Страница:
— Лори, обед готов. С тобой все в порядке?
— Оставь меня, пожалуйста, в покое. В конце концов не испарится же этот чертов бульон.
Раздраженная, она сложила только что написанное письмо и сунула его в конверт.
Около 12.30 к дому подошел почтальон. Лори смотрела из окна, как он прошел по дорожке; торопливо сбежав по лестнице, она открыла дверь, когда он был уже возле дома.
— Давайте мне почту и возьмите это.
Когда Лори закрыла дверь, из кухни выбежала Софи.
— Лори, Сара не хочет, чтобы ты куда-нибудь выходила.
— Глупенькая, я никуда и не собиралась. Я просто взяла почту. — Лори положила руку Софи на плечо. — Софи, ведь ты побудешь со мной до возвращения Сары? Я не хочу оставаться здесь одна.
51
52
53
54
55
56
57
— Оставь меня, пожалуйста, в покое. В конце концов не испарится же этот чертов бульон.
Раздраженная, она сложила только что написанное письмо и сунула его в конверт.
Около 12.30 к дому подошел почтальон. Лори смотрела из окна, как он прошел по дорожке; торопливо сбежав по лестнице, она открыла дверь, когда он был уже возле дома.
— Давайте мне почту и возьмите это.
Когда Лори закрыла дверь, из кухни выбежала Софи.
— Лори, Сара не хочет, чтобы ты куда-нибудь выходила.
— Глупенькая, я никуда и не собиралась. Я просто взяла почту. — Лори положила руку Софи на плечо. — Софи, ведь ты побудешь со мной до возвращения Сары? Я не хочу оставаться здесь одна.
51
В среду рано вечером Карен Грант, бледная, но владеющая собой, возвращалась в Нью-Йорк вместе со своей коллегой Энни Вебстер.
— Мне лучше уехать отсюда, — сказала она. — Будет невыносимо оставаться в этом доме.
Вебстер предложила переночевать у нее, но Карен отказалась.
— Ты выглядишь еще более измученной, чем я. Я приму снотворное и сразу лягу спать.
Она спала крепко и долго. Когда проснулась в четверг утром, было уже около одиннадцати. На трех верхних этажах гостиницы находились квартиры. За те три года, что она жила там, Карен постепенно переоборудовала квартиру по своему вкусу: она сменила скучные белесые гостиничные ковры на восточные, с преобладанием ярко-красного, синего и цвета слоновой кости; приобрела старинные светильники, шелковые подушки, изящные статуэтки, оригинальные картины молодых многообещающих художников.
Все это придавало квартире особое очарование, роскошь и индивидуальность. Все же Карен нравились удобства жизни в гостинице, особенно обслуживание. Ей также нравилось, что в ее шкафу было много модной одежды: туфли «Шарль Журдан» и «Феррагамо», шарфики «Гермес», сумочки «Гуччи». Она получала большое удовлетворение от сознания того, что одетые в форму служащие гостиницы всегда обращали внимание на то, как она одета, когда Карен появлялась из лифта.
Она встала и направилась в ванную. Пушистый махровый халат, который был ей до пят, висел на крючке. Туго затянув пояс на талии, она посмотрела на себя в зеркало. Глаза все еще были немного припухшими. Жутко было смотреть на Элана, лежавшего на столе в морге. В ее голове пронеслись все радостные мгновения их совместной жизни, воспоминания о том, как она трепетала при звуке его шагов. Слезы были искренними. Ей еще предстояло плакать, когда она увидит его лицо в последний раз. Это напомнило ей о необходимых приготовлениях. Однако, не теперь, сейчас ей хотелось позавтракать.
Карен позвонила по телефону, чтобы заказать завтрак. Заказы принимала Лили.
— Я очень сожалею, миссис Грант, — сказала она. — Мы все просто потрясены.
— Благодарю тебя. — Карен заказала как обычно: свежеприготовленный сок, фруктовый компот, кофе и миндальную булочку. — И все утренние газеты, пожалуйста.
— Хорошо.
Маленькими глотками она начала пить кофе, когда в дверь тихонько постучали. Она поспешила открыть ее. Это был Эдвин. Его лицо с красивыми аристократическими чертами выражало заботливое участие.
— Ах, дорогая, — произнес он со вздохом.
Он заключил ее в объятия, и Карен уткнулась лицом в его мягкий кашемировый пиджак, подаренный ею на Рождество. Затем она обвила его шею руками, стараясь не растрепать его тщательно причесанных светло-русых волос.
— Мне лучше уехать отсюда, — сказала она. — Будет невыносимо оставаться в этом доме.
Вебстер предложила переночевать у нее, но Карен отказалась.
— Ты выглядишь еще более измученной, чем я. Я приму снотворное и сразу лягу спать.
Она спала крепко и долго. Когда проснулась в четверг утром, было уже около одиннадцати. На трех верхних этажах гостиницы находились квартиры. За те три года, что она жила там, Карен постепенно переоборудовала квартиру по своему вкусу: она сменила скучные белесые гостиничные ковры на восточные, с преобладанием ярко-красного, синего и цвета слоновой кости; приобрела старинные светильники, шелковые подушки, изящные статуэтки, оригинальные картины молодых многообещающих художников.
Все это придавало квартире особое очарование, роскошь и индивидуальность. Все же Карен нравились удобства жизни в гостинице, особенно обслуживание. Ей также нравилось, что в ее шкафу было много модной одежды: туфли «Шарль Журдан» и «Феррагамо», шарфики «Гермес», сумочки «Гуччи». Она получала большое удовлетворение от сознания того, что одетые в форму служащие гостиницы всегда обращали внимание на то, как она одета, когда Карен появлялась из лифта.
Она встала и направилась в ванную. Пушистый махровый халат, который был ей до пят, висел на крючке. Туго затянув пояс на талии, она посмотрела на себя в зеркало. Глаза все еще были немного припухшими. Жутко было смотреть на Элана, лежавшего на столе в морге. В ее голове пронеслись все радостные мгновения их совместной жизни, воспоминания о том, как она трепетала при звуке его шагов. Слезы были искренними. Ей еще предстояло плакать, когда она увидит его лицо в последний раз. Это напомнило ей о необходимых приготовлениях. Однако, не теперь, сейчас ей хотелось позавтракать.
Карен позвонила по телефону, чтобы заказать завтрак. Заказы принимала Лили.
— Я очень сожалею, миссис Грант, — сказала она. — Мы все просто потрясены.
— Благодарю тебя. — Карен заказала как обычно: свежеприготовленный сок, фруктовый компот, кофе и миндальную булочку. — И все утренние газеты, пожалуйста.
— Хорошо.
Маленькими глотками она начала пить кофе, когда в дверь тихонько постучали. Она поспешила открыть ее. Это был Эдвин. Его лицо с красивыми аристократическими чертами выражало заботливое участие.
— Ах, дорогая, — произнес он со вздохом.
Он заключил ее в объятия, и Карен уткнулась лицом в его мягкий кашемировый пиджак, подаренный ею на Рождество. Затем она обвила его шею руками, стараясь не растрепать его тщательно причесанных светло-русых волос.
52
Джастин Донелли встретился с Лори в пятницу утром. Он уже видел ее фотографии в газетах, но все же не ожидал, что она так потрясающе хороша собой. Необыкновенная синева глаз, золотистые волосы до плеч напомнили ему принцессу из сказки. Она была просто одета — в свободные темно-синие брюки, белую шелковую блузу с высоким воротником-стойкой и голубую с белым куртку. В ней чувствовалось врожденное изящество, даже несмотря на чуть ли не осязаемый им восходящий от нее страх.
Сара сидела немного позади сестры. Лори отказалась ехать к нему одна.
— Я обещала Саре побеседовать с вами, но я смогу сделать это лишь в ее присутствии.
Возможно, это было сделано под влиянием сидевшей рядом Сары, но, как бы там ни было, Джастин не ожидал такого прямого вопроса:
— Доктор Донелли, вы думаете, что это я убила профессора Гранта?
— Ты полагаешь, что у меня есть основания верить этому?
— Я думаю, что у всех найдется достаточно оснований подозревать меня. Я просто-напросто не убивала его и вообще не смогла бы убить человека. Мне было унизительно узнать, что Элан Грант мог заподозрить меня в том, что я написала ему эту анонимную чушь. Но мы не убиваем из-за того, что кто-то что-то неправильно истолковывает.
— Ты сказала «мы», Лори?
Было ли это смущение или вина, промелькнувшая столь неуловимо в выражении ее лица? Когда она не ответила, Джастин сказал:
— Лори, Сара рассказывала тебе о том, что против тебя выдвинуты серьезные обвинения. Ты отдаешь себе отчет, что это за обвинения?
— Разумеется. Они нелепы, но я не слушала, когда папа с Сарой обсуждали судебные процессы, на которых она выступала, или же приговоры, вынесенные подсудимыми, все еще не понимающим, что это может значить.
— Вполне естественно, что ты боишься того, что тебя ждет, Лори.
Она опустила голову. Волосы свесились вперед, закрывая ей лицо. Плечи поникли. Сжав руки на коленях, она приподняла ноги так, что они висели в воздухе, не касаясь пола. Тихий плач, который Сара несколько раз слышала в течение последних дней, раздался вновь. Сара инстинктивно протянула руки к Лори, чтобы успокоить ее, но Джастин Донелли жестом остановил ее.
— Ты очень боишься, да, Лори? — мягко сказал он.
Она покачала головой из стороны в сторону.
— Ты не боишься?
Ее голова затряслась, и, всхлипывая, она произнесла:
— Не Лори.
— Ты не Лори? А как же тебя тогда зовут?
— Дебби.
— Дебби. Какое хорошее имя. А сколько тебе лет, Дебби?
— Четыре года.
«Боже милостивый, — думала Сара, слушая, как доктор Донелли разговаривал с Лори, точно с маленьким ребенком. — Он прав. За те два года, что ее не было дома, с ней случилось что-то страшное. Бедная мама, она слепо верила в то, что Лори похитила какая-то мечтавшая о ребенке пара, которая любила ее и заботилась о ней. Когда она вернулась домой, я поняла, что она изменилась. Если бы ей помогли еще тогда, сидели бы мы сейчас здесь? А вдруг в Лори действительно существует совершенно другая личность, которая писала те письма и затем убила Элана Гранта? Могу ли я допустить, чтобы он узнал это? А вдруг она признается? О чем же Донелли спрашивает Лори сейчас?»
— Дебби, ты очень устала, да?
— Да.
— Может тебе лучше пойти к себе в комнату и отдохнуть? У тебя ведь очень уютная спальня.
— Нет! Нет! Нет!
— Хорошо, хорошо. Ты можешь остаться здесь. Может, тебе вздремнуть прямо здесь, в этом кресле? И если Лори где-нибудь поблизости, попроси ее вернуться и поговорить со мной.
Ее дыхание стало ровнее. В следующее мгновение она подняла голову, расправила плечи и, опустив ноги на пол, откинула волосы назад.
— Конечно же, я боюсь, — ответила Лори Джастину Донелли. — Но, поскольку я не имею никакого отношения к убийству Элана, я знаю, что могу рассчитывать на то, что Сара докопается до истины. — Повернувшись, она улыбнулась Саре и вновь посмотрела доктору прямо в глаза. — На месте Сары я бы очень хотела быть единственным ребенком. Но есть я, и ей постоянно приходится заботиться обо мне. Сара всегда понимала.
— Что понимала, Лори?
Она пожала плечами.
— Не знаю.
— А мне кажется, знаешь.
— Нет, правда, не знаю.
Джастин понимал, что пришло время рассказать Лори о том, что Саре было уже известно. За те два года, что она пропадала, с ней случилось нечто ужасное, и потрясение для маленького ребенка было настолько велико, что она не в силах была справиться с ним одна. Кто-то пришел к ней на помощь, возможно, кто-то один или двое, а может быть, и больше. У нее произошло расщепление личности. Когда она вернулась домой, ее окружили любовью и заботой, и другим личностям не было необходимости проявлять себя, за исключением каких-то отдельных случаев. Смерть ее родителей вызвала у нее настолько сильные переживания, что ей вновь понадобилась их помощь.
Лори тихо слушала.
— О каком лечении идет речь?
— О гипнозе. Я хочу снять наши сеансы на видеопленку.
— Я вдруг я признаюсь, что какая-то часть меня… ну, другая личность, если можно так выразиться, убила Элана Гранта? Что тогда?
Тут вступила Сара.
— Лори, я очень боюсь, что при сложившихся обстоятельствах суд неизбежно признает тебя виновной. Единственная наша надежда — это доказать наличие смягчающих вину обстоятельств или что ты не осознала факт совершения преступления.
— Понимаю. Значит, вполне возможно, что это я убила Элана и что я писала эти письма? Не просто возможно, а вероятно. Сара, тебе известны случаи, когда обвиняемые, совершив убийство, заявляли, что страдают расщеплением личности?
— Да.
— Скольким из них удалось избежать наказания?
Сара не отвечала.
— Многим, Сара? — настаивала Лори. — Одному? Двоим? Никому? Никому, да? Никого из них не оправдали. Боже мой! Ну что ж, продолжим. По крайней мере, у нас есть возможность узнать правду, хотя мне совершенно ясно, что эта правда не избавит меня от наказания.
Казалось, она едва сдерживает слезы, затем ее голос вдруг изменился, став резким и злым.
— Но учтите, доктор, Сара всегда будет со мной. Я не останусь с вами наедине в этой комнате с закрытой дверью, и я ни за что не лягу на эту кушетку? Понятно?
— Лори, я постараюсь сделать все, чтобы тебе не было так тяжело. Ты очень хороший человек, переживающий сильное нервное потрясение.
Она презрительно рассмеялась.
— Что же хорошего в этой глупой плаксе? С самого рождения она только и делала, что доставляла другим хлопоты.
— Лори, — попыталась возразить Сара.
— Полагаю, что Лори опять куда-то вышла, — спокойно заметил Джастин. — Я прав?
— Да, вы правы. Я сыта ею по горло.
— Как вас зовут?
— Кейт.
— Сколько вам лет, Кейт?
— Тридцать три. Послушайте, я вовсе не собиралась приходить. Я просто хочу предупредить вас. Не думайте, что своим гипнозом вы заставите Лори рассказать о тех двух годах. Вы зря теряете время. До встречи.
Последовала пауза. Затем Лори устало вздохнула.
— Вы не возражаете, если мы закончим нашу беседу? У меня страшно разболелась голова.
Сара сидела немного позади сестры. Лори отказалась ехать к нему одна.
— Я обещала Саре побеседовать с вами, но я смогу сделать это лишь в ее присутствии.
Возможно, это было сделано под влиянием сидевшей рядом Сары, но, как бы там ни было, Джастин не ожидал такого прямого вопроса:
— Доктор Донелли, вы думаете, что это я убила профессора Гранта?
— Ты полагаешь, что у меня есть основания верить этому?
— Я думаю, что у всех найдется достаточно оснований подозревать меня. Я просто-напросто не убивала его и вообще не смогла бы убить человека. Мне было унизительно узнать, что Элан Грант мог заподозрить меня в том, что я написала ему эту анонимную чушь. Но мы не убиваем из-за того, что кто-то что-то неправильно истолковывает.
— Ты сказала «мы», Лори?
Было ли это смущение или вина, промелькнувшая столь неуловимо в выражении ее лица? Когда она не ответила, Джастин сказал:
— Лори, Сара рассказывала тебе о том, что против тебя выдвинуты серьезные обвинения. Ты отдаешь себе отчет, что это за обвинения?
— Разумеется. Они нелепы, но я не слушала, когда папа с Сарой обсуждали судебные процессы, на которых она выступала, или же приговоры, вынесенные подсудимыми, все еще не понимающим, что это может значить.
— Вполне естественно, что ты боишься того, что тебя ждет, Лори.
Она опустила голову. Волосы свесились вперед, закрывая ей лицо. Плечи поникли. Сжав руки на коленях, она приподняла ноги так, что они висели в воздухе, не касаясь пола. Тихий плач, который Сара несколько раз слышала в течение последних дней, раздался вновь. Сара инстинктивно протянула руки к Лори, чтобы успокоить ее, но Джастин Донелли жестом остановил ее.
— Ты очень боишься, да, Лори? — мягко сказал он.
Она покачала головой из стороны в сторону.
— Ты не боишься?
Ее голова затряслась, и, всхлипывая, она произнесла:
— Не Лори.
— Ты не Лори? А как же тебя тогда зовут?
— Дебби.
— Дебби. Какое хорошее имя. А сколько тебе лет, Дебби?
— Четыре года.
«Боже милостивый, — думала Сара, слушая, как доктор Донелли разговаривал с Лори, точно с маленьким ребенком. — Он прав. За те два года, что ее не было дома, с ней случилось что-то страшное. Бедная мама, она слепо верила в то, что Лори похитила какая-то мечтавшая о ребенке пара, которая любила ее и заботилась о ней. Когда она вернулась домой, я поняла, что она изменилась. Если бы ей помогли еще тогда, сидели бы мы сейчас здесь? А вдруг в Лори действительно существует совершенно другая личность, которая писала те письма и затем убила Элана Гранта? Могу ли я допустить, чтобы он узнал это? А вдруг она признается? О чем же Донелли спрашивает Лори сейчас?»
— Дебби, ты очень устала, да?
— Да.
— Может тебе лучше пойти к себе в комнату и отдохнуть? У тебя ведь очень уютная спальня.
— Нет! Нет! Нет!
— Хорошо, хорошо. Ты можешь остаться здесь. Может, тебе вздремнуть прямо здесь, в этом кресле? И если Лори где-нибудь поблизости, попроси ее вернуться и поговорить со мной.
Ее дыхание стало ровнее. В следующее мгновение она подняла голову, расправила плечи и, опустив ноги на пол, откинула волосы назад.
— Конечно же, я боюсь, — ответила Лори Джастину Донелли. — Но, поскольку я не имею никакого отношения к убийству Элана, я знаю, что могу рассчитывать на то, что Сара докопается до истины. — Повернувшись, она улыбнулась Саре и вновь посмотрела доктору прямо в глаза. — На месте Сары я бы очень хотела быть единственным ребенком. Но есть я, и ей постоянно приходится заботиться обо мне. Сара всегда понимала.
— Что понимала, Лори?
Она пожала плечами.
— Не знаю.
— А мне кажется, знаешь.
— Нет, правда, не знаю.
Джастин понимал, что пришло время рассказать Лори о том, что Саре было уже известно. За те два года, что она пропадала, с ней случилось нечто ужасное, и потрясение для маленького ребенка было настолько велико, что она не в силах была справиться с ним одна. Кто-то пришел к ней на помощь, возможно, кто-то один или двое, а может быть, и больше. У нее произошло расщепление личности. Когда она вернулась домой, ее окружили любовью и заботой, и другим личностям не было необходимости проявлять себя, за исключением каких-то отдельных случаев. Смерть ее родителей вызвала у нее настолько сильные переживания, что ей вновь понадобилась их помощь.
Лори тихо слушала.
— О каком лечении идет речь?
— О гипнозе. Я хочу снять наши сеансы на видеопленку.
— Я вдруг я признаюсь, что какая-то часть меня… ну, другая личность, если можно так выразиться, убила Элана Гранта? Что тогда?
Тут вступила Сара.
— Лори, я очень боюсь, что при сложившихся обстоятельствах суд неизбежно признает тебя виновной. Единственная наша надежда — это доказать наличие смягчающих вину обстоятельств или что ты не осознала факт совершения преступления.
— Понимаю. Значит, вполне возможно, что это я убила Элана и что я писала эти письма? Не просто возможно, а вероятно. Сара, тебе известны случаи, когда обвиняемые, совершив убийство, заявляли, что страдают расщеплением личности?
— Да.
— Скольким из них удалось избежать наказания?
Сара не отвечала.
— Многим, Сара? — настаивала Лори. — Одному? Двоим? Никому? Никому, да? Никого из них не оправдали. Боже мой! Ну что ж, продолжим. По крайней мере, у нас есть возможность узнать правду, хотя мне совершенно ясно, что эта правда не избавит меня от наказания.
Казалось, она едва сдерживает слезы, затем ее голос вдруг изменился, став резким и злым.
— Но учтите, доктор, Сара всегда будет со мной. Я не останусь с вами наедине в этой комнате с закрытой дверью, и я ни за что не лягу на эту кушетку? Понятно?
— Лори, я постараюсь сделать все, чтобы тебе не было так тяжело. Ты очень хороший человек, переживающий сильное нервное потрясение.
Она презрительно рассмеялась.
— Что же хорошего в этой глупой плаксе? С самого рождения она только и делала, что доставляла другим хлопоты.
— Лори, — попыталась возразить Сара.
— Полагаю, что Лори опять куда-то вышла, — спокойно заметил Джастин. — Я прав?
— Да, вы правы. Я сыта ею по горло.
— Как вас зовут?
— Кейт.
— Сколько вам лет, Кейт?
— Тридцать три. Послушайте, я вовсе не собиралась приходить. Я просто хочу предупредить вас. Не думайте, что своим гипнозом вы заставите Лори рассказать о тех двух годах. Вы зря теряете время. До встречи.
Последовала пауза. Затем Лори устало вздохнула.
— Вы не возражаете, если мы закончим нашу беседу? У меня страшно разболелась голова.
53
В пятницу утром супружеская пара, которая ждала ребенка, предложила Бетси Лайенс пятьсот семьдесят пять тысяч долларов за дом Кеньонов. Они хотели переехать сразу же. Бетси стала звонить Саре, но дозвонилась ей только после полудня. К ее великому огорчению, Сара сообщила ей, что дом не продается. Сара выразила сочувствие, однако была непреклонна.
— Я очень сожалею, миссис Лайенс. Во-первых, я считаю это цену слишком низкой, но как бы то ни было, я никак не могу сейчас связываться с переездом. Я понимаю, сколько труда вы вложили в это дело, но и вы должны понять меня.
Бетси Лайенс понимала. Но, с другой стороны, торговля недвижимостью шла откровенно плохо, и она рассчитывала на комиссионные.
— Мне очень жаль, — говорила Сара, — но я вряд ли смогу планировать переезд раньше осени. Сейчас ко мне пришли. Мы поговорим с вами в другой раз.
Она была в библиотеке с Брендоном Моуди.
— Я думала, что нам с Лори было бы лучше переехать на квартиру, — пояснила она детективу, — но при нынешних обстоятельствах…
— Совершенно верно, — согласился Брендон. — Вам лучше пока не заниматься продажей дома. Как только дело дойдет до суда, журналисты будут обивать ваши пороги, представляясь потенициальными покупателями, лишь бы заглянуть в дом.
— Об этом я даже не подумала, — призналась Сара. Она устало откинула со лба упавшую прядь волос. — Брендон, вы не представляете, как я рада, что вы согласны взяться за это расследование.
Она только что все ему рассказала, включая то, что произошло во время бесед Лори с доктором Донелли у него в кабинете.
Боуди делал пометки. Его высокий, сосредоточенный наморщенный лоб, его увеличенные линзами очков живые карие глаза, аккуратно завязанный галстук и старомодный темно-коричневый костюм — все это придавало ему вид дотошного ревизора. Сара знала, что на этого добросовестного человека можно положиться. Занимаясь расследованием, Брендон Моуди не упускал ни малейшей детали.
Она ждала, пока он внимательно перечитывал свои записи. Это была знакомая ей процедура. Именно так они работали вместе в аппарате прокурора. Сара услышала, как Софи поднималась наверх. Хорошо. Она собиралась вновь заглянуть к Лори.
Сара вспомнила, как они возвращались домой от доктора Донелли. Лори была очень подавлена.
— Как жаль, Сара, что я не оказалась в машине, когда она столкнулась с автобусом. Мама с папой были бы сейчас живы. Ты бы работала на своей любимой работе. Я — как проклятие, приношу одни несчастья, — говорила она.
— Нет, что ты, — отвечала ей Сара. — Когда тебе было четыре года, судьба жестоко обошлась с тобой — тебя похитили, и Бог знает, как с тобой там обращались. А теперь тебе двадцать один, и не по твоей вине на твою бедную голову столько всего обрушилось, так что перестань винить себя.
Теперь уже заплакала Сара. Слезы застилали ее глаза. Она отчаянно вытирала их, стараясь сосредоточить внимание на оживленной автомагистрали.
Теперь она понимала, что в какой-то мере те слезы неожиданно помогли ей. Потрясенная, полная раскаяния, Лори сказала:
— Какая же я эгоистка, Сара. Скажи мне, что я могу сделать?
— Делай все, о чем просит тебя доктор Донелли, — ответила Сара. — Веди дневник, это ему поможет. Перестань противиться ему. Старайся помогать ему на сеансах гипноза.
— Хорошо, похоже, я все выяснил, — деловым тоном сказал Доуди, прервав воспоминания Сары. — Можно считать, что медицинское заключение уже почти готово.
Сару ободрило то, что он сделал акцент на «медицинском заключении». Ясно, что он понял, на что нужно будет делать упор при защите.
— Ты будешь бить на нервный срыв, затуманенное сознание? — спросил он.
— Да. — Она помолчала. — Что за человек был этот Грант? Он был женат. Почему его жены не было в ту ночь дома?
— Она работает в Нью-Йорке в бюро путешествий и, вероятно, всю неделю живет в городе.
— А разве в Нью-Джерси нет бюро путешествий?
— Да, думаю, есть.
— А не мог этот профессор, пользуясь отсутствием жены, соблазнять своих студенток?
— Мы думаем об одном и том же.
Неожиданно библиотека с пестрыми книжными шкафами из красного дерева, с семейными фотографиями, картинами, с голубым ковром восточной работы, с мягкими кожаными креслами и кушетками наполнилась привычной атмосферой, царившей в ее маленьком душном кабинете прокурорского офиса. Старинный английский письменный стол отца превратился в потертую реликвию, она проработала за этим столом почти пять лет.
— Недавно суд признал подсудимого виновным в изнасиловании двенадцатилетней девочки, — сказала она Моуди.
— Я думаю! — воскликнул он.
— По официальным данным, жертве двадцать семь лет. Она страдает расщеплением личности, и ей удалось убедить суд, что ее изнасиловали, когда она была в образе двенадцатилетней девочки и не могла дать добровольного согласия на половое сношение, как об этом было заявлено подсудимым. Он был признан виновным в изнасиловании человека, по заключению, умственно неполноценного. Приговори был обжалован, но суть в том, что суд поверил свидетельским показаниям женщины, страдающей расщеплением личности.
Моуди подался вперед с проворностью охотничьей собаки, взявшей след.
— Ты это к тому, чтобы представить убийцу в роли жертвы?
— Да. Элан Гран был чересчур внимателен по отношению к Лори. Когда во время похоронной службы в церкви она упала в обморок, он бросился к ней. Он предложил отвезти ее домой и побыть с ней. Вспоминая все это, я думаю, не было ли это участие чрезмерным. — Она вздохнула. — По крайней мере, это может служить отправным пунктом. Пока мы располагаем немногим.
— Для начала это очень неплохо, — уверенно сказал Моуди. — Мне нужно кое-что выяснить, и затем я отправлюсь в Клинтон и начну копать.
Вновь зазвонил телефон.
— Софи подойдет, — сказала Сара. — Дай Бог ей здоровья. Она переехала к нам. Говорит, что нас нельзя оставить одних. Теперь давайте обговорим условия…
— Об этом мы условимся потом.
— Нет, — твердо сказала она. — Я знаю вас, Брендон Моуди.
Постучав в дверь, заглянула Софи.
— Извини за то, что помешала, Сара, это опять звонит агент по продаже недвижимости. Она говорит, что у нее важное дело.
Взяв трубку, Сара поздоровалась с Бетси Лайенс и выслушала то, что та сказала ей. Наконец она медленно произнесла:
— Думаю, что я вам обязана этим, миссис Лайенс. Но буду с вами откровенна. Эта женщина не сможет ходить сюда и осматривать дом. В понедельник утром нас не будет, так что приходите с ней в промежутке с десяти до часу, и другой возможности у нее не будет.
Положив трубку, Сара пояснила Брендону Моуди:
— Одна покупательница все никак не может решиться на покупку этого дома. Похоже, теперь она твердо настроена купить его за полную цену. Она хочет его еще раз осмотреть и, как она говорит, согласна ждать, пока мы не освободим его. Она будет здесь в понедельник.
— Я очень сожалею, миссис Лайенс. Во-первых, я считаю это цену слишком низкой, но как бы то ни было, я никак не могу сейчас связываться с переездом. Я понимаю, сколько труда вы вложили в это дело, но и вы должны понять меня.
Бетси Лайенс понимала. Но, с другой стороны, торговля недвижимостью шла откровенно плохо, и она рассчитывала на комиссионные.
— Мне очень жаль, — говорила Сара, — но я вряд ли смогу планировать переезд раньше осени. Сейчас ко мне пришли. Мы поговорим с вами в другой раз.
Она была в библиотеке с Брендоном Моуди.
— Я думала, что нам с Лори было бы лучше переехать на квартиру, — пояснила она детективу, — но при нынешних обстоятельствах…
— Совершенно верно, — согласился Брендон. — Вам лучше пока не заниматься продажей дома. Как только дело дойдет до суда, журналисты будут обивать ваши пороги, представляясь потенициальными покупателями, лишь бы заглянуть в дом.
— Об этом я даже не подумала, — призналась Сара. Она устало откинула со лба упавшую прядь волос. — Брендон, вы не представляете, как я рада, что вы согласны взяться за это расследование.
Она только что все ему рассказала, включая то, что произошло во время бесед Лори с доктором Донелли у него в кабинете.
Боуди делал пометки. Его высокий, сосредоточенный наморщенный лоб, его увеличенные линзами очков живые карие глаза, аккуратно завязанный галстук и старомодный темно-коричневый костюм — все это придавало ему вид дотошного ревизора. Сара знала, что на этого добросовестного человека можно положиться. Занимаясь расследованием, Брендон Моуди не упускал ни малейшей детали.
Она ждала, пока он внимательно перечитывал свои записи. Это была знакомая ей процедура. Именно так они работали вместе в аппарате прокурора. Сара услышала, как Софи поднималась наверх. Хорошо. Она собиралась вновь заглянуть к Лори.
Сара вспомнила, как они возвращались домой от доктора Донелли. Лори была очень подавлена.
— Как жаль, Сара, что я не оказалась в машине, когда она столкнулась с автобусом. Мама с папой были бы сейчас живы. Ты бы работала на своей любимой работе. Я — как проклятие, приношу одни несчастья, — говорила она.
— Нет, что ты, — отвечала ей Сара. — Когда тебе было четыре года, судьба жестоко обошлась с тобой — тебя похитили, и Бог знает, как с тобой там обращались. А теперь тебе двадцать один, и не по твоей вине на твою бедную голову столько всего обрушилось, так что перестань винить себя.
Теперь уже заплакала Сара. Слезы застилали ее глаза. Она отчаянно вытирала их, стараясь сосредоточить внимание на оживленной автомагистрали.
Теперь она понимала, что в какой-то мере те слезы неожиданно помогли ей. Потрясенная, полная раскаяния, Лори сказала:
— Какая же я эгоистка, Сара. Скажи мне, что я могу сделать?
— Делай все, о чем просит тебя доктор Донелли, — ответила Сара. — Веди дневник, это ему поможет. Перестань противиться ему. Старайся помогать ему на сеансах гипноза.
— Хорошо, похоже, я все выяснил, — деловым тоном сказал Доуди, прервав воспоминания Сары. — Можно считать, что медицинское заключение уже почти готово.
Сару ободрило то, что он сделал акцент на «медицинском заключении». Ясно, что он понял, на что нужно будет делать упор при защите.
— Ты будешь бить на нервный срыв, затуманенное сознание? — спросил он.
— Да. — Она помолчала. — Что за человек был этот Грант? Он был женат. Почему его жены не было в ту ночь дома?
— Она работает в Нью-Йорке в бюро путешествий и, вероятно, всю неделю живет в городе.
— А разве в Нью-Джерси нет бюро путешествий?
— Да, думаю, есть.
— А не мог этот профессор, пользуясь отсутствием жены, соблазнять своих студенток?
— Мы думаем об одном и том же.
Неожиданно библиотека с пестрыми книжными шкафами из красного дерева, с семейными фотографиями, картинами, с голубым ковром восточной работы, с мягкими кожаными креслами и кушетками наполнилась привычной атмосферой, царившей в ее маленьком душном кабинете прокурорского офиса. Старинный английский письменный стол отца превратился в потертую реликвию, она проработала за этим столом почти пять лет.
— Недавно суд признал подсудимого виновным в изнасиловании двенадцатилетней девочки, — сказала она Моуди.
— Я думаю! — воскликнул он.
— По официальным данным, жертве двадцать семь лет. Она страдает расщеплением личности, и ей удалось убедить суд, что ее изнасиловали, когда она была в образе двенадцатилетней девочки и не могла дать добровольного согласия на половое сношение, как об этом было заявлено подсудимым. Он был признан виновным в изнасиловании человека, по заключению, умственно неполноценного. Приговори был обжалован, но суть в том, что суд поверил свидетельским показаниям женщины, страдающей расщеплением личности.
Моуди подался вперед с проворностью охотничьей собаки, взявшей след.
— Ты это к тому, чтобы представить убийцу в роли жертвы?
— Да. Элан Гран был чересчур внимателен по отношению к Лори. Когда во время похоронной службы в церкви она упала в обморок, он бросился к ней. Он предложил отвезти ее домой и побыть с ней. Вспоминая все это, я думаю, не было ли это участие чрезмерным. — Она вздохнула. — По крайней мере, это может служить отправным пунктом. Пока мы располагаем немногим.
— Для начала это очень неплохо, — уверенно сказал Моуди. — Мне нужно кое-что выяснить, и затем я отправлюсь в Клинтон и начну копать.
Вновь зазвонил телефон.
— Софи подойдет, — сказала Сара. — Дай Бог ей здоровья. Она переехала к нам. Говорит, что нас нельзя оставить одних. Теперь давайте обговорим условия…
— Об этом мы условимся потом.
— Нет, — твердо сказала она. — Я знаю вас, Брендон Моуди.
Постучав в дверь, заглянула Софи.
— Извини за то, что помешала, Сара, это опять звонит агент по продаже недвижимости. Она говорит, что у нее важное дело.
Взяв трубку, Сара поздоровалась с Бетси Лайенс и выслушала то, что та сказала ей. Наконец она медленно произнесла:
— Думаю, что я вам обязана этим, миссис Лайенс. Но буду с вами откровенна. Эта женщина не сможет ходить сюда и осматривать дом. В понедельник утром нас не будет, так что приходите с ней в промежутке с десяти до часу, и другой возможности у нее не будет.
Положив трубку, Сара пояснила Брендону Моуди:
— Одна покупательница все никак не может решиться на покупку этого дома. Похоже, теперь она твердо настроена купить его за полную цену. Она хочет его еще раз осмотреть и, как она говорит, согласна ждать, пока мы не освободим его. Она будет здесь в понедельник.
54
Панихида по профессору Гранту состоялась в субботу утром в епископальной церкви св. Луки, расположенной неподалеку от клинтонского студенческого городка. Педагоги и студенты собрались вместе, чтобы отдать последнюю дань уважения любимому преподавателю. В своем прощальном слове ректор говорил о светлом уме Элана, о его душевной теплоте и щедрости.
«Он был незаурядным педагогом. От его улыбки на душе становилось светлее… Он помогал людям становиться добрее и лучше… Он всегда чувствовал, когда кому-то было тяжело. Он всегда как-то мог помочь».
Брендон Моуди присутствовал на церемонии в качестве наблюдателя. Он с особым интересом следил за вдовой Элана Гранта, которая была одета в скромный на вид черный костюм с ниткой жемчуга. С некоторым удивлением для себя Брендон отметил, что с годами у него развилось безошибочное чувство моды. На преподавательскую зарплату, пусть даже с тем, что она получала в своем бюро, Карен Грант вряд ли могла себе позволить шикарно одеваться. Может быть, она и Грант получили богатое наследство? На улице было сыро и ветрено, однако она пришла в церковь без пальто. Значит, она оставила его в машине. В такие дни на кладбище обычно страшно холодно.
Следуя из церкви за гробом, она плакала. «Красивая женщина», — подумал Брендон. Он с удивлением увидел, как Карен Грант с ректором и его женой села в первый лимузин. Никого из членов семьи? Ни одного близкого друга? Брендон решил продолжить свое участие в церемонии. Он пойдет на погребение.
Ответ на свой вопрос о пальто Карен Моуди получил именно там. Она вышла из лимузина в длинном норковом манто от Блэкглама.
«Он был незаурядным педагогом. От его улыбки на душе становилось светлее… Он помогал людям становиться добрее и лучше… Он всегда чувствовал, когда кому-то было тяжело. Он всегда как-то мог помочь».
Брендон Моуди присутствовал на церемонии в качестве наблюдателя. Он с особым интересом следил за вдовой Элана Гранта, которая была одета в скромный на вид черный костюм с ниткой жемчуга. С некоторым удивлением для себя Брендон отметил, что с годами у него развилось безошибочное чувство моды. На преподавательскую зарплату, пусть даже с тем, что она получала в своем бюро, Карен Грант вряд ли могла себе позволить шикарно одеваться. Может быть, она и Грант получили богатое наследство? На улице было сыро и ветрено, однако она пришла в церковь без пальто. Значит, она оставила его в машине. В такие дни на кладбище обычно страшно холодно.
Следуя из церкви за гробом, она плакала. «Красивая женщина», — подумал Брендон. Он с удивлением увидел, как Карен Грант с ректором и его женой села в первый лимузин. Никого из членов семьи? Ни одного близкого друга? Брендон решил продолжить свое участие в церемонии. Он пойдет на погребение.
Ответ на свой вопрос о пальто Карен Моуди получил именно там. Она вышла из лимузина в длинном норковом манто от Блэкглама.
55
Совет «Церкви в эфире», насчитывавший двенадцать членов, собрался в первую субботу месяца. Не всем из них пришлись по душе те резкие перемены, которые произошли в часовой передаче с приходом преподобного Бобби Хоккинса. «Чудесный колодец» представлялся старшему члену совета настоящим богохульством.
Зрителям предлагалось написать в письмах о своем заветном желание. Письма помещались в «колодец», и перед заключительным гимном преподобный Хоккинс, простирая над ним руки, проникновенно молился во исполнение этих желаний. Иногда он приглашал в студию кого-либо из своих телеприхожан, обратившихся к нему за чудом, для особого благословения.
— Ратланд Гаррисон, наверное, в гробу перевернулся, — сказал Бику старейший член совета на месячном собрании собора.
Бик холодно посмотрел на него.
— Мне кажется, пожертвования значительно возросли.
— Да, но…
— Что «но?» Нами выделено больше средств больнице и дому престарелых, южноамериканским сиротским домам, о которых я всегда заботился лично, больше людей обратились к Господу.
Он обвел глазами всех сидевших за столом членов совета.
— Принимая этот сан, я обещал расширить нашу сферу деятельности. Я проанализировал статистику. В последние несколько лет число пожертвований постоянно уменьшалось. Разве это не так?
Все молчали.
— Разве это не так? — вновь спросил он громовым голосом.
Сидевшие закивали головами.
— Вот и замечательно. В таком случае, кто не со мной, тот против меня и должен покинуть этот святейший собор. Я объявляю перерыв.
Стремительно выйдя из зала, Хоккинс прошел по коридору в свой личный кабинет, где Опал разбирала почту «Чудесного колодца». Она обычно просматривала почту и отбирала самые интересные просьбы, которые Бик мог прочесть во время передачи. Затем письма складывались в одну стопку и в дальнейшем помещались в «колодец». Пожертвования откладывались отдельно, и Бик вел их учет.
Опал боялась показывать ему одно из отложенных ею писем.
— Они прозревают, Карла, — сообщил он ей. — Они постепенно понимают, что сам Господь указывает мне путь.
— Бик, — робко начала она.
Он нахмурился.
— В этих стенах мы никогда не должны…
— Я знаю. Извини. Просто… Прочти это.
Она сунула в его протянутую руку сбивчивое письмо Томазины Перкинс.
Зрителям предлагалось написать в письмах о своем заветном желание. Письма помещались в «колодец», и перед заключительным гимном преподобный Хоккинс, простирая над ним руки, проникновенно молился во исполнение этих желаний. Иногда он приглашал в студию кого-либо из своих телеприхожан, обратившихся к нему за чудом, для особого благословения.
— Ратланд Гаррисон, наверное, в гробу перевернулся, — сказал Бику старейший член совета на месячном собрании собора.
Бик холодно посмотрел на него.
— Мне кажется, пожертвования значительно возросли.
— Да, но…
— Что «но?» Нами выделено больше средств больнице и дому престарелых, южноамериканским сиротским домам, о которых я всегда заботился лично, больше людей обратились к Господу.
Он обвел глазами всех сидевших за столом членов совета.
— Принимая этот сан, я обещал расширить нашу сферу деятельности. Я проанализировал статистику. В последние несколько лет число пожертвований постоянно уменьшалось. Разве это не так?
Все молчали.
— Разве это не так? — вновь спросил он громовым голосом.
Сидевшие закивали головами.
— Вот и замечательно. В таком случае, кто не со мной, тот против меня и должен покинуть этот святейший собор. Я объявляю перерыв.
Стремительно выйдя из зала, Хоккинс прошел по коридору в свой личный кабинет, где Опал разбирала почту «Чудесного колодца». Она обычно просматривала почту и отбирала самые интересные просьбы, которые Бик мог прочесть во время передачи. Затем письма складывались в одну стопку и в дальнейшем помещались в «колодец». Пожертвования откладывались отдельно, и Бик вел их учет.
Опал боялась показывать ему одно из отложенных ею писем.
— Они прозревают, Карла, — сообщил он ей. — Они постепенно понимают, что сам Господь указывает мне путь.
— Бик, — робко начала она.
Он нахмурился.
— В этих стенах мы никогда не должны…
— Я знаю. Извини. Просто… Прочти это.
Она сунула в его протянутую руку сбивчивое письмо Томазины Перкинс.
56
После похорон Карен и преподавательский состав факультета поехали домой к ректору колледжа, где их ждал легкий обед. Декан Уолтер Ларкин сказал Карен, что он не сможет себе простить того, что не разобрался, насколько тяжело была больна Лори Кеньон.
— Доктор Айовино, директор медицинского консультативного центра, тоже винит себя в этом.
— Произошла трагедия и не стоит винить в этом ни себя, ни других, — тихо сказала Карен. — Я должна была убедить Элана показать эти письма руководству еще до того, как он решил, что их писала Лори. И Элан не должен был оставлять окно в спальню настежь открытым. Я должна ненавидеть эту девушку, но я лишь вспоминаю о том, как Элан жалел ее.
Уолтер Ларкин всегда считал, что Карен была бесчувственна и холодна, но теперь он вдруг засомневался. Слезы в ее глазах и дрожащие губы были явно неподдельными.
На следующее утро за завтраком он поделился своими мыслями с женой.
— Не будь таким наивным, Уолтер, — категорично ответила Луиза. — Карен до смерти надоели как жизнь в городке, так и факультетские чаепития. Она бы давно бросила его, если бы Элан не был таким щедрым. Посмотри, как она одевается! Знаешь, что я думаю? Элан в конце концов понял, на ком он женился. Уверена, что он не собирался больше мириться с этим. Так что несчастная девочка Кеньон подарила Карен билет на поездку первым классом в один конец до Нью-Йорка.
— Доктор Айовино, директор медицинского консультативного центра, тоже винит себя в этом.
— Произошла трагедия и не стоит винить в этом ни себя, ни других, — тихо сказала Карен. — Я должна была убедить Элана показать эти письма руководству еще до того, как он решил, что их писала Лори. И Элан не должен был оставлять окно в спальню настежь открытым. Я должна ненавидеть эту девушку, но я лишь вспоминаю о том, как Элан жалел ее.
Уолтер Ларкин всегда считал, что Карен была бесчувственна и холодна, но теперь он вдруг засомневался. Слезы в ее глазах и дрожащие губы были явно неподдельными.
На следующее утро за завтраком он поделился своими мыслями с женой.
— Не будь таким наивным, Уолтер, — категорично ответила Луиза. — Карен до смерти надоели как жизнь в городке, так и факультетские чаепития. Она бы давно бросила его, если бы Элан не был таким щедрым. Посмотри, как она одевается! Знаешь, что я думаю? Элан в конце концов понял, на ком он женился. Уверена, что он не собирался больше мириться с этим. Так что несчастная девочка Кеньон подарила Карен билет на поездку первым классом в один конец до Нью-Йорка.
57
В десять часов утра в понедельник Опал пришла в агентство по продаже недвижимости. Бетси Лайенс уже ждала ее.
— Видите ли, миссис Хоккинс, — начала она, — боюсь, что сегодня у вас будет единственная возможность осмотреть дом Кеньонов, так что, пожалуйста, постарайтесь получше рассмотреть все, что вас интересует, и уточнить все необходимые детали.
Именно такое начало разговора и было нужно Опал. Бик велел ей разузнать все, что можно, о том, как развивались события.
— На эту семью свалилось столько несчастий, — она вздохнула. — Как себя чувствует эта бедная девочка?
Бетси Лайенс с облегчением поняла, что жуткие заголовки газет, кричащие об аресте Лори Кеньон по обвинению в убийстве, похоже не повлияли на намерение Карлы Хоккинс купить этот дом. В ответ на это, она позволила себе быть с ней более откровенной, чем обычно.
— Можете себе представить, как взбудоражен весь город. Все им сочувствуют. Мой муж адвокат, и он говорит, что при защите им нужно будет делать упор на невменяемость, но доказать это будет не просто. Все годы, что я знаю Лори Кеньон, в ее поведении никогда не было ничего странного, никакого намека на умопомрачение. Сейчас нам лучше ехать, не теряя времени.
Опал всю дорогу молчала. А вдруг все это обернется против них и благодаря фотографии Ли что-то вспомнит? Но тогда она вспомнит и про угрозу Бика.
В тот день Бик выглядел действительно устрашающе. Он поощрял привязанность Ли к этому глупому цыпленку. Глаза Ли, всегда опущенные и грустные, зажигались, когда она выходила во двор. Она подбегала к цыпленку, брала его на руки и прижимала к себе. Однажды, взяв из ящика кухонного стола нож, Бик подмигнул Опал:
— Сейчас ты увидишь представление, — сказал он ей.
Выскочив на улицу, он стал размахивать ножом перед Ли. Она в страхе прижала к себе цыпленка. Протянув руку, он схватил его за шею. Цыпленок пронзительно запищал, и Ли с неожиданной храбростью попыталась отнять его у Бика. Он так сильно ударил ее, что она отлетела. И затем, пока девочка поднималась, Бик взмахнул рукой и отсек цыпленку голову.
Опал сама похолодела от ужаса, когда он швырнул обезглавленного цыпленка к ногам Ли, и тот, трепыхаясь, обрызгивал ее кровью. Потом Бик поднял голову цыпленка и, нацелив нож на горло Ли, помахал им в воздухе. Его глаза грозно блестели. Жутким голосом он пообещал Ли, что с ней будет то же самое, если она когда-нибудь скажет про них хоть слово. Да, Бик был прав. Воспоминание о том дне либо заставит Ли замолчать, либо окончательно сведет ее с ума.
— Видите ли, миссис Хоккинс, — начала она, — боюсь, что сегодня у вас будет единственная возможность осмотреть дом Кеньонов, так что, пожалуйста, постарайтесь получше рассмотреть все, что вас интересует, и уточнить все необходимые детали.
Именно такое начало разговора и было нужно Опал. Бик велел ей разузнать все, что можно, о том, как развивались события.
— На эту семью свалилось столько несчастий, — она вздохнула. — Как себя чувствует эта бедная девочка?
Бетси Лайенс с облегчением поняла, что жуткие заголовки газет, кричащие об аресте Лори Кеньон по обвинению в убийстве, похоже не повлияли на намерение Карлы Хоккинс купить этот дом. В ответ на это, она позволила себе быть с ней более откровенной, чем обычно.
— Можете себе представить, как взбудоражен весь город. Все им сочувствуют. Мой муж адвокат, и он говорит, что при защите им нужно будет делать упор на невменяемость, но доказать это будет не просто. Все годы, что я знаю Лори Кеньон, в ее поведении никогда не было ничего странного, никакого намека на умопомрачение. Сейчас нам лучше ехать, не теряя времени.
Опал всю дорогу молчала. А вдруг все это обернется против них и благодаря фотографии Ли что-то вспомнит? Но тогда она вспомнит и про угрозу Бика.
В тот день Бик выглядел действительно устрашающе. Он поощрял привязанность Ли к этому глупому цыпленку. Глаза Ли, всегда опущенные и грустные, зажигались, когда она выходила во двор. Она подбегала к цыпленку, брала его на руки и прижимала к себе. Однажды, взяв из ящика кухонного стола нож, Бик подмигнул Опал:
— Сейчас ты увидишь представление, — сказал он ей.
Выскочив на улицу, он стал размахивать ножом перед Ли. Она в страхе прижала к себе цыпленка. Протянув руку, он схватил его за шею. Цыпленок пронзительно запищал, и Ли с неожиданной храбростью попыталась отнять его у Бика. Он так сильно ударил ее, что она отлетела. И затем, пока девочка поднималась, Бик взмахнул рукой и отсек цыпленку голову.
Опал сама похолодела от ужаса, когда он швырнул обезглавленного цыпленка к ногам Ли, и тот, трепыхаясь, обрызгивал ее кровью. Потом Бик поднял голову цыпленка и, нацелив нож на горло Ли, помахал им в воздухе. Его глаза грозно блестели. Жутким голосом он пообещал Ли, что с ней будет то же самое, если она когда-нибудь скажет про них хоть слово. Да, Бик был прав. Воспоминание о том дне либо заставит Ли замолчать, либо окончательно сведет ее с ума.