- Скальные гоблины, - снова прошептал Бол.
   Теперь и все услышали, что шипению, доносящемуся из пропасти, явно отвечает такой же шум за их спинами.
   Бол повернулся к Елене, и она с ужасом поняла, что никогда еще не видела в глазах дяди такого отчаяния.
   - Простите меня, - прошептал он и ей, и Эррилу.
   Но девочка едва расслышала эти слова - с боков и сзади к ним уже подходили чернильно-черные тени, охватывая их полукольцом.
   - Крал! - позвала Нилен сквозь шумящий грозой лес. Жестокий дождь хлестал по лицу, но она упорно продвигалась вперед, туда, где услышала стук кованых копыт. Мист нехотя, но брела вперед.
   Рокингем ехал за ней на жеребце Эррила. По-прежнему привязанный к серой кобыле, он, тем не менее, не делал никаких попыток отвязаться и убежать. Пленник явно не имел никакого желания плутать в этом лесу с затерянными в ночи чудовищами в одиночку.
   - Он мертв, - в который раз проворчал Рокингем. - Давай найдем дупло и переждем хотя бы грозу.
   - Нет.
   - Он не мог выжить.
   - Однажды это уже случилось.
   - Только не ночью, - отрубил Рокингем, но приподняв плечи, покорно поплелся дальше.
   - И я слышала его.
   - Ты слышала только гром.
   Но Нилен гнала кобылу вперед, полностью открывшись окружающему миру. Ошибиться было невозможно - она слышала отнюдь не гром.
   - Крал! - снова и снова кричала маленькая женщина, и ветер уносил в пространство срывавшееся с ее нежных губ имя.
   И внезапно, словно в ответ на ее зов, впереди вспыхнул какой-то призрачный свет. Поначалу нюмфая подумала, что они просто сделали круг и снова вернулись к домику старика. Но это было немыслимо, слишком густой лес стоял вокруг, и потому Нилен только пришпорила лошадь, продолжая неотрывно смотреть вперед сквозь пелену дождя. Свет, мерцающий и смутный, слепо тыкался то туда, то сюда. Что это? Кто кого ждет?
   Тогда Нилен нашла дерево потолще и, закрыв глаза, положила ладонь на его грязную шершавую кору, пытаясь проникнуть к самому его сердцу, к самым корням, что были связаны со всеми остальными корнями того леса. И почти неслышно запела песню нюмфай, песню вопросов - кто там впереди, друг или враг, жизнь или смерть? Но ответом ей был лишь раздраженный гул, похожий на храп спящего мужлана. О, как неповоротливы и тупы оказались здешние деревья! Как несравнимы с ясными и чистыми голосами, поющими на ее родине! И среди этого нестройного шума она с трудом разобрала лишь одно слово - эльф.
   Пораженная, женщина убрала руку со ствола. Все это показалась Нилен каким-то старым ночным кошмаром. Весь лес был погружен в прошлое, в его страхи и ужасы. Никаких эльфов не бывало в этих краях уже тысячи лет, они исчезли давно, подняв паруса на Великом Западном Океане, чтобы отправиться на далекий волшебный остров, откуда уже никогда не вернулись.
   Но даже просто упоминание о древних существах подняло в груди Нилен настоящую бурю - настолько проклято было то имя и так страшно было действительно наткнуться на эльфа в этом ревущем грозой лесу.
   Но лошадь словно сама собой шла на свет, а то и дело возникающие между ними и светом деревья делали его похожим на какие-то таинственные знаки, то вспыхивающие, то гаснущие. Потом полыхнула особенно яркая молния, дождь полил еще сильнее, и свет исчез. Нилен остановила Мист и стала ждать, не зная теперь, в какую сторону ехать.
   Она почти затаила дыхание, но острые глаза ее продолжали всматриваться в пелену дождя.
   Неожиданно Рокингем подъехал ближе и остановил своего каракового жеребца вплотную с Мист.
   - Не нравится мне все это. Лучше поехали отсюда подальше. Кто знает, какие еще твари могут оказаться ночью в лесу.
   - Т-с-с! - приложила палец к губам нюмфая и снова прислушалась. Где-то совсем рядом хрустнула ветка.
   - Что... - но на рот Рокингема легла широкая влажная ладонь.
   Нилен вздрогнула и едва не упала, когда увидела, как над Рокингемом склонилась огромная темная фигура и стащила его с седла. Маленькая женщина мгновенно вытащила из-за пояса кинжал и приготовилась. Увы, того, кто стащил Рокингема, не было видно за жеребцом.
   В ту же секунду краем глаза она увидела, что свет снова появился, на сей раз справа от нее, в глубине леса. Но теперь ей было не до него, поскольку все внимание оказалось сосредоточенным на возне за жеребцом. Правда, через пару секунд над седлом показалась знакомая борода.
   - Крал? - сдавленным шепотом прошептала Нилен.
   - Вниз, - прошептал он, и та же рука сдернула с седла и ее.
   Теперь они втроем лежали на мокрых листьях. Рокингем сердито потирал шею, и в глазах у него стоял нескрываемый гнев.
   - Отвяжите коней, - прошептал Крал.
   - Зачем?
   Он махнул рукой в сторону негаснущего больше света.
   - Лошади отвлекут внимание, а вы и так нашумели достаточно... Можно накликать чего и кого угодно... Вон хоть горную кошку. Пешком, да еще в такую грозу, будет легче замести следы.
   - Но что это?
   - Это... Не знаю, не уверен, - Крал быстро отвернулся. - Но в такую ночь надо быть все время настороже.
   Нилен нахмурилась. Горец вел себя странно и явно чего-то недоговаривал.
   - Я лично никуда не пойду, - уперся Рокингем, снова потерев шею.
   - Ну и правильно, - неожиданно согласился Крал и, схватив его за запястья, связал их, а другой конец веревки перекинул через ветку дуба. В результате руки Рокингема взлетели вверх, и он затанцевал на цыпочках, стараясь не оторваться от земли. Веревку Крал закрепил на стволе.
   Рокингем начал возмущаться, но во рту у него немедленно оказалась затычка.
   - Неужели это так необходимо? - укоризненно спросила Нилен, неприятно пораженная жестокостью Крала. - Он не причинил мне ни малейшего беспокойства в пути.
   - Да? А скалтумы? Откуда они взялись? Как узнали, где мы?
   Нилен промолчала, не зная, что ответить.
   - Пошли, солнце уже встает, - объявил горец. - Я собираюсь вернуться к дому и проверить, нет ли там еще каких гостей. Но прежде надо все же пойти и проверить, кто это там бродит по лесу вместе с нами.
   Нилен вспомнила о том, что услышала от деревьев, но и без того пораженная действиями горца, решила не открывать ему своего беспокойства. К тому же, зачем было упоминать эльфов, которых давным-давно здесь уже не было.
   - А ты пока оставайся здесь, с лошадьми.
   - Нет, - вырвалось у Нилен раньше, чем она успела подумать, но отступать нюмфая не собиралась. - Я пойду с тобой.
   Крал возмущенно задышал, протестуя, но потом пожал плечами и повернулся в сторону света.
   Нилен пошла следом, неотрывно глядя в широкую спину горца. Крал казался кораблем, рассекающим воды леса. Молчаливый и уверенный, шел он к далекому свету, и топор поблескивал в его руке. Нилен, сама плоть от плоти лесное существо, едва поспевала за ним. Гроза и дождь словно одевали ее непроницаемой пеленой в то время, как о горца разбивались, как о скалу.
   Они шли, не обмениваясь ни словом, но в голове у Нилен метались тысячи вопросов. Даже после ужасной битвы со скалтумом еще в городе Крал покинул поле сражение невозмутимым и спокойным, а теперь, в относительной безопасности, он почему-то нервничал, и действия его были скоры, как лезвие его боевого топора. Казалось, даже плечи гиганта совершенно стали железными.
   Если бы не такое поведение горца, Нилен, скорее всего, осталась бы рядом с пленником и лошадьми и, возможно, даже отвязала бы несчастного, дабы он не чувствовал себя куропаткой, подвешенной за ногу. Но в покрасневших глазах Крала было нечто такое, что понуждало маленькую женщину отправиться вслед за ним, ибо нюмфая понимала, что в такую ночь могут понадобиться не только острое лезвие и стальные мускулы.
   Наконец, ей удалось почти догнать Крала, и они оба явственно увидели свет, исходивший откуда-то из-за поваленных стволов. Но кто бы ни зажег его в эту грозу, он заслуживал чего-то иного, а не просто слепой ярости. Маленькая женщина нырнула под рукой горца и решительно пошла вперед, желая сама проверить, так уж ли нужен здесь его боевой топор. Она шла теперь впереди великана, неслышно ступая по сломанным веткам и сорванным листьям. Неслышное хождение по лесу являлось ее неотъемлемой природой, второй натурой. Сзади гневно и громко сопел Крал.
   Легкая улыбка скользила по губам женщины до тех пор, пока она, наконец, не перебралась через последнее дерево и не увидела, кто зажег свет в этом темном лесу. Нет! Инстинкт заставил ее полностью затаить дыхание и снова молниеносно выхватить тонкий кинжал. Нюмфая стояла в круге света.
   Высокий гибкий человек, в два раза выше, но и в два раза легче ее самой, одетый лишь в длинную белую рубашку, заправленную в зеленые штаны, повернул к ней голову на длинной тонкой шее. Он стоял в кольце грибов, высоко подняв одну руку, в которой и был источник света. Вернее, на которой, ибо на его запястье сидела небольшая птица, от чьего оперения шел яркий и в то же время призрачный свет. Удивленная птица два раза махнула крыльями, и свет вспыхнул ярче. Лунный сокол! Сокол открыл клюв и что-то проклекотал.
   - Нет, Нилен, нет! - закричал сзади Крал, когда Нилен бросилась вперед с высоко поднятым кинжалом.
   Но маленькая женщина не услышала этого крика; ибо мозг ее затуманила ненависть.
   Эльфы давно должны были умереть!
   Эррил обнажил меч. По проходам с трех сторон медленно приближались шипящие темные фигуры. Бол тоже отошел на шаг и крепко обнял племянницу. Сзади зияла пропасть, и любой шаг к отступлению означал только смерть. Фонарь тускло светил, освещая обреченную троицу.
   - Не понимаю, - пробормотал растерянный дядюшка. - Все те несколько раз, что я сталкивался со скальными гоблинами, мне спокойно удавалось уйти. Они никогда не преследовали меня.
   - Может быть, теперь они стали храбрее, - насмешливо проворчал Эррил, глядя, как несколько теней уже приблизились к ним на расстояние пары вытянутых рук. Но дальше кольца света от фонаря шагнуть они, казалось, не решались.
   Но вот одна из теней оторвалась от остальных и приблизилась к полосе света почти вплотную. Теперь половина ее тела была в тени, половина на свету, отражавшемуся в красных глазах и иглообразных зубах гоблина. Эррил почувствовал, как волосы у него на затылке встают дыбом. Гоблин напоминал самые худшие из ночных кошмаров его детства; в такие моменты одеяло натягивается на голову, а по всему дому разносится отчаянный детский крик.
   - Сейчас они бросятся, - прошептал он Болу. - У вас есть какое-нибудь оружие?
   - Нет. Только фонарь. - Старик шагнул вперед, выставив фонарь на вытянутой руке еще дальше.
   Неожиданное перемещение света удивило гоблина, и на какое-то мгновение он застыл. Ростом он оказался не больше козы, но его кожа, смотревшаяся в тени черной, теперь оказалась мертвенно белой, как брюхо дохлой рыбы. Всю ее покрывала какая-то сальная смазка", а огромные красные глаза, не мигая, смотрели на пришельцев. Потом, злобно зашипев и оскалив зубы, зверек метнулся назад, в тень. Длинный хвост с единственным черным шипом на конце вильнул из стороны в сторону, являя угрозу и злобу.
   Эррил скривился даже не столько от вида отвратительного существа, сколько от того, что при свете фонаря увидел впереди. Вся пещера перед ними была забита шевелящимися скорченными фигурками этих тварей, даже стены и балки были усыпаны ими, держащимися когтями за любой выступ.
   Гоблин перед ними быстро скрылся в этой мешанине, и вся масса несколько отступила под воздействием света назад.
   - Ну, и что нам теперь делать? - устало спросил Эррил. - Моему мечу не прорубить прохода в такой массе. А где ваша ведьминская магия? - усилием воли старый воин заставил себя не смотреть в сторону скорчившейся за стариком девочки.
   - Нет, она истощена, и, подобно ее мужским отражениям, для того чтобы вернуть силы, ей нужен свет. Она нам не поможет.
   - Тогда чем же можно урезонить этих господ?
   - Не знаю. Они живут очень уединенно, и их привычки известны мало. Особенно тем, кто здесь никогда не был.
   - А где же те, кто здесь бывал?
   - Их черепа и кости иногда находят, причем обглоданными очень чисто.
   Эррил снова посмотрел в темноту и увидел, как гоблины медленно, но верно снова подбираются к свету. Старый воин жестом попросил Елену встать вплотную с Болом и освободить хотя бы небольшое пространство, чтобы у него оставалась возможность для маневра. И медленно стал поднимать меч.
   Оставалось только увидеть малейший знак того, что твари готовы броситься, но они по-прежнему ждали, сгрудившись за световым кругом, словно тоже ждали какого-то знака. Казалось, они согласны скорее не выпускать пришельцев, чем наброситься и пожрать.
   - Что... что они делают? - прошептала Елена из-за спины Бола, и голос ее прозвучал не по-детски серьезно и твердо. Эррил подумал, что она, вероятно, еще не полностью осознает их положение в силу возраста.
   - Еще не знаю, моя хорошая, но нам лучше всего оставаться спокойными и не двигаться.
   При этих словах по массе гоблинов прошло волнение, и по пещере заметались отзвуки эха, наполненного шипением и клацанием кожистых языков.
   Эррил приготовился, напряг руку с мечом и сузил глаза.
   Но тут из темноты снова выскочил один гоблин и встал почти у самого света. Как и прежний, он вперил в Эррила огромные красные глаза и нервно задергал хвостом. Но в его крошечных руках блестел в неверном фонарном свете какой-то предмет. Гоблин протянул ручки вперед, словно принося дар, но Эррил направил острие меча прямо ему в грудь.
   Остальные твари вдруг внезапно и дружно замолчали и даже перестали двигаться, а стоявший с предметом гоблин вдруг раскрыл протянутые ладони, и Эррил увидел на них металлическую скульптуру, вероятно, весьма тяжелую, поскольку гоблин явно удерживал ее с трудом.
   Металл на ладонях отливал золотом - Эррил знал, что это, и знал, что это отнюдь не золото, но железо, созданное из крови многих-многих магов. Он сам спрятал его однажды в этих руинах больше века назад, дабы сберечь в целости и сохранности во время своих многочисленных разъездов по стране.
   Это был ключ защиты Алоа Глен. Пораженный и онемевший, Эррил опустил меч, и гоблин с даром сделал еще шаг вперед, продолжая протягивать ручки. Но протягивал он их не Эррилу, а куда-то за него, и не успел воин оглянуться, как гоблин юркнул мимо и подбежал к зияющей пропасти. На ее краю зверек застыл, словно раздумывая, и на мгновение обернулся через плечо на Эррила.
   - Нет! - Крикнул старый воин и, бросив меч, протянул руку к гоблину. Ключ защиты не должен быть потерян. Но он опоздал - гоблин уже прыгнул в пропасть, в черную бездну, унося с собой ключ к потерянному городу.
   Эррил замер на краю, упал на колени и протянул руки в темноту. Но на него смотрела лишь непроглядная вечная ночь.
   - Света! - крикнул он.
   - Смотрите, они уходят, - прошептал Бол. Эррил быстро обернулся и увидел, как масса гоблинов уходит, как воды морского отлива. Что ж, одной опасностью меньше. И старый воин снова устремил глаза в пропасть.
   - Фонарь! Светите сюда! Скорее!
   - Зачем? Лучше просто уйти отсюда. Скоро мы будем на поверхности. - Бол осветил пропасть.
   - Ниже, еще ниже, - приказал Эррил.
   Вздохнув, Бол нагнулся и опустил фонарь как мог низко. Перед ними была одинокая скала, грубо вырезанные ступени которой вели еще дальше в глубину. Было видно, как гоблин ловко прыгает по ним все дальше и дальше вниз. Скоро он вышел из полосы света и пропал из виду.
   - Надо поймать эту жабу! - Эррил вскочи на ноги к схватился за меч.
   - Зачем? Оставьте его в покое. Главное - спасти Елену.
   Эррил с досадой вложил меч в ножны.
   - Если мы хотим добраться до Алоа Глен и добыть Кровавый Дневник, нам во что бы то ни стало надо заполучить то, что унес гоблин. Это ключ, который откроет нам путь к потерянному городу. Без него вокруг города сомкнутся древние стены, и он станет непроницаемым. Я должен вернуть ключ.
   Чем дольше говорил Эррил, тем сильнее хмурился Бол.
   - Как они нашли его? И зачем показали нам, а потом ушли?
   - Мы им просто мешали. - Эррил бросил взгляд на опустевшую пещеру. Теперь они уверены, что мы уйдем, то есть не уйдем наверх, а бросимся за ключом вниз. В общем, они правы.
   Елена заглянула в пропасть:
   - Как это? - испугалась она.
   Эррил положил руку ей на плечо:
   - А вот так, прямо туда, - и старый воин указал на осклизлые каменные ступени.
   Крал бросился вслед за Нилен. Что могло пробудить такую ярость в столь спокойной и рассудительной до этого женщине? Дождь казался еще сильнее на этой открытой полянке, а ее единственный обитатель смотрел на летящую на него с кинжалом Нилен всего лишь с удивленной улыбкой на поджатых губах. Его длинные волосы, завязанные в хвост, отливали серебром, но это явно не было сединой, поскольку лицо у него выглядело гладким и юным. Синие глаза мельком остановились на Крале, и тут же удивление и молодость исчезли с лица странного существа.
   Единственный свет посреди этой чудовищной грозы, исходивший от птицы, полыхнул ярче, а сам сокол во второй раз прокричал громко и тревожно, отзываясь на крик Нилен не меньшей яростью и гневом.
   Порыв дождя хлестнул Крала прямо по глазам, и на мгновение он ослеп, но когда прозрел, птица уже не сидела на широком костистом запястье - она парила над Нилен и вдруг при свете очередной молнии выбила кинжал у нее из рук: А еще через пару секунд сокол уже спокойно восседал на своем прежнем импровизированном насесте.
   Нилен застыла с прилипшими к лицу длинными прекрасными волосами, и на лице ее ясно читались обида и ненависть.
   - Это не ваша страна! - кричала маленькая женщина, и голос ее сливался с грохотом грома. - Вы здесь чужие!
   Но подоспевший Крал уже положил ей на плечо тяжелую руку, и теперь, не зная, что за существо перед ними, но веря Нилен, стоял готовый к обороне. Он чувствовал, как женщина вся дрожит мелкой дрожью; ее переполнял гнев, готовый в любую секунду вырваться наружу.
   - Что это за человек? Ты его знаешь?
   - Нет, не его, - начав говорить, Нилен немного успокоилась. - Но я знаю это племя - это эльфы! - Последнее слово прозвучало как плевок.
   Однако незнакомец не обратил на это никакого внимания, словно не понимал языка, на котором все это говорилось. Он только поднял руку, сделав движение, от которого рука Крала тоже потянулась к топору. Но незнакомец длинным пальцем лишь поправил растрепавшиеся перья птицы. Это, казалось, успокоило сокола, и он уселся основательней на своем странном насесте.
   - Никогда о таких не слышал, - не зная сам почему, прошептал Крал.
   - Ты и не мог. Эльфы, исчезнув в далях Великого Западного Океана, стали мифом еще до того, как здесь появились первые люди.
   - Тогда откуда знаешь их ты?
   - У деревьев долгая память. Самые старые из наших корней были тогда совсем еще юными, когда это племя разгуливало под их кронами на Западных Равнинах. И самые древние деревья до сих пор поют песни... песни о войне и предательстве.
   - Они больше не поют, - спокойно заметил незнакомец, заговорив в первый раз за все это время. Голос его оказался похожим на перезвон колокольчиков. Он говорил, не отрывая взгляда от сокола и склонив голову набок, словно в раздумье.
   - Из-за вас! - выкрикнула Нилен и снова задрожала от негодования.
   Незнакомец только пожал плечами.
   - Вы нас предали! - нюмфая почти плакала.
   - Нет, вы уничтожили себя сами, - на этот раз в голосе эльфа промелькнул гнев, и в его синих глазах, как тучка в небе, повисло недовольство. Затем незнакомец повернулся к Нилен и Кралу, показав свое высокоскулое белое лицо.
   Крал стиснул хрупкое плечо, чтобы не дать выход гневу Нилен, и сразу же почувствовал, что она не солгала относительно этих эльфов, во всяком случае, она сама совершенно искренне верила в свои обвинения. Но, по его ощущениям, не лгал и эльф, он тоже верил в свою невиновность.
   Тогда горец решил вмешаться в этот странный разговор, по своему накалу ничуть не уступавший бушующей грозе на небесах.
   - Не понимаю, скажите толком, что же между вами произошло?
   - Когда-то давным-давно деревья духа моей родины, коа-кона, росли на этой земле повсюду, простираясь от Зубов через все Западные Равнины до самого Океана, - повернув к Кралу пылающее лицо, начала Нилен. - Нас почитали как духов корней и кроны, и мы щедро дарили себя всем.
   Эльф только презрительно фыркнул:
   - Вы жили и вели себя так, будто другие племена в этой стране не более, чем орудия для выращивания ваших драгоценных стволов. Ваше правление оказалось настоящей тиранией.
   - Лжешь!
   - И поначалу даже мы не сознавали, насколько неестественна ваша власть надо всей страной. Мы помогали вам, обладая властью над ветрами и светом, помогали расти, помогали жить. Но потом благодаря ветрам с гор начали понимать, как страшно уродуете вы нашу землю: как пересыхают от вас болота, как меняют русла реки, как рушатся от корней горы. Красота и разнообразие жизни уничтожались вашим владычеством, захватывавшим все большие территории - и тогда мы перестали помогать вам, но попытались вразумить ваших старейшин. И за это были опозорены и изгнаны!
   - Но до этого вы прокляли нас! Вы принесли своими ветрами Блайт и заразили им наши корни и листья. Мы стали гнить и умирать пока не превратились в крошечную рощицу, охраняемую новой магией появившихся в стране человеческих племен. Вы убили нас!
   - Это абсурд. Мы всегда ценили любую жизнь, и вашу в том числе. И это не мы прокляли вас и принесли Блайт, но сама страна не вынесла вашего владычества. Природа боролась, чтобы сохранить свое многообразие. Вас свергла сама страна, сама земля! И не вините в этом нас.
   Глаза Нилен широко распахнулись, и она произнесла вдруг как-то растерянно тихо:
   - Ты лжешь, - но в голосе маленькой женщины дрожала неуверенность, и словно за поддержкой она повернулась к горцу. - Ведь он лжет, Крал?
   Крал отрицательно покачал головой:
   - Я чувствую только правду. То есть я хочу сказать, он свято верит в то, что он говорит. Но это не дает основания знать, правду ли говорит он.
   Нилен в отчаянии сжала кулаками виски.
   - Но зачем, зачем вы вернулись!?
   - Когда нас изгнали, землю заколдовали, чтобы мы никогда не вернулись обратно, но со смертью последнего дерева коа-кона заклятье потеряло силу, и путь к нашему возвращению снова открылся. Я послан первым.
   - Зачем? - поинтересовался Крал.
   - Вернуть потерянное, вернуть то, от чего нас вынудили отказаться.
   - И что же это? - удивилась нюмфая. - Мы ничего у вас не брали.
   - Ах, нет, брали. Вы спрятали это здесь, в долине, в месте, которое по-прежнему называется Зимним Гнездом Орла.
   - Что!? - в один голос переспросили Нилен и Крал.
   Эльф высоко поднял сокола.
   - Ищи же, ищи здесь то, что когда-то было нами потеряно! - И сокол взмахнув крыльями, взмыл в полосу лунного света и полетел в начинающую светлеть тьму. - Ищи пропавшего короля!
   КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
   ЛУННЫЙ СВЕТ И МАГИЯ
   Толчук плелся за оборотнями, подняв плечи от непрекращающегося дождя. Буря разразилась сразу же, как только они спустились с гор и вошли в густой лес предгорий. По ночному небу заметались молнии, освещая лес впереди слепящими вспышками неживого света.
   И в одну из таких вспышек Толчук вдруг обнаружил, что Могвид со своим братом-волком уже опередил его на целую лигу. Несмотря на дождь, его спутники, как только очутились в лесу, пошли легко и быстро. Лес был их домом, и хотя сейчас это был чужой лес, привычная обстановка, мягкий мох под ногами и груды опавших листьев придали им новые силы. Раненый волк, несмотря на поврежденную лапу, носился между деревьями, как угорелый, в то время как Толчук, раздираемый кашлем и обливавшийся потом даже под дождем, шлепал по сырости все медленнее и уже заметно устал.
   Он шел и грезил о своей сухой теплой пещере с веселым треском в родном очаге. Голова от усталости клонилась, и невеселые мысли то и дело вмешивались в сладкие воспоминания о доме. Начало зимы всегда ознаменовывалось Сулачрой - церемонией мертвых, на которой в память об ушедших зажаривалась целиком заботливо пестуемая всю весну и лето коза. Великан буквально ощущал этот сладковатый, наполняющий пещеру дым и видел женщин, широкими листьями деревьев токатока разгоняющих это жертвенное курение по всей пещере. Сулачра всегда происходила в грозу, поскольку считалось, что дыры, образуемые в куполе неба молниями, дают возможность духам принять дары и почувствовать, что их все еще помнят и почитают. Толчук снова закашлялся, и гром эхом ответил ему, а огр в очередной раз грустно подумал, кто же теперь устроит Сулачру в память о его несчастном отце. А если к нему не поднимется никакого дыма, то он непременно поймет, что забыт...
   Толчук печально вздохнул и прибавил шагу, содержимое набедренной сумки захлопало его по ноге, и он вспомнил про Сердце Огров. Остановившись, Толчук положил руку на мешок, нащупал там камень, и в ушах его явственно раздались слова Триады о том, что духи огров мертвы, что они не перешли ни в какой иной мир, а пленены здесь, в Камне сердца!
   И от этого открытия Толчуку стало легче. Значит, Сулачра всего лишь сплошной обман, никакой дым никогда и не достигал раздутых чувственных ноздрей, и никаких мертвых нет ни в каком ином мире.
   Огр убрал руку. Сулачра обернулась просто возможностью собираться всем вместе и несколько дней проводить дома, без походов и ссор. Славным временем мира и понимания, короткой передышкой, объединявшей всех чувствами милосердия и добра. Но теперь, с тем знанием, что открыла ему Триада, этот прекрасный праздник навеки потерял для Толчука все свое обаяние.