– Он держит книжку у себя в спальне. В кровати. Под подушкой.
   Хоть положение наше серьезное, открытие местонахождения искомого артефакта не могло не порадовать. «Отлично, Венера. Ты делаешь успехи. Только – черт! – не выходит. Мы на чужой территории».
   А вслух Энтони чихнул, не удержался. Да и кто бы удержался – в таком холодном заплесневении? (Краем глаза я заметила, как колдун вздрогнул от неожиданного звука.)
   – Так как же мне с вами поступить? – снова вспомнил про нас чародей. – Что прикажете сделать с двумя воришками, незаконно пробравшимися в мой дом?…
   – Отпустить! – заявила я безапелляционно. Энтони усмехнулся. А магистр от такой наглости бороду прикусил. – Ведь мы ничего не украли. И наших, как вы утверждаете, преступных намерений вы ничем подтвердить не можете. Так что я требую нас отпустить. Или по крайней мере передать в руки правосудия.
   – Правосудия, говоришь? – переспросил магистр, не веря своим ушам. – Э-э, нет, деточка. Никому я вас, голубчиков, не отдам. Я сам здесь и суд, и справедливость.
   Чародей хлопнул в ладоши, и цепи, висевшие на стенах, вдруг ожили. Они метнулись ко мне, обвили, как змеи, и через мгновение я была прикована к ледяным камням стены в виде беспомощной буквы Y (игрек то есть). Ни вздохнуть, ни шевельнуться. Энтони оказался в точно таком же положении, как я, – на стене напротив.
   – Нет, деточка, – продолжал колдун премерзким тоном, – отпустить я вас никак не могу. Любопытные вы экземпляры. И разговор мы покамест не закончили. Да и, в конце концов, для опытов хоть бы пригодитесь. То-то гномы обрадуются…
   Чудненько! Энтони оказался прав – из нас хотят сделать белых мышей.
   Черт, как висеть неудобно – кандалы на запястьях больно врезались в кожу. И мои голубые джинсы от этих железяк уже все в ржавых пятнах.
   – Итак, юноша, отвечайте. – Колдун ткнул скрюченным пальцем в сторону Энтони. – Зачем Джеймсу нужна Книга? Что он затеял?
   – Понятия не имею.
   – Ах, не скромничайте, юноша. Та ведьма мне все рассказала. Вам прекрасно известны планы Рыжего. Даже более того – вы участвуете в каких-то его проектах. Он разрабатывает новое оружие – не то биологическое, не то генетическое. Именно потому вы здесь. При всем своем скудоумии Джеймс не послал бы ко мне простого смертного щенка.
   – Благодарю за комплимент, однако не вижу логики Вы меня с кем-то путаете, мэтр. Впрочем, в вашем возрасте это понятно и простительно.
   – Значит, не желаешь говорить? – Чародей сверкнул глазами из-под седых бровей. – Что ж, подумай еще раз.
   С этими словами колдун взмахом руки отправил в Тони серьезный разряд молнии. Голубые ломаные змейки ударились в грудь, рассыпались, разбежались по звеньям цепей. От удара его почти что вдавило в камни. Я подскочила, как кукла на веревочках, зазвенев громче любого привидения.
   – Выкладывай все, что знаешь! – потребовал колдун.
   Энтони выпрямился, тряхнул волосами. Окатил чародея презрительным взглядом:
   – Это все, на что вы способны, магистр? Какие-то жалкие фокусы?
   – Так ты рыцарь? – усмехнулся колдун. – Будешь верен своему хозяину до конца, как вшивый пес? Хорошо. Посмотрим, как ты запоешь, когда я займусь твоей любовницей.
   – Я не любовница! – возразила я.
   – А меня это не касается, деточка, – ответил колдун!
   Прикрыв глаза, он что-то самозабвенно забормотал себе под нос.
   – Венера, не бойся: это всего лишь иллюзия. Он просто хочет тебя напугать.
   – Какая еще иллюзия? О чем ты… Ой! О-ой! Тараканы!
   Мой визг был вызван появлением мерзких насекомых – каждый размером с хорошую столовую ложку. Они целыми армиями, просто легионами полезли из щелей в стене. А щелей таких в пределах досягаемости меня было полным-полно – и скоро все вокруг покрыл живой ковер, коричневый и шевелящийся. Под натиском миллионов панцирокрылых цепи превратились в толстенные канаты. А дальше они добрались до меня – и облепили с ног до головы! Как я визжала…
   «Венера, опомнись! На самом деле их нет! Они не существуют! Это только иллюзия!» .
   – Их нет, их нет, – повторяла я. А тараканы меж тем закрывали меня слоями – все толще и толще. – Вас нет, вас нет. Нету вас! Они мне в волосы залезли! Убирайтесь, вас нет!! Ай! Они за шиворот заползли!!! Ты мерзкий старый старикашка! Потому и ни жены, ни семьи у тебя и нету!… Ай, щекотно! Брысь, иллюзия!!! А как охотно вы развесили уши – тогда, на балу! Припоминаете? Так знайте же: все, что я вам наплела, – абсолютная чушь! Вранье от первого до последнего слова! Морщины мужчин ничуть не украшают! Но вам-то даже пластические хирурги не помогут. И с годами приходят не мудрость, а склероз и ограниченность взглядов! И борода ваша мне ничуть не нравится. У самого последнего Санта-Клауса и то будет получше. Вот! И уберите ваших тараканов! Развели помойку…
   – Деточка! Неужели ты думаешь, будто тогда я поверил твоим наивным уловкам?! Ты так же бездарно лжешь, как и танцуешь – ты самая неуклюжая партнерша, какую только я встречал за свою без малого тысячелетнюю жизнь! Ты мне все ноги отдавила. Я сам, понимаешь, САМ позволил Рыжему подслушать некоторые мои мысли. Я знал, что за эту Книгу он готов удавиться. Ты думаешь, я не видел, что продает мне эта глупая ведьма? Да едва она заикнулась о том, что может стащить такое сокровище, я понял, где у меня будет Рыжий! – Колдун потряс костлявым кулаком. – Эта глупая ведьма, эта Стелла, вообразила, будто назначила заоблачную цену, – продолжал чародей. – Дура! Она не догадывалась, какую вещь заполучила в свои руки!…
   – Так это была Стелла?
   Я вздрогнула. Энтони сказал это спокойно, но каким ледяным тоном… Поистине, от такой ярости горы дрожат.
   Вот черт! Блин! Блин! Блин! Я ничего не вижу – насекомые залепили все лицо!

ГЛАВА 36
Возвращение блудной Книги

   Вдруг по залу словно смерч пронесся. На полках стали взрываться алхимические склянки – вдребезги, одна за одной, со скоростью автоматной очереди. Огонь в камине вспыхнул с невероятной силой, вырвался наружу, языки пламени сорвались ввысь, лизнув потолочные балки. И доски, деревянные ставни, которыми были заколочены окна, разлетелись в облака мелких щепок. Наконец-то в зал ворвались дневной свет и холодный ветер.
   – Значит, действительно Стелла. Это она украла Книгу, принесла ее вам, продала за сумасшедшие деньги…Кстати, магистр, сколько она запросила? Хотя можете не говорить, я сам у нее спрошу. И еще она наплела кучу небылиц о тайных проектах. Кому вы поверили? Как вы могли позволить себя так легко провести?
   У меня на носу стали взрываться тараканы. Лопаться, аки мыльные пузыри. Пришлось крепко зажмуриться.
   – Стелла вас использовала, магистр. Бессовестно воспользовалась вашей слабостью – вашей застарелой завистью и болезненными амбициями. Она рассчитывала стравить вас и Джеймса – и одним ударом избавиться от обоих своих врагов. Да еще деньги с вас получила. За вашу же глупость, магистр.
   Тараканы почти все полопались. И явственно ощущалось, что железные кандалы становятся мягкими, как пластилин. Под моей тяжестью звенья цепи начали вытягиваться и рваться. Вскоре я плавно опустилась на землю.
   Энтони еще раньше избавился от вязких оков и теперь говорил с колдуном, стоя лицом к лицу. Тому, разумеется, не понравилось обвинение в глупости, и он даже попытался пустить в Энтони пару молний. Но, разбившись о ладонь, они рассыпались к его ногам бутонами бордовых роз. Подняв один цветок, Энтони спросил у побелевшего колдуна:
   – На что вы годитесь с такими трюками? Вы слишком стары, чтобы мечтать о покорении Вселенной. Я чувствую, вы боитесь сквозняков, вас мучают подагра и радикулит. Больше всего вы боитесь умереть от банальной простуды.
   Колдун молчал, не зная – не смея ничего сказать.
   – Но ваша слабость не в том, что вы стары, а в том, что вы одиноки. В отличие от Джеймса, вы не позаботились собрать команду. Неужели вы полагаете, будто Джеймс отправил сюда, к вам только нас двоих? И неужели вы до сих пор считаете, что отлично придумали, спрятав Книгу в спальне под подушками?
   – О нет! – воскликнул колдун, разом осипнув. – Выходит, он обманул меня! Выходит, он, этот мерзкий вампир, заодно с вами? Пока я ловил вас двоих, он меня обокрал?! Так вот почему он исчез!… Хотя, погоди-ка минутку…
   Колдун хитро прищурился, хлопнул в ладоши – и из ниоткуда в его руки опустилась Книга, завернутая в пыльную тряпицу.
   – Ты блефовал! – торжествующе воскликнул колдун.
   – Вы правы, – кивнул Тони. – Но вы попались.
   Книга метнулась к хозяину.
   – Скажу откровенно, мне приказано вас убить.
   Чародей вздрогнул. Держась за компьютерную тумбочку, добрался до кресла, сел, а вернее, рухнул в кресло.
   – Но я не стану вас убивать. Потому что знаю: с этого дня вы отойдете от дел. Магические силы покинут вас.
   Энтони открыл Книгу. Увидев, как покладисто распахнулись страницы и немедля проявились письмена, колдун ошарашенно заморгал, приподнялся в кресле. Даже борода задергалась.
   – Ты?! – выдохнул он. – Значит, это ты – наследник?!
   Тони перелистнул страницы.
   – М-м, оказывается, мой предок многое о вас знал магистр. До чего же просто с вами разделаться…
   Колдун заскрипел зубами.
   – Не переживайте так, поберегите силы. Я же обещал вас не трогать. Я всего лишь хочу снять защиту с этой крепости, чтобы можно было уйти наконец отсюда.
   Вдруг каменные своды огласились звонким собачьим лаем. От неожиданности старый чародей схватился за сердце.
   Из пустоты, из невидимой дыры в пространстве посреди зала выскочили псы – белоснежная лайка и черный дог. И сразу же, с гавканьем и радостным вилянием хвостов, подлетели к хозяину. А следом за собаками появился Вик Ронан.
   – А ты зачем пришел? – спросил его Тони, не забыв потрепать пушистые загривки.
   – Здравствуйте, пожалуйста! Зачем пришел! Какой же ты, сыр рыцарь, нынче любезный! – воскликнул Вик. – Сам пропадаешь неизвестно где, четвертые сутки дома не ночуешь, а мне от твоих мам-бабушек отбиваться? Вранье хоть и по телефону, а все равно грех великий! Надоело.
   – Это сейчас ты врешь. На позор мой явился полюбоваться – столько времени не могу со старичком справиться.
   – Ну ни фига себе старичка нашел, тоже мне! – возмутился Вик. – И вообще. Я тебе помочь хотел от чистого сердца, а ты свин неблагодарный.
   А Цезарь с Цербером времени даром не теряли – обнаружили каменного стражника и очень обрадовались. Сначала они его облаяли, потом обнюхали, а напоследок описали. Отчего гомункул охнул и рассыпался внушительной горой песка. Псы возликовали.
 
* * *
 
   Все заняло пару минут. Последнему оставалось шагнуть в проход между мирами Вику Ронану. Однако он не спешил, словно ждал кого-то. Он оглянулся на темноту, сгустившуюся за спиной колдуна, будто рассчитывал там кого-то увидеть. И лишь убедившись, почтительно поклонился и вошел в проход.
   Чародей не видел, но почувствовал, как кто-то появился позади его кресла, вышел из тени и встал у него за спиной.
   – Джеймс Дэкстер, – устало сказал колдун, даже не обернувшись, – пожаловал-таки?
   – Ну что, друг мой? – спросил тот, похлопав старика по плечу. – Как самочувствие? Тяжело проигрывать на старости лет? Но ничего, не грусти. Такого больше не повторится. Как же ты мне надоел, долгожитель горный! Ты хоть понял, кого на цепях держал? Опытный образец, не всегда срабатывает правда, зато если завести как следует!… Просто шедевр, согласен? Ой, ну наконец-то! Долго же соображаешь… А домик у тебя неплохой, с претензией. Ремонтом давно занимался? То-то, я гляжу, полы как-то подозрительно трясутся. И стены тоже чего-то затрещали.
   Пожалуй, пойду я, пора. Приятно было повидаться. Прощай, неудачник! Мне будет без тебя скучно… А может, и не будет.
 
* * *
 
   Гномы бежали, обезумев от страха. Стены, высеченные из цельных скал, раскалывались на глазах. Башня рушилась, угрожая похоронить под собой всех, кто не успел найти выход.
   Очень скоро все сокровища колдуна Альвиса Всемудрого, магистра Горних Тайн и Сокровенных Истин, как и он сам, оказались навсегда сокрыты от мира во мраке пещер. Холодные подземелья, ставшие одной огромной могилой, сверху укутало покрывало искрящегося снега.

ГЛАВА 37
Ночь, стихи и полная луна

   День 7-й месяца августа
   (Оказывается, на чародея мы потратили целых 4 дня!)
   Я думала, что, промаявшись столько времени черте где, буквально без сна и отдыха, просплю сутки, едва добравшись до постели. Не тут-то было! Весело потрескивающие костры инквизиции вновь вторглись в мои невинные грезы.
   После очередного поджаривания, обнаружив на часах давно наступившее завтра, я поняла, что на эту ночь с меня «шашлыков» довольно.
   Краюшка слегка обгрызенного с левого бока месяца заинтересованным глазом подглядывала сквозь штору. Рядом на одеяле посапывал Князь, серебристо-серый в пятне лунного света. Комнату наполняло сияние, и я могла легко пересчитать на широкой мягкой лапке все когти, в такт дыханию плавно вонзавшиеся в подушку недалеко от моего носа.
   Спать больше не хотелось. Хотелось легкого ветерка, прозрачного воздуха. Хотелось парить в облаках, купаясь в лунном сиянии, зачерпывая ладонями и подбрасывая ввысь россыпи звезд. И не хотелось вылезать из-под одеяла.
   Я потянулась и сладко зевнула. Князь приоткрыл один глаз и с недовольным видом попросил не ворочаться. Ладно, ваше высочество, постараюсь. Хотя в каком романе вы встречали мечтательных юных девушек, дрыхнущих бревном в такую лунную ночь? И я очень мечтательно уставилась на месяц. То есть нет, я устремила взор к обкусанному ночному светилу в цветочек (это от занавески). Неудержимо хотелось поэзии. Как будто стихи так и кружились в звенящем воздухе. Прямо язык чешется выдать что-нибудь высокое и красивое. На вечную тему, разумеется. О чем же еще пишут девушки? Типа так:
 
Я ждала тебя всю вечность…
 
   Вполне возвышенное начало. Ну а дальше?…
 
Я ждала тебя всю вечность
Умоляла небеса
А тебя прислали черти
Вот такие чудеса
 
   М-да. Начало очень даже романтичное. Зато конец – истинная правда. Разве нет? А может быть, так:
   Волнистый локон сердце мне волнует…
   Мм… Гм-м… Ну-у… Локон – кокон – флакон… Нет, ударение не там. А есть ли вообще рифма на слово «локон»?
   А зачем мне зацикливаться на локоне, если совсем рядом, буквально за стеной, смотрит десятый сон весь мой идеал? Мне что, о нем больше сказать нечего? Фрося, ты бездарность! Ты и влюбиться по-человечески не умеешь – стих порядочный сочинить не можешь! Разве влюбленные из себя рифмы центрифугой выжимают? Сосредоточься, Дыркина! Вспомни, отчего у тебя при первой встрече коленки задрожали?
 
Взгляд цвета мятных леденцов,
Паршивый нрав, характер тоже вредный,
Не любит сладких пирогов,
И вид вампирский, сине-бледный,
Какого черта нужен мне
Твой голос – ядовитый бархат?
Зачем мечтаю при луне?
Зачем вздыхаю в полумгле
О том, кто нежен так и колок?
Мой милый кактус
С тысячей иголок.
 
   Ну вполне неплохо, а главное – искренне. И действительности соответствует. Только ритм не выдержала – посреди моего вдохновения отчего-то заволновался Князь. Я хотела его успокоить, но он отпнул мою руку задними лапами и, свалившись с кровати, с озабоченной мордой удрал из комнаты. Отмахнувшись от музы, я поспешила за ним, лишь накинув рубашку.
   Князь спешил не в туалет и не к тарелке, как поступил бы всякий нормальный кот. Протаранив крутым лбом дверь, юркнул в спальню хозяина.
   Я оглянулась – навострив уши, на меня внимательна смотрели собаки. Псы сфинксами лежали на диване в гостиной, причем под боком у Цербера в пушистой белой шерсти устроился котенок – спавший сном младенца, разумеется.
   Я нерешительно подошла к приоткрытой двери.
   И Цезарь, и Цербер снова положили головы на лапы, но продолжали внимательно следить за каждым моим движением. В свете луны глаза-вишни блестели искорками, кто-то один грустно свистнул носом.
   Конечно, порядочные девицы ночью к парням не врываются. Но и с трухлявой нечистью тоже не дерутся. Значит, я непорядочная и ненормальная.
   Я заглянула в комнату. И чуть не споткнулась о лунную дорожку, развернувшуюся от окна белым полотном.
   Энтони спал, свернувшись клубочком, не раздевшись, на неразобранной постели.
   – Князь, уйди! Не мешай! – шепотом позвала я. Но кот суетливо шастал по кровати, с громким урчанием бодая хозяина в локоть. Как только этот паровоз его не разбудил!
   Подойдя на цыпочках, чтоб забрать зверя, я поняла, что Князь волновался не зря.
   Тони сотрясала дрожь, дыхание едва слышное, неровное. И даже в полутьме белизна лица пугала. Лихорадка? Простудился после гималайских снегов, что немудрено?
   – Тони, ты чего? Тони, тебе плохо? Проснись, пожалуйста…
   Я тихонько потормошила его за плечо, но ничего, безрезультатно.
   В углу на тумбочке я нашла лампу, включила. Мягкий свет от оранжевого абажура отогнал лунную нереальность. Но мертвенная бледность не ушла. Он не проснулся, когда я зажгла свет, не шевельнулся, когда взяла за руку. Пальцы ледяные, на запястьях, под кольцами браслетов, размазана кровь, камни нестерпимо блестят, переливаясь алым огнем. Мокрые ресницы беспокойно трепещут, скулы перечерчивают блестящие дорожки слез. Я потрогала лоб – полное отсутствие температуры. Абсолютный лед. Значит, не простуда. Тогда что? Спросить не у кого, сегодня Вик на ночь не остался. И телефон мне не сказал. Родителям звонить не буду – за это потом он меня сам, лично убьет…
   Тони глубоко вздохнул, сжал мою руку. Теперь не уйду. Но я и не собиралась. Села рядом, на край постели, леопардовым покрывалом укрыла вздрагивающие плечи. Кровати в этом доме просто королевские – прямо как в замке, и Энтони казался сейчас на этом широком ложе непривычно маленьким и беззащитным. Обычно ведь я смотрю на него снизу вверх. Смущаюсь от ледяного пламени зеленых глаз. Но сейчас пушистые ресницы чуть подрагивают во сне. Дерзкая улыбка, насмешливый изгиб бровей исчезли до утра. Кроткий и уставший ангел, просто котенок… Я осторожно убрала упавшую на лоб прядь, неправдоподобно черную на белой коже. Легкое прикосновение моей руки – и незаметное движение в ответ, теплая щека на мгновение прижалась к моей ладони. Я прислушалась. Лихорадочная дрожь ушла, дыхание стало ровней. Губы обрели цвет и были уже не так плотно сжаты. Руку мою не отпускал, держал в ладонях, переплетя пальцы с моими.
   А я смотрела на него, крепко спящего, и ни о чем на думала.
   Рядом на пятнистых подушках улегся успокоившийся кот. Долго устраивался, перекладываясь с боку на бок, крутясь по часовой стрелке, и наконец развернулся во всю свою длину, кверху пузом, растопырив лапы. Решил, что теперь можно и поспать.
   Луна спряталась за крыши соседних домов. Лишь облака серебрились в круге перламутрового ореола.
   Я закрыла глаза, и слова в моей голове сами собой стали выстраиваться, складываться в рифмы. Не было в них ни глубокого смысла, ни особого значения. Слова просто струились, легко, как дыхание.
 
Почеши меня за ушком,
Приласкай меня немножко.
Если хочешь, стану кошкой —
И на этой вот подушке
Я разлягусь в вольной позе,-
(как сейчас Князь. И вот ведь не свалится!)
Поцелуй меня, как розе
Целовал бутон багряный.
Хочешь, вихрем снежным стану —
Из цветов весенних вишен,
Ручейком, чей голос тонкий
Средь деревьев едва слышен,
Соловьиной песней звонкой.
Если хочешь, стану гроздью
Я рябины сладко-горькой —
Средь зимы кусочком лета.
Приласкай меня ты только…
Почеши меня за ушком,
Дай мне ласкою напиться.
Хочешь, стану нежной кошкой?
Или буду грозной львицей!
 
   Хотя тут я себе польстила. Какая из меня львица? Так, дикий бойцовский тушканчик.

ГЛАВА 38
Теорема одеяла: сны заразны

   Утро. Число не знаю, месяц не помню.
   Вроде бы еще лето
   Ну вот! Решила самоотверженно бодрствовать всю ночь до рассвета – и тут же упала в объятия Морфея. Хотя стыдно жаловаться, выспалась я преотлично. Пожалуй, впервые за неделю не горела в кострах инквизиции и теперь чувствую себя как никогда отдохнувшей и свежей. Впрочем, можно еще немножечко понежиться в постели…
   Так. В постели? А в какой конкретно? Что-то не при – помню, чтобы вчера я возвращалась в свою постель. Чуть-чуть приоткрыв один глаз, я сквозь ресницы незаметно оценила обстановку.
   Почивала я ровно поперек кровати, уютно завернувшись в пушистое леопардовое одеяло. В зашторенное окно золотистыми лучами стучалось утреннее солнышко. А голова моя неразумная-безмозговая покоилась на коленях у Энтони. Он сидел, откинувшись на высокие подушки (разумеется, тоже в хищное пятнышко), подперев голову рукой, смотрел на меня. А пальцами другой – и это я прекрасно чувствовала, – нежно перебирал мои разметавшиеся кудряшки. Какой ужас! Непричесанная, со сна я обычно выгляжу как Горгона Медуза. Боже, как неудобно… (В смысле – неудобно морально, лежать-то вполне даже удобненько и комфортненько.) От стыда и смущения я должна была, наверно, сквозь землю провалиться. Но почему-то не проваливалась, не хотелось. Совсем и нисколько. Дыркина, ты безнравственная особа.
   – Венера, звезда моя утренняя, можешь не притворяться. Ты уже не спишь.
   – Сплю, – пробурчала я.
   – Неужели? Тогда плохая из тебя звезда.
   – А из тебя – подушка!
   – Почему это? Не пуховая, конечно, но смирная.
   – Угу, зато с будильником, – парировала я, потягиваясь и не торопясь вставать.
   Похоже, Энтони тоже никуда не спешил. И так на меня смотрит, что я невольно натянула одеяло до самого носа, опасаясь, как бы мои щеки не засветились румянцем ярче солнышка.
   – Спасибо за ночь, Венера, – сказал он.
   Я насторожилась. Мягкий тон и искренность в голосе несказанно изумляли. Плюс очаровательно милая улыбка – глубине моего смущения не было предела.
   – А разве этой ночью между нами что-то было? – осторожно уточнила я.
   – Было.
   Я обмерла от этого долгого многозначительного взгляда.
   – Твои сны, Венера.
   – Мои – что?
   – Они прекрасны.
   – Ты видел мои сны?
   Я села, но тут же опомнилась и запахнулась в рубашку.
   – Не буквально, конечно, не бойся. Только эмоции: но и это совсем не мало.
   – Надо же, мне снилось что-то хорошее? Странно, а я помню только этот навязчивый кошмар про ведьминские костры…
   – Костры? Ты их видела?
   – Еще как! Которую ночь поджариваюсь под полной луной. Барбекю по-монастырски! Говорят, навязчивые сны – по дедушке Фрейду – это голос нашего подсознания. Так может, у меня с головой не все в порядке?
   – Не беспокойся, все у тебя в норме. Просто ты видела мои сны. Наверно, твои способности телепата это позволяют.
   – А, утешил, спасибо. Значит, я окей, а помешательство у тебя. Ну-ка признавайся, с какой это радости у тебя крыша едет?
   И, требуя ответа, я набросилась на Энтони стремительной летучей мышью в одеяле. Повалив в подушки и едва не свалившись с кровати, я вырвала признание щекоткой:
   – Да мне это проклятие по наследству досталось от прадедушки!
   – Бедненький, – вздохнула я, отпуская его и отдавая обратно оторванную от воротника пуговицу. – И давно это с тобой?
   – Четвертый год, доктор. Не вздыхай, я давно привык. Это тебе в новинку. А за всемогущество, по которому от зависти сохнет наш старый друг Альвис, ночные кошмары – пустяковая цена.
   – Да? А что ж тогда, господин всемогущий, ночью тебе так паршиво было? Смотреть страшно – бледный, как утопленник, и дрожишь, как в лихорадке, а сам ледяной, как удав.
   – А ты откуда знаешь? И кстати, почему ты здесь оказалась?
   – Кот привел, – выпалила я. – Князь о тебе так беспокоится…
   – А ты? – прищурился он.
   – И я. Тоже. Немножко, – со скрипом пришлось признаться.
   – Зря. Ночь была лунная? Тогда все ясно. В такие вампирские ночи любая нечисть немножко не в себе. Я не исключение. Венера, ты что предпочитаешь к завтраку – чай или кофе?
   – Какао!
   Но ни я, ни Энтони не двинулись с места. Он сидел на самом краю постели, обхватив колени руками. Рассматривал меня, как обложку книги, будто решая, стоит ли прочесть. Я тоже его изучала, в точно такой же позе – на противоположном углу кровати.
   Зазвонил телефон. Тони не шелохнулся.
   Включился автоответчик. Это оказался его отец. Старательно сдержанным голосом он сообщил, что позавчера две бабушки, Сандра и Линда, попали в автокатастрофу. Вдвоем они отправились за покупками, и на обратном пути в их такси врезался мусоровоз. Таксист не пострадал. А вот бабушкам не повезло – одна в реанимации, вторые сутки в критическом состоянии. Похороны другой состоятся сегодня.
   Автоответчик пискнул и отключился.
   В комнате ничего не изменилось. Только солнце за окном стало холодным. И старые часы в прихожей тикали нестерпимо громко.

ГЛАВА 39
Про фатализм

   Печаль всегда бродит вокруг нас. Она похожа на глубокое синее море, которое тебя медленно топит, когда ты устал и больше не можешь бороться…
   «Этого не может быть. Здесь какая-то ошибка».
   Мы ждали в приемной, пока тощая медсестра, рывшаяся в бумагах за конторкой, скажет наконец номер палаты, куда определили Линду.