— Отлично, в следующий раз ты можешь воспользоваться таким удовольствием, Джон.
— Как дела у Пэтси и Джей Си? — спросил Чавез, переходя к важным вопросам.
— У них все отлично. Оказывается, стать дедушкой совсем не так страшно. — Кларк мог добавить, что пока ему не пришлось менять ни единой пеленки. Сэнди ухватилась за обязанности бабушки с предельной безжалостностью, разрешая своему мужу только подержать ребенка. Он сделал вывод, что такие инстинкты сильны у женщин, и не рискнул вмешиваться. — Он забавный маленький парень, Доминго. Ты справился со своей работой, сынок.
— Большое спасибо, папочка, — последовал иронический ответ из-за десяти тысяч миль.
— А Пэтси?
— Она хорошо справляется, вот только мало спит. В настоящий момент Джей Си спит за один раз не больше трех часов. Но это изменится к тому времени, когда ты прилетишь обратно. Хочешь поговорить с ней?
— А ты как думаешь, мистер К.?
— О'кей, оставайся на связи. Пэтси! — позвал он. — Здесь Доминго.
— Привет, милая, — сказал Чавез.
— Как у тебя дела, Динг? Как справился с перелетом?
— Он был долгим, но все не так страшно, — солгал он. Нельзя показывать слабость даже перед своей женой. — Они приняли нас хорошо, правда, здесь очень жарко. Я уже забыл, что такое жаркая погода.
— Ты останешься на открытие?
— О да, Пэтси, мы все получили пропуска сотрудников Службы безопасности, благодаря любезности австралийцев. Как выглядит Джей Си?
— Он просто великолепен, — последовал неизбежный ответ. — Такой красивый. И плачет мало. Знаешь, так приятно, что он у нас!
— Как ты спишь, бэби?
— Мне удается перехватить несколько часов. Не беспокойся. Практика в больнице после обучения была намного хуже.
— Попроси свою маму помочь тебе, ладно?
— Она и так мне помогает, — заверила Пэтси мужа.
— О'кей, сейчас мне нужно снова поговорить с твоим отцом — деловой разговор. Я люблю тебя, милая.
— Я тоже люблю тебя, Динг.
— Доминго, мне кажется, что ты будешь хорошим зятем, — послышался мужской голос через пару секунд. — Я никогда не видел, чтобы Патриция так улыбалась. Полагаю, это благодаря тебе.
— Спасибо, папа, — ответил Чавез, посмотрев на свои часы. В Британии сейчас семь утра, а в Сиднее четыре часа жаркого дня.
— О'кей, как обстоят дела? — спросил Кларк.
— Хорошо, — ответил Чавез Радуге Шесть. — Мы поддерживаем контакт с невысоким полковником по имени Фрэнк Вилькерсон. Его люди отлично подготовлены, уверены в себе, у нас отличные отношения. Надежные солдаты. У них превосходный контакт с полицией. Их план на реагирование в случае непредвиденных случаев кажется мне правильным. Короче говоря, мы нужны им не больше, чем еще несколько кенгуру в пустыне, над которой я пролетал сегодня утром.
— Тогда, какого черта, наслаждайся зрелищем игр. — Как бы Чавез ни ворчал, он и его люди получили оплаченный отпуск стоимостью в десять тысяч долларов, подумал Кларк, а это совсем не похоже на тюремный приговор.
— Это напрасная трата времени, Джон, — сказал Чавез своему боссу.
— Никогда не следует делать скоропалительных выводов, Доминго.
— Пожалуй, ты прав, — был вынужден согласиться Чавез. Они только что потратили несколько месяцев, убеждаясь в справедливости этой мысли.
— С твоими парнями все в порядке?
— Да, с нами обращаются великолепно. Хорошие комнаты в отеле, совсем рядом со стадионом, так что мы ходим туда пешком, хотя нам выделили служебные автомобили. Думаю, мы просто оплаченные туристы.
— Да, как я уже сказал, наслаждайся зрелищем игр.
— Как дела у Питера?
— Выздоравливает, но не сможет заниматься делом еще месяц, может быть даже шесть недель. Врачи здесь отличные. Ноги Чина будут для нас как боль в заднице. Пройдет два с половиной месяца, пока он не станет совсем здоров.
— Он, наверно, очень недоволен случившимся.
— Да, очень.
— Как относительно тех, кого мы взяли в плен?
— Сейчас их допрашивает полиция, — ответил Кларк. — Мы получили кое-какие новости о русском, но ничего, что можно было бы использовать. Ирландские копы пытаются опознать производителя кокаина — он медицинского качества, из настоящей компании, занимающейся производством наркотиков для медицинских целей. Представляешь, десять фунтов чистейшего кокаина. Его стоимость на улице при розничной продаже настолько велика, что можно купить авиалайнер. Ирландская Garda боится, что это может стать началом нового канала поставок. Отколовшиеся группы ИРА принимаются за крупные поставки наркотиков, но это не наша забота.
— Этот русский парень — Серов, правильно? — ведь он тот человек, который навел террористов на нас?
— Это подтвердилось, Доминго, но мы не знаем, откуда он получил данные, а наши ирландские гости отказываются сообщить нам больше, чем мы уже знаем, — возможно, они уже рассказали все, что им было известно. Грэди вообще отказывается говорить. А его адвокат жалуется на то, как мы допросили его сразу после операции.
— Тебе не кажется, что он может засунуть свою жалобу себе... ты знаешь куда.
— Я слышу тебя, Динг, — засмеялся Кларк. Дело в том, что они не собирались использовать полученную от него информацию в зале суда. Существовала даже видеозапись, сделанная съемочной группой ВВС, оказавшейся в Герефорде, на которой был виден Грэди, покидающий место боя. Шон Грэди будет приговорен к тюремному заключению на срок, называемый термином «решение королевы». Это означало пожизненное заключение плюс навсегда, если только договор с Европейским союзом не помешает этому. Тимоти О'Нил и остальные, сдавшиеся вместе с ним, возможно, покинут тюрьму, когда им будет шестьдесят, сказал ему Билл Тауни накануне. — Что-нибудь еще?
— Нет, здесь все выглядит хорошо, Джон. Мой следующий доклад в то же время завтра.
— Понял тебя, Доминго.
— Поцелуй за меня Пэтси.
— Я даже могу обнять ее, если хочешь.
— Да, спасибо, дедушка, — согласился Динг с улыбкой.
— До свидания, — услышал он, и связь прервалась.
— Не такое уж плохое время быть далеко от дома, босс, — заметил Майк Пирс, сидящий в нескольких футов от него. — Первые две недели могут оказаться настоящей болью в заднице. А теперь, когда ты вернешься домой, маленький парень будет спать по четыре-пять часов. Может быть, и больше, если тебе повезет, — предсказал отец трех сыновей.
— Майк, ты не заметил здесь каких-нибудь проблем?
— Как ты сказал Радуге Шесть, у австралийцев все под контролем. Это хорошие солдаты, босс. Наше пребывание здесь действительно напрасная трата времени, но какого черта, когда еще мы сможем увидеть Олимпиаду?
— Пожалуй, ты прав. Есть вопросы?
— Что мы берем с собой?
— Только пистолеты, одеваемся в повседневную одежду. Твой пропуск как агента Службы безопасности разрешает это. Ходим парами, ты со мной, Джордж с Гомером. Берем с собой тактические радио, но это все.
— Слушаюсь, сэр. Меня это устраивает. Вы пришли в себя после перелета?
— А ты, Майк?
— Словно меня сунули в мешок и били бейсбольной битой. — Пирс ухмыльнулся. — Но завтра мне будет лучше. Проклятие, я с ужасом думаю о том, что если я стисну зубы и сумею продержаться весь день, то завтра мне будет лучше. Ну ладно, утром мы договоримся с австралийцами и сделаем пробежку на олимпийской дорожке. Вот будет здорово, а?
— Мне это нравится.
— Да, было бы интересно встретиться с этими изнеженными атлетами и увидеть, насколько быстро они побегут с оружием и в защитном снаряжении. — В своей лучшей физической форме и полностью одетый в боевое снаряжение. Пирс мог пробежать милю за четыре минуты и тридцать секунд, но ему ни разу не удавалось преодолеть четырехминутную границу, даже в беговых туфлях и трусах. Луи Луазель утверждал, что один раз это ему удалось, и Чавез верил ему. Небольшой француз был соответствующего роста и веса для бегуна на средние дистанции. Пирс обладал слишком большим ростом и шириной в плечах. Скорее огромный дог, чем борзая.
— Не переживай, Майк. Наша задача защитить их от плохих парней. Уже это одно показывает, кто является настоящим мужчиной, — заметил Чавез, преодолевая усталость после длительного перелета.
— Так точно, сэр. — Пирс запомнит слова босса.
Попов проснулся без какой-либо очевидной причины, за исключением... Да, только что совершил посадку еще один «Гольфстрим», и шум его разбудил. Он подумал, что на нем, наверно, прилетели люди, особенно важные для этого проекта. Молодежь или семейные люди прилетали на коммерческих авиалайнерах или ехали на легковых автомобилях. Реактивный самолет стоял на посадочной дорожке в свете прожекторов, из него выкинули трап, пассажиры прошли к ожидающим их автомобилям, которые быстро отъехали от самолета и направились к отелю. Интересно, кто они, подумал Попов, но не смог разглядеть их лица из-за слишком большого расстояния. Ничего, он увидит их, вероятно, завтра в кафетерии. Дмитрий Аркадьевич выпил стакан воды в ванной и вернулся в постель. Комплекс быстро наполнялся людьми в течение нескольких последних дней.
Полковник Вильсон Гиэринг сидел в своей комнате всего на несколько этажей выше группы «Радуги». Его большие чемоданы стояли в стенном шкафу, а костюмы висели там же на вешалках. Уборщицы и другой персонал отеля, которые обслуживали его комнату, ни к чему не прикасались, просто заглядывали в шкаф, затем принимались убирать кровать и наводить порядок в ванной. Они не заглядывали внутрь чемоданов — он поставил незаметные предохранительные знаки, — внутри одного из них была пластиковая канистра с надписью «хлор» на ней. Внешне она ничем не отличалась от канистры в центре управления туманной системой на олимпийском стадионе, больше того, ее купили в той же компании, которая устанавливала эту систему.
Ее тщательно очистили и наполнили нано-капсулами. У Гиэринга имелись также инструменты, позволяющие быстро заменить канистры, и он практиковался в замене канистр на идентичной системе в Канзасе. Он мог закрыть глаза и раз за разом повторять движения, необходимые для того, чтобы свести время замены канистр до минимума. Он подумал о содержимом канистры. Еще никогда в таком небольшом контейнере не скрывалось так много потенциальных смертей. Несравнимо больше, чем в термоядерной бомбе, потому что, в отличие от бомб, опасность, скрывающаяся внутри, могла воспроизводить себя бесчисленное количество раз вместо одной-единственной детонации.
Судя по работе туманной системы, потребуется примерно тридцать минут, чтобы нано-капсулы успели проникнуть во все разбрызгивающие устройства на стадионе. Как компьютерные модели, так и практические испытания показали, что капсулы проникнут во все трубы и брызнут вместе с водой из насадок, невидимые в мягком охлаждающем тумане. Люди, идущие по туннелям, ведущим к стадиону и поднимающиеся потом по рампам, будут вдыхать их, в среднем по двести нано-капсул за четыре минуты дыхания, а это намного превосходило рассчитанную среднюю летальную дозу. Капсулы проникнут в организм через легкие, попадут в кровь и там растворятся, освобождая вирусы Шивы.
Затем нити вируса помчатся по кровеносной системе зрителей и атлетов, скоро отыщут печень и почки, органы, с которыми они имеют структурное сходство, и начнется медленный процесс размножения. Все это было установлено в Бингхэмтонской лаборатории на «нормальных» подопытных субъектах. После этого пройдет всего несколько недель, и нити Шивы размножатся до такой степени, что смогут начать свою разрушительную работу. Одновременно люди будут передавать друг другу вирусы Шивы с помощью поцелуев и половых контактов, кашлем и чиханием. Это тоже было установлено в Бингхэмтонской лаборатории. Примерно через четыре недели люди почувствуют легкое недомогание. Некоторые обратятся к своим личным врачам, им поставят диагноз, как жертвам гриппа, пропишут аспирин, порекомендуют пить побольше воды и отдыхать перед телевизором. Они последуют советам врачей и почувствуют себя лучше — потому что посещение врачей обычно действует на людей именно таким образом — на один день. Но дальнейшее улучшение прекратится. Рано или поздно у них откроется внутреннее кровотечение, вызванное Шивой, и затем, примерно через пять недель после проникновения нано-капсул внутрь организма, какой-нибудь врач догадается сделать тест на антитела и с ужасом узнает, что вирус, похожий на знаменитую и пугающую Эболу, вернулся обратно. Хорошая эпидемиологическая программа сможет назвать Олимпийские игры в Сиднее фокусным центром заражения вирусом, но в Сиднее побывали и потом разъехались по всем уголкам земного шара сотни тысяч людей. Это было идеальным местом для распространения Шивы, так решили руководящие члены Проекта несколько лет назад — еще до того, как Иран попытался совершить биологическое нападение на Америку, распространив там чуму. Эта попытка, как и следовало ожидать, потерпела неудачу, потому что выбор вируса оказался ошибочным, а метод доставки необдуманным. Зато этот план представлял собой само совершенство. Каждая страна мира посылает своих атлетов и судей на Олимпийские игры, и каждый из них Пройдет через прохладный туман на этот раскаленный стадион, остановится на несколько минут, чтобы сбросить с тела излишний жар, глубоко подышать и расслабиться в этом прохладном месте. Затем они вернутся к себе домой, от Америки до Аргентины, от России до Руанды, чтобы распространить там Шиву и положить начало первой волне паники.
Потом наступает вторая фаза. «Горайзон Корпорейшн» будет производить и распространять по миру вакцину А тысячами литров, посылать ее во все уголки земли воздушным экспрессом на самолетах в те страны, где врачи и медсестры общественного здравоохранения обязательно сделают инъекции этой вакцины каждому жителю, которого они смогут найти. Фаза Два закончит работу, начатую в результате глобальной паники, которая неизбежно станет результатом Фазы Один. Через четыре-шесть недель после инъекции вакцины А люди почувствуют недомогание. Таким образом, через три недели, считая с сегодняшнего дня, подумал Гиэринг, плюс примерно шесть недель, плюс две недели, плюс еще шесть, плюс заключительные две все кончится. Итого девятнадцать недель, даже не полгода, даже не весь бейсбольный, хоккейный или баскетбольный сезон, и больше девяноста девяти процентов земного населения умрет. А планета будет спасена. Больше не будут убивать овец из-за ошибочного выпуска отравляющих веществ. Больше не будет уничтожения целых видов животных неразумными людьми. Озоновая дыра скоро затянется. Природа снова расцветет. И он увидит все это, будет ценить и наслаждаться спасенной природой вместе с друзьями и коллегами по Проекту. Они спасут планету и вырастят детей, которые будут уважать ее, любить и лелеять. Мир снова станет зеленым и великолепным.
Его чувства не были совсем однозначными. Он смотрел в окно и видел людей, идущих по улицам Сиднея, и его сердце сжималось от боли при мысли о том, что произойдет с ними. Но в своей жизни он видел много боли. Овцы в Дагуэе. Обезьяны и свиньи и другие подопытные животные в Эджвудском арсенале. Они тоже переживали страшную боль. Они тоже имели право на жизнь, а люди даже не приняли во внимание этот очевидный факт. Люди, идущие по улицам далеко внизу, не пользовались шампунем, если он сначала не проверен на глазах лабораторных кроликов, жестоко зажатых в крошечных клетках, где они страдали без слов, без этого выражения боли для большинства людей, которые не понимали животных и заботились о них меньше, чем о том, как приготовлены их гамбургеры в местном «Макдональдсе». Они помогали уничтожить землю, потому что им было все равно. Поскольку им было все равно, они даже не пытались понять, что является важным, а поскольку они не понимают, что является важным, они умрут. Они представляли собой вид, который поставил себя в опасное положение, и потому пожнут бурю собственного невежества. Они не похожи на меня, подумал Гиэринг. Они не видят. И поэтому, в соответствии с жестокими, но справедливыми законами Чарльза Дарвина они оказались в безнадежном положении. Таким образом, подобно тому, как одно животное заменяет другое, так он и люди, разделяющие его убеждения, заменят этих людей. В конце концов, он сам является всего лишь инструментом естественной селекции.
Усталость от перелета через многие часовые пояса почти исчезла, подумал Чавез. Утренняя пробежка была восхитительна своим потом и болью, особенно потому, что они бежали по беговой дорожке олимпийского стадиона. Он с Майком Пирсом не жалели сил, не засекали времени, но старались бежать как можно быстрее, и во время бега оба смотрели на пустые трибуны и представляли себе, какими бы приветственными возгласами их встретили, будь они тренированными атлетами. Затем в душ. Потом они оделись в повседневнюю одежду, с пистолетами, скрытыми под рубашками и тактическими радио в карманах, а пропуска агентов Службы безопасности повесили на цепочках вокруг шеи.
Позднее прозвучали трубы, и из туннеля на дальнем конце стадиона вышла на дорожку первая команда, представляющая Грецию, страну — основательницу Олимпиад. Ее сопровождали громовые аплодисменты и приветствия зрителей, расположившихся на трибунах. Чавез напомнил себе, что, как офицер Службы безопасности, он обязан наблюдать за толпой, но тут же понял, что не может делать этого, не имея в виду какой-то конкретной опасности, или, вернее сказать, определенного вида потенциальной угрозы. Не было предупреждений о терактах, не было ориентировок на известных преступников. На чем концентрировать внимание? Гордые молодые атлеты маршировали почти так же уверенно, как солдаты, следуя за своими флагами по дорожке, опоясывающей овал стадиона. Они навсегда запомнят этот момент, подумал Динг. Каждый из спортсменов тренировался годами, чтобы завоевать эту честь, чтобы слушать приветствия и надеяться, что окажется достойным столь великого момента. Такое не случалось с ним как с офицером-оперативником Центрального Разведывательного Управления или как с командиром Группы-2 «Радуги». Это был чистый спорт, чистые соревнования между атлетами, и, если это не имело никакого отношения к практической жизни, ну и что, кого это беспокоит? Каждый вид соревнований будет представлять разновидность деятельности, доведенной до предельного совершенства, — и большинство были военными, по своей сути, по своему происхождению. Бег — самое важное военное искусство, способность бежать, чтобы вступить в бой или скрыться от противника. Метание копья — искусство бросать дротики и пики во врага. Толкание ядра и метание диска — еще один вид военного искусства. Прыжки с шестом — способность перемахнуть через стену и попасть во вражеский лагерь. Прыжки в длину — умение перепрыгнуть через рвы, вырытые противником на поле боя. Это все были воинские упражнения, дошедшие до нас из древности, но современные игры включали и такие прикладные виды спорта, как стрельба из винтовки и пистолета. Современное пятиборье основывалось на умении военного курьера в конце девятнадцатого столетия пользоваться стрельбой из пистолета, бегом, плаванием, фехтованием и конной скачкой, чтобы доставить своему командиру сведения, необходимые для того, чтобы он мог эффективно расположить войска и маневрировать ими во время боя.
Эти мужчины и женщины являлись своего рода воинами, приехавшими сюда, чтобы завоевать славу для себя и своих флагов, победить противника, не проливая крови, добиться почетной победы в этом самом чистом состязании. Это, подумал Чавез, является достойной целью для любого, но сам он был слишком старым и недостаточно подготовленным, чтобы соревноваться здесь. Но разве я недостаточно подготовлен, подумал Чавез. Только не для людей его возраста, и он был, возможно, лучше тренирован, чем многие участники соревнований, марширующие сейчас по овалу стадиона. Правда, этого не было достаточно, чтобы одержать победу хотя бы в одном виде состязаний. Он почувствовал тяжесть «беретты» под рубашкой. Это и его способность воспользоваться ею делали его достаточно подготовленным, чтобы защищать этих молодых людей. Так что, решил Доминго Чавез, этого достаточно для него.
— Красивое зрелище, босс, — сказал Пирс, глядя на проходящих мимо греков.
— Да, Майк, это действительно прекрасно.
Глава 34
Игры продолжаются
Как происходит в жизни, пребывание в Сиднее превратилось в привычную рутину. Чавез и его люди почти все время проводили с людьми полковника Вилькерсона, главным образом сидя в помещении, где размещалось резервное подразделение, и наблюдая за соревнованиями по телевидению, но часто выходили наружу, якобы для того, чтобы следить за безопасностью, но на самом деле, чтобы вблизи смотреть на соревнования. Иногда они даже выходили на поле, непосредственно к месту соревнований, пользуясь своими пропусками, которые позволяли им передвигаться без всяких препятствий. Динг узнал, что австралийцы являются отчаянными спортивными болельщиками и поразительно гостеприимными людьми. В свободное от службы время он посещал паб, расположенный поблизости, где пиво было отличным, а атмосфера дружеской. Узнав, что он американец, его «приятели» часто угощали его пивом и задавали вопросы, не сводя глаз со спортивных состязаний, которые показывали на экранах телевизоров, висящих на стенах. Единственное, что ему не нравилось, — это табачный дым от сигарет, потому что австралийская культура еще не полностью прокляла этот порок, но ведь не бывает идеальных мест.
Каждое утро они проводили разминку вместе с полковником Вилькерсоном и его людьми. Здесь они узнали, что олимпийские соревнования несколько отличаются от действий австралийских и американских подразделений специального назначения.
Однажды утром они забрели на олимпийское стрельбище, где шли соревнования по стрельбе из пистолета. Там они попробовали стрелять из пистолетов олимпийского образца — это были автоматические пистолеты калибра 0,22, которые казались игрушками по сравнению с пистолетами калибра 0,45, находящимися на вооружении солдат «Радуги», и убедились, что цели и системы подсчета очков являются очень сложными, хотя и не имеют тесной связи с боевой стрельбой в реальном мире. Несмотря на свою практику и умение стрелять, Чавез быстро увидел, что он, в лучшем случае, может попасть в команду стрелков из Мали. Несомненно, Чавез не годился на роль стрелков из американской или русской команды, которые казались совсем не похожими на людей в своей способности попадать в крошечные силуэты, которые на мгновение выскакивали анфас и тут же поворачивались боком на подвесках, управляемых компьютерами. Но эти бумажные мишени не стреляли в ответ, сказал он себе, и в этом заключалась вся разница. К тому же успех в стрельбе солдат подразделений специального назначения состоял в том, чтобы убить реального противника, а не поразить цель размером с четвертак на черной бумажной мишени. В этом тоже заключалась разница, рассуждали вслух Динг и Майк Пирс со своими австралийскими коллегами. То, чем они занимались, никогда не станет олимпийским спортом, если только кому-нибудь не придет в голову возобновить состязания гладиаторов, а это вряд ли случится. К тому же то, чем они занимаются, зарабатывая на жизнь, совсем не является спортом. Это не представляет собой и форму массового развлечения в современном более мягком и добром мире. Часть сознания Ча-веза откровенно признавалась, что было бы интересно посмотреть на игры в классическом амфитеатре Флавиев в Риме, но он не мог произнести это вслух, чтобы люди не признали его полным варваром. Слава Цезарю! Идущие на смерть приветствуют тебя! Это не было ведь чем-то похожим на Супербоул[34]. Так что «майор» Доминго Чавез вместе с сержантами Майком Пирсом, Гомером Джонстоном, Джорджем Томлинсоном и специальным агентом Тимом Нунэном получили возможность бесплатно наблюдать за Олимпийскими играми, иногда надевая «официальные» куртки, что придавало им ауру таинственности и причастности.
То же самое относилось, хотя и более отдаленно, к Дмитрию Попову, который оставался в своей комнате, чтобы следить за Олимпийскими играми по телевидению. Он обнаружил, что игры отвлекали его от вопросов, которые бежали круг за кругом у него в уме. Русская национальная сборная, естественно, являющаяся его фаворитом, выступала отлично, хотя австралийцы неплохо проявили себя, будучи хозяевами игр, особенно в плавании, которое было, по-видимому, их национальной страстью. Проблема заключалась в огромном расстоянии между часовыми поясами. Когда Попов смотрел соревнования в прямом эфире, это было, естественно, безбожным временем в Канзасе, из-за чего он появлялся с мешками под глазами во время утренней конной прогулки с Киллгором и Маклином. И все-таки эти прогулки стали очень приятным утренним развлечением.
Это утро ничем не отличалось от десяти предыдущих. Дул прохладный западный бриз, вставало оранжевое солнце, бросающее необычный, но красивый свет на колышущиеся поля травы и пшеницы. Баттермилк теперь уже узнавала его и награждала русского странно привлекательными знаками привязанности, за которые он, в свою очередь, награждал ее кусочками сахара или, как сегодня, яблоком, взятым с утреннего буфета за завтраком. Кобыла с благодарностью взяла его с протянутой ладони и быстро захрустела им. Он научился седлать свою собственную лошадь, сделал это теперь быстро и вывел Баттермилк наружу, где присоединился к остальным и сел в седло уже в корале.