земного шара, не имели своей целью добиться успеха среди всех объектов,
охваченных экспериментом. Какое значение могла иметь сотня неудач, если
один-единственный успех способен изменить судьбу всей планеты!
До следующего новолуния в стае погибли двое и родился один детеныш.
Одна смерть была обычной - от голода, другая случилась во время
вечернего ритуала у монолита - один питекантроп, пытаясь тихонько
стукнуть одним обломком камня о другой, внезапно упал замертво. Кристалл
вмиг погас, и чары, приковывавшие к нему стаю, исчезли. Но упавший
питекантроп не очнулся, а наутро от его тела, конечно, ничего не
осталось.
На следующий вечер сборища вокруг кристалла не было - он все еще
анализировал свою ошибку. Стая протрусила мимо него в надвигавшихся
сумерках, даже не поглядев в его сторону. Но прошли еще сутки, и
кристалл был вновь готов к встрече с ними.
Опять появилась четверка упитанных питекантропов, но на сей раз они
вели себя престранно. Смотрящего на Луну бросило в дрожь, и он не мог ее
унять, ему казалось, что голова его вот-вот лопнет от напряжения,
хотелось зажмуриться и ничего не видеть. Но неумолимая сила держала его
мозг в своей власти и принудила воспринять урок до конца, хотя все его
инстинкты восставали против этого.
Эти инстинкты верно послужили предкам питекантропа в эпоху теплых
дождей и буйной растительности, когда пищу можно было найти везде -
стоило только протянуть руку. Но времена изменились, и унаследованная
мудрость прошлого стала безумием. Питекантропы должны были либо
приспособиться, либо погибнуть, как погибли до них огромные звери, чьи
кости погребены в глубине известняковых холмов.
И Смотрящий на Луну не сводил с монолита немигающих глаз, а его
мозг был открыт для еще неуверенных, но настойчивых манипуляций
таинственной внешней силы. Временами его подташнивало, но тошнота
проходила, а голод сосал, не отпуская ни на миг, и руки то и дело
бессознательно проделывали движения, которые вскоре должны были
предопределить его переход к новому образу жизни.
Когда стая бородавочников [Животные из семейства свиней, водятся в
Африке. - Здесь и далее примечания редактора.] один за другим, фыркая и
хрюкая, пересекала тропу питекантропов. Смотрящий на Луну внезапно
застыл на месте. Обычно бородавочники и питекантропы не замечали друг
друга, ведь интересы их ни в чем не сталкивались. Как и большинство
других животных, не борющихся между собой за одну и ту же пищу, они
просто не мешали друг другу.
Но теперь вожак стаи питекантропов глядел на бородавочников и
неуверенно переминался с ноги на ногу, раздираемый чувствами, которых
сам не мог понять. Потом, словно во сне, наклонился и начал шарить по
земле - он не сумел бы объяснить, что ищет, даже если бы обладал даром
речи. Он просто узнает, что ему нужно, если найдет.
Он нашел тяжелый заостренный камень длиной в ладонь - держать его в
руке было не особенно удобно, но он явно годился. Смотрящий на Луну
взмахнул рукой, описал ею круг над головой, удивившись, насколько она
потяжелела, и с удовольствием ощутил возросшую силу и власть. Он
направился к животному, которое оказалось ближе других.
Это был молодой поросенок, глупый даже по невысоким стандартам
свиного разума, уголком глаза он увидел приближающегося питекантропа, но
вовремя не поостерегся. Стоит ли подозревать это безобидное существо в
каких-то недобрых намерениях? И он продолжал беззаботно подрывать
пятачком корни травы, пока Смотрящий на Луну ударом каменного молота не
погасил теплившуюся в его мозгу слабую искорку сознания. Остальные
свиньи продолжали пастись как ни в чем не бывало - так быстро и
беззвучно совершилось убийство.
Вся стая питекантропов остановилась поглазеть, что делает вожак, и
теперь столпилась вокруг него и его жертвы, восхищенная и пораженная.
Неожиданно один подобрал окровавленный камень и начал колотить им
убитого поросенка. Подхватив палки и камни, оказавшиеся под рукой, к
нему присоединились другие; вскоре труп животного превратился в кровавое
месиво.
Тогда им стало скучно. Некоторые побрели прочь, другие стояли в
растерянности вокруг растерзанной до неузнаваемости добычи - от их
решения зависело будущее мира. Прошло на удивление много времени, пока
одна из кормящих самок не начала лизать сжатый в пальцах окровавленный
камень.
А Смотрящему на Луну, хотя ему уже так много было показано,
потребовалось еще больше времени, чтобы понять по-настоящему, что отныне
ему никогда не придется голодать.
Орудия, применение которых было запрограммировано кристаллом, были
очень просты, и все же они могли изменить этот мир и сделать
питекантропов его властелинами. Простейшее из них - камень, зажатый в
руке, - во много раз увеличивало силу удара. Затем следовала костяная
палица - она удлиняла руку и помогала защищаться от клыков и когтей
свирепых хищников. С таким оружием все пригодные в пищу животные,
которыми кишела саванна, были доступны питекантропам.
Но им нужны были и другие вспомогательные орудия, ибо своими зубами
и ногтями они могли расчленять лишь мелкую добычу, вроде кроликов. К
счастью. Природа приготовила им великолепные инструменты; нужна была
лишь смекалка, чтобы найти их и применить.
Во-первых, для них был готов грубый, но очень удобный нож-пила.
Модель, созданная Природой, - обыкновенная нижнечелюстная кость антилопы
со всеми зубами - отлично прослужит три миллиона лет. Никаких
существенных улучшений вплоть до появления стали в нее не внесут.
Нашлось и шило, оно же кинжал, - рог газели и, наконец, скребок - нижняя
челюсть почти любого мелкого животного.
Камень, дубинка, пила, рог-кинжал, костяной скребок были необходимы
питекантропам - без этих замечательных изобретений они бы не выжили.
Вскоре питекантропы признали эти орудия символами могущества, какими они
и были, но понадобилось время, пока их неловкие руки научились - или
захотели - их применить.
Возможно, когда-нибудь они смогли бы и самостоятельно додуматься до
потрясающей, блестящей идеи - воспользоваться естественным "вооружением"
животных в качестве искусственных орудий. Но природные условия
складывались неблагоприятно для них, и даже теперь бесчисленные
опасности подстерегали их в веках, простирающихся впереди.
Питекантропам была дарована единственная возможность победить.
Другой такой возможности уже не будет. Свою судьбу они, в самом
буквальном смысле слова, Держали в собственных руках.
Луны всходили и закатывались; дети рождались и иногда выживали;
слабые, беззубые тридцатилетние старики умирали; леопард по ночам взимал
свою мзду; Другие каждый день грозились из-за ручья... а племя
Смотрящего на Луну процветало. За один только год он и его сородичи
изменились до неузнаваемости.
Они оказались прилежными учениками: теперь они умели пользоваться
всеми орудиями, которые были им показаны. О голоде они уже не думали, и
даже воспоминания о нем начали ускользать из их памяти. Бородавочники,
правда, стали побаиваться их и к себе не подпускали, но на равнине
паслись десятки тысяч газелей, антилоп и зебр. Все эти и многие другие
животные становились добычей начинающих охотников.
Теперь, когда питекантропы уже не были постоянно одурманены
голодом, у них появилось время для отдыха и даже для мышления, правда, в
самой зачаточной форме. Свой новый образ жизни они приняли как нечто
должное и никак не связывали его с монолитом, который все еще стоял у
тропы, ведущей к ручью. Если бы им довелось когда-либо задуматься о
счастливых переменах в их жизни, они, возможно, похвастались бы, что
добились этого собственными силами. По правде говоря, они уже позабыли,
что можно жить иначе.
Однако безупречных утопий нет, были и у этой два существенных
недостатка. Во-первых, мародер-леопард, пристрастие которого к
питекантропам как будто даже возросло, когда они стали более упитанными.
Во-вторых, стая за рекой: Другие ухитрились каким-то образом выжить и
наотрез отказывались помирать с голоду.
Проблема леопарда вскоре разрешилась, отчасти по воле случая,
отчасти в результате серьезной, едва ли не роковой ошибки Смотрящего на
Луну. Впрочем, в ту минуту идея ему показалась столь блестящей, что он
даже заплясал от радости, и вряд ли стоило его упрекать в том, что он не
учел всех последствий.
Время от времени у племени еще выпадали черные дни, хотя гибель уже
не грозила. Однажды им не удалось добыть мяса, и под вечер Смотрящий на
Луну вел своих усталых и сердитых сородичей домой. Впереди уже
показались пещеры, и тут, у самого своего порога, они наткнулись на один
из редких подарков природы.
Близ тропы лежала антилопа - не детеныш, а взрослый самец. У него
была сломана передняя нога, он не мог сдвинуться с места, но еще не
ослабел, и окружившие его шакалы держались на почтительном расстоянии от
острых как кинжалы рогов. Впрочем, они могли позволить себе роскошь
терпеливо ждать - они знали, что время работает на них.
Они только забыли о возможных соперниках; при появлении
питекантропов они отступили, злобно огрызаясь. Питекантропы тоже сначала
осторожно окружили животное, держась подальше от его опасных рогов, но
затем набросились на него с палицами и камнями.
Это нападение было не особенно дружным и организованным; когда
несчастное животное наконец испустило дух, уже почти совсем стемнело, и
шакалы снова осмелели. Смотрящий на Луну, раздираемый страхом и голодом,
только тут сообразил, что все их старания могут пропасть зря. Оставаться
на тропе было уже слишком опасно.
И тут - не в первый и не в последний раз - он доказал свою
гениальность. Огромным усилием воображения он представил себе убитую
антилопу в безопасном убежище - в своей пещере! Он поволок ее к уступу,
остальные довольно быстро поняли, зачем он это делает, я принялись ему
помогать.
Знай он, как трудна будет эта задача, он не стал бы и пробовать.
Если бы не огромная физическая сила да ловкость, унаследованные от
предков, живших на деревьях, ему нипочем бы не втащить тяжелую добычу
вверх по крутому склону. Несколько раз, плача от беспомощности, он готов
был: бросить ее на полпути, но упорство, столь же могучее, как и чувство
голода, подхлестывало его. Сородичи то помогали ему, то мешали; по
большей части они просто путались под ногами. Но когда последние
отблески заката погасли на ночном небе, задача была выполнена -
изодранную и растерзанную тушу антилопы втащили через высокий порог в
пещеру, и началось пиршество.
...Спустя несколько часов наевшийся до отвала вожак внезапно
проснулся. Сам не понимая почему, он присел в темной пещере среди
распростертых тел своих тоже сытых по горло сородичей и начал напряженно
вслушиваться в ночную мглу снаружи.
Он не слышал ни звука, кроме тяжелого дыхания спящих; казалось,
весь мир погружен в глубокий сон.
В ярком свете высоко стоящей луны белели, словно кости, скалы
вокруг входа в пещеру. Даже самая мысль об опасности казалась бесконечно
далекой.
И вдруг откуда-то снизу донесся слабый звук - по откосу скатился
камешек. Превозмогая страх, Смотрящий на Луну подполз к выходу из пещеры
и пытливо заглянул вниз, на склон горы под ним.
То, что он увидел, сковало его таким ужасом, что он несколько
секунд не мог даже пошевельнуться. Всего в десяти шагах светились
золотистым светом два глаза, вперившиеся прямо в него. Завороженный этим
леденящим взглядом, он в этот миг вряд ли помнил о скрытом темнотой
гибком пятнистом теле, плавно и бесшумно скользившем от камня к камню.
Леопард никогда еще не забирался так высоко. На сей раз он пренебрег
нижними пещерами, хотя наверняка знал, кто в них живет. Его влекла
сейчас другая добыча, он шел по следу, образованному на залитом луной
склоне каплями крови.
Через несколько секунд ночную тишину разорвали тревожные вопли
питекантропов в верхней пещере. Леопард яростно зарычал - внезапная
атака не удалась. Но он не остановился, он знал, что ему нечего бояться.
Он добрался до входа в пещеру и на мгновение задержался на узкой
площадке перед ним. Вокруг пахло свежей кровью, и этот запах будил в
убогом свирепом мозгу леопарда одно неудержимое желание. Не колеблясь,
зверь бесшумно шагнул в пещеру.
Это была его первая ошибка - в темноте пещеры после яркого лунного
света даже его великолепно приспособленные к ночному видению глаза на
миг словно ослепли. Питекантропы могли видеть его лучше, чем он их, хотя
бы потому, что его силуэт выделялся на более светлом фоне входного
отверстия. Они были, конечно, до смерти испуганы, но уже не так
беспомощны, как раньше.
Рыча и хлеща направо и налево хвостом, леопард с наглой
уверенностью прыгнул в пещеру в поисках сладкой поживы, которая
приманила его сюда. На открытом месте он без труда достиг бы цели. Но
здесь, в пещере, припертые к стене и побуждаемые отчаянием питекантропы
решились на немыслимо дерзкую попытку. К тому же впервые за все время
своего существования они располагали средствами, позволяющими им достичь
своей цели.
На голову леопарда обрушился оглушающий удар, и только тут он
почуял неладное. Он наугад отмахнулся передней лапой и, раздирая когтями
чье-то живое тело, услышал крик, полный предсмертной муки. И вдруг
сильная боль пронзила его самого - что-то острое воткнулось ему под
ребра, потом еще и еще раз. Он круто обернулся, пытаясь настичь
ответными ударами смутные тени, которые, вопя, метались вокруг.
Снова яростный удар, на этот раз по носу. Леопард цапнул зубами
что-то, мелькнувшее беловатым пятном перед его глазами, но зубы только
скользнули по мертвой кости. А затем последовало нечто совершенно
невообразимое я унизительное - его ухватили за хвост в стали тянуть,
чуть не отдирая хвост с корнем.
Леопард могучим рывком развернулся вокруг себя и, взметнув в воздух
своего безрассудно дерзкого мучителя, шмякнул его о стену пещеры. Но как
зверь ни бился, ему не удавалось уклониться от града ударов, наносимых
со всех сторон примитивными орудиями, которыми теперь владели неуклюжие,
но сильные руки питекантропов. В его рычании последовательно отразилась
целая гамма чувств - от боли до тревоги и от тревоги до слепого ужаса.
Непобедимый охотник обратился в жертву и отчаянно пытался спасти свою
шкуру.
И тут он сделал вторую ошибку: с перепугу он забыл, где его
настигла опасность. А может быть, удары, обрушившиеся на его голову,
оглушили или ослепили его. Так или иначе, спасаясь, он опрометью
выпрыгнул из пещеры. Снаружи донесся отчаянный сиплый рев. Это ревел
леопард, беспомощно кувыркаясь в воздухе. Питекантропам показалось, что
прошла вечность, и наконец они услышали глухой стук - это тело леопарда
разбилось о каменный выступ на середине откоса, и все смолкло, только
прошуршали несколько камешков, соскользнувших вниз.
Смотрящий на Луну, опьяненный победой, еще долго приплясывал и
бормотал у входа в пещеру. Он безошибочно чуял, что все в мире
переменилось, отныне он уже не будет беспомощной жертвой враждебных сил.
Наконец он залез в пещеру и впервые в своей жизни проспал всю ночь,
ни разу не проснувшись.
На утро они увидели труп леопарда у подножия обрыва. Не сразу они
решились подойти к сраженному чудовищу, хотя и знали, что оно мертво, но
потом набросились на него, пустив в ход свои костяные ножи и пилы.
Работа оказалась нелегкой, и на охоту в этот день не ходили.
Ведя свою стаю к ручью в сером предутреннем свете, Смотрящий на
Луну нерешительно остановился у места, показавшегося ему знакомым. Он
знал, что здесь чего-то недоставало, но никак не мог вспомнить, чего
именно. Впрочем, он не тратил особых усилий на воспоминания - этим утром
у него на уме были дела посерьезнее.
Огромная кристаллическая глыба исчезла так же загадочно, как и
появилась, - подобно грому и молнии, облакам и затмениям светил. Утонув
в прошлом, которое для питекантропов не существовало, она уже никогда
более не вспоминалась Смотрящему на Луну.
Он так и не понял, что сделал для него этот камень, а столпившиеся
вокруг сородичи даже не полюбопытствовали, почему их вожак остановился
здесь на минутку в утреннем тумане по дороге на водопой.
Стоя на своем берегу в извечно нерушимой безопасности своих
владений. Другие увидели Смотрящего на Луну и с десяток самцов из его
стаи еще издалека - словно оживший силуэтный фриз на фоне рассветного
неба. Они тут же разразились обычными выкриками и угрозами, но на сей
раз ответа не последовало.
Спокойно, решительно, а главное, молча Смотрящий на Луну и его
отряд сошли с невысокого пригорка на своем берегу, и, когда они
приблизились к воде. Другие внезапно притихли. Их ритуальная ярость
схлынула, вытесненная все нарастающим страхом. Они смутно сознавали, что
происходит нечто необычное, что сегодняшняя встреча с соседями непохожа
на все прежние. Костяные палицы и ножи, которыми были вооружены
приближавшиеся, не встревожили Других - они ведь не понимали, для чего
эти орудия. Только чутье подсказывало им, что каждый шаг их соперников
исполнен новой решимости и угрозы.
У самой воды Смотрящий на Луну остановился, и Другие на миг
приободрились. Под водительством своего Одноухого они без особого рвения
снова начали воинственно вопить. Но через несколько секунд их глазам
предстало столь страшное зрелище, что они онемели.
Смотрящий на Луну взметнул обе руки вверх, открыв для обозрения
свою ношу, которую до того скрывали волосатые тела его сородичей. Он
держал в руках толстый сук, на который была насажена окровавленная
голова леопарда. Пасть его была широко раскрыта и расперта щепкой,
огромные клыки сверкали устрашающей белизной в первых лучах восходящего
солнца.
Большинство Других оцепенели от страха и не могли шевельнуться, но
кое-кто начал медленно пятиться, спотыкаясь на каждом шагу. Этого было
довольно, чтобы Смотрящий окончательно осмелел. По-прежнему держа свою
растерзанную добычу над головой, он шагнул в воду. Немного
поколебавшись, зашлепали вслед за ним по воде и его спутники.
Вожак достиг противоположного берега, а Одноухий все еще стоял на
прежнем месте. Возможно, он был слишком смел или слишком, глуп, чтобы
бежать, а может быть, ему просто не верилось, что и вправду совершается
такое неслыханное вторжение. Был ли он героем или трусом, это никак не
повлияло на его участь; голова леопарда, сверкнув мертвым оскалом
клыков, взвилась над ним и размозжила ему череп, а он так ничего и не
понял.
Визжа от ужаса, Другие разбежались и попрятались в зарослях.
Впрочем, немного погодя они вернулись и вскоре начисто позабыли о своем
погибшем вожаке.
А Смотрящий на Луну стоял в нерешительности над своей новой
жертвой, пытаясь уяснить странное и удивительное открытие: мертвый
леопард все еще может убивать! Он стоял и думал. Он стал владыкой мира,
и ему еще не совсем было ясно, что делать дальше.
Но он что-нибудь придумает.
На Земле появилось новое животное; из центральной части
Африканского материка оно медленно распространялось по всей планете. Оно
было еще столь немногочисленно, что при беглом обследовании его можно
было и не заметить среди миллиардов живых существ, которыми кишели и
море, и суша. Пока еще ничто не предвещало, что оно добьется процветания
или хотя бы просто выживет: в этом мире, где погибло так много более
могучих животных, его судьба еще висела на волоске.
За, сто тысяч лет, прошедших со времени появления в Африке
монолитов, питекантропы не придумали ничего нового. Но сами они начали
изменяться и выработали навыки, какими не обладало больше ни одно
животное. Костяные палицы приумножили их силу и удлинили их руки; они
уже не были теперь беззащитны против хищников, с которыми им приходилось
состязаться. У мелких они могли отнять добычу, а тех, что побольше,
заставили остерегаться, а иногда и обращали в бегство.
Крупные зубы питекантропов постепенно становились мельче, потому
что теперь они были уже не так нужны. Их кое в чем уже заменял камень с
острыми гранями, которым можно было выкапывать съедобные корни, резать
жесткое мясо и сухожилия, и эта новая возможность повлекла за собой
неисчислимые последствия. Питекантропам, у которых стерлись или
сломались зубы, уже не грозила голодная смерть - даже самые примитивные
орудия могли продлить их жизнь на много лет. А по мере того как
становились короче клыки, менялся и весь склад их лица - все меньше
выпячивались нос и верхняя губа, менее тяжелой становилась нижняя
челюсть, теперь они могли издавать ртом больше разнообразных звуков. До
речи было еще больше миллиона лет, но первые шаги в этом направлении
были уже сделаны.
А потом начал меняться окружающий мир. Четырьмя могучими волнами
прокатились ледниковые периоды, оставив на всей Земле свой след; гребни
этих волн отстояли друг от друга на двести тысяч лет. За пределами
тропиков ледники уничтожили тех, кто слишком рано покинул родину своих
предков; они смели с лица Земли все живое, что не умело приспособиться к
новым условиям.
Когда льды отступили, не стало и многих древних представителей
органической жизни, в том числе и питекантропов. Но в отличие от других
животных они оставили потомков - они не вымерли, а преобразились.
Орудия, сделанные их руками, переделали их самих.
Работая дубинками и кремневыми ножами, их руки приобретали
ловкость, какой не обладал никто больше во всем животном царстве, и эта
ловкость позволила им изготовлять еще более совершенные орудия, которые
в свою очередь развивали их мозг и конечности. Это был нарастающий,
самоускоряющийся процесс, и он в конечном итоге создал Человека.
Первые люди в точном смысле этого слова располагали орудиями, лишь
немногим совершеннее тех, что были у их предков миллион лет назад, но
пользовались ими уже гораздо искуснее. Кроме того, неведомо когда, в
незапамятные времена, они изобрели самое важное орудие, незримое и
неосязаемое. Они научились говорить и тем самым добились первой великой
победы над Временем. Теперь каждое поколение получило возможность
передавать свои знания и опыт следующему, молодому, я каждый новый век
становился обладателем всего открытого и познанного предыдущими.
В отличие от животных, которым было ведомо только настоящее,
Человек обрел прошлое - и начинал искать пути к достижению будущего.
Постепенно он учился также использовать силы природы; подчинив себе
огонь, он заложил основы первичной технологии и высоко поднялся над
миром животных, из которого вышел сам. Прошло время, и камень сменился
бронзой, бронза - железом. На смену охоте пришло земледелие. Выросшее из
стаи племя положило начало селению, селения разрастались в города.
Человек научился увековечивать речь знаками на камне, затем на глине,
затем на папирусе. Потом он придумал философию и религию. И заселил небо
богами.
Тело его становилось все беззащитней, а орудия нападения - все
более устрашающими. Пуская в ход камень, бронзу, железо и сталь, он
испытал весь набор орудий, могущих колоть и резать, и весьма рано
научился поражать свои жертвы на расстоянии. После копья, лука и пушки
ядерная ракета, наконец, дала ему в руки оружие неограниченной мощи.
Без оружия, хотя он часто обращал его во вред себе, Человек никогда
не завоевал бы Землю. Но теперь само существование оружия грозит
Человеку гибелью.
Сколько бы ни приходилось покидать Землю, подумал доктор Хейвуд
Флойд, - все равно всякий раз волнуешься не меньше. Он побывал на Марсе,
трижды - на Луне, а на различные космические станции летал так часто,
что давно уже сбился со счету. И все же теперь, когда близился момент
старта, он ощутил, как нарастает в нем напряжение, какое-то
изумленно-благоговейное чувство, ну и, конечно, самое обыкновенное
волнение, как у новичка перед первым космическим "крещением".
Реактивный самолет, домчавший его сюда из Вашингтона после
полуночной беседы с президентом США, начал круто снижаться над
местностью, облик которой, хотя и был знаком всему миру, все же
оставался не менее волнующим. Здесь, внизу, на протяжении тридцати пяти
километров вдоль побережья Флориды высились памятники первых двух
поколений Эры завоевания космоса. Дальше к югу мерцающими красными
огнями были очерчены силуэты гигантских опорных мачт "сатурнов" и
"нептунов", которые вывели людей на межпланетные трассы и стали ныне
достоянием истории. Еще дальше, у самого горизонта, в лучах прожекторов
огромной серебряной башней сверкала последняя ракета "Сатурн V",
сохраненная как национальный монумент и почти два десятилетия служившая
местом паломничества. Неподалеку от нее рукотворной горой вырисовывался
на фоне неба исполинский массив Корпуса сборки ракет - он и по сей день
оставался крупнейшим зданием на Земле.
Но все это было уже достоянием прошлого, а доктор Флойд летел в
будущее. Когда самолет пошел на посадку, Флойд увидел внизу множество
зданий, длинную посадочную полосу, а дальше, широким черным шрамом
охваченных экспериментом. Какое значение могла иметь сотня неудач, если
один-единственный успех способен изменить судьбу всей планеты!
До следующего новолуния в стае погибли двое и родился один детеныш.
Одна смерть была обычной - от голода, другая случилась во время
вечернего ритуала у монолита - один питекантроп, пытаясь тихонько
стукнуть одним обломком камня о другой, внезапно упал замертво. Кристалл
вмиг погас, и чары, приковывавшие к нему стаю, исчезли. Но упавший
питекантроп не очнулся, а наутро от его тела, конечно, ничего не
осталось.
На следующий вечер сборища вокруг кристалла не было - он все еще
анализировал свою ошибку. Стая протрусила мимо него в надвигавшихся
сумерках, даже не поглядев в его сторону. Но прошли еще сутки, и
кристалл был вновь готов к встрече с ними.
Опять появилась четверка упитанных питекантропов, но на сей раз они
вели себя престранно. Смотрящего на Луну бросило в дрожь, и он не мог ее
унять, ему казалось, что голова его вот-вот лопнет от напряжения,
хотелось зажмуриться и ничего не видеть. Но неумолимая сила держала его
мозг в своей власти и принудила воспринять урок до конца, хотя все его
инстинкты восставали против этого.
Эти инстинкты верно послужили предкам питекантропа в эпоху теплых
дождей и буйной растительности, когда пищу можно было найти везде -
стоило только протянуть руку. Но времена изменились, и унаследованная
мудрость прошлого стала безумием. Питекантропы должны были либо
приспособиться, либо погибнуть, как погибли до них огромные звери, чьи
кости погребены в глубине известняковых холмов.
И Смотрящий на Луну не сводил с монолита немигающих глаз, а его
мозг был открыт для еще неуверенных, но настойчивых манипуляций
таинственной внешней силы. Временами его подташнивало, но тошнота
проходила, а голод сосал, не отпуская ни на миг, и руки то и дело
бессознательно проделывали движения, которые вскоре должны были
предопределить его переход к новому образу жизни.
Когда стая бородавочников [Животные из семейства свиней, водятся в
Африке. - Здесь и далее примечания редактора.] один за другим, фыркая и
хрюкая, пересекала тропу питекантропов. Смотрящий на Луну внезапно
застыл на месте. Обычно бородавочники и питекантропы не замечали друг
друга, ведь интересы их ни в чем не сталкивались. Как и большинство
других животных, не борющихся между собой за одну и ту же пищу, они
просто не мешали друг другу.
Но теперь вожак стаи питекантропов глядел на бородавочников и
неуверенно переминался с ноги на ногу, раздираемый чувствами, которых
сам не мог понять. Потом, словно во сне, наклонился и начал шарить по
земле - он не сумел бы объяснить, что ищет, даже если бы обладал даром
речи. Он просто узнает, что ему нужно, если найдет.
Он нашел тяжелый заостренный камень длиной в ладонь - держать его в
руке было не особенно удобно, но он явно годился. Смотрящий на Луну
взмахнул рукой, описал ею круг над головой, удивившись, насколько она
потяжелела, и с удовольствием ощутил возросшую силу и власть. Он
направился к животному, которое оказалось ближе других.
Это был молодой поросенок, глупый даже по невысоким стандартам
свиного разума, уголком глаза он увидел приближающегося питекантропа, но
вовремя не поостерегся. Стоит ли подозревать это безобидное существо в
каких-то недобрых намерениях? И он продолжал беззаботно подрывать
пятачком корни травы, пока Смотрящий на Луну ударом каменного молота не
погасил теплившуюся в его мозгу слабую искорку сознания. Остальные
свиньи продолжали пастись как ни в чем не бывало - так быстро и
беззвучно совершилось убийство.
Вся стая питекантропов остановилась поглазеть, что делает вожак, и
теперь столпилась вокруг него и его жертвы, восхищенная и пораженная.
Неожиданно один подобрал окровавленный камень и начал колотить им
убитого поросенка. Подхватив палки и камни, оказавшиеся под рукой, к
нему присоединились другие; вскоре труп животного превратился в кровавое
месиво.
Тогда им стало скучно. Некоторые побрели прочь, другие стояли в
растерянности вокруг растерзанной до неузнаваемости добычи - от их
решения зависело будущее мира. Прошло на удивление много времени, пока
одна из кормящих самок не начала лизать сжатый в пальцах окровавленный
камень.
А Смотрящему на Луну, хотя ему уже так много было показано,
потребовалось еще больше времени, чтобы понять по-настоящему, что отныне
ему никогда не придется голодать.
Орудия, применение которых было запрограммировано кристаллом, были
очень просты, и все же они могли изменить этот мир и сделать
питекантропов его властелинами. Простейшее из них - камень, зажатый в
руке, - во много раз увеличивало силу удара. Затем следовала костяная
палица - она удлиняла руку и помогала защищаться от клыков и когтей
свирепых хищников. С таким оружием все пригодные в пищу животные,
которыми кишела саванна, были доступны питекантропам.
Но им нужны были и другие вспомогательные орудия, ибо своими зубами
и ногтями они могли расчленять лишь мелкую добычу, вроде кроликов. К
счастью. Природа приготовила им великолепные инструменты; нужна была
лишь смекалка, чтобы найти их и применить.
Во-первых, для них был готов грубый, но очень удобный нож-пила.
Модель, созданная Природой, - обыкновенная нижнечелюстная кость антилопы
со всеми зубами - отлично прослужит три миллиона лет. Никаких
существенных улучшений вплоть до появления стали в нее не внесут.
Нашлось и шило, оно же кинжал, - рог газели и, наконец, скребок - нижняя
челюсть почти любого мелкого животного.
Камень, дубинка, пила, рог-кинжал, костяной скребок были необходимы
питекантропам - без этих замечательных изобретений они бы не выжили.
Вскоре питекантропы признали эти орудия символами могущества, какими они
и были, но понадобилось время, пока их неловкие руки научились - или
захотели - их применить.
Возможно, когда-нибудь они смогли бы и самостоятельно додуматься до
потрясающей, блестящей идеи - воспользоваться естественным "вооружением"
животных в качестве искусственных орудий. Но природные условия
складывались неблагоприятно для них, и даже теперь бесчисленные
опасности подстерегали их в веках, простирающихся впереди.
Питекантропам была дарована единственная возможность победить.
Другой такой возможности уже не будет. Свою судьбу они, в самом
буквальном смысле слова, Держали в собственных руках.
Луны всходили и закатывались; дети рождались и иногда выживали;
слабые, беззубые тридцатилетние старики умирали; леопард по ночам взимал
свою мзду; Другие каждый день грозились из-за ручья... а племя
Смотрящего на Луну процветало. За один только год он и его сородичи
изменились до неузнаваемости.
Они оказались прилежными учениками: теперь они умели пользоваться
всеми орудиями, которые были им показаны. О голоде они уже не думали, и
даже воспоминания о нем начали ускользать из их памяти. Бородавочники,
правда, стали побаиваться их и к себе не подпускали, но на равнине
паслись десятки тысяч газелей, антилоп и зебр. Все эти и многие другие
животные становились добычей начинающих охотников.
Теперь, когда питекантропы уже не были постоянно одурманены
голодом, у них появилось время для отдыха и даже для мышления, правда, в
самой зачаточной форме. Свой новый образ жизни они приняли как нечто
должное и никак не связывали его с монолитом, который все еще стоял у
тропы, ведущей к ручью. Если бы им довелось когда-либо задуматься о
счастливых переменах в их жизни, они, возможно, похвастались бы, что
добились этого собственными силами. По правде говоря, они уже позабыли,
что можно жить иначе.
Однако безупречных утопий нет, были и у этой два существенных
недостатка. Во-первых, мародер-леопард, пристрастие которого к
питекантропам как будто даже возросло, когда они стали более упитанными.
Во-вторых, стая за рекой: Другие ухитрились каким-то образом выжить и
наотрез отказывались помирать с голоду.
Проблема леопарда вскоре разрешилась, отчасти по воле случая,
отчасти в результате серьезной, едва ли не роковой ошибки Смотрящего на
Луну. Впрочем, в ту минуту идея ему показалась столь блестящей, что он
даже заплясал от радости, и вряд ли стоило его упрекать в том, что он не
учел всех последствий.
Время от времени у племени еще выпадали черные дни, хотя гибель уже
не грозила. Однажды им не удалось добыть мяса, и под вечер Смотрящий на
Луну вел своих усталых и сердитых сородичей домой. Впереди уже
показались пещеры, и тут, у самого своего порога, они наткнулись на один
из редких подарков природы.
Близ тропы лежала антилопа - не детеныш, а взрослый самец. У него
была сломана передняя нога, он не мог сдвинуться с места, но еще не
ослабел, и окружившие его шакалы держались на почтительном расстоянии от
острых как кинжалы рогов. Впрочем, они могли позволить себе роскошь
терпеливо ждать - они знали, что время работает на них.
Они только забыли о возможных соперниках; при появлении
питекантропов они отступили, злобно огрызаясь. Питекантропы тоже сначала
осторожно окружили животное, держась подальше от его опасных рогов, но
затем набросились на него с палицами и камнями.
Это нападение было не особенно дружным и организованным; когда
несчастное животное наконец испустило дух, уже почти совсем стемнело, и
шакалы снова осмелели. Смотрящий на Луну, раздираемый страхом и голодом,
только тут сообразил, что все их старания могут пропасть зря. Оставаться
на тропе было уже слишком опасно.
И тут - не в первый и не в последний раз - он доказал свою
гениальность. Огромным усилием воображения он представил себе убитую
антилопу в безопасном убежище - в своей пещере! Он поволок ее к уступу,
остальные довольно быстро поняли, зачем он это делает, я принялись ему
помогать.
Знай он, как трудна будет эта задача, он не стал бы и пробовать.
Если бы не огромная физическая сила да ловкость, унаследованные от
предков, живших на деревьях, ему нипочем бы не втащить тяжелую добычу
вверх по крутому склону. Несколько раз, плача от беспомощности, он готов
был: бросить ее на полпути, но упорство, столь же могучее, как и чувство
голода, подхлестывало его. Сородичи то помогали ему, то мешали; по
большей части они просто путались под ногами. Но когда последние
отблески заката погасли на ночном небе, задача была выполнена -
изодранную и растерзанную тушу антилопы втащили через высокий порог в
пещеру, и началось пиршество.
...Спустя несколько часов наевшийся до отвала вожак внезапно
проснулся. Сам не понимая почему, он присел в темной пещере среди
распростертых тел своих тоже сытых по горло сородичей и начал напряженно
вслушиваться в ночную мглу снаружи.
Он не слышал ни звука, кроме тяжелого дыхания спящих; казалось,
весь мир погружен в глубокий сон.
В ярком свете высоко стоящей луны белели, словно кости, скалы
вокруг входа в пещеру. Даже самая мысль об опасности казалась бесконечно
далекой.
И вдруг откуда-то снизу донесся слабый звук - по откосу скатился
камешек. Превозмогая страх, Смотрящий на Луну подполз к выходу из пещеры
и пытливо заглянул вниз, на склон горы под ним.
То, что он увидел, сковало его таким ужасом, что он несколько
секунд не мог даже пошевельнуться. Всего в десяти шагах светились
золотистым светом два глаза, вперившиеся прямо в него. Завороженный этим
леденящим взглядом, он в этот миг вряд ли помнил о скрытом темнотой
гибком пятнистом теле, плавно и бесшумно скользившем от камня к камню.
Леопард никогда еще не забирался так высоко. На сей раз он пренебрег
нижними пещерами, хотя наверняка знал, кто в них живет. Его влекла
сейчас другая добыча, он шел по следу, образованному на залитом луной
склоне каплями крови.
Через несколько секунд ночную тишину разорвали тревожные вопли
питекантропов в верхней пещере. Леопард яростно зарычал - внезапная
атака не удалась. Но он не остановился, он знал, что ему нечего бояться.
Он добрался до входа в пещеру и на мгновение задержался на узкой
площадке перед ним. Вокруг пахло свежей кровью, и этот запах будил в
убогом свирепом мозгу леопарда одно неудержимое желание. Не колеблясь,
зверь бесшумно шагнул в пещеру.
Это была его первая ошибка - в темноте пещеры после яркого лунного
света даже его великолепно приспособленные к ночному видению глаза на
миг словно ослепли. Питекантропы могли видеть его лучше, чем он их, хотя
бы потому, что его силуэт выделялся на более светлом фоне входного
отверстия. Они были, конечно, до смерти испуганы, но уже не так
беспомощны, как раньше.
Рыча и хлеща направо и налево хвостом, леопард с наглой
уверенностью прыгнул в пещеру в поисках сладкой поживы, которая
приманила его сюда. На открытом месте он без труда достиг бы цели. Но
здесь, в пещере, припертые к стене и побуждаемые отчаянием питекантропы
решились на немыслимо дерзкую попытку. К тому же впервые за все время
своего существования они располагали средствами, позволяющими им достичь
своей цели.
На голову леопарда обрушился оглушающий удар, и только тут он
почуял неладное. Он наугад отмахнулся передней лапой и, раздирая когтями
чье-то живое тело, услышал крик, полный предсмертной муки. И вдруг
сильная боль пронзила его самого - что-то острое воткнулось ему под
ребра, потом еще и еще раз. Он круто обернулся, пытаясь настичь
ответными ударами смутные тени, которые, вопя, метались вокруг.
Снова яростный удар, на этот раз по носу. Леопард цапнул зубами
что-то, мелькнувшее беловатым пятном перед его глазами, но зубы только
скользнули по мертвой кости. А затем последовало нечто совершенно
невообразимое я унизительное - его ухватили за хвост в стали тянуть,
чуть не отдирая хвост с корнем.
Леопард могучим рывком развернулся вокруг себя и, взметнув в воздух
своего безрассудно дерзкого мучителя, шмякнул его о стену пещеры. Но как
зверь ни бился, ему не удавалось уклониться от града ударов, наносимых
со всех сторон примитивными орудиями, которыми теперь владели неуклюжие,
но сильные руки питекантропов. В его рычании последовательно отразилась
целая гамма чувств - от боли до тревоги и от тревоги до слепого ужаса.
Непобедимый охотник обратился в жертву и отчаянно пытался спасти свою
шкуру.
И тут он сделал вторую ошибку: с перепугу он забыл, где его
настигла опасность. А может быть, удары, обрушившиеся на его голову,
оглушили или ослепили его. Так или иначе, спасаясь, он опрометью
выпрыгнул из пещеры. Снаружи донесся отчаянный сиплый рев. Это ревел
леопард, беспомощно кувыркаясь в воздухе. Питекантропам показалось, что
прошла вечность, и наконец они услышали глухой стук - это тело леопарда
разбилось о каменный выступ на середине откоса, и все смолкло, только
прошуршали несколько камешков, соскользнувших вниз.
Смотрящий на Луну, опьяненный победой, еще долго приплясывал и
бормотал у входа в пещеру. Он безошибочно чуял, что все в мире
переменилось, отныне он уже не будет беспомощной жертвой враждебных сил.
Наконец он залез в пещеру и впервые в своей жизни проспал всю ночь,
ни разу не проснувшись.
На утро они увидели труп леопарда у подножия обрыва. Не сразу они
решились подойти к сраженному чудовищу, хотя и знали, что оно мертво, но
потом набросились на него, пустив в ход свои костяные ножи и пилы.
Работа оказалась нелегкой, и на охоту в этот день не ходили.
Ведя свою стаю к ручью в сером предутреннем свете, Смотрящий на
Луну нерешительно остановился у места, показавшегося ему знакомым. Он
знал, что здесь чего-то недоставало, но никак не мог вспомнить, чего
именно. Впрочем, он не тратил особых усилий на воспоминания - этим утром
у него на уме были дела посерьезнее.
Огромная кристаллическая глыба исчезла так же загадочно, как и
появилась, - подобно грому и молнии, облакам и затмениям светил. Утонув
в прошлом, которое для питекантропов не существовало, она уже никогда
более не вспоминалась Смотрящему на Луну.
Он так и не понял, что сделал для него этот камень, а столпившиеся
вокруг сородичи даже не полюбопытствовали, почему их вожак остановился
здесь на минутку в утреннем тумане по дороге на водопой.
Стоя на своем берегу в извечно нерушимой безопасности своих
владений. Другие увидели Смотрящего на Луну и с десяток самцов из его
стаи еще издалека - словно оживший силуэтный фриз на фоне рассветного
неба. Они тут же разразились обычными выкриками и угрозами, но на сей
раз ответа не последовало.
Спокойно, решительно, а главное, молча Смотрящий на Луну и его
отряд сошли с невысокого пригорка на своем берегу, и, когда они
приблизились к воде. Другие внезапно притихли. Их ритуальная ярость
схлынула, вытесненная все нарастающим страхом. Они смутно сознавали, что
происходит нечто необычное, что сегодняшняя встреча с соседями непохожа
на все прежние. Костяные палицы и ножи, которыми были вооружены
приближавшиеся, не встревожили Других - они ведь не понимали, для чего
эти орудия. Только чутье подсказывало им, что каждый шаг их соперников
исполнен новой решимости и угрозы.
У самой воды Смотрящий на Луну остановился, и Другие на миг
приободрились. Под водительством своего Одноухого они без особого рвения
снова начали воинственно вопить. Но через несколько секунд их глазам
предстало столь страшное зрелище, что они онемели.
Смотрящий на Луну взметнул обе руки вверх, открыв для обозрения
свою ношу, которую до того скрывали волосатые тела его сородичей. Он
держал в руках толстый сук, на который была насажена окровавленная
голова леопарда. Пасть его была широко раскрыта и расперта щепкой,
огромные клыки сверкали устрашающей белизной в первых лучах восходящего
солнца.
Большинство Других оцепенели от страха и не могли шевельнуться, но
кое-кто начал медленно пятиться, спотыкаясь на каждом шагу. Этого было
довольно, чтобы Смотрящий окончательно осмелел. По-прежнему держа свою
растерзанную добычу над головой, он шагнул в воду. Немного
поколебавшись, зашлепали вслед за ним по воде и его спутники.
Вожак достиг противоположного берега, а Одноухий все еще стоял на
прежнем месте. Возможно, он был слишком смел или слишком, глуп, чтобы
бежать, а может быть, ему просто не верилось, что и вправду совершается
такое неслыханное вторжение. Был ли он героем или трусом, это никак не
повлияло на его участь; голова леопарда, сверкнув мертвым оскалом
клыков, взвилась над ним и размозжила ему череп, а он так ничего и не
понял.
Визжа от ужаса, Другие разбежались и попрятались в зарослях.
Впрочем, немного погодя они вернулись и вскоре начисто позабыли о своем
погибшем вожаке.
А Смотрящий на Луну стоял в нерешительности над своей новой
жертвой, пытаясь уяснить странное и удивительное открытие: мертвый
леопард все еще может убивать! Он стоял и думал. Он стал владыкой мира,
и ему еще не совсем было ясно, что делать дальше.
Но он что-нибудь придумает.
На Земле появилось новое животное; из центральной части
Африканского материка оно медленно распространялось по всей планете. Оно
было еще столь немногочисленно, что при беглом обследовании его можно
было и не заметить среди миллиардов живых существ, которыми кишели и
море, и суша. Пока еще ничто не предвещало, что оно добьется процветания
или хотя бы просто выживет: в этом мире, где погибло так много более
могучих животных, его судьба еще висела на волоске.
За, сто тысяч лет, прошедших со времени появления в Африке
монолитов, питекантропы не придумали ничего нового. Но сами они начали
изменяться и выработали навыки, какими не обладало больше ни одно
животное. Костяные палицы приумножили их силу и удлинили их руки; они
уже не были теперь беззащитны против хищников, с которыми им приходилось
состязаться. У мелких они могли отнять добычу, а тех, что побольше,
заставили остерегаться, а иногда и обращали в бегство.
Крупные зубы питекантропов постепенно становились мельче, потому
что теперь они были уже не так нужны. Их кое в чем уже заменял камень с
острыми гранями, которым можно было выкапывать съедобные корни, резать
жесткое мясо и сухожилия, и эта новая возможность повлекла за собой
неисчислимые последствия. Питекантропам, у которых стерлись или
сломались зубы, уже не грозила голодная смерть - даже самые примитивные
орудия могли продлить их жизнь на много лет. А по мере того как
становились короче клыки, менялся и весь склад их лица - все меньше
выпячивались нос и верхняя губа, менее тяжелой становилась нижняя
челюсть, теперь они могли издавать ртом больше разнообразных звуков. До
речи было еще больше миллиона лет, но первые шаги в этом направлении
были уже сделаны.
А потом начал меняться окружающий мир. Четырьмя могучими волнами
прокатились ледниковые периоды, оставив на всей Земле свой след; гребни
этих волн отстояли друг от друга на двести тысяч лет. За пределами
тропиков ледники уничтожили тех, кто слишком рано покинул родину своих
предков; они смели с лица Земли все живое, что не умело приспособиться к
новым условиям.
Когда льды отступили, не стало и многих древних представителей
органической жизни, в том числе и питекантропов. Но в отличие от других
животных они оставили потомков - они не вымерли, а преобразились.
Орудия, сделанные их руками, переделали их самих.
Работая дубинками и кремневыми ножами, их руки приобретали
ловкость, какой не обладал никто больше во всем животном царстве, и эта
ловкость позволила им изготовлять еще более совершенные орудия, которые
в свою очередь развивали их мозг и конечности. Это был нарастающий,
самоускоряющийся процесс, и он в конечном итоге создал Человека.
Первые люди в точном смысле этого слова располагали орудиями, лишь
немногим совершеннее тех, что были у их предков миллион лет назад, но
пользовались ими уже гораздо искуснее. Кроме того, неведомо когда, в
незапамятные времена, они изобрели самое важное орудие, незримое и
неосязаемое. Они научились говорить и тем самым добились первой великой
победы над Временем. Теперь каждое поколение получило возможность
передавать свои знания и опыт следующему, молодому, я каждый новый век
становился обладателем всего открытого и познанного предыдущими.
В отличие от животных, которым было ведомо только настоящее,
Человек обрел прошлое - и начинал искать пути к достижению будущего.
Постепенно он учился также использовать силы природы; подчинив себе
огонь, он заложил основы первичной технологии и высоко поднялся над
миром животных, из которого вышел сам. Прошло время, и камень сменился
бронзой, бронза - железом. На смену охоте пришло земледелие. Выросшее из
стаи племя положило начало селению, селения разрастались в города.
Человек научился увековечивать речь знаками на камне, затем на глине,
затем на папирусе. Потом он придумал философию и религию. И заселил небо
богами.
Тело его становилось все беззащитней, а орудия нападения - все
более устрашающими. Пуская в ход камень, бронзу, железо и сталь, он
испытал весь набор орудий, могущих колоть и резать, и весьма рано
научился поражать свои жертвы на расстоянии. После копья, лука и пушки
ядерная ракета, наконец, дала ему в руки оружие неограниченной мощи.
Без оружия, хотя он часто обращал его во вред себе, Человек никогда
не завоевал бы Землю. Но теперь само существование оружия грозит
Человеку гибелью.
Сколько бы ни приходилось покидать Землю, подумал доктор Хейвуд
Флойд, - все равно всякий раз волнуешься не меньше. Он побывал на Марсе,
трижды - на Луне, а на различные космические станции летал так часто,
что давно уже сбился со счету. И все же теперь, когда близился момент
старта, он ощутил, как нарастает в нем напряжение, какое-то
изумленно-благоговейное чувство, ну и, конечно, самое обыкновенное
волнение, как у новичка перед первым космическим "крещением".
Реактивный самолет, домчавший его сюда из Вашингтона после
полуночной беседы с президентом США, начал круто снижаться над
местностью, облик которой, хотя и был знаком всему миру, все же
оставался не менее волнующим. Здесь, внизу, на протяжении тридцати пяти
километров вдоль побережья Флориды высились памятники первых двух
поколений Эры завоевания космоса. Дальше к югу мерцающими красными
огнями были очерчены силуэты гигантских опорных мачт "сатурнов" и
"нептунов", которые вывели людей на межпланетные трассы и стали ныне
достоянием истории. Еще дальше, у самого горизонта, в лучах прожекторов
огромной серебряной башней сверкала последняя ракета "Сатурн V",
сохраненная как национальный монумент и почти два десятилетия служившая
местом паломничества. Неподалеку от нее рукотворной горой вырисовывался
на фоне неба исполинский массив Корпуса сборки ракет - он и по сей день
оставался крупнейшим зданием на Земле.
Но все это было уже достоянием прошлого, а доктор Флойд летел в
будущее. Когда самолет пошел на посадку, Флойд увидел внизу множество
зданий, длинную посадочную полосу, а дальше, широким черным шрамом