Он приподнял рулон и нежно отвернул краешек ткани. — Вы только взгляните, как мало в нем дефектов, — сказал он, незаметно срывая с поверхности крохотный свалявшийся узелок. — Среди тканей на основе хлопка вы вряд ли найдете хоть отдаленно приближающуюся к нему по качеству!
   Гизелла прекрасно понимала, что он прав. Хлопок выглядел грубым и часто содержаал множество посторонних включений, именующихся среди профессионалов непропрядками. Ей очень нравилась эта ткань — очень. Воздушный, настоящий шелк успокаивал нежную кожу, как это делали примочки с эфирными маслами, а его богатый оттенок выгодно подчеркивал огненные волосы. Мысленно она уже видела себя в облегающем бирюзовом платье и совсем не задумывалась над тем, что, продав остальные ткани, получит баснословную прибыль. Фантазии преобразили лицо гномихи: она заулыбалась, как кошка на солнышке. Но ей вовсе не хотелось платить за ткань цену, выставленную торговцем.
   Она одурачила старого беззубого гнома, но боялась, что вот-вот достигнет предела его жадности и терпения.
   Гизелла хотела эту ткань.
   — Хорошо, три стальных монеты, но не медяком больше, — выдохнула она.
   — Три с половиной, — нараспев произнес он, дернув головой.
   — Покупаю! — Гизелла с чувством прижала покупку к груди. Не лучшая сделка из тех. что ей удавалось проворачивать, но ткань того стоила. Все, что оставалось сделать — попросить торговца предоставить ей кредит, пока она не прокрутит несколько операций и не заработает достаточно наличных. Готовая начать последнюю часть сделки, гномиха торопливо облизала губы, когда вдруг услышала пронзительные вопли.
   Вудроу и Непоседа! Внезапно вспомнив о них, Гизелла обернулась по сторонам.
   В палатке их не было. Крик повторился; он заставил ее поднять глаза и обратить внимание на штуковину, названную бароном «каруселью». Гномы неслись от нее, точно тролли от огня, спрыгивали с деревянного помоста и бежали, куда глаза глядят. На площадке виднелось одно пустое гнездо, как будто если бы сказочное животное сорвалось с привязи и покинуло отведенное ему место. Заслышав испуганные крики вновь, она отметила, что все большее количество людей задирают голову вверх, и последовала их примеру.
   Желанная ткань выскользнула из пальцев прямо в дорожную пыль. Гизелла с трудом осознавала то, что видела.
   Тассельхофф Непоседа демонстрировал над городом фигуры высшего пилотажа: он то стремительно взмывал ввысь, то круто пикировал вниз, примостившись на спине красного крылатого создания, до безобразия напоминающего легендарного дракона, если бы не черная дыра на брюхе. Человек — ее слуга, дошло до гномихи — вцепился в молотящий воздух хвост чудовища и болтался на нем, как флажок на верхушке парящего воздушного змея.
   — Тассельхофф Непоседа, я требую, чтобы ты тотчас же вернулся! — заорала огненновласая гномиха и решительно направилась к карусели, сметая с пути всех и вся. Она даже пригрозила кулаком небу. — И ты, Вудроу!… Ты же дал обещание не спускать с паршивца глаз! Ты уволен!!!
   И откуда на Кринне взяться красной зверюге?
   — Обогиобогиобоги, — раздался рядом чей-то голос. — Гдежеэтопроклятоекольцо?
   Гизелла глянула себе под ноги и обнаружила плешивого гнома-механика в мешковатых штанах и длинном белом кафтане; на груди его болтались привязанные к резинке защитные очки. Руки гнома-механика прятались под черными кожаными перчатками. Он лихорадочно обыскивал все карманы своего плаща, выворачивая их наизнанку со всем содержимым заодно.
   — Ты и есть тот гном-механик, кому принадлежит эта штуковина? — спросила Гизелла. И, не дожидаясь ответа, продолжила. — Во имя Кринна, что тут произошло?
   Гномиха крепко ухватила его за шиворот:
   — Вся ответственность возлагается на тебя. Куда направляется эта скотина вместе с моими друзьями?
   — Ага! — изобретатель ловко вывернулся из ее рук и победоносно продемонстрировал крохотное колечко. — Ябысрадостьюобъяснилтебевсечтоугодно, особеннокогдаянашелегоимогуотправитьсякудавздумается, нонадоспешить.
   Гном-механик проворно натянул на голову резинку, и очки заняли подобающее им место с громким "чпок".
   — Какнибудьвдругойраз, — добавил он и просунул большой палец в изящное крохотное отверстие на правом рукаве. Кольцо в одно мгновение обхватило палец, гном крепко зажмурился и…. исчез!
   Гизелла беспомощно опустила руки. Она покрутилась по сторонам, оглядывая толпу, но тщетно силилась увидеть хоть намек на присутствие гнома-механика. Гномиха украдкой покосилась на небо, на черное пятнышко, продолжавшее стемительно удаляться — пятнышко, некогда бывшее Тассельхоффом и Вудроу. И только тогда она разглядела одетого в мундир гнома со светло-клубничными волосами и бородой, делающей его почти круглым. Гном важно шествовал в ее направлении.
   — Прошу прощения, полковник, — начала она.
   На заросших щетиной щеках гнома проступил румянец:
   — Я только капитан, мэм.
   Он оценивающе оглядел Гизеллу с ног до головы.
   — Но разве это не замечательно?! Интересно, вы не в курсе, где живет этот гном-механик, владелец карусели?
   Гномиха придвинулась поближе, и капитан снова покраснел.
   — Точно я вам сказать не могу, мэм. Знаю, что на востоке, в горах, есть башня, но кто там живет — понятия не имею. Попытайтесь обратиться к организаторам фестиваля, хотя их контора закрыта до окончания Октябрьского Феста.
   — Но хоть кто-нибудь должен знать, кто такой этот проходимец! — взорвалась гномиха.
   — Уверен, что кто-то да и знает, — ответил офицер, — но все регистрационные записи следующие три дня под замком.
   — Одно из его созданий только что утащило на восток моих друзей, а я должна сидеть тут три дня и ждать, пока кто-то отыщет, где он живет? — лицо Гизеллы покрылось красными пятнами.
   — Боюсь, так, мэм, — извиняющимся голосом ответил офицер. — Хотя я мог бы выслать патруль вслед за ними…
   Гномиха широко усмехнулась и похлопала его по спине.
   — Вот это звучит правдоподобнее!
   — Но так или иначе, в ближайшие три дня никто никуда не пойдет. Первая группа вот уже десять дней несет вахту на юге и вернется в город недели через три. А вторую команду прошлой ночью я отправил на три дня на восток.
   — Но это же чрезвычайная ситуация! Отзовите их назад, или как там принято у вас, военных….
   — Боюсь, что не смогу сделать ни того, ни другого, мэм, — капитан и впрямь выглядел опечаленным. — К тому времени, пока кто-нибудь разыщет и вернет группу обратно, они успеют вернуться из патрулирования. Но если вы собираетесь жаловаться….
   — Не переживайте, рядовой, я сама обо всем позабочусь!
   Гномий офицер поспешно убрался прочь от разъяренной фурии.
   — Проклятье! — чертыхнулась Гизелла, в отчаяньи топнув ногой. Что теперь оставалось делать? В самом деле ждать три дня? Ни за что!
   — Извините меня, миледи, но похоже, вам необходима помощь? — произнес глубокий мужской голос.
   Гизелла раздраженно подняла глаза. Но тут же облегченно вздохнула, по достоиству оценив его обладателя. Говоривший был высоким, мускулистым человеком. Он обладал волевыми чертами лица, квадратным подбородком и скулами, которые проступали из-под кожи, точно высеченные из великолепного мрамора. Его глаза, в свою очередь оценивающие гномиху, были темными и глубоко посаженными, и в них присутствовало то слегка недружелюбное выражение, что всегда так восхищало Гизеллу. Темные волосы по жесткости напоминали щетину. А его одежда — оливковая туника, желто-коричневые брюки, заправленные в кожаные сапоги чуть ниже колена, и пластинчатый доспех из тех, коими обычно пользуются разбойники — все было дорогим и безукоризненно чистым.
   Единственная черта лица пришлась ей не по душе — нос мужчины. Не то чтобы он был плохим, отметила про себя гномиха, просто немного не дотягивал до совершенной формы. Расплывшийся и слегка великоватый, немного вздернутый, нос делал его похожим на поросенка.
   — Миледи? Дензил, к вашим услугам, — он протянул руку.
   Ее глаза оторвались от созерцания играющих мускулов и переместились на его лицо.
   — Ух? — хрюкнула она неожиданно писклявым голосом, немного оробев от столь явной демонстрации силы. — Ой, приветик! Я Гизелла Хорнслагер.
   Она пожала протянутую руку и задержала дыхание, когда губы мужчины прикоснулись к белоснежным костяшкам ее пальцев. Как школьница, Гизелла хихикнула и с огромным нежеланием отстранила руку.
   — Просто Дензил? — спросила она, захлопав по-коровьи глазами.
   — А вам нужно больше?
   — Н-нет, — заикаясь, выдавила гномиха. — Обычное любопытство.
   — В таком случае, могу я вам немного посодействовать? — предложил мужчина. — Не могу же я помочь вам вопреки вашему желанию…
   Огневласая гномиха зарделась.
   — Те двое, что улетели на этом чудовище, были вашими друзьями?
   — И да, и нет. Вудроу мне прислуживал. А кендер — просто багаж. Я доставляла его клиенту.
   — Так полет не входил в ваши планы?
   Она некрасиво фыркнула.
   — В мои не входил без всякого сомнения.
   На мгновение она задумалась над этим вопросом. Вудроу был слишком наивен и невинен, да и лоялен к тому же, чтобы строить какие-то планы у нее за спиной, кендер — без царя в голове. Явно это дело рук кого-то другого….
   — Самое странное заключается в том, что никто и не собирается расследовать исчезновение. Я не могу заполучить в свое распоряжение патруль ранее, чем через три дня! Неужели люди здесь полагают, будто ничего необычного в полетах деревянных зверушек нет? — закончила Гизелла, испытывающе взглянув на обескураженную толпу.
   В голосе Дензила появились иронические нотки.
   — Действительно, никто даже не удивился, когда изобретение гнома-механика заработало как-то неправильно.
   Брови гномихи согласно взмыли вверх.
   — Я должна найти их. И несомненно выдавила бы ответы на интересующие меня вопросы, если бы гном-механик, собственник карусели, не исчез буквально у меня на глазах!
   — Наверное, он отправился искать, и вскоре вернет ваших…хм…друзей, — предположил Дензил.
   Гизелла решительно покачала головой.
   — У меня нет возможности ждать. Я должна вернуть Тассельхоффа в Кендермор в течение недели. И если я ДОЛЖНА отыскать его и возвернуть себе, то так я и сделаю!
   — Наверное, он так важен для вас, что вы готовы рисковать своей жизнью ради его спасения, — произнес Дензил, не отводя от гномихи глаз.
   Гизелла неподдельно развеселилась.
   — Не скажу, что он так уж важен для меня. Он — это много денег, и всего-то. И, конечно же, я не собираюсь умирать ради его спасения.
   — В таком случае позвольте вам помочь, — настаивал Дензил. — Горы — совсем не место для одинокой госпожи. Не говоря уж о том, что бывают и неожиданные встречи…
   Сначала глаза Гизеллы удивленно расширились, потом засияли восторгом. Такой непредвиденный поворот событий! Она не стала обращать внимание своего нового знакомого на то, что большую часть жизни ей пришлось путешествовать в одиночку.
   — У меня нет денег, чтобы оплатить твои услуги, — застенчиво промолвила она. — Может, мы найдем другой вариант, который устроил бы нас обоих? — сказала гномиха, не преминув сопроводить свое предложение обольстительной улыбкой.
   — Мне кажется, торг здесь неуместен, — ничуть не хорохорясь, заявил он. — Да и требовать оплаты в подобной ситуации не стану. Я разыскиваю человека, у которого смогу заполучить необходимую мне карту, вот поиски и привели меня в Рословигген. А теперь судьба одаривает меня новой замечательной спутницей — и новой загадкой заодно.
   Гизелла одарила мужчину самой соблазнительной из улыбок, он усмехнулся в ответ. Гномиха не без сожаления заметила, что улыбается он одними губами, не глазами. Смеющиеся глаза — то, что она в первую очередь искала в мужчинах. Конечно, его желание бескорыстно помочь вполне компенсировало такой незначительный недостаток, как вечно ледяные глаза.
   — Не будем понапрасну тратить время, — заявил он. — Мой конь ожидает у въезда на площадь. Мы заскочим к тебе домой, заберем вещи, а к полудню уже будем в горах.
   Гизелла не обрашала внимания на крики торговца тканями. Все равно денег, чтобы заплатить ему, у гномихи не было. Поэтому она молча проследовала за Дензилом к краю площади, где располагались конюшни. Мужчина вывел за собой самого гигантского и самого черного из виденных ею коней. Что-то такое в этом животном очень насторожило гномиху. Ноздри коня казались неестественно красными, а пару из них вырывалось куда больше, чем это полагается в прохладном горном воздухе. Такое впечатление, что изнутри зверюгу разогревал угольный котел. Взвинченный конь непрерывно бил копытом о землю. Губы его двигались, но совершенно беззвучно, а когда конь наконец пошел по мостовой, Гизелла не услышала привычного цокота копыт. Животное будто избегало шума.
   За спиной животного стоял конюх, пересчитывая монеты, которые буквально вдавил в его ладонь Дензил. Между тем Дензил легко вскочил в седло и любовно похлопал коня по боку. Затем протянул руку гномихе с кирпично-красными волосами.
   Гизелла не двигалась, спрятав руки за спину.
   — Он магический? — неуверенно спросила она.
   — Да, — как бы между прочим ответил мужчина. — Скул — инкуб. А теперь дай руку, я помогу тебе, раз уж ты так боишься.
   — Я ничего не боюсь, — решительно отрезала гномиха, но руку-таки протянула. Он без особых усилий усадил ее в седло за собой, да так резво, что Гизелла чуть было не задохнулась. Она показала мужчине направление к баронову дому.
   Крепко обхватив руками тонкую талию Дензила, Гизелла прижалась к его мускулистой спине. В ноздри ударил знакомый «мужской» запах — запах кожи и пота, смешанный с чем-то еще, присущим только Дензилу, и гномиха удовлетворенно задержала дыхание. Она примостила лицо в крохотной впадинке между заостренными лопатками и тут же забыла обо всех своих неприятностях.
   Невзирая на пугающий облик инкуба, легкость, с которой двигался черный зверь, превзошла все ее ожидания. Ей казалось, что поездка на Скуле будет сродни скачкам на облаке — холодном грозовом облаке. Даже через тяжелое кожаное седло она чувствовала смертельный холод, исходящий от животного. Вжавшись в Дензила, гномиха наслаждалась поездкой.
   — Мы на месте.
   Слова пророкотали в глубинах его грудной клетки, и гномиха неохотно подняла глаза.
   Гизелла знала, что весь день барон и баронесса посвятят суете вокруг фестиваля и связанным с ним делам. Поэтому, приказав одному из слуг подготовить коня, она вернулась в свою комнату и облачилась в одно из самых откровеных дорожных платьев — пиджак из телячьей кожи без обычной пододетой вниз блузы и кружевные штаны, демонстрирующие остальные ее достоинства, после чего поспешила к парадному подъезду. Двое конюхов кое-как оседлали и обуздали ее кобылу и теперь тщетно пытались успокоить ее. Глаза животного расширились, а из носа вырывались клубы раскаленного пара. Каждый раз, бросив взгляд в сторону инкуба, она трясла головой и рыла копытом землю.
   — Скоро успокоится, — заверил Дензил. — Так всегда бывает.
   С этими словами он развернул скакуна и выехал за пределы двора. Гизелла последовала за ним, не переставая думать о том, что в любом случае у них остается в запасе целый вечер…
   Они поднимались в горы. Под копытами лошадей скрипели ароматные сосновые иголки, а время перевалило за полдень. Длинные тени под тяжелыми, причесанными рядами взлохмаченных деревьев на склонах постепенно впитывались в землю. Редкие солнечные лучи прорывались сквозь сплетенные кроны. Птицы не щебетали. Когда Гизелла обратила внимание на повисшее в воздухе безмолвие, она списала его на странное свойство инкуба, хотя вряд ли смогла бы объяснить, почему.
   Привал устроили на крохотной полянке. Гизелла дрожала — и от холода, и от пугающей тишины.
   — Откуда мы узнаем, что именно этот путь ведет к башне?
   — Ниоткуда, — просто ответил Дензил. — Я наблюдал за драконом, пока он не превратился в точку. Кажется, мы движемся в верном направлении.
   Он искоса взглянул на солнце, готовое вот-вот занырнуть за вершину, и прищурился.
   — Нынешней ночью остановимся тут.
   Он спрыгнул с Черепа, прошептав на ухо беспокойному животному несколько ласковых слов. Конь неспеша отправился пастись к ближайшему дереву.
   — Вот это фокус! — голос Гизеллы выдавал неподдельное восхищение. Тем не менее руку она протянула с наигранной скромностью. Дензил помог ей спешиться.
   — У нас с Черепом взаимопонимание, — загадочно прокомментировал он. Отвернувшись от Гизеллы, он пошел за необходимым для предстоящей ночи. Вокруг в избытке валялась хвоя и сухие ветки, так что не прошло много времени, как в каменном кругу вспыхнул крохотный, бодрый огонек. Наспех отряхнув с ладоней иголки и пыль, Дензил полез в свой походный мешок и извлек оттуда вязанку полосок сухого мяса и фрукты, предназначенные им на обед. И только покончив со всем этим, он обернулся и обнаружил, что Гизеллы рядом нет. Ярость, единственная эмоция, которую Дензил так и не научился скрывать, залила пунцовым его щеки.
   Но не прошло и секунды, как из-за круга деревьев на поляну шагнула гномиха, завернутая в тонкую красную шаль, и улыбнулась:
   — Я нашла неподалеку отсюда небольшой горный ручей. Вода потрясающе холодная, но я…
   Дензил шагнул ей навстречу и, зло выкрутив запястье, выдернул из-под деревьев на поляну.
   — Никогда не делай так больше.
   Улыбка Гизеллы мгновенно растаяла.
   — Я отошла всего на несколько минут. И вообще, кто давал тебе право командовать? — Она попыталась освободить руку. — Эй, ты делаешь мне больно!
   Сильные пальцы продолжали сжиматься на запястье до тех пор, пока на коже не проступили темные пятна. Глотая выступившие слезы, она рванулась сильнее, и только тогда Дензил освободил руку. Гизелла потерла затекшую кисть и молчаливо уставилась на него.
   — Это маленькое путешествие было поступком безрассудным и опасным. Никогда не знаешь, что ты найдешь — или что отыщет тебя — среди деревьев, — больше объяснений с его стороны не последовало.
   Гнев и растерянность гномихи сами собой прошли. Подумать только, этот красавец мужчина беспокоится о ней! Поплотнее закутавшись в шаль, Гизелла пристроилась на гладком булыжнике поближе к огню.
   — Что на обед? — поинтересовалась она ледяным голосом, сохраняя дистанцию.
   Дензил перебросил ей маленький пакетик обернутого в ткань сухого пайка. Гизелла быстро взглянула на неаппетитый кусок и задумчиво подбросила его в воздух. Хоть и видок у такой еды оставляет желать лучшего, ее вряд ли можно назвать нездоровой, тем более не ела она с утра. Гизелла передернула плечами и вскоре уже рассеянно обгладывала полоску говядины, слишком занятая пикантными размышлениями о Дензиле.
   В это время Дензил растянулся на одном из ковриков, положенных им у огня, и принялся ковыряться в зубах заостренной веточкой. Пристально глядя в огонь, он вдруг сказал:
   — Эта ночь напоминает мне любимое стихотворение. Ты любишь стихи? — Не дожидаясь ответа, он начал декламировать благоговейным голосом, энергичным и вдохновенным:
   Успокоение дарует древний лес,
   Даруют мир его роскошные дворцы,
   И тлену нет здесь места -
   Стройные деревья зеленью одеты.
   Созревшие плоды не падают с ветвей,
   Потоки неподвижны и прозрачны
   Как стеклышки, и сердце отдыхает
   В неугасающих лучах дневного света.
   Под сенью крон уставший от забот
   Охотно променяет их на сон.
   И суетливый гомон птиц, любовь -
   Все остается где-то за границей.
   Болезни, страх исчезнут без следа,
   И память станет чистою страницей.
   Успокоение дарует древний лес,
   Даруют мир его роскошные дворцы.
   И свет столь ярок, что в смятеньи
   Под его натиском распалась тьма.
   Под кронами зелеными нет тени,
   Ибо забыта здесь давно она
   В слепящем и приятном свете,
   Прохладном аромате ветра,
   И тлену места нет здесь -
   Стройные деревья зеленью одеты.
   Тут тишина царит, и даже песня
   Сменяется безмолвием покоя.
   Такого мир не мог даже представить -
   А тут, за гранью, все так ясно,
   Что чувства не нуждаются в ответах,
   И остается наблюдать с отрадой:
   Созревшие плоды не падают с ветвей,
   Потоки неподвижны и прозрачны
   И осушатся слезы с наших лиц,
   Ибо сойдет с небес благословенье,
   Спокойствие разлившейся рекой
   На наши души раненые хлынет.
   И перед странником откроется прямой,
   Неуловимый вечно путь Домой,
   Как дуновение, и сердце отдыхает
   В неугасающих лучах дневного света.
   Успокоение дарует древний лес,
   Даруют мир его роскошные дворцы,
   И тлену нет здесь места -
   Стройные деревья зеленью одеты.
   Созревшие плоды не падают с ветвей,
   Потоки неподвижны и прозрачны
   Как дуновение, и сердце отдыхает
   В неугасающих лучах дневного света.
   Резко выдохнув, Дензил закончил говорить, но так и не отвел взгляд от пламени.
   — Песня птиц Вайретского леса, Квивален Сот, — печально пояснил он.
   Со своего коврика Гизелле был отчетливо виден его точеный профиль. До чего же сложным был этот человек -
   * * * XXXXXXX * * *

ГЛАВА 17

   Дамарис неуверенно коснулась плеча визжащего человека.
   — Если вы не возражаете против моей болтовни, то должна признаться, что вид у вас донельзя расстроенный.
   Финес все еще сидел на столе, прислонившись к стене Винсентовой комнаты, поскуливая от страха и бормоча себе под нос что-то невразумительное. Когда Дамарис заговорила с ним, он наконец закрыл рот и первый раз поднял на нее заплаканные глаза.
   — Дамарис Метвингер, я полагаю?..
   — Это я, — вежливо отвечала она. И светло-синие глаза, и улыбка ее источали искреннее благодушие. — А ты кто?
   Трапспрингер второпях представил присутствующих.
   — Рад, что все устаканилось, — мягко проговорил огр, продолжая приготовления к еде, будто не произошло ничего необычного. — Вы найдете это пристанище почти комфортабельным, а кроме того, повторюсь, я отличный повар. Вам тут понравится, а однажды вы просто привыкнете.
   — Но мы не можем оставаться! — закричал Финес, неистово забившись в оковах, сковавших его запястья.
   — Это почему же? — поинтересовался огр, упрямо уперев руки в боки.
   — Прекрати, Финес, — зашипел Трапспрингер. Как любой кендер, старик не отличался особенной осторожностью. Но он был согласен с тем, что впавший в истерику человек может положить внезапный конец тому, что может оказаться довольно интересным приключением — положить конец остатку его жизни.
   — Финес хотел сказать, — пояснил Трапспрингер, — что мы не хотели бы бесцеремонно вмешиваться и утруждать тебя, о благородный великан.
   Огр широко улыбнулся, продемонстрировав два ряда неровных, желтых, полусгнивших зубов.
   — Вы не помешаете мне! Я люблю общество! Именно поэтому я здесь и нахожусь.
   — Ты здесь только за компанию? — даже Трапспрингер был немало смущен.
   Винсинт разложил в четыре оловяные тарелки по высохшей до золотистого оттенка рыбешке.
   — Ну, в общем-то, да. Видите ли, много лет назад я пришел сюда из земель, где живут огры, на северо-восток отсюда, в составе одной из групп захватчиков.
   Он полил рыбу тягучим белым соусом.
   — Один из сородичей ранил меня стрелой, а после они оставили меня тут, умирать. Не помню, сколько времени я провел здесь, от нагноения у меня начался бред. Следующее, что я помню — я лежал в самой мягкой постели Кринна! Меня нашли несколько кендеров, принесли в свой дом прямо за Руинами и вылечили целебными травами.
   Глаза Винсинта затуманились от теплых воспоминаний. Он задумчиво качнул головой, и на тарелку упала одинокая слеза.
   — Рана моя оказалась серьезной, так что лечение заняло уйму времени. Кендеры обходились со мной, как со своим, и научили меня своему языку. Вот и ответ на вопрос, который ты задала раньше, — обратился Винсинт к светловолосой девушке.
   — А почему ты не вернулся домой, когда выздоровел? — спросила Дамарис, отрезая кусочек вкусной дымящейся рыбы.
   Винсинт содрогнулся.
   — Вы, кендеры, все такие проныры? Ну хорошо, раз уж тебе так интересно, это вовсе не было случайностью, когда меня ранил один из моих собственных соотечественников. — Очевидно, мысли эти по сей день причиняли огру страдания. — Наверное, мой народ считал, что я недостаточно кровожаден для огра. Я мог без проблем убивать и терроризировать, да и сейчас могу, но я никогда не превращал убийства в способ существования! Надеюсь, вы понимаете, о чем я…
   Огр понурил массивные плечи.
   — Они нашли благоприятную возможность от меня избавиться.
   Он тяжко вздохнул.
   — Так что, как видите, не к чему было возвращаться…
   — Но ты так и не объяснил, почему решил остаться именно здесь! — немного раздраженно напомнила о себе Дамарис. Она ужасно не любила, когда ее называли пронырой.
   Винсинт окинул ее мимолетным взглядом и обратился к Трапспрингеру.
   — Я решил помогать народу, который помог мне. А разве есть лучший способ помочь кендеру, чем спасти его от магических эффектов рощи? Я назначил себя своего рода стражем этого места.
   При упоминании о заколдованной роще каждый из Винсинтовых посетителей покраснел и смущенно поежился. Финесу затронутая тема была малость непонятна, но он явственно помнил, как лаял по-собачьи в тот момент, когда Винсинт нашел его и оттащил в тоннель. Мужчина медленно прикрыл глаза и поежился.