— Что будет с моими людьми? — спросил Рамиус.
   — Этого я точно не знаю, сэр, поскольку мне никогда не приходилось заниматься подобными делами. Думаю, вас отвезут в тихое место, где вы сможете отдохнуть и расслабиться. Сотрудники ЦРУ и военно-морского флота захотят подробно побеседовать с вами. Это вполне естественно. Я говорил об этом и раньше. Через год вы сможете поступать так, как вам захочется.
   — А если вы захотите прокатиться на моей подлодке, я буду только рад, — добавил Манкузо.
   Райан сомневался, что капитан говорит правду. Вряд ли военно-морской флот пустит кого-нибудь из русских офицеров на борт своих ударных подлодок типа 688. Каждый из них может получить там настолько важную информацию, что, вернувшись домой, ценой этих сведений сумеет сохранить себе жизнь.
   — Почему такой располагающий к себе человек, как вы, стал шпионом ЦРУ? — не удержался от вопроса Бородин.
   — Я не шпион, — в который раз повторил Райан. Он не мог винить русских за то, что они не верят ему. — Когда я заканчивал университет, то познакомился с парнем, который рассказал обо мне своему знакомому из ЦРУ — адмиралу Джеймсу Гриру. Несколько лет назад меня попросили вместе с группой ученых заняться проверкой некоторых выводов ЦРУ, сделанных на основе собранных разведданных. В то время я с удовольствием писал книги по истории военно-морского флота. Я провел летом два месяца в Лэнгли и написал там доклад о международном терроризме. Гриру понравился мой доклад, и два года назад он пригласил меня на постоянную работу в ЦРУ. Я принял его предложение. Это было ошибкой, — сказал Райан, сам не зная, правду ли он говорит. — Год назад меня перевели в Лондон, где совместно с британской Секретной службой я вел работу по анализу разведывательных данных. Работа эта заключалась в том, что я сидел за столом и анализировал сведения, собранные оперативными сотрудниками. А в настоящее дело меня втянули потому, что я сумел разгадать ваши планы, капитан Рамиус.
   — Ваш отец был шпионом? — спросил Бородин.
   — Нет, папа служил полицейским в Балтиморе. Они вместе с мамой погибли в авиакатастрофе десять лет назад. Бородин сочувственно покачал головой.
   — А почему вы стали моряком, капитан Манкузо? — Интерес Бородина был неистощим.
   — Я с детства мечтал о море. Отец у меня работает парикмахером. А в Аннаполисе я выбрал службу на подводных лодках, потому что это казалось мне увлекательным.
   Райан с интересом наблюдал за разговором — ему еще никогда не доводилось присутствовать при встрече людей, принадлежащих к двум столь разным социальным системам, со столь отличными культурными традициями, пытающихся понять друг друга. Обе стороны старались отыскать сходные черты в характере и жизненном опыте, создавая тем самым основу для взаимопонимания. Это было не просто интересно — нет, а скорее, трогательно. Райан пытался понять, насколько это трудно для русских. В конце концов они сожгли за собой все мосты, отказались от своей прежней жизни, веря, что вошли в новый, более светлый мир. Райан надеялся, что им это удастся, что они сумеют успешно завершить переход от тоталитаризма к свободе. За последние два дня он понял, какого мужества потребовал от русских этот шаг.
   Направленный на него пистолет в ракетном отсеке казался теперь пустяком по сравнению с тем, что совершили эти офицеры, — ведь они решили начать жизнь заново. Странно, как легко относятся американцы к собственной свободе и насколько труднее сейчас этим людям, рисковавшим жизнью ради того, чтобы достичь цели, которую соотечественники Райана принимали как нечто само собой разумеющееся. Именно такие парни сделали реальной Американскую мечту, и они нужны, чтобы сохранить ее. Поразительно, что такие парни явились из Советского Союза. Впрочем, может быть, совсем не так и поразительно, думал Райан, прислушиваясь к оживленной беседе.

День семнадцатый
Воскресенье, 19 декабря

Подводный ракетоносец «Красный Октябрь»

   — Еще восемь часов, — еле слышно прошептал Райан. Так сказали ему. Восьмичасовой переход в Норфолк. По собственной просьбе Райан снова занял место за штурвалом и рулями глубины. Это было единственное, что он умел делать на лодке, и ему хотелось заняться чем-то. На «Красном Октябре» по-прежнему катастрофически не хватало людей. Почти все американцы помогали русским в реакторном отсеке и в машинном отделении на корме. В центральном посту находились только Манкузо, Рамиус и он. Бугаев и Джоунз прослушивали морские глубины с помощью акустического оборудования всего в нескольких футах от центрального поста, а медики занимались в медпункте Уилльямзом, состояние которого по-прежнему вызывало тревогу. Кок бегал взад и вперед, разнося сэндвичи и кофе, причем Райан был разочарован качеством последнего — возможно потому, что был избалован кофе Грира.
   Рамиус полусидел, опираясь на поручни, окружающие основание перископа. Рана больше не кровоточила, но оставалась, по-видимому, куда болезненнее, чем это отражалось на лице капитана, потому что он доверил Манкузо управление ракетоносцем.
   — Прямо руля, — скомандовал Манкузо.
   — Руль прямо, — отрепетовал Райан и повернул штурвал вправо, ставя перо руля вдоль продольной оси подлодки и проверяя указатель его положения. — Руль прямо, курс один-два-ноль.
   Манкузо смотрел хмурясь на карту. Он нервничал — уж очень бесцеремонно ему приходилось обращаться с такой огромной подлодкой.
   — Здесь нужно быть поосторожнее. Южный прибрежный сток постоянно образует в этом районе песчаную отмель, и каждые несколько месяцев тут работают землечерпалки, углубляя канал. Да и шторма за последнее время тоже не помогли делу. — Манкузо снова склонился у перископа.
   — Мне говорили, что это опасный район, — заметил Рамиус.
   — Кладбище Атлантики, — подтвердил Манкузо. — Множество кораблей нашли свою гибель именно здесь, в районе Внешних отмелей. Только погоды и течения хватило на это. Я слышал, немцы здорово натерпелись тут во время войны. На ваших картах этого не видно, но здесь на дне находятся сотни затонувших судов. — Он вернулся к прокладочному столику. — Как бы то ни было, мы постараемся обойти его как можно дальше и не повернем на север, пока не придем примерно вот в эту точку. — Манкузо провел линию на карте.
   — Это ваши воды, — согласился Рамиус.
   Они шли в составе рассредоточенной группы из трех кораблей. «Даллас» вел их к морю, «Поги» замыкал процессию. Все три подлодки шли в полупогруженном состоянии — палубы почти на уровне воды, так что волны перекатывались через них. Визуальная навигация велась с помощью перископов. Радары выключили. Ни одна из подлодок не излучала никаких электронных импульсов. Райан мельком взглянул на карту. Они уже вышли из самого пролива, но на карте виднелось еще несколько миль песчаных отмелей.
   Движительная система «Красного Октября», гусеница, была выключена. Она оказалась почти в точности такой, как описал ее Скип Тайлер. На ракетоносце было два комплекта туннельных импеллеров — два импеллера примерно в трети корпуса от носа лодки и еще три чуть дальше ее середины в сторону кормы. Манкузо со своими механиками с большим интересом осмотрели схемы, а потом с жаром обсудили качества водометного движителя.
   Самому Рамиусу не хотелось верить, что его обнаружили так быстро. В конце концов Манкузо пригласил Джоунза с его личной картой, на которой был нанесен примерный курс «Красного Октября» от берегов Исландии. Хотя курс, проложенный Джоунзом, на несколько миль отличался от курса в корабельном журнале, оба курса проходили слишком близко, чтобы быть простым совпадением.
   — Должно быть, ваш гидролокатор лучше, чем мы предполагали, — проворчал Рамиус.
   — Он действительно превосходный, — согласился Манкузо. — Но еще важнее, что акустиком у меня служит Джоунзи, это лучший специалист, с которым мне приходилось плавать.
   — Такой молодой и такой способный.
   — У нас немало парней вроде него, — улыбнулся Манкузо. — Меньше, чем нам этого хотелось бы, конечно, зато все они добровольцы. Они понимают, что им предстоит. Мы старательно отбираем их и затем чертовски тщательно готовим.
   — Мостик, это гидропост, — послышался голос Джоунза. — «Даллас» погружается, сэр.
   — Очень хорошо. — Манкузо закурил, направился к телефону внутренней связи и нажал кнопку, вызывая машинное отделение. — Передайте Манньону, что он нужен нам в центральном посту. Погружаемся через несколько минут. Да. — Он положил трубку и вернулся к карте.
   — Значит, эти матросы служат у вас больше трех лет? — спросил Рамиус.
   — Конечно. Иначе нам пришлось бы отпускать их сразу после того, как они приобретут необходимую квалификацию.
   Тогда почему советский военно-морской флот не может набирать и держать у себя людей таким же образом? — подумал Рамиус. Ответ был слишком очевидным. Американцы хорошо кормили своих людей, должным образом размещали, неплохо платили, доверяли им — короче говоря, они делали то, за что он боролся в течение двадцати лет.
   — Я нужен вам, чтобы управлять клапанами погружения? — спросил Манньон, входя в центральный пост.
   — Да, Пэт, погружаемся через пару минут. Манньон взглянул на карту и направился к пульту управления клапанами.
   Рамиус проковылял к своему креслу.
   — Нам говорили, что вы набираете своих офицеров из буржуазных слоев и они командуют рядовыми матросами, представляющими трудящихся.
   Манньон провел руками по рукояткам управления клапанами. Их здесь было немало. Накануне он битых два часа старался разобраться в сложной системе управления.
   — Совершенно верно, сэр, — кивнул он. — Все наши офицеры действительно принадлежат к правящему классу. Только посмотрите на меня. — Выражение лица лейтенанта было бесстрастным. Кожа Манньона походила цветом на кофейную гущу, а произношение выдавало обитателя южного Бронкса.
   — Но вы — чернокожий, — возразил Рамиус, не заметивший насмешки.
   — Совершенно точно, у нас на корабле настоящее этническое разнообразие. — Манкузо снова посмотрел в перископ. — Шкипер — макаронник, чернокожий штурман и чокнутый акустик.
   — Да, я слышал это, сэр! — выкрикнул Джоунз, не прибегая к помощи системы внутренней связи. — Поступило сообщение с «Далласа» по «гертруде». Все идет нормально. Нас ждут. Пока связи не будет.
   — Это мостик, понял. Вышли наконец в море. Можем погружаться, когда дадите команду, капитан Рамиус, — произнес Манкузо.
   — Товарищ Манньон, откройте клапаны балластных цистерн, — сказал Рамиус. «Красный Октябрь» так полностью и не всплывал и был готов к погружению.
   — Слушаюсь, сэр. — Лейтенант повернул верхний ряд главных переключателей гидравлических клапанов.
   Райан вздрогнул. Послышался рев, напоминающий спуск воды в миллионе туалетов.
   — Опустить на пять градусов рули глубины, Райан, — скомандовал Рамиус.
   — Опустить на пять градусов, слушаюсь, — отрепетовал Райан, толкая вперед ручку управления. — Рули глубины опущены на пять градусов.
   — Он погружается медленно, — заметил Манньон, глядя на импровизированный циферблат указателя глубины с нанесенными от руки цифрами. — Здоровенный дядя.
   — Да, — кивнул Манкузо. Стрелка прошла двадцать метров.
   — Рули глубины на ноль, — произнес Рамиус.
   — Рули на ноль, слушаюсь. — Райан потянул на себя рычаг управления. Понадобилось тридцать секунд, чтобы лодка выровнялась Казалось, она очень медленно реагирует на команды. Раньше Райан думал, что подлодки отзываются на смену направления так же легко, как самолеты.
   — Сделай ее чуть полегче, Пэт. Достаточно одного градуса на рулях глубины, чтобы держать ее на уровне, — сказал Манкузо.
   — Понял, — отозвался Манньон, нахмурившись и глядя на указатель глубины. Балластные цистерны были сейчас наполнены, и выравнивание придется вести с помощью гораздо меньших триммерных цистерн. Ему понадобилось пять минут, чтобы достичь полного баланса.
   — Извините, господа, — смущенно заметил лейтенант. — Она слишком велика, чтобы ожидать быстрого повиновения.
   Все происходящее произвело большое впечатление на Рамиуса, но он был слишком раздражен, чтобы показать это. Русский капитан ожидал, что американцам потребуется больше времени, чтобы освоиться с управлением. Такое искусное выравнивание незнакомой подлодки с первой попытки...
   — О'кей, теперь можно повернуть на север, — сказал Манкузо. Они отошли уже на две мили за последнюю отмель, нанесенную на карту. — Советую выбрать курс ноль-ноль-восемь, капитан.
   — Райан, лево руля десять градусов, — скомандовал Рамиус. — Переходим на курс ноль-ноль-восемь.
   — О'кей, лево руля десять градусов, — отозвался Райан, глядя то на указатель поворота руля, то на репитер гирокомпаса. — Новый курс ноль-ноль-восемь.
   — Осторожно, Райан. Она поворачивается медленно, но после поворота вам придется перевести назад...
   — В противоположную сторону, — вежливо поправил Манкузо.
   — Да, перевести руль в противоположную сторону, чтобы выйти на нужный курс.
   — Понял.
   — Скажите, капитан, у вас не возникали трудности с управлением? — осведомился Манкузо. — Когда мы следили за вами, нам показалось, что радиус поворота несколько великоват.
   — При работающей гусенице это действительно так. Поток воды из туннелей сильно бьет по перу руля, и он начинает вибрировать, если положить его на борт слишком резко. Во время первых ходовых испытаний мы повредили руль. Так происходит из-за — как это вы говорите? — из-за схождения двух туннелей гусеницы.
   — Это не влияет на управление при работе гребных винтов? — спросил Манньон.
   — Нет, только при движении на гусенице.
   Манкузо это не понравилось, хотя особого значения не имело. То, что им предстояло сделать, выглядело просто. Все три подлодки устремляются прямо к Норфолку. Американские ударные подлодки будут поочередно обгонять друг друга на скорости тридцать узлов, осматривая район моря впереди, пока «Красный Октябрь» следует прямым курсом двадцатиузловым ходом.
   Райан начал выравнивать руль, по мере того как нос ракетоносца приближался к заданному курсу. Оказалось, что он ждал слишком долго. Несмотря на то что перо руля было положено на пять градусов вправо, нос прошел мимо намеченного курса, и корректор гирокомпаса укоризненно щелкал каждые три градуса, пока не остановился на курсе ноль-ноль-один. Понадобилось еще две минуты, чтобы вернуть лодку на заданный курс.
   — Извините. Курс ноль-ноль-восемь, — доложил наконец Райан.
   — Вы быстро все схватываете, Райан, — снисходительно улыбнулся Рамиус. — Может быть, придет время, когда вы станете настоящим моряком.
   — Нет уж, спасибо! За время этого плавания я понял одну важную вещь: вы, парни, честно зарабатываете свои деньги.
   — Не нравятся подводные лодки? — усмехнулся Манньон.
   — Здесь мало места для утренних пробежек.
   — Это верно. Если можете обойтись без меня, капитан, мне лучше вернуться на корму. В машинном отделении отчаянно нужны рабочие руки, — сказал лейтенант.
   Рамиус кивнул. Неужели он из правящего класса? — недоверчиво подумал капитан.

Ударная подлодка «В. К. Коновалов»

   Туполев снова возвращался на запад. Приказ по флоту гласил, что все корабли — кроме его и еще одной подводной лодки — направляются домой двадцатиузловым ходом. Туполеву было приказано перемещаться на запад в течение двух с половиной часов. Теперь он плыл тем же курсом на скорости пять узлов, что является примерно максимальным ходом, при котором лодка движется почти бесшумно. Смысл операции заключался в том, что его подлодку в общей суматохе потеряют из виду. Значит, американский «огайо» направляется в Норфолк — или в Чарлстон, что более вероятно. В любом случае Туполев будет неслышно описывать круги и вести наблюдение. «Красный Октябрь» уничтожен. Это было известно ему из оперативного приказа. Туполев покачал головой. Почему Марк пошел на это? Как бы то ни было, он заплатил за измену своей жизнью.

Пентагон

   — Было бы лучше, если бы мы могли ненадежнее прикрыть их с воздуха, — заметил адмирал Фостер, опершись плечом о стену.
   — Согласен, сэр, но следует ли так явно выдавать себя? — отозвался генерал Харрис.
   Пара патрульных самолетов Р-ЗВ прочесывала маршрут от мыса Гаттерас до Виргиния-Кейпс под видом обычных учений. Большинство других «орионов» находились далеко в море. Советские корабли отошли уже от американского побережья на четыреста миль. Три боевых группы надводных кораблей теперь соединились и шли под охраной окружающих их подводных лодок. «Кеннеди», «Нимиц» и «Америка» были в пятистах милях к востоку, а «Нью-Джерси» постепенно отставал. За русскими будут следить по всему их пути. Боевые группы авианосцев проследуют за ними до Исландии, удерживаясь на соответствующем расстоянии и постоянно держа находящиеся в воздухе самолеты на границе радиолокационного прикрытия советского флота: пусть русские знают, что Соединенные Штаты продолжают проявлять тревогу. Затем советский флот до самого Кольского полуострова будут сопровождать самолеты с авиабаз в Исландии.
   Британский авианосец «Инвинсибл» больше не участвовал в операции и был на полпути к дому. Американские ударные подлодки возвращались в заданные районы патрулирования. По поступившим донесениям все советские подлодки ушли от американского побережья, хотя эти сведения нуждались в проверке. Они шли разрозненными группами, и их шум затруднял действия патрульных «орионов», у которых недоставало акустических буев. И все-таки, пришел к выводу начальник управления J-3, операция подходила к концу.
   — Вы поедете в Норфолк, адмирал? — спросил Харрис.
   — Да, пожалуй, стоит встретиться с КОМАТФЛОТом для послеоперационного обсуждения, — ответил Фостер.
   — Понятно, сэр, — сказал Харрис.

Линейный корабль «Нью-Джерси»

   Корабль шел со скоростью двенадцать узлов. У каждого борта находилось по эсминцу, которые пополняли запас топлива. Коммодор Итон стоял на флагманском мостике. Славу Богу, все кончилось благополучно, безо всяких осложнений. Советский флот уже ушел на сто миль вперед, все еще находясь в зоне поражения ракетами «томагавк», но далеко за пределами любого другого вооружения. В общем Итон испытывал удовлетворение. Его соединение успешно взаимодействовало с «Таравой», и теперь она направлялась на юг, в Мейпорт, штат Флорида. Итон надеялся, что это не в последний раз. Давненько он, командующий линейным кораблем, не следил за действиями авианосца. Они держали «Киров» под постоянным наблюдением. И в случае начала боевых действий справились бы с Иваном, в этом Итон не сомневался. Еще более важным было то, что Иван тоже это понимал. Сейчас коммодор ожидал одного — приказа возвращаться в Норфолк. Приятно вернуться домой к Рождеству. Итон считал, что его люди заслужили это. В составе команды линкора было немало ветеранов, и почти у всех семьи.

Подводный ракетоносец «Красный Октябрь»

   Пинт. Джоунз пометил время получения гидролокационного сигнала в своем блокноте и сообщил по системе внутренней связи:
   — Капитан, я услышал сигнал от «Поги».
   «Поги» находился теперь в десяти милях впереди «Красного Октября» и «Далласа». В соответствии с планом, после того как он ушел вперед и прослушивал морские глубины в течение десяти минут, одиночный акустический сигнал в активном режиме будет означать, что пространство в десять миль до «Поги» и двадцать или даже больше миль впереди свободно от опасности. Теперь «Поги» перешел на медленный дрейф, чтобы подтвердить это, а в миле к востоку от «Октября» «Даллас» начал набирать полный ход. Теперь он обгонит вторую ударную подлодку на десять миль и будет выполнять аналогичную задачу.
   Джоунз экспериментировал с русским гидролокационным оборудованием. В активном режиме, выяснил он, гидролокатор действовал вполне сносно. На пассивные системы акустик даже не обратил внимания. Когда «Красный Октябрь» неподвижно лежал на дне пролива Памлико, Джоунзу не удалось обнаружить находящиеся рядом американские ударные подлодки. Они тоже лежали неподвижно, их реакторы действовали на самой малой мощности, достаточной только для того, чтобы вращать генераторы и обеспечивать лодки электричеством, но ведь находились-то они всего в миле от русского ракетоносца. Джоунз был разочарован тем, что они оказались недосягаемыми для пассивных систем «Красного Октября».
   Русский офицер Бугаев, который находился рядом с ним в гидролокационном посту, оказался неплохим парнем. Сначала он вел себя несколько высокомерно — словно я его крепостной, подумал Джоунз, — но это продолжалось лишь до тех пор, пока капитан-лейтенант не увидел, как дружески обращается шкипер со своим акустиком. Это удивило Джоунза. Исходя из своих весьма скудных представлений о коммунизме, он считал, что со всеми людьми на русском ракетоносце должны обращаться как с равными.
   По крайней мере так ему казалось на основании того, что он на втором курсе, слушая лекции по политологии, усвоил из «Капитала». Гораздо интереснее посмотреть, что же построил коммунистический режим в действительности. Дерьмо, главным образом. Подумать только, у рядовых матросов не было даже своей кают-компании, им приходилось есть у себя в кубриках!
   Джоунзу понадобился час — он оторвал его от сна, — чтобы осмотреть субмарину. Вместе с лейтенантом Манньоном они отправились на экскурсию, которую начали с кубрика. Матросские шкафчики не запирались — по-видимому, чтобы офицеры могли беспрепятственно обшаривать их. Джоунз с Манньоном так и поступили. В шкафчиках не оказалось ничего интересного. Даже порнофото и те были самого низкого пошиба. Позы выбраны без капли воображения, а женщины .. — и говорить не о чем, уж тут Джоунз мог судить — он же вырос в Калифорнии. Дерьмо. Понятно, почему русские решили перебежать в Америку.
   Большой интерес вызвала баллистическая ракета. Вместе с Манньоном они открыли смотровой люк и заглянули внутрь. Совсем неплохо, решили они. Не слишком аккуратная проводка, но это, наверно, сделано для того, чтобы облегчить контроль за электронными контурами. Сама ракета казалась чертовски большой. Значит, вот что нацеливали на нас эти мерзавцы, подумал он. Интересно, захотят ли флотские специалисты забрать себе несколько штук. Если понадобится запустить ракеты по Ивану, можно воспользоваться и теми, что русские сами и сделали. Не стоит даже и думать об этом, тут же решил Джоунз. Ему вовсе не хотелось, чтобы эти мерзкие штуки вообще поднялись из пусковых шахт. В одном не приходилось сомневаться: все оборудование на корабле будет демонтировано, подвергнуто испытаниям, разобрано, снова подвергнуто испытаниям, а ведь он один из ведущих флотских специалистов по русским акустическим системам. Может, его пригласят принять участие в испытаниях... Ради этого стоит задержаться на флоте еще несколько месяцев.
   Джоунз закурил сигарету.
   — Не хотите ли попробовать одну из моих, господин Бугаев? — Он протянул пачку офицеру-электронщику.
   — Спасибо, Джоунз. Вы учились в университете? — Капитан-лейтенант взял американскую сигарету, которую ему хотелось попробовать, но он был слишком горд, чтобы попросить самому. Постепенно он начал понимать, что этот матрос ничем не уступает ему по технической подготовке. Хотя Джоунз был матросом и не мог нести самостоятельную пахту, он обращался с гидролокационным оборудованием так же умело — если не лучше, — как и русские офицеры, служившие с Бугаевым.
   — Да, сэр. — Джоунз знал, что обращение «сэр» к офицерам — особенно к тупым — никогда не повредит. — В Калифорнийском технологическом. Закончил там пять семестров. Был отличником по всем предметам. Вот только не смог завершить образование полностью.
   — Почему вы ушли из университета?
   — Видите ли, сэр, — улыбнулся Джоунз, — Калтех [45] — это необычное учебное заведение. Я сыграл шутку с одним из профессоров. Он занимался исследованиями стробоскопического света для высокоскоростной фотографии, а я пристроил к стробоскопу маленький переключатель, включавший свет в лаборатории. К сожалению, в переключателе произошло короткое замыкание, и начался пожар. — Джоунз умолчал о том, что в результате сгорела лаборатория, были уничтожены данные трехмесячных опытов и погибло оборудование стоимостью в пятнадцать тысяч долларов. — В общем, я нарушил правила.
   — В чем вы специализировались?
   — Я намерен был защитить ученую степень по электронике, но одновременно специализировался и в кибернетике. Мне оставалось всего три семестра, затем я собирался получить звание магистра, степень доктора и вернуться на военно-морской флот уже штатским человеком.