Страница:
— Что же, достаточно команде вкусить капиталистической роскоши, и мы избавимся от всех трудностей? — усмехнулся Путин.
— Истинный марксист всегда объективен, товарищ замполит, — осек его Рамиус, наслаждаясь мыслью, что это его последний спор с парторгом. — С точки зрения объективности все, что помогает нам успешно решать поставленные задачи, — это хорошо, а все, что мешает, — плохо. Трудности должны закалять человеческую душу и повышать мастерство, а не притуплять его. Разве плавание на борту подводной лодки само по себе не суровое испытание?
— Но не для вас же, Марк Александрович. — Путин поднес к губам стакан с чаем.
— Я — моряк, в отличие от моей команды. Большинство из ребят никогда не станут моряками. Это деревенские парни, мечтающие стать рабочими и перебраться в город. Следует идти в ногу со временем, Иван Юрьевич. Эти парни иные, чем были мы в их годы.
— Пожалуй, — согласился Путин. — Вы никогда не бываете довольны, товарищ командир. Наверно, люди, подобные вам, и являются двигателями прогресса, заставляют всех нас идти вперед.
Оба хорошо знали, почему советские подводные лодки проводят так мало — всего пятнадцать процентов времени — в море, и это не имело никакого отношения к удобствам, с которыми размещалась команда. На «Красном Октябре» находилось двадцать шесть ракет типа «морской ястреб», СС-Н-20, каждая из которых несла по восемь разделяемых боеголовок индивидуального наведения мощностью в пятьсот килотонн. Эти ракеты были способны уничтожить двести городов. Бомбардировщики наземного базирования могли проводить в воздухе считанные часы, затем им приходилось возвращаться на аэродромы. Ракеты, размещенные вдоль главных советских железнодорожных магистралей, протянувшихся с Запада на Восток, находились под контролем военизированных частей КГБ, готовых принять экстренные меры, если какой-нибудь командир ракетного полка вдруг осознает, какая гигантская мощь в его руках. А вот подводные ракетоносцы уже по определению находятся вне всякого контроля с суши, и их задача только в том, чтобы оставаться невидимыми.
Размышляя об этом, Рамиус изумлялся тому, что правительство вообще решилось обзавестись кораблями такого типа. Их экипажам приходилось безоговорочно полностью доверять. Вот почему они выходили в море реже западных кораблей такого же класса, и, когда находились в море за пределами контроля с суши, на борту рядом с командиром всегда был замполит — что-то вроде второго капитана, на которого каждый раз оглядывались, одобряет ли он приказ.
— Неужели, Марк Александрович, вы решились бы на двухмесячный поход с этой деревенщиной?
— Вы ведь знаете, я предпочитаю иметь дело с полуобученными новобранцами. Их легче переучивать. К тому же у меня свой собственный способ делать из этих парней настоящих моряков. Возможно, я тут грешу культом личности!
Путин засмеялся и закурил сигарету.
— Вы думаете, об этом неизвестно, Марк Александрович? Но лучше вас у нас на флоте нет учителя, да и ваша преданность ни у кого не вызывает сомнений.
Это было правдой. Рамиус воспитал сотни офицеров и матросов. Теперь они служили на других подводных лодках, любой командир подлодки мечтал заполучить их к себе. Не менее парадоксальным было и то, что ему удалось окружить себя ореолом доверия в обществе, где люди вообще редко доверяли друг другу. Разумеется, Рамиус был преданным членом партии, сыном видного партийного деятеля, гроб с телом которого несли в последний путь три члена Политбюро, Путин поднял кверху палец.
— Вас следовало бы назначить начальником одного из высших военно-морских училищ, товарищ командир, — авторитетно изрек он. — Там вы могли бы лучше проявить свои способности на благо нашего государства.
— Нет, Иван Юрьевич, я — моряк. Всего лишь моряк, а не школьный учитель, что бы там ни говорили обо мне. Умный человек знает пределы своих способностей. — А смелый использует предоставившиеся возможности, подумал капитан. Все офицеры, находящиеся сейчас на борту «Красного Октября», в прошлом служили под его командованием, исключение составляли трое молодых лейтенантов, но и они будут исполнять приказы командиров так же беспрекословно, как все сопливые матросы, как и корабельный доктор, от которого мало что зависит.
Хронометр пробил четыре часа.
Рамиус встал, подошел к сейфу и набрал свою комбинацию из трех цифр. Путин последовал его примеру, и капитан потянул ручку на круглой дверце сейфа. Внутри лежал запечатанный конверт из плотной бумаги, а также четыре книги с ключами к шифрам и координатами целей для корабельных ракет. Рамиус достал конверт, затем закрыл дверцу сейфа, повернул ручки обоих цифровых замков и снова сел.
— Итак, Иван Юрьевич, как вы полагаете, в чем суть наших приказов? — подчеркнуто высокопарно спросил Рамиус.
— Выполнять свой долг, товарищ командир, — в тон улыбнулся Путин.
— Совершенно верно. — Рамиус сломал восковую печать на конверте, извлек оперативный приказ на четырех страницах и быстро прочитал. Ничего сложного.
— Нам приказывают следовать в квадрат 54-90, где состоится встреча с нашей ударной подлодкой «В. К. Коновалов» — ее командиром недавно назначен капитан второго ранга Туполев. Вы знакомы с Виктором Туполевым? Нет? Виктор будет изображать противника, намеренного вторгнуться в наши воды, и мы проведем четырехдневные учения по обнаружению и слежению. Туполев попробует преследовать нас — если сумеет. — Рамиус усмехнулся. — Парни из дивизиона ударных подводных лодок все еще не могут найти способ, как обнаруживать нашу подлодку с ее новым движителем. Не удастся это и американцам. Мы должны ограничить свои действия квадратом 54-90 и прилегающими к нему. Это несколько упростит задачу Виктора.
— Но вы не допустите, чтобы он нас обнаружил?
— Нет, разумеется, — фыркнул Рамиус. — Обнаружить нас? Виктор когда-то учился у меня. Нет, Иван Юрьевич, противнику никогда нельзя уступать, даже во время учений. Уж настоящий-то противник нам точно не уступит! Стараясь отыскать нас в морских глубинах, Туполев приобретает практику, столь необходимую для поиска вражеских подводных ракетоносцев. Впрочем, у него неплохие шансы обнаружить нас — в конце концов, район учений ограничен девятью квадратами, а это всего лишь сорок тысяч квадратных километров. Посмотрим, чему он научился, плавая вместе с нами, — ах да, в то время вы еще не служили со мной. Туполев плавал у меня на «Суслове».
— Мне кажется, вы чем-то разочарованы?
— Нет, ничуть. Эти четырехдневные учения с «Коноваловым» будут интересными. — Вот ведь мерзавец, подумал Рамиус, ты отлично знал содержание приказов и слышал, разумеется, о Викторе Туполеве. Брехло проклятое! Пора действовать. Путин докурил сигарету, допил чай и поднялся. — Значит, мне снова выпало счастье наблюдать за действиями искусного командира подводной лодки, который будет водить за нос бедного мальчика. — Он повернулся к двери. — Я считаю... — Замполит не успел закончить фразу. В тот момент, когда он сделал шаг от стола, капитан сильным пинком сбил его с ног. Путин упал навзничь, Рамиус вскочил, сильные жилистые руки моряка схватили замполита за голову и ударили затылком об острый металлический угол обеденного стола. Быстрым движением Рамиус нажал на его грудь. Послышался сухой треск, и позвоночник замполита сломался на уровне второго шейного позвонка, там, где обычно ломается шея у повешенного.
Все произошло мгновенно. Путин попытался было крикнуть, безмолвно открыл рот, но тут же закрыл его, успев судорожно вдохнуть последний глоток воздуха — словно рыба, выброшенная на берег. Широко открытые глаза уставились на Рамиуса. В них не было даже боли — всего лишь удивление. Капитан осторожно опустил тело на плитки пола.
В последний миг на лице умирающего мелькнуло понимание, и тут же взгляд померк. Рамиус протянул руку и нащупал пульс. Прошло почти две минуты, прежде чем сердце замполита остановилось. Убедившись, что тот мертв, капитан взял со стола чайник и пролил на палубу немного воды так, чтобы капли попали и на ботинки лежащего. Затем он поднял тело, положил его на стол и распахнул дверь.
— Доктора в кают-компанию, быстро! — прокричал он. Медпункт находился совсем рядом, и Петров появился через считанные секунды. Следом из центрального поста прибежал старпом Бородин.
— Я пролил чай, и он поскользнулся, — тяжело дыша и делая вид, что массирует сердце Путина, произнес Рамиус. — Мне не удалось удержать его, и Иван Юрьевич ударился головой о край стола.
Петров отстранил капитана, развернул тело замполита, вспрыгнул на стол и встал возле него на колени. Разорвав ворот рубашки, он заглянул в глаза Путина. Зрачки были расширенными и неподвижными. Врач ощупал голову, шею и с мрачным лицом спустился со стола.
— Товарищ Путин мертв. Перелом шеи. — Доктор пальцами закрыл веки покойному замполиту.
— Нет! Не может быть! — вскрикнул Рамиус. — Минуту назад он был жив! — Командир зарыдал. — Это я виноват. Я хотел удержать его, но не успел. Это моя вина! — Капитан рухнул в кресло и закрыл лицо ладонями. — Моя вина, — повторял он, качая в отчаянии головой и как бы стараясь взять себя в руки. Представление получилось на славу.
Петров бережно положил руку ему на плечо.
— Это несчастный случай, товарищ командир. Такое случается даже с опытными людьми. Вы тут ни при чем.
Рамиус тихо выругался. Казалось, самообладание возвращается к нему.
— Неужели ничего нельзя сделать? Петров покачал головой.
— Это невозможно даже в самом лучшем советском госпитале. При переломе шейных позвонков смерть наступает практически мгновенно — зато безболезненно, — добавил врач в качестве утешения.
Рамиус выпрямился, глубоко вздохнул, черты его лица словно окаменели.
— Товарищ Путин был отличным моряком, верным сыном партии и прекрасным офицером. — Боковым зрением он уловил, как невольно скривились губы его старпома. — Товарищи, происшедшая трагедия не помешает нам выполнить приказ! Доктор Петров, распорядитесь, чтобы тело нашего товарища поместили в морозильную камеру. Знаю, это жестоко, но он заслужил, чтобы его предали земле со всеми военными почестями, в присутствии его близких и товарищей по службе. Это будет после нашего возвращения в порт.
— Мы сообщим о случившемся в штаб флота? — спросил Петров.
— Это невозможно. Приказ предписывает соблюдать строжайшее радиомолчание. — Рамиус передал доктору оперативные распоряжения, которые извлек из кармана кителя. Это не был приказ, который находился в корабельном сейфе. — Откройте третью страницу.
Глаза Петрова расширились от удивления.
— Мне хотелось бы доложить о трагедии, но в нашем приказе ясно сказано: после погружения не выходить в эфир ни по какому поводу.
Петров вернул документ командиру.
— Очень жаль. Но ничего не поделаешь. Приказ есть приказ.
— И мы выполним его.
— Да, конечно, — согласился доктор. — И сам замполит настоял бы на этом.
— Смотрите, Бородин: в соответствии с инструкцией я снимаю с шеи товарища замполита ключ от пусковых ракетных установок. — Рамиус опустил в карман ключ на цепочке.
— Я занесу это в судовой журнал, — сурово отозвался старпом. Петров привел санитара, тело замполита отнесли в медпункт и там поместили в пластиковый мешок на молнии. Затем санитар с двумя матросами перенесли его через центральный пост в ракетный отсек, расположенный в носовой части подлодки. Дверь в морозильную установку находилась на нижней ракетной палубе. Коки убрали часть продуктов, и мертвое тело замполита осторожно положили в угол. Тем временем врач со старпомом составили список личных вещей Путина, один экземпляр пошел в его личное дело, другой подшили в корабельный журнал, а третий поместили в коробку, которую опечатали и оставили в медпункте.
В центральном посту среди притихших моряков Рамиус принял командование. Он приказал вахтенному офицеру лечь на курс двести девяносто градусов в направлении на северо-запад. Квадрат 54-90 находился к востоку от подлодки.
День второй
Подводный ракетоносец «Красный Октябрь»
Ударная подлодка «Бремертон»
Североморск, СССР
— Истинный марксист всегда объективен, товарищ замполит, — осек его Рамиус, наслаждаясь мыслью, что это его последний спор с парторгом. — С точки зрения объективности все, что помогает нам успешно решать поставленные задачи, — это хорошо, а все, что мешает, — плохо. Трудности должны закалять человеческую душу и повышать мастерство, а не притуплять его. Разве плавание на борту подводной лодки само по себе не суровое испытание?
— Но не для вас же, Марк Александрович. — Путин поднес к губам стакан с чаем.
— Я — моряк, в отличие от моей команды. Большинство из ребят никогда не станут моряками. Это деревенские парни, мечтающие стать рабочими и перебраться в город. Следует идти в ногу со временем, Иван Юрьевич. Эти парни иные, чем были мы в их годы.
— Пожалуй, — согласился Путин. — Вы никогда не бываете довольны, товарищ командир. Наверно, люди, подобные вам, и являются двигателями прогресса, заставляют всех нас идти вперед.
Оба хорошо знали, почему советские подводные лодки проводят так мало — всего пятнадцать процентов времени — в море, и это не имело никакого отношения к удобствам, с которыми размещалась команда. На «Красном Октябре» находилось двадцать шесть ракет типа «морской ястреб», СС-Н-20, каждая из которых несла по восемь разделяемых боеголовок индивидуального наведения мощностью в пятьсот килотонн. Эти ракеты были способны уничтожить двести городов. Бомбардировщики наземного базирования могли проводить в воздухе считанные часы, затем им приходилось возвращаться на аэродромы. Ракеты, размещенные вдоль главных советских железнодорожных магистралей, протянувшихся с Запада на Восток, находились под контролем военизированных частей КГБ, готовых принять экстренные меры, если какой-нибудь командир ракетного полка вдруг осознает, какая гигантская мощь в его руках. А вот подводные ракетоносцы уже по определению находятся вне всякого контроля с суши, и их задача только в том, чтобы оставаться невидимыми.
Размышляя об этом, Рамиус изумлялся тому, что правительство вообще решилось обзавестись кораблями такого типа. Их экипажам приходилось безоговорочно полностью доверять. Вот почему они выходили в море реже западных кораблей такого же класса, и, когда находились в море за пределами контроля с суши, на борту рядом с командиром всегда был замполит — что-то вроде второго капитана, на которого каждый раз оглядывались, одобряет ли он приказ.
— Неужели, Марк Александрович, вы решились бы на двухмесячный поход с этой деревенщиной?
— Вы ведь знаете, я предпочитаю иметь дело с полуобученными новобранцами. Их легче переучивать. К тому же у меня свой собственный способ делать из этих парней настоящих моряков. Возможно, я тут грешу культом личности!
Путин засмеялся и закурил сигарету.
— Вы думаете, об этом неизвестно, Марк Александрович? Но лучше вас у нас на флоте нет учителя, да и ваша преданность ни у кого не вызывает сомнений.
Это было правдой. Рамиус воспитал сотни офицеров и матросов. Теперь они служили на других подводных лодках, любой командир подлодки мечтал заполучить их к себе. Не менее парадоксальным было и то, что ему удалось окружить себя ореолом доверия в обществе, где люди вообще редко доверяли друг другу. Разумеется, Рамиус был преданным членом партии, сыном видного партийного деятеля, гроб с телом которого несли в последний путь три члена Политбюро, Путин поднял кверху палец.
— Вас следовало бы назначить начальником одного из высших военно-морских училищ, товарищ командир, — авторитетно изрек он. — Там вы могли бы лучше проявить свои способности на благо нашего государства.
— Нет, Иван Юрьевич, я — моряк. Всего лишь моряк, а не школьный учитель, что бы там ни говорили обо мне. Умный человек знает пределы своих способностей. — А смелый использует предоставившиеся возможности, подумал капитан. Все офицеры, находящиеся сейчас на борту «Красного Октября», в прошлом служили под его командованием, исключение составляли трое молодых лейтенантов, но и они будут исполнять приказы командиров так же беспрекословно, как все сопливые матросы, как и корабельный доктор, от которого мало что зависит.
Хронометр пробил четыре часа.
Рамиус встал, подошел к сейфу и набрал свою комбинацию из трех цифр. Путин последовал его примеру, и капитан потянул ручку на круглой дверце сейфа. Внутри лежал запечатанный конверт из плотной бумаги, а также четыре книги с ключами к шифрам и координатами целей для корабельных ракет. Рамиус достал конверт, затем закрыл дверцу сейфа, повернул ручки обоих цифровых замков и снова сел.
— Итак, Иван Юрьевич, как вы полагаете, в чем суть наших приказов? — подчеркнуто высокопарно спросил Рамиус.
— Выполнять свой долг, товарищ командир, — в тон улыбнулся Путин.
— Совершенно верно. — Рамиус сломал восковую печать на конверте, извлек оперативный приказ на четырех страницах и быстро прочитал. Ничего сложного.
— Нам приказывают следовать в квадрат 54-90, где состоится встреча с нашей ударной подлодкой «В. К. Коновалов» — ее командиром недавно назначен капитан второго ранга Туполев. Вы знакомы с Виктором Туполевым? Нет? Виктор будет изображать противника, намеренного вторгнуться в наши воды, и мы проведем четырехдневные учения по обнаружению и слежению. Туполев попробует преследовать нас — если сумеет. — Рамиус усмехнулся. — Парни из дивизиона ударных подводных лодок все еще не могут найти способ, как обнаруживать нашу подлодку с ее новым движителем. Не удастся это и американцам. Мы должны ограничить свои действия квадратом 54-90 и прилегающими к нему. Это несколько упростит задачу Виктора.
— Но вы не допустите, чтобы он нас обнаружил?
— Нет, разумеется, — фыркнул Рамиус. — Обнаружить нас? Виктор когда-то учился у меня. Нет, Иван Юрьевич, противнику никогда нельзя уступать, даже во время учений. Уж настоящий-то противник нам точно не уступит! Стараясь отыскать нас в морских глубинах, Туполев приобретает практику, столь необходимую для поиска вражеских подводных ракетоносцев. Впрочем, у него неплохие шансы обнаружить нас — в конце концов, район учений ограничен девятью квадратами, а это всего лишь сорок тысяч квадратных километров. Посмотрим, чему он научился, плавая вместе с нами, — ах да, в то время вы еще не служили со мной. Туполев плавал у меня на «Суслове».
— Мне кажется, вы чем-то разочарованы?
— Нет, ничуть. Эти четырехдневные учения с «Коноваловым» будут интересными. — Вот ведь мерзавец, подумал Рамиус, ты отлично знал содержание приказов и слышал, разумеется, о Викторе Туполеве. Брехло проклятое! Пора действовать. Путин докурил сигарету, допил чай и поднялся. — Значит, мне снова выпало счастье наблюдать за действиями искусного командира подводной лодки, который будет водить за нос бедного мальчика. — Он повернулся к двери. — Я считаю... — Замполит не успел закончить фразу. В тот момент, когда он сделал шаг от стола, капитан сильным пинком сбил его с ног. Путин упал навзничь, Рамиус вскочил, сильные жилистые руки моряка схватили замполита за голову и ударили затылком об острый металлический угол обеденного стола. Быстрым движением Рамиус нажал на его грудь. Послышался сухой треск, и позвоночник замполита сломался на уровне второго шейного позвонка, там, где обычно ломается шея у повешенного.
Все произошло мгновенно. Путин попытался было крикнуть, безмолвно открыл рот, но тут же закрыл его, успев судорожно вдохнуть последний глоток воздуха — словно рыба, выброшенная на берег. Широко открытые глаза уставились на Рамиуса. В них не было даже боли — всего лишь удивление. Капитан осторожно опустил тело на плитки пола.
В последний миг на лице умирающего мелькнуло понимание, и тут же взгляд померк. Рамиус протянул руку и нащупал пульс. Прошло почти две минуты, прежде чем сердце замполита остановилось. Убедившись, что тот мертв, капитан взял со стола чайник и пролил на палубу немного воды так, чтобы капли попали и на ботинки лежащего. Затем он поднял тело, положил его на стол и распахнул дверь.
— Доктора в кают-компанию, быстро! — прокричал он. Медпункт находился совсем рядом, и Петров появился через считанные секунды. Следом из центрального поста прибежал старпом Бородин.
— Я пролил чай, и он поскользнулся, — тяжело дыша и делая вид, что массирует сердце Путина, произнес Рамиус. — Мне не удалось удержать его, и Иван Юрьевич ударился головой о край стола.
Петров отстранил капитана, развернул тело замполита, вспрыгнул на стол и встал возле него на колени. Разорвав ворот рубашки, он заглянул в глаза Путина. Зрачки были расширенными и неподвижными. Врач ощупал голову, шею и с мрачным лицом спустился со стола.
— Товарищ Путин мертв. Перелом шеи. — Доктор пальцами закрыл веки покойному замполиту.
— Нет! Не может быть! — вскрикнул Рамиус. — Минуту назад он был жив! — Командир зарыдал. — Это я виноват. Я хотел удержать его, но не успел. Это моя вина! — Капитан рухнул в кресло и закрыл лицо ладонями. — Моя вина, — повторял он, качая в отчаянии головой и как бы стараясь взять себя в руки. Представление получилось на славу.
Петров бережно положил руку ему на плечо.
— Это несчастный случай, товарищ командир. Такое случается даже с опытными людьми. Вы тут ни при чем.
Рамиус тихо выругался. Казалось, самообладание возвращается к нему.
— Неужели ничего нельзя сделать? Петров покачал головой.
— Это невозможно даже в самом лучшем советском госпитале. При переломе шейных позвонков смерть наступает практически мгновенно — зато безболезненно, — добавил врач в качестве утешения.
Рамиус выпрямился, глубоко вздохнул, черты его лица словно окаменели.
— Товарищ Путин был отличным моряком, верным сыном партии и прекрасным офицером. — Боковым зрением он уловил, как невольно скривились губы его старпома. — Товарищи, происшедшая трагедия не помешает нам выполнить приказ! Доктор Петров, распорядитесь, чтобы тело нашего товарища поместили в морозильную камеру. Знаю, это жестоко, но он заслужил, чтобы его предали земле со всеми военными почестями, в присутствии его близких и товарищей по службе. Это будет после нашего возвращения в порт.
— Мы сообщим о случившемся в штаб флота? — спросил Петров.
— Это невозможно. Приказ предписывает соблюдать строжайшее радиомолчание. — Рамиус передал доктору оперативные распоряжения, которые извлек из кармана кителя. Это не был приказ, который находился в корабельном сейфе. — Откройте третью страницу.
Глаза Петрова расширились от удивления.
— Мне хотелось бы доложить о трагедии, но в нашем приказе ясно сказано: после погружения не выходить в эфир ни по какому поводу.
Петров вернул документ командиру.
— Очень жаль. Но ничего не поделаешь. Приказ есть приказ.
— И мы выполним его.
— Да, конечно, — согласился доктор. — И сам замполит настоял бы на этом.
— Смотрите, Бородин: в соответствии с инструкцией я снимаю с шеи товарища замполита ключ от пусковых ракетных установок. — Рамиус опустил в карман ключ на цепочке.
— Я занесу это в судовой журнал, — сурово отозвался старпом. Петров привел санитара, тело замполита отнесли в медпункт и там поместили в пластиковый мешок на молнии. Затем санитар с двумя матросами перенесли его через центральный пост в ракетный отсек, расположенный в носовой части подлодки. Дверь в морозильную установку находилась на нижней ракетной палубе. Коки убрали часть продуктов, и мертвое тело замполита осторожно положили в угол. Тем временем врач со старпомом составили список личных вещей Путина, один экземпляр пошел в его личное дело, другой подшили в корабельный журнал, а третий поместили в коробку, которую опечатали и оставили в медпункте.
В центральном посту среди притихших моряков Рамиус принял командование. Он приказал вахтенному офицеру лечь на курс двести девяносто градусов в направлении на северо-запад. Квадрат 54-90 находился к востоку от подлодки.
День второй
Суббота, 4 декабря
Подводный ракетоносец «Красный Октябрь»
На советском флоте принято, что командир корабля объявляет экипажу приказы командования и обращается с призывом выполнить их, как подобает настоящим советским морякам. Затем текст приказа вывешивается у Ленинской комнаты, чтобы все прочитали его и с вдохновением приступили к выполнению своих обязанностей. На больших надводных кораблях в Ленинской комнате обычно проводятся политзанятия. На «Красном Октябре» для этой цели служило крохотное помещение корабельной библиотеки недалеко от кают-компании. Здесь хранились партийные издания и другие материалы идеологического характера. Рамиус распорядился вывесить полученный приказ для всеобщего обозрения на следующий день после выхода в море, чтобы команда могла войти в ритм предстоящего похода и привыкнуть к условиям подводного плавания. Одновременно он провел беседу с командой, стараясь воодушевить и ободрить людей. Обычно у Рамиуса это хорошо получалось. Сказывалась обширная практика. В 8.00, сразу после того как заступила утренняя вахта, он вошел в центральный пост и извлек из кармана несколько листков.
— Товарищи, — произнес он в микрофон, — к вам обращается ваш командир. Вы все знаете, что наш дорогой товарищ и сослуживец, капитан второго ранга Иван Юрьевич Путин трагически погиб вчера в результате несчастного случая. Полученный приказ не позволяет нам сообщить об этом в штаб флота. Товарищи, мы посвятим этот поход памяти нашего сослуживца Ивана Юрьевича Путина — настоящего моряка, преданного коммуниста и храброго офицера.
Товарищи! Офицеры, старшины и матросы «Красного Октября»! Мы получили приказ командования Краснознаменного Северного флота произвести окончательное испытание нового бесшумного движителя. Нам приказано направиться на запад, миновать мыс Нордкап на севере Норвегии, марионеточного государства, которое служит интересам американских империалистов, и затем повернуть на юго-запад, в сторону Атлантического океана. Мы пройдем через все гидролокационные сети противника так, чтобы они не обнаружили нас! Этот поход явится подлинным испытанием нашей подлодки и ее исключительных возможностей. Боевые корабли советского флота принимают участие в крупнейших учениях, стремясь обнаружить нас и одновременно сбить с толку корабли западных держав. Наша первейшая задача состоит в том, чтобы избежать всякого обнаружения кем бы то ни было. Мы дадим американцам хороший урок, продемонстрируем высочайшее достижение советской технологии, урок, который они не скоро забудут! В соответствии с полученным приказом мы продолжим поход на юго-запад, обогнем побережье Америки, бросив вызов их новейшим и самым лучшим ударным субмаринам и выиграв. Затем проследуем к нашим кубинским братьям по социалистическому лагерю и станем первым кораблем на новой сверхсекретной базе атомных подводных лодок, которую мы построили за два года под самым носом у американцев на южном берегу Кубы. Вспомогательное судно со всеми необходимыми припасами уже на пути к острову Свободы, и мы встретим его там.
Товарищи! Если мы сумеем достичь Кубы незамеченными — а я в этом не сомневаюсь, — всем офицерам, матросам и старшинам будет предоставлен недельный — недельный! — отпуск. Вы сможете побывать в гостях и подружиться с нашими братьями по социалистическому лагерю на этом прекрасном острове. Мне доводилось бывать там, и я могу подтвердить: все, что пишут о Кубе, соответствует действительности. Это на самом деле настоящий райский остров с теплыми ветрами и пальмами. Там вас ждут верные и преданные друзья. — В последнем случае Рамиус имел в виду женщин. — Затем мы вернемся на родину, повторив пройденный маршрут. К тому времени, разумеется, империалисты уже будут знать от своих пронырливых шпионов и самолетов-разведчиков, кто мы и как попали на Кубу. Наше руководство предусмотрело и это. По пути домой мы снова приложим все силы, чтобы избежать обнаружения. Тем самым мы дадим понять империалистам, что советские военными моряки не лыком шиты, что мы способны в любой момент незамеченными подобраться к их берегам. Пусть уважают Советский Союз! Товарищи! Сделаем все, чтобы первое плавание «Красного Октября» осталось незабываемым событием нашей жизни!
Рамиус оторвал взгляд от листков с приготовленным текстом и увидел, что вахтенные в центральном посту обмениваются довольными взглядами. Советским военным морякам редко доводилось бывать в других странах, а посещение иностранного государства, даже союзного, атомной подводной лодкой — вообще неслыханное событие. Более того, Куба для русских столь же экзотичная страна, как Таити, земля обетованная с белыми песчаными пляжами и смуглыми девушками. Рамиус знал, что в действительности все обстоит иначе. Он не только читал в «Красной Звезде» и других советских газетах о прелестях службы на острове, но и видел это своими глазами.
Капитан сменил страницы. С хорошими новостями покончено. Теперь очередь за плохими.
— Товарищи! Офицеры, старшины и матросы «Красного Октября»! — В предчувствии неприятностей все насторожились. — Наше плавание будет трудным. От нас потребуется напряжение всех наших сил. Мы должны соблюдать строжайшее радиомолчание и особенно четко выполнять свои обязанности. Награду получает только тот, кто ее заслужил. Каждый офицер и каждый матрос на борту корабля, от командира до новобранца, должен выполнить свой социалистический долг с предельной ответственностью! Мы добьемся успеха, если будем работать сплоченно и дружно, как и надлежит настоящим советским людям. Я обращаюсь к вам, молодые матросы, впервые вышедшие в море: беспрекословно повинуйтесь приказам ваших офицеров, мичманов и старшин. Овладевайте своими специальностями и точно выполняйте порученные вам обязанности. На корабле не бывает маловажной работы, не бывает незначительных поручений. Здесь все отвечают друг за друга и жизнь каждого из вас зависит от работы товарища. Выполняйте свой долг, четко следуйте приказам офицеров, и по завершении плавания вы станете настоящими советскими моряками! У меня все. — Рамиус убрал большой палец с кнопки микрофона и повесил его на крючок. Неплохое выступление, подумал он, в нем есть и сладкий пряник и ощутимый кнут.
В кормовом камбузе старшина замер на месте, прижав к себе теплый каравай хлеба и удивленно глядя на динамик, прикрепленный к переборке. Странно. Разве такими должны были быть у них предписания? Может быть, их изменили в последнюю минуту? Мичман нарушил ход его мыслей и приказал вернуться к работе, довольно улыбаясь и посмеиваясь от мысли о недельном увольнении на берег после прибытия на Кубу. Он был немало наслышан о страстных кубинках, и теперь радовался возможности проверить, так ли это на самом деле.
Рамиус задержался в центральном посту.
— Интересно, есть ли здесь американские лодки? — задумчиво произнес он.
— Действительно, товарищ командир, было бы неплохо выяснить это, — согласился капитан второго ранга Бородин, стоявший на вахте. — Включить гусеницу?
— Действуйте.
— Стоп машина, — приказал Бородин.
— Стоп машина, — отрепетовал старшина-рулевой и передвинул ручку машинного телеграфа в положение «стоп». Тут же стрелка телеграфа, управляемая из машинного отделения, передвинулась в такое же положение — приказ получен и выполнен. Глухой рев турбин стих.
Бородин снял телефонную трубку и нажал на кнопку, соединяющую центральный пост с машинным отделением.
— Товарищ старший механик, приготовьтесь включить гусеницу.
Это не было официальным названием новой движительной системы. У нее вообще не было названия, всего лишь номер проекта. Прозвище «гусеница» дал ей молодой инженер, принимавший участие в ее разработке. Ни Рамиус, ни Бородин не знали почему, но, как это нередко бывает в подобных случаях, название прижилось.
— Установка готова к пуску, — через несколько секунд доложил стармех.
— Открыть люки на корме и на носу, — скомандовал Бородин. Вахтенный мичман протянул руку к щиту управления и поочередно щелкнул четырьмя переключателями. Сигнальные лампочки над каждым сменили красный свет на зеленый.
— Люки открыты, товарищ капитан, — доложил он.
— Включить гусеницу. Постепенно увеличить скорость до тринадцати узлов.
— Слушаюсь, постепенно увеличить скорость до тринадцати узлов, — отрепетовал старший механик.
Внутри корпуса подлодки, где на короткое время воцарилась тишина, возник новый звук. Рев двигателей был теперь тоном ниже и разительно отличался от обычного. Шумы, доносящиеся из реакторного отсека — главным образом от циркуляционных насосов, прогоняющих воду через систему охлаждения, — стали почти неслышными. Гусенице для работы не требовалось большой мощности. На боевом посту мичмана стрелка указателя скорости, опустившаяся до пяти узлов, поползла вверх. В носовом кубрике, втиснутом перед ракетным отсеком, несколько спящих матросов зашевелились на своих койках, потревоженные прерывистым ревом и жужжанием электромоторов, находившихся всего в нескольких метрах, за прочным корпусом. Но матросов так вымотал этот первый день плавания, что они тут же снова заснули, не теряя ни единой драгоценной минуты отдыха.
— Гусеница работает нормально, товарищ командир, — доложил Бородин.
— Отлично. Рулевой, курс двести шестьдесят градусов, — приказал Рамиус.
— Слушаюсь, курс двести шестьдесят. — Рулевой повернул штурвал влево.
— Товарищи, — произнес он в микрофон, — к вам обращается ваш командир. Вы все знаете, что наш дорогой товарищ и сослуживец, капитан второго ранга Иван Юрьевич Путин трагически погиб вчера в результате несчастного случая. Полученный приказ не позволяет нам сообщить об этом в штаб флота. Товарищи, мы посвятим этот поход памяти нашего сослуживца Ивана Юрьевича Путина — настоящего моряка, преданного коммуниста и храброго офицера.
Товарищи! Офицеры, старшины и матросы «Красного Октября»! Мы получили приказ командования Краснознаменного Северного флота произвести окончательное испытание нового бесшумного движителя. Нам приказано направиться на запад, миновать мыс Нордкап на севере Норвегии, марионеточного государства, которое служит интересам американских империалистов, и затем повернуть на юго-запад, в сторону Атлантического океана. Мы пройдем через все гидролокационные сети противника так, чтобы они не обнаружили нас! Этот поход явится подлинным испытанием нашей подлодки и ее исключительных возможностей. Боевые корабли советского флота принимают участие в крупнейших учениях, стремясь обнаружить нас и одновременно сбить с толку корабли западных держав. Наша первейшая задача состоит в том, чтобы избежать всякого обнаружения кем бы то ни было. Мы дадим американцам хороший урок, продемонстрируем высочайшее достижение советской технологии, урок, который они не скоро забудут! В соответствии с полученным приказом мы продолжим поход на юго-запад, обогнем побережье Америки, бросив вызов их новейшим и самым лучшим ударным субмаринам и выиграв. Затем проследуем к нашим кубинским братьям по социалистическому лагерю и станем первым кораблем на новой сверхсекретной базе атомных подводных лодок, которую мы построили за два года под самым носом у американцев на южном берегу Кубы. Вспомогательное судно со всеми необходимыми припасами уже на пути к острову Свободы, и мы встретим его там.
Товарищи! Если мы сумеем достичь Кубы незамеченными — а я в этом не сомневаюсь, — всем офицерам, матросам и старшинам будет предоставлен недельный — недельный! — отпуск. Вы сможете побывать в гостях и подружиться с нашими братьями по социалистическому лагерю на этом прекрасном острове. Мне доводилось бывать там, и я могу подтвердить: все, что пишут о Кубе, соответствует действительности. Это на самом деле настоящий райский остров с теплыми ветрами и пальмами. Там вас ждут верные и преданные друзья. — В последнем случае Рамиус имел в виду женщин. — Затем мы вернемся на родину, повторив пройденный маршрут. К тому времени, разумеется, империалисты уже будут знать от своих пронырливых шпионов и самолетов-разведчиков, кто мы и как попали на Кубу. Наше руководство предусмотрело и это. По пути домой мы снова приложим все силы, чтобы избежать обнаружения. Тем самым мы дадим понять империалистам, что советские военными моряки не лыком шиты, что мы способны в любой момент незамеченными подобраться к их берегам. Пусть уважают Советский Союз! Товарищи! Сделаем все, чтобы первое плавание «Красного Октября» осталось незабываемым событием нашей жизни!
Рамиус оторвал взгляд от листков с приготовленным текстом и увидел, что вахтенные в центральном посту обмениваются довольными взглядами. Советским военным морякам редко доводилось бывать в других странах, а посещение иностранного государства, даже союзного, атомной подводной лодкой — вообще неслыханное событие. Более того, Куба для русских столь же экзотичная страна, как Таити, земля обетованная с белыми песчаными пляжами и смуглыми девушками. Рамиус знал, что в действительности все обстоит иначе. Он не только читал в «Красной Звезде» и других советских газетах о прелестях службы на острове, но и видел это своими глазами.
Капитан сменил страницы. С хорошими новостями покончено. Теперь очередь за плохими.
— Товарищи! Офицеры, старшины и матросы «Красного Октября»! — В предчувствии неприятностей все насторожились. — Наше плавание будет трудным. От нас потребуется напряжение всех наших сил. Мы должны соблюдать строжайшее радиомолчание и особенно четко выполнять свои обязанности. Награду получает только тот, кто ее заслужил. Каждый офицер и каждый матрос на борту корабля, от командира до новобранца, должен выполнить свой социалистический долг с предельной ответственностью! Мы добьемся успеха, если будем работать сплоченно и дружно, как и надлежит настоящим советским людям. Я обращаюсь к вам, молодые матросы, впервые вышедшие в море: беспрекословно повинуйтесь приказам ваших офицеров, мичманов и старшин. Овладевайте своими специальностями и точно выполняйте порученные вам обязанности. На корабле не бывает маловажной работы, не бывает незначительных поручений. Здесь все отвечают друг за друга и жизнь каждого из вас зависит от работы товарища. Выполняйте свой долг, четко следуйте приказам офицеров, и по завершении плавания вы станете настоящими советскими моряками! У меня все. — Рамиус убрал большой палец с кнопки микрофона и повесил его на крючок. Неплохое выступление, подумал он, в нем есть и сладкий пряник и ощутимый кнут.
В кормовом камбузе старшина замер на месте, прижав к себе теплый каравай хлеба и удивленно глядя на динамик, прикрепленный к переборке. Странно. Разве такими должны были быть у них предписания? Может быть, их изменили в последнюю минуту? Мичман нарушил ход его мыслей и приказал вернуться к работе, довольно улыбаясь и посмеиваясь от мысли о недельном увольнении на берег после прибытия на Кубу. Он был немало наслышан о страстных кубинках, и теперь радовался возможности проверить, так ли это на самом деле.
Рамиус задержался в центральном посту.
— Интересно, есть ли здесь американские лодки? — задумчиво произнес он.
— Действительно, товарищ командир, было бы неплохо выяснить это, — согласился капитан второго ранга Бородин, стоявший на вахте. — Включить гусеницу?
— Действуйте.
— Стоп машина, — приказал Бородин.
— Стоп машина, — отрепетовал старшина-рулевой и передвинул ручку машинного телеграфа в положение «стоп». Тут же стрелка телеграфа, управляемая из машинного отделения, передвинулась в такое же положение — приказ получен и выполнен. Глухой рев турбин стих.
Бородин снял телефонную трубку и нажал на кнопку, соединяющую центральный пост с машинным отделением.
— Товарищ старший механик, приготовьтесь включить гусеницу.
Это не было официальным названием новой движительной системы. У нее вообще не было названия, всего лишь номер проекта. Прозвище «гусеница» дал ей молодой инженер, принимавший участие в ее разработке. Ни Рамиус, ни Бородин не знали почему, но, как это нередко бывает в подобных случаях, название прижилось.
— Установка готова к пуску, — через несколько секунд доложил стармех.
— Открыть люки на корме и на носу, — скомандовал Бородин. Вахтенный мичман протянул руку к щиту управления и поочередно щелкнул четырьмя переключателями. Сигнальные лампочки над каждым сменили красный свет на зеленый.
— Люки открыты, товарищ капитан, — доложил он.
— Включить гусеницу. Постепенно увеличить скорость до тринадцати узлов.
— Слушаюсь, постепенно увеличить скорость до тринадцати узлов, — отрепетовал старший механик.
Внутри корпуса подлодки, где на короткое время воцарилась тишина, возник новый звук. Рев двигателей был теперь тоном ниже и разительно отличался от обычного. Шумы, доносящиеся из реакторного отсека — главным образом от циркуляционных насосов, прогоняющих воду через систему охлаждения, — стали почти неслышными. Гусенице для работы не требовалось большой мощности. На боевом посту мичмана стрелка указателя скорости, опустившаяся до пяти узлов, поползла вверх. В носовом кубрике, втиснутом перед ракетным отсеком, несколько спящих матросов зашевелились на своих койках, потревоженные прерывистым ревом и жужжанием электромоторов, находившихся всего в нескольких метрах, за прочным корпусом. Но матросов так вымотал этот первый день плавания, что они тут же снова заснули, не теряя ни единой драгоценной минуты отдыха.
— Гусеница работает нормально, товарищ командир, — доложил Бородин.
— Отлично. Рулевой, курс двести шестьдесят градусов, — приказал Рамиус.
— Слушаюсь, курс двести шестьдесят. — Рулевой повернул штурвал влево.
Ударная подлодка «Бремертон»
В тридцати милях к северо-востоку от «Красного Октября» американская подлодка «Бремертон» только что всплыла из-под паковых льдов и шла курсом два-два-пять. «Бремертон», ударная подводная лодка типа 688, занималась сбором электронной информации в Карском море, но получила приказ направиться на запад, к побережью Кольского полуострова. Предполагалось, что русский ракетоносец не выйдет в море еще неделю, и шкипер «Бремертона» испытывал раздражение из-за очередной путаницы в разведданных. Если бы «Красный Октябрь» вышел в море в соответствии с расписанием, «Бремертон» ждал бы его у выхода из Кольского залива и сразу же сел бы ему на хвост. Правда, американские гидроакустики несколько минут назад все равно сумели засечь советский ракетоносец, хотя «Бремертон» и шел со скоростью четырнадцать узлов.
— Мостик, вызывает гидропост.
Капитан третьего ранга Уилсон поднял трубку.
— Мостик слушает.
— Мы потеряли контакт, сэр. Пару минут назад его гребные винты остановились и смолкли. Мы слышим шумы с востока, но подводный ракетоносец исчез.
— Понятно. Возможно, он перешел в режим медленного дрейфа. Будем красться следом. Оставайтесь настороже, старшина. — Капитан Уилсон прошел к прокладочному столику, размышляя над происшедшим. Два офицера из группы слежения и управления огнем только что установили пеленг на контакт и теперь смотрели на командира, ожидая, что он скажет.
— На их месте я опустился бы к самому дну и начал медленно кружить вот здесь. — Уилсон обвел карандашом место, где только что находился «Красный Октябрь». — Давайте подкрадемся к нему. Сбавим скорость до пяти узлов и постараемся снова восстановить контакт, ориентируясь на шум его реактора. — Уилсон повернулся к вахтенному офицеру. — Сбавить скорость до пяти узлов, — приказал он.
— Слушаюсь, шкипер.
— Мостик, вызывает гидропост.
Капитан третьего ранга Уилсон поднял трубку.
— Мостик слушает.
— Мы потеряли контакт, сэр. Пару минут назад его гребные винты остановились и смолкли. Мы слышим шумы с востока, но подводный ракетоносец исчез.
— Понятно. Возможно, он перешел в режим медленного дрейфа. Будем красться следом. Оставайтесь настороже, старшина. — Капитан Уилсон прошел к прокладочному столику, размышляя над происшедшим. Два офицера из группы слежения и управления огнем только что установили пеленг на контакт и теперь смотрели на командира, ожидая, что он скажет.
— На их месте я опустился бы к самому дну и начал медленно кружить вот здесь. — Уилсон обвел карандашом место, где только что находился «Красный Октябрь». — Давайте подкрадемся к нему. Сбавим скорость до пяти узлов и постараемся снова восстановить контакт, ориентируясь на шум его реактора. — Уилсон повернулся к вахтенному офицеру. — Сбавить скорость до пяти узлов, — приказал он.
— Слушаюсь, шкипер.
Североморск, СССР
В здании Главного почтамта Североморска сортировщик почты недовольно посмотрел на водителя грузовика, который швырнул ему на стол большой брезентовый мешок и ушел. Шофер опоздал с доставкой почты, впрочем, не то чтобы действительно опоздал — этот идиот за пять лет еще ни разу не приехал вовремя, подумал служащий. Была суббота, и сортировщик не испытывал ни малейшего желания работать. Сорокачасовую рабочую неделю ввели в Советском Союзе всего несколько лет назад, но, к сожалению, эти перемены не затронули такие жизненно важные сферы обслуживания, как почта. Вот и приходится по-прежнему вкалывать шесть дней в неделю вместо пяти, а платят гроши. Позор, думал он, и даже часто высказывался по этому поводу дома, сидя с приятелями за картами, а особенно под водку с огурчиком.
Сортировщик развязал шнурок и перевернул мешок — на стол вывалилось несколько мешков поменьше. Нет смысла спешить, решил служащий. Месяц только начинается, впереди еще несколько недель, чтобы перенести положенную норму писем и бандеролей из одной части помещения в другую. В Советском Союзе все состоят на государственной службе и есть даже поговорка: пока начальство делает вид, что платит, мы делаем вид, что работаем.
Вскрыв небольшой мешок с почтой, он извлек оттуда официального вида конверт, на котором значилось: Москва, Главное политическое управление Военно-морского флота. Служащий ощупал конверт. Наверно, с одной из подводных лодок, что стоят в Полярном, на другой стороне залива. Интересно, о чем там? — подумал сортировщик, развлекаясь игрой, которой грешат почтовики всего мира. Может, там сообщение о готовности к последнему и решительному бою с империалистами? А может, список коммунистов, что вовремя партвзносы не уплатили? Или того лучше — заявка, дополнительные фонды на туалетную бумагу требуют?
Сортировщик развязал шнурок и перевернул мешок — на стол вывалилось несколько мешков поменьше. Нет смысла спешить, решил служащий. Месяц только начинается, впереди еще несколько недель, чтобы перенести положенную норму писем и бандеролей из одной части помещения в другую. В Советском Союзе все состоят на государственной службе и есть даже поговорка: пока начальство делает вид, что платит, мы делаем вид, что работаем.
Вскрыв небольшой мешок с почтой, он извлек оттуда официального вида конверт, на котором значилось: Москва, Главное политическое управление Военно-морского флота. Служащий ощупал конверт. Наверно, с одной из подводных лодок, что стоят в Полярном, на другой стороне залива. Интересно, о чем там? — подумал сортировщик, развлекаясь игрой, которой грешат почтовики всего мира. Может, там сообщение о готовности к последнему и решительному бою с империалистами? А может, список коммунистов, что вовремя партвзносы не уплатили? Или того лучше — заявка, дополнительные фонды на туалетную бумагу требуют?