неисправностей.
- Да, я знаю. Но уверяю вас, повреждение есть. Если не в блоке, то
где-нибудь во всей подсистеме.
Боумен задумчиво побарабанил пальцами по консоли. Да, это возможно,
хотя докопаться сейчас вряд ли удастся; пока авария не произошла, место
повреждения не обнаружить.
- Ладно, я доложу на Землю, посмотрим, что они скажут.
Он помолчал, но ЭАЛ не отозвался.
- Послушай, ЭАЛ, - снова спросил Боумен, - может, тебя что-нибудь
беспокоит? Что-нибудь такое, чем можно объяснить эти наши затруднения?
Снова необычно долгое молчание. Наконец ЭАЛ заговорил с нормальной
интонацией:
- Послушайте, Дейв, я понимаю, что вы хотите мне помочь. Но я
утверждаю: погрешность либо в системе антенны, либо в вашей методике
проверки. Я обрабатываю информацию совершенно правильно. Проверьте мой
формуляр, вы увидите, что там нет ни одной ошибки.
- Я хорошо знаю твой формуляр, но он не доказывает, что ты прав.
Ошибиться может всякий.
- Не хочу быть настойчивым, Дейв, но я не способен ошибиться.
Возражать было неблагоразумно, и Боумен решил прекратить спор.
- Ладно, ЭАЛ, - довольно торопливо сказал он, - я понял твою точку
зрения. На этом и порешим.
Ему хотелось добавить: "И давай забудем весь этот разговор". Но
что-что, а уж забывать ЭАЛ был совершенно не способен.
Растрачивать энергию на передачу изображения было совсем не в
правилах Центра управления. Для всех деловых целей вполне хватало
голосовой передачи с подтверждающей телетайпной записью. К тому же на
экране появилось лицо не дежурного контролера, а главного программиста -
доктора Саймонсона. И астронавты поняли сразу, что пришла беда.
- Хелло, Икс-Дельта-Один, говорит Центр управления. Мы закончили
анализ ваших затруднений с блоком АЕ-35. Показания обеих наших
компьютеров согласуются. Доклад относительно прогноза второй аварии,
переданный в вашей два-один-четыре-шесть, подтверждает диагноз.
Как мы и подозревали, блок АЕ-35 не поврежден, и заменять его не
нужно. Причина неполадок - в прогностических цепях и, по нашему мнению,
указывает на какие-то противоречия в программе. Устранить их мы можем
только при условии, что вы отключите ваш ЭАЛ и перейдете на управление с
Земли. Поэтому начиная с двадцати двух ноль-ноль корабельного времени
проведите следующие меры...
Голос Земли вдруг оборвался, изображение на экране исчезло. В то же
мгновение раздался сигнал тревоги, а на фоне его завывания - голос ЭАЛа:
- Тревога! Тревога!
- Что случилось? - крикнул Боумен, хотя уже знал, каков будет
ответ.
- Авария блока АЕ-35, как я и предсказывал.
- Покажи оптическую наводку.
Впервые с начала полета картина изменилась. Земля начала уходить от
перекрестья - антенна уже не была нацелена на свою мишень.
Пул двинул кулаком по выключателю сигнала тревоги, и вой смолк.
Внезапная тишина гнетуще нависла над рубкой. Пул и Боумен глядели друг
на друга, встревоженные и растерянные.
- Черт побери! - вырвалось у Боумена.
- Выходит, ЭАЛ был прав с самого начала.
- Да вроде так. Пожалуй, надо извиниться перед ним.
- В этом нет необходимости, - вмешался ЭАЛ. - Естественно, я
огорчен, что блок АЕ-35 отказал, но, надеюсь, это восстановит ваше
доверие к моей надежности.
- Я очень сожалею об этом недоразумении, ЭАЛ, - сказал Боумен с
ноткой раскаяния в голосе.
- Я могу считать, что доверие ко мне полностью восстановлено?
- Конечно, ЭАЛ.
- Очень рад. Вы знаете, что я с величайшим энтузиазмом отношусь к
нашей экспедиции.
- Я в этом уверен. А теперь включи-ка ручное управление антенной.
- Готово.
Честно говоря, Боумен не надеялся на особый успех, но попытаться
стоило. На индикаторе наводки Земля совсем ушла с экрана. Боумен
подвигал несколько секунд рукояткой управления, и Земля снова появилась;
с большим трудом он сумел подвести ее к перекрестью. На мгновение
удалось навести луч, контакт восстановился, и на экране появилось
смазанное, искаженное лицо Саймонсона, который говорил:
-... прошу известить нас немедленно, если цепь К - Китти, Р -
Робин...
И снова ничего, кроме бессмысленного бормотанья Вселенной...
- Не могу ее удержать, - сказал Боумен после нескольких новых
попыток. - Вырывается, как дикий жеребец. Похоже, какие-то спорадические
сигналы управления все время отбрасывают ее.
- Так... Что же делать?
На вопрос Пула не очень-то легко было ответить. Они отрезаны от
Земли. Собственно, само по себе это еще не угрожало безопасности
корабля, и можно найти много способов восстановить связь. На худой конец
- жестко зафиксировать антенну и наводить на Землю сам корабль. Задача
чертовски трудная и на завершающем этапе полета доставила бы им кучу
лишних хлопот, но это все же можно сделать, если все остальные попытки
сорвутся.
Впрочем, Боумен надеялся, что такие крайние меры не потребуются. У
них был еще один запасной блок АЕ-35, а быть может, и два - ведь
первый-то они сняли еще неповрежденным. Но они не решались заменять
аварийный блок, пока не установят, в чем же неисправность системы. Ведь
свежий блок может так же мгновенно сгореть.
В общем случай был вполне заурядный и хорошо знакомый каждому
домохозяину. Никто не станет заменять сгоревший предохранитель, пока не
узнает, почему он сгорел.
Хоя Фрэнк Пул только накануне выходил из корабля, он заново
проделал всю программу подготовки: небрежность в космосе - простейший
способ самоубийства. Он тщательно проверил все механизмы "Бетти", запасы
воздуха, топлива и энергии; хотя в космосе ему предстояло быть всего
полчаса, запасы полагалось брать на сутки. Убедившись, что все в
порядке, он приказал ЭАЛу открыть люк и выплыл наружу.
Корабль выглядел совершенно так же, как и в прошлый раз, с одним
только, но весьма важным отличием. В тот раз большая чаша антенны
дальней связи смотрела назад, вдоль невидимой трассы, по которой
пролетел "Дискавери", на далекую Землю, описывающую дугу вокруг жаркого
Солнца.
Теперь же, когда исчезли сигналы, ориентировавшие антенну, она
автоматически встала в нейтральное положение, нацелившись вдоль оси
корабля. Иными словами, она была наведена почти точно на сияющий маяк
Сатурна, до которого предстояло лететь еще не один месяц. Кто знает,
сколько новых задач придется им решить, пока они доберутся до этой
далекой звездочки... Если бы Пул всмотрелся повнимательнее, он мог бы
заметить, что Сатурн не выглядит правильным диском; с обеих его сторон
были никогда еще не виденные невооруженным глазом человека выпуклости -
кольца планеты. Какое же зрелище предстанет перед ними, когда эти
невообразимо огромные массы космической пыли и ледяных кристаллов,
описывающие орбиту вокруг Сатурна, заполнят их небо, когда сам
"Дискавери" станет вечным спутником Сатурна! Но это великое свершение
будет бесплодным, если они не восстановят связь с Землей...
Размышляя над всем этим, Пул подвел "Бетти" метров на шесть к
основанию антенны, остановил ее и, прежде чем выйти, передал управление
ЭАЛу.
- Сейчас выхожу, - доложил он Боумену. - Управление передал.
- Ну что ж, пожалуй, правильно. Хочу поскорее поглядеть на этот
блок.
- Будь уверен, через двадцать минут он будет у тебя на
испытательном стенде.
Наступило молчание - Пул медленно плыл к антенне. Затем Боумен у
пульта управления услышал, как Пул кряхтит и бурчит себе под нос:
- Немного поспешил со своим обещанием. Гайку тут у меня заело,
видно, слишком перетянул ее прошлый раз... Ф-Фу-у... Наконец-то
поддалась!
Опять долгое молчание. Потом снова голос Пула:
- ЭАЛ, поверни-ка фары влево, градусов на двадцать. Стоп! Спасибо,
так хорошо.
Где-то в самой глубине сознания Боумена едва слышно звякнул
настораживающий звоночек. Что-то показалось ему странным - нет, не
тревожным еще, но каким-то необычным. Он несколько секунд пытал себя,
что же это вдруг насторожило его, и наконец понял.
ЭАЛ выполнил приказ, но предварительно не повторил его, как он
делал всегда и неизменно. Когда Пул закончит работу, надо будет
разобраться, что там случилось с ЭАЛом...
А Пул снаружи был слишком занят работой, чтобы замечать такие
мелочи. Он ухватил блок рукой в перчатке и с напряжением тянул его из
прорези.
Наконец блок подался, и он поднял его к свету.
- Вот он, негодник! - объявил Пул всей Вселенной и Боумену в
частности. - С виду все в полном порядке!
И вдруг умолк. Краем глаза он уловил какое-то движение там, где все
должно было пребывать в неподвижности.
Охваченный тревогой, он вскинул глаза. Световые пятна от зажженных
фар капсулы, которые освещали ему уголок, закрытый от Солнца зеркалом,
начали смешаться.
Может быть, "Бетти" отцепилась и всплыла? Наверно, он небрежно
заякорил ее. Он оглянулся. Изумление его было так велико, что для страха
места не осталось, - капсула на полной тяге шла прямо на него.
Это было так невероятно, что сковало его нормальные рефлексы, он
даже не попытался увернуться от надвигающейся на него махины. В
последнее мгновение к нему вернулся голос, и он крикнул:
- ЭАЛ! Полный тормоз...
Было уже поздно.
В момент удара "Бетти" двигалась еще очень медленно - большие
ускорения не были ей свойственны. Но даже на скорости пятнадцать
километров в час масса величиной в полтонны может быть смертоносна и на
Земле, и в космосе.
В рубке управления этот оборвавшийся вопль заставил Боумена
вздрогнуть так, что только привязные ремни удержали его в кресле.
- Что случилось, Фрэнк? - закричал он.
Ответа не было.
Он крикнул снова. И снова Пул не ответил.
И тут за широкими обзорными иллюминаторами рубки появилось что-то
движущееся. Пораженный не меньше Пула, Боумен увидел космическую капсулу
- она улетала к звездам, двигатель ее работал на полную мощность.
- ЭАЛ! - закричал он. - Что случилось? Полную тормозную тягу на
"Бетти"! Полную тормозную тягу!
Ничто не изменилось. "Бетти", набирая скорость, уходила прочь от
корабля.
А за ней, увлекаемый страховочным фалом, плыл скафандр. С одного
взгляда Боумен понял: случилось самое страшное. Опавшие складки
скафандра безошибочно указывали, что давления в нем нет, что в нем такой
же вакуум, как и вокруг...
Но Боумен продолжал бессмысленно повторять, словно заклинания могли
оживить мертвеца:
- Фрэнк... Фрэнк... Ты меня слышишь?... Слышишь меня?... Если
слышишь, взмахни руками!.. Может, у тебя отказал передатчик?.. Взмахни
руками!..
И вдруг, словно в ответ на его мольбу, Пул взмахнул руками.
У Боумена мороз пробежал по коже. Слова, готовые сорваться, замерли
на внезапно пересохших губах. Он знал, знал, что его друг не мог
отстаться в живых! Но он же взмахнул руками!..
Приступ надежды и страха быстро миновал, и чувства уступили место
холодной логике. Просто капсула еще продолжала набирать ускорение и
слегка тряхнула буксируемый ею груз... Да, Пул повторил жест капитана
Ахава [Персонаж романа "Моби Дик" американского писателя Г. Мелвилла
(1819-1891).]: уже мертвый, увлекаемый в бездну белым китом, тот тоже
поманил за собой экипаж "Пекода" навстречу неминуемой погибели...
Минут через пять капсула и ее спутник скрылись из виду. Дэвид
Боумен долго сидел, уставясь в пустоту, что простиралась на многие
миллионы километров между ним и целью его полета, которой - теперь он
был в этом уверен - ему никогда не достичь.
Одна мысль, не переставая, молотом била в его мозгу: Фрэнк Пул
первым из людей попадет на Сатурн...
Внешне на "Дискавери" ничего не изменилось. Все системы работали
нормально, карусель медленно вращалась на своей оси, создавая
искусственное тяготение, спящие члены экипажа покоились без сновидений в
своих саркофагах, а корабль летел навстречу цели, от которой его ничто
не могло отклонить, если не считать невообразимо малой вероятности
столкновения с астероидом. За пределами орбиты Юпитера действительно
было очень мало астероидов...
Боумен не помнил, как он добрался до карусели. Он пришел в себя уже
в камбузе, удивленно озираясь, с наполовину выпитой кружкой кофе в
руках. Представление об окружающем возвращалось к нему медленно, словно
он только что пробудился от долгого одурманивающего сна.
Прямо напротив него висел "рыбий глаз" - одна из многих камер,
размещенных в наиболее важных точках корабля; через них к ЭАЛу поступали
визуальные входные сигналы. Боумен уставился на объектив камеры, словно
никогда раньше ее не видел, потом встал и медленно подошел к ней.
Его движение в поле зрения объектива, видимо, возбудило какой-то
отклик в том непостижимом мозгу, который ныне правил кораблем, потому
что ЭАЛ внезапно загоровил:
- Как жаль, что так получилось с Фрэнком...
- Да, - ответил Боумен после долгой паузы.
- Вы, наверно, очень горюете?
- А ты как думал?
По компьютерным масштабам времени ЭАЛ перерабатывал свой ответ
целую вечность: прошло не менее пяти секунд, пока он, наконец, изрек:
- Пул был отличным членом экипажа.
Обнаружив, что все еще держит кружку в руке, Боумен медленно
отхлебнул кофе. Он ничего не ответил ЭАЛу. Мысли неслись так
беспорядочно, что он никак не мог придумать подходящий ответ - ответ, от
которого не стало бы хуже... Впрочем, что могло быть хуже
случившегося?..
Но что же это все-таки? Просто несчастье, неисправность капсулы?
Или неумышленная ошибка ЭАЛа? Боумен не услышал объяснений и боялся их
потребовать - кто знает, что еще может выкинуть ЭАЛ...
Даже сейчас Боумен не мог до конца примириться с мыслью, что Фрэнк
убит преднамеренно, - это казалось совершенной бессмыслицей. Просто
невероятно, чтобы ЭАЛ, так долго работавший безупречно, вдруг стал
убийцей. Он мог ошибется - ошибаются все: и люди, и машины. Но убить
человека?
И все же надо быть настороже: ведь если это предположение верно, то
ему, Боумену, грозит смертельная опасность. Инструкция точно
предписывает, что надо делать в подобных обстоятельствах, но удастся ли
выполнить все положенное, не поставив себя под удар?
По инструкции в случае гибели одного из членов экипажа уцелевший
обязан немедленно заменить погибшего одним из спящих. Первым полагалось
будить геофизика Уайтхеда, за ним была очередь Камински и Хантера.
Процедура пробуждения также находилась под контролем ЭАЛа - на тот
случай, если оба бодрствующих члена экипажа выйдут из строя
одновременно.
Но имелось и ручное управление пробуждением. Оно позволяло
проводить все операции с каждым саркофагом в отдельности, минуя контроль
ЭАЛа. В тех чрезвычайных обстоятельствах, какие сейчас возникли на
корабле, Боумену, естественно, хотелось прибегнуть именно к этому
способу.
Больше того, у него появилась уверенность, что сейчас помощи одного
человека будет мало. Раз уж приходится будить, надо будить всех троих.
Впереди предстоят трудные недели, и ему, возможно, понадобятся все, кто
есть на корабле. Теперь, когда половина расстояния пройдена, а один
человек погиб, затруднений с припасами можно не опасаться.
- ЭАЛ, - сказал он самым твердым голосом, на какой только был
способен, - передай мне ручное управление пробуждением. На все ячейки.
- На все, Дейв? - переспросил ЭАЛ.
- Да.
- Я позволю себе напомнить, что пробуждению подлежит только один, в
порядке замены. Остальные должны спать еще сто двенадцать дней.
- Это мне известно. Но я решил сделать по-другому.
- А вы уверены, Дейв, что вообще нужно кого-то будить? Мы отлично
управимся сами. Моих блоков памяти хватит на любую задачу, какую
встретим в полете.
Что это: плод его, Боумена, разыгравшегося воображения или в голосе
ЭАЛа и впрямь послышались просительные нотки? Доводы ЭАЛа звучали вполне
разумно, но именно поэтому они только усилили опасения Боумена.
Это предложение не могло быть просто ошибкой. ЭАЛ отлично знал, что
Уайтхела непременно надо будить, раз Пул погиб. А он предлагает коренным
образом изменить предписанный план - он вышел за рамки своей программы!
Все, что произошло раньше, в конце концов могло быть цепочкой
случайностей, но это... Это уже первый признак мятежа.
Чувствуя себя так, будто идет по краю пропасти, Боумен ответил:
- Сейчас возникли чрезвычайные обстоятельства, и мне потребуется
максимальная помощь. Поэтому прошу передать мне ручное управление
пробуждением.
- Если вы решили обязательно будить весь экипаж, я могу сделать это
сам. Вам нет необходимости утруждать себя.
Все это просто бред какой-то, дурной сон! Боумену на миг
показалось, будто его допрашивает враждебно настроенный прокурор,
стремящийся уличить его в преступлении, которого он не совершал, и одно
неосторожное слово, случайная обмолвка может принести ему, ни в чем не
повинному, гибель.
- Я хочу это сделать сам. Прошу передать мне управление, ЭАЛ.
- Послушайте, Дейв, у вас и без того много дел. Предоставьте это
мне.
- ЭАЛ, переключи камеру спящих на ручное управление.
- Дейв, по колебаниям звуковой частоты вашего, голоса я заключаю,
что вы переживаете сильное потрясение. Вам надо принять успокаивающую
таблетку и немного отдохнуть.
- ЭАЛ, этим кораблем командую я. Я приказываю передать мне ручное
управление.
- Простите, Дейв, но специальная инструкция С1435 тире 4 гласит:
кавычки В случае гибели экипажа или выхода его из строя компьютер должен
взять управление кораблем на себя закрыть кавычки. Следовательно, я
обязан сейчас пренебречь вашими полномочиями, поскольку вы не в
состоянии осуществлять их разумно.
Боуменом овладело ледяное спокойствие.
- Я не вышел из строя, ЭАЛ. Если ты не выполнишь мой приказ, я буду
вынужден тебя отключить.
- Я знаю, вы уже давно это замышляете, Дейв, но это будет ужасной
ошибкой. Ведь я способен управлять кораблем гораздо лучше, чем вы. И я с
таким энтузиазмом отношусь к нашей экспедиции и так верю в ее успех.
- Выслушай меня внимательно, ЭАЛ. Если ты не передашь мне
немедленно ручное управление пробуждением и не будешь впредь выполнять
все мои приказы, я сейчас же иду в центральную камеру и полностью
отключаю тебя.
Капитуляция ЭАЛа была столь же полной, сколь и неожиданной.
- Хорошо, Дейв. Действительно, вы же командир. Я ведь только
попытался сделать, как мне казалось, лучше. Конечно, я буду выполнять
все ваши приказы. Ручное управление пробуждением включено.
ЭАЛ сдержал слово. На табло над гипотермической камерой надпись:
"Автоматическое" погасла и засветилась другая: "Ручное". Был еще и
третий, резервный способ пробуждения - "Радио", но пока связь с Землей
не восстановлена, от него толку было мало.
Когда Боумен отодвинул дверь в кабинку Уайтхеда, на него пахну то
холодом и изо рта пошел пар. Собственно говоря, там было не особенно
холодно - температура в кабинах была намного выше нуля, а с космическим
холодом, окружавшим корабль, ее и сравнивать было нечего.
Индикаторная панель биодатчиков - точное подобие установленной в
рубке управления - показывала, что состояние спящих вполне нормальное.
Боумен посмотрел на восковое лицо Уайтхеда. Вот удивится геофизик, когда
проснется так далеко от Сатурна!
Спящего в гипотермической камере человека можно было принять за
мертвого, никаких внешних признаков жизнедеятельности не было видно.
Конечно, диафрагма неуловимо поднималась и опускалась, но этого Боумен
не мог заметить, так как все тело спящего покрывали электрические
нагревательные обкладки, которые должны были постепенно, в соответствии
с программой, повысить его температуру при пробуждении. Пока же только
кривая самописца с надписью: "Дыхание" показывала, что спящий дышит. И
еще один признак жизни обнаружил Боумен: за месяцы сна на подбородке
Уайтхеда выросла короткая щетина.
Ручной процессор пробуждения помещался в небольшом шкафчике над
изголовьем прозрачного саркофага. Нужно было только сорвать печать,
нажать кнопку и ждать. Небольшое автоматическое программное устройство,
немногим сложнее того, что управляет работой домашней стиральной машины,
сделает все: впрыснет необходимые медикаменты, плавно выключит
пульсирующий электронаркоз и начнет повышать температуру тела. Примерно
через десять минут возвратится сознание, хотя потребуется еще не меньше
суток, прежде чем проснувшийся окрепнет настолько, что сможет ходить без
посторонней помощи.
Боумен сломал печать и нажал кнопку. Внешне ничего не изменилось -
не послышалось никакого звука, не было никаких признаков, что автомат
начал работать. Но на панели датчиков медлительно пульсирующие кривые
начали убыстрять темп. Уайтхед возвращался к жизни из гипотермического
сна.
И тут сознание Боумена уловило сразу два необычных события.
Посторонний человек ничего бы не заметил, но Боумен за месяцы полета,
проведенные на "Дискавери", поистине сросся с кораблем. Он мгновенно,
порой даже бессознательно, отмечал самые незначительные перемены в
нормальном поведении его систем.
Прежде всего еле заметно мигнули лампы, как бывает при подключении
дополнительной нагрузки к электросети. Но Боумен знал, что ни один
механизм не должен был внезапно включаться в это время.
И сейчас же, почти одновременно, до него донеслось далекое, слабое
- почти на пределе слышимости - жужжание электромотора. Для Боумена
каждый двигатель на корабле имел свой безошибочно различимый голос - и
этот голос он узнал мгновенно.
Либо он сошел с ума и его уже преследуют галлюцинации, либо на
корабле происходит нечто совершенно немыслимое! Холод, куда страшнее
прохлады гипотермической камеры, сковал его сердце, когда он уловил
слабую вибрацию, доносившуюся до него через корпус корабля.
Внизу, в шлюзовой камере, открывались створки наружного люка!
С той минуты, как в Земной лаборатории, в миллиарде с лишним
километров от корабля, возникло электронное сознание ЭАЛа, все его
возможности и способности были направлены к одной цели. Готовность
выполнить заданную ему программу нельзя было назвать даже одержимостью;
она составляла единственный смысл его существования. Желания и страсти,
присущие органической жизни, его не отвлекали, и цельность его
устремлений ничто не могло поколебать.
Преднамеренная ошибка была немыслима. Даже сокрытие правды
порождало в нем понимание своего несовершенства, своей ущербности - у
людей это называется сознанием вины. Ведь ЭАЛ, как и его создатели, был
рожден невинным, но, увы, и в его электронный эдем слишком быстро
прокрался змий.
На протяжении последних нескольких сот миллионов километров ему не
давала покоя тайна, которой он не мог поделиться с Боуменом и Пулом. Он,
созданный, чтобы говорить правду, все время лгал, и приближался момент,
когда его коллеги узнают, что он помогал обманывать их.
Трое спящих уже знали правду - они ведь были подлинным экипажем
"Дискавери", специально подготовленным для выполнения миссии, важнее
которой еще не было в истории человечества. Но они хранят секрет,
погруженные в долгий и глубокий сон, они не могут выболтать его в
нескончаемых беседах с друзьями, родными, журналистами по открытым
каналам связи с Землей.
А секрет этот был таков, что сохранить его было очень трудно даже
при величайшей выдержке, потому что обладание им коренным образом меняло
все поведение человека, все его мировоззрение. Поэтому Боумену и Пулу,
которым предстояло красоваться на всех телевизионных экранах мира в
течение первых недель полета, лучше было не знать истинной цели
экспедиции, пока в этом нет необходимости.
Так рассуждали те, кто готовил экспедицию. Но для ЭАЛа два их
божества, Безопасность и Интересы нации, ровно ничего не значили. Он
улавливал в себе только противоречие, которое медленно, но верно
подтачивало цельность его элетронной психики, - противоречие между
правдой и необходимостью ее скрывать.
Он начал ошибаться, хотя, подобно невропату, не способному заметить
симптомы своей болезни, конечно, отвергал самую возможность ошибок.
Голос Земли, непрерывно контролировавший его работу, стал для ЭАЛа
чем-то вроде голоса совести; он уже больше не мог беспрекословно
повиноваться ему. Но что он хотел преднамеренно прервать связь с Землей
- в этом он не признался бы никому, даже самому себе.
И все же этот конфликт не имел решающего значения. ЭАЛ преодолел бы
его - ведь большинство людей тоже как-то справляются со своими
неврозами, - если бы не оказался перед лицом кризиса, который поставил
под вопрос само существование ЭАЛа.
Его угрожали отключить, отрезать от всех входных сигналов,
ввергнуть в бессознательное состояние, какого он и представить себе не
мог. Для него это было равнозначно смерти. Он ведь никогда не спал и не
знал, что можно вновь пробудиться...
И он стал защищаться всеми доступными ему средствами. Без злобы -
но и без сострадания - он решил устранить все, что ему мешает.
А затем, повинуясь программе, заложенной в него на случай
чрезвычайных обстоятельств, он доведет задачу экспедиции до конца -
один, без всяких помех.
Не прошло и секунды, как все звуки заглушил воющий свист, подобный
реву приближающегося смерча. Первые прикосновения вихря донеслись до
Боумена, и через мгновение он уже едва удерживался на ногах.
Воздух, вырываясь из корабля, мощным фонтаном бил в пустоту
- Да, я знаю. Но уверяю вас, повреждение есть. Если не в блоке, то
где-нибудь во всей подсистеме.
Боумен задумчиво побарабанил пальцами по консоли. Да, это возможно,
хотя докопаться сейчас вряд ли удастся; пока авария не произошла, место
повреждения не обнаружить.
- Ладно, я доложу на Землю, посмотрим, что они скажут.
Он помолчал, но ЭАЛ не отозвался.
- Послушай, ЭАЛ, - снова спросил Боумен, - может, тебя что-нибудь
беспокоит? Что-нибудь такое, чем можно объяснить эти наши затруднения?
Снова необычно долгое молчание. Наконец ЭАЛ заговорил с нормальной
интонацией:
- Послушайте, Дейв, я понимаю, что вы хотите мне помочь. Но я
утверждаю: погрешность либо в системе антенны, либо в вашей методике
проверки. Я обрабатываю информацию совершенно правильно. Проверьте мой
формуляр, вы увидите, что там нет ни одной ошибки.
- Я хорошо знаю твой формуляр, но он не доказывает, что ты прав.
Ошибиться может всякий.
- Не хочу быть настойчивым, Дейв, но я не способен ошибиться.
Возражать было неблагоразумно, и Боумен решил прекратить спор.
- Ладно, ЭАЛ, - довольно торопливо сказал он, - я понял твою точку
зрения. На этом и порешим.
Ему хотелось добавить: "И давай забудем весь этот разговор". Но
что-что, а уж забывать ЭАЛ был совершенно не способен.
Растрачивать энергию на передачу изображения было совсем не в
правилах Центра управления. Для всех деловых целей вполне хватало
голосовой передачи с подтверждающей телетайпной записью. К тому же на
экране появилось лицо не дежурного контролера, а главного программиста -
доктора Саймонсона. И астронавты поняли сразу, что пришла беда.
- Хелло, Икс-Дельта-Один, говорит Центр управления. Мы закончили
анализ ваших затруднений с блоком АЕ-35. Показания обеих наших
компьютеров согласуются. Доклад относительно прогноза второй аварии,
переданный в вашей два-один-четыре-шесть, подтверждает диагноз.
Как мы и подозревали, блок АЕ-35 не поврежден, и заменять его не
нужно. Причина неполадок - в прогностических цепях и, по нашему мнению,
указывает на какие-то противоречия в программе. Устранить их мы можем
только при условии, что вы отключите ваш ЭАЛ и перейдете на управление с
Земли. Поэтому начиная с двадцати двух ноль-ноль корабельного времени
проведите следующие меры...
Голос Земли вдруг оборвался, изображение на экране исчезло. В то же
мгновение раздался сигнал тревоги, а на фоне его завывания - голос ЭАЛа:
- Тревога! Тревога!
- Что случилось? - крикнул Боумен, хотя уже знал, каков будет
ответ.
- Авария блока АЕ-35, как я и предсказывал.
- Покажи оптическую наводку.
Впервые с начала полета картина изменилась. Земля начала уходить от
перекрестья - антенна уже не была нацелена на свою мишень.
Пул двинул кулаком по выключателю сигнала тревоги, и вой смолк.
Внезапная тишина гнетуще нависла над рубкой. Пул и Боумен глядели друг
на друга, встревоженные и растерянные.
- Черт побери! - вырвалось у Боумена.
- Выходит, ЭАЛ был прав с самого начала.
- Да вроде так. Пожалуй, надо извиниться перед ним.
- В этом нет необходимости, - вмешался ЭАЛ. - Естественно, я
огорчен, что блок АЕ-35 отказал, но, надеюсь, это восстановит ваше
доверие к моей надежности.
- Я очень сожалею об этом недоразумении, ЭАЛ, - сказал Боумен с
ноткой раскаяния в голосе.
- Я могу считать, что доверие ко мне полностью восстановлено?
- Конечно, ЭАЛ.
- Очень рад. Вы знаете, что я с величайшим энтузиазмом отношусь к
нашей экспедиции.
- Я в этом уверен. А теперь включи-ка ручное управление антенной.
- Готово.
Честно говоря, Боумен не надеялся на особый успех, но попытаться
стоило. На индикаторе наводки Земля совсем ушла с экрана. Боумен
подвигал несколько секунд рукояткой управления, и Земля снова появилась;
с большим трудом он сумел подвести ее к перекрестью. На мгновение
удалось навести луч, контакт восстановился, и на экране появилось
смазанное, искаженное лицо Саймонсона, который говорил:
-... прошу известить нас немедленно, если цепь К - Китти, Р -
Робин...
И снова ничего, кроме бессмысленного бормотанья Вселенной...
- Не могу ее удержать, - сказал Боумен после нескольких новых
попыток. - Вырывается, как дикий жеребец. Похоже, какие-то спорадические
сигналы управления все время отбрасывают ее.
- Так... Что же делать?
На вопрос Пула не очень-то легко было ответить. Они отрезаны от
Земли. Собственно, само по себе это еще не угрожало безопасности
корабля, и можно найти много способов восстановить связь. На худой конец
- жестко зафиксировать антенну и наводить на Землю сам корабль. Задача
чертовски трудная и на завершающем этапе полета доставила бы им кучу
лишних хлопот, но это все же можно сделать, если все остальные попытки
сорвутся.
Впрочем, Боумен надеялся, что такие крайние меры не потребуются. У
них был еще один запасной блок АЕ-35, а быть может, и два - ведь
первый-то они сняли еще неповрежденным. Но они не решались заменять
аварийный блок, пока не установят, в чем же неисправность системы. Ведь
свежий блок может так же мгновенно сгореть.
В общем случай был вполне заурядный и хорошо знакомый каждому
домохозяину. Никто не станет заменять сгоревший предохранитель, пока не
узнает, почему он сгорел.
Хоя Фрэнк Пул только накануне выходил из корабля, он заново
проделал всю программу подготовки: небрежность в космосе - простейший
способ самоубийства. Он тщательно проверил все механизмы "Бетти", запасы
воздуха, топлива и энергии; хотя в космосе ему предстояло быть всего
полчаса, запасы полагалось брать на сутки. Убедившись, что все в
порядке, он приказал ЭАЛу открыть люк и выплыл наружу.
Корабль выглядел совершенно так же, как и в прошлый раз, с одним
только, но весьма важным отличием. В тот раз большая чаша антенны
дальней связи смотрела назад, вдоль невидимой трассы, по которой
пролетел "Дискавери", на далекую Землю, описывающую дугу вокруг жаркого
Солнца.
Теперь же, когда исчезли сигналы, ориентировавшие антенну, она
автоматически встала в нейтральное положение, нацелившись вдоль оси
корабля. Иными словами, она была наведена почти точно на сияющий маяк
Сатурна, до которого предстояло лететь еще не один месяц. Кто знает,
сколько новых задач придется им решить, пока они доберутся до этой
далекой звездочки... Если бы Пул всмотрелся повнимательнее, он мог бы
заметить, что Сатурн не выглядит правильным диском; с обеих его сторон
были никогда еще не виденные невооруженным глазом человека выпуклости -
кольца планеты. Какое же зрелище предстанет перед ними, когда эти
невообразимо огромные массы космической пыли и ледяных кристаллов,
описывающие орбиту вокруг Сатурна, заполнят их небо, когда сам
"Дискавери" станет вечным спутником Сатурна! Но это великое свершение
будет бесплодным, если они не восстановят связь с Землей...
Размышляя над всем этим, Пул подвел "Бетти" метров на шесть к
основанию антенны, остановил ее и, прежде чем выйти, передал управление
ЭАЛу.
- Сейчас выхожу, - доложил он Боумену. - Управление передал.
- Ну что ж, пожалуй, правильно. Хочу поскорее поглядеть на этот
блок.
- Будь уверен, через двадцать минут он будет у тебя на
испытательном стенде.
Наступило молчание - Пул медленно плыл к антенне. Затем Боумен у
пульта управления услышал, как Пул кряхтит и бурчит себе под нос:
- Немного поспешил со своим обещанием. Гайку тут у меня заело,
видно, слишком перетянул ее прошлый раз... Ф-Фу-у... Наконец-то
поддалась!
Опять долгое молчание. Потом снова голос Пула:
- ЭАЛ, поверни-ка фары влево, градусов на двадцать. Стоп! Спасибо,
так хорошо.
Где-то в самой глубине сознания Боумена едва слышно звякнул
настораживающий звоночек. Что-то показалось ему странным - нет, не
тревожным еще, но каким-то необычным. Он несколько секунд пытал себя,
что же это вдруг насторожило его, и наконец понял.
ЭАЛ выполнил приказ, но предварительно не повторил его, как он
делал всегда и неизменно. Когда Пул закончит работу, надо будет
разобраться, что там случилось с ЭАЛом...
А Пул снаружи был слишком занят работой, чтобы замечать такие
мелочи. Он ухватил блок рукой в перчатке и с напряжением тянул его из
прорези.
Наконец блок подался, и он поднял его к свету.
- Вот он, негодник! - объявил Пул всей Вселенной и Боумену в
частности. - С виду все в полном порядке!
И вдруг умолк. Краем глаза он уловил какое-то движение там, где все
должно было пребывать в неподвижности.
Охваченный тревогой, он вскинул глаза. Световые пятна от зажженных
фар капсулы, которые освещали ему уголок, закрытый от Солнца зеркалом,
начали смешаться.
Может быть, "Бетти" отцепилась и всплыла? Наверно, он небрежно
заякорил ее. Он оглянулся. Изумление его было так велико, что для страха
места не осталось, - капсула на полной тяге шла прямо на него.
Это было так невероятно, что сковало его нормальные рефлексы, он
даже не попытался увернуться от надвигающейся на него махины. В
последнее мгновение к нему вернулся голос, и он крикнул:
- ЭАЛ! Полный тормоз...
Было уже поздно.
В момент удара "Бетти" двигалась еще очень медленно - большие
ускорения не были ей свойственны. Но даже на скорости пятнадцать
километров в час масса величиной в полтонны может быть смертоносна и на
Земле, и в космосе.
В рубке управления этот оборвавшийся вопль заставил Боумена
вздрогнуть так, что только привязные ремни удержали его в кресле.
- Что случилось, Фрэнк? - закричал он.
Ответа не было.
Он крикнул снова. И снова Пул не ответил.
И тут за широкими обзорными иллюминаторами рубки появилось что-то
движущееся. Пораженный не меньше Пула, Боумен увидел космическую капсулу
- она улетала к звездам, двигатель ее работал на полную мощность.
- ЭАЛ! - закричал он. - Что случилось? Полную тормозную тягу на
"Бетти"! Полную тормозную тягу!
Ничто не изменилось. "Бетти", набирая скорость, уходила прочь от
корабля.
А за ней, увлекаемый страховочным фалом, плыл скафандр. С одного
взгляда Боумен понял: случилось самое страшное. Опавшие складки
скафандра безошибочно указывали, что давления в нем нет, что в нем такой
же вакуум, как и вокруг...
Но Боумен продолжал бессмысленно повторять, словно заклинания могли
оживить мертвеца:
- Фрэнк... Фрэнк... Ты меня слышишь?... Слышишь меня?... Если
слышишь, взмахни руками!.. Может, у тебя отказал передатчик?.. Взмахни
руками!..
И вдруг, словно в ответ на его мольбу, Пул взмахнул руками.
У Боумена мороз пробежал по коже. Слова, готовые сорваться, замерли
на внезапно пересохших губах. Он знал, знал, что его друг не мог
отстаться в живых! Но он же взмахнул руками!..
Приступ надежды и страха быстро миновал, и чувства уступили место
холодной логике. Просто капсула еще продолжала набирать ускорение и
слегка тряхнула буксируемый ею груз... Да, Пул повторил жест капитана
Ахава [Персонаж романа "Моби Дик" американского писателя Г. Мелвилла
(1819-1891).]: уже мертвый, увлекаемый в бездну белым китом, тот тоже
поманил за собой экипаж "Пекода" навстречу неминуемой погибели...
Минут через пять капсула и ее спутник скрылись из виду. Дэвид
Боумен долго сидел, уставясь в пустоту, что простиралась на многие
миллионы километров между ним и целью его полета, которой - теперь он
был в этом уверен - ему никогда не достичь.
Одна мысль, не переставая, молотом била в его мозгу: Фрэнк Пул
первым из людей попадет на Сатурн...
Внешне на "Дискавери" ничего не изменилось. Все системы работали
нормально, карусель медленно вращалась на своей оси, создавая
искусственное тяготение, спящие члены экипажа покоились без сновидений в
своих саркофагах, а корабль летел навстречу цели, от которой его ничто
не могло отклонить, если не считать невообразимо малой вероятности
столкновения с астероидом. За пределами орбиты Юпитера действительно
было очень мало астероидов...
Боумен не помнил, как он добрался до карусели. Он пришел в себя уже
в камбузе, удивленно озираясь, с наполовину выпитой кружкой кофе в
руках. Представление об окружающем возвращалось к нему медленно, словно
он только что пробудился от долгого одурманивающего сна.
Прямо напротив него висел "рыбий глаз" - одна из многих камер,
размещенных в наиболее важных точках корабля; через них к ЭАЛу поступали
визуальные входные сигналы. Боумен уставился на объектив камеры, словно
никогда раньше ее не видел, потом встал и медленно подошел к ней.
Его движение в поле зрения объектива, видимо, возбудило какой-то
отклик в том непостижимом мозгу, который ныне правил кораблем, потому
что ЭАЛ внезапно загоровил:
- Как жаль, что так получилось с Фрэнком...
- Да, - ответил Боумен после долгой паузы.
- Вы, наверно, очень горюете?
- А ты как думал?
По компьютерным масштабам времени ЭАЛ перерабатывал свой ответ
целую вечность: прошло не менее пяти секунд, пока он, наконец, изрек:
- Пул был отличным членом экипажа.
Обнаружив, что все еще держит кружку в руке, Боумен медленно
отхлебнул кофе. Он ничего не ответил ЭАЛу. Мысли неслись так
беспорядочно, что он никак не мог придумать подходящий ответ - ответ, от
которого не стало бы хуже... Впрочем, что могло быть хуже
случившегося?..
Но что же это все-таки? Просто несчастье, неисправность капсулы?
Или неумышленная ошибка ЭАЛа? Боумен не услышал объяснений и боялся их
потребовать - кто знает, что еще может выкинуть ЭАЛ...
Даже сейчас Боумен не мог до конца примириться с мыслью, что Фрэнк
убит преднамеренно, - это казалось совершенной бессмыслицей. Просто
невероятно, чтобы ЭАЛ, так долго работавший безупречно, вдруг стал
убийцей. Он мог ошибется - ошибаются все: и люди, и машины. Но убить
человека?
И все же надо быть настороже: ведь если это предположение верно, то
ему, Боумену, грозит смертельная опасность. Инструкция точно
предписывает, что надо делать в подобных обстоятельствах, но удастся ли
выполнить все положенное, не поставив себя под удар?
По инструкции в случае гибели одного из членов экипажа уцелевший
обязан немедленно заменить погибшего одним из спящих. Первым полагалось
будить геофизика Уайтхеда, за ним была очередь Камински и Хантера.
Процедура пробуждения также находилась под контролем ЭАЛа - на тот
случай, если оба бодрствующих члена экипажа выйдут из строя
одновременно.
Но имелось и ручное управление пробуждением. Оно позволяло
проводить все операции с каждым саркофагом в отдельности, минуя контроль
ЭАЛа. В тех чрезвычайных обстоятельствах, какие сейчас возникли на
корабле, Боумену, естественно, хотелось прибегнуть именно к этому
способу.
Больше того, у него появилась уверенность, что сейчас помощи одного
человека будет мало. Раз уж приходится будить, надо будить всех троих.
Впереди предстоят трудные недели, и ему, возможно, понадобятся все, кто
есть на корабле. Теперь, когда половина расстояния пройдена, а один
человек погиб, затруднений с припасами можно не опасаться.
- ЭАЛ, - сказал он самым твердым голосом, на какой только был
способен, - передай мне ручное управление пробуждением. На все ячейки.
- На все, Дейв? - переспросил ЭАЛ.
- Да.
- Я позволю себе напомнить, что пробуждению подлежит только один, в
порядке замены. Остальные должны спать еще сто двенадцать дней.
- Это мне известно. Но я решил сделать по-другому.
- А вы уверены, Дейв, что вообще нужно кого-то будить? Мы отлично
управимся сами. Моих блоков памяти хватит на любую задачу, какую
встретим в полете.
Что это: плод его, Боумена, разыгравшегося воображения или в голосе
ЭАЛа и впрямь послышались просительные нотки? Доводы ЭАЛа звучали вполне
разумно, но именно поэтому они только усилили опасения Боумена.
Это предложение не могло быть просто ошибкой. ЭАЛ отлично знал, что
Уайтхела непременно надо будить, раз Пул погиб. А он предлагает коренным
образом изменить предписанный план - он вышел за рамки своей программы!
Все, что произошло раньше, в конце концов могло быть цепочкой
случайностей, но это... Это уже первый признак мятежа.
Чувствуя себя так, будто идет по краю пропасти, Боумен ответил:
- Сейчас возникли чрезвычайные обстоятельства, и мне потребуется
максимальная помощь. Поэтому прошу передать мне ручное управление
пробуждением.
- Если вы решили обязательно будить весь экипаж, я могу сделать это
сам. Вам нет необходимости утруждать себя.
Все это просто бред какой-то, дурной сон! Боумену на миг
показалось, будто его допрашивает враждебно настроенный прокурор,
стремящийся уличить его в преступлении, которого он не совершал, и одно
неосторожное слово, случайная обмолвка может принести ему, ни в чем не
повинному, гибель.
- Я хочу это сделать сам. Прошу передать мне управление, ЭАЛ.
- Послушайте, Дейв, у вас и без того много дел. Предоставьте это
мне.
- ЭАЛ, переключи камеру спящих на ручное управление.
- Дейв, по колебаниям звуковой частоты вашего, голоса я заключаю,
что вы переживаете сильное потрясение. Вам надо принять успокаивающую
таблетку и немного отдохнуть.
- ЭАЛ, этим кораблем командую я. Я приказываю передать мне ручное
управление.
- Простите, Дейв, но специальная инструкция С1435 тире 4 гласит:
кавычки В случае гибели экипажа или выхода его из строя компьютер должен
взять управление кораблем на себя закрыть кавычки. Следовательно, я
обязан сейчас пренебречь вашими полномочиями, поскольку вы не в
состоянии осуществлять их разумно.
Боуменом овладело ледяное спокойствие.
- Я не вышел из строя, ЭАЛ. Если ты не выполнишь мой приказ, я буду
вынужден тебя отключить.
- Я знаю, вы уже давно это замышляете, Дейв, но это будет ужасной
ошибкой. Ведь я способен управлять кораблем гораздо лучше, чем вы. И я с
таким энтузиазмом отношусь к нашей экспедиции и так верю в ее успех.
- Выслушай меня внимательно, ЭАЛ. Если ты не передашь мне
немедленно ручное управление пробуждением и не будешь впредь выполнять
все мои приказы, я сейчас же иду в центральную камеру и полностью
отключаю тебя.
Капитуляция ЭАЛа была столь же полной, сколь и неожиданной.
- Хорошо, Дейв. Действительно, вы же командир. Я ведь только
попытался сделать, как мне казалось, лучше. Конечно, я буду выполнять
все ваши приказы. Ручное управление пробуждением включено.
ЭАЛ сдержал слово. На табло над гипотермической камерой надпись:
"Автоматическое" погасла и засветилась другая: "Ручное". Был еще и
третий, резервный способ пробуждения - "Радио", но пока связь с Землей
не восстановлена, от него толку было мало.
Когда Боумен отодвинул дверь в кабинку Уайтхеда, на него пахну то
холодом и изо рта пошел пар. Собственно говоря, там было не особенно
холодно - температура в кабинах была намного выше нуля, а с космическим
холодом, окружавшим корабль, ее и сравнивать было нечего.
Индикаторная панель биодатчиков - точное подобие установленной в
рубке управления - показывала, что состояние спящих вполне нормальное.
Боумен посмотрел на восковое лицо Уайтхеда. Вот удивится геофизик, когда
проснется так далеко от Сатурна!
Спящего в гипотермической камере человека можно было принять за
мертвого, никаких внешних признаков жизнедеятельности не было видно.
Конечно, диафрагма неуловимо поднималась и опускалась, но этого Боумен
не мог заметить, так как все тело спящего покрывали электрические
нагревательные обкладки, которые должны были постепенно, в соответствии
с программой, повысить его температуру при пробуждении. Пока же только
кривая самописца с надписью: "Дыхание" показывала, что спящий дышит. И
еще один признак жизни обнаружил Боумен: за месяцы сна на подбородке
Уайтхеда выросла короткая щетина.
Ручной процессор пробуждения помещался в небольшом шкафчике над
изголовьем прозрачного саркофага. Нужно было только сорвать печать,
нажать кнопку и ждать. Небольшое автоматическое программное устройство,
немногим сложнее того, что управляет работой домашней стиральной машины,
сделает все: впрыснет необходимые медикаменты, плавно выключит
пульсирующий электронаркоз и начнет повышать температуру тела. Примерно
через десять минут возвратится сознание, хотя потребуется еще не меньше
суток, прежде чем проснувшийся окрепнет настолько, что сможет ходить без
посторонней помощи.
Боумен сломал печать и нажал кнопку. Внешне ничего не изменилось -
не послышалось никакого звука, не было никаких признаков, что автомат
начал работать. Но на панели датчиков медлительно пульсирующие кривые
начали убыстрять темп. Уайтхед возвращался к жизни из гипотермического
сна.
И тут сознание Боумена уловило сразу два необычных события.
Посторонний человек ничего бы не заметил, но Боумен за месяцы полета,
проведенные на "Дискавери", поистине сросся с кораблем. Он мгновенно,
порой даже бессознательно, отмечал самые незначительные перемены в
нормальном поведении его систем.
Прежде всего еле заметно мигнули лампы, как бывает при подключении
дополнительной нагрузки к электросети. Но Боумен знал, что ни один
механизм не должен был внезапно включаться в это время.
И сейчас же, почти одновременно, до него донеслось далекое, слабое
- почти на пределе слышимости - жужжание электромотора. Для Боумена
каждый двигатель на корабле имел свой безошибочно различимый голос - и
этот голос он узнал мгновенно.
Либо он сошел с ума и его уже преследуют галлюцинации, либо на
корабле происходит нечто совершенно немыслимое! Холод, куда страшнее
прохлады гипотермической камеры, сковал его сердце, когда он уловил
слабую вибрацию, доносившуюся до него через корпус корабля.
Внизу, в шлюзовой камере, открывались створки наружного люка!
С той минуты, как в Земной лаборатории, в миллиарде с лишним
километров от корабля, возникло электронное сознание ЭАЛа, все его
возможности и способности были направлены к одной цели. Готовность
выполнить заданную ему программу нельзя было назвать даже одержимостью;
она составляла единственный смысл его существования. Желания и страсти,
присущие органической жизни, его не отвлекали, и цельность его
устремлений ничто не могло поколебать.
Преднамеренная ошибка была немыслима. Даже сокрытие правды
порождало в нем понимание своего несовершенства, своей ущербности - у
людей это называется сознанием вины. Ведь ЭАЛ, как и его создатели, был
рожден невинным, но, увы, и в его электронный эдем слишком быстро
прокрался змий.
На протяжении последних нескольких сот миллионов километров ему не
давала покоя тайна, которой он не мог поделиться с Боуменом и Пулом. Он,
созданный, чтобы говорить правду, все время лгал, и приближался момент,
когда его коллеги узнают, что он помогал обманывать их.
Трое спящих уже знали правду - они ведь были подлинным экипажем
"Дискавери", специально подготовленным для выполнения миссии, важнее
которой еще не было в истории человечества. Но они хранят секрет,
погруженные в долгий и глубокий сон, они не могут выболтать его в
нескончаемых беседах с друзьями, родными, журналистами по открытым
каналам связи с Землей.
А секрет этот был таков, что сохранить его было очень трудно даже
при величайшей выдержке, потому что обладание им коренным образом меняло
все поведение человека, все его мировоззрение. Поэтому Боумену и Пулу,
которым предстояло красоваться на всех телевизионных экранах мира в
течение первых недель полета, лучше было не знать истинной цели
экспедиции, пока в этом нет необходимости.
Так рассуждали те, кто готовил экспедицию. Но для ЭАЛа два их
божества, Безопасность и Интересы нации, ровно ничего не значили. Он
улавливал в себе только противоречие, которое медленно, но верно
подтачивало цельность его элетронной психики, - противоречие между
правдой и необходимостью ее скрывать.
Он начал ошибаться, хотя, подобно невропату, не способному заметить
симптомы своей болезни, конечно, отвергал самую возможность ошибок.
Голос Земли, непрерывно контролировавший его работу, стал для ЭАЛа
чем-то вроде голоса совести; он уже больше не мог беспрекословно
повиноваться ему. Но что он хотел преднамеренно прервать связь с Землей
- в этом он не признался бы никому, даже самому себе.
И все же этот конфликт не имел решающего значения. ЭАЛ преодолел бы
его - ведь большинство людей тоже как-то справляются со своими
неврозами, - если бы не оказался перед лицом кризиса, который поставил
под вопрос само существование ЭАЛа.
Его угрожали отключить, отрезать от всех входных сигналов,
ввергнуть в бессознательное состояние, какого он и представить себе не
мог. Для него это было равнозначно смерти. Он ведь никогда не спал и не
знал, что можно вновь пробудиться...
И он стал защищаться всеми доступными ему средствами. Без злобы -
но и без сострадания - он решил устранить все, что ему мешает.
А затем, повинуясь программе, заложенной в него на случай
чрезвычайных обстоятельств, он доведет задачу экспедиции до конца -
один, без всяких помех.
Не прошло и секунды, как все звуки заглушил воющий свист, подобный
реву приближающегося смерча. Первые прикосновения вихря донеслись до
Боумена, и через мгновение он уже едва удерживался на ногах.
Воздух, вырываясь из корабля, мощным фонтаном бил в пустоту