— Извините меня, — спросил он у супервайзера по безопасности. — Я не нарушил правил, придя сюда?
— Нет, рано или поздно все приходят в эту комнату, — усмехнулся офицер. — Вот почему здесь установлены окна.
— А это не опасно?
— Не думаю. Стекла в окнах толстые, как видишь, и охрана внутри комнаты очень строгая.
— Mon dieu, столько денег, что, если кто-то попытается украсть их?
— Их везут в бронированном грузовике с полицейским эскортом — два автомобиля, в каждом четыре хорошо вооруженных офицера. — Иэто только те охранники, которые на виду, подумал Андре. Поблизости будут другие, не такие заметные, но вооруженные ничуть не хуже. — Сначала мы беспокоились, что баскские террористы могут попытаться украсть деньги, — такое количество денег позволит им финансировать свои операции в течение нескольких лет, — но такой угрозы не возникло, и к тому же ты знаешь, что делается со всеми этими наличными?
— Почему вы не отправляете деньги в банк на вертолете? — спросил Андре.
Супервайзер департамента безопасности зевнул.
— Слишком дорого.
— А куда деваются наличные?
— Часть возвращается обратно к нам, разумеется.
— О, — Андре задумался. — Ну, конечно.
Worldpark оперировал в основном наличными, потому что многие предпочитают платить за вещи, которые они покупают таким образом, несмотря на широкое распространение кредитных карточек, которые парк использовал с таким же удовольствием. Кроме того, гости могли относить все расходы в парке на свои счета в гостинице, где они платят за номера, — инструкции, как делать это, напечатаны на каждом пластиковом ключе на языке каждого гостя.
— Я готов поспорить, что мы используем каждую пятифунтовую британскую банкноту не менее пятнадцати раз, прежде чем она становится слишком изношенной и ее посылают в Лондон для замены и уничтожения.
— Понятно, — кивнул Андре. — Итак, мы вносим наличные в банк на наш депозит и затем снимаем часть с нашего счета, чтобы давать сдачу нашим гостям. Тогда сколько денег мы держим здесь для этой цели?
— Чтобы давать сдачу? — Супервайзер пожал плечами. — Ну два или три миллиона как минимум фунтов стерлингов, разумеется. Чтобы следить за прохождением денег, у нас установлены эти компьютеры. — Он показал рукой.
— Удивительное место, — заметил Андре, искренне поражаясь размаху денежных операций. Он кивнул супервайзеру и направился к выходу, чтобы пробить свою рабочую карточку и переодеться. Он остался доволен прошедшим днем. Пока Андре бродил по парку, ему удалось подтвердить свои предыдущие впечатления. Теперь он знал, как спланировать операцию и как ее провести. Далее ему нужно привести сюда своих сообщников и познакомить их с планом операции, а затем осуществить ее. Через сорок минут он пришел в свою квартиру, налил бургундского и еще раз обдумал все. Андре был руководителем планирования и операций в «Action Directe» («Решительное действие») уже более десяти лет — он спланировал и осуществил одиннадцать убийств. Эта операция, однако, будет самой грандиозной из всех, может быть, даже кульминацией его карьеры, и потому он должен тщательно продумать каждый шаг. К стене его квартиры был прикреплен план Worldpark, и он окинул его взглядом, слева направо. Вход и выход. Возможные пути подхода полиции. Способы противостоять им. Где поместить его собственных сотрудников безопасности. Где захватить заложников. Где держать их. Как вывести всех из парка. Андре обдумывал все это снова и снова в поисках слабых мест и ошибок. Испанская национальная полиция — «Guardia Civil» — сразу отреагирует на операцию. Несмотря на их комичные фуражки, к ним следует относиться с уважением. Они боролись с басками на протяжении целого поколения и многому научились. Несомненно, у них уже разработан план операции на случай нападения на парк, потому что это была слишком очевидная цель для террористов, нет, Андре поправил себя, для прогрессивных элементов. Нельзя относиться к полиции без должного уважения. Они едва не убили или арестовали его два раза во Франции, но в обоих случаях это произошло потому, что он допустил очевидные ошибки, и Андре учел полученные уроки. На этот раз он не допустит такого. Он не подпустит их к себе с помощью тщательного выбора заложников и продемонстрирует свою готовность использовать их для достижения политических целей. Какой крутой ни была «Guardia Civil», они спасуют перед этой демонстрацией решительности, поскольку они, несмотря на их упорство, уязвимы из-за своей буржуазной сентиментальности, подобно всем остальным. Именно чистота его веры дает ему преимущество над ними, он будет придерживаться ее и достигнет своей цели. В противном случае погибнет множество людей, а правительства Испании и Франции не смогут пойти на это. План был почти готов. Андре поднял трубку телефона и заказал международный разговор.
Пит вернулся ранним вечером. Теперь его лицо выглядело бледным, и он был даже более апатичным, но одновременно чувствовал себя неловко, судя по неуверенности его походки. Было очевидно, что он испытывает болезненные ощущения при каждом шаге.
— Как ты себя чувствуешь? — приветливо спросил доктор Киллгор.
— С желудком совсем плохо, док, вот здесь, — сказал Пит, показывая пальцем.
— Все еще беспокоит тебя, а? Ну что ж, ложись вот здесь, и мы осмотрим тебя, — сказал доктор, надевая перчатки и маску. Осмотр был поверхностным, но все равно бесполезным. Пит, подобно Честеру до него, умирал, но еще не знал об этом.
Героин проделал хорошую работу, сняв боль и заменив ее химической нирваной.
Киллгор осторожно взял еще один образец крови для дальнейшего изучения под микроскопом.
— Так вот, приятель, думаю, нам придется вытерпеть этот приступ. Но позволь мне сделать тебе инъекцию, чтобы справиться с болью.
— Конечно, доктор. В прошлый раз она подействовала очень хорошо.
Киллгор наполнил еще один пластиковый шприц и впрыснул героин в ту же вену, как и раньше. Он наблюдал за тем, как карие глаза Пита расширились от первоначального удара, затем закрылись, когда боль пропала и будет заменена летаргией, причем настолько глубокой, что доктор мог сделать хирургическую операцию прямо сейчас, и бедный сукин сын даже не заметит.
— Как дела у остальных парней, Пит?
— Все в порядке, только Чарли жалуется на боль в желудке. Думаю, он что-то съел.
— Вот как? Пожалуй, осмотрю и его, — сказал Киллгор. Итак, номер три будет здесь, вероятно, уже завтра. Время соответствовало плану. После более ранних, чем ожидалось, симптомов у Честера остальная группа реагировала точно в соответствии с предсказанным временем. Отлично.
Состоялось несколько телефонных разговоров, и рано утром были арендованы автомобили с фальшивыми номерными знаками. Парами или по одному они ехали из Франции в Испанию, без труда проезжали через пограничные посты, обычно с дружеской улыбкой. Различные туристские агентства забронировали им места в отелях парка, все среднего уровня, связанные с самим парком поездом или монорельсом, со станциями прямо в вестибюлях отелей, наполненных магазинами, чтобы гости не заблудились.
Шоссе, ведущие в парк, были широкими и удобными для езды, а знаки простыми и понятными даже для тех, кто не знал испанского. Пожалуй, единственной опасностью были огромные туристские автобусы, мчащиеся по шоссе со скоростью, превышающей 150 километров в час, похожие на сухопутные океанские лайнеры. В окнах автобусов виднелись лица людей, многие из них дети, которые приветственно махали водителям автомобилей. Водители махали в ответ и широко улыбались, пропуская автобусы, превышающие ограничения скорости, словно имели на это право, тогда как водители автомобилей не хотели рисковать. У них было много времени. Так планировалась операция.
Томлинсон протянул руку к левой ноге, и его лицо исказилось от боли. Чавез отстал от бегущих солдат, чтобы убедиться в его состоянии.
— Все еще болит?
— Болит, сволочь! — подтвердил сержант Томлинсон.
— Ты поосторожней с ней, глупый кретин. Ахилл — это плохое место для травмы.
— Сам только что узнал об этом, Динг. — Томлинсон перешел на ходьбу, все еще осторожно ступая на левую ногу, после того как пробежал две мили. Дыхание сержанта было намного тяжелее обычного, но боль всегда плохо влияет на выносливость.
— Ты обращался к доктору Беллоу?
— Да, но он ничего не может сделать. Пусть заживает, сказал он.
— Тогда дай ему зажить, Это приказ, Джордж. Больше никаких пробежек, пока не перестанет болеть. Понял?
— Слушаюсь, сэр, — согласился сержант Томлинсон. — Я по-прежнему могу принять участие в развертывании, если возникнет необходимость.
— Я знаю, Джордж. Увидимся на стрельбище.
— Хорошо. — Томлинсон смотрел, как его командир увеличил скорость бега, чтобы присоединиться к убежавшей далеко Группе-2. Его гордость страдала из-за того, что он не мог бежать с остальными. Томлинсон никогда не позволял травмам влиять на его действия — в Дельта Форс он продолжал тренировки, несмотря на два сломанных ребра, даже не сказал об этом врачам из-за опасения, что остальные члены команды сочтут его неженкой. Но, если можно скрыть и тренироваться, превозмогая боль, со сломанными ребрами, растянутое сухожилие не позволяло тебе бежать — боль была настолько сильной, что нога переставала работать нормально и трудно даже стоять прямо. Черт побери, думал солдат, я не могу подвести остальную группу. Он никогда не уступал никому за всю жизнь, даже в детстве, когда играл в бейсбол в Детской лиге. Но сегодня, вместо бега на остальную часть дистанции, он шел, стараясь поддерживать военный темп в сто двадцать шагов в минуту. Даже это причиняло ему боль, но она была недостаточно сильной, чтобы заставить его остановиться. Группа-1 тоже совершала пробежку, и они пробежали мимо него, даже Сэм Хьюстон с больным коленом. Сэм хромал и, пробегая мимо Томлинсона, помахал ему рукой. Гордость за свою группу, очевидно, превозмогла боль. Том-линсон служил в войсках специального назначения в течение шести лет, бывший зеленый берет, взятый в Дельту, теперь уже почти выпускник колледжа со специальностью по психологии — именно эту специальность выбирало большинство солдат специальных войск по той или иной причине. Теперь сержант пытался понять, как закончить образование в Англии, где университеты работают по-другому и где казалось несколько необычным для солдата получать диплом на пергаменте. Но в Дельте они часто сидели и говорили о террористах, с которыми им приходится иметь дело. Их интересовало, что побуждает террористов действовать так и не иначе, потому что понимание помогает предсказывать поступки, выявить сильные и слабые стороны потенциального врага, а это облегчает задачу, как покончить с негодяями, что и было, в конце концов, их работой. Как ни странно, Томлинсон ни разу не убивал террористов во время операций до того, как приехал сюда. Еще более странным было то, что приобретенный опыт мало отличался от учений. Вы действуете, как поступаете на учениях, думал сержант. Это ему говорили на каждом шагу с начальной подготовки в Форт Нокс одиннадцать лет назад. Проклятие, его ступня все еще как в огне, но все-таки меньше, чем во время бега. Ничего не поделаешь, док сказал ему, что понадобится неделя, скорее даже две, прежде чем он будет полностью готов к операциям. А все потому, что он неловко наступил на край тротуара, не глядя под ноги, как последний идиот. У Хьюстона, по крайней мере, есть оправдание за больное колено. Соскальзывание по тросу может оказаться опасным, и все время от времени получали травмы. Хьюстон приземлился на камень, и нога у него дьявольски болела... но он не захотел отставать от группы, сказал себе Томлинсон, хромая вперед к стрельбищу.
— О'кей, парни, это учение боевыми патронами, — сказал Чавез Группе-2. — Сценарий заключается в следующем: пять террористов, восемь заложников. Террористы вооружены пистолетами и автоматами. Двое заложников — дети, девочки семи и девяти лет. Остальные заложники — женщины, матери. Террористы захватили детский сад, и пришло время для штурма. Нунэн предположил расположение террористов. — Чавез показал на школьную доску. — Тим, насколько надежны твои данные?
— Семьдесят процентов, не больше этого. Террористы двигаются по комнате. Но все заложники собрались в этом углу. — Его указка постучала по доске.
— О'кей. Пэдди, у тебя взрывчатка. Распределяемся попарно, как обычно. Луи и Джордж идут первыми, закрывают левую сторону. Эдди и я вбегаем сразу за ними по центру. Скотти и Осо идут последними, прикрывая правую сторону. Вопросы?
Вопросов не было. Члены группы осмотрели диаграмму на школьной доске. Комната была перед ними, как и ожидалось.
— Тогда приступаем, — сказал им Динг. Группа вышла наружу, одетая в свои костюмы «ниндзя».
— Как у тебя с ногой, Джордж? — спросил Луазель у Томлинсона.
— Думаю, скоро увидим. Но с руками у меня все в порядке, — сказал сержант, поднимая свой «МР-10».
Bien. Луазель кивнул. Они работали в паре как мини-группа и достигли такого уровня взаимопонимания, что один почти мог читать мысли другого во время операции, и оба могли передвигаться незамеченными. Этому трудно научиться — охотники инстинктивно знают это, а лучшие из них практикуются постоянно.
Через две минуты они были рядом с домом, где скрывались террористы и заложники.
Конноли прикрепил взрывной шнур вокруг двери. Этот аспект учений обеспечивал плотников базы постоянной работой, подумал Чавез. Потребовалось всего тридцать секунд, перед тем как Конноли отошел назад, махнул рукой с поднятым большим пальцем, указывая на то, что он присоединил провода к коробке детонатора.
— Груттпа-2, это старший, — услышали все в свои наушники, вставленные в уши. — Приготовиться... Пэдди, три... два... один... МАРК!
Кларк подпрыгнул, как всегда, когда прозвучал взрыв. Он сам был экспертом-подрывником, но знал, что Конноли превосходит его, обладая почти магическим искусством закладывать взрывные заряды. Ему было также известно, что ни один эксперт-подрывник в мире не заложит слишком слабый заряд. Дверь пролетела через комнату и ударилась о противоположную стену со скоростью, достаточной, чтобы причинить повреждения стоящим там людям, хотя, может быть, и не смертельные.
Джон закрыл глаза и руками прикрыл уши, потому что знал, что сейчас последуют разрывы шумовых и ослепляющих гранат, которые обрушатся на его глаза и уши, как взрывающееся солнце. Он точно рассчитал время, потому что открыл глаза и увидел, как в комнату ворвались солдаты.
Томлинсон не обратил внимания на протестующую ногу и последовал за Луазелем, сжимая в руках автомат. Здесь стрелков ожидал первый сюрприз — учения оказались сложнее, чем они ожидали. На левой стороне комнаты не было ни террористов, ни заложников. Оба стрелка мгновенно повернулись направо, к дальней стене.
Чавез и Прайс были уже в комнате, осматривая зону своей ответственности, и тоже не увидели никого. Затем Вега и МакТайлер не увидели никого у правой стены. Операция оказалось не такой, как ожидалось, что случается нередко.
Чавез понял, что в комнате нет ни террористов, ни заложников, зато прямо перед ним была открытая дверь, ведущая в соседнюю комнату. «Пэдди, шумовые и ослепляющие гранаты!» — приказал он по радио. В углу стоял Кларк, одетый в белую рубашку наблюдателя и бронежилет под ней. Он внимательно наблюдал за происходящим. Конноли вбежал следом за Вегой и МакТайлером, держа в руках одну шумовую и одну ослепляющую гранаты. Сначала одна, потом другая влетели через открытую дверь, и здание снова вздрогнуло.
На этот раз первыми в комнату ворвались Чавез и Прайс. Алистер Стэнли стоял в этой комнате, в белой рубашке, означающей «не стреляйте в меня», а Кларк остался в первой комнате. Он услышал глухие звуки выстрелов, за которыми последовали крики: «Чисто!», «Чисто!», «Чисто!».
Войдя в комнату, откуда доносились выстрелы, Джон увидел, что все цели, изображающие террористов, имеют отверстия в центре голов. Динг и Эдди стояли перед заложниками, прикрывая их своими бронированными телами, с автоматами, направленными на картонные цели, которые в реальной жизни лежали бы на полу, в лужах крови из своих изуродованных голов.
— Великолепно, — заявил Стэнли. — Превосходная импровизация. Вы, Томлинсон, действовали медленнее обычного, но стреляли отлично. И вы тоже, Вега.
— О'кей, парни, сейчас пройдем в офис и посмотрим видеозапись, — сказал им Джон, направляясь к выходу и все еще тряся головой, чтобы восстановить слух после шумового удара гранат. В следующий раз ему нужно взять наушники и темные очки, если он хочет присутствовать при подобных учениях, иначе его слух будет навсегда нарушен, — несмотря на то, что он считал своим долгом испытать настоящие взрывы, чтобы убедиться, как действуют его солдаты. Он схватил Стэнли за плечо, когда они вышли из разрушенного дома.
— Достаточно быстро, Ал?
— Да, — кивнул Стэнли. — Шумовые и ослепляющие гранаты дают нам от трех до пяти секунд вывода из строя и потом еще пятнадцать секунд замедленной реакции. Чавез хорошо приспособился к изменившейся ситуации. Все заложники, по-видимому, выживут. Джон, наши парни находятся в отличной форме, они не смогут действовать лучше. Томлинсон, несмотря на поврежденную ногу, отстал не более чем на полшага, а наш маленький проворный француз двигается, как чертов мангуст. Даже Вегу, несмотря на размеры, нельзя назвать неуклюжим. Джон, эти парни ничуть не хуже любой команды, которую мне приходилось видеть.
— Я согласен, но...
— Но еще многое находится в руках наших противников. Да, я знаю, но пусть господь поможет этим ублюдкам, когда мы придем за ними.
Глава 13
Развлечения
Попов все еще пытался что-нибудь узнать о своем нанимателе, но не находил ничего полезного. Комбинация Нью-Йоркской библиотеки и Интернета представила ему огромное количество информации. Но в ней не было ничего, что могло бы дать хоть малейший намек на то, почему он нанял бывшего офицера КГБ, чтобы он находил террористов и выпускал этих злобных преступников для атаки на мир. Это было так же невероятно, как замысел ребенка убить любимого отца. Попова не беспокоила моральная сторона проблемы. Когда он был курсантом Академии КГБ за пределами Москвы, подобный вопрос никогда не возникал, поскольку ему и его товарищам дали понять, что государство никогда не ошибается.
— Иногда вам дадут приказ совершать действия, которые для вас лично могут показаться отвратительными, — сказал однажды полковник Романов. — Такие приказы нужно выполнять, потому что причины, неизвестные вам, будут всегда правильными. У вас есть право, как у офицеров-оперативников, усомниться в чем-то по тактическим соображениям, способ выполнения задания зависит только от вас. Но вы не можете отказаться от выполнения операции. Вот и все.
Ни Попов, ни его товарищи по классу никогда не сомневались в справедливости этой теории. Им было понятно, что приказ есть приказ. И вот после того как Попов принял на себя обязательство выполнять приказы, он исправно исполнял порученное задание... но как слуга Советского Союза, он никогда не упускал из виду генеральную миссию, которая заключалась в том, чтобы передать жизненно важную информацию своей стране, потому что его страна или нуждалась в такой информации для себя, или для оказания помощи другим, чьи действия принесут реальную пользу Советскому Союзу. Даже имея дело с Ильичом Рамиресом Санчесом, думал в то время Попов, он приносил определенную пользу.
Теперь, разумеется, у него иная точка зрения. Террористы походили на диких псов или бешеных волков, которых забрасывали в чей-то двор, чтобы вызвать там переполох. Может быть, это было стратегически полезным или так казалось его повелителям в государстве, теперь мертвом и ушедшем в небытие. Но нет, подобные миссии не были действительно полезными. Несмотря на то, каким мощным являлся КГБ, Попов все еще считал его лучшим шпионским агентством в мире, в конце концов, он потерпел поражение. Партия, для которой Комитет государственной безопасности являлся мечом и щитом, исчезла. Меч не убивал врагов партии, а щит не защищал от вооружений Запада. Таким образом, действительно ли знали его начальники, что им надлежало сделать?
Скорее всего, нет, признался себе Попов, и по этой причине каждая операция, которую ему поручали, была в большей или меньшей степени бесплодной затеей. Осознание этого, пришедшее к нему, было горьким, но теперь его подготовка и опыт оплачивались щедрым жалованьем, не говоря о двух чемоданах наличных денег, которые ему удалось украсть, но за исполнение чего? Посылать террористов на смерть под пули европейских полицейских агентств? Попов мог с такой же легкостью, хотя и без выгоды, сообщить об их местопребывании полиции. Тогда бы их арестовали, судили и заключали в тюрьму, как и подобает мерзавцам, которыми они являются. Говоря по правде, это было бы намного более справедливым. Тигр в клетке, ходящий по ней взад и вперед в ожидании своих ежедневных пяти килограммов замороженной конины, является куда более интересным источником развлечения, чем чучело тигра, выставленное в музее, и таким же беспомощным. Я похожу на козла Иуды, подумал Дмитрий Аркадьевич, но даже если так, какой скотобойне я служу?
Он получал хорошие деньги. Еще несколько операций, подобных двум первым, и он сможет забрать деньги, свои фальшивые документы и исчезнуть с лица земли. Он будет лежать на каком-нибудь пляже, пить вкусные напитки и наблюдать за красивыми девушками в откровенных купальных костюмах. Или что-нибудь еще? Попов не знал, какой вид праздной жизни ему больше по вкусу, но не сомневался, что найдет что-нибудь интересное. Может быть, использует свои способности для торговли акциями и в биржевых сделках, как настоящий капиталист, и таким образом еще увеличит свое богатство. Может быть, размышлял он, отпивая из чашки свой утренний кофе и глядя на юг, в направлении Уолл-стрит. Но пока он еще не был готов для такой жизни, и до тех пор, пока не придет время, его беспокоило, что он не знал назначения его миссии. Не зная этого, Попов не мог оценить угрожающую ему опасность. Однако, несмотря на его знания, опыт и профессиональную подготовку, у него не было даже намека на то, почему его наниматель хочет, чтобы он выпускал тигров из клеток, выпускал их на открытое пространство, где их ожидали охотники. Как жаль, подумал Попов, что он не может задать такой вопрос. Ответ мог бы оказаться забавным.
Размещение в отеле происходило с механической точностью. Стол приема был огромным и заполнен стоящими там компьютерами, которые с электронной быстротой размещали гостей как можно скорее, чтобы они могли тут же приступить к трате денег в самом парке. Хуан взял свой ключ-пластинку и кивнул, поблагодарив прелестную девушку-клерка, затем взял свой багаж и направился в выделенную комнату, довольный, что здесь не было металлодетекторов. Идти пришлось недолго, он поднялся на свой этаж в лифте, необычно широком. Наверно, подумал он, это для того, чтобы им могли пользоваться люди в инвалидных колясках. Через пять минут он был уже в комнате, раскладывая вещи. Хуан почти закончил, когда в дверь постучали.
Bonjour. Это был Рене. Француз вошел в комнату, сел на кровать и потянулся.
— Ты готов, мой друг? — спросил он по-испански.
— Si, — ответил баск. Он мало походил на испанца. Его волосы были светлыми и напоминали цвет земляники, правильные черты лица, аккуратно подстриженная бородка. Его никогда не арестовывала испанская полиция, он был умным, осторожным и полностью предан своему делу. В его послужном списке были два взрыва автомобилей и одно убийство. Эта, Рене знал, будет самой смелой операцией Хуана, но он был готов к ней, напряженный, немного нервничающий и тем не менее готовый исполнить свою роль. Рене тоже выполнял подобную работу, главным образом убийства на переполненных улицах; он подходил прямо к своей жертве, стрелял из пистолета с глушителем и продолжал идти как обычный прохожий. Это был самый лучший способ не выдать себя, поскольку его почти никогда не могли опознать, — люди не видели пистолет и редко обращали внимание на человека, спокойно идущего по Елисейским Полям. Затем он переодевался и включал телевизор, чтобы увидеть, как телевидение освещает его работу. Action Directe был в значительной мере, но не до конца разбит французской полицией. Его захваченные члены сдержали клятву, данную своим товарищам, находящимся на свободе, ни на кого не указали и не предали, несмотря на давление и обещания своих соотечественников, служащих в полиции, — и, возможно, некоторые из них будут освобождены в результате этой операции, хотя ее главной целью было освобождение их товарища Карлоса. Будет непросто вытащить его из тюрьмы Ле Санте, думал Рене, вставая, чтобы посмотреть в окно на железнодорожную станцию, которой пользовались люди, спешащие в парк, но он увидел детей, ожидающих своей поездки. Есть в мире вещи, на которые не сможет пойти ни одно правительство, каким бы жестоким и циничным оно ни было. Через два здания от него Жан-Поль смотрел на такую же сцену, и у него в голове проносились аналогичные мысли. Он никогда не был женат и даже редко получал удовольствие от настоящей любовной связи. Теперь он знал, в сорок три года, что это нанесло ущерб его жизни и характеру, создав аномалию, которую он пытался заполнить политической идеологией. Он верил в принципы и в свое видение блестящего будущего для его страны, для Европы и, в конечном итоге, для всего мира. Однако крошечная часть его характера говорила ему, что его мечты являются химерами, что реальность находилась перед ним, на три этажа ниже и в сотне метров к востоку, в лицах детей. Они ждали посадки на поезд с паровым локомотивом впереди, который отвезет их в парк. Но нет, такие мысли представляли собой отклонение от истинного пути. Жан-Поль и его товарищи знали правильность своего дела и своей веры. Они обсуждали это самым подробным образом в течение многих лет и пришли к выводу, что выбранный ими путь верен. Они разделяли разочарование, что так мало людей понимают это, но придет время, и они поймут, придет время, и они увидят, что путь к справедливости, которую социализм предлагал всему миру, должен быть проложен революционной элитой. Впереди широких масс пойдут те, кто понимал значение, смысл и силу истории... и они не совершат ошибок, которые сделали русские, эти отсталые крестьяне в своей гигантской, тупой, варварской стране. И потому он мог смотреть сверху вниз на собравшихся людей, толпившихся на платформе, прислушиваясь к свистку приближающегося поезда, и видеть... события. Даже дети не были людьми, а представляли собой, по сути дела, политические заявления, которые будут сделаны другими, людьми вроде него, кто понимал, как на самом деле устроен мир и как он должен быть устроен. Будет по-правильному, по справедливости, пообещал он себе. Когда-нибудь.