Мерик же наоборот, принимал помощь огра как должное, без благодарности, сам протягивая руку тогда, когда Толчук еще и не предлагал ее. Казалось, он вообще привык, чтобы ему помогали и даже носили на руках. Толчук поднимал эльфа, как пушинку, дивясь легкости этого странного существа, напоминавшей ему легкость пустой яичной скорлупы.
   Все эти действия совершались в полном молчании, и Толчук все никак не мог избавиться от размышлений о том, что услышал от эльфа. Что-то в этом рассказе весьма беспокоило его, но что - он никак не мог понять. Сначала огр попытался вспомнить все, что было ему известно об эльфах, потом постарался восстановить все подробности их первой встречи здесь, и к тому моменту, как они перелезли через завал, вдруг понял, что именно так обеспокоило его.
   На первом же привале Толчук повернулся к Мерику. Тот стоял опустив плечи, явно утомленный переходом. Даже неутомимый Крал присел на первый попавшийся валун, массируя себе лодыжки и икры.
   - Когда мы в первый раз встретились в лесу, вы ведь ничего не говорили про наследника, а только про какую-то ведьму. Это что, одно и то же? осторожно спросил огр. Мерик кивнул, стараясь дышать спокойно и ровно:
   - Да, это еще одна причина, по которой я ищу потомков короля. Наши оракулы сказали, что в этой земле появится ведьма, - и появится там, в той же долине, что и наш король. К этой ведьме, как бабочки на пламя, слетятся ее защитники со всей страны, и она окончательно разорит наши древние дома. Так что, помимо короля, я ищу и ведьму.
   - Зачем? - припадая на ушибленную ногу, грозно выступил вперед Крал.
   - Чтобы убить ее.
   Елена увидела, как дядя шагнул к Эррилу, упавшему на колени у входа в этот таинственный зал. Старый бродяга изо всех сил отворачивал лицо от льющегося оттуда света. По щеке жонглера и воина проползла единственная слеза, сверкнув на мгновение алмазом.
   - Что это? - спросил Бол, кладя руку на плечо Эррила. Но тот ничего не ответил и только указал вперед. Елена осторожно подкралась к дяде и выглянула из-за его плеча.
   Свет шел откуда-то из самого центра круглого зала, оказавшегося совершенно пустым и даже лишенным каких-либо украшений по стенам.
   - Удивительная работа, - прошептал дядя, щурясь на свет. - Но что вас так взволновало, Эррил?
   Однако старый воин снова промолчал и лишь слегка покачал головой.
   Обойдя дядю, чтобы лучше видеть, Елена, наконец, смогла рассмотреть зал в подробностях. В центре на голом полу стояла хрустальная статуя, излучавшая яркий серебристый свет, вернее сама она была, наверное, из этого чистейшего из чистых сияния Но сияние это не жгло, не ослепляло и не мешало как следует рассмотреть статую, скорее, наоборот. Оно сгущалось вокруг, придавая скульптуре больший объем и выразительность.
   - Творец, создавший такое, был гениальным, - снова прошептал Бол, но глаза его с тревогой все переходили от статуи к Эррилу. - И, конечно, это творение не гоблинов. Гладкость камня, тонкая прорисовка деталей, особенно глаза и губы - это совсем иное, чем сцены на арке...
   Елена тотчас согласилась с дядей: то, что стояло перед ними, было статуей совершеннейшей красоты, - но красоты жестокой.
   Перед ними был маленький мальчик, никак не больше десяти зим. Он стоял на коленях, одной рукой опершись о пол, а другую подняв высоко вверх, словно зовя кого-то. Лицо мальчика, тоже обращенное к небесам, было искажено жестокой болью. И причина ее тоже была вполне ясна.
   - Видишь, как скульптор выбрал материал для усиления драматического эффекта? - спросил Бол, кладя руку на плечо девочке. - Мальчик прозрачен, но меч сделан из серебра.
   Елена кивнула, в тот же миг краем глаза увидев, как вздрогнул Эррил при упоминании о мече. Ей и самой эта подробность не очень понравилась.
   В спину мальчика, прямо в сердце, был вонзен серебряный меч. Его рукоять почти касалась спины, а острие, пронзая ребенка насквозь, входило в камень пола. Мальчик еще, казалось, пытался избежать своей участи, словно не понимая смертельности удара, а испытывая лишь боль. В лице его, испуганном и наивном, читалась только жалкая просьба прекратить мучения, а глаза молили объяснить, что же произошло.
   Девочка почувствовала, как ее собственные глаза наполняются слезами, глядя на несчастного малыша, и больше всего на свете ей сейчас захотелось броситься к нему и облегчить его мучения. Но девушка понимала, что это всего лишь статуя, что случилось, случилось, вероятно, много столетии назад, к бы ни были живо изображены страдания бедного ребенка.
   - Какой стыд, что статуя попорчена! - возмутился Бол, который, как человек, занимающийся древней историей, всегда очень переживал при виде поврежденных произведений искусства - Это, должно быть, гоблины раскололи ее, когда тащили сюда.
   Сначала девочка даже не поняла, о чем он говорит, но потом заметила, что левая рука мальчика, которую он так безнадежно тянул к небесам, обрублена ровно по запястью, словно топором. Как странно, что она не заметила этого сразу! Но все же ей и сейчас показалось, что дядя неправ и что статуя вовсе не повреждена, а всего лишь не закончена - словно грустная песня, оборванная на полуслове...
   Бол снова обернулся к Эррилу, но на этот раз с лицом, полным решимости:
   - Ну, хватит этих глупостей, Эррил из Стендая! Что могло вас так взволновать в этой хрустальной скульптуре!?
   Эррил склонился еще ниже, едва не касаясь лбом пола, а когда заговорил, то голос его был глух и слова невнятны:
   - Это мой воплощенный позор, моя вина во плоти.
   Когда на пороге зала Эррил склонил голову, он уже знал, что старик прав, что гоблины преследуют их не из-за Елены, но из-за него самого. Каким-то образом они узнали о его вине и заманили его сюда, чтобы он насытился своим позором сполна.
   Но если это все, чего хотели подземные твари, то хвала небесам. Что ж, он не намерен больше закрываться и таиться и потому решительно поднял голову и открыто посмотрел на статую.
   Лицо мальчика, вырезанное с таким искусством, тут же вспыхнуло еще ярче, и жгучее воспоминание пронзило мозг Эррила. Этого лица ему не дано забыть никогда - да он и не забыл его. Вечная память - это всего лишь его жалкая жертва несчастному ребенку, но большей у него не было.
   Глаза старого воина смотрели на искаженное детское личико и вновь видели комнату в харчевне в ночь создания Книги. Ах, слишком многое за последний день напоминало ему ту ночь! Сначала Грешюм, черный от своей черной магии, а теперь и мальчик, которым пожертвовали, пролив его кровь мечом и рукой Эррила... ради создания Книги. И вот участники той страшной судьбоносной ночи снова вместе.
   Но вопросы о тайне, почему все это произошло и почему гоблины заманили его сюда только сейчас, победили стыд и боль в сердце Эррила, и он встал с колен. Старый воин жил с памятью об этом ужасном деянии столетия, но его реальный вид сейчас не только привел Эррила в шок, но растравил его рану до гнева. Бродяга выпрямился - тот, кто сделал эту статую, должен слишком на многое ему ответить, и он ответит!
   - Да оставьте вы эту статую! - не выдержал Бол, увидев, что Эррил направляется прямо к ней. - Что в ней такого?
   - Это тот самый маленький маг, которого я убил в ночь созидания Книги, - сухо и отчетливо ответил Эррил. Глаза старика вспыхнули, и Елена снова спряталась за его спину. - И я не знаю, кто и зачем играет со мной сейчас и здесь в эти игры. Но, кто бы он ни был, я покончу с этой подлой игрой.
   Старый воин подошел совсем близко к статуе, и по мере его приближения боль на лице мальчика становилась все непереносимей, словно ребенок узнал своего убийцу и боялся снова столкнуться с ним. "Ничего, это всего лишь игра света!" - ободрил себя Эррил и, подняв палец, коснулся лица мальчика. В первый момент он ожидал, что обожжется или, как месть за былое преступление, случится еще что-нибудь непредвиденное и ужасное, но камень остался прохладен и гладок и только был слегка влажен от сырости в пещере.
   Эррил бессознательно отмечал про себя, что медленно проводит пальцем по хрустальной щеке. Бродяга уже забыл, насколько юн был тот маленький маг, совсем дитя. И как мал! Конечно, он не заслужил такой участи. Эррил попытался найти слова, чтобы попросить прощения, но вспомнил, что так и не узнал, как звали мальчика.
   - Это должно было случиться, - мягко заметил подошедший Бол. - В старинных книгах я читал о необходимости пролития именно невинной крови.
   - Но почему пролить ее пришлось именно мне!?
   - У всех есть в жизни груз, который надо нести. Фила, Елена, этот мальчик. Времена наступили темные, и если мы молимся о грядущем рассвете, то нам надо встать на колени, не думая о том, как ноют наши кости и как болят жилы.
   - Я стоял и молился, - но кто-нибудь услышал!? - Эррил закрыл ладонью искаженное лицо ребенка. - И кто услышал этого мальчика?
   - Тропа, которой ты идешь, полна сердечной боли и печали. И не могу сказать, что дальше будет проще. Но могу сказать другое: эта тропа единственное, что освободит тебя от содеянного и оправдает все твои жертвы. Так не остуди своего сердца, Эррил из Стендая!
   Рука Эррила бессильно скользнула по запрокинутому лицу вниз:
   - Слишком поздно, старик, слишком поздно. Мое сердце остыло много столетий назад.
   - Нет, - Бол стиснул плечо Эррила. - Оно огрубело и ожесточилось за пять столетий, но на этой тропе - я обещаю тебе, слышишь!? - ты снова обретешь свое прежнее сердце.
   Эррил сморщился, как от боли. Он совсем не хочет снова обрести свое сердце - этой боли ему не вынести.
   - Послушайте, - пролепетала вдруг Елена.
   Эррил поднял голову и снова обратил внимание на ставший уже привычным шум. Гоблины шипели где-то поблизости.
   Итак, снова враг и снова бой. Эррил посмотрел в туннель: там, однако, никого не было, как не было никого и в другом коридоре, выходившем из зала. Но шипенье все же доносилось со всех сторон.
   - Они нас заперли, - прошептал Бол.
   - А мы стоим на слишком открытом пространстве. Лучше бы нам оставаться в туннеле. Одолеть их невозможно, - вдруг признался Бол. - У нас нет даже оружия. Но они загнали нас сюда не для убийства, ибо могли это сделать уже сколько угодно раз еще на пути.
   Эррил снова повернулся к статуе:
   - Я не верю логике скальных гоблинов, зато верю в силу оружия, - и с этими словами старый воин подошел к мальчику сзади, взялся за рукоять меча и сильным рывком выдернул его из статуи, причем безо всяких усилий, а легко, словно из настоящих ножен. Теперь он стоял с грозно поднятым мечом в руке, и лезвие сверкало так ярко, словно торжествовало победу и славу. - А вот теперь сразимся! Выходите! Довольно постыдно прячущихся теней и угрожающего шипения!
   - Этого вовсе не нужно, - раздался вдруг незнакомый голос.
   Эррил резко обернулся, готовый пронзить любого, но навстречу ему из второго прохода вышла небольшая скрюченная фигурка. Это оказался согбенный и заросший седыми волосами старик, жмурящийся от яркого света. Он подошел ближе, и все увидели, что на нем лишь нижнее белье, все в грязи и прорехах, а сквозь них видно тело, покрытое застарелыми шрамами от когтей. Старик хромал, правой руки не было до локтя, а незажившая рана представляла собой воспаленную розоватую массу.
   - Кто ты? - спросил Эррил.
   Но при этих словах в зал из обоих туннелей ворвалась толпа гоблинов и прижалась к ногам старика, будто робкие нервные тени. Елена схватилась за Эррила. Отовсюду на них смотрели красные огненные глаза. Ловушка захлопнулась.
   - Кто ты? - снова повторил Эррил, понимая, что терять им больше нечего.
   Старик отбросил с лица грязные сальные волосы и явил взорам собравшихся изможденное лицо, изувеченное шрамами. Нос тоже был оторван и зарос криво, не было и глаза. Беззубый рот улыбнулся страшной улыбкой:
   - Так ты не узнаешь меня, Эррил? - спросил старик и хрипло хихикнул, словно сумасшедший. Руки у него ходили сами по себе.
   - Я не знаю тебя, исчадье пещер, - с отвращением ответил Эррил.
   - Исчадье пещер, говоришь? - снова хихикнул старик, залезая рукой в волосы и что-то ища там. Вытащив оттуда нечто, он сначала долго рассматривал странный предмет, а потом, зажав между длинными желтыми ногтями, сунул это в лицо Эррилу.
   - А брат твой никогда не был таким жестоким. Во всяком случае, когда мы виделись с ним в последний раз...
   Эррил вздрогнул, онемев. Что это за сумасшедший!? И откуда он здесь?
   - Так вы живете со скальными гоблинами? - спокойно поинтересовался Бол.
   Старик неопределенно махнул рукой:
   - Они меня боятся и зовут "человек-скала" на своем поганом шипящем и цокающем наречии.
   - О! Так вы знаете их язык!? - в восторге воскликнул Бол.
   - У меня было много времени, чтобы его выучить.
   Эррил, наконец, справился с собой. Ему нет дела до гоблинов и их языка, но брат...
   - Ты говорил о моем брате, - угрожающе проговорил старый воин.
   Глаз старика метнулся к нему:
   - О да, Шоркан всегда был смесью наслаждения и отчаяния. Как жаль, что мы его потеряли! - "старик-скала" бросил взгляд на статую. - Мы вообще многих потеряли в ту ночь.
   - Хватить молоть ерунду, старик! Кто ты и зачем здесь?
   Старик тяжело вздохнул:
   - Когда-то меня звали Риалто, Мастер Риалто звали меня мои ученики. Да разве ты до сих пор не узнал главу школы магов!?
   Эррил даже задохнулся от удивления и едва не выронил меч. Мастер Риалто! Немыслимо! И под шрамами и увечьями старый воин действительно вдруг разглядел проступающие знакомые черты. Но как это могло случиться? Как он мог жить до сих пор?
   Все маги считались убитыми скалтумами и псами-солдатами в ночь нападения на школу. Выжил только один мальчик...
   - Как это?
   Старик улыбнулся печально и равнодушно. Глаз его мгновение загорелся и погас, словно под бременем памяти:
   - Той ночью... Я послал твоего брата за мальчиком, надеясь, что спасутся хотя бы они. Я тоже хотел... но лорды ужаса поймали меня. К счастью, они решили лишь поиграть со мной как с игрушкой, - старик указал на оторванную руку и рваное тело, но вдруг как-то смешался и начал осматриваться, будто потерял что-то. Глаза его, наконец, остановились на самом маленьком гоблине, и он ловко схватил его за крошечную ручку.
   - Правда, хорошенький, пока еще малыш, а?
   Эррил скривился. Он никогда не уважал главу Школы, считая его слишком хитрым и меркантильным. Но теперь...
   - Хватит загадок, мастер Риалто. Что произошло, наконец?
   Слова Эррила словно привели старика в чувство, он выпустил ручку гоблина, и тот перестал визжать. Риалто вытер руку о штаны и продолжил:
   - Я... Я был все еще жив, когда скалтумы услышали, что Шоркан с мальчиком ускользнули. Они оставили меня умирать, поскольку пропитали всего ядом донельзя. Но я как-то дотащился до дальней кельи, из которой знал проход в подземелье.
   - Вы бросили Школу!
   - Я не капитан, чтобы умирать вместе с кораблем! - резко оборвал старик. - Школа все равно погибла. Все, что осталось, - это стоны умирающих и рычанье псов Темного Лорда. - Он провел рукой по лицу, словно стирая ужасные картины прошлого, до сих пор стоящие перед глазами. - Я хотел только одного - умереть спокойно, а не в желудке скалтума. Вот я и приполз сюда, "человек-скала" обвел рукой зал.
   - Но вы все-таки не умерли, - напомнил Бол. - Ни от ядовитых укусов, ни от возраста.
   Глаза Риалто остановились на статуе, и он вдруг стал с потерянным видом подпрыгивать и приплясывать на месте.
   Когда стало ясно, что никакого ответа не последует, Бол намеренно громко закашлялся. Шум вернул старика к действительности; но теперь он заговорил тихим шепотом:
   - Да, я не умер. Но вместо этого он вернулся.
   - О ком вы говорите?
   - О мальчике, которому я был так нужен. Он как-то узнал, где я, и появился, полный силы. Его свет исцелил меня, и пока я находился рядом, магия не давала мне стареть. А ему тоже нужна была стража, ну, не стража, а кто-то, чтобы приглядывать за ним, - старик совсем понизил голос и зашептал так, словно статуя могла подслушать: - И сначала я так и делал, но ведь школу-то я не смог спасти. Как можно было теперь отказаться?
   - Но позвольте, эта статуя, что, с вами разговаривала? - изумился Бол.
   Риалто как-то неопределенно махнул рукой над головой:
   - Нет, он говорил со мной во снах или в грезах - все равно. Словом, это и есть то единственное, благодаря чему я выжил здесь.
   Бол, полный изумления, обернулся к Эррилу, словно желая проверить по его лицу, сумасшедший перед ними или нет.
   Но не успел - старик подпрыгнул и не своим голосом завизжал:
   - Уберите ее! Уберите!
   Гоблины тоже заволновались и начали метаться в ногах у Риалто.
   Оглянувшись туда, куда смотрел старик, Эррил увидел, как красная ладонь Елены тянется к статуе. Она хотела только посмотреть и потрогать, но безумный визг заставил девочку остановиться.
   - Не трогай, не надо, - мягко попросил Эррил. Лунный сокол на ее плече злобно заклекотал, но Елена быстро опустила руку и встала поближе к Эррилу.
   Как только она отошла от статуи, старик успокоился, и гоблины тоже, пошипев, улеглись.
   - Пусть ничего не трогает, - проворчал Риалто.
   - Почему?
   - Мальчик ждет только тебя, Эррил. Тебя - и никого иного. Мы с ним оба ждали этой встречи слишком долго.
   Эррил прищурился:
   - Для чего?
   Изувеченный старик ткнул единственной рукой в сторону поднятой руки мальчика, которая кончалась обрубком. Эррил не понял, и тогда Риалто стал неистово махать своим обрубком:
   - Да чтоб ты закончил статую, болван!
   Но старый воин не понял, о чем говорит этот безумец. Более того, старик вдруг стиснул кулак и злобно погрозил им Эррилу, - и только тогда в мгновенной вспышке озарения Эррил вдруг осознал нечто:
   - Так только за этим вы и похитили ключ?
   - Наконец-то додумался! - проворчал старик и пробормотал еще что-то себе под нос, словно продолжая спор с невидимым собеседником. - Ты всегда был таким тугодумом, Эррил! - перестав бубнить, уставился он прямо на Эррила.
   Но не успел бродяга ничего ответить, как Риалто начал что-то цокать и шипеть окружавшим его гоблинам, и один из них быстро умчался куда-то.
   - У них очень сильно развито ощущение магии, - сказал старик, так и не повернувшись к Эррилу. - Поэтому они меня и обнаружили. При свете им плохо, но магия притягивает. И потому я у них являюсь чем-то вроде бога.
   В туннеле послышалась какая-то возня, видимо, гоблину пришлось продираться через толпы других тварей. Действительно, скоро он появился, неся перед собой на сложенных ручках что-то тяжелое. Хвост его беспрерывно мотался туда сюда, тем самым выказывая старику уважение. Наклонив голову, гоблин вытянул ручки, и Риалто с шипением и свистом взял то, что на них лежало.
   Гоблин юркнул в толпу, а старик повернулся к Эррилу:
   - Для них не стоило никакого труда найти твой ключ. О нем мне сказал мальчик, и я быстро послал их на поиски. Мы знали, что ты вернешься за ключом, и потому ждали. И когда до меня дошел слух, что ты, наконец-то, явился, я послал малыша заманить тебя сюда.
   - Но почему было бы не выйти ко мне самому и не избавить нас от этой неуместной игры в догонялки?
   Глава Школы нахмурился:
   - Я не могу покинуть источник света. Это для меня небезопасно! - старик протянул ключ Эррилу. - Я ждал так долго. Слишком долго. Закончи же статую.
   Эррил, не отрываясь, смотрел на ключ. Он так многим рисковал, желая вернуть его, но теперь, когда понял, для чего нужно было это возвращение, остолбенел. В серебряном свете металлический ключ, выплавленный из чистейшего железа на крови тысяч магов, отливал кроваво-красным. Теперь Эррил знал, что делать.
   Ключ принял форму кулака - маленького мальчишеского кулака.
   Передав меч Болу, Эррил дрожащей рукой взял ключ, и железный кулачок едва не выскользнул из его онемевших пальцев. Сжав его как можно сильней в кулаке, Эррил шагнул к статуе.
   - Только ты, ты один можешь сделать это, - прошептал глава Школы, - ибо твоя рука отняла у него жизнь.
   Эррил осторожно положил ключ в форме кулачка на обрубленную ручонку, он подошел точь-в-точь, и когда Эррил убрал пальцы, кулак остался на месте. Эррил отошел и увидел, что статуя обрела новое выражение: если раньше мальчик, казалось, жаловался жестоким небесам и страдал от боли, то теперь поднятый кулачок свидетельствовал о защите, он был вознесен в решительном и справедливом гневе, и лицо мальчика дышало ответственностью за свои действия.
   Теперь это была фигура не мальчика, но мужчины.
   Эррил стоял и смотрел, и слезы лились по его небритым щекам. И тогда хрустальное лицо статуи повернулось, и прозрачные глаза глянули прямо ему в глаза.
   Сзади закричала пораженная до глубины сердца Елена, и раздался сдавленный вздох Бола. Но Эррил слышал лишь бормотанье старого мастера, похожее то ли на экзальтацию, то ли на безумие.
   - Только ты мог сделать это, Эррил их Стендая! Ты лишил его жизни, - и только ты смог вернуть его обратно!
   Могвид прижался к каменной стене туннеля, пока Рокингем пытался соорудить подобие факела из сухой ветки и обрывка Могвидовской рубашки. Сайлур явно боялся этого высокого стройного человека с его быстрыми движениями и подозрительно сощуренными глазами, но не мог не испытывать к нему и уважения за его ловкий язык. А уважения у Могвида заслуживали очень и очень немногие. Даже собственный брат с его преданностью и горячим сердцем вызывал у него только усмешку. А этот... Этот одними лишь словами и хитростью вырвал свободу для них обоих, вырвал у жутких тварей с когтями и крыльями. А Фардайл стал бы сражаться с ними - и получил бы в результате никому не нужную смерть.
   И Могвид запомнил урок, невольно преподанный ему Рокингемом.
   - Подержи-ка! - приказал Рокингем, безуспешно пытаясь поджечь импровизированный факел. Однако это ему все же удалось, хотя и последней спичкой. - Наконец-то! - Рубашка загорелась, став похожей во тьме на лиловатую розу. Тени заплясали по лицам. - Собери еще веток и разорви рубашку на полосы. Факелов должно быть много, потому что никому неизвестно, сколько нам предстоит пробыть здесь.
   Могвид посмотрел в туннель, где скрылся его брат, потом в сторону выхода, где их ожидали скалтумы. Крик Фардайла снова болезненно зазвенел в его ушах.
   - Куда мы пойдем?
   - Пока будем убивать время. Скоро рассветет, и скалтумы уйдут с открытого пространства куда-нибудь в тень.
   - Вы уверены?
   Рокингем пожал плечами:
   - А мы пока можем поискать, нет ли здесь другого выхода наверх, подальше от этих тварей.
   Могвид с восхищением посмотрел на своего спутника. Как остер его ум, как опережает он разумом и хитростью даже этих чудовищ!
   - Но надо быть осторожней, - произнес Могвид, тоже желая внести свою скромную лепту в дело спасения. - Там внизу кто-то есть, оно шипит. И я думаю, это именно оно и напало на моего брата.
   Рокингем поднял пылающий факел:
   - Существа тьмы обычно боятся огня, и потому пока мы идем медленно и с огнем, бояться нам особенно нечего.
   Могвид кивнул и пошел за Рокингемом вниз по туннелю. Их глухие шаги отдавались эхом в каменных сводах, мох и лишайники плетьми свисали отовсюду. Пробираясь дальше, Рокингем напоролся на полусгнивший труп какого-то существа и, не раздумывая, подпалил его факелом. Потом трупики стали встречаться все чаще, и каждый раз сердце подкатывало прямо к горлу Могвида. Где же Фардайл?
   - Туннель кончается, - предупредил Рокингем спустя еще некоторое время.
   Могвид остановился, не рискуя идти дальше.
   - Эта комната похожа на настоящий зал, - продолжал Рокингем, даже не заметив, что Могвид остановился.
   Его факел скрылся за поворотом, и Могвида окутала непроницаемая тьма, которая сразу же зашуршала и зашипела и стала нашептывать в уши Могвиду страхи и подозрения. Сайлур знал, что это всего лишь игра воображения, но все равно испугался, и еще более страшным казалось ему то, что, возможно, ждет их впереди. Но самым страшным, однако, являлось одиночество. С самого начала путешествия с ним всегда рядом кто-то находился, неважно, брат или огр. А теперь, когда Фардайл, конечно же, мертв, Толчук потерян в туннеле, а Рокингем ушел вперед, мысль о том, что он остался в этом подземелье совершенно один, полагаясь лишь на собственные разум и сердце, окончательно парализовала Могвида. И сайлур невольно пошел вперед, где скоро появился факел Рокингема.
   - Да, неплохой зал, - бормотал Рокингем, продолжая обследовать помещение со стороны выхода из туннеля. - И отсюда ведет много других проходов. Но куда они ведут - никому неизвестно.
   Могвид робко высунул голову из туннеля. Никаких следов Фардайла или кого-нибудь другого видно не было, шипение же стало еще громче и отчетливей. Правда, сайлур, пожалуй, вообще ничего не слышал; все заглушали бешеные удары сердца и шум крови в ушах от страха.
   - Может быть, то, что внизу, давно съело тут всех и теперь насытилось? - прошептал он.
   - Остается только уповать на это, но рассчитывать невозможно, - сухо ответил Рокингем.
   - И что же нам теперь делать?
   - Слишком много путей идет отсюда, и потому у нас есть прекрасная возможность затеряться. Короче, я говорю о том, что лучше мы переждем здесь до рассвета, а потом попытаемся вернуться тем же путем, что и пришли.
   - А женщина?
   - Нилен?
   - Да.
   На лице Рокингема обозначилась скорбь, но Могвид видел, что это лишь ловкое притворство:
   - Она выиграла для нас свободу ценой своей жизни.
   На мгновение в груди Могвида поднялась волна настоящего горя, но он быстро поборол ее. Он жив, - а это главное.
   К тому же, нюмфаи всегда очень прохладно относились к его народу.