они прорвались, он крикнул волка, и пригнулся к шее Мистраля, но вдруг голову Немо дернуло назад. Волк взметнулся в воздух, его закрутило тянущей веревкой, застрявшей в задних колесах фаэтона.