Клугер Даниил. Дела магические

   Поэтому, допив самогон, Ницан пододвинул к себе чистый лист бумаги, взял в руки карандаш и попытался схематично изобразить место преступления.
   В центре он вычертил квадрат с относительно ровными сторонами площадку для собранного урожая. Окружил тремя пунктирами — изгородью. Затем, наморщив от старания лоб, изобразил крыло храма, в котором находились винные погреба — справа от квадрата, изображавшего площадку. Слева начертил длинный прямоугольник — навес, под которым хранились пустые корзины и прочий инвентарь.
   — Та-ак... — пробормотал он. — Теперь посмотрим, где тут находились наши глазастенькие...
   Перечитав соответствующие места протоколов, Ницан поставил два крестика, соответствовавшие расположению Балака и Адуми. Обозначил два прожектора и постарался провести более-менее ровные линии, изображавшие световые лучи. Уже в перекрестие этих лучей он нарисовал крохотную фигурку лежащего человека — убитого Сивана.
   — Ну и что? — он внимательно разглядывал получившуюся картинку, вертя ее и так, и этак. — Что же мы имеем в результате? — он положил схему, приложил к ней чистый лист бумаги — вместо линейки — и провел еще две линии, соединяющих крестики-свидетелей с лежащей фигуркой.
   — Ну и ну, — с некоторым удивлением сказал Ницан. — Что называется, нарочно не придумаешь. Оба этих типа — и господин Балак, и господин Адуми расположились на абсолютно равном расстоянии от места убийства. Какие любители осевой симметрии... Прямо картинка из учебника по планиметрии... он задумался. Нахмурился. — Стоп-стоп-стоп, господа хорошие, а что-то мне здесь не понравилось...
   Ницан принялся раскладывать листы протокола в две стопки, одна рядом с другой: справа — Балак, слева — Адуми; лист туда — лист сюда. Сыщик помотал головой.
   — Нет, — провозгласил он. — Так не бывает. Не бывает таких текстуальных совпадений.
   Впрочем, полного совпадения не было. Совпадало все, кроме понятий правое — левое. Размышляя над странностями показаний и над тем, как их использовать в завтрашнем поединке с Омри Шамашем, Ницан рассеянно вычерчивал рядом с фигуркой Сивана непропорционально большой кинжал, которым младший жрец был убит.
   Сначала он рисовал небрежно, потом увлекся, начал все более тщательно изображать детали, которые мог вспомнить: треугольное лезвие с канавкой посередине, гарду в виде спиральной змейки, наконец, рукоятку...
   Карандаш замер над бумагой. А что там было на рукоятке? Какой-то рельефный орнамент, который частично скрывала засохшая грязь.
   Красноватая грязь.
   Глина.
   — Оп-па... — карандаш с хрустом сломался, обе половинки упали на стол. — Глина... — замороженным голосом сказал Ницан. — А у нас тут, — он постучал пальцем по рисунку, — у нас тут — битум. И кинжал наш находился в самой серединке. Аккурат в спине преподобного Сивана.
   Сумасшедшая мысль пришла вдруг в голову обреченному сыщику. Она была столь странной, что Ницана начала бить крупная дрожь.
   — Но ведь так все объясняется... — пробормотал он. — Почти безукоризненно. Только как же это доказать?
   У Ницана пересохло в горле, он рассеянно схватил пальцами воздух. Умник на этот раз откликнулся с большим опозданием, сыщик успел подняться со своего места и два-три раза измерить шагами комнату. Приняв от рапаита очередной стакан с выпивкой (Ницан даже не обратил внимание, что именно поднес ему рапаит в этот раз), сыщик бросил рассеянный взгляд на повернутое к стене зеркало. Ему почему-то вспомнилась недавняя сцена с курьером из храма Анат-Яху и его беспомощные жесты. Выглядел бедняга комично, слов нет, но Ницану совсем не хотелось сейчас смеяться. Просто ночное происшествие вдруг подсказало ему идею, от которой стакан заплясал в руке.
   — Зеркало... — пробормотал Ницан, — оглядываясь по сторонам. Зеркальце, маленькое зеркальце... Где-то тут у меня было маленькое зеркальце...
   Отставив в сторону стакан, сыщик нашел на полке маленькое зеркальце, забытое несколько дней назад его подружкой Нурсаг. Безделушка имела овальную форму и изящную, немного вычурную рукоятку.
   Сыщик осторожно отвернул от стены большое зеркало, отошел чуть в сторону, после чего поднял повыше стакан и приветливо улыбнулся собственному отражению:
   — Твое здоровье, приятель! — громко сказал он.
   Со стороны это выглядело совершенно по-идиотски, и если бы его сейчас увидел, скажем тот же Лугальбанда, вместо суда Ницан отправился бы завтра в психиатрическую лечебницу.
   Все при том же храме Анат-Яху.
   Отражение, разумеется, повторило его жест, но в то же время родная небритая физиономия обрела озадаченное выражение. Правда, оно продержалось какую-то долю секунды. Ницан поднес стакан к губам, сделал несколько глотков. Стакан опустел мгновенно: разумеется, девек не упустил возможности присосаться к дармовой выпивке. Ницан поощрительно улыбнулся в зеркало и отсалютовал пустым стаканом: дескать, молодчина, валяй дальше.
   — Послушай, красавчик, — сказал он. — У меня к тебе есть деловое предложение. Во-первых, я обещаю регулярно делиться с тобой всей выпивкой.
   Мышцы лица тотчас дернулись. Ницан с трудом удержался, чтобы не открыть рот от удивления — именно такое выражение появилось у его отражения, то бишь у живущего в зеркале девека. Похоже, зеркальному демону ни разу не предлагали ничего подобного. Он даже забыл управлять мимикой своего визави. Озадаченная физиономия отражения теперь куда меньше походила на оригинал.
   Ницан поторопился воспользоваться успехом:
   — Мало того: я не буду завешивать зеркало, не буду его отворачивать к стенке, так что ты сможешь проделывать свои штучки со всеми моими гостями... В разумных пределах, — осторожно добавил сыщик, вспомнив, что шуточки девека отнюдь не безобидны, и способны вести до серьезного правда, не смертельного — эмоционального истощения. — Но для этого я прошу тебя о помощи... — сыщик показал девеку зеркальце Нурсаг. — Не можешь ли ты какое-то время провести вот тут? В этом зеркале? По-моему, рамочка очень симпатичная...
   Отражение в большом зеркале какое-то время не изменялось, потом вдруг подернулось рябью — словно поверхность пруда. Затем оно окуталось серебристым туманом. Этот туман вдруг вытянулся по направлению к Ницану, превратился в зыбкий полупрозрачный искрящийся язык, который скрутился в тонкое веретено. Коснувшись маленького зеркальца, веретено тут же всосалось внутрь. Через мгновение Ницан осторожно заглянул в старое зеркало — его отражение больше не стремилось управлять оригиналом. Зато крохотное отражение в ручном зеркальце Нурсаг немедленно принялось дергаться, и сыщик почувствовал нестерпимый зуд в мышцах лица.
   — Отлично, — прошептал он. — Я еще не знаю, что из этого выйдет. Но похоже, это мой единственный шанс. Теперь осталось позвонить госпоже Баалат-Гебал и кое-что у нее попросить...
   Ему не пришлось долго ждать, госпожа Баалат-Гебал сразу же откликнулась на его звонок. Лицо ее казалось опухшим от слез, а к темному бесформенному платью на плечах были пришиты гирлянды траурных лент. Не дожидаясь расспросов, она сообщила:
   — Энненет только что похоронили. В роскошном саркофаге, но крышку не подняли. несмотря на то, что всю ночь работали бальзамировщики... — она промокнула платочком красный кончик носа. — А нас из этого чертова приюта даже не пригласили в склеп. Представляете, какое хамство! Умирает последняя представительница старейшего рода, а мы не имеем возможности проводить ее в последний путь! Между прочим, — добавила она деловитым тоном, — полиции здесь не было.
   Ницан именно это и предполагал. Вслух спросил:
   — Вы уверены? Может быть, полиция приезжала, но вы ее не видели?
   — Уверена? — госпожа Баалат-Гебал сердито фыркнула. — Конечно, уверена. Я спрашивала у начальника храмовой стражи. Он ответил — а зачем полиция? Госпожа Сэрэн-Лагашти умерла от тяжелой болезни, при чем здесь полиция?.. Ницан, — она сурово посмотрела на сыщика и погрозила ему пальцем, — вы должны вывести всех этих негодяев на чистую воду!
   Ницан предостерегающе поднял палец и тщательно осмотрел ту часть покоев престарелой дамы, которую охватывало фантомное облако.
   — Не волнуйтесь, — госпожа Шульги-Зиусидра-Эйги небрежно махнула рукой. — Я позаботилась. Наш разговор никто не услышит. А если кто спрятался в моей спальне, так будьте уверены: я собственноручно придушу его, посмей он только пикнуть.
   — Ну-ну, надеюсь, что это не понадобится... — Ницан вздохнул и сел на кушетку — так, чтобы фантомное облако телекома находилось точно напротив. Госпожа Баалат-Гебал, позвольте сообщить вам, что завтра я отправляюсь в суд. В качестве обвиняемого по делу об убийстве младшего жреца Сивана.
   Госпожа Баалат-Гебал выразительно всплеснула руками, ее многочисленные амулеты мелодично зазвенели.
   — Я пойду с вами! — вскричала она гулким басом. — Я им покажу, всем этим крючкотвором!
   — Как раз наоборот, — сказал сыщик. — Совсем наоборот. Госпожа Баалат-Гебал, дорогая, я знаю, что вы — мой искренний и преданный друг. Так вот я прошу вас не приходить завтра в суд. Сделайте другое, очень важное для меня дело... — он замолчал, решая — стоит или не стоит вовлекать пожилую даму в эту историю.
   Глаза госпожи Баалат-Гебал восторженно загорелись.
   — Говорите, — сказала она, — говорите, что я должна сделать?
   — Но учтите, — поторопился предупредить Ницан, — это может быть опасно. Так что...
   Теперь восторгу, горевшему в глазах престарелой дамы, не было границ.
   — Тем более! — воскликнула она. — Я обожаю авантюры! Выкладывайте, что я должна делать. Клянусь бараньими рогами Анат-Яху, кои я лицезрею ежедневно, все сделаю! Ну же, Ницан!
   Сыщик решился. Еще раз окинув взглядом покои своей царственной приятельницы в поисках чего-нибудь подозрительного, потом взял в руки финансовый отчет и письмо госпожи Шошаны Шульги и приблизил их к глазам фантома госпожи Баалат-Гебал.
   — Взгляните, — сказал он, — третья строчка снизу. Вы помните этот платеж?
   — Конечно, три месяца назад я оплатила медикаменты и продукты для фонда нашей семейной дурочки. Моей младшей сестрички. А при чем здесь...
   — Минутку! — Ницан поднял руку. — Она ничего не получила и написала об этом в письме. Хотя деньги были переведены — согласно вашему отчету.
   Госпожа Баалат-Гебал попыталась что-то сказать, но Ницан остановил ее.
   — Погодите, — сказал он, — не перебивайте, дайте мне сказать... Вот что мне нужно, дорогая госпожа Баалат-Гебал. Я хочу, чтобы вы закатили скандал храмовому казначею. Сегодня вечером.
   — Преподобному Кислеву? — изумленно переспросила госпожа Шульги-старшая. — Вечером? Зачем?
   — Очень нужно. Устройте ему разнос за то, что ваша сестра до сих пор не получила заказанных лекарств. Пригрозите вывести его на чистую воду. Пообещайте добиться официальной проверки состояния финансов.
   Закончив инструктировать свою приятельницу, Ницан занялся собственной внешностью. Он тщательно побрился, радуясь возможности без опаски смотреть в зеркало, принял душ, расчесал спутанные волосы. В довершение всему разыскал в шкафу старомодный, но вполне приличный костюм, невесть как и невесть когда оказавшийся среди его вещей. Словом, когда на следующий день Ницан подошел к зданию окружного суда, никто не мог принять его за подсудимого на процесс об убийстве. Скорее он походил на преуспевающего адвоката.
   Впрочем, именно такую роль — собственного адвоката — предстояло ему сыграть сегодня.
   Бесконечные коридоры казались пустыми. Ницан неторопливо шагал по направлению к кабинету судьи, гадая про себя, удалось ли Лугальбанде что-нибудь узнать о банковских переводах и если да, то появится ли он на суде вовремя.
   Оказалось, Лугальбанда уже был в кабинете. Кроме него здесь находились судья Габриэль и следователь Омри Шамаш, выступавший на этом процессе в качестве обвинителя.
   Он демонстративно отвернулся от вошедшего Ницана, с улыбкой протянувшего бывшему соученику руку для приветствия. Сыщик пожал плечами и повернулся к господину Габриэлю.
   Длинная черная мантия делала коренастую фигуру квартального судьи бесформенной. Округлая физиономия, утопавшая в затканном золотом воротника мантии, выглядела вполне добродушной и даже наивной. Но Ницану хорошо известна была репутация судьи Габриэля — непримиримого борца с преступностью, выносившего самые суровые приговоры из тех, которые позволялись законодательством.
   — Ага... — протянул он при виде улыбающегося Ницана. — Вот и наш подсудимый. Что же, господа, прошу в зал. Пора начинать слушания. Кто у нас адвокат?
   — Я собираюсь защищаться самостоятельно, — объявил Ницан. — Закон позволяет это.
   — Как угодно, — при этом судья Габриэль выразительно пожал плечами, а на холодном лице следователя Шамаша появилась презрительная усмешка. — Но для начала вам придется занять место на скамье подсудимых, — он взмахнул рукой, и по обе стороны Ницана словно из-под земли выросли фигуры охранников в синей форме с начищенными до солнечного блеска пуговицами. В таком сопровождении сыщик проследовал в зал судебных заседаний, где, несмотря на раннее время, было довольно людно. Среди публики Ницан прежде всего заметил державшуюся особняком группу жрецов Анат-Яху в золотистых торжественных одеждах с капюшонами. Их возглавлял старший жрец преподобный Хешван, пару раз виденный Ницаном в доме престарелых. Старший жрец был на голову выше остальных, невыразительность его лица с правильными чертами несколько скрашивали очки в массивной оправе с широкими дужками. Сидевший рядом с ним жрец-казначей Кислев являл собой полную противоположность спокойствию, даже бесстрастию Хешвана: он нервно вертел головой по сторонам, так что капюшон пару раз падал, открывая выбритый череп. Руки казначея, насколько мог увидеть Ницан, явственно дрожали, он никак не мог решить, куда их деть. Наконец, несколько комично сложил их на груди.
   Чуть поодаль сидела подружка Ницана Нурсаг, при виде сыщика помахавшая ему рукой. Лицо девушки было весьма бледным; несмотря на обилие косметики и модную стрижку выглядела она неважно, и Ницан ободряюще ей улыбнулся. Рядом с девушкой занял место Лугальбанда, вырядившийся по случаю судебного заседания в черную форменную мантию полицейского мага. Остальных зрителей Ницан не знал. По всей видимости, это были частью полицейские и судейские чиновники, частью просто любопытные. Впереди сидели несколько журналистов уголовной хроники, знакомых сыщику. Его немного позабавило то, что корреспонденты безостановочно писали что-то в своих блокнотах, причем явно начали это делать задолго до начала процесса.
   Прошло несколько томительных минут, прежде чем в зале появились судья Габриэль и следователь Омри Шамаш. Речь Шамаша изобиловала оборотами типа «спросим себя — ответим себе», и несмотря на обилие эмоционально-уничтожающих характеристик подсудимого, навела на публику дремотное состояние. Оживление наступило лишь после начала опроса свидетелем.
   Первым был приглашен на свидетельскую трибуну Рафи, начальник полицейского патруля, обнаружившего труп. Ницан внимательно слушал его рассказ, прерываемый наводящими вопросами Шамаша. Рафи довольно подробно поведал суду, как его «онагр» свернул с обычного пути следования, въехал в виноградник и здесь обнаружил тело преподобного Сивана, лежавшего ничком с кинжалом между лопаток.
   — У меня вопрос, — сказал сыщик.
   Судья кивнул.
   Ницан обратился к Рафи:
   — Что заставило вас обратить внимание на виноградник?
   Сержант, крупного сложения мужчина с лицом примерного подростка, нахмурился.
   — Н-ну... не знаю, — ответил он немного растерянно. — Там... Там не так жарко, — Рафи немного смутился. — Там рядом запруда, вот. Там прохладно.
   — Вы, значит, предпочитаете патрулировать в прохладе. Понятно. Ну а все-таки: вы всегда проезжаете мимо храмового виноградника во время обхода? — спросил Ницан.
   Сержант еще больше растерялся, беспомощно оглянулся на молчавшего судью.
   — Нет, вообще-то, не всегда, — сказал он. — Правду сказать, так мы там никогда не проходим. Это же не наша территория, там храмовая стража несет службу. Но в тот раз... Так получилось... — он замолчал.
   Не дождавшись вразумительного ответа, Ницан подсказал:
   — Может быть, вы заметили что-нибудь подозрительное? И это заставило вас изменить маршрут патрулирования в то утро!
   — Конечно! — обрадованный сержант повернулся к судье. — Заметили, ваша честь, господин судья, именно что заметили подозрительное. Там лежал человек... его преподобие Сиван... Его преподобие был мертв, а в спине его торчал нож.
   Полицейские никак не могли увидеть всего этого от трассы.
   — Ваша честь, с трассы полицейские не могли заметить убитого, — сказал Ницан, обращаясь не столько к судье, сколько к обвинителю. — Давайте-ка еще раз повторим, — он повернулся к Рафи. — Насколько я могу понять, вас что-то насторожило и вы изменили обычный маршрут. Очень хорошо. Вот мы и добрались до сути. Вместо того, чтобы двигаться по трассе, вы решили обследовать храмовый виноградник. Так?
   — Ну... — сержант нахмурился. Его простецкое лицо покрылось мелкими капельками пота. Начальник патруля неловко перекладывал дубинку из одной руки в другую, не очень понимая цель вопросов подсудимого — как ему казалось, вполне бессмысленных.
   Ницан покачал головой. Полицейские совершали обычное утреннее патрулирование. Их начальнику по непонятной причине пришло в голову изменить маршрут движения. Они вдруг взяли почти на полпарсанга к югу, и в результате оказались на месте преступления. Потрясающее совпадение.
   Все бы ничего, если бы сержант мог связно объяснить — за каким чертом им понадобилось ехать к винограднику.
   — У вас есть еще вопросы? — спросил судья.
   — Нет, — ответил Ницан. — Но я еще раз хочу обратить внимание вашей чести на то, что маршрут полицейского патруля никогда не проходил через храмовые сельхозугодья и что сержант Рафи не может объяснить причину этого изменения. А так же тот факт, что с дороги они не могли увидеть убитого. Складывается впечатление, что они специально изменили маршрут таким образом, чтобы в нужный момент наткнуться на мертвое тело.
   Вмешался обвинитель.
   — Ваша честь, — сказал он с издевкой, — подсудимый пытается запутать свидетеля. Но спросим себя: разве не благодаря изменению маршрута, нам, возможно, и удалось получить веские улики? И ответим себе: именно так. Не исключено, что в противном случае улики были бы уничтожены злоумышленником или его сообщниками. Спросим себя далее: может ли это изменение маршруту вменяться в вину патрульным? Никоим образом! И зададимся вопросом: какую цель преследует подсудимый своими замечаниями? Очень простую. Подорвать доверие к показаниям полицейских.
   — Но причина изменения маршрута патрулирования...
   — Довольно, — сердито произнес судья Габриэль. — Пора переходить к опросу остальных свидетелей.
   — Сволочь Омри, — пробормотал Ницан. — Ну погоди, ты даже не представляешь, какой я тебе припас сюрпризец...
   В судебный зал вызвали виноторговца Балака. Он оказался невысоким мужчиной в скромном сером костюме. Балак держался уверенно и с достоинством. Некоторую напряженность выдавало лишь то, что свидетель явно старался не смотреть на подсудимого.
   Судья Габриэль указал ему место у деревянного помоста в центре зала. Когда свидетель поднялся на квадратное возвышение, судья спросил:
   — Ваше имя, звание, род занятий?
   — Меня зовут Балак. Я торгую винами. Вернее, не торгую, а поставляю вина торговцам. Выступаю посредником между теми, кто делает вино и теми, кто им торгует.
   — Где вы живете постоянно?
   — В Ир-Лагаше, — ответил торговец. — Вообще-то, я впервые приехал в Тель-Рефаим — получил несколько заказов на вина из храма Анат-Яху. Раньше я с ними дела не имел. Вот, решил попробовать...
   — Понятно. Господин Балак, встречались ли вы ранее с подсудимым?
   Свидетель впервые взглянул на Ницана. Это был взгляд совершенно равнодушного человека.
   — Нет, — ответил Балак. — Никогда раньше я не встречался с этим человеком.
   — Хорошо. Тогда расскажите, что произошло пять дней назад в окрестностях храмового комплекса Анат-Яху.
   Балак начал рассказывать. Его речь лилась неторопливо и гладко видимо, он серьезно готовился к выступлению в суде. Содержание ее Ницан уже знал, поэтому не столько слушал, сколько внимательно следил за говорившим.
   — ...Незнакомец выхватил нож и с силой ударил господина Сивана в спину. Жрец упал, а убийца тут же убежал, — Балак замолчал.
   — Вы узнали преступника? — спросил судья Габриэль.
   — Да, ваша честь, — виноторговец повернулся к Ницану и сказал: — Это подсудимый. Я хорошо запомнил его лицо.
   — Хорошо, — сказал судья бесстрастно. — Вы можете занять свое место в зале. Вызовите второго свидетеля.
   Балак поклонился еще раз судье и неторопливо прошел к свободному месту в центре зала. Прежде чем сесть, он бросил короткий взгляд на подсудимого. Ницан готов был поклясться, что на его лице в тот момент обозначилась странная смесь чувств: сожаление пополам с торжеством.
   Третий свидетель, поденщик Адуми, был высоченным широкоплечим парнем в типичном наряде южанина — короткой рыжей куртке и шароварах. Он шел сутулясь, тяжело ступая по прогибающимся доскам пола. Неуклюже поклонившись судье, свидетель поднялся на помост.
   К этому человеку Ницан присматривался гораздо внимательнее, с каждой минутой убеждаясь в справедливости подозрения, зародившегося вчера под впечатлением прочитанных протоколов.
   Отбарабанив свои показания монотонным, лишенным эмоций голосом, Адуми замолчал на мгновение, потом повернулся к Ницану, посмотрел на него тусклым взглядом и указал пальцем, сказав: — Вот этот человек ударил ножом преподобного Сивана.
   В зале воцарилась напряженная тишина. Ницан понял, что настал тот самый решающий момент, которого он ждал. Он быстро нащупал холодный диск в кармане. Пальцы уловили слабую пульсацию зеркальца.
   Ницан надеялся на то, что его движение осталось незамеченным.
   — Ваша честь, — сказал он, обращаясь к судье. — Позвольте мне задать несколько вопросов свидетелю.
   Судья выразительно пожал плечами, но промолчал. В зале воцарилась напряженная тишина, когда Ницан неторопливо вышел к прокурорской трибуне.
   — Подойдите сюда, — сказал он, обращаясь к Адуми. — Подойдите сюда, я должен кое-что уточнить.
   Адуми молча поднялся со своего места и сделал несколько шагов по направлению к нему.
   — Ближе, — скомандовал Ницан.
   Свидетель подчинился. Сыщик отошел от стола и встал перед поденщиком так, чтобы тот оказался между ним и торговцем. Теперь из присутствующих Ницана не видел никто: массивная неуклюжая фигура Адуми скрывала его. Ницан пристально посмотрел в невыразительное плоское лицо парня и, словно случайно, поднял зеркальце. По лицу Адуми прошла еле заметная судорога. Сыщик чуть приподнял зеркальце, и парень впился взглядом в собственное отражение, вернее — в девека, немедленно принявшегося за свои шутки. Ницан чувствовал, что напряжение на скамьях публики, за спиной свидетеля нарастает, но не давал себе труда бросить взгляд за собравшихся.
   Фигура нависшего над детективом поденщика казалась застывшей. Взгляд его, словно завороженный, неотрывно смотрел в центр сверкающего овала.
   Ницан уже знал, что сейчас последует и нисколько не удивился тому, что лицо Адуми вдруг рассекла глубокая трещина.
   Собственно, это уже не было лицом человека, это была грубо слепленная маска глиняной болванки — голема.
   Вся фигура застывшего свидетеля с невероятной скоростью начала покрываться трещинами. В считанные мгновения она полностью обратилась в сухую красную глину.
   По залу прокатилась волна ужаса. Собравшиеся бросились к выходу. Помещение опустело.
   — Что это было? — вполголоса спросил Лугальбанда, растерянно глядя на бесформенную кучу глины, образовавшуюся там, где только что стоял второй свидетель обвинения. — Хотя да, понятно, что это я спрашиваю... Голем. Глиняное существо, без души и без воли, — он выругался шепотом. — Как ты это сделал, Ницан? Почему он вдруг рассыпался в прах?
   — У меня в зеркале живет девек, — признался Ницан. — Я сунул зеркальце под нос голему, девек немедленно начал кривляться, заставив корчить рожи и голема. Глина, из которой тот был слеплен, не выдержала нараставшего напряжения, начала трескаться, и в итоге... — сыщик показал на кучу красноватой пыли в центре зала суда. — Тебя интересует, как я догадался? спросил Ницан. — Ты бы тоже догадался, если бы внимательнее слушал их показания. Вполне правдоподобные. Но все дело в том, что их давал один и тот же лжесвидетель, — кивком головы Ницан указал на человека в одежде купца. Он изо всех сил пытался вывернуться из рук охранников-големов, но жезл судьи Габриэля парализовал его движения. — Он говорил все, что считал необходимым, а затем мысленно управлял словами голема. Ведь сам голем не в состоянии отвечать на вопросы. Это всего лишь кукла, бездушная и безмозглая... В итоге показания оказались несколько неестественными слишком все похоже. Только то, что в показаниях Балака было левым, в показаниях голема стало правым. Я обратил на это внимание, а потом...
   — То есть, вы хотите сказать, что постоянно таскаете в кармане зеркальце с девеком? — недоверчиво сощурившись, спросил судья Габриэль.
   — Ну да, — не моргнув глазом ответил Ницан. — Иной раз друзей разыгрываю, и вообще...