разделенное внимание стюарда и стюардессы, да еще двух пилотов и двух
бортинженеров. Флойд задумался: вряд ли когда-либо в истории на поездку
одного человека тратилось так много денег и едва ли это когда-нибудь
повторится. Ему припомнились циничные слова одного из наиболее беспутных
"наместников бога на Земле": "Мы получили папский престол, а теперь
насладимся всем, что он дает". Ну что ж, он, Флойд, тоже будет
наслаждаться этим полетом и блаженным состоянием невесомости. Вместе с
ощущением тяжести его покинули, во всяком случае на время, почти все
заботы. Кто-то сказал, что в космосе человеком может владеть страх, но
уж никак не озабоченность. Пожалуй, это верно.
Что касается стюардов, то они, видно, решили кормить его непрерывно
на протяжении всех двадцати четырех часов перелета, и ему приходилось
поминутно отклонять предложения "что-нибудь съесть". Вообще говоря,
вопреки мрачным предсказаниям первых астронавтов, есть в условиях
невесомости было не так уж затруднительно. Флойд сидел за обыкновенным
столом, тарелки на столе были закреплены, как на морских судах во время
качки. В каждое блюдо было добавлено что-нибудь клейкое, чтобы еда не
сорвалась с тарелки и не пошла плавать по салону. Так, котлету удерживал
густой соус, а салат подавали с клейкой подливкой. При некотором навыке
и осторожности можно было справиться почти с любыми блюдами; настрого
запрещались здесь только горячие супы и чересчур рассыпчатые торты и
печенье. С напитками, конечно, дело обстояло иначе - жидкости подавались
только в пластиковых тубах, и их приходилось выдавливать прямо в рот.
В конструкцию туалетной комнаты был вложен труд целого поколения
энтузиастов, чей героизм остался невоспетым. Она уже достигла такого
уровня совершенства, что считалась более или менее безотказной. Флойду
пришлось проверить ее действие вскоре после начала свободного падения.
Он оказался в маленькой кабине, снабженной всеми аксессуарами
самолетного туалета, только почему-то в ней горела яркая красная
лампочка, свет которой резал глаза. Табличка, напечатанная крупными
буквами, гласила:
ОЧЕНЬ ВАЖНО! РАДИ ВАШЕГО УДОБСТВА
ПРОСИМ ВНИМАТЕЛЬНО ПРОЧИТАТЬ
НИЖЕСЛЕДУЮЩИЕ ПРАВИЛА!
Флойд присел (даже в условиях невесомости привычка использовать
любую возможность, чтобы присесть, не покидала людей) и прочел
инструкцию несколько раз. Убедившись, что со времени его последнего
полета никаких изменений в правила не внесено, он нажал кнопку "Старт".
Где-то близко зажужжал электромотор, и Флойд почувствовал, что он
вместе с кабинкой начал двигаться. Закрыв глаза, как рекомендовала
инструкция, он стал ждать. Через минуту мелодично звякнул колокольчик, и
он открыл глаза.
Свет из резко-красного стал успокаивающим бледно-розовым, но, самое
главное, Флойд ощутил воздействие тяжести; только легкое подрагивание
всей кабинки подсказывало, что она вращается. Флойд подбросил в воздух
кусок мыла и проследил за его медленным падением - как он прикинул,
центробежная сила равнялась примерно четверти земной силы тяжести. Но ее
было вполне достаточно - все двигалось в нужном направлении и попадало
туда, куда положено.
Он нажал кнопку "Остановка для выхода из кабины" и опять закрыл
глаза. Вращение прекратилось, постепенно опять возникла невесомость,
дважды звякнул колокольчик, и вновь вспыхнул резкий красный свет. Дверца
кабинки остановилась в нужном положении, и Флойд вышел в салон, поспешив
с первого же шага прицепиться подошвами туфель к ковру. Он уже давно
изведал всю остроту ощущений невесомости и был весьма доволен, что туфли
"велкро" позволяют ходить почти нормально.
Скучать в полете не пришлось. Устав читать официальные доклады,
памятные записки и протоколы, Флойд включил свой газетный планшет в
информационную сеть корабля и просмотрел одну за другой крупнейшие
электронные газеты мира. Их кодовые сигналы он помнил наизусть, и ему не
требовалось даже заглядывать на обратную стенку планшета, где был
напечатан их перечень. Включив краткосрочное запоминающее устройство
планшета, он задерживал изображение очередной страницы на экране, быстро
пробегал заголовки и отмечал статьи, которые его интересуют. Каждая
статья имела свой двузначный кодовый номер - стоило только набрать его
на клавиатуре планшета, как крохотный прямоугольничек статьи мгновенно
увеличивался до размеров экрана величиной в лист писчей бумаги,
обеспечивая полное удобство чтения. Прочитав одну статью, Флойд опять
включал всю страницу и выбирал другую.
Он не раз задавал себе вопрос: неужели газетный планшет с
фантастически сложной техникой, скрывающейся за простотой его
использования, еще не последнее слово в непрестанном стремлении человека
к совершенству средств связи? Чего еще можно желать? Взять хотя бы его,
Флойда: далеко в космосе, уносясь от Земли со скоростью в многие тысячи
километров в час, он может нажать одну-две кнопки - и через несколько
миллисекунд прочитать заголовки какой угодно газеты. Кстати, в эту эру
электроники и самое слово "газета", конечно, стало анахронизмом. Текст
ежечасно автоматически обновлялся. Даже если читать одни лишь газеты на
английском языке, можно всю жизнь только и делать, что поглощать этот
вечно обновляющийся поток информации, поступающий со спутников связи.
Трудно было представить себе систему, более совершенную и удобную.
И все же, наверно, рано или поздно газетный планшет изживет себя и будет
вытеснен чем-нибудь столь же невообразимым, насколько сам планшет был бы
невообразим для Кекстона [Первый английский книгопечатник (1424-1491)]
или Гутенберга.
И еще одна мысль часто приходила на ум Флойду, когда перед ним на
экране развертывались эти крохотные электронные строчки. Чем совершеннее
техника передачи информации, тем более заурядным, пошлым, серым
становится ее содержание. Несчастные случаи, преступления, катастрофы и
стихийные бедствия, угроза вооруженных конфликтов, мрачные прогнозы
редакционных статей - вот что несли в себе миллионы слов, которые
ежеминутно извергались в эфир. Впрочем, Флойд подумывал, что это, быть
может, еще полбеды: он уже давно пришел к убеждению, что газеты в
идеальной Утопии были бы нестерпимо скучны.
Время от времени в салон заглядывали капитан и другие члены
экипажа, чтобы переброситься с ним несколькими словами. Они относились к
своему высокопоставленному пассажиру с благоговейным уважением и,
несомненно, сгорали от любопытства относительно цели его поездки.
Впрочем, они были слишком хорошо воспитаны, а потому ни о чем не
спрашивали и ничем ж выдавали своей заинтересованности.
Одна только очаровательная малютка-стюардесса вела себя в его
присутствии совершенно непринужденно. Флойд скоро узнал, что эта девушка
родом с Бали; она принесла с собой в заатмосферные выси изящество и
таинственность облика, присущие жителям этого еще почти не испорченного
европейской цивилизацией острова. Едва ли не самым странным и чарующим
воспоминанием об этом полете остались несколько движений из древнего
балийского танца, которые проделала невесомая стюардесса на фоне
зелено-голубого полумесяца Земли, глядевшего в иллюминаторы корабля.
Определенная часть полетного времени была отведена для сна; на эти
часы верхнее освещение выключали. Флойд прикрыл руки и ноги эластичной
простыней и закрепил ремни кресла, чтобы случайно не всплыть во сне. Со
стороны все это выглядело не особенно комфортабельно, но в условиях
невесомости Флойду в жестком кресле было удобнее, чем в самой мягкой
постели на Земле.
Пристегнувшись и устроившись поуютнее, Флойд быстро задремал.
Проснулся он только один раз, в полузабытьи огляделся и совсем оторопел
от необычной обстановки. Ему вдруг почудилось, что он лежит внутри
китайского фонарика, - это впечатление, видимо, создавали слабо
светившиеся матовые двери кабинок в стенах салона. Но он опомнился и
решительно приказал себе: "А ну-ка, спать, приятель. Это обыкновенный
лунный шаттл",- и приказ сработал.
Когда Флойд окончательно проснулся. Луна заняла уже полнеба и
началось тормозное маневрирование. Иллюминаторы в изогнутой стене салона
теперь глядели в черноту космоса, и Флойд перешел в рубку управления.
Там, на экранах хвостовых телевизоров, он мог наблюдать, как протекает
спуск.
Приближающиеся лунные горы совсем не походили на земные; у них не
было ослепительных снеговых шапок, плотно облегающих зеленых нарядов,
подвижных облачных венцов. Однако яростные контрасты света и теня
придавали им особенную, неповторимую красоту. Законы земной эстетики
здесь были неприменимы; этот мир творили, формировали иные, не земные
силы, они действовали здесь с незапамятных времен, неведомые буйно
зеленеющей, полной молодой жизни Земле - там за эти миллионы лет
наступали и отступали льды, надвигались и откатывались моря, и горные
хребты стирались, истаивая, словно туман под лугами солнца. Здесь же
была древность, неисчислимая и непостижимая древность, - но не смерть,
ибо на Луне никогда не было жизни... если не считать самых последних
лет.
Опускающийся корабль повис почти точно над границей, отделяющей
ночь ото дня: прямо под нам простирался хаос угловатых, иззубренных
теней и отдельных пасов, ослепительно сверкавших под первыми лучами
медленного лунного рассвета. При всей надежности вспомогательных
электронных приборов посадка здесь была бы смертельно опасна, и пилот
медленно уводил корабль прочь от этого места, на ночную сторону Луны.
Присмотревшись, Флойд убедился, что ночная сторона вовсе не была
погружена в полную темноту. Ее озарял какой-то призрачный свет: ясно
виднелись пики, ущелья и равнины лунной поверхности. Это Земля, служащая
гигантской луной для своего спутника, освещала его поверхность своим
сиянием.
На пульте перед пилотом вспыхивали огоньки, на экранах компьютеров
цифры отсчитывали расстояние до приближавшейся Луны. Весомость
возвратилась к ним более чем за полторы тысячи километров до Луны, когда
реактивные двигатели начали торможение. Луна постепенно, казалось
бесконечно медленно, росла, пока не заполнила собой все небо. Солнце
уходило за горизонт и исчезло за ним, и наконец все поле зрения занял
один гигантский кратер. Шаттл опускался к центральным пикам кратера, и
вдруг Флойд увидел, что близ одного из пиков ритмично вспыхивает и
гаснет яркий свет. Совсем как посадочный маяк на каком-нибудь земном
аэродроме! Он смотрел на этот мигающий огонек, и у него перехватило
горло. Огонек означал, что люди создали на Луне еще один бастион.
Теперь кратер так разросся, что его гребень начал уходить за
горизонт. Отчетливо стали видны маленькие кратеры, которыми было усеяно
дно большого, и уже можно было точнее представить себе их размеры. Иные,
казавшиеся крошечными из космоса, на самом деле были диаметром в
несколько километров и могли вместить целые города.
Повинуясь автоматам, шаттл опускался с усыпанного звездами неба на
безжизненную равнину, тускло освещенную сиянием огромного диска Земли. И
сквозь свист раскаленных газов, вырывавшихся из сопел ракеты, сквозь
"бип-бип" космических радиозондов в рубке зазвучал человеческий голос
откуда-то извне:
- Пункт управления Клавий спецрейсу 14. Спуск проходит нормально.
Прошу проверить ручное управление замками посадочного устройства,
давление в гидравлической системе, включение амортизационной подушки.
Пилот пощелкал десятком тумблеров, зеленые лампочки ответно мигнули ему,
и он отозвался:
- Ручное управление проверено. Посадочные "ноги", гидравлика,
амортизационная подушка - в порядке.
- Вас понял, - ответила Луна.
И спуск продолжался в молчании. Вернее, разговор шел непрерывно, но
только между машинами: они обменивались двоичными импульсами со
скоростью, в тысячу раз превышающей ту, на какую способны их
тугодумы-создатели.
Корабль уже опустился ниже некоторых горных пиков. До поверхности
оставалось не более полутора тысяч метров, и маяк стал теперь
ослепительно яркой звездой, ритмично вспыхивающей над группой невысоких
строений, близ которых стояли странного вида машины. На последнем этапе
спуска сопла тормозных двигателей, казалось, наигрывали какую-то
странную мелодию: они как бы пульсировали, то включаясь, то выключаясь,
и вносили обратной тягой окончательные поправки в посадочную скорость.
Но вот двигатели, дав последний рывок, смолкли совсем, вихревое
облако пыли застлало иллюминаторы и экраны, и корабль слегка качнуло,
словно лодчонку, в борт которой ударила легкая волна. Прошло несколько
минут, пока Флойд окончательно не освоился с тишиной, воцарившейся
вокруг, и с ощущением тяжести, пусть слабой, но контролирующей каждое
его движение.
Чуть больше чем за сутки он проделал, не подвергнувшись никаким
опасностям, фантастическое путешествие, о котором люди мечтали на
протяжении двух тысяч лет. Теперь это был обычный, заурядный полет на
Луну.
Кратер Клавий диаметром около 240 километров - второй по размерам
на видимой стороне Луны; он расположен в центре Южного нагорья и
относится к числу очень древних. Многие тысячелетия вулканической
деятельности и метеоритной бомбардировки из космоса изрезали шрамами его
гребень, изъязвили оспинами подошву. Но за полмиллиарда лет, прошедших
со времени последней эпохи кратерообразования, когда обломки пояса
астероидов еще сыпались на внутренние планеты [Внутренние планеты -
планеты, орбиты которых ближе к Солнцу, чем земная (Венера, Меркурий)],
ничто не нарушало его покой.
И вот теперь на его поверхности, да и под ней, зашевелились
неведомые ранее, новые силы - здесь Человек создавал свой первый
постоянный плацдарм на Луне. База Клавий могла в случае особой
необходимости существовать совершенно самостоятельно. Все нужное для
поддержания жизни производилось тут же из местных горных пород: их
измельчали, нагревали и подвергали химической обработке. Водород,
кислород, углерод, азот, фосфор и большинство других элементов можно
было найти в недрах Луны - если знать, где искать.
База приставляла собой замкнутую регенеративную систему, своего
рода маленькую действующую модель самой Земли - на вей было обеспечено
многократное восстановление я использование жизненно необходимых
химических веществ. Воздух очищался в огромной "теплице" - большом
круглом котловане, перекрытом сверху вровень с поверхностью Луны. Целые
гектары низкорослых зеленых растений развивались тут во влажной, теплой
атмосфере, освещаемые по ночам яркими лампами, а днем сквозь особые
светофильтры - солнечными лучами. Это были специально выведенные
мутанты, предназначенные для генерирования кислорода; пища являлась, так
сказать, побочным продуктом этой культуры.
Кроме того, пищу изготовляли из водорослей, а также различными
химическими методами. Правда, зеленоватая пенистая жидкость,
циркулирующая во многометровым прозрачным пластиковым трубам, вряд ли
вызвала бы аппетит у какого-либо гурмана, но биохимики научились
превращать ее в котлеты и бифштексы, которые только знаток мог отличить
от настоящих.
На базе работали тысяча сто мужчин я шестьсот женщин; все они были
высококвалифицированными научными работниками или техническими
специалистами ж прошли строгий отбор, прежде чем попасть сюда. Хотя
жизнь на Луне уже была практически лишена трудностей, неудобств и
случайных опасностей, с которыми люди столкнулись здесь на первых порах,
она все же предъявляла повышенные требования к психике человека; во
всяком случае, тем, кто страдал клаустрофобией [Клаустрофобия - боязнь
замкнутого пространства], жить на Луне не рекомендовалось. Устройство
помещений для базы в плотных скальных породах или лавовых массивах было
очень дорогим и трудоемким делом, поэтому стандартный "жилой модуль" для
одного человека представлял собой комнатку размером три метра на один и
восемь и высотой два и четыре.
Комнаты были уютно обставлены и напоминали номера в приличном
мотеле: в каждой стояли диван-кровать, телевизор, небольшая радиола и
видеофон. Кроме того, достаточно было только щелкнуть выключателем, и
одна из сплошных стен с помощью довольна простого декоративного
ухищрения превращалась как бы в окно, смотрящее на весьма правдоподобный
земной ландшафт. Обитатель каждой комнаты мог выбирать по вкусу любой из
восьми таких видов.
Подобные элементы роскоши замечались на базе повсюду, хотя тех, кто
оставался на Земле, подчас нелегко было убедить, что это необходимо. Но
подготовить, перебросить на Луну и разместить на базе любого сотрудника
стоило около ста тысяч долларов, и поэтому имело смысл затратить
чуть-чуть больше, чтобы помочь ему сохранить душевное равновесие во
время пребывания здесь. Это было, так сказать, не "искусство для
искусства", а искусство ради душевного здоровья.
Одной из привлекательных сторон жизни на базе (а на Луне вообще)
была, несомненно, ослабленная сила тяжести, отчего люди чувствовали себя
здесь крепче и здоровее. Впрочем, в ней таились и свои опасности, и
прилетевшему с Земли требовалось несколько недель, чтобы приспособиться
к новым условиям. На Луне человеческому телу приходилось осваивать
множество совершенно новых рефлексов. В частности, нужно было впервые
научиться отличать вес от массы.
Тот, кто весит на Земле семьдесят два килограмма, возможно,
обрадуется, обнаружив, что на Луне его вес - всего тринадцать с
половиной килограммов. Пока движешься по прямой с одной скоростью,
испытываешь необыкновенную окрыленность. Но стоит только попробовать
изменить направление, повернуть за угол или резко остановиться, как
обнаруживаешь, что все семьдесят два килограмма массы никуда не делись и
дают о себе знать инерцией. Ибо величина массы не меняется, она
постоянна - и на Земле, и на Луне, и на Солнце, и в пустоте космоса.
Поэтому, чтобы приспособиться к жизни в лунных условиях, нужно крепко
запомнить, что здесь все предметы в шесть раз более инертны, чем можно
ожидать по их весу. Этот урок усваивался обычно после многих
столкновений, шишек и ссадин; бывалые лунные жители старались держаться
подальше от новичков, пока те не привыкнут.
Располагая огромным комплексом всяких мастерских, административных
помещений и складов, вычислительным центром, силовой станцией, гаражом,
кухней, лабораториями и пищевым заводом, база Клавий представляла собой
крохотный автономный мирок.
Горы, которые при спуске шаттла казались такими высокими, сейчас
загадочным образом исчезли из виду - благодаря большой кривизне лунной
поверхности они скрылись за горизонтом. Вокруг корабля расстилалась
плоская серая равнина, ярко освещенная косыми лучами Земли. Небо,
конечно, было совсем черное, но, не прикрыв глаза от блеска лунной
поверхности, на нем ничего не удавалось разглядеть, кроме самых ярких
звезд и планет.
К кораблю катили несколько машин необычного вида: краны, лебедки,
заправочно-ремонтные машины - одни двигались автоматически, другими
управляли водители в герметичных кабинах. Почти все машины были
колесные, на пневматиках, потому что гладкая поверхность кратера не
создавала никаких транспортных затруднений, но один заправщик был
оснащен особыми колесами "Флекс" с гибким ободом, которые оказались
наилучшим вездеходным движителем для лунных условий. Обод этого колеса
состоял из отдельных плоских траков, каждый с независимой подвеской и
амортизацией, благодаря чему колесо обладало многими преимуществами
гусеничной цепи, дальнейшим развитием которой оно явилось. Его форма и
диаметр отлично приспосабливались к неровностям почвы, причем в отличие
от гусеничной цепи колесо продолжало работать, даже потеряв несколько
траков.
Подкатил небольшой транспортер со шлюзовым тамбуром, торчащим как
коротко обрубленный слоновый хобот, и ласково ткнулся этим хоботом в
стенку корабля. Через несколько секунд снаружи донеслись металлический
лязг и грохот, затем шипение воздуха - это тамбур транспортера
присоединился к шлюзу корабля, и давление в них уравнялось. Наконец,
внутренняя дверь шлюза раскрылась и в салоне появились встречающие.
Первым вошел Ралф Хэлворсен, администратор Южной провинции Луны, то
есть не только самой базы, но и всех опирающихся на нее
исследовательских партий. С ним были научный руководитель базы доктор
Рой Майкле - маленький седоватый геофизик, знакомый Флойду по предыдущим
посещениям, и еще человек шесть ведущих научных и административных
работников. Они приветствовали Флойда почтительно и с явным облегчением.
Видно было, что им всем, начиная с самого администратора, не терпелось
свалить с себя хоть часть своих тревог.
- Очень рад, что вы наконец у нас, доктор Флойд, - сказал
Хэлворсен. - Как прошел полет?
- Отлично, - ответил Флойд.- Как нельзя лучше. Экипаж был очень
заботлив.
Пока транспортер вез их к базе, они обменялись несколькими ничего
не значащими любезными фразами. О цели визита Флойда по молчаливому
уговору никто не упоминал. Проехав метров триста, машина подкатила к
большому щиту, на котором было начертано:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА БАЗУ КЛАВИЙ!
ИНЖЕНЕРНО-КОСМИЧЕСКИЙ КОРПУС США, 1994
Миновав щит, они углубились в выемку и поехали по подземному
туннелю. Массивные ворота раскрылись, впустили транспортер и вновь
закрылись. Затем - вторые ворота и, наконец, третьи. Когда затворились
последние ворота, послышался рев врывающегося воздуха, и пассажиры
транспортера оказались в домашней, безопасной атмосфере базы.
Они пошли дальше по туннелю, стены и свод которого сплошь покрывали
кабели и трубы, прислушиваясь к доносившимся откуда-то гулкому
ритмичному рокоту и вздохам механизмов. Вскоре они оказались в
административном центре. Флойд вновь очутился в привычном для него
окружении пишущих машинок, конторских счетных машин, секретарш,
настенных диаграмм и непрерывно звонящих телефонов. Когда группа
остановилась у двери с табличкой "Администратор", Хэлворсен дипломатично
сказал:
- Доктор Флойд и я через несколько минут придем в конференц-зал.
Остальные поспешно закивали головами, что-то забормотали в знак
понимания и проследовали дальше по коридору. Но Хэлворсену не удалось
без помехи ввести Флойда в свой кабинет. Дверь внезапно распахнулась, в
маленькая фигурка бросилась к администратору.
- Папа! Ты был наверху, а меня не взял! Ты же обещал!
- Перестань, Диана! - ласково, но не без досады ответил Хэлворсен.-
Я же только сказал, что возьму тебя, если сумею. Но я был очень занят,
встречал доктора Флойда. Поздоровайся с ним, он прилетел с Земли.
Девочка - Флойд решил, что ей нет восемь, - протянула ему слабую
ручонку. Лицо ее показалось Флойду знакомым; он поймал взгляд Хэлворсена
- тот смотрел на него как-то странно, выжидательно усмехаясь. Флойд
вдруг все вспомнил в понял, в чем дало.
- Просто глазам не верю! - вскричал он. - Ведь когда я прилетал в
последний раз, она была грудным ребенком!
- Да, на прошлой неделе ей минуло четыре года, - не без гордости
ответил Хэлворсен. - Благодаря слабой гравитации дети здесь растут
быстро. А стареют медленнее нас и проживут дольше...
Флойд восхищенно смотрел на уверенную в себе маленькую особу,
любуясь ее грациозной осанкой и необычайно нежным и хрупким сложением.
- Очень рад снова повстречаться с тобой, Диана, - сказал он. И
вдруг что-то - может быть, просто любопытство, может быть, вежливость -
побудило его спросить: - А на Землю тебе не хочется?
Она удивленно поглядела на него и решительно замотала головой:
- Нет, там плохо, там очень больно ушибаешься, когда падаешь. И
слишком много народу.
Вот появилось и первое поколение Рожденных в космосе, подумал
Флойд. Скоро их будет много... В этой мысли была печаль, но рядом - и
великая надежда. Когда Земля совсем присмиреет, успокоится и, может
быть, немного устанет, свободолюбивым, отважным первопроходцам, не
знающим покоя искателям приключений будет еще где постранствовать.
Только в эти странствия они отправятся не с топором и ружьем, не на
каноэ или в фургоне; нет, у них в распоряжении будет ядерный генератор,
плазменный ракетный двигатель, в гидропонная ферма. Стремительно
близится час, когда Земля, подобно всем матерям, должна будет пожелать
своим детям счастливого пути.
Чередуя угрозы и обещания, Хэлворсену удалось наконец отправить
восвояси свою настойчивую наследницу и ввести Флойда в кабинет.
Служебные апартаменты администратора представляли собой квадратное
помещение размером 4,5 на 4,5 метра, но оно каким-то образом вмещало все
обычные атрибуты и признаки персоны министерского ранга с годовым
окладом в пятьдесят тысяч долларов. Одну стену украшали фотографии с
автографами видных политических деятелей вплоть до президента США и
генерального секретаря ООН; большую часть другой стены покрывали
фотографии прославленных астронавтов, также с автографами.
Флойд погрузился в удобнейшее кожаное кресло и получил от хозяина
бокал "хереса", изготовленного в лунной биохимической лаборатории.
бортинженеров. Флойд задумался: вряд ли когда-либо в истории на поездку
одного человека тратилось так много денег и едва ли это когда-нибудь
повторится. Ему припомнились циничные слова одного из наиболее беспутных
"наместников бога на Земле": "Мы получили папский престол, а теперь
насладимся всем, что он дает". Ну что ж, он, Флойд, тоже будет
наслаждаться этим полетом и блаженным состоянием невесомости. Вместе с
ощущением тяжести его покинули, во всяком случае на время, почти все
заботы. Кто-то сказал, что в космосе человеком может владеть страх, но
уж никак не озабоченность. Пожалуй, это верно.
Что касается стюардов, то они, видно, решили кормить его непрерывно
на протяжении всех двадцати четырех часов перелета, и ему приходилось
поминутно отклонять предложения "что-нибудь съесть". Вообще говоря,
вопреки мрачным предсказаниям первых астронавтов, есть в условиях
невесомости было не так уж затруднительно. Флойд сидел за обыкновенным
столом, тарелки на столе были закреплены, как на морских судах во время
качки. В каждое блюдо было добавлено что-нибудь клейкое, чтобы еда не
сорвалась с тарелки и не пошла плавать по салону. Так, котлету удерживал
густой соус, а салат подавали с клейкой подливкой. При некотором навыке
и осторожности можно было справиться почти с любыми блюдами; настрого
запрещались здесь только горячие супы и чересчур рассыпчатые торты и
печенье. С напитками, конечно, дело обстояло иначе - жидкости подавались
только в пластиковых тубах, и их приходилось выдавливать прямо в рот.
В конструкцию туалетной комнаты был вложен труд целого поколения
энтузиастов, чей героизм остался невоспетым. Она уже достигла такого
уровня совершенства, что считалась более или менее безотказной. Флойду
пришлось проверить ее действие вскоре после начала свободного падения.
Он оказался в маленькой кабине, снабженной всеми аксессуарами
самолетного туалета, только почему-то в ней горела яркая красная
лампочка, свет которой резал глаза. Табличка, напечатанная крупными
буквами, гласила:
ОЧЕНЬ ВАЖНО! РАДИ ВАШЕГО УДОБСТВА
ПРОСИМ ВНИМАТЕЛЬНО ПРОЧИТАТЬ
НИЖЕСЛЕДУЮЩИЕ ПРАВИЛА!
Флойд присел (даже в условиях невесомости привычка использовать
любую возможность, чтобы присесть, не покидала людей) и прочел
инструкцию несколько раз. Убедившись, что со времени его последнего
полета никаких изменений в правила не внесено, он нажал кнопку "Старт".
Где-то близко зажужжал электромотор, и Флойд почувствовал, что он
вместе с кабинкой начал двигаться. Закрыв глаза, как рекомендовала
инструкция, он стал ждать. Через минуту мелодично звякнул колокольчик, и
он открыл глаза.
Свет из резко-красного стал успокаивающим бледно-розовым, но, самое
главное, Флойд ощутил воздействие тяжести; только легкое подрагивание
всей кабинки подсказывало, что она вращается. Флойд подбросил в воздух
кусок мыла и проследил за его медленным падением - как он прикинул,
центробежная сила равнялась примерно четверти земной силы тяжести. Но ее
было вполне достаточно - все двигалось в нужном направлении и попадало
туда, куда положено.
Он нажал кнопку "Остановка для выхода из кабины" и опять закрыл
глаза. Вращение прекратилось, постепенно опять возникла невесомость,
дважды звякнул колокольчик, и вновь вспыхнул резкий красный свет. Дверца
кабинки остановилась в нужном положении, и Флойд вышел в салон, поспешив
с первого же шага прицепиться подошвами туфель к ковру. Он уже давно
изведал всю остроту ощущений невесомости и был весьма доволен, что туфли
"велкро" позволяют ходить почти нормально.
Скучать в полете не пришлось. Устав читать официальные доклады,
памятные записки и протоколы, Флойд включил свой газетный планшет в
информационную сеть корабля и просмотрел одну за другой крупнейшие
электронные газеты мира. Их кодовые сигналы он помнил наизусть, и ему не
требовалось даже заглядывать на обратную стенку планшета, где был
напечатан их перечень. Включив краткосрочное запоминающее устройство
планшета, он задерживал изображение очередной страницы на экране, быстро
пробегал заголовки и отмечал статьи, которые его интересуют. Каждая
статья имела свой двузначный кодовый номер - стоило только набрать его
на клавиатуре планшета, как крохотный прямоугольничек статьи мгновенно
увеличивался до размеров экрана величиной в лист писчей бумаги,
обеспечивая полное удобство чтения. Прочитав одну статью, Флойд опять
включал всю страницу и выбирал другую.
Он не раз задавал себе вопрос: неужели газетный планшет с
фантастически сложной техникой, скрывающейся за простотой его
использования, еще не последнее слово в непрестанном стремлении человека
к совершенству средств связи? Чего еще можно желать? Взять хотя бы его,
Флойда: далеко в космосе, уносясь от Земли со скоростью в многие тысячи
километров в час, он может нажать одну-две кнопки - и через несколько
миллисекунд прочитать заголовки какой угодно газеты. Кстати, в эту эру
электроники и самое слово "газета", конечно, стало анахронизмом. Текст
ежечасно автоматически обновлялся. Даже если читать одни лишь газеты на
английском языке, можно всю жизнь только и делать, что поглощать этот
вечно обновляющийся поток информации, поступающий со спутников связи.
Трудно было представить себе систему, более совершенную и удобную.
И все же, наверно, рано или поздно газетный планшет изживет себя и будет
вытеснен чем-нибудь столь же невообразимым, насколько сам планшет был бы
невообразим для Кекстона [Первый английский книгопечатник (1424-1491)]
или Гутенберга.
И еще одна мысль часто приходила на ум Флойду, когда перед ним на
экране развертывались эти крохотные электронные строчки. Чем совершеннее
техника передачи информации, тем более заурядным, пошлым, серым
становится ее содержание. Несчастные случаи, преступления, катастрофы и
стихийные бедствия, угроза вооруженных конфликтов, мрачные прогнозы
редакционных статей - вот что несли в себе миллионы слов, которые
ежеминутно извергались в эфир. Впрочем, Флойд подумывал, что это, быть
может, еще полбеды: он уже давно пришел к убеждению, что газеты в
идеальной Утопии были бы нестерпимо скучны.
Время от времени в салон заглядывали капитан и другие члены
экипажа, чтобы переброситься с ним несколькими словами. Они относились к
своему высокопоставленному пассажиру с благоговейным уважением и,
несомненно, сгорали от любопытства относительно цели его поездки.
Впрочем, они были слишком хорошо воспитаны, а потому ни о чем не
спрашивали и ничем ж выдавали своей заинтересованности.
Одна только очаровательная малютка-стюардесса вела себя в его
присутствии совершенно непринужденно. Флойд скоро узнал, что эта девушка
родом с Бали; она принесла с собой в заатмосферные выси изящество и
таинственность облика, присущие жителям этого еще почти не испорченного
европейской цивилизацией острова. Едва ли не самым странным и чарующим
воспоминанием об этом полете остались несколько движений из древнего
балийского танца, которые проделала невесомая стюардесса на фоне
зелено-голубого полумесяца Земли, глядевшего в иллюминаторы корабля.
Определенная часть полетного времени была отведена для сна; на эти
часы верхнее освещение выключали. Флойд прикрыл руки и ноги эластичной
простыней и закрепил ремни кресла, чтобы случайно не всплыть во сне. Со
стороны все это выглядело не особенно комфортабельно, но в условиях
невесомости Флойду в жестком кресле было удобнее, чем в самой мягкой
постели на Земле.
Пристегнувшись и устроившись поуютнее, Флойд быстро задремал.
Проснулся он только один раз, в полузабытьи огляделся и совсем оторопел
от необычной обстановки. Ему вдруг почудилось, что он лежит внутри
китайского фонарика, - это впечатление, видимо, создавали слабо
светившиеся матовые двери кабинок в стенах салона. Но он опомнился и
решительно приказал себе: "А ну-ка, спать, приятель. Это обыкновенный
лунный шаттл",- и приказ сработал.
Когда Флойд окончательно проснулся. Луна заняла уже полнеба и
началось тормозное маневрирование. Иллюминаторы в изогнутой стене салона
теперь глядели в черноту космоса, и Флойд перешел в рубку управления.
Там, на экранах хвостовых телевизоров, он мог наблюдать, как протекает
спуск.
Приближающиеся лунные горы совсем не походили на земные; у них не
было ослепительных снеговых шапок, плотно облегающих зеленых нарядов,
подвижных облачных венцов. Однако яростные контрасты света и теня
придавали им особенную, неповторимую красоту. Законы земной эстетики
здесь были неприменимы; этот мир творили, формировали иные, не земные
силы, они действовали здесь с незапамятных времен, неведомые буйно
зеленеющей, полной молодой жизни Земле - там за эти миллионы лет
наступали и отступали льды, надвигались и откатывались моря, и горные
хребты стирались, истаивая, словно туман под лугами солнца. Здесь же
была древность, неисчислимая и непостижимая древность, - но не смерть,
ибо на Луне никогда не было жизни... если не считать самых последних
лет.
Опускающийся корабль повис почти точно над границей, отделяющей
ночь ото дня: прямо под нам простирался хаос угловатых, иззубренных
теней и отдельных пасов, ослепительно сверкавших под первыми лучами
медленного лунного рассвета. При всей надежности вспомогательных
электронных приборов посадка здесь была бы смертельно опасна, и пилот
медленно уводил корабль прочь от этого места, на ночную сторону Луны.
Присмотревшись, Флойд убедился, что ночная сторона вовсе не была
погружена в полную темноту. Ее озарял какой-то призрачный свет: ясно
виднелись пики, ущелья и равнины лунной поверхности. Это Земля, служащая
гигантской луной для своего спутника, освещала его поверхность своим
сиянием.
На пульте перед пилотом вспыхивали огоньки, на экранах компьютеров
цифры отсчитывали расстояние до приближавшейся Луны. Весомость
возвратилась к ним более чем за полторы тысячи километров до Луны, когда
реактивные двигатели начали торможение. Луна постепенно, казалось
бесконечно медленно, росла, пока не заполнила собой все небо. Солнце
уходило за горизонт и исчезло за ним, и наконец все поле зрения занял
один гигантский кратер. Шаттл опускался к центральным пикам кратера, и
вдруг Флойд увидел, что близ одного из пиков ритмично вспыхивает и
гаснет яркий свет. Совсем как посадочный маяк на каком-нибудь земном
аэродроме! Он смотрел на этот мигающий огонек, и у него перехватило
горло. Огонек означал, что люди создали на Луне еще один бастион.
Теперь кратер так разросся, что его гребень начал уходить за
горизонт. Отчетливо стали видны маленькие кратеры, которыми было усеяно
дно большого, и уже можно было точнее представить себе их размеры. Иные,
казавшиеся крошечными из космоса, на самом деле были диаметром в
несколько километров и могли вместить целые города.
Повинуясь автоматам, шаттл опускался с усыпанного звездами неба на
безжизненную равнину, тускло освещенную сиянием огромного диска Земли. И
сквозь свист раскаленных газов, вырывавшихся из сопел ракеты, сквозь
"бип-бип" космических радиозондов в рубке зазвучал человеческий голос
откуда-то извне:
- Пункт управления Клавий спецрейсу 14. Спуск проходит нормально.
Прошу проверить ручное управление замками посадочного устройства,
давление в гидравлической системе, включение амортизационной подушки.
Пилот пощелкал десятком тумблеров, зеленые лампочки ответно мигнули ему,
и он отозвался:
- Ручное управление проверено. Посадочные "ноги", гидравлика,
амортизационная подушка - в порядке.
- Вас понял, - ответила Луна.
И спуск продолжался в молчании. Вернее, разговор шел непрерывно, но
только между машинами: они обменивались двоичными импульсами со
скоростью, в тысячу раз превышающей ту, на какую способны их
тугодумы-создатели.
Корабль уже опустился ниже некоторых горных пиков. До поверхности
оставалось не более полутора тысяч метров, и маяк стал теперь
ослепительно яркой звездой, ритмично вспыхивающей над группой невысоких
строений, близ которых стояли странного вида машины. На последнем этапе
спуска сопла тормозных двигателей, казалось, наигрывали какую-то
странную мелодию: они как бы пульсировали, то включаясь, то выключаясь,
и вносили обратной тягой окончательные поправки в посадочную скорость.
Но вот двигатели, дав последний рывок, смолкли совсем, вихревое
облако пыли застлало иллюминаторы и экраны, и корабль слегка качнуло,
словно лодчонку, в борт которой ударила легкая волна. Прошло несколько
минут, пока Флойд окончательно не освоился с тишиной, воцарившейся
вокруг, и с ощущением тяжести, пусть слабой, но контролирующей каждое
его движение.
Чуть больше чем за сутки он проделал, не подвергнувшись никаким
опасностям, фантастическое путешествие, о котором люди мечтали на
протяжении двух тысяч лет. Теперь это был обычный, заурядный полет на
Луну.
Кратер Клавий диаметром около 240 километров - второй по размерам
на видимой стороне Луны; он расположен в центре Южного нагорья и
относится к числу очень древних. Многие тысячелетия вулканической
деятельности и метеоритной бомбардировки из космоса изрезали шрамами его
гребень, изъязвили оспинами подошву. Но за полмиллиарда лет, прошедших
со времени последней эпохи кратерообразования, когда обломки пояса
астероидов еще сыпались на внутренние планеты [Внутренние планеты -
планеты, орбиты которых ближе к Солнцу, чем земная (Венера, Меркурий)],
ничто не нарушало его покой.
И вот теперь на его поверхности, да и под ней, зашевелились
неведомые ранее, новые силы - здесь Человек создавал свой первый
постоянный плацдарм на Луне. База Клавий могла в случае особой
необходимости существовать совершенно самостоятельно. Все нужное для
поддержания жизни производилось тут же из местных горных пород: их
измельчали, нагревали и подвергали химической обработке. Водород,
кислород, углерод, азот, фосфор и большинство других элементов можно
было найти в недрах Луны - если знать, где искать.
База приставляла собой замкнутую регенеративную систему, своего
рода маленькую действующую модель самой Земли - на вей было обеспечено
многократное восстановление я использование жизненно необходимых
химических веществ. Воздух очищался в огромной "теплице" - большом
круглом котловане, перекрытом сверху вровень с поверхностью Луны. Целые
гектары низкорослых зеленых растений развивались тут во влажной, теплой
атмосфере, освещаемые по ночам яркими лампами, а днем сквозь особые
светофильтры - солнечными лучами. Это были специально выведенные
мутанты, предназначенные для генерирования кислорода; пища являлась, так
сказать, побочным продуктом этой культуры.
Кроме того, пищу изготовляли из водорослей, а также различными
химическими методами. Правда, зеленоватая пенистая жидкость,
циркулирующая во многометровым прозрачным пластиковым трубам, вряд ли
вызвала бы аппетит у какого-либо гурмана, но биохимики научились
превращать ее в котлеты и бифштексы, которые только знаток мог отличить
от настоящих.
На базе работали тысяча сто мужчин я шестьсот женщин; все они были
высококвалифицированными научными работниками или техническими
специалистами ж прошли строгий отбор, прежде чем попасть сюда. Хотя
жизнь на Луне уже была практически лишена трудностей, неудобств и
случайных опасностей, с которыми люди столкнулись здесь на первых порах,
она все же предъявляла повышенные требования к психике человека; во
всяком случае, тем, кто страдал клаустрофобией [Клаустрофобия - боязнь
замкнутого пространства], жить на Луне не рекомендовалось. Устройство
помещений для базы в плотных скальных породах или лавовых массивах было
очень дорогим и трудоемким делом, поэтому стандартный "жилой модуль" для
одного человека представлял собой комнатку размером три метра на один и
восемь и высотой два и четыре.
Комнаты были уютно обставлены и напоминали номера в приличном
мотеле: в каждой стояли диван-кровать, телевизор, небольшая радиола и
видеофон. Кроме того, достаточно было только щелкнуть выключателем, и
одна из сплошных стен с помощью довольна простого декоративного
ухищрения превращалась как бы в окно, смотрящее на весьма правдоподобный
земной ландшафт. Обитатель каждой комнаты мог выбирать по вкусу любой из
восьми таких видов.
Подобные элементы роскоши замечались на базе повсюду, хотя тех, кто
оставался на Земле, подчас нелегко было убедить, что это необходимо. Но
подготовить, перебросить на Луну и разместить на базе любого сотрудника
стоило около ста тысяч долларов, и поэтому имело смысл затратить
чуть-чуть больше, чтобы помочь ему сохранить душевное равновесие во
время пребывания здесь. Это было, так сказать, не "искусство для
искусства", а искусство ради душевного здоровья.
Одной из привлекательных сторон жизни на базе (а на Луне вообще)
была, несомненно, ослабленная сила тяжести, отчего люди чувствовали себя
здесь крепче и здоровее. Впрочем, в ней таились и свои опасности, и
прилетевшему с Земли требовалось несколько недель, чтобы приспособиться
к новым условиям. На Луне человеческому телу приходилось осваивать
множество совершенно новых рефлексов. В частности, нужно было впервые
научиться отличать вес от массы.
Тот, кто весит на Земле семьдесят два килограмма, возможно,
обрадуется, обнаружив, что на Луне его вес - всего тринадцать с
половиной килограммов. Пока движешься по прямой с одной скоростью,
испытываешь необыкновенную окрыленность. Но стоит только попробовать
изменить направление, повернуть за угол или резко остановиться, как
обнаруживаешь, что все семьдесят два килограмма массы никуда не делись и
дают о себе знать инерцией. Ибо величина массы не меняется, она
постоянна - и на Земле, и на Луне, и на Солнце, и в пустоте космоса.
Поэтому, чтобы приспособиться к жизни в лунных условиях, нужно крепко
запомнить, что здесь все предметы в шесть раз более инертны, чем можно
ожидать по их весу. Этот урок усваивался обычно после многих
столкновений, шишек и ссадин; бывалые лунные жители старались держаться
подальше от новичков, пока те не привыкнут.
Располагая огромным комплексом всяких мастерских, административных
помещений и складов, вычислительным центром, силовой станцией, гаражом,
кухней, лабораториями и пищевым заводом, база Клавий представляла собой
крохотный автономный мирок.
Горы, которые при спуске шаттла казались такими высокими, сейчас
загадочным образом исчезли из виду - благодаря большой кривизне лунной
поверхности они скрылись за горизонтом. Вокруг корабля расстилалась
плоская серая равнина, ярко освещенная косыми лучами Земли. Небо,
конечно, было совсем черное, но, не прикрыв глаза от блеска лунной
поверхности, на нем ничего не удавалось разглядеть, кроме самых ярких
звезд и планет.
К кораблю катили несколько машин необычного вида: краны, лебедки,
заправочно-ремонтные машины - одни двигались автоматически, другими
управляли водители в герметичных кабинах. Почти все машины были
колесные, на пневматиках, потому что гладкая поверхность кратера не
создавала никаких транспортных затруднений, но один заправщик был
оснащен особыми колесами "Флекс" с гибким ободом, которые оказались
наилучшим вездеходным движителем для лунных условий. Обод этого колеса
состоял из отдельных плоских траков, каждый с независимой подвеской и
амортизацией, благодаря чему колесо обладало многими преимуществами
гусеничной цепи, дальнейшим развитием которой оно явилось. Его форма и
диаметр отлично приспосабливались к неровностям почвы, причем в отличие
от гусеничной цепи колесо продолжало работать, даже потеряв несколько
траков.
Подкатил небольшой транспортер со шлюзовым тамбуром, торчащим как
коротко обрубленный слоновый хобот, и ласково ткнулся этим хоботом в
стенку корабля. Через несколько секунд снаружи донеслись металлический
лязг и грохот, затем шипение воздуха - это тамбур транспортера
присоединился к шлюзу корабля, и давление в них уравнялось. Наконец,
внутренняя дверь шлюза раскрылась и в салоне появились встречающие.
Первым вошел Ралф Хэлворсен, администратор Южной провинции Луны, то
есть не только самой базы, но и всех опирающихся на нее
исследовательских партий. С ним были научный руководитель базы доктор
Рой Майкле - маленький седоватый геофизик, знакомый Флойду по предыдущим
посещениям, и еще человек шесть ведущих научных и административных
работников. Они приветствовали Флойда почтительно и с явным облегчением.
Видно было, что им всем, начиная с самого администратора, не терпелось
свалить с себя хоть часть своих тревог.
- Очень рад, что вы наконец у нас, доктор Флойд, - сказал
Хэлворсен. - Как прошел полет?
- Отлично, - ответил Флойд.- Как нельзя лучше. Экипаж был очень
заботлив.
Пока транспортер вез их к базе, они обменялись несколькими ничего
не значащими любезными фразами. О цели визита Флойда по молчаливому
уговору никто не упоминал. Проехав метров триста, машина подкатила к
большому щиту, на котором было начертано:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА БАЗУ КЛАВИЙ!
ИНЖЕНЕРНО-КОСМИЧЕСКИЙ КОРПУС США, 1994
Миновав щит, они углубились в выемку и поехали по подземному
туннелю. Массивные ворота раскрылись, впустили транспортер и вновь
закрылись. Затем - вторые ворота и, наконец, третьи. Когда затворились
последние ворота, послышался рев врывающегося воздуха, и пассажиры
транспортера оказались в домашней, безопасной атмосфере базы.
Они пошли дальше по туннелю, стены и свод которого сплошь покрывали
кабели и трубы, прислушиваясь к доносившимся откуда-то гулкому
ритмичному рокоту и вздохам механизмов. Вскоре они оказались в
административном центре. Флойд вновь очутился в привычном для него
окружении пишущих машинок, конторских счетных машин, секретарш,
настенных диаграмм и непрерывно звонящих телефонов. Когда группа
остановилась у двери с табличкой "Администратор", Хэлворсен дипломатично
сказал:
- Доктор Флойд и я через несколько минут придем в конференц-зал.
Остальные поспешно закивали головами, что-то забормотали в знак
понимания и проследовали дальше по коридору. Но Хэлворсену не удалось
без помехи ввести Флойда в свой кабинет. Дверь внезапно распахнулась, в
маленькая фигурка бросилась к администратору.
- Папа! Ты был наверху, а меня не взял! Ты же обещал!
- Перестань, Диана! - ласково, но не без досады ответил Хэлворсен.-
Я же только сказал, что возьму тебя, если сумею. Но я был очень занят,
встречал доктора Флойда. Поздоровайся с ним, он прилетел с Земли.
Девочка - Флойд решил, что ей нет восемь, - протянула ему слабую
ручонку. Лицо ее показалось Флойду знакомым; он поймал взгляд Хэлворсена
- тот смотрел на него как-то странно, выжидательно усмехаясь. Флойд
вдруг все вспомнил в понял, в чем дало.
- Просто глазам не верю! - вскричал он. - Ведь когда я прилетал в
последний раз, она была грудным ребенком!
- Да, на прошлой неделе ей минуло четыре года, - не без гордости
ответил Хэлворсен. - Благодаря слабой гравитации дети здесь растут
быстро. А стареют медленнее нас и проживут дольше...
Флойд восхищенно смотрел на уверенную в себе маленькую особу,
любуясь ее грациозной осанкой и необычайно нежным и хрупким сложением.
- Очень рад снова повстречаться с тобой, Диана, - сказал он. И
вдруг что-то - может быть, просто любопытство, может быть, вежливость -
побудило его спросить: - А на Землю тебе не хочется?
Она удивленно поглядела на него и решительно замотала головой:
- Нет, там плохо, там очень больно ушибаешься, когда падаешь. И
слишком много народу.
Вот появилось и первое поколение Рожденных в космосе, подумал
Флойд. Скоро их будет много... В этой мысли была печаль, но рядом - и
великая надежда. Когда Земля совсем присмиреет, успокоится и, может
быть, немного устанет, свободолюбивым, отважным первопроходцам, не
знающим покоя искателям приключений будет еще где постранствовать.
Только в эти странствия они отправятся не с топором и ружьем, не на
каноэ или в фургоне; нет, у них в распоряжении будет ядерный генератор,
плазменный ракетный двигатель, в гидропонная ферма. Стремительно
близится час, когда Земля, подобно всем матерям, должна будет пожелать
своим детям счастливого пути.
Чередуя угрозы и обещания, Хэлворсену удалось наконец отправить
восвояси свою настойчивую наследницу и ввести Флойда в кабинет.
Служебные апартаменты администратора представляли собой квадратное
помещение размером 4,5 на 4,5 метра, но оно каким-то образом вмещало все
обычные атрибуты и признаки персоны министерского ранга с годовым
окладом в пятьдесят тысяч долларов. Одну стену украшали фотографии с
автографами видных политических деятелей вплоть до президента США и
генерального секретаря ООН; большую часть другой стены покрывали
фотографии прославленных астронавтов, также с автографами.
Флойд погрузился в удобнейшее кожаное кресло и получил от хозяина
бокал "хереса", изготовленного в лунной биохимической лаборатории.