Кларк Мэри Хиггинс. Прогулка по городу

   Молчание ее спутницы вовсе не расстраивало Бетси Лайенс. По своему опыту она знала, что перед тем, как сделать серьезную покупку, люди часто бывают сосредоточенными и задумчивыми. Однако ее настораживало то, что Карла Хоккинс ни разу не приехала смотреть дом с мужем. Свернув к дому Кеньонов, Бетси задала ей именно этот вопрос.
   — Мой муж полностью полагается на меня, — спокойно ответила Опал. — Он доверяет моему вкусу. Я хорошо знаю, что ему понравится.
   — Это большой плюс вам, — тут же горячо заверила ее Бетси.
   Лайенс уже собиралась вставить ключ в замочную скважину, как вдруг дверь открылась. Перед ошарашенной Опал возникла приземистая фигура в темоной юбке и джемпере, которую ей представили как домработницу Софи Пероски. Если эта женщина будет таскаться за ними по всему дому, Опал может не представиться возможность засунуть куда-нибудь эту фотографию.
   Однако Софи осталась на кухне, и с фотографией все оказалось гораздо проще, чем предполагала Опал. В каждой комнате, останавливаясь возле окна, она смотрела, куда оно выходит.
   — Муж просил меня посмотреть, не слишком ли близко расположены соседние дома, — пояснила она.
   На письменном столе в комнате Ли она увидела блокнот. Обложка была слегка приподнята, и из-под нее торчал кончик ручки.
   — Сколько метров эта комната? — спросила она и, чтобы посмотреть в окно, наклонилась над столом.
   Как она и ожидала, Бетси Лайенс полезла в сумочку за планом дома. Быстро опустив глаза, Опал незаметно открыла блокнот. Исписанными были лишь три-четыре первые страницы. Ей бросились в глаза слова «Доктор Донелли хочет, чтобы я…» Должно быть, Ли ведет дневник. Как бы Опал хотелось прочесть эти записи!
   Ей понадобилось всего несколько секунд, чтобы достать из кармана фотографию и сунуть ее между страниц блокнота. Этот снимок был сделан Биком в первый день, когда они только привезли Ли на ферму. На нем Ли стояла возле большого дерева в своем розовом купальнике, сжавшись, дрожа от холода и слез.
   Бик отрезал кусок фотографии с головой Ли и прикрепил его скрепкой внизу. Теперь на этой фотографии голова Ли с опухшими от слез глазами и спутанными волосами смотрела на свое обезглавленное тело.
   — Да, этот дом действительно расположен на значительном расстоянии от соседних, — заметила Опал, когда Бетси Лайенс объявила ей, что размер этой комнаты — три с половиной на пять с половиной метров, это самый подходящий размер для спальни.

58

   Джастин Донелли составил свой график таким образом, чтобы он мог встречаться с Лори ежедневно с понедельника по пятницу в десять часов утра. Он договорился о консультациях и с другими психиатрами. В прошлую пятницу Джастин дал ей с полдюжины книг о расщеплении личности.
   — Лори, — сказал он ей. — Я хочу, чтобы ты прочитала все это и поняла, что большинством пациентов с аналогичным диагнозом являются женщины, ставшие в детстве жертвами надругательства. Они старались блокировать в памяти происходившее с ними точно так, как ты сейчас блокируешь свою память. Я думаю, что эти личности, которые помогли тебе пережить то, что случилось с тобой за те два года, просто не давали о себе знать до смерти твоих родителей. А сейчас они в полной мере проявили себя. Из книг тебе станет ясно, что эти другие личности часто пытаются помочь, а не навредить тебе. Поэтому я надеюсь, что ты сделаешь все, чтобы сознательно дать мне возможность побеседовать с ними.
   В понедельник утром в его кабинете была установлена видеокамера. Он понимал, что Саре могут понадобиться какие-то из этих пленок на суде, и он должен быть крайне осторожным, чтобы это не выглядело так, будто он подсказывает Лори нужные ответы.
   Когда Сара и Лори вошли в кабинет, Джастин показал им видеокамеру и объяснил, что собирается записывать сеансы.
   — Некоторое время спустя я покажу тебе эти записи, — сказал он Лори.
   Затем он ввел Лори в состояние гипноза. Вцепившись в руку Сары, Лори послушно сконцентрировала на нем свое внимание, подчинилась его требованию расслабиться, закрыла глаза, откинулась назад, и ее рука соскользнула с руки Сары.
   — Как ты себя чувствуешь, Лори?
   — Мне грустно.
   — Почему тебе грустно, Лори?
   — Мне всегда грустно, — шепелявя пролепетала она высоким робким голоском.
   Сара наблюдала, как волосы Лори свесились вперед, как ее черты менялись на глазах, пока ее лицо не приобрело детское выражение. Она слушала, как Джастин Донелли сказал:
   — Мне кажется, я разговариваю с Дебби. Так?
   В ответ последовал робкий кивок.
   — Почему тебе грустно, Дебби?
   — Иногда я делаю что-то нехорошее.
   — Что же, например, Дебби?
   — Оставьте ребенка в покое. Она не понимает, что говорит.
   Сара закусила губу. Это был тот же злой голос, который она слышала в пятницу. Однако Джастин Донелли невозмутимо продолжал:
   — Это ты, Кейт?
   — Вы же знаете, что я.
   — Кейт, я не хочу сделать ничего плохого ни Лори, ни Дебби. Они и так уже настрадались. Если ты хочешь помочь им, почему ты не доверяешь мне?
   Злой, едкий смешок предшествовал высказыванию, от которого Сара похолодела.
   — Нельзя доверять мужчинам. Вот Элан Грант. Он притворялся таким добреньким по отношению к Лори, а посмотреть до чего он ее довел. Я считаю, что так ему и надо.
   — Уж не хочешь ли ты сказать, что рада его смерти?
   — Лучше бы его вообще не было.
   — Ты хочешь что-нибудь сказать по этому поводу?
   — Нет, не хочу.
   — Может, ты напишешь об этом в своем дневнике?
   — Я хотела написать сегодня утром, но дневник был у этой глупой девчонки. Она и написать-то ничего толком не может.
   — Ты помнишь, о чем ты хотела написать?
   — Тебя бы заинтересовало больше то, о чем бы я не хотела написать, — с ироничным смешком ответила она.
 
   Сидя в машине по дороге домой, Лори выглядела заметно измученной. Обед, приготовленный Софи, уже ждал их. Лори немного поела и решила прилечь.
   Усевшись за письменный стол, Сара начала просматривать почту. Присяжные заседатели рассмотрят вопрос о возбуждении уголовного дела против Лори в понедельник семнадцатого. Оставалось всего две недели, раз прокурор созывает большое жюри так скоро, значит, он убежден, что имеет уже достаточно веских доказательств. В этом можно было не сомневаться.
   Накопившаяся почта стопкой лежала у нее на столе. Она просматривала конверты, даже не раскрывая их, пока не наткнулась на один с аккуратно написанным обратным адресом в углу. Томазина Перкинс! Она была той самой кассиршей, которая много лет назад заметила Лори в кафе. Сара помнила, как искренняя благодарность отца к этой женщине постепенно сошла на нет после того, как она засыпала их письмами, в которых с каждым разом все красочнее описывала несчастный испуганный вид Лори в том ресторанчике. Однако Томазина, без сомнения, желала им добра. Она написала очень трогательное письмо в сентябре. И в этом она, вероятно, тоже выражала свое сочувствие. Разрезав конверт, Сара прочла коротенькое, в одну страничку, письмо, в котором Перкинс сообщала свой телефон. Сара быстро набрала номер.
   Томазина подняла трубку после первого же гудка. Она очень разволновалась, узнав, что звонит Сара.
   — Сейчас я расскажу, какие у меня новости, — взахлеб затараторила она. — Мне позвонил сам преподобный Боби Хоккинс. Он не верит в гипноз. Он пригласил меня на следующую воскресную передачу. Он будет молиться за меня, чтобы Господь шепнул мне на ухо имя того злодея, который похитил Лори.

59

   Преподобный Бобби Хоккинс ловко придумал, как извлечь выгоду из случая с Томазиной Перкинс. Чтобы навести справки, в Гаррисберг тут же выехал надежный человек из числа его сотрудников. Это было оправдано. Преподобный Хоккинс и члены совета должны были быть уверены в том, что это письмо было написано ею не с подачи какого-нибудь дотошного журналиста. Кроме того, Бик хотел получше узнать о состоянии здоровья Томазины, особенно о ее слухе и зрении.
   Результаты полностью удовлетворили его. Томазина носила трифокальные очки и перенесла операцию в связи с катарактой. Описание тех двух людей, которых она видела с Лори, было расплывчатым с самого начала.
   — Совершенно очевидно, что Перкинс не узнала нас по телевизору и не узнает при встрече, — заявил Бик Опал, прочитав представленный ему отчет доверенного лица. — Она воодушевит наших прихожан.
   В следующее воскресенье утром Томазина, сложив руки в молитве, с восторгом и благоговением смотрела в лицо Бику. Он положил ей руки на плечи.
   — Много лет назад, благодаря этой доброй женщине, свершилось чудо: Господь обратил ее взор на ребенка, который был в беде. Но он не сохранил в ее памяти имя злодея, который был с Лори Кеньон. Теперь Ли вновь оказалась в беде. Томазина, я велю тебе прислушаться и вспомнить то имя, которое бессознательно хранит твоя память.
   Томазина едва сдерживала волнение. Ее показывали по международному телевидению; ей никак нельзя оплошать, она просто обязана подчиниться воле преподобного Бобби. Она напрягла слух. Тихо играл орган. Неведомо откуда донесся шепот:
   — Джим… Джим… Джим…
   Томазина расправила плечи, простерла руки и воскликнула:
   — Имя, которое я никак не могла вспомнить, — Джим!

60

   Сара рассказала Джастину Донелли о Томазине Перкинс и о ее участии в передаче «Церковь в эфире». В воскресенье в десять часов утра Донелли включил телевизор и в последнюю минуту решил записать передачу на видеокассету.
   Томазина появилась в самом конце часовой программы. Донелли с недоверием наблюдал спектакль, разыгранный преподобным Бобби, в финале которого Перкинс осенило, что имя похитителя было Джим. Как этот тип может утверждать, что творит чудеса, когда он даже не способен правильно произнести имя Лори, — раздраженно думал Донелли, выключая телевизор. — Он назвал ее Ли.
   Тем не менее он аккуратно надписал кассету и положил ее в папку.
   Через несколько минут позвонила Сара.
   — Мне очень неловко звонить вам домой, — начала она извиняющимся тоном, — но я должна узнать, что вы думаете на этот счет. Есть ли вероятность того, что мисс Перкинс правильно назвала имя?
   — Нет, — однозначно заявил Донелли. Он услышал, как она вздохнула.
   — Все-таки я хочу обратиться в полицейское управление Гаррисберга, чтобы проверили свои компьютерные данные по поводу Джима, — сказала она ему. — Вдруг у них окажется что-нибудь о похитителе детей с таким именем, орудовавшем семнадцать лет назад.
   — Боюсь, что вы зря потеряете время. Эта Перкинс просто-напросто ткнула пальцем в небо. У нее же, в конце концов, связь со Всемогущим Господом. Как Лори?
   — Вроде бы нормально, — осторожно, словно боясь сглазить, ответила она.
   — Она смотрела передачу?
   — Нет, она отказывается слушать любую церковную музыку. Кроме того, я всячески пытаюсь ее отвлечь от всего этого. Мы собираемся поиграть в гольф. Сейчас довольно хорошая погода, учитывая, что на дворе февраль.
   — Я всегда советовал вам гольф. Это отвлечет вас обеих. Лори ведет свой дневник?
   — Она сейчас наверху что-то пишет.
   — Хорошо. До завтра.
   Повесив трубку, Донелли решил, что только долгая прогулка поможет ему отделаться от охватившего его чувства тревоги. За все то время, что он жил в Нью-Йорке, он впервые ощутил безрадостность перспективы нераспланированного воскресного дня.

61

   Томазина надеялась, что после передачи «Церковь в эфире» преподобный Бобби Хоккинс со своей милой женой Карлой, возможно, пригласят ее пообедать в каком-нибудь уютном ресторанчике или повозят ее по красивым местам Нью-Йорка. Томазина не была в Нью-Йорке уже тридцать лет.
   Но что-то произошло. Как только выключили камеры, Карла прошептала что-то на ухо преподобному Бобби, и они оба выглядели очень расстроенными. В результате они, словно отмахнувшись от Томазины, наскоро с ней попрощались, поблагодарили и посоветовали молиться. Затем ее проводили к машине, которая должна была отвезти ее в аэропорт.
   По дороге Томазина пыталась утешить себя воспоминанием о своем участии в передаче и предвкушением того, как она будет рассказывать об этом своим знакомым. Может быть, ее опять пригласят на передачу «Доброе утро, Гаррисберг», чтобы поговорить об этом чуде.
   Томазина вздохнула. Она утомилась. Из-за волнения она почти всю ночь не сомкнула глаз. Сейчас у нее болела голова, и ей хотелось выпить чашечку чая.
   Когда Перкинс приехала в аэропорт, до отлета самолета оставалось почти два часа, и она отправилась в кафетерий. После апельсинового сока, овсянки, бекона, яиц, пирожного и чая она почувствовала себя намного лучше. Все-таки это было невероятно волнующее событие. Преподобный Бобби выглядел таким величественным, что ее охватила дрожь, когда он молился за нее.
   Отодвинув пустую тарелку, она налила себе еще одну чашку чая и, пока пила, думала о чуде. Господь обращался непосредственно к ней, повторяя: «Джим, Джим».
   Она бы ни за что на свете не осмелилась отрицать то, что сказал ей Всевышний, однако, окунув кусочек бумажной салфетки в стакан с водой и пытаясь стереть жирное пятнышко от бекона на своем красивом голубом платье, она не могла отделаться от навязчивой мысли, что это было совсем не то имя, которое вертелось у нее в памяти.

62

   В понедельник утром, спустя десять дней после похорон своего мужа, Карен Грант вошла в бюро путешествий, держа в руках огромную пачку писем.
   Энни Вебстер и Конни Сантини были уже там. Они в очередной раз обсуждали то, что Карен не удосужилась пригласить их на поминальный обед, хотя они ясно слышали, как ректор колледжа предлагал ей прийти со всеми близкими друзьями, кто был на панихиде.
   Энни Вебстер все еще недоумевала, почему их обошли.
   — Я уверена, что все это потому, что Карен была вне себя от горя.
   У Конни были на этот счет другие соображения. Она не сомневалась в том, что Карен не хотела, чтобы кто-нибудь с факультета поинтересовался у них, как шли дела в бюро путешествий. Она боялась, что Энни простодушно признается, что в последние несколько лет дела шли из рук вон плохо. Конни голову бы дала на отсечение, что благодаря Карен все в Клинтонском колледже думали, что их бюро было ничем не хуже «Перильо турс».
   Они вынуждены были прервать свой разговор из-за прихода Карен. Коротко поприветствовав их, она сказала:
   — Декан попросил кого-то забрать в доме почту. Посмотрите, какая куча. Я думаю, это в основном соболезнования. Ненавижу их читать, но, кажется, мне этого не миновать.
   С трагическим вздохом она уселась за свой стол и взялась за нож для бумаг. Через несколько минут она почти воскликнула:
   — О Боже!
   Конни и Энни вскочили и бросились к ней.
   — Что такое? Что случилось?
   — Звоните в клинтонскую полицию, — бросила Карен. Она смертельно побледнела. — Это письмо от Лори Кеньон, она вновь подписалась «Леона». Эта сумасшедшая грозит убить меня.

63

   Сеанс с Лори в понедельник утром оказался непродуктивным. Она была молчаливой и подавленной. Она рассказала Джастину только о том, что играла в гольф.
   — Я почувствовала себя очень плохо, доктор Донелли. Я просто никак не могла сосредоточиться. Эти громкие мысли мешали мне.
   Но он не мог заставить ее поговорить об этих «громких мыслях». И ни одна из ее личностей тоже не шла на разговор с ним.
   Когда Лори отправилась на психотерапию, Сара рассказала Донелли, что начала готовить Лори к слушанию дела в суде.
   — Мне кажется, она начинает все понимать, — говорила она. — Вчера вечером я застала ее за просмотром альбомов с фотографиями, которые лежат у нее в комнате. — Глаза Сары заблестели от слез, и она часто заморгала, пытаясь прогнать их. — Я сказала ей, что сейчас не совсем подходящий момент смотреть на фотографии мамы с папой.
   Они уехали в полдень. А в два часа Сара позвонила ему. Через трубку до Джастина долетали истошные крики Лори.
   — Лори в истерике, — сказала Сара дрожащим голосом. — Она, видимо, опять смотрела альбомы с фотографиями. Какую-то фотографию она разорвала на кусочки.
   Теперь Донелли разобрал, что кричала Лори:
   — Я никому не расскажу. Обещаю, что не расскажу.
   — Скажите мне, как до вас доехать, — отрывисто бросил он. — Дайте ей две таблетки валиума.
 
   Софи открыла ему дверь.
   — Они в комнате Лори, доктор.
   Она провела его наверх. Сара сидела на кровати, обнимая Лори, на которую уже подействовало успокоительное.
   — Я заставила ее выпить валиум, — сказала ему Сара. — Она успокоилась, а теперь почти без сознания.
   Она опустила голову Лори на подушку.
   Склонившись над Лори, Джастин осмотрел ее. У нее был неровный пульс, частое дыхание, расширенные зрачки, холодная на ощупь кожы.
   — У нее шок, — тихо сказал он. — Вы знаете из-за чего началась истерика?
   — Нет. Когда мы вернулись домой, она, казалось, хорошо себя чувствовала и сказала, что собирается что-то писать в своем дневнике. И вдруг я услышала ее крик. Я думаю, что она начала смотреть альбом со снимками, потому что разорвала какую-то фотографию. Кусочки разбросаны по всему столу.
   — Я хочу, чтобы вы собрали все эти кусочки, — сказал Джастин. — Постарайтесь ни одного не потерять. — Он слегка похлопал Лори по лицу. — Лори, это доктор Донелли. Я хочу, чтобы ты поговорила со мной. Скажи мне свое полное имя.
   Она не отвечала. Донелли похлопал ее по лицу чуть сильнее.
   — Назови мне свое имя, — настаивал он.
   Наконец Лори открыла глаза. Когда ее взгляд остановился на нем, выражение удивления в ее глазах сменилось облегчением.
   — Доктор Донелли, — пролепетала она. — Когда вы пришли?
   У Сары отлегло от сердца. Последний час был сплошным кошмаром. От лекарства истерика у Лори прекратилась, но последовавшее за тем беспамятство еще сильнее испугало ее. Сара боялась, что Лори никогда не придет в себя.
   В дверях стояла Софи.
   — Может, ей сделать чай? — тихо спросила она.
   Джастин услышал.
   — Да, пожалуйста, — сказал он, глянув через плечо.
   Сара подошла к письменному столу. Фотография была практически уничтожена. За считанные секунды, прошедшие с того момента, как Лори начала кричать, и до того, как Софи с Сарой прибежали к ней, она ухитрилась разорвать ее на мельчайшие клочки. Собрать ее было практически невозможно.
   — Я не хочу здесь оставаться, — сказала Лори.
   Сара резко обернулась. Лори садилась в постель, обхватив себя руками.
   — Я не могу здесь оставаться. Прошу вас.
   — Хорошо, — спокойно сказал Джастин. — Давай спустимся вниз. Нам всем не помешает выпить по чашечке чая.
   Он поддержал Лори, помогая ей встать. Они спускались по лестнице, Сара шла позади, когда в вестибюле раздался звонок, возвещавший о том, что кто-то пришел.
   Софи поспешила к входной двери. На крыльце стояли два полицейских в форме. Они принесли ордер на арест Лори. Послав письмо с угрозами в адрес вдовы Элана Гранта, она нарушила условия освобождения под залог, и поручительство было аннулировано.
 
   В тот вечер Сара сидела в клинике, в кабинете Джастина Донелли.
   — Если бы не вы, Лори сейчас бы была в тюремной камере, — говорила она ему. — Просто не знаю, как вас благодарить.
   Это не было преувеличением. Когда Лори предстала перед судьей, Донелли смог убедить его в том, что Лори находилась в состоянии сильного психического стресса и нуждалась в срочной госпитализации. Судья отменил свой ордер на арест и разрешил госпитализацию в стационар. По дороге из Нью-Джерси в Нью-Йорк Лори была в забытьи.
   Джастин говорил, тщательно подбирая слова.
   — Я рад, что она будет в клинике. Сейчас за ней требуется постоянное наблюдение.
   — Чтобы она не писала писем с угрозами?
   — И чтобы она ничего с собой не сделала.
   Сара поднялась.
   — Сегодня я уже отняла у вас предостаточно времени, доктор. Я приеду утром.
   Было уже почти девять.
   — Здесь за углом есть одно место, где неплохо кормят и быстро обслуживают, — предложил ей доктор Донелли. — Почему бы нам там не перекусить, а потом я отправлю вас на машине домой?
   Сара уже позвонила Софи и сказала, что Лори положили в больницу и что она может вечером полностью располагать своим временем. От мысли что-нибудь съесть и выпить чашечку кофе в компании Джастина Донелли вместо того, чтобы ехать в пустой дом, стало приятно на душе.
   — С удовольствием, — просто сказала она.
 
   Лори стояла возле окна своей палаты. Комната ей нравилась. Она не казалась слишком большой и вся была на виду. Здесь она чувствовала себя в безопасности. Окно на улицу не открывалось. Она уже пробовала. Было еще и внутреннее окно, выходившее в коридор и в ординаторскую, со шторкой, но Лори не задергивала ее полностью. Она больше не хотела вновь погружаться в темноту.
   Что же сегодня произошло? Она помнила лишь, как сидела за столом и писала. Потом она перелистнула страницу и… потом провал до того момента, как она увидела склонившегося над ней доктора Донелли. Затем они стали спускаться по лестнице и пришла полиция.
   Полицейские сказали, что она написала письмо жене Элана Гранта. «Зачем мне было ей писать? — недоумевала Лори. — Они говорили, что я угрожала ей. Глупо, — думала она. — Когда мне было ей писать? Когда я могла отправить это письмо?»
   Если Карен Грант получила письмо с угрозами в эти последние несколько дней, значит, должно быть, его написал кто-то другой. Она сгорала от нетерпения сказать об этом Саре.
   Лори прислонилась лбом к оконному стеклу. Оно было таким прохладным. Теперь она ощущала усталость и собиралась лечь. На улице было всего несколько человек, они торопливо шли по тротуару с опущенными головами. Чувствовалось, что за окном было холодно.
   Она видела, как на улицу перед клиникой пересекли мужчина с женщиной. Может быть, это Сара с доктором? Она не разобрала.
   Повернувшись, Лори прошла через комнату и легла в постель, натягивая на себя одеяло. Веки казались тяжелыми. Хорошо бы забыться сном. Еще лучше было бы никогда не просыпаться.

64

   Во вторник утром Брендон Моуди отправился в студенческий городок Клинтонского колледжа. Он намеревался поговорить со студентками, которые жили в том же здании, где находилась квартирка Лори. Он уже успел бегло осмотреть после похорон Элана Гранта. Здание было построено пять лет назад специально для старшекурсников. Комнаты в нем были довольно большими с кухоньками и отдельными ванными. Те, кто мог позволить себе доплачивать за отдельное проживание, были довольны условиями.
   После тщательного обыска, проведенного экспертами прокуратуры в квартире Лори, попасть туда оказалось делом несложным. С нее Брендон и начал.
   Там царил полный беспорядок. Кровать стояла без постельного белья. Дверца шкафа была приоткрыта, и одежда висела на плечиках как попало. Ящики комода были наполовину выдвинуты. Содержимое письменного стола кучей лежало на его поверхности.
   Моуди знал, что следователи забрали пишущую машинку, на которой были напечатаны письма Элану Гранту и все остальные бумаги. Он знал и то, что постельное белье, одежда Лори с пятнами крови, ремешок от часов и браслет были конфискованы.
   Что же тогда он искал?
   Если бы его спросили, то Брендон Моуди ответил бы, что ничего, имея в виду, что он не рассчитывал найти ничего конкретного. Он огляделся, пытаясь освоиться.
   В прибранном виде комната, несомненно, была довольно уютной. На окнах висели светлые портьеры до самого пола, на кровати лежало покрывало такого же цвета, стены были украшены репродукциями картин Моне, Мане и других художников-импрессионистов, на полке над книжным шкафом стояли призы, выигранные Лори в гольф. В отличие от других студентов, она не вставляла в рамку зеркала на комоде фотографии сокурсников и подруг. Лишь на письменном столе стояла единственная фотография ее семьи. Брендон внимательно посмотрел на нее. Семья Кеньонов. Он был знаком с родителями Лори. Этот снимок, очевидно, был сделан за домом возле бассейна. На фотографии была вся семья, и не вызывало сомнений то, что они были счастливы вместе.
   «Представь себя на месте Лори, — думал Моуди. — Родители погибли. Ты считаешь себя виноватой в этом. Ты очень страдаешь и привязываешься к тому, кто добр по отношению к тебе, кто внешне привлекателен и по возрасту и авторитету мог бы заменить тебе отца. Потом он отвергает тебя, и в тебе происходит надлом».
   Все это легко объяснимо. Брендон прошелся по комнате, внимательно все осматривая. Войдя в ванную комнату, он остановился возле ванны. В ней были обнаружены следы крови. Лори сообразила постирать постельное белье и одежду, посушить их внизу, сложить и убрать. Она пыталась почистить и ремешок от часов. Брендон понимал, что значили эти улики для прокурора. Они значили, что убийца в смятении и панике пытался методично уничтожить все улики.
   Прежде, чем выйти из комнаты, Брендон вновь окинул ее взглядом. Он не нашел совершенно ничего, ни крупицы того, что могло бы помочь Лори. Почему же его преследовало чувство, что он каким-то образом что-то пропустил, что-то не заметил?