Страница:
— Господин президент, вы, как всегда, ясно выразили свою точку зрения, но ведь вам известно, что морское пространство свободно для прохода всех кораблей, и потому...
— Господин посол, — прервал Арбатова доктор Пелт, — давайте рассмотрим простой пример. Ваш сосед начинает расхаживать по своему участку с заряженным ружьем в руках, в то время как рядом, в вашем собственном дворе, играют ваши дети. В нашей стране подобные действия не будут считаться нарушением закона — с формальной точки зрения. Но даже в этом случае, неужели это не вызовет у вас беспокойства?
— Да, конечно, доктор Пелт, но ситуация, которую вы описали, резко отличается...
В разговор снова вмешался президент.
— Вы совершенно правы, господин посол, ситуация действительно совершенно иная. Более того, сейчас она куда более опасная. Возникшая ситуация является нарушением достигнутого соглашения, и я считаю такое нарушение вызывающим особую тревогу. Я надеялся, что начинается новая эра в отношениях между Советским Союзом и Америкой. Мы урегулировали наши торговые разногласия, только что подписали договор о поставках зерна. Вы, господин посол, сыграли в этом видную роль. Америка и Советский Союз начали продвигаться вперед в своих отношениях — так неужели происходящее станет концом всему? — Президент выразительно покачал головой. — Я не верю в это, но выбор пути зависит теперь от вас. Отношения между нашими странами могут основываться только на доверии.
Господин посол, надеюсь, я не слишком встревожил вас. Вы знаете, что я предпочитаю говорить прямо. Мне не нравятся хитрые игры и изощренные уловки дипломатии. Когда возникают подобные ситуации, мы должны устранять их быстро и решительно. Мои военные крайне озабочены и мне необходимо знать — сегодня, — что замышляет ваш флот. Не позже семи вечера я жду ответа. В противном случае я свяжусь прямо с Москвой и потребую объяснений. Арбатов встал.
— Господин президент, я немедленно передам ваш запрос. Прошу вас, однако, принять во внимание разницу во времени между Москвой и Вашингтоном...
— Мне известно, что у вас уже начался уик-энд и что Советский Союз — земной рай для трудящихся, но все-таки надеюсь, что кто-то из ваших руководителей, несущих ответственность за судьбу страны, находится на рабочем месте. Короче говоря, я больше не смею задерживать вас. До свиданья.
Пелт проводил Арбатова и затем вернулся в Овальный кабинет.
— Может быть, я говорил с ним излишне резко, — заметил президент.
— Да, сэр. — По мнению Пелта, президент явно вышел за пределы разумной вежливости. Сам Пелт не испытывал к советскому послу особого расположения, но считал необходимым соблюдать тонкости дипломатического этикета. — Думаю, вам удалось дать понять ему, что нас беспокоит.
— Он знает, в чем дело.
— Знает, конечно. Но не догадывается, что и нам это известно.
— "Мы полагаем", — по лицу президента пробежала гримаса отвращения. — Какими безумными играми нам приходится заниматься! И с каким сожалением, Пелт, я вспоминаю, как безмятежно жилось мне в бытность судьей. Сажал мафиози за решетку... Ты думаешь, он проглотит приманку, которую я подкинул ему?
— Насчет «законных операций»? Еще как! Вы видели, как дернулись у него руки, когда он услышал эту фразу? Да он накинется на нее, как щука на пескаря! — Пелт подошел к кофеварке и наполнил свою чашку. Ему нравился этот кофейный сервиз с элегантной золотой каемочкой. — Интересно, какое название для этих «законных операций» придумают русские? Скорее всего.., да, пожалуй, назовут это «спасательной операцией». Если сообщат, что это флотские учения, то признают, что нарушили протокол о заблаговременном предупреждении. А вот «спасательная операция» оправдывает резкое увеличение активности, поспешность, с которой она проводится, и скрытность действий. В советской прессе никогда не сообщают о таких мерах. Так что, думаю, русские назовут это «спасательной операцией», заявят, скажем, что пропала подводная лодка, может быть, пойдут так далеко, что сообщат об исчезновении подводного ракетоносца.
— Нет, на это они не решатся. У нас ведь заключено соглашение о том, что ракетоносцы не должны находиться у берегов обеих стран ближе, чем за пятьсот миль. Думаю, Арбатов уже получил инструкции о том, что ответить нам, но он постарается затянуть с ответом как можно дольше. Кроме того, нельзя исключить и того, что он не ознакомлен со всеми подробностями случившегося. Ты ведь знаешь, как у русских с секретностью — они скрывают друг от друга все, что возможно. Тебе не кажется, что мы преувеличиваем его способность напускать дипломатический туман?
— Не думаю, сэр. Один из принципов дипломатии, — заметил Пелт, — заключается в том, что для убедительной лжи нужно знать хотя бы часть правды.
Президент улыбнулся.
— Ну что ж, для такой игры у них было предостаточно времени. Надеюсь, моя запоздалая реакция их не разочарует.
— Нет, сэр. Алекс ожидал, наверно, что вы вышвырнете его за дверь.
— Должен заметить, что мне приходила в голову такая мысль. Его дипломатическое обаяние на меня не действует. У русских есть любопытная черта: уж очень они напоминают мне главарей мафии, с которыми мне приходилось иметь дело в суде. Такой же внешний лоск, культура и кажущаяся образованность, а под ними — полное отсутствие моральных принципов. — Президент недовольно покачал головой — он снова походил на ястреба. — Не уходи далеко, Джефф. Через несколько минут придет Джордж Фармер, но ты понадобишься мне, когда вернется наш русский друг.
Пелт вышел в коридор и направился к себе в кабинет, размышляя над последним замечанием президента. Оно было точным, признался он, хотя и слишком грубым. Нет большего оскорбления для образованного русского, чем назвать его некультурным — впрочем, перевод не передает всех оттенков значения. Скорее, человеком с низким интеллектом. Ведь те же самые люди, что сидят в позолоченных ложах Большого театра и способны прослезиться при последних тактах «Бориса Годунова», могут тут же, не моргнув глазом, отдать приказ о ликвидации сотни людей. Странные люди, еще более странные из-за их политической философии. Но президент бывает временами излишне резок, и Пелту хотелось, чтобы он научился сдерживаться. Одно дело — выступать перед ветеранами «Американского легиона» и совсем иное — беседа с послом иностранной державы.
Штаб-квартира ЦРУ
Военно-морская академия США
Белый дом
Пентагон
— Господин посол, — прервал Арбатова доктор Пелт, — давайте рассмотрим простой пример. Ваш сосед начинает расхаживать по своему участку с заряженным ружьем в руках, в то время как рядом, в вашем собственном дворе, играют ваши дети. В нашей стране подобные действия не будут считаться нарушением закона — с формальной точки зрения. Но даже в этом случае, неужели это не вызовет у вас беспокойства?
— Да, конечно, доктор Пелт, но ситуация, которую вы описали, резко отличается...
В разговор снова вмешался президент.
— Вы совершенно правы, господин посол, ситуация действительно совершенно иная. Более того, сейчас она куда более опасная. Возникшая ситуация является нарушением достигнутого соглашения, и я считаю такое нарушение вызывающим особую тревогу. Я надеялся, что начинается новая эра в отношениях между Советским Союзом и Америкой. Мы урегулировали наши торговые разногласия, только что подписали договор о поставках зерна. Вы, господин посол, сыграли в этом видную роль. Америка и Советский Союз начали продвигаться вперед в своих отношениях — так неужели происходящее станет концом всему? — Президент выразительно покачал головой. — Я не верю в это, но выбор пути зависит теперь от вас. Отношения между нашими странами могут основываться только на доверии.
Господин посол, надеюсь, я не слишком встревожил вас. Вы знаете, что я предпочитаю говорить прямо. Мне не нравятся хитрые игры и изощренные уловки дипломатии. Когда возникают подобные ситуации, мы должны устранять их быстро и решительно. Мои военные крайне озабочены и мне необходимо знать — сегодня, — что замышляет ваш флот. Не позже семи вечера я жду ответа. В противном случае я свяжусь прямо с Москвой и потребую объяснений. Арбатов встал.
— Господин президент, я немедленно передам ваш запрос. Прошу вас, однако, принять во внимание разницу во времени между Москвой и Вашингтоном...
— Мне известно, что у вас уже начался уик-энд и что Советский Союз — земной рай для трудящихся, но все-таки надеюсь, что кто-то из ваших руководителей, несущих ответственность за судьбу страны, находится на рабочем месте. Короче говоря, я больше не смею задерживать вас. До свиданья.
Пелт проводил Арбатова и затем вернулся в Овальный кабинет.
— Может быть, я говорил с ним излишне резко, — заметил президент.
— Да, сэр. — По мнению Пелта, президент явно вышел за пределы разумной вежливости. Сам Пелт не испытывал к советскому послу особого расположения, но считал необходимым соблюдать тонкости дипломатического этикета. — Думаю, вам удалось дать понять ему, что нас беспокоит.
— Он знает, в чем дело.
— Знает, конечно. Но не догадывается, что и нам это известно.
— "Мы полагаем", — по лицу президента пробежала гримаса отвращения. — Какими безумными играми нам приходится заниматься! И с каким сожалением, Пелт, я вспоминаю, как безмятежно жилось мне в бытность судьей. Сажал мафиози за решетку... Ты думаешь, он проглотит приманку, которую я подкинул ему?
— Насчет «законных операций»? Еще как! Вы видели, как дернулись у него руки, когда он услышал эту фразу? Да он накинется на нее, как щука на пескаря! — Пелт подошел к кофеварке и наполнил свою чашку. Ему нравился этот кофейный сервиз с элегантной золотой каемочкой. — Интересно, какое название для этих «законных операций» придумают русские? Скорее всего.., да, пожалуй, назовут это «спасательной операцией». Если сообщат, что это флотские учения, то признают, что нарушили протокол о заблаговременном предупреждении. А вот «спасательная операция» оправдывает резкое увеличение активности, поспешность, с которой она проводится, и скрытность действий. В советской прессе никогда не сообщают о таких мерах. Так что, думаю, русские назовут это «спасательной операцией», заявят, скажем, что пропала подводная лодка, может быть, пойдут так далеко, что сообщат об исчезновении подводного ракетоносца.
— Нет, на это они не решатся. У нас ведь заключено соглашение о том, что ракетоносцы не должны находиться у берегов обеих стран ближе, чем за пятьсот миль. Думаю, Арбатов уже получил инструкции о том, что ответить нам, но он постарается затянуть с ответом как можно дольше. Кроме того, нельзя исключить и того, что он не ознакомлен со всеми подробностями случившегося. Ты ведь знаешь, как у русских с секретностью — они скрывают друг от друга все, что возможно. Тебе не кажется, что мы преувеличиваем его способность напускать дипломатический туман?
— Не думаю, сэр. Один из принципов дипломатии, — заметил Пелт, — заключается в том, что для убедительной лжи нужно знать хотя бы часть правды.
Президент улыбнулся.
— Ну что ж, для такой игры у них было предостаточно времени. Надеюсь, моя запоздалая реакция их не разочарует.
— Нет, сэр. Алекс ожидал, наверно, что вы вышвырнете его за дверь.
— Должен заметить, что мне приходила в голову такая мысль. Его дипломатическое обаяние на меня не действует. У русских есть любопытная черта: уж очень они напоминают мне главарей мафии, с которыми мне приходилось иметь дело в суде. Такой же внешний лоск, культура и кажущаяся образованность, а под ними — полное отсутствие моральных принципов. — Президент недовольно покачал головой — он снова походил на ястреба. — Не уходи далеко, Джефф. Через несколько минут придет Джордж Фармер, но ты понадобишься мне, когда вернется наш русский друг.
Пелт вышел в коридор и направился к себе в кабинет, размышляя над последним замечанием президента. Оно было точным, признался он, хотя и слишком грубым. Нет большего оскорбления для образованного русского, чем назвать его некультурным — впрочем, перевод не передает всех оттенков значения. Скорее, человеком с низким интеллектом. Ведь те же самые люди, что сидят в позолоченных ложах Большого театра и способны прослезиться при последних тактах «Бориса Годунова», могут тут же, не моргнув глазом, отдать приказ о ликвидации сотни людей. Странные люди, еще более странные из-за их политической философии. Но президент бывает временами излишне резок, и Пелту хотелось, чтобы он научился сдерживаться. Одно дело — выступать перед ветеранами «Американского легиона» и совсем иное — беседа с послом иностранной державы.
Штаб-квартира ЦРУ
— У Кардинала неприятности, судья. — Риттер вошел в кабинет директора ЦРУ и сел.
— Ничего удивительного. — Мур снял очки и потер уставшие глаза. Когда Райан читал последнее донесение Кардинала, ему не показали сопроводительную записку от главы московской резидентуры, в которой говорилось, что Кардинал, посылая свое последнее донесение, обошел половину цепи связных, доставляющих его материалы из Кремля в посольство США. К старости этот агент становился излишне смелым. — И что говорится в донесении резидента? Дословно!
— Там сказано, что Кардинал слег в больницу с воспалением легких. Может быть, это и так, но...
— Он уже старик, там суровая зима, однако трудно верить в совпадения. — Мур посмотрел через стол на своего заместителя. — Как ты считаешь, а что будет, если русские сделают его двойным агентом и заставят работать на себя?
— Он тихо и незаметно выйдет из игры — умрет, так сказать. Все зависит от того, кто займется этим. Если КГБ, им захочется что-то получить от него, тем более что после смерти нашего друга Андропова их престиж заметно упал. Но я так не думаю. Принимая во внимание то какую должность занимает его покровитель, это вызовет слишком большой скандал. То же самое, если ту же попытку сделает ГРУ. Нет, они потратят несколько недель на допросы, затем незаметно покончат с ним. Открытый процесс принесет больше вреда, чем пользы.
Судья Мур нахмурился. Разговор напоминал беседу врачей, обсуждающих судьбу смертельно больного пациента. Мур даже не знал Кардинала в лицо. Где-то в досье хранилась его фотография, но директор ЦРУ не видел ее. Так всегда проще. Занимая должность судьи в апелляционном суде, Мур никогда не встречался с обвиняемым лицом к лицу — он всего лишь изучал приговор с точки зрения его законности. Перейдя в ЦРУ, он попытался перенести такую отрешенность и сюда. Мур знал, что его поведение могут истолковать как трусость и оно резко отличается от поведения, которого ждут от директора ЦРУ, но стареют даже шпионы, у стариков возникают сомнения и угрызения совести, что редко случается с молодыми сотрудниками. Да, пришло время покинуть ЦРУ. Почти три года на посту директора, вполне достаточно. Он достиг того, чего от него ждали.
— Передай главе резидентуры, чтобы он оставил его в покое. Никаких запросов относительно Кардинала. Если он действительно болен, то выздоровеет и снова свяжется с нами. Если нет, то и об этом нам скоро станет известно.
— Понял, сэр.
Риттеру удалось проверить достоверность донесений Кардинала. От одного агента ему стало известно, что советский флот, вышедший в море, усилен дополнительными политруками. Другой агент сообщил, что надводными кораблями командует известный адмирал, завоевавший высокую репутацию своими научными разработками, друг Горшкова. Он прилетел в Североморск и поднялся на борт «Кирова» за несколько минут до отплытия. Стало известно, что вместе с ним отправился инженер, принимавший участие в проектировании «Красного Октября». Британский агент прислал донесение, где говорилось, что детонаторы для различных систем вооружения были поспешно доставлены на борт кораблей с военно-морских складов на берегу. Наконец, прибыл еще не подтвержденный доклад, что адмирал Коров, командующий Северным Флотом, исчез со своего командного пункта и его местонахождение установить не удалось. Все это стало достаточным подтверждением донесения «ИВЫ». В Лэнгли ожидали дальнейших докладов.
— Ничего удивительного. — Мур снял очки и потер уставшие глаза. Когда Райан читал последнее донесение Кардинала, ему не показали сопроводительную записку от главы московской резидентуры, в которой говорилось, что Кардинал, посылая свое последнее донесение, обошел половину цепи связных, доставляющих его материалы из Кремля в посольство США. К старости этот агент становился излишне смелым. — И что говорится в донесении резидента? Дословно!
— Там сказано, что Кардинал слег в больницу с воспалением легких. Может быть, это и так, но...
— Он уже старик, там суровая зима, однако трудно верить в совпадения. — Мур посмотрел через стол на своего заместителя. — Как ты считаешь, а что будет, если русские сделают его двойным агентом и заставят работать на себя?
— Он тихо и незаметно выйдет из игры — умрет, так сказать. Все зависит от того, кто займется этим. Если КГБ, им захочется что-то получить от него, тем более что после смерти нашего друга Андропова их престиж заметно упал. Но я так не думаю. Принимая во внимание то какую должность занимает его покровитель, это вызовет слишком большой скандал. То же самое, если ту же попытку сделает ГРУ. Нет, они потратят несколько недель на допросы, затем незаметно покончат с ним. Открытый процесс принесет больше вреда, чем пользы.
Судья Мур нахмурился. Разговор напоминал беседу врачей, обсуждающих судьбу смертельно больного пациента. Мур даже не знал Кардинала в лицо. Где-то в досье хранилась его фотография, но директор ЦРУ не видел ее. Так всегда проще. Занимая должность судьи в апелляционном суде, Мур никогда не встречался с обвиняемым лицом к лицу — он всего лишь изучал приговор с точки зрения его законности. Перейдя в ЦРУ, он попытался перенести такую отрешенность и сюда. Мур знал, что его поведение могут истолковать как трусость и оно резко отличается от поведения, которого ждут от директора ЦРУ, но стареют даже шпионы, у стариков возникают сомнения и угрызения совести, что редко случается с молодыми сотрудниками. Да, пришло время покинуть ЦРУ. Почти три года на посту директора, вполне достаточно. Он достиг того, чего от него ждали.
— Передай главе резидентуры, чтобы он оставил его в покое. Никаких запросов относительно Кардинала. Если он действительно болен, то выздоровеет и снова свяжется с нами. Если нет, то и об этом нам скоро станет известно.
— Понял, сэр.
Риттеру удалось проверить достоверность донесений Кардинала. От одного агента ему стало известно, что советский флот, вышедший в море, усилен дополнительными политруками. Другой агент сообщил, что надводными кораблями командует известный адмирал, завоевавший высокую репутацию своими научными разработками, друг Горшкова. Он прилетел в Североморск и поднялся на борт «Кирова» за несколько минут до отплытия. Стало известно, что вместе с ним отправился инженер, принимавший участие в проектировании «Красного Октября». Британский агент прислал донесение, где говорилось, что детонаторы для различных систем вооружения были поспешно доставлены на борт кораблей с военно-морских складов на берегу. Наконец, прибыл еще не подтвержденный доклад, что адмирал Коров, командующий Северным Флотом, исчез со своего командного пункта и его местонахождение установить не удалось. Все это стало достаточным подтверждением донесения «ИВЫ». В Лэнгли ожидали дальнейших докладов.
Военно-морская академия США
— Скип?
— А-а, как поживаете, адмирал? Не хотите посидеть со мной? — Тайлер указал на свободный стул у обеденного стола.
— Из Пентагона для вас сообщение. — Суперинтендант Военно-морской академии, бывший офицер-подводник, опустился на стул. — Вам назначено прибыть туда сегодня в 19.30. Это все, что передали.
— Отлично! — воскликнул Тайлер. Он только что закончил ланч. Начиная с понедельника, день ото дня он почти круглые сутки занимался разработкой программы, и теперь она была близка к завершению. Сообщение из Пентагона означало, что сегодня вечером ему предоставят компьютерное время на суперкомпьютере «Крей-2», принадлежащем ВВС.
— А в чем дело?
— Извините, сэр, не имею права рассказывать об этом. Вы ведь понимаете.
— А-а, как поживаете, адмирал? Не хотите посидеть со мной? — Тайлер указал на свободный стул у обеденного стола.
— Из Пентагона для вас сообщение. — Суперинтендант Военно-морской академии, бывший офицер-подводник, опустился на стул. — Вам назначено прибыть туда сегодня в 19.30. Это все, что передали.
— Отлично! — воскликнул Тайлер. Он только что закончил ланч. Начиная с понедельника, день ото дня он почти круглые сутки занимался разработкой программы, и теперь она была близка к завершению. Сообщение из Пентагона означало, что сегодня вечером ему предоставят компьютерное время на суперкомпьютере «Крей-2», принадлежащем ВВС.
— А в чем дело?
— Извините, сэр, не имею права рассказывать об этом. Вы ведь понимаете.
Белый дом
Советский посол прибыл в резиденцию главы исполнительной власти в четыре вечера. Чтобы избежать внимания прессы, он вошел в здание министерства финансов на противоположной стороне улицы, и оттуда по подземному туннелю — о существовании которого мало кто знал — его провели в Белый дом. Президент рассчитывал, что такая процедура встревожит Арбатова.
Пелт поспешно вошел в Овальный кабинет за несколько минут до посла.
— Господин президент, — доложил Арбатов, вытянувшись по стойке смирно. Президент не знал, что посол когда-то проходил воинскую службу. — Мне поручено передать вам сожаление нашего правительства по поводу того, что оно не сумело раньше проинформировать вас о сложившейся ситуации. Исчезла одна из наших атомных подлодок, и мы опасаемся, что с ней произошло несчастье. Сейчас проводится срочная операция по поиску подлодки и ее спасению.
Президент понимающе кивнул и пригласил посла сесть в кресло. Пелт сел рядом.
— Видите ли, господин президент, возникла неловкая ситуация. Вам хорошо известно, что служба на атомных подлодках у нас на флоте, как и у вас, исключительно ответственна и потому мы отбираем для такой службы наших самых образованных моряков, людей, на которых можно положиться. В данном случае несколько членов команды — офицеров конечно — являются сыновьями высокопоставленных партийных деятелей. Один из них — я не могу, разумеется, назвать его фамилию — сын члена Центрального комитета КПСС. Так что усилия, предпринятые военно-морским флотом по поиску и спасению верных сынов родины, вполне объяснимы, хотя и, должен признаться, несколько беспорядочны. — Арбатов мастерски играл роль человека, смущенного создавшейся ситуацией и вынужденного открыть сокровенную семейную тайну. — Вот почему это вылилось в то, что ваши моряки называют операцией, в которой задействованы все силы. Вам известно, разумеется, что меры по спасению были приняты практически за одну ночь.
— Понимаю. — В голосе президента звучало сочувствие. — Теперь мне спокойнее, Алекс. Джефф, день подходит к концу. Не выпить ли нам чего-нибудь, а? Вам бурбон, Алекс?
— Да, сэр, благодарю.
Пелт подошел к шкафчику розового дерева у стены. В старинном шкафчике с изысканной инкрустацией находился небольшой бар с ведерком для льда, который ежедневно обновлялся. Президент порой любил пропустить стаканчик-другой перед ужином, чем напоминал Арбатову своих соотечественников. У доктора Пелта накопился немалый опыт по части исполнения обязанностей бармена при президенте. Через несколько минут он вернулся со стаканами в руках.
— Признаться, мы и сами думали, что это спасательная операция, — доверительно сказал Пелт.
— Не знаю, как бы наши парни справились со столь опасной работой, — заметил президент, делая несколько глотков. Арбатов не счел нужным сдерживать себя и осушил стакан. На здешних приемах с коктейлями он часто говорил, что предпочитает американский бурбон родной водке. Может быть, это и соответствовало истине. — Насколько я припоминаю, мы тоже в свое время потеряли две атомные подлодки. А какие потери у вас, Алекс — три или четыре?
— Не знаю, господин президент. Полагаю, ваши сведения надежнее моих, сэр. — Президент отметил, что советский посол впервые за вечер сказал правду. — Но я согласен с вами — профессия подводника весьма изнурительная и опасная.
— Сколько людей на борту пропавшей подлодки, Алекс? — спросил президент.
— Не имею представления. Думаю, человек сто, а может, и меньше. Мне ни разу не приходилось бывать на военном корабле.
— Зеленые юнцы, наверно, как в составе наших команд. Весьма печально, что взаимные подозрения вынуждают наши страны подвергать так много молодых людей подобным опасностям, когда существует риск не вернуться обратно. Но что поделаешь? — Президент замолчал и повернулся к окну.
На Южной лужайке таял снег. Пауза затягивалась, пора было произносить следующую реплику.
— А ведь мы, пожалуй, сможем прийти на помощь, — произнес президент, словно размышляя вслух. — Да, конечно, следует воспользоваться этой трагедией, чтобы хоть чуточку уменьшить взаимные подозрения. Может быть, из этого удастся извлечь какую-то пользу, продемонстрировать миру, что отношения между нашими странами улучшились.
Пелт отвернулся в поисках своей трубки. За столько лет дружбы с президентом он так и не понял, каким образом тому удается обернуть, казалось бы, самую проигрышную ситуацию в свою пользу. Они встретились еще в Вашингтонском университете, где президент завершал юридическое образование, тогда как сам Пелт специализировался в политологии. В то время будущий президент страны был президентом любительского театрального общества. Не приходилось сомневаться, что актерские навыки немало способствовали его дальнейшей карьере. Ходили слухи, что по крайней мере один «крестный отец» был осужден и отправлен в тюрьму исключительно благодаря голой риторике прокурора. Президент любил говорить, что при исполнении своих обязанностей руководствовался только искренностью.
— Господин посол, я предлагаю вам помощь и ради поиска пропавшей подлодки и ваших соотечественников отдаю в распоряжение вашей страны все ресурсы Соединенных Штатов.
— Это весьма любезно с вашей стороны, господин президент, но...
— Никаких «но», Алекс. — Президент поднял руку. — Если мы не можем сотрудничать в столь трагический момент, как же нам рассчитывать на сотрудничество в других серьезных делах? Если мне не изменяет память, в прошлом году один из патрульных самолетов нашего флота потерпел аварию возле Алеутских островов, и ваш рыболовный траулер — на самом деле это было судно, занимающееся электронной разведкой, — взял на борт наших летчиков, спас им жизни. Алекс, мы перед вами в долгу, это долг чести, и никто не посмеет заявить, что Соединенные Штаты не платят свои долги! — Президент сделал эффектную паузу. — Только, увы, скорее всего, все они уже погибли. Не думаю, что при аварии подводной лодки у ее команды больше шансов уцелеть, чем при авиакатастрофе. Но по крайней мере семьи погибших будут знать, что случилось с их парнями. Джефф, у нас есть специальное снаряжение для спасения подводных лодок, попавших в беду?
— При тех огромных ассигнованиях, которые выделяются флоту? Наверняка есть. Я позвоню адмиралу Фостеру.
— Отлично, — кивнул президент. — Алекс, наивно рассчитывать, что наши взаимные подозрения исчезнут из-за помощи в таком пустяшном деле. И ваша история и наша красноречиво говорят об этом. Но пусть это станет первым крошечным шагом на пути к доверию между нашими странами. Если мы можем пожимать друг другу руки в космосе или за столом переговоров в Вене, может быть, это удастся нам и здесь. Я отдам необходимые распоряжения командующим родами войск, как только мы закончим нашу беседу.
— Спасибо, господин президент. — Арбатов старался скрыть беспокойство.
— И прошу вас передать мои самые глубокие соболезнования президенту Нармонову, а также семьям пропавших молодых людей. Я высоко ценю его доверие — и ваше тоже, — что нам была предоставлена эта информация.
— Непременно, господин президент. — Посол встал, обменялся с американцами рукопожатиями и покинул Овальный кабинет. Что же задумали американцы? Ведь он предостерегал Москву: стоит назвать поиски «Красного Октября» спасательной операцией, как они начнут соваться со своей помощью. Сейчас на дворе это их дурацкое Рождество, а американцы помешаны на «хэппи энде». Просто безумие не назвать поиски беглецов как-то иначе — и наплевать на дипломатический протокол.
И все-таки, несмотря ни на что, посол не мог не восхищаться американским президентом. Странный человек, такой, казалось бы, простодушный, а полон коварства, почти всегда дружелюбный — и в то же время постоянно готов воспользоваться любой слабостью противника. Арбатов вспомнил рассказы бабушки о том, как цыгане подменивали младенцев — уж очень что-то президент походил на русского.
— Ну что ж, — заметил президент, после того как за советским послом закрылась дверь Овального кабинета, — теперь мы сможем внимательно следить за их действиями, и у русских не будет оснований на жалобы. Они лгут, и мы знаем об этом, а вот сами не подозревают, что нам это известно. Мы тоже лжем, и у них, несомненно, есть основания подозревать нас в этом, но они не могут понять, почему мы лжем. Боже милостивый! А ведь только сегодня утром я сказал ему, что опасность заключается в том, что мы не знаем причины происходящего. Так вот. Джефф, я все обдумал. Мне не нравится, что столько русских военных кораблей находится у наших берегов. Райан был прав, когда сказал, что Атлантика — это наш океан. Я хочу, чтобы наша авиация и военно-морской флот сплошь покрыли Северную Атлантику. Это действительно наш океан, и я хочу, чтобы русские поняли это, черт побери. — Президент осушил стакан. — Что касается сбежавшей лодки, пусть наши люди как следует осмотрят ее, а если кто-то из команды попросит политического убежища, мы позаботимся о них. Не поднимая шума, разумеется.
— Да, конечно. Практически заполучить русских офицеров с «Красного Октября» — достижение ничуть не меньшее, чем захват самого ракетоносца.
— Однако военно-морской флот все-таки хотел бы сохранить его.
— Не представляю, как можно сделать это без устранения всей команды, а этого делать мы не будем.
— Да, ты прав. — Президент вызвал звонком секретаря. — Соедините меня с генералом Хилтоном.
Пелт поспешно вошел в Овальный кабинет за несколько минут до посла.
— Господин президент, — доложил Арбатов, вытянувшись по стойке смирно. Президент не знал, что посол когда-то проходил воинскую службу. — Мне поручено передать вам сожаление нашего правительства по поводу того, что оно не сумело раньше проинформировать вас о сложившейся ситуации. Исчезла одна из наших атомных подлодок, и мы опасаемся, что с ней произошло несчастье. Сейчас проводится срочная операция по поиску подлодки и ее спасению.
Президент понимающе кивнул и пригласил посла сесть в кресло. Пелт сел рядом.
— Видите ли, господин президент, возникла неловкая ситуация. Вам хорошо известно, что служба на атомных подлодках у нас на флоте, как и у вас, исключительно ответственна и потому мы отбираем для такой службы наших самых образованных моряков, людей, на которых можно положиться. В данном случае несколько членов команды — офицеров конечно — являются сыновьями высокопоставленных партийных деятелей. Один из них — я не могу, разумеется, назвать его фамилию — сын члена Центрального комитета КПСС. Так что усилия, предпринятые военно-морским флотом по поиску и спасению верных сынов родины, вполне объяснимы, хотя и, должен признаться, несколько беспорядочны. — Арбатов мастерски играл роль человека, смущенного создавшейся ситуацией и вынужденного открыть сокровенную семейную тайну. — Вот почему это вылилось в то, что ваши моряки называют операцией, в которой задействованы все силы. Вам известно, разумеется, что меры по спасению были приняты практически за одну ночь.
— Понимаю. — В голосе президента звучало сочувствие. — Теперь мне спокойнее, Алекс. Джефф, день подходит к концу. Не выпить ли нам чего-нибудь, а? Вам бурбон, Алекс?
— Да, сэр, благодарю.
Пелт подошел к шкафчику розового дерева у стены. В старинном шкафчике с изысканной инкрустацией находился небольшой бар с ведерком для льда, который ежедневно обновлялся. Президент порой любил пропустить стаканчик-другой перед ужином, чем напоминал Арбатову своих соотечественников. У доктора Пелта накопился немалый опыт по части исполнения обязанностей бармена при президенте. Через несколько минут он вернулся со стаканами в руках.
— Признаться, мы и сами думали, что это спасательная операция, — доверительно сказал Пелт.
— Не знаю, как бы наши парни справились со столь опасной работой, — заметил президент, делая несколько глотков. Арбатов не счел нужным сдерживать себя и осушил стакан. На здешних приемах с коктейлями он часто говорил, что предпочитает американский бурбон родной водке. Может быть, это и соответствовало истине. — Насколько я припоминаю, мы тоже в свое время потеряли две атомные подлодки. А какие потери у вас, Алекс — три или четыре?
— Не знаю, господин президент. Полагаю, ваши сведения надежнее моих, сэр. — Президент отметил, что советский посол впервые за вечер сказал правду. — Но я согласен с вами — профессия подводника весьма изнурительная и опасная.
— Сколько людей на борту пропавшей подлодки, Алекс? — спросил президент.
— Не имею представления. Думаю, человек сто, а может, и меньше. Мне ни разу не приходилось бывать на военном корабле.
— Зеленые юнцы, наверно, как в составе наших команд. Весьма печально, что взаимные подозрения вынуждают наши страны подвергать так много молодых людей подобным опасностям, когда существует риск не вернуться обратно. Но что поделаешь? — Президент замолчал и повернулся к окну.
На Южной лужайке таял снег. Пауза затягивалась, пора было произносить следующую реплику.
— А ведь мы, пожалуй, сможем прийти на помощь, — произнес президент, словно размышляя вслух. — Да, конечно, следует воспользоваться этой трагедией, чтобы хоть чуточку уменьшить взаимные подозрения. Может быть, из этого удастся извлечь какую-то пользу, продемонстрировать миру, что отношения между нашими странами улучшились.
Пелт отвернулся в поисках своей трубки. За столько лет дружбы с президентом он так и не понял, каким образом тому удается обернуть, казалось бы, самую проигрышную ситуацию в свою пользу. Они встретились еще в Вашингтонском университете, где президент завершал юридическое образование, тогда как сам Пелт специализировался в политологии. В то время будущий президент страны был президентом любительского театрального общества. Не приходилось сомневаться, что актерские навыки немало способствовали его дальнейшей карьере. Ходили слухи, что по крайней мере один «крестный отец» был осужден и отправлен в тюрьму исключительно благодаря голой риторике прокурора. Президент любил говорить, что при исполнении своих обязанностей руководствовался только искренностью.
— Господин посол, я предлагаю вам помощь и ради поиска пропавшей подлодки и ваших соотечественников отдаю в распоряжение вашей страны все ресурсы Соединенных Штатов.
— Это весьма любезно с вашей стороны, господин президент, но...
— Никаких «но», Алекс. — Президент поднял руку. — Если мы не можем сотрудничать в столь трагический момент, как же нам рассчитывать на сотрудничество в других серьезных делах? Если мне не изменяет память, в прошлом году один из патрульных самолетов нашего флота потерпел аварию возле Алеутских островов, и ваш рыболовный траулер — на самом деле это было судно, занимающееся электронной разведкой, — взял на борт наших летчиков, спас им жизни. Алекс, мы перед вами в долгу, это долг чести, и никто не посмеет заявить, что Соединенные Штаты не платят свои долги! — Президент сделал эффектную паузу. — Только, увы, скорее всего, все они уже погибли. Не думаю, что при аварии подводной лодки у ее команды больше шансов уцелеть, чем при авиакатастрофе. Но по крайней мере семьи погибших будут знать, что случилось с их парнями. Джефф, у нас есть специальное снаряжение для спасения подводных лодок, попавших в беду?
— При тех огромных ассигнованиях, которые выделяются флоту? Наверняка есть. Я позвоню адмиралу Фостеру.
— Отлично, — кивнул президент. — Алекс, наивно рассчитывать, что наши взаимные подозрения исчезнут из-за помощи в таком пустяшном деле. И ваша история и наша красноречиво говорят об этом. Но пусть это станет первым крошечным шагом на пути к доверию между нашими странами. Если мы можем пожимать друг другу руки в космосе или за столом переговоров в Вене, может быть, это удастся нам и здесь. Я отдам необходимые распоряжения командующим родами войск, как только мы закончим нашу беседу.
— Спасибо, господин президент. — Арбатов старался скрыть беспокойство.
— И прошу вас передать мои самые глубокие соболезнования президенту Нармонову, а также семьям пропавших молодых людей. Я высоко ценю его доверие — и ваше тоже, — что нам была предоставлена эта информация.
— Непременно, господин президент. — Посол встал, обменялся с американцами рукопожатиями и покинул Овальный кабинет. Что же задумали американцы? Ведь он предостерегал Москву: стоит назвать поиски «Красного Октября» спасательной операцией, как они начнут соваться со своей помощью. Сейчас на дворе это их дурацкое Рождество, а американцы помешаны на «хэппи энде». Просто безумие не назвать поиски беглецов как-то иначе — и наплевать на дипломатический протокол.
И все-таки, несмотря ни на что, посол не мог не восхищаться американским президентом. Странный человек, такой, казалось бы, простодушный, а полон коварства, почти всегда дружелюбный — и в то же время постоянно готов воспользоваться любой слабостью противника. Арбатов вспомнил рассказы бабушки о том, как цыгане подменивали младенцев — уж очень что-то президент походил на русского.
— Ну что ж, — заметил президент, после того как за советским послом закрылась дверь Овального кабинета, — теперь мы сможем внимательно следить за их действиями, и у русских не будет оснований на жалобы. Они лгут, и мы знаем об этом, а вот сами не подозревают, что нам это известно. Мы тоже лжем, и у них, несомненно, есть основания подозревать нас в этом, но они не могут понять, почему мы лжем. Боже милостивый! А ведь только сегодня утром я сказал ему, что опасность заключается в том, что мы не знаем причины происходящего. Так вот. Джефф, я все обдумал. Мне не нравится, что столько русских военных кораблей находится у наших берегов. Райан был прав, когда сказал, что Атлантика — это наш океан. Я хочу, чтобы наша авиация и военно-морской флот сплошь покрыли Северную Атлантику. Это действительно наш океан, и я хочу, чтобы русские поняли это, черт побери. — Президент осушил стакан. — Что касается сбежавшей лодки, пусть наши люди как следует осмотрят ее, а если кто-то из команды попросит политического убежища, мы позаботимся о них. Не поднимая шума, разумеется.
— Да, конечно. Практически заполучить русских офицеров с «Красного Октября» — достижение ничуть не меньшее, чем захват самого ракетоносца.
— Однако военно-морской флот все-таки хотел бы сохранить его.
— Не представляю, как можно сделать это без устранения всей команды, а этого делать мы не будем.
— Да, ты прав. — Президент вызвал звонком секретаря. — Соедините меня с генералом Хилтоном.
Пентагон
Вычислительный центр военно-воздушных сил находился в полуподвальном помещении Пентагона. Температура здесь была заметно ниже семидесяти градусов по Фаренгейту. Этого было достаточно, чтобы у Тайлера заныла нога — в том месте, где культя соединялась с протезом из металла и пластика. Но он уже привык к таким болям.
Тайлер сидел у пульта управления. Он только что закончил экспериментальный прогон своей программы, которую назвал «Мурена» — по имени хищного угря, населяющего океанские рифы. Скип Тайлер гордился своими способностями программиста. Он взял допотопную программу из картотеки в лаборатории Тейлора, адаптировал ее к языку, применяющемуся в министерстве обороны, АДА, названному так в честь леди Ады Лавлейс, дочери лорда Байрона, а затем сжал ее. У большинства программистов на это ушел бы месяц. Скип сделал все за четверо суток, работая почти без сна, и не только потому, что ему посулили большие деньги, но еще и по той причине, что это был профессиональный вызов. И теперь он был доволен собой: он не только сумел уложиться в практически немыслимый срок, но сделал это даже раньше. Сейчас было восемь вечера. Он только что прогнал «Мурену» через тесте одной переменной, и сбоя не произошло. Он был готов к работе.
Ему еще не приходилось видеть суперкомпьютер «Крей-2», разве что на фотографиях, и теперь Скип был доволен, что представилась возможность поработать на нем. «Крей-2» состоял из пяти блоков, — каждый с независимым электропитанием, все они имели форму пятиугольника около шести футов высотой и четырех в поперечнике. Наиболее крупный блок представлял собой универсальную вычислительную машину с процессором; остальные четыре, примыкавшие к нему в виде креста, были блоками памяти. Тайлер ввел команду загрузить набор переменных. Для каждого из главных параметров «Красного Октября» — длины, ширины и высоты — он ввел по десять дискретных цифровых величин. Затем пришла очередь шести слегка различающихся величин, касающихся формы корпуса лодки и коэффициентов преломления. Существовало пять вариантов размеров туннелей. В результате образовалось более тридцати тысяч возможных перестановок. Далее Скип ввел восемнадцать энергетических переменных, способных охватить диапазон вероятных двигательных установок. «Крей-2» принял эту информацию и разместил все числа в соответствующем порядке. Теперь он был готов к работе.
— О'кей, действуйте, — объявил Тайлер оператору, главному сержанту ВВС.
— Приступаю. — Сержант набрал на клавиатуре своего терминала команду «Выполнить». «Крей-2» приступил к работе. Тайлер подошел к пульту сержанта.
— Вы ввели неслабую программу, сэр. — Сержант выложил десятидолларовую банкноту на крышку консоли. — Держу пари, что моя крошка справится с нею за десять минут.
— Никогда в жизни. — Тайлер положил рядом с сержантской свою банкноту. — Не менее пятнадцати минут, а то и больше.
— Разницу делим пополам?
— Идет. Где здесь гальюн?
— Как выйдете отсюда, сэр, поверните направо, вдоль по коридору, и увидите дверь слева.
Тайлер направился к двери. Его раздражала неуклюжесть собственной походки, но за четыре года он притерпелся и научился справляться с собой. Главное, что он уцелел. Несчастный случай произошел холодной безоблачной ночью в Гротоне, штат Коннектикут, всего в квартале от главных ворот верфи. В три утра пятницы он ехал домой после двадцати часов работы на верфи, где готовил к выходу в море свою новую лодку. У штатского рабочего верфи позади был тоже длинный тяжелый день, и он заехал в любимый бар, где принял не один стаканчик — так потом установила полиция. Рабочий сел за руль, проехал на красный свет и врезался прямо в бок его «понтиака» на скорости пятьдесят миль. Для самого рабочего несчастный случай оказался смертельным. Скипу повезло больше. Катастрофа произошла на перекрестке, он ехал на зеленый свет и, когда заметил капот «форда» всего в футе от своей левой дверцы, было уже слишком поздно. Он не помнил, как влетел в витрину ломбарда, а вся следующая неделя, когда Скип барахтался между жизнью и смертью в больнице Нью-Хейвена, полностью стерлась из его памяти. Зато у него навсегда остался в памяти момент, когда он пришел в себя — потом ему сказали, что это произошло через восемь суток, — и увидел жену, Джин, которая сидела рядом и держала его за руку. До этого момента его семейная жизнь оставляла желать лучшего, что не было редкостью среди морских офицеров, плавающих на атомных подводных лодках. В тот момент Джин не выглядела красавицей — красные от слез глаза, растрепанные волосы, — но еще никогда она не казалась ему такой прекрасной. Раньше ему не приходило в голову, насколько она важна для него — куда важнее, чем потерянная половина ноги.
— Скип? Скип Тайлер!
Бывший подводник нескладно повернулся и увидел морского офицера, бегущего ему навстречу.
— Джонни Коулман! Как ты поживаешь, черт побери? Теперь капитан первого ранга Коулман, заметил Тайлер. Дважды они вместе плавали на одной лодке — один год на «Текумсе», другой — на «Шарке». Коулман, специалист по вооружению, за это время командовал уже не одной атомной подлодкой.
Тайлер сидел у пульта управления. Он только что закончил экспериментальный прогон своей программы, которую назвал «Мурена» — по имени хищного угря, населяющего океанские рифы. Скип Тайлер гордился своими способностями программиста. Он взял допотопную программу из картотеки в лаборатории Тейлора, адаптировал ее к языку, применяющемуся в министерстве обороны, АДА, названному так в честь леди Ады Лавлейс, дочери лорда Байрона, а затем сжал ее. У большинства программистов на это ушел бы месяц. Скип сделал все за четверо суток, работая почти без сна, и не только потому, что ему посулили большие деньги, но еще и по той причине, что это был профессиональный вызов. И теперь он был доволен собой: он не только сумел уложиться в практически немыслимый срок, но сделал это даже раньше. Сейчас было восемь вечера. Он только что прогнал «Мурену» через тесте одной переменной, и сбоя не произошло. Он был готов к работе.
Ему еще не приходилось видеть суперкомпьютер «Крей-2», разве что на фотографиях, и теперь Скип был доволен, что представилась возможность поработать на нем. «Крей-2» состоял из пяти блоков, — каждый с независимым электропитанием, все они имели форму пятиугольника около шести футов высотой и четырех в поперечнике. Наиболее крупный блок представлял собой универсальную вычислительную машину с процессором; остальные четыре, примыкавшие к нему в виде креста, были блоками памяти. Тайлер ввел команду загрузить набор переменных. Для каждого из главных параметров «Красного Октября» — длины, ширины и высоты — он ввел по десять дискретных цифровых величин. Затем пришла очередь шести слегка различающихся величин, касающихся формы корпуса лодки и коэффициентов преломления. Существовало пять вариантов размеров туннелей. В результате образовалось более тридцати тысяч возможных перестановок. Далее Скип ввел восемнадцать энергетических переменных, способных охватить диапазон вероятных двигательных установок. «Крей-2» принял эту информацию и разместил все числа в соответствующем порядке. Теперь он был готов к работе.
— О'кей, действуйте, — объявил Тайлер оператору, главному сержанту ВВС.
— Приступаю. — Сержант набрал на клавиатуре своего терминала команду «Выполнить». «Крей-2» приступил к работе. Тайлер подошел к пульту сержанта.
— Вы ввели неслабую программу, сэр. — Сержант выложил десятидолларовую банкноту на крышку консоли. — Держу пари, что моя крошка справится с нею за десять минут.
— Никогда в жизни. — Тайлер положил рядом с сержантской свою банкноту. — Не менее пятнадцати минут, а то и больше.
— Разницу делим пополам?
— Идет. Где здесь гальюн?
— Как выйдете отсюда, сэр, поверните направо, вдоль по коридору, и увидите дверь слева.
Тайлер направился к двери. Его раздражала неуклюжесть собственной походки, но за четыре года он притерпелся и научился справляться с собой. Главное, что он уцелел. Несчастный случай произошел холодной безоблачной ночью в Гротоне, штат Коннектикут, всего в квартале от главных ворот верфи. В три утра пятницы он ехал домой после двадцати часов работы на верфи, где готовил к выходу в море свою новую лодку. У штатского рабочего верфи позади был тоже длинный тяжелый день, и он заехал в любимый бар, где принял не один стаканчик — так потом установила полиция. Рабочий сел за руль, проехал на красный свет и врезался прямо в бок его «понтиака» на скорости пятьдесят миль. Для самого рабочего несчастный случай оказался смертельным. Скипу повезло больше. Катастрофа произошла на перекрестке, он ехал на зеленый свет и, когда заметил капот «форда» всего в футе от своей левой дверцы, было уже слишком поздно. Он не помнил, как влетел в витрину ломбарда, а вся следующая неделя, когда Скип барахтался между жизнью и смертью в больнице Нью-Хейвена, полностью стерлась из его памяти. Зато у него навсегда остался в памяти момент, когда он пришел в себя — потом ему сказали, что это произошло через восемь суток, — и увидел жену, Джин, которая сидела рядом и держала его за руку. До этого момента его семейная жизнь оставляла желать лучшего, что не было редкостью среди морских офицеров, плавающих на атомных подводных лодках. В тот момент Джин не выглядела красавицей — красные от слез глаза, растрепанные волосы, — но еще никогда она не казалась ему такой прекрасной. Раньше ему не приходило в голову, насколько она важна для него — куда важнее, чем потерянная половина ноги.
— Скип? Скип Тайлер!
Бывший подводник нескладно повернулся и увидел морского офицера, бегущего ему навстречу.
— Джонни Коулман! Как ты поживаешь, черт побери? Теперь капитан первого ранга Коулман, заметил Тайлер. Дважды они вместе плавали на одной лодке — один год на «Текумсе», другой — на «Шарке». Коулман, специалист по вооружению, за это время командовал уже не одной атомной подлодкой.