Страница:
— Возможно, — задумчиво произнес Столл. — Но не в таких пещерах. Их невозможно усилить. Начать с того, что они сами по себе очень невелики: футов семь в высоту и пять в ширину. Если разместить внутри опоры и ребра жесткости, там вообще не останется места.
Херберт снова отхлебнул кофейной гущи и тут же выплюнул ее обратно.
— Подожди! — воскликнул он, глядя на дно чашки.
— Что? — спросил Столл.
— Грязь. Внутри пещер действительно ничего нельзя построить, но их можно углубить. Так делали в Северном Вьетнаме.
— Вы имеете в виду подземные бункера? Херберт кивнул.
— Это идеальный выход из положения. Наш поиск сужается, В пещерах подобного типа нельзя вести взрывные работы — вдруг рухнет потолок...
— Но их можно углублять! — нетерпеливо перебил его Столл.
— Правильно. И вывозить почву.
Столл тут же запросил у компьютера данные по геологии региона.
Мужчины приникли к монитору. Поиск шел по ключевому слову «почвы». В памяти компьютера оказалось тридцать семь сносок в отношении различных почвенных комбинаций. Разведчики принялись просматривать все подряд, надеясь найти что-нибудь имеющее отношение к недавним раскопкам. На экране мелькали ряды цифр и геологических терминов. Неожиданно Херберт воскликнул:
— Стоп! — Он схватил мышь и вернул страницу назад. — Посмотри, Мэт: отчет сирийского агрономического общества, датированный январем этого года. Лаборант сообщает о явных аномалиях в районе горы Чуф.
Столл взглянул на свои записи.
— Черт! Именно здесь находится одна из возможных точек!
Херберт продолжал читать документ. В нем говорилось, что в горизонте А отмечен необычайно высокий уровень биологической активности и изобилие органики, что характерно для горизонта Б. Как правило, обмен между двумя уровнями происходит в направлении от А к Б.
Подобная аномалия может иметь две причины. Первая: кто-то пытался обогатить почву, но потом бросил эту затею, Вторая: неподалеку могли проводиться археологические раскопки. Уровень биологической активности почвы позволяет предположить, что раскопки проводились от шести до четырех недель назад.
Столл взглянул на Херберта.
— Археологические раскопки. Или строительство бункера.
— Главное — совпадает по времени, — кивнул Херберт.
Столл принялся набирать на клавиатуре новые команды.
— Что это?
— Национальный разведывательный центр регулярно фотографирует долину Бекаа, — ответил Столл. — Я хочу посмотреть снимки за последние шесть месяцев Они не могли обойтись без техники.
— Если они притащили бульдозер или экскаватор, пусть даже ночью...
— Тогда мы обнаружим глубокие следы шин. После того как загрузились файлы с фотографиями, Столл запустил графическую программу. Для этого он напечатали строке запроса: «следы протекторов». Когда появилось меню, он добавил: «не автомобильные». Компьютер приступил к работе. Спустя минуту он отобрал три фотографии. На всех трех были видны следы тяжелой техники у входа в одну и ту же пещеру. Ты самую, откуда поступила выкопанная почва.
— Где находится эта пещера? — спросил Херберт. Столл дал компьютеру задание определить географическое местоположение пещеры. Спустя несколько секунд на экране появились координаты.
Столл торжествующе поднял банку с пепси.
— Вот вам и почва!
Херберт поспешно кивнул и принялся набирать номер генерал-майора Бар-Леви в Хайфе.
Глава 36
Глава 37
Глава 38
Глава 39
Херберт снова отхлебнул кофейной гущи и тут же выплюнул ее обратно.
— Подожди! — воскликнул он, глядя на дно чашки.
— Что? — спросил Столл.
— Грязь. Внутри пещер действительно ничего нельзя построить, но их можно углубить. Так делали в Северном Вьетнаме.
— Вы имеете в виду подземные бункера? Херберт кивнул.
— Это идеальный выход из положения. Наш поиск сужается, В пещерах подобного типа нельзя вести взрывные работы — вдруг рухнет потолок...
— Но их можно углублять! — нетерпеливо перебил его Столл.
— Правильно. И вывозить почву.
Столл тут же запросил у компьютера данные по геологии региона.
Мужчины приникли к монитору. Поиск шел по ключевому слову «почвы». В памяти компьютера оказалось тридцать семь сносок в отношении различных почвенных комбинаций. Разведчики принялись просматривать все подряд, надеясь найти что-нибудь имеющее отношение к недавним раскопкам. На экране мелькали ряды цифр и геологических терминов. Неожиданно Херберт воскликнул:
— Стоп! — Он схватил мышь и вернул страницу назад. — Посмотри, Мэт: отчет сирийского агрономического общества, датированный январем этого года. Лаборант сообщает о явных аномалиях в районе горы Чуф.
Столл взглянул на свои записи.
— Черт! Именно здесь находится одна из возможных точек!
Херберт продолжал читать документ. В нем говорилось, что в горизонте А отмечен необычайно высокий уровень биологической активности и изобилие органики, что характерно для горизонта Б. Как правило, обмен между двумя уровнями происходит в направлении от А к Б.
Подобная аномалия может иметь две причины. Первая: кто-то пытался обогатить почву, но потом бросил эту затею, Вторая: неподалеку могли проводиться археологические раскопки. Уровень биологической активности почвы позволяет предположить, что раскопки проводились от шести до четырех недель назад.
Столл взглянул на Херберта.
— Археологические раскопки. Или строительство бункера.
— Главное — совпадает по времени, — кивнул Херберт.
Столл принялся набирать на клавиатуре новые команды.
— Что это?
— Национальный разведывательный центр регулярно фотографирует долину Бекаа, — ответил Столл. — Я хочу посмотреть снимки за последние шесть месяцев Они не могли обойтись без техники.
— Если они притащили бульдозер или экскаватор, пусть даже ночью...
— Тогда мы обнаружим глубокие следы шин. После того как загрузились файлы с фотографиями, Столл запустил графическую программу. Для этого он напечатали строке запроса: «следы протекторов». Когда появилось меню, он добавил: «не автомобильные». Компьютер приступил к работе. Спустя минуту он отобрал три фотографии. На всех трех были видны следы тяжелой техники у входа в одну и ту же пещеру. Ты самую, откуда поступила выкопанная почва.
— Где находится эта пещера? — спросил Херберт. Столл дал компьютеру задание определить географическое местоположение пещеры. Спустя несколько секунд на экране появились координаты.
Столл торжествующе поднял банку с пепси.
— Вот вам и почва!
Херберт поспешно кивнул и принялся набирать номер генерал-майора Бар-Леви в Хайфе.
Глава 36
Вторник, час дня ровно
Дамаск, Сирия
3а последние двадцать лет Пол Худ побывал во многих крупных аэропортах мира. Токийский поражал его размерами и организованностью. Аэропорт Веракрус в Мехико был крошечным, душным и старым, Местные люди привыкли к жаре и обходились без вентиляции. О прибытии и отправлении самолетов писали на доске мелом.
Но то, что Пол Худ увидел при входе в международный аэропорт Дамаска, потрясло его до глубины души. На каждом квадратном футе терминала стоял пассажир. Большинство людей были хорошо одеты и вели себя вполне достойно.
Багаж держали в руках, ибо поставить вещи было все равно некуда. Вооруженные полицейские дежурили у дверей накопителей, сдерживая толпу и помогая прибывшим пассажирам попасть в здание аэропорта. После этого двери терминалов запирались, и люди оказывались предоставлены сами себе.
— Скажите, — спросил Худ у Насра, — они прилетели или собираются улететь?
Ему пришлось повысить голос до крика, ибо кругом стоял страшный гвалт.
Люди выкрикивали фамилии своих родственников или пытались что-то друг другу объяснить.
— Похоже, все улетают! — прокричал в ответ Наср. — Но я такого еще не видел. Наверное, что-то случилось.
Худ пытался пробиться к выходу. На мгновение ему показалось, что кто-то сунул руку во внутренний карман его пиджака. До американца вдруг дошло, насколько ценной вещью становятся здесь его бумажник и паспорт, тем более для тех, кто собирается покинуть Сирию. Вытянувшись на носках, Худ успел разглядеть картонку со своим именем буквально в пяти ярдах от себя. Кто-то размахивал ею над головами пассажиров.
— Сюда! — крикнул Пол Насру и Бикингу. — Я — Пол Худ, — представился Пол высокому молодому человеку в черном костюме. — Это доктор Наср и мистер Бикинг, — добавил он, кивая в сторону своих спутников, — Добрый день, сэр. Я агент дипломатической службы безопасности Дэвис.
Это агент Фернет. — Стоящая рядом женщина кивнула. — Держитесь рядом с нами. Мы проведем вас через таможню.
Агенты направились к стойке. Худ и его спутники едва поспевали за рассекающими толпу сотрудниками службы безопасности. Худу не терпелось узнать, что же произошло, но он не хотел отвлекать Дэвиса лишними вопросами.
Прошло не менее десяти минут, прежде чем они сумели протолкаться через главный терминал. Багажное отделение было относительно пусто. Здесь Худ наконец задал свой вопрос.
— На границе начались серьезные осложнения, мистер Худ, — ответила агент Фернет. Короткая стрижка, звонкий голос — на вид ей можно было дать года двадцать два.
— Осложнения?
— Да. Сирийские войска окружили турецкую группировку, которая, преследуя террористов, нарушила границу Сирии. Возникла перестрелка. Трое турок убиты. В конце концов им удалось вырваться обратно в Турцию.
— Из-за этого столько паники? — поинтересовался Наср.
— Нет, сэр. — Девушка взглянула на доктора выразительными темными глазами. — Паника возникла из-за того, что случилось позже. Сирийский офицер дал команду преследовать турок на их территории. В результате турецкое подразделение было уничтожено. Всех, кто сдался в плен, расстреляли.
— О Боже! — воскликнул Бикинг.
— Кто этот человек? — спросил Наср.
— Курд.
— Что было потом? — спросил Худ.
— Офицера отстранили от командования, а сирийцы вернулись домой. Турки перебросили к границе регулярные танковые части.
— Значит, все пытаются бежать? — сказал Худ.
— Ну, не все, конечно, — улыбнулась Фернет. — Большинство уезжающих — иорданцы, египтяне и жители Саудовской Аравии. Их правительства присылают самолеты для эвакуации своих граждан. Люди боятся, что эти страны выступят на стороне Турции. Тогда им придется нелегко.
Получив багаж, Худ и его спутники прошли таможенный досмотр, после чего все сели в машину. Устраиваясь на широком сиденье лимузина, Худ улыбнулся. Так вот Мя чего президент отправил его на другой конец света!
Поездка в северную часть города оказалась быстрой и легкой.
Когда машина свернула на ведущую к посольству США узенькую улочку, Наср покачал головой.
— Сколько раз мне уже доводилось сюда приезжать — и никогда город не был таким пустынным. Дамаск и Алеппо традиционно считаются самыми оживленными городами мира. Это просто ужасно.
— Люди уехали или сидят по домам? — поинтересовался Худ.
— И то. и другое, — ответила Фернет. — Президент отдал распоряжение освободить улицы на случай, если понадобится перебрасывать воинские части.
— Не понимаю, — произнес Худ, — События разворачиваются в ста пятидесяти милях к северу. Неужели турки могут атаковать столицу Сирии?
— Нет, конечно, — ответил Бикинг. — Полагаю, сирийцы боятся сами себя — курдов, как тот офицер, который устроил бойню на границе.
— Совершенно верно, — кивнула Фернет. — С пяти вечера объявлен комендантский час. За его нарушение грозит тюрьма.
— В Дамаске лучше в тюрьму не попадать, — вступил в беседу агент Дэвис. — Эти места славятся своей жестокостью, В посольстве Худа встретил посол США в Сирии Хэвелс. Предшественник Хэвелса как-то обмолвился, что передаст свой пост только худшему врагу.
Лысеющий дипломат в очках с толстыми линзами протянул руку и произнес:
— Добро пожаловать, Пол.
— Добрый день, господин посол, — ответил Худ.
— Как прошел полет?
— Слушал старые мелодии по четвертому каналу, потом немного поспал. Для меня это самое приятное времяпровождение.
— Что ж, хорошо, — произнес Хэвелс и повернулся к Насру. — Рад вас видеть, доктор.
— Для меня честь быть вашим гостем.
Обменявшись с прибывшими традиционными вежливыми фразами, Хэвелс провел их в свой кабинет. Это было небольшое, но весьма изысканное помещение с мраморными колоннами вдоль стен и куполообразным потолком, напоминающим собор в Басре.
Свет поступал через отверстие в самой вершине купола. Других окон не было.
Гости разместились в коричневых кожаных креслах. Хэвелс закрыл тяжелую дверь и занял место за массивным столом.
— У нас есть источники в президентском дворце, — улыбнулся он. — Допускаю, что у них есть источники здесь. Поэтому лучше говорить наедине.
— Разумеется, — проворчал Худ. Хэвелс скрестил перед собой руки.
— Во дворце ожидают серьезных терактов. По их данным, удар будет нанесен сегодня после полудня. Так или иначе, я приглашен на прием и должен прибыть, — посол взглянул на часы, — через девяносто минут. По плану я проведу там остаток дня, обсуждая с президентом различные вопросы. После нашей беседы состоится обед...
— Как-то раз президент Сирии заставил нашего госсекретаря два дня ждать аудиенции, — перебил посла доктор Наср.
— А французского президента продержал четыре часа в приемной, — добавил Бикинг.
— Если позволите мне закончить, — улыбнулся Хэвелс, — на встречу также приглашены русский и японский послы. Думаю, что мы будем находиться рядом с президентом до разрешения кризиса.
— Разумеется, — кивнул Худ. — Если что-то случится с ним, пусть пострадают и другие.
— Сомневаюсь, что он вообще появится на этой встрече, — заметил Бикинг. — Не исключено, что президента уже нет в Дамаске.
— Это вполне возможно, — согласился Хэвелс.
— Если начнется наступление на столицу, — сказал Наср, — ни Москва, ни Вашингтон, ни Токио не смогут вмешаться в события.
— Конечно, — кивнул Хэвелс.
— Я не удивлюсь, если атаку на президентский дворец проведут сирийские солдаты, переодетые в курдов. Они перебьют всех, кроме президента, который автоматически станет национальным героем.
— И это возможно, — сказал Хэвелс и посмотрел на Худа, — Поэтому, Пол, любая разведывательная информация весьма пригодится.
— Я немедленно свяжусь с Оп-центром, — кивнул Худ. — Кстати, что известно о моей встрече с президентом?
— Все устроено, — произнес Хэвелс.
— Когда? — с нехорошим предчувствием спросил Худ.
Хэвелс расплылся в улыбке.
— Вы приглашены во дворец вместе со мной.
Дамаск, Сирия
3а последние двадцать лет Пол Худ побывал во многих крупных аэропортах мира. Токийский поражал его размерами и организованностью. Аэропорт Веракрус в Мехико был крошечным, душным и старым, Местные люди привыкли к жаре и обходились без вентиляции. О прибытии и отправлении самолетов писали на доске мелом.
Но то, что Пол Худ увидел при входе в международный аэропорт Дамаска, потрясло его до глубины души. На каждом квадратном футе терминала стоял пассажир. Большинство людей были хорошо одеты и вели себя вполне достойно.
Багаж держали в руках, ибо поставить вещи было все равно некуда. Вооруженные полицейские дежурили у дверей накопителей, сдерживая толпу и помогая прибывшим пассажирам попасть в здание аэропорта. После этого двери терминалов запирались, и люди оказывались предоставлены сами себе.
— Скажите, — спросил Худ у Насра, — они прилетели или собираются улететь?
Ему пришлось повысить голос до крика, ибо кругом стоял страшный гвалт.
Люди выкрикивали фамилии своих родственников или пытались что-то друг другу объяснить.
— Похоже, все улетают! — прокричал в ответ Наср. — Но я такого еще не видел. Наверное, что-то случилось.
Худ пытался пробиться к выходу. На мгновение ему показалось, что кто-то сунул руку во внутренний карман его пиджака. До американца вдруг дошло, насколько ценной вещью становятся здесь его бумажник и паспорт, тем более для тех, кто собирается покинуть Сирию. Вытянувшись на носках, Худ успел разглядеть картонку со своим именем буквально в пяти ярдах от себя. Кто-то размахивал ею над головами пассажиров.
— Сюда! — крикнул Пол Насру и Бикингу. — Я — Пол Худ, — представился Пол высокому молодому человеку в черном костюме. — Это доктор Наср и мистер Бикинг, — добавил он, кивая в сторону своих спутников, — Добрый день, сэр. Я агент дипломатической службы безопасности Дэвис.
Это агент Фернет. — Стоящая рядом женщина кивнула. — Держитесь рядом с нами. Мы проведем вас через таможню.
Агенты направились к стойке. Худ и его спутники едва поспевали за рассекающими толпу сотрудниками службы безопасности. Худу не терпелось узнать, что же произошло, но он не хотел отвлекать Дэвиса лишними вопросами.
Прошло не менее десяти минут, прежде чем они сумели протолкаться через главный терминал. Багажное отделение было относительно пусто. Здесь Худ наконец задал свой вопрос.
— На границе начались серьезные осложнения, мистер Худ, — ответила агент Фернет. Короткая стрижка, звонкий голос — на вид ей можно было дать года двадцать два.
— Осложнения?
— Да. Сирийские войска окружили турецкую группировку, которая, преследуя террористов, нарушила границу Сирии. Возникла перестрелка. Трое турок убиты. В конце концов им удалось вырваться обратно в Турцию.
— Из-за этого столько паники? — поинтересовался Наср.
— Нет, сэр. — Девушка взглянула на доктора выразительными темными глазами. — Паника возникла из-за того, что случилось позже. Сирийский офицер дал команду преследовать турок на их территории. В результате турецкое подразделение было уничтожено. Всех, кто сдался в плен, расстреляли.
— О Боже! — воскликнул Бикинг.
— Кто этот человек? — спросил Наср.
— Курд.
— Что было потом? — спросил Худ.
— Офицера отстранили от командования, а сирийцы вернулись домой. Турки перебросили к границе регулярные танковые части.
— Значит, все пытаются бежать? — сказал Худ.
— Ну, не все, конечно, — улыбнулась Фернет. — Большинство уезжающих — иорданцы, египтяне и жители Саудовской Аравии. Их правительства присылают самолеты для эвакуации своих граждан. Люди боятся, что эти страны выступят на стороне Турции. Тогда им придется нелегко.
Получив багаж, Худ и его спутники прошли таможенный досмотр, после чего все сели в машину. Устраиваясь на широком сиденье лимузина, Худ улыбнулся. Так вот Мя чего президент отправил его на другой конец света!
Поездка в северную часть города оказалась быстрой и легкой.
Когда машина свернула на ведущую к посольству США узенькую улочку, Наср покачал головой.
— Сколько раз мне уже доводилось сюда приезжать — и никогда город не был таким пустынным. Дамаск и Алеппо традиционно считаются самыми оживленными городами мира. Это просто ужасно.
— Люди уехали или сидят по домам? — поинтересовался Худ.
— И то. и другое, — ответила Фернет. — Президент отдал распоряжение освободить улицы на случай, если понадобится перебрасывать воинские части.
— Не понимаю, — произнес Худ, — События разворачиваются в ста пятидесяти милях к северу. Неужели турки могут атаковать столицу Сирии?
— Нет, конечно, — ответил Бикинг. — Полагаю, сирийцы боятся сами себя — курдов, как тот офицер, который устроил бойню на границе.
— Совершенно верно, — кивнула Фернет. — С пяти вечера объявлен комендантский час. За его нарушение грозит тюрьма.
— В Дамаске лучше в тюрьму не попадать, — вступил в беседу агент Дэвис. — Эти места славятся своей жестокостью, В посольстве Худа встретил посол США в Сирии Хэвелс. Предшественник Хэвелса как-то обмолвился, что передаст свой пост только худшему врагу.
Лысеющий дипломат в очках с толстыми линзами протянул руку и произнес:
— Добро пожаловать, Пол.
— Добрый день, господин посол, — ответил Худ.
— Как прошел полет?
— Слушал старые мелодии по четвертому каналу, потом немного поспал. Для меня это самое приятное времяпровождение.
— Что ж, хорошо, — произнес Хэвелс и повернулся к Насру. — Рад вас видеть, доктор.
— Для меня честь быть вашим гостем.
Обменявшись с прибывшими традиционными вежливыми фразами, Хэвелс провел их в свой кабинет. Это было небольшое, но весьма изысканное помещение с мраморными колоннами вдоль стен и куполообразным потолком, напоминающим собор в Басре.
Свет поступал через отверстие в самой вершине купола. Других окон не было.
Гости разместились в коричневых кожаных креслах. Хэвелс закрыл тяжелую дверь и занял место за массивным столом.
— У нас есть источники в президентском дворце, — улыбнулся он. — Допускаю, что у них есть источники здесь. Поэтому лучше говорить наедине.
— Разумеется, — проворчал Худ. Хэвелс скрестил перед собой руки.
— Во дворце ожидают серьезных терактов. По их данным, удар будет нанесен сегодня после полудня. Так или иначе, я приглашен на прием и должен прибыть, — посол взглянул на часы, — через девяносто минут. По плану я проведу там остаток дня, обсуждая с президентом различные вопросы. После нашей беседы состоится обед...
— Как-то раз президент Сирии заставил нашего госсекретаря два дня ждать аудиенции, — перебил посла доктор Наср.
— А французского президента продержал четыре часа в приемной, — добавил Бикинг.
— Если позволите мне закончить, — улыбнулся Хэвелс, — на встречу также приглашены русский и японский послы. Думаю, что мы будем находиться рядом с президентом до разрешения кризиса.
— Разумеется, — кивнул Худ. — Если что-то случится с ним, пусть пострадают и другие.
— Сомневаюсь, что он вообще появится на этой встрече, — заметил Бикинг. — Не исключено, что президента уже нет в Дамаске.
— Это вполне возможно, — согласился Хэвелс.
— Если начнется наступление на столицу, — сказал Наср, — ни Москва, ни Вашингтон, ни Токио не смогут вмешаться в события.
— Конечно, — кивнул Хэвелс.
— Я не удивлюсь, если атаку на президентский дворец проведут сирийские солдаты, переодетые в курдов. Они перебьют всех, кроме президента, который автоматически станет национальным героем.
— И это возможно, — сказал Хэвелс и посмотрел на Худа, — Поэтому, Пол, любая разведывательная информация весьма пригодится.
— Я немедленно свяжусь с Оп-центром, — кивнул Худ. — Кстати, что известно о моей встрече с президентом?
— Все устроено, — произнес Хэвелс.
— Когда? — с нехорошим предчувствием спросил Худ.
Хэвелс расплылся в улыбке.
— Вы приглашены во дворец вместе со мной.
Глава 37
Вторник, час тридцать три минуты дня
Долина Бекаа, Ливан
Фил Катцен скорчился на железной сетке, которая служила полом в его тесной и темной камере. Он быстро привык к затхлому воздуху глубокой ямы и запаху пота и испражнений людей, томившихся здесь прежде. Когда донеслись крики Роджерса и вонь горелой плоти, Катцен понял, что его неудобства — сущие пустяки.
Он слышал стоны генерала, и по щекам его текли слезы. Рядом с ним сидел, обхватив колени руками, Лоуэлл Коффи.
— О чем думаешь? — спросил Катцен.
— Вспоминаю, как я работал в суде, — проворчал сосед по камере. — Как-то раз пришлось разбирать дело рабочего, который взял в заложники своего босса.
Думаю, сейчас бы я подошел к этому случаю по-другому.
Катцен кивнул. В университетах многому не научат. Он вспомнил, как посещал занятия для американцев, отъезжающих в другие страны. В течение целого семестра он ходил на лекции профессора Брайана Линдсея из Центра реабилитации жертв войны города Копенгагена. В то время было модно приглашать в университеты людей, которые побывали в плену и перенесли пытки.
Выступающие рассказывали, как им отбивали подошвы навсегда лишали чувства равновесия, разрывали барабанные перепонки, выбивали зубы, загоняли иголки под ногти и втыкали палки в горло, Одну женщину поместили под стеклянный колпак и держали там до тех пор, пока ее пот не поднялся до уровня колен. Курс должен был помочь студентам осознать природу пыток на случай, если их вдруг захватят в плен. До чего же все это было глупо и надуманно!
Впрочем, одно оказалось, безусловно, верным: если ему будет суждено выжить, самые глубокие шрамы останутся не на теле, а на психике. Чем дольше продлится заключение, тем меньше останется шансов на излечение. Приступы паники или хронической растерянности могут возникнуть в любую минуту, стоит лишь вновь столкнуться с тем, что окружает его сейчас: грязью, неприятным запахом или криком, темнотой или струящимся из-под мышек потом. Чем угодно.
Скорчившись на полу, Катцен пытался взглянуть на себя и своих товарищей со стороны. Вот и закончилась первая эмоциональная фаза, через которую проходят все заложники — этап отрицания и бунта. Теперь они вступали в тяжелую и отупляющую полосу смирения. Она может длиться несколько дней. Иногда ее оживляют вспышки счастливых воспоминаний. В конце наступит пересмотр ценностей.
Если, конечно, они доживут до конца.
Катцен прикрыл глаза, но слезы продолжали капать. Роджерс выл, как заточенный в клетку пес. Временами доносился лязг его наручников. Рядовая Девонн не громко, но взволнованно говорила, пытаясь ободрить генерала:
— Держитесь, Майк! Я с вами. Мы все с вами.
— Мы с вами! — заревел рядовой Папшоу, чья клетка находилась слева от Катцена. — Мы все с вами!
Вой Роджерса перешел в вопли. Короткие, резкие, агонизирующие. Катцен уже не слышал голоса Сондры. Папшоу выкрикивал ругательства, справа кого-то начало рвать — кажется, Мэри Роуз. Седен все еще находился без сознания.
Не было слышно ни одного человеческого, цивилизованного звука. За несколько минут террористам удалось превратить группу образованных, интеллигентных людей в затравленных, жалких животных. И если бы Катцен не был одним из этих животных, он, безусловно, оценил бы простоту методов, каковыми это было достигнуто.
Он не мог просто так сидеть и, вцепившись пальцами в сетку, медленно поднялся на ноги.
— Фил? — позвал его Коффи.
— Да, Лоуэлл.
— Помоги мне встать. Проклятые ноги не слушаются.
— Конечно. — Он наклонился, подхватил товарища под руки и осторожно поднял. — Ты в порядке?
— Да. Спасибо, А ты?
— Паршиво. Лоуэлл, я должен тебе кое-что сказать. Я встал не для того, чтобы размяться.
— Ты о чем?
Катцен посмотрел на решетку. Роджерс кричал отрывисто и хрипло. Он сопротивлялся своей боли и проигрывал.
— Ради всего святого, прекратите это! — простонал Катцен и отчаянно замотал головой. — Господи, если ты есть, останови их!
Коффи вытер лоб носовым платком.
— Ирония заключается в том, что мы находимся недалеко от Господа, а он нас не слышит. А если слышит, — виновато добавил Коффи, — то я не вполне понимаю его планы.
— Я тоже, — прошептал Катцен. — Разве что правы не мы, а эти люди, и Бог на их стороне.
— На стороне этих зверей? Невозможно. — Коффи сделал два маленьких шага по грязной сетке. — Фил? Для чего ты встал? Ты сказал, что собираешься что-то сделать?
— Я хотел остановить это.
— Как?
Катцен прислонился головой к решетке.
— Я посвятил свою жизнь спасению вымирающих животных и экологических систем. — Он понизил голос до шепота:
— Я привык действовать и рисковать.
— Ты железный парень, — сказал Коффи. — Я не знаю, сумею ли я это выдержать. — Он огляделся по сторонам, затем доверительно наклонился к Коффи. — Если ты решил отсюда вырваться, я с тобой. Лучше умереть в бою, чем корчиться от страха.
Катцен пристально посмотрел на Коффи. В клетке было почти темно.
— Я не собираюсь начинать войну, Лоуэлл. Я собираюсь ее закончить.
— Но как?
Роджерс закричал неожиданно громко, и Катцен прикрыл глаза. Крик генерала так же резко оборвался. Катцен наклонился к Лоуэллу:
— Если включить все системы РОЦа, включится и локатор. Оп-центр немедленно его обнаружит. И как только они его обнаружат, наши военные не оставят от этой базы мокрого места.
— Подожди. Ты хочешь с ними сотрудничать? С ними?!
— Они живьем жгут Майка. И один Бог знает, что они сделают с Сондрой. Мы должны перехватить инициативу. Это наш шанс выжить. Или умереть достойно.
— Помочь ублюдкам и умереть достойно — не одно и то же. Это — предательство.
— Чего? Сборника инструкций?
— Это — предательство по отношению к нашей стране. Фил, не делай этого.
Катцен повернулся к Коффи спиной, вцепился в решетку и громко крикнул;
— Эй вы, остановитесь! Я скажу вам все, что вы хотите узнать!
Тишина наступала постепенно. Первым замолчал Папшоу, потом затихло шипение горелки, перестал выть Роджерс и причитать Девонн. Раздались шаги, и в лицо Катцена ударил луч света.
— Ты решил говорить? — спросил низкий голос.
— Да, — сказал Катцен.
Коффи отвернулся и опустился на грязный пол клетки.
— Из кого состоит ваша группа?
— В основном из ученых, — ответил Катцен, прикрывая глаза от света. — Мы изучали влияние плотин на экосистему Евфрата. Человек, которого вы пытаете, обыкновенный механик. Он даже не старший в группе. Вам нужен я.
— Почему ты?
— Я офицер американской разведки. Турецкий полковник и я должны были использовать оборудование фургона для слежки за Анкарой и Дамаском.
Некоторое время стоящий над клеткой человек молчал. Затем последовал вопрос:
— Кто по специальности человек рядом с тобой?
— Он юрист, — ответил Катцен. — Следит, чтобы мы не нарушили каких-либо международных законов.
— Женщина, которая наверху, — сказал голос. — Ты утверждаешь, что она тоже ученая?
— Да, — произнес Катцен, моля Бога, чтобы ему поверили.
— Чем она занимается?
— Выращиванием различных культур.
— Микроорганизмы и бактерии! — откликнулась Сондра. — У моего отца запатентовано много исследований. Я работаю на него.
Фонарь погас. Человек произнес несколько фраз по-арабски, после чего послышался лязг открываемой решетки. Спустя несколько минут Катцена выволокли из клетки. Перед ним стоял смуглый человек со шрамом. Боковым зрением Катцен видел повисшего на наручниках Роджерса. Сондра была привязана к стене справа.
— Я не верю в то, что вы занимаетесь окружающей средой, — сказал командир. — Но это не имеет значения, если ты согласен показать, как работает ваше оборудование.
— Согласен.
— Ничего не говори! — прохрипел Роджерс. Катцен наконец взглянул прямо на генерала. Ноги его подкосились, когда он увидел все еще искаженный болью рот и черные, блестящие пятна ожогов. Роджерс выплюнул кровь и повторил;
— Стоять на месте! Мы не принимаем приказов от иностранцев!
Смуглый человек развернулся и нанес Роджерсу хлесткий удар в челюсть.
Голова генерала запрокинулась.
— Когда вы находитесь в гостях у иностранцев, надо выполнять их требования. — Повернувшись к Катцену, он добавил:
— Твоя жизнь зависит от того, что ты мне покажешь.
Катцен не сводил глаз с генерала.
— Простите, — сказал он, — но ваша жизнь для меня дороже, чем ваши принципы.
— Трус! — выкрикнул генерал.
— Предатель, — прошипела Сондра, подтягиваясь на своих цепях.
— Не слушай их, — сказал командир. — Ты спас жизни всех, в том числе и свою. Я называю это умом, а не предательством.
— Я не нуждаюсь в вашем одобрении, — произнес Катцен.
— Ты нуждаешься в расстрельном взводе! — крикнула Девонн. — Я подыграла тебе, надеясь, что у тебя есть план. — Она взглянула на командира. — Он ничего не знает об устройстве фургона. И я не ученая.
Командир подошел к девушке.
— Ты очень молода и разговорчива... Мы посмотрим, что нам покажет этот джентльмен, а потом займемся тобой.
— Нет! — воскликнул Катцен. — Если вы причините вред кому-либо из моих друзей, я отказываюсь с вами сотрудничать!
Командир резко повернулся и нанес Катцену мощную пощечину.
— Никогда не говори мне слово «нет», — бросил он, быстро успокаиваясь. — Ты расскажешь об устройстве машины прямо сейчас. — Левой рукой он схватил Сондру за волосы и запрокинул ей голову. Затем сдавил ее челюсть так, что рот принял форму буквы "О". — А может, тебе будет легче работать под ее крики?
Сейчас я начну выковыривать ей зубы. Один за другим, обыкновенным ножом.
Катцен молитвенно сложил руки.
— Пожалуйста, не делайте этого. Я вас прошу. Я на все согласен.
Командир отпустил Сондру, другой человек пихнул Катцена в спину, и психолог едва не полетел на пол. Проходя мимо рядовой Девонн, он поежился.
Темные, бешеные зрачки проклинали его и его душу.
Выйдя на солнечный свет, Катцен часто заморгал. Слезы продолжали течь по его щекам. Он не был трусом. Он защищал тюленей, прикрывая их собственным телом. Он просто не мог смотреть, как мучают и убивают его друзей. При этом он понимал, что после сегодняшнего дня они не будут его друзьями.
Долина Бекаа, Ливан
Фил Катцен скорчился на железной сетке, которая служила полом в его тесной и темной камере. Он быстро привык к затхлому воздуху глубокой ямы и запаху пота и испражнений людей, томившихся здесь прежде. Когда донеслись крики Роджерса и вонь горелой плоти, Катцен понял, что его неудобства — сущие пустяки.
Он слышал стоны генерала, и по щекам его текли слезы. Рядом с ним сидел, обхватив колени руками, Лоуэлл Коффи.
— О чем думаешь? — спросил Катцен.
— Вспоминаю, как я работал в суде, — проворчал сосед по камере. — Как-то раз пришлось разбирать дело рабочего, который взял в заложники своего босса.
Думаю, сейчас бы я подошел к этому случаю по-другому.
Катцен кивнул. В университетах многому не научат. Он вспомнил, как посещал занятия для американцев, отъезжающих в другие страны. В течение целого семестра он ходил на лекции профессора Брайана Линдсея из Центра реабилитации жертв войны города Копенгагена. В то время было модно приглашать в университеты людей, которые побывали в плену и перенесли пытки.
Выступающие рассказывали, как им отбивали подошвы навсегда лишали чувства равновесия, разрывали барабанные перепонки, выбивали зубы, загоняли иголки под ногти и втыкали палки в горло, Одну женщину поместили под стеклянный колпак и держали там до тех пор, пока ее пот не поднялся до уровня колен. Курс должен был помочь студентам осознать природу пыток на случай, если их вдруг захватят в плен. До чего же все это было глупо и надуманно!
Впрочем, одно оказалось, безусловно, верным: если ему будет суждено выжить, самые глубокие шрамы останутся не на теле, а на психике. Чем дольше продлится заключение, тем меньше останется шансов на излечение. Приступы паники или хронической растерянности могут возникнуть в любую минуту, стоит лишь вновь столкнуться с тем, что окружает его сейчас: грязью, неприятным запахом или криком, темнотой или струящимся из-под мышек потом. Чем угодно.
Скорчившись на полу, Катцен пытался взглянуть на себя и своих товарищей со стороны. Вот и закончилась первая эмоциональная фаза, через которую проходят все заложники — этап отрицания и бунта. Теперь они вступали в тяжелую и отупляющую полосу смирения. Она может длиться несколько дней. Иногда ее оживляют вспышки счастливых воспоминаний. В конце наступит пересмотр ценностей.
Если, конечно, они доживут до конца.
Катцен прикрыл глаза, но слезы продолжали капать. Роджерс выл, как заточенный в клетку пес. Временами доносился лязг его наручников. Рядовая Девонн не громко, но взволнованно говорила, пытаясь ободрить генерала:
— Держитесь, Майк! Я с вами. Мы все с вами.
— Мы с вами! — заревел рядовой Папшоу, чья клетка находилась слева от Катцена. — Мы все с вами!
Вой Роджерса перешел в вопли. Короткие, резкие, агонизирующие. Катцен уже не слышал голоса Сондры. Папшоу выкрикивал ругательства, справа кого-то начало рвать — кажется, Мэри Роуз. Седен все еще находился без сознания.
Не было слышно ни одного человеческого, цивилизованного звука. За несколько минут террористам удалось превратить группу образованных, интеллигентных людей в затравленных, жалких животных. И если бы Катцен не был одним из этих животных, он, безусловно, оценил бы простоту методов, каковыми это было достигнуто.
Он не мог просто так сидеть и, вцепившись пальцами в сетку, медленно поднялся на ноги.
— Фил? — позвал его Коффи.
— Да, Лоуэлл.
— Помоги мне встать. Проклятые ноги не слушаются.
— Конечно. — Он наклонился, подхватил товарища под руки и осторожно поднял. — Ты в порядке?
— Да. Спасибо, А ты?
— Паршиво. Лоуэлл, я должен тебе кое-что сказать. Я встал не для того, чтобы размяться.
— Ты о чем?
Катцен посмотрел на решетку. Роджерс кричал отрывисто и хрипло. Он сопротивлялся своей боли и проигрывал.
— Ради всего святого, прекратите это! — простонал Катцен и отчаянно замотал головой. — Господи, если ты есть, останови их!
Коффи вытер лоб носовым платком.
— Ирония заключается в том, что мы находимся недалеко от Господа, а он нас не слышит. А если слышит, — виновато добавил Коффи, — то я не вполне понимаю его планы.
— Я тоже, — прошептал Катцен. — Разве что правы не мы, а эти люди, и Бог на их стороне.
— На стороне этих зверей? Невозможно. — Коффи сделал два маленьких шага по грязной сетке. — Фил? Для чего ты встал? Ты сказал, что собираешься что-то сделать?
— Я хотел остановить это.
— Как?
Катцен прислонился головой к решетке.
— Я посвятил свою жизнь спасению вымирающих животных и экологических систем. — Он понизил голос до шепота:
— Я привык действовать и рисковать.
— Ты железный парень, — сказал Коффи. — Я не знаю, сумею ли я это выдержать. — Он огляделся по сторонам, затем доверительно наклонился к Коффи. — Если ты решил отсюда вырваться, я с тобой. Лучше умереть в бою, чем корчиться от страха.
Катцен пристально посмотрел на Коффи. В клетке было почти темно.
— Я не собираюсь начинать войну, Лоуэлл. Я собираюсь ее закончить.
— Но как?
Роджерс закричал неожиданно громко, и Катцен прикрыл глаза. Крик генерала так же резко оборвался. Катцен наклонился к Лоуэллу:
— Если включить все системы РОЦа, включится и локатор. Оп-центр немедленно его обнаружит. И как только они его обнаружат, наши военные не оставят от этой базы мокрого места.
— Подожди. Ты хочешь с ними сотрудничать? С ними?!
— Они живьем жгут Майка. И один Бог знает, что они сделают с Сондрой. Мы должны перехватить инициативу. Это наш шанс выжить. Или умереть достойно.
— Помочь ублюдкам и умереть достойно — не одно и то же. Это — предательство.
— Чего? Сборника инструкций?
— Это — предательство по отношению к нашей стране. Фил, не делай этого.
Катцен повернулся к Коффи спиной, вцепился в решетку и громко крикнул;
— Эй вы, остановитесь! Я скажу вам все, что вы хотите узнать!
Тишина наступала постепенно. Первым замолчал Папшоу, потом затихло шипение горелки, перестал выть Роджерс и причитать Девонн. Раздались шаги, и в лицо Катцена ударил луч света.
— Ты решил говорить? — спросил низкий голос.
— Да, — сказал Катцен.
Коффи отвернулся и опустился на грязный пол клетки.
— Из кого состоит ваша группа?
— В основном из ученых, — ответил Катцен, прикрывая глаза от света. — Мы изучали влияние плотин на экосистему Евфрата. Человек, которого вы пытаете, обыкновенный механик. Он даже не старший в группе. Вам нужен я.
— Почему ты?
— Я офицер американской разведки. Турецкий полковник и я должны были использовать оборудование фургона для слежки за Анкарой и Дамаском.
Некоторое время стоящий над клеткой человек молчал. Затем последовал вопрос:
— Кто по специальности человек рядом с тобой?
— Он юрист, — ответил Катцен. — Следит, чтобы мы не нарушили каких-либо международных законов.
— Женщина, которая наверху, — сказал голос. — Ты утверждаешь, что она тоже ученая?
— Да, — произнес Катцен, моля Бога, чтобы ему поверили.
— Чем она занимается?
— Выращиванием различных культур.
— Микроорганизмы и бактерии! — откликнулась Сондра. — У моего отца запатентовано много исследований. Я работаю на него.
Фонарь погас. Человек произнес несколько фраз по-арабски, после чего послышался лязг открываемой решетки. Спустя несколько минут Катцена выволокли из клетки. Перед ним стоял смуглый человек со шрамом. Боковым зрением Катцен видел повисшего на наручниках Роджерса. Сондра была привязана к стене справа.
— Я не верю в то, что вы занимаетесь окружающей средой, — сказал командир. — Но это не имеет значения, если ты согласен показать, как работает ваше оборудование.
— Согласен.
— Ничего не говори! — прохрипел Роджерс. Катцен наконец взглянул прямо на генерала. Ноги его подкосились, когда он увидел все еще искаженный болью рот и черные, блестящие пятна ожогов. Роджерс выплюнул кровь и повторил;
— Стоять на месте! Мы не принимаем приказов от иностранцев!
Смуглый человек развернулся и нанес Роджерсу хлесткий удар в челюсть.
Голова генерала запрокинулась.
— Когда вы находитесь в гостях у иностранцев, надо выполнять их требования. — Повернувшись к Катцену, он добавил:
— Твоя жизнь зависит от того, что ты мне покажешь.
Катцен не сводил глаз с генерала.
— Простите, — сказал он, — но ваша жизнь для меня дороже, чем ваши принципы.
— Трус! — выкрикнул генерал.
— Предатель, — прошипела Сондра, подтягиваясь на своих цепях.
— Не слушай их, — сказал командир. — Ты спас жизни всех, в том числе и свою. Я называю это умом, а не предательством.
— Я не нуждаюсь в вашем одобрении, — произнес Катцен.
— Ты нуждаешься в расстрельном взводе! — крикнула Девонн. — Я подыграла тебе, надеясь, что у тебя есть план. — Она взглянула на командира. — Он ничего не знает об устройстве фургона. И я не ученая.
Командир подошел к девушке.
— Ты очень молода и разговорчива... Мы посмотрим, что нам покажет этот джентльмен, а потом займемся тобой.
— Нет! — воскликнул Катцен. — Если вы причините вред кому-либо из моих друзей, я отказываюсь с вами сотрудничать!
Командир резко повернулся и нанес Катцену мощную пощечину.
— Никогда не говори мне слово «нет», — бросил он, быстро успокаиваясь. — Ты расскажешь об устройстве машины прямо сейчас. — Левой рукой он схватил Сондру за волосы и запрокинул ей голову. Затем сдавил ее челюсть так, что рот принял форму буквы "О". — А может, тебе будет легче работать под ее крики?
Сейчас я начну выковыривать ей зубы. Один за другим, обыкновенным ножом.
Катцен молитвенно сложил руки.
— Пожалуйста, не делайте этого. Я вас прошу. Я на все согласен.
Командир отпустил Сондру, другой человек пихнул Катцена в спину, и психолог едва не полетел на пол. Проходя мимо рядовой Девонн, он поежился.
Темные, бешеные зрачки проклинали его и его душу.
Выйдя на солнечный свет, Катцен часто заморгал. Слезы продолжали течь по его щекам. Он не был трусом. Он защищал тюленей, прикрывая их собственным телом. Он просто не мог смотреть, как мучают и убивают его друзей. При этом он понимал, что после сегодняшнего дня они не будут его друзьями.
Глава 38
Вторник, двенадцать часов сорок три минуты дня
Тель-Неф, Израиль
Вскоре после полудня самолет «С-141В» приземлился на поле рядом с военной базой. Полковник Август и семнадцать бойцов уже переоделись в камуфляжную форму, натянули на лица защитные шарфы, а на головы — широкополые шляпы.
Израильские солдаты приготовили палатки, чтобы скрыть прибывший груз от посторонних глаз.
Капитан израильской армии Шломо Хар-Зион передал полковнику Августу письменное сообщение. Документ был исполнен серыми чернилами на ослепительно блестящей под солнцем бумаге. Август уже видел подобные письма. Текст невозможно разобрать ни в один телескоп. Детали операции тоже не обсуждали, ибо арабы широко применяли электронную разведку и пользовались услугами читающих по губам людей.
В документе говорилось, что Оп-центр обнаружил примерное местонахождение РОЦа и заложников. Израильские оперативные подразделения уже выдвинулись Мя проведения рекогносцировки местности. Полковнику Августу предписывалось поддерживать прямой контакт с капитаном Хар-Зионом.
Август лично руководил разгрузкой техники. Шесть мотоциклов перекатили из грузовых боксов в палатки затем выгрузили четыре скоростные бронемашины.
Десантники проверяли крепления, на случай если что-то разболталось во время полета.Попутнопроверилипятидесятимиллиметровые пулеметыи сорокамиллиметровые гранатометы; особое внимание уделялось прицелам.
«С-141В» взлетел, едва успев заправиться, — боялись русских спутников и разведчиков на окрестных холмах. Подобная информация тут же передавалась правительствам заинтересованных стран и могла быть в любой момент использована против Вашингтона.
Пока солдаты осматривали личное оружие, Август и сержант Грей прошли в невысокое строение без окон. Там они получили карты и обсудили с израильскими военными возможные опасности долины Бекаа. Последние включали в себя минные поля и фермеров, многие из которых входили в звено раннего предупреждения.
Израильтяне пообещали прослушивать радиообмен на коротких волнах и подавлять все подозрительные передатчики.
Оставалось самое худшее.
Ждать.
Тель-Неф, Израиль
Вскоре после полудня самолет «С-141В» приземлился на поле рядом с военной базой. Полковник Август и семнадцать бойцов уже переоделись в камуфляжную форму, натянули на лица защитные шарфы, а на головы — широкополые шляпы.
Израильские солдаты приготовили палатки, чтобы скрыть прибывший груз от посторонних глаз.
Капитан израильской армии Шломо Хар-Зион передал полковнику Августу письменное сообщение. Документ был исполнен серыми чернилами на ослепительно блестящей под солнцем бумаге. Август уже видел подобные письма. Текст невозможно разобрать ни в один телескоп. Детали операции тоже не обсуждали, ибо арабы широко применяли электронную разведку и пользовались услугами читающих по губам людей.
В документе говорилось, что Оп-центр обнаружил примерное местонахождение РОЦа и заложников. Израильские оперативные подразделения уже выдвинулись Мя проведения рекогносцировки местности. Полковнику Августу предписывалось поддерживать прямой контакт с капитаном Хар-Зионом.
Август лично руководил разгрузкой техники. Шесть мотоциклов перекатили из грузовых боксов в палатки затем выгрузили четыре скоростные бронемашины.
Десантники проверяли крепления, на случай если что-то разболталось во время полета.Попутнопроверилипятидесятимиллиметровые пулеметыи сорокамиллиметровые гранатометы; особое внимание уделялось прицелам.
«С-141В» взлетел, едва успев заправиться, — боялись русских спутников и разведчиков на окрестных холмах. Подобная информация тут же передавалась правительствам заинтересованных стран и могла быть в любой момент использована против Вашингтона.
Пока солдаты осматривали личное оружие, Август и сержант Грей прошли в невысокое строение без окон. Там они получили карты и обсудили с израильскими военными возможные опасности долины Бекаа. Последние включали в себя минные поля и фермеров, многие из которых входили в звено раннего предупреждения.
Израильтяне пообещали прослушивать радиообмен на коротких волнах и подавлять все подозрительные передатчики.
Оставалось самое худшее.
Ждать.
Глава 39
Вторник, час сорок пять минут дня
Долина Бекаа, Ливан
Фалах шел почти всю ночь, лишь перед самым рассветом удалось немного поспать. Солнце часто служило ему будильником. И никогда не подводило. Темнота была его покровом. И тоже никогда не подводила.
К счастью, Фалах не нуждался в долгом сне. Когда он был мальчишкой и жил в Тель-Авиве, его преследовало ощущение, что если он уснет, то обязательно что-нибудь пропустит. Подростком он понял, что самое интересное всегда начинается после захода солнца. А когда Фалах стал взрослым, оказалось, что все его дела нуждались в темноте.
Когда-нибудь отосплюсь, подумал Фалах, возобновляя свой путь на рассвете.
Ему повезло. После того как его доставили к ливанской границе, он проделал большую часть пути до первого привала. Преодолев семнадцать миль, он оказался в оливковой роще у самой горловины Бекаа. Опавшие листья надежно укрыли его от посторонних глаз и не дали замерзнуть до восхода солнца. Устраиваясь на ночлег Фалах удостоверился, что в горной гряде на востоке есть просвет, который позволит солнечным лучам поцеловать его прежде, чем проснутся жители долины.
Перед отъездом из Тель-Авива фалах посетил «каморку» — богато укомплектованный склад одежды, где он подобрал наряд, подходящий для странствующего сельскохозяйственного рабочего. Он выбрал черный плащ, черные сандалии и такой же черный и жесткий головной убор с тесемками. В дополнение он прихватил тяжелые квадратные темные очки.
Долина Бекаа, Ливан
Фалах шел почти всю ночь, лишь перед самым рассветом удалось немного поспать. Солнце часто служило ему будильником. И никогда не подводило. Темнота была его покровом. И тоже никогда не подводила.
К счастью, Фалах не нуждался в долгом сне. Когда он был мальчишкой и жил в Тель-Авиве, его преследовало ощущение, что если он уснет, то обязательно что-нибудь пропустит. Подростком он понял, что самое интересное всегда начинается после захода солнца. А когда Фалах стал взрослым, оказалось, что все его дела нуждались в темноте.
Когда-нибудь отосплюсь, подумал Фалах, возобновляя свой путь на рассвете.
Ему повезло. После того как его доставили к ливанской границе, он проделал большую часть пути до первого привала. Преодолев семнадцать миль, он оказался в оливковой роще у самой горловины Бекаа. Опавшие листья надежно укрыли его от посторонних глаз и не дали замерзнуть до восхода солнца. Устраиваясь на ночлег Фалах удостоверился, что в горной гряде на востоке есть просвет, который позволит солнечным лучам поцеловать его прежде, чем проснутся жители долины.
Перед отъездом из Тель-Авива фалах посетил «каморку» — богато укомплектованный склад одежды, где он подобрал наряд, подходящий для странствующего сельскохозяйственного рабочего. Он выбрал черный плащ, черные сандалии и такой же черный и жесткий головной убор с тесемками. В дополнение он прихватил тяжелые квадратные темные очки.