Страница:
Здесь Ницан вторично увидел немагическую охрану. Двое гвардейцев в переливающихся сине-белых мундирах неподвижно стояли по сторонам входа. Лугальбанда продемонстрировал им какую-то печать. Гвардейцы пропустили их.
Подведя Ницана к высокой двери черного дерева, Лугальбанда остановился.
— Ну вот, — сказал он. — Вот здесь все и произошло.
Ницан внимательно осмотрел амулеты, свисавшие с притолоки. Насколько он мог судить, полный комплект. Или почти полный. Впрочем, министр и не говорил ничего насчет магического воздействия на покойного.
— Забыл тебя предупредить, — добавил Лугальбанда, — тело Тукульти все еще здесь, — он толкнул тяжелую дверь. — Входи.
Ницан послушно вошел и остановился у входа.
Помещение представляло собой относительно небольшую, комфортабельно обставленную спальню. Прямо напротив входа располагались два высоких прямоугольных окна. Света они пропускали вполне достаточно. Между окнами на стене висело большое зеркало в раме, рядом с зеркалом — туалетный столик на гнутых резных ножках.
Справа от входа был установлен домашний алтарь Анат-Яху, увенчанный стандартной статуей богини и украшенный несколькими цветочными гирляндами. Ницан неторопливо подошел к алтарю, вполголоса произнес несколько традиционных благословляющих формул, взял с плоской позолоченной тарелочки слева от алтаря щепотку окрашенного в пурпур песка, бросил на увядшие цветы. Только после этого он повернулся и взглянул в сторону собственно спальни, отделявшейся от прихожей двумя полустенками, не достигавшими высоты человеческого роста. Собственно говоря, там находилась не спальня, а альков — балдахин на четырех деревянных столбах, под ним — низкое и широкое ложе.
Лежащего на ложе человека по самый подбородок укрывала простыня, затканная гербами Шенаара.
— Это и есть Шаррукен Тукульти, лидер «Возрождения Шенаара», негромко сказал Лугальбанда. — Я хотел сказать — бывший лидер.
Ницан не слышал, как маг-эксперт приблизился, и непроизвольно вздрогнул. Чтобы скрыть это движение, он быстрыми деловыми шагами подошел к ложу.
Выражение лица Тукульти было безмятежным. Если бы не серо-желтый цвет кожи, он походил бы на человека, спящего здоровым, глубоким сном.
Впрочем, присмотревшись, сыщик отметил чрезмерно запавшие глаза и неестественно приоткрытый рот. Да и синие губы выглядели устрашающе.
В алькове явственно ощущался миндальный запах мышьяка — непременного компонента некромагических зелий — и сладковато-приторный аромат бальзамов Тростникового моря. Сыщик поморщился. Видимо, Лугальбанда использовал сильнодействующее средство для того, чтобы приостановить в теле убитого процессы разложения. Ницан наклонился и откинул простыню.
Убийца нанес удар точно в сердце, чуть левее грудной кости, так что лезвие прошло между ребрами. Крови вытекло совсем немного — широкий разрез был лишь слегка окружен черной запекшейся коркой.
— Интересно... — протянул Ницан. — Уже интересно, — он оглянулся на Лугальбанду. — Сколько времени, говоришь, он отсутствовал?
— Час, — ответил маг, тоже приближаясь к телу. — А что?
— Час, — повторил Ницан. — Час. Господина Тукульти оставили одного в восемь пятнадцать. Согласно экспертизе целителя — кстати, подтвержденной твоим заключением, — убийство было совершенно в промежутке между восемью-пятнадцатью и восемью-тридцатью. Так?
— Так. И что же? — спросил Лугальбанда.
— Да вот, видишь ли, — Ницан указал на разрез, — убийца почему-то не сразу извлек нож — или что там было — из раны. Но если предположить, что у него каждая минута на счету... Если бы его что-то спугнуло и он убежал, оставив нож в теле, было бы понятно. Но ведь орудие убийства, насколько я могу понять, найдено не было. Иначе ты бы уже проверил его память, правда?
— Конечно.
— Значит, зачем-то убийца, всадив ему нож в сердце, терпеливо ждал, пока не запеклась кровь. Ежеминутно рискуя быть обнаруженным. Странно, верно?
— Пожалуй, — согласился Лугальбанда. — Ты, может быть, удивишься, но это не единственная странность.
Они отошли от ложа.
— Начнем с двери, — сказал маг-эксперт. — В тот день ее охраняли два гвардейца. Оба клянутся, что здесь никого не было — после того, как господин Тукульти был оставлен целителем и секретарем и до вторичного прихода секретаря. Как ты понимаешь, мы проверили обоих. Оба говорят правду.
— Но это может быть субъективная правда, — возразил Ницан. — А глубокую проверку им устроили?
— Разумеется. Если хочешь прочесть подробный отчет...
— Еще чего! — всполошился Ницан. — Нет-нет-нет, Лугаль, я тебе верю... Если конечно, не ты его убил.
— У меня алиби, — невозмутимо ответил Лугальбанда. — В момент убийства я не знал ни о существовании партии «Возрождение Шенаара», ни о ее лидере. Узнал только после убийства.
— И ты тоже? — обрадовался Ницан. — Вот и я говорю... В общем, понятно. В дверь никто не входил. Дальше.
— Перейдем к окнам. Оба были закрыты наглухо. Кроме того, и снаружи, и изнутри окна защищены амулетами. Среди прочих имеется магическая печать Высшей коллегии.
Ницан невольно присвистнул. О такой защите можно только мечтать. И тем не менее... Он покосился на покойника.
И тем не менее она не спасла. Ницан внимательно осмотрел все углы обширного помещения, вышел в центр.
— Да, дела... — протянул он. — Классический вариант убийства в запертой комнате, ты не находишь? Кроме жертвы в помещении никого не было. Это раз. Охрана у входа никого не пропускала. Два. Магическая защита не позволяла кому бы то ни было проникнуть сюда через окна или через дверь тайно. Три...
— А также четыре, пять и шесть, — прервал его Лугальбанда. — Не надо мне указывать на очевидные вещи. Попробуй-ка лучше объяснить их.
Ницан не ответил, вернулся к ложу, присел на корточки и заглянул в прикроватную тумбочку.
— Что ты ищешь? — спросил Лугальбанда.
— Документы, — буркнул Ницан. — Которые ему оставили по его просьбе.
— Документы кажется вернули секретарю, — напомнил маг-эксперт.
— Кажется... — проворчал сыщик. — Кажется... Надо же за что-то зацепиться! Как его убили — непонятно. Попробуем разобраться, за что. Я предлагаю рабочую гипотезу: среди документов, которые он потребовал принести незадолго до смерти, было что-то секретное, — отвечая, сыщик тщательно осматривал внутренности тумбочки. — Убийца мог охотиться именно за документами.
— Ну и что? — маг-эксперт пожал плечами. — Ну, охотился. Дальше что?
— Ничего, — ответил Ницан, выпрямившись. — В смысле, ничего тут нет. Итак, первое: отправляйся к секретарю — министр сказал, что документы, похоже, остались у него. Или же он их забрал отсюда уже после убийства. Постарайся выудить их у него. Если не даст — пусть хотя бы скажет, все ли на месте. И его притащи сюда. Ну, вы мне устроили подарочек... Хотя нет, первое — вызови-ка сюда целителя. Я имею в виду — того, который осматривал Шаррукена Тукульти.
— Почему именно сюда? — спросил эксперт. — Не лучше ли будет нам пройти к нему?
Ницан отрицательно качнул головой и уселся в кресло в углу гостевых покоев.
— Сюда, Лугаль, именно сюда, — сказал он. — Пусть заодно посмотрит обстановку — может, заметит какие-то подозрительные детали.
Лугальбанда согласился. Оставшись в одиночестве Ницан начал клевать носом и вскорости задремал. Ему даже успел присниться какой-то странный сон, в котором Умник то и дело пытавшийся всучить Ницану хрустальный кубок, наполненный, почему-то парным молоком. Сыщик терпеть не мог парного молока — ни во сне, ни наяву, и потому всячески пытался уклониться. Видимо, двигался он при этом весьма энергично, потому что в конце концов полетел из кресла на пол.
Разумеется, именно в тот момент, когда он пытался выбраться из-под кресла, в гостевых покоях появился Лугальбанда, которого сопровождал невысокий сухонький человек с наголо обритой головой, в темной хламиде профессионального целителя. Морщинистую шею охватывала латунная цепочка с амулетом в форме двенадцатиконечной звезды. Каждый луч звезды увенчивался символом зодиакального созвездия. В центре были помещены символы солнца и луны.
При виде сыщика, лежавшего на полу и придавленного ножками опрокинутого кресла, оба на мгновение окаменели.
Ницан несколько раз растерянно мигнул.
— Э-э... — пробормотал он. — Небольшой следственный эксперимент. Не обращайте внимания, я уже закончил.
Он осторожно выполз из-под кресла, зацепившись при этом ногой и перевернув его еще раз.
— Ну вот, — сказал сыщик, поднимаясь на ноги и возвращаю коварную конструкцию из красного дерева на место. — Прошу садиться. Теперь я к вашим услугам.
— Посвященный Думмузи-Хореф, — представил целителя маг-эксперт. — А это — господин Ницан Бар-Аба, ведущий расследование по делу об убийстве Шаррукена Тукульти. Ему даны полномочия опрашивать свидетелей.
Думмузи-Хореф коротко кивнул бритой головой и с явным опасением посмотрел на предложенное ему кресло. Было заметно, что слова о следственном эксперименте, связанном с мебелью, его несколько смутили. Правда, после повторного приглашения целитель сел, но сделал это осторожно, готовый в любой момент вскочить.
Ницан с грохотом пододвинул табурет, стоявший у окна, и сел тоже. Лугальбанда остался стоять у двери.
— Вы любите молоко? — неожиданно спросил сыщик, все еще находившийся под впечатлением от короткого, но реалистичного кошмара. — Я терпеть не могу, — он поморщился. — Гадость. Меня пичкали им в детстве при каждом удобном случае.
Думмузи-Хореф растерянно захлопал глазами. Ресниц у него почти не было.
— Э-э... молоко? — он беспомощно оглянулся на эксперта, стоявшего с непроницаемым лицом. — При чем тут... То есть, я не пью парного молока... А что?
— Нет, ничего, это я так... — рассеянно ответил Ницан. — О молоке мы поговорим в следующий раз, если хотите. Вчера вечером вас пригласили к больному, — он, не оборачиваясь, ткнул пальцем в сторону кровати под балдахином. — Вы оказали ему помощь — сняли приступ, — после чего удалились. Верно?
Думмузи-Хореф посмотрел на альков.
— И да, и нет, — ответил он. — Его превосходительство действительно срочно вызвал меня к господину Шаррукену Тукульти. И я действительно собирался ему помочь. Но мне не довелось это сделать.
— Почему?
— Потому что, едва я обратился к господину Тукульти с предложением провести срочное обследование его состояния, как он тут же сказал, что приступ уже прошел и все, что ему нужно — это полчаса покоя. Тогда я проводил его сюда, в эту комнату. Вот и все.
— И что же вы делали дальше?
— Оставил его одного, как он того требовал. У меня не было оснований настаивать, его состояние действительно не внушало опасений, насколько я мог судить. Это может подтвердить его секретарь. И референт.
Ницан посмотрел на Лугальбанду.
— То есть, вы хотите сказать, что секретарь и референт оставались здесь? После того, как вы ушли? — спросил тот.
— Нет-нет. Референт передала господину Тукульти папку с документами и тут же удалилась. А с секретарем мы вышли вместе. Господин Тукульти отослал нас обоих.
— Понятно. И что же — приступ действительно прошел? — спросил Ницан.
Посвященный в некотором раздумье почесал гладко выбритую макушку.
— Видите ли, если говорить откровенно, то никакого приступа не было, признался он. — Во всяком случае, пульс у него был спокойным... Даже чересчур спокойным.
— Что значит — чересчур спокойным?
— Как вам сказать... По моим сведениям господин Тукульти страдал серьезным пороком сердца. Врожденный дефект, редко встречающийся. Вы знаете анатомию?
— Увы, — ответил Ницан, имея в виду «увы — нет». Целитель же расценил ответ как «увы — да», и продолжил:
— В таком случае, вам известно, что в сердце существуют перегородки, делящие его на четыре камеры. У господина Тукульти в одной из таких перегородок имелось незарастающее отверстие. Так вот, при подобных заболеваниях даже более-менее длительная беседа, тем более, напряженная беседа, — вызывает перебои сердечного ритма. А тут — ровный пульс, прекрасное наполнение. Никаких сбоев, никаких шумов. Как у спящего.
— А что аура? — вмешался вдруг Лугальбанда. — Надеюсь, вы измеряли интенсивность и цвет?
Ницан с удовольствием посмотрел на друга, а затем на целителя. Думмузи-Хореф рассеянно играл астрологическим талисманом. Подняв голову, он бросил короткий взгляд на мага-эксперта. В его глазах появилось выражение уважения, смешанного со смущением.
— Вы правы, следовало провести проверку астральной оболочки. В отсутствие соматических проявлений и при субъективно хорошем самочувствии больного, любой профессиональный целитель так бы и поступил. И я тоже. Но увы, — посвященный развел руками, — мне запретили это делать. Но, повторяю, мне запретил проверку секретарь господина Тукульти. Признаться, меня это удивило. Сейчас я полагаю, что он опасался каких-либо недозволенных законом действий в отношении своего шефа.
— Недозволенных действий? — Ницан удивился. — Что вы имеете в виду? Вернее, что он имел в виду?
За посвященного ответил Лугальбанда:
— Измеряя ауру, маг-целитель обладает кратковременную, но по сути неограниченную власть над душой пациента. Между его сознанием и сознанием больного возникает астральная связь по типу «господин-слуга». Так что целитель может заставить своего подопечного делать много такого, чего тот никогда не сделал бы в обычном состоянии.
— Как хорошо, что я не обращаюсь к целителям, — пробормотал частный сыщик. — Подумать только, кто-то вдруг становится твоим неограниченным властителем! Бр-р... Скажи-ка, Лугаль, а может ли маг заставить подчиненного ему человека, например, покончить с собой?
— Ну, знаете ли! — Думмузи-Хореф вскочил. — Уже не хотите ли вы меня обвинить в убийстве Шаррукена Тукульти?!
— А вы могли бы это сделать? — спросил Ницан, невинно глядя на посвященного. — Если предположить, что у вас на то были основания. Разве нельзя установить астральную связь незаметно для посторонних? Для того же секретаря. А потом удалиться и спокойно дать распоряжение лишенному воли господину Тукульти ткнуть самого себя ножом в больное сердце.
Со стороны могло показаться, что посвященный Думмузи-Хореф сейчас бросится с кулаками на безмятежно улыбавшегося сыщика. Он даже стал выше, а глаза сверкали так грозно, что человек, более чувствительный, чем Ницан, непременно ощутил бы запах горелого. Но сыщик ничего такого не учуял.
— Да вы садитесь, — сказал он. — Мне неудобно смотреть снизу вверх, а стоять — ноги не держат. Садитесь.
Думмузи-Хореф еще какое-то время посверкал глазами, потом сел.
— Вот так и думают большинство профанов, — горько сказал он. — Будто каждый целитель в глубине души только и жаждет что-нибудь учудить с больным... Да, я мог бы заставить человека сделать все, что угодно. Убить себя, убить еще кого-нибудь. Выброситься в окно. Вскарабкаться на дерево. Но зачем, скажите на милость?
— Не знаю, — Ницан развел руками. — Из чистого любопытства. Из научного интереса. За деньги. Мало ли причин может быть? В конце концов, вам ведь почему-то помешали провести процедуру. Секретарь господина Тукульти. Как думаете, почему?
— Ну, это понятно, — угрюмо ответил целитель. — Как бы-то ни было, я все-таки маг-целитель, давший присягу политическому сопернику господина Тукульти... Отвечая на ваш вопрос: разумеется, я мог бы сделать все так, как вы только что сказали. Но, во-первых, чтобы провести процедуру незаметно, мне нужно было подготовиться заранее. И довольно тщательно. Во-вторых, я должен был бы позаботиться об орудии убийства. В-третьих — в таком состоянии проще было бы остановить ему сердце. В-четвертых... А, все это неважно. Я никого не убивал. Я мог бы испытывать чувство вины за то, что не все меры были приняты, если бы господин Тукульти скончался от сердечной недостаточности. Но насколько мне известно, умер по другой причине. Я могу идти?
— Нет, пока не можете, — отрезал Лугальбанда. — Допустим, вы не могли провести измерение ауры. Я понимаю это. Но хотя бы экспресс-гороскоп вы, надеюсь, составили?
Ницан был чрезвычайно рад тому, что приятель перехватил инициативу допроса Думмузи-Хорефа. Он даже чуть прижмурил глаза, рискуя в очередной раз задремать и вновь оказаться один на один с кубком парного молока.
— Экспресс-гороскоп? — голос Думмузи-Хорефа звучал растерянно. — Но... Позвольте, экспресс-гороскоп составляется в лишь критических случаях! В состоянии господина Тукульти не было ничего критического. Во всяком случае, я ничего такого не заметил.
При этих словах Ницан открыл глаза.
— Иными словами, с вашей точки зрения господин Тукульти не нуждался ни в какой помощи, — резюмировал он. — И сердечного приступа не было. Так?
— Да, так! — сердито воскликнул целитель. — Если хотите знать мое мнение, так ему просто понадобилось уединиться в этой комнате! И он не нашел ничего лучшего, как притвориться!
Ницан и Лугальбанда переглянулись.
— Вы уверены? — спросил Ницан.
— Уверен? — фыркнул целитель. — Да он с первой же минуты, едва мы пришли сюда, пытался меня выпроводить!
— А секретарь? Вы ведь говорили, что его секретарь при том присутствовал, — заметил Ницан.
— Секретарь? — Думмузи-Хореф задумался. — Нет, секретарь, по-моему, не... Нет, — решительно сказал он. — Секретарь как раз старался меня удержать. По-моему, он всерьез воспринял ситуацию. Да, конечно! — целитель энергично закивал головой. — Поведение секретаря как раз и вывело его из себя! Господин Тукульти накричал на него, так что он вышел вместе за мной... Послушайте, — сказал он нетерпеливо, — клянусь моим покровителем Мардуком, мне больше нечего вам сказать!
Ницан вопросительно посмотрел на друга. Тот неохотно кивнул.
— Хорошо, — разрешил Ницан. — Вы можете идти. — Не исключено, что вы нам еще понадобитесь.
Посвященный сорвался с места и засеменил к двери. Уже взявшись за литую рукоятку, он вдруг обернулся и сказал:
— Кстати о гороскопах. Странно, что я... На тумбочке рядом с кроватью в тот раз лежал гороскоп господина Тукульти. Между прочим, составленный магом Берроэсом. Так что не было у меня никакой нужды составлять экспресс-гороскоп! Прогноз был вполне благоприятен. Во всяком случае, на позавчерашний, вчерашний и сегодняшний дни. Надеюсь, вам что-то говорит имя Берроэса?
Маг Берроэс был одним из самых авторитетных астрологов Тель-Рефаима. И самым дорогим, разумеется.
— Всего хорошего, — посвященный церемонно поклонился сыщику и выскользнул из комнаты.
Ницан мерил шагами расстояние от стены до стены, наклонив голову и сцепив руки за спиной.
— Скажу, что даже великие астрологи могут ошибаться, — ответил он. Нечего сказать, хорош прогноз: человека убивают, а его гороскоп на этот день вполне благоприятен!
Лугальбанда отмахнулся.
— Я не о гороскопе. Я имею в виду поведение Тукульти незадолго до смерти.
— Да-да, странно, странно... — пробормотал Ницан с рассеянным видом. Если у господина Тукульти не было никакого приступа, и он просто симулировал, то напрашивается одно из двух объяснений: либо ему до смерти (извини за каламбур) надоело совещание, то ли... — он остановился перед Лугальбандой. — То ли он кого-то ждал. А ждать он мог только человека, убившего его.
— Ждал? — Лугальбанда недоверчиво засмеялся. — Ты хочешь сказать, что он назначил кому-то тайную встречу прямо в резиденции президента? Ну и ну!
— Глупая идея, — признал сыщик. — Черт-те что... — он раздраженно помотал головой, отчего к нему мгновенно вернулись все похмельные симптомы. Он чудом удержался на ногах, когда пол вдруг плавно поплыл в сторону, а стены угрожающе задвигались над головой.
— Мне худо... — простонал Ницан. — Лугаль, имей совесть, найди чего-нибудь выпить. Хотя бы пива. Иначе я сдохну прямо тут. И унесу с собой в могилу разгадку убийства Тукульти... Боже мой, разве можно носить такие имена?
При виде позеленевшего лица сыщика Лугальбанда, собиравшийся было прочесть приятелю очередную нотацию, захлопнул рот, взял детектива под руку и быстро повлек в боковую галерею. Здесь, в самом конце обнаружилась небольшая, вполне обжитая комната. Находившийся уже в полуобморочном состоянии Ницан усмотрел в глубине подсвеченный бар с десятком бутылок. Вырвавшись из цепких рук мага-эксперта, он издал восторженный вопль и бросился вперед. Первой попалась под руки бутылка лагашской горькой.
Опустошив ее на треть, Ницан облегченно вздохнул и плюхнулся в одно из двух причудливой формы кресел, стоявших посередине, рядом с журнальным столиком.
— Мне тут нравится больше, чем в гостевых покоях, — заявил он. Гораздо больше. Уютно, спокойно. Если ты не возражаешь, Лугаль, на время расследования я поселюсь здесь.
— Как хочешь, — ответил Лугальбанда. — Я не возражаю.
Ницан одобрительно хрюкнул — говорить он не мог, поскольку вновь присосался к лагашской.
— Только, знаешь, может возражать хозяин, — добавил маг-эксперт.
Сыщик отставил бутылку и удивленно взглянул на полицейского. Удивился он не столько тому, что у привлекательного во всех отношениях помещения оказался хозяин, сколько тому, что этот хозяин может возражать против его, Ницана, присутствия здесь.
— А кто здесь живет? — осведомился сыщик.
— Референт убитого, — ответил Лугальбанда. — Как ты сам понимаешь, мы не могли позволить ни ей, ни секретарю господина Тукульти, ни его охранникам окинуть резиденцию.
— Пусть живет, — великодушно разрешил Ницан. Вдруг до него дошло. Постой, ты сказал — ей?
— Референт Шаррукена Тукульти госпожа Сарит Бат-Сави, — сказал маг-эксперт. — По-моему, ты не очень внимательно слушал рассказ их превосходительств господина президента и господина министра. И целителя Думмузи-Хорэфа тоже. На всякий случай, напоминаю: именно госпожа Сарит первой обнаружила труп... — И оглянувшись на раздавшийся в коридоре дробный стук каблуков, добавил: — А вот, кстати, и она сама.
Госпожа Сарит оказалась молодой высокой женщиной с красивым, но холодным лицом, обрамленным серебристыми — по последней моде — локонами. Насчет фигуры Ницан ничего сказать не мог — наряд Сарит Бат-Сави состоял из черной траурной хламиды, способной скрыть любые достоинства и недостатки.
Остановившись у входа, референт покойного с неприятным удивлением воззрилась на вольготно расположившегося в кресле небритого типа в потертой куртке.
— Что вам здесь нужно? — грозно спросила она. — Какого черта... Чем вы занимаетесь в моей комнате?
— Пью, — ответил Ницан и в подтверждение сделал еще один глоток из бутылки. — В трезвом состоянии я мало на что способен, можете спросить у Лугаля.
— Сейчас вы и в пьяном состоянии окажетесь мало на что способны, пообещала госпожа Сарит. — Сейчас я вызову охрану...
— Минуточку, госпожа Бат-Сави, — вмешался Лугальбанда. — Этот господин приглашен его превосходительством для расследования убийства вашего шефа. Его зовут Ницан Бар-Аба, частный сыщик. Вообще-то он пришел для того, чтобы задать вам несколько вопросов...
— И на этом основании успел налакаться как свинья, причем опустошив мой бар? — возмутилась госпожа Бат-Сави.
Ницан как раз в этот момент мучительно искал, что бы такое хитроумное спросить у суровой дамы, обиделся.
— Во-первых, я не налакался, — заявил он. — Просто вчера у меня был день рождения, и я немного перебрал. А утром меня притащили сюда, и я не успел опохмелиться, — насчет дня рождения Ницан мог говорить с чистой совестью, поскольку давно забыл истинную дату своего появления на свет. Так что я всего лишь поправил здоровье. А во-вторых, — он показал бутылку, в которой еще находилось на два пальца настойки, — это означает, по-вашему, опустошить бар? — Ницан презрительно хмыкнул. — В таком случае, у нас с вами разные представления о гостеприимстве, мадам!
Госпожа Сарит мрачно посмотрела на Лугальбанду, молча разведшего руки, затем на сыщика.
— Ладно, — она сменила гнев на милость, прошествовала в комнате и села напротив сыщика. — Задавайте вопросы. Что вы хотели у меня спросить?
— Действительно, — Ницан повернулся к магу-эксперту, — а что я хотел у нее спросить?
— Ты хотел спросить, где она находилась в момент убийства, — подсказал Лугальбанда.
— Разве? — удивился Ницан. — Хотя да, кажется именно это я и хотел спросить, — он с сожалением отставил выпивку. — Итак, госпожа Сарит... сыщик вдруг замолчал, а потом задал совершенно другой вопрос: — Госпожа Бат-Сави, это не вы, случайно, убили господина Шаррукена Тукульти?
Референт задохнулась от неожиданности, Лугальбанда тоже онемел, а Ницан, воспользовавшись паузой быстренько допил настойку и удовлетворенно улыбнулся.
— Вот теперь я чувствую себя лучше, — сказал он. — Что же, госпожа Сарит, из вашего выразительного молчания я делаю вывод, что вы не желаете признаваться в убийстве своего начальника.
— Разумеется, нет! — госпожа Сарит, наконец, обрела голос. Причем очень громкий и, по мнению Ницана, чересчур визгливый. — Как вам могло такое прийти в голову?
— Видите ли, статистика утверждает, что в большинстве случаев человек, первым натолкнувшийся на труп и сообщивший об этом, оказывается убийцей, объяснил Ницан. — Господин Лугальбанда может это подтвердить.
Подведя Ницана к высокой двери черного дерева, Лугальбанда остановился.
— Ну вот, — сказал он. — Вот здесь все и произошло.
Ницан внимательно осмотрел амулеты, свисавшие с притолоки. Насколько он мог судить, полный комплект. Или почти полный. Впрочем, министр и не говорил ничего насчет магического воздействия на покойного.
— Забыл тебя предупредить, — добавил Лугальбанда, — тело Тукульти все еще здесь, — он толкнул тяжелую дверь. — Входи.
Ницан послушно вошел и остановился у входа.
Помещение представляло собой относительно небольшую, комфортабельно обставленную спальню. Прямо напротив входа располагались два высоких прямоугольных окна. Света они пропускали вполне достаточно. Между окнами на стене висело большое зеркало в раме, рядом с зеркалом — туалетный столик на гнутых резных ножках.
Справа от входа был установлен домашний алтарь Анат-Яху, увенчанный стандартной статуей богини и украшенный несколькими цветочными гирляндами. Ницан неторопливо подошел к алтарю, вполголоса произнес несколько традиционных благословляющих формул, взял с плоской позолоченной тарелочки слева от алтаря щепотку окрашенного в пурпур песка, бросил на увядшие цветы. Только после этого он повернулся и взглянул в сторону собственно спальни, отделявшейся от прихожей двумя полустенками, не достигавшими высоты человеческого роста. Собственно говоря, там находилась не спальня, а альков — балдахин на четырех деревянных столбах, под ним — низкое и широкое ложе.
Лежащего на ложе человека по самый подбородок укрывала простыня, затканная гербами Шенаара.
— Это и есть Шаррукен Тукульти, лидер «Возрождения Шенаара», негромко сказал Лугальбанда. — Я хотел сказать — бывший лидер.
Ницан не слышал, как маг-эксперт приблизился, и непроизвольно вздрогнул. Чтобы скрыть это движение, он быстрыми деловыми шагами подошел к ложу.
Выражение лица Тукульти было безмятежным. Если бы не серо-желтый цвет кожи, он походил бы на человека, спящего здоровым, глубоким сном.
Впрочем, присмотревшись, сыщик отметил чрезмерно запавшие глаза и неестественно приоткрытый рот. Да и синие губы выглядели устрашающе.
В алькове явственно ощущался миндальный запах мышьяка — непременного компонента некромагических зелий — и сладковато-приторный аромат бальзамов Тростникового моря. Сыщик поморщился. Видимо, Лугальбанда использовал сильнодействующее средство для того, чтобы приостановить в теле убитого процессы разложения. Ницан наклонился и откинул простыню.
Убийца нанес удар точно в сердце, чуть левее грудной кости, так что лезвие прошло между ребрами. Крови вытекло совсем немного — широкий разрез был лишь слегка окружен черной запекшейся коркой.
— Интересно... — протянул Ницан. — Уже интересно, — он оглянулся на Лугальбанду. — Сколько времени, говоришь, он отсутствовал?
— Час, — ответил маг, тоже приближаясь к телу. — А что?
— Час, — повторил Ницан. — Час. Господина Тукульти оставили одного в восемь пятнадцать. Согласно экспертизе целителя — кстати, подтвержденной твоим заключением, — убийство было совершенно в промежутке между восемью-пятнадцатью и восемью-тридцатью. Так?
— Так. И что же? — спросил Лугальбанда.
— Да вот, видишь ли, — Ницан указал на разрез, — убийца почему-то не сразу извлек нож — или что там было — из раны. Но если предположить, что у него каждая минута на счету... Если бы его что-то спугнуло и он убежал, оставив нож в теле, было бы понятно. Но ведь орудие убийства, насколько я могу понять, найдено не было. Иначе ты бы уже проверил его память, правда?
— Конечно.
— Значит, зачем-то убийца, всадив ему нож в сердце, терпеливо ждал, пока не запеклась кровь. Ежеминутно рискуя быть обнаруженным. Странно, верно?
— Пожалуй, — согласился Лугальбанда. — Ты, может быть, удивишься, но это не единственная странность.
Они отошли от ложа.
— Начнем с двери, — сказал маг-эксперт. — В тот день ее охраняли два гвардейца. Оба клянутся, что здесь никого не было — после того, как господин Тукульти был оставлен целителем и секретарем и до вторичного прихода секретаря. Как ты понимаешь, мы проверили обоих. Оба говорят правду.
— Но это может быть субъективная правда, — возразил Ницан. — А глубокую проверку им устроили?
— Разумеется. Если хочешь прочесть подробный отчет...
— Еще чего! — всполошился Ницан. — Нет-нет-нет, Лугаль, я тебе верю... Если конечно, не ты его убил.
— У меня алиби, — невозмутимо ответил Лугальбанда. — В момент убийства я не знал ни о существовании партии «Возрождение Шенаара», ни о ее лидере. Узнал только после убийства.
— И ты тоже? — обрадовался Ницан. — Вот и я говорю... В общем, понятно. В дверь никто не входил. Дальше.
— Перейдем к окнам. Оба были закрыты наглухо. Кроме того, и снаружи, и изнутри окна защищены амулетами. Среди прочих имеется магическая печать Высшей коллегии.
Ницан невольно присвистнул. О такой защите можно только мечтать. И тем не менее... Он покосился на покойника.
И тем не менее она не спасла. Ницан внимательно осмотрел все углы обширного помещения, вышел в центр.
— Да, дела... — протянул он. — Классический вариант убийства в запертой комнате, ты не находишь? Кроме жертвы в помещении никого не было. Это раз. Охрана у входа никого не пропускала. Два. Магическая защита не позволяла кому бы то ни было проникнуть сюда через окна или через дверь тайно. Три...
— А также четыре, пять и шесть, — прервал его Лугальбанда. — Не надо мне указывать на очевидные вещи. Попробуй-ка лучше объяснить их.
Ницан не ответил, вернулся к ложу, присел на корточки и заглянул в прикроватную тумбочку.
— Что ты ищешь? — спросил Лугальбанда.
— Документы, — буркнул Ницан. — Которые ему оставили по его просьбе.
— Документы кажется вернули секретарю, — напомнил маг-эксперт.
— Кажется... — проворчал сыщик. — Кажется... Надо же за что-то зацепиться! Как его убили — непонятно. Попробуем разобраться, за что. Я предлагаю рабочую гипотезу: среди документов, которые он потребовал принести незадолго до смерти, было что-то секретное, — отвечая, сыщик тщательно осматривал внутренности тумбочки. — Убийца мог охотиться именно за документами.
— Ну и что? — маг-эксперт пожал плечами. — Ну, охотился. Дальше что?
— Ничего, — ответил Ницан, выпрямившись. — В смысле, ничего тут нет. Итак, первое: отправляйся к секретарю — министр сказал, что документы, похоже, остались у него. Или же он их забрал отсюда уже после убийства. Постарайся выудить их у него. Если не даст — пусть хотя бы скажет, все ли на месте. И его притащи сюда. Ну, вы мне устроили подарочек... Хотя нет, первое — вызови-ка сюда целителя. Я имею в виду — того, который осматривал Шаррукена Тукульти.
— Почему именно сюда? — спросил эксперт. — Не лучше ли будет нам пройти к нему?
Ницан отрицательно качнул головой и уселся в кресло в углу гостевых покоев.
— Сюда, Лугаль, именно сюда, — сказал он. — Пусть заодно посмотрит обстановку — может, заметит какие-то подозрительные детали.
Лугальбанда согласился. Оставшись в одиночестве Ницан начал клевать носом и вскорости задремал. Ему даже успел присниться какой-то странный сон, в котором Умник то и дело пытавшийся всучить Ницану хрустальный кубок, наполненный, почему-то парным молоком. Сыщик терпеть не мог парного молока — ни во сне, ни наяву, и потому всячески пытался уклониться. Видимо, двигался он при этом весьма энергично, потому что в конце концов полетел из кресла на пол.
Разумеется, именно в тот момент, когда он пытался выбраться из-под кресла, в гостевых покоях появился Лугальбанда, которого сопровождал невысокий сухонький человек с наголо обритой головой, в темной хламиде профессионального целителя. Морщинистую шею охватывала латунная цепочка с амулетом в форме двенадцатиконечной звезды. Каждый луч звезды увенчивался символом зодиакального созвездия. В центре были помещены символы солнца и луны.
При виде сыщика, лежавшего на полу и придавленного ножками опрокинутого кресла, оба на мгновение окаменели.
Ницан несколько раз растерянно мигнул.
— Э-э... — пробормотал он. — Небольшой следственный эксперимент. Не обращайте внимания, я уже закончил.
Он осторожно выполз из-под кресла, зацепившись при этом ногой и перевернув его еще раз.
— Ну вот, — сказал сыщик, поднимаясь на ноги и возвращаю коварную конструкцию из красного дерева на место. — Прошу садиться. Теперь я к вашим услугам.
— Посвященный Думмузи-Хореф, — представил целителя маг-эксперт. — А это — господин Ницан Бар-Аба, ведущий расследование по делу об убийстве Шаррукена Тукульти. Ему даны полномочия опрашивать свидетелей.
Думмузи-Хореф коротко кивнул бритой головой и с явным опасением посмотрел на предложенное ему кресло. Было заметно, что слова о следственном эксперименте, связанном с мебелью, его несколько смутили. Правда, после повторного приглашения целитель сел, но сделал это осторожно, готовый в любой момент вскочить.
Ницан с грохотом пододвинул табурет, стоявший у окна, и сел тоже. Лугальбанда остался стоять у двери.
— Вы любите молоко? — неожиданно спросил сыщик, все еще находившийся под впечатлением от короткого, но реалистичного кошмара. — Я терпеть не могу, — он поморщился. — Гадость. Меня пичкали им в детстве при каждом удобном случае.
Думмузи-Хореф растерянно захлопал глазами. Ресниц у него почти не было.
— Э-э... молоко? — он беспомощно оглянулся на эксперта, стоявшего с непроницаемым лицом. — При чем тут... То есть, я не пью парного молока... А что?
— Нет, ничего, это я так... — рассеянно ответил Ницан. — О молоке мы поговорим в следующий раз, если хотите. Вчера вечером вас пригласили к больному, — он, не оборачиваясь, ткнул пальцем в сторону кровати под балдахином. — Вы оказали ему помощь — сняли приступ, — после чего удалились. Верно?
Думмузи-Хореф посмотрел на альков.
— И да, и нет, — ответил он. — Его превосходительство действительно срочно вызвал меня к господину Шаррукену Тукульти. И я действительно собирался ему помочь. Но мне не довелось это сделать.
— Почему?
— Потому что, едва я обратился к господину Тукульти с предложением провести срочное обследование его состояния, как он тут же сказал, что приступ уже прошел и все, что ему нужно — это полчаса покоя. Тогда я проводил его сюда, в эту комнату. Вот и все.
— И что же вы делали дальше?
— Оставил его одного, как он того требовал. У меня не было оснований настаивать, его состояние действительно не внушало опасений, насколько я мог судить. Это может подтвердить его секретарь. И референт.
Ницан посмотрел на Лугальбанду.
— То есть, вы хотите сказать, что секретарь и референт оставались здесь? После того, как вы ушли? — спросил тот.
— Нет-нет. Референт передала господину Тукульти папку с документами и тут же удалилась. А с секретарем мы вышли вместе. Господин Тукульти отослал нас обоих.
— Понятно. И что же — приступ действительно прошел? — спросил Ницан.
Посвященный в некотором раздумье почесал гладко выбритую макушку.
— Видите ли, если говорить откровенно, то никакого приступа не было, признался он. — Во всяком случае, пульс у него был спокойным... Даже чересчур спокойным.
— Что значит — чересчур спокойным?
— Как вам сказать... По моим сведениям господин Тукульти страдал серьезным пороком сердца. Врожденный дефект, редко встречающийся. Вы знаете анатомию?
— Увы, — ответил Ницан, имея в виду «увы — нет». Целитель же расценил ответ как «увы — да», и продолжил:
— В таком случае, вам известно, что в сердце существуют перегородки, делящие его на четыре камеры. У господина Тукульти в одной из таких перегородок имелось незарастающее отверстие. Так вот, при подобных заболеваниях даже более-менее длительная беседа, тем более, напряженная беседа, — вызывает перебои сердечного ритма. А тут — ровный пульс, прекрасное наполнение. Никаких сбоев, никаких шумов. Как у спящего.
— А что аура? — вмешался вдруг Лугальбанда. — Надеюсь, вы измеряли интенсивность и цвет?
Ницан с удовольствием посмотрел на друга, а затем на целителя. Думмузи-Хореф рассеянно играл астрологическим талисманом. Подняв голову, он бросил короткий взгляд на мага-эксперта. В его глазах появилось выражение уважения, смешанного со смущением.
— Вы правы, следовало провести проверку астральной оболочки. В отсутствие соматических проявлений и при субъективно хорошем самочувствии больного, любой профессиональный целитель так бы и поступил. И я тоже. Но увы, — посвященный развел руками, — мне запретили это делать. Но, повторяю, мне запретил проверку секретарь господина Тукульти. Признаться, меня это удивило. Сейчас я полагаю, что он опасался каких-либо недозволенных законом действий в отношении своего шефа.
— Недозволенных действий? — Ницан удивился. — Что вы имеете в виду? Вернее, что он имел в виду?
За посвященного ответил Лугальбанда:
— Измеряя ауру, маг-целитель обладает кратковременную, но по сути неограниченную власть над душой пациента. Между его сознанием и сознанием больного возникает астральная связь по типу «господин-слуга». Так что целитель может заставить своего подопечного делать много такого, чего тот никогда не сделал бы в обычном состоянии.
— Как хорошо, что я не обращаюсь к целителям, — пробормотал частный сыщик. — Подумать только, кто-то вдруг становится твоим неограниченным властителем! Бр-р... Скажи-ка, Лугаль, а может ли маг заставить подчиненного ему человека, например, покончить с собой?
— Ну, знаете ли! — Думмузи-Хореф вскочил. — Уже не хотите ли вы меня обвинить в убийстве Шаррукена Тукульти?!
— А вы могли бы это сделать? — спросил Ницан, невинно глядя на посвященного. — Если предположить, что у вас на то были основания. Разве нельзя установить астральную связь незаметно для посторонних? Для того же секретаря. А потом удалиться и спокойно дать распоряжение лишенному воли господину Тукульти ткнуть самого себя ножом в больное сердце.
Со стороны могло показаться, что посвященный Думмузи-Хореф сейчас бросится с кулаками на безмятежно улыбавшегося сыщика. Он даже стал выше, а глаза сверкали так грозно, что человек, более чувствительный, чем Ницан, непременно ощутил бы запах горелого. Но сыщик ничего такого не учуял.
— Да вы садитесь, — сказал он. — Мне неудобно смотреть снизу вверх, а стоять — ноги не держат. Садитесь.
Думмузи-Хореф еще какое-то время посверкал глазами, потом сел.
— Вот так и думают большинство профанов, — горько сказал он. — Будто каждый целитель в глубине души только и жаждет что-нибудь учудить с больным... Да, я мог бы заставить человека сделать все, что угодно. Убить себя, убить еще кого-нибудь. Выброситься в окно. Вскарабкаться на дерево. Но зачем, скажите на милость?
— Не знаю, — Ницан развел руками. — Из чистого любопытства. Из научного интереса. За деньги. Мало ли причин может быть? В конце концов, вам ведь почему-то помешали провести процедуру. Секретарь господина Тукульти. Как думаете, почему?
— Ну, это понятно, — угрюмо ответил целитель. — Как бы-то ни было, я все-таки маг-целитель, давший присягу политическому сопернику господина Тукульти... Отвечая на ваш вопрос: разумеется, я мог бы сделать все так, как вы только что сказали. Но, во-первых, чтобы провести процедуру незаметно, мне нужно было подготовиться заранее. И довольно тщательно. Во-вторых, я должен был бы позаботиться об орудии убийства. В-третьих — в таком состоянии проще было бы остановить ему сердце. В-четвертых... А, все это неважно. Я никого не убивал. Я мог бы испытывать чувство вины за то, что не все меры были приняты, если бы господин Тукульти скончался от сердечной недостаточности. Но насколько мне известно, умер по другой причине. Я могу идти?
— Нет, пока не можете, — отрезал Лугальбанда. — Допустим, вы не могли провести измерение ауры. Я понимаю это. Но хотя бы экспресс-гороскоп вы, надеюсь, составили?
Ницан был чрезвычайно рад тому, что приятель перехватил инициативу допроса Думмузи-Хорефа. Он даже чуть прижмурил глаза, рискуя в очередной раз задремать и вновь оказаться один на один с кубком парного молока.
— Экспресс-гороскоп? — голос Думмузи-Хорефа звучал растерянно. — Но... Позвольте, экспресс-гороскоп составляется в лишь критических случаях! В состоянии господина Тукульти не было ничего критического. Во всяком случае, я ничего такого не заметил.
При этих словах Ницан открыл глаза.
— Иными словами, с вашей точки зрения господин Тукульти не нуждался ни в какой помощи, — резюмировал он. — И сердечного приступа не было. Так?
— Да, так! — сердито воскликнул целитель. — Если хотите знать мое мнение, так ему просто понадобилось уединиться в этой комнате! И он не нашел ничего лучшего, как притвориться!
Ницан и Лугальбанда переглянулись.
— Вы уверены? — спросил Ницан.
— Уверен? — фыркнул целитель. — Да он с первой же минуты, едва мы пришли сюда, пытался меня выпроводить!
— А секретарь? Вы ведь говорили, что его секретарь при том присутствовал, — заметил Ницан.
— Секретарь? — Думмузи-Хореф задумался. — Нет, секретарь, по-моему, не... Нет, — решительно сказал он. — Секретарь как раз старался меня удержать. По-моему, он всерьез воспринял ситуацию. Да, конечно! — целитель энергично закивал головой. — Поведение секретаря как раз и вывело его из себя! Господин Тукульти накричал на него, так что он вышел вместе за мной... Послушайте, — сказал он нетерпеливо, — клянусь моим покровителем Мардуком, мне больше нечего вам сказать!
Ницан вопросительно посмотрел на друга. Тот неохотно кивнул.
— Хорошо, — разрешил Ницан. — Вы можете идти. — Не исключено, что вы нам еще понадобитесь.
Посвященный сорвался с места и засеменил к двери. Уже взявшись за литую рукоятку, он вдруг обернулся и сказал:
— Кстати о гороскопах. Странно, что я... На тумбочке рядом с кроватью в тот раз лежал гороскоп господина Тукульти. Между прочим, составленный магом Берроэсом. Так что не было у меня никакой нужды составлять экспресс-гороскоп! Прогноз был вполне благоприятен. Во всяком случае, на позавчерашний, вчерашний и сегодняшний дни. Надеюсь, вам что-то говорит имя Берроэса?
Маг Берроэс был одним из самых авторитетных астрологов Тель-Рефаима. И самым дорогим, разумеется.
— Всего хорошего, — посвященный церемонно поклонился сыщику и выскользнул из комнаты.
* * *
— Что скажешь? — спросил маг-эксперт.Ницан мерил шагами расстояние от стены до стены, наклонив голову и сцепив руки за спиной.
— Скажу, что даже великие астрологи могут ошибаться, — ответил он. Нечего сказать, хорош прогноз: человека убивают, а его гороскоп на этот день вполне благоприятен!
Лугальбанда отмахнулся.
— Я не о гороскопе. Я имею в виду поведение Тукульти незадолго до смерти.
— Да-да, странно, странно... — пробормотал Ницан с рассеянным видом. Если у господина Тукульти не было никакого приступа, и он просто симулировал, то напрашивается одно из двух объяснений: либо ему до смерти (извини за каламбур) надоело совещание, то ли... — он остановился перед Лугальбандой. — То ли он кого-то ждал. А ждать он мог только человека, убившего его.
— Ждал? — Лугальбанда недоверчиво засмеялся. — Ты хочешь сказать, что он назначил кому-то тайную встречу прямо в резиденции президента? Ну и ну!
— Глупая идея, — признал сыщик. — Черт-те что... — он раздраженно помотал головой, отчего к нему мгновенно вернулись все похмельные симптомы. Он чудом удержался на ногах, когда пол вдруг плавно поплыл в сторону, а стены угрожающе задвигались над головой.
— Мне худо... — простонал Ницан. — Лугаль, имей совесть, найди чего-нибудь выпить. Хотя бы пива. Иначе я сдохну прямо тут. И унесу с собой в могилу разгадку убийства Тукульти... Боже мой, разве можно носить такие имена?
При виде позеленевшего лица сыщика Лугальбанда, собиравшийся было прочесть приятелю очередную нотацию, захлопнул рот, взял детектива под руку и быстро повлек в боковую галерею. Здесь, в самом конце обнаружилась небольшая, вполне обжитая комната. Находившийся уже в полуобморочном состоянии Ницан усмотрел в глубине подсвеченный бар с десятком бутылок. Вырвавшись из цепких рук мага-эксперта, он издал восторженный вопль и бросился вперед. Первой попалась под руки бутылка лагашской горькой.
Опустошив ее на треть, Ницан облегченно вздохнул и плюхнулся в одно из двух причудливой формы кресел, стоявших посередине, рядом с журнальным столиком.
— Мне тут нравится больше, чем в гостевых покоях, — заявил он. Гораздо больше. Уютно, спокойно. Если ты не возражаешь, Лугаль, на время расследования я поселюсь здесь.
— Как хочешь, — ответил Лугальбанда. — Я не возражаю.
Ницан одобрительно хрюкнул — говорить он не мог, поскольку вновь присосался к лагашской.
— Только, знаешь, может возражать хозяин, — добавил маг-эксперт.
Сыщик отставил бутылку и удивленно взглянул на полицейского. Удивился он не столько тому, что у привлекательного во всех отношениях помещения оказался хозяин, сколько тому, что этот хозяин может возражать против его, Ницана, присутствия здесь.
— А кто здесь живет? — осведомился сыщик.
— Референт убитого, — ответил Лугальбанда. — Как ты сам понимаешь, мы не могли позволить ни ей, ни секретарю господина Тукульти, ни его охранникам окинуть резиденцию.
— Пусть живет, — великодушно разрешил Ницан. Вдруг до него дошло. Постой, ты сказал — ей?
— Референт Шаррукена Тукульти госпожа Сарит Бат-Сави, — сказал маг-эксперт. — По-моему, ты не очень внимательно слушал рассказ их превосходительств господина президента и господина министра. И целителя Думмузи-Хорэфа тоже. На всякий случай, напоминаю: именно госпожа Сарит первой обнаружила труп... — И оглянувшись на раздавшийся в коридоре дробный стук каблуков, добавил: — А вот, кстати, и она сама.
Госпожа Сарит оказалась молодой высокой женщиной с красивым, но холодным лицом, обрамленным серебристыми — по последней моде — локонами. Насчет фигуры Ницан ничего сказать не мог — наряд Сарит Бат-Сави состоял из черной траурной хламиды, способной скрыть любые достоинства и недостатки.
Остановившись у входа, референт покойного с неприятным удивлением воззрилась на вольготно расположившегося в кресле небритого типа в потертой куртке.
— Что вам здесь нужно? — грозно спросила она. — Какого черта... Чем вы занимаетесь в моей комнате?
— Пью, — ответил Ницан и в подтверждение сделал еще один глоток из бутылки. — В трезвом состоянии я мало на что способен, можете спросить у Лугаля.
— Сейчас вы и в пьяном состоянии окажетесь мало на что способны, пообещала госпожа Сарит. — Сейчас я вызову охрану...
— Минуточку, госпожа Бат-Сави, — вмешался Лугальбанда. — Этот господин приглашен его превосходительством для расследования убийства вашего шефа. Его зовут Ницан Бар-Аба, частный сыщик. Вообще-то он пришел для того, чтобы задать вам несколько вопросов...
— И на этом основании успел налакаться как свинья, причем опустошив мой бар? — возмутилась госпожа Бат-Сави.
Ницан как раз в этот момент мучительно искал, что бы такое хитроумное спросить у суровой дамы, обиделся.
— Во-первых, я не налакался, — заявил он. — Просто вчера у меня был день рождения, и я немного перебрал. А утром меня притащили сюда, и я не успел опохмелиться, — насчет дня рождения Ницан мог говорить с чистой совестью, поскольку давно забыл истинную дату своего появления на свет. Так что я всего лишь поправил здоровье. А во-вторых, — он показал бутылку, в которой еще находилось на два пальца настойки, — это означает, по-вашему, опустошить бар? — Ницан презрительно хмыкнул. — В таком случае, у нас с вами разные представления о гостеприимстве, мадам!
Госпожа Сарит мрачно посмотрела на Лугальбанду, молча разведшего руки, затем на сыщика.
— Ладно, — она сменила гнев на милость, прошествовала в комнате и села напротив сыщика. — Задавайте вопросы. Что вы хотели у меня спросить?
— Действительно, — Ницан повернулся к магу-эксперту, — а что я хотел у нее спросить?
— Ты хотел спросить, где она находилась в момент убийства, — подсказал Лугальбанда.
— Разве? — удивился Ницан. — Хотя да, кажется именно это я и хотел спросить, — он с сожалением отставил выпивку. — Итак, госпожа Сарит... сыщик вдруг замолчал, а потом задал совершенно другой вопрос: — Госпожа Бат-Сави, это не вы, случайно, убили господина Шаррукена Тукульти?
Референт задохнулась от неожиданности, Лугальбанда тоже онемел, а Ницан, воспользовавшись паузой быстренько допил настойку и удовлетворенно улыбнулся.
— Вот теперь я чувствую себя лучше, — сказал он. — Что же, госпожа Сарит, из вашего выразительного молчания я делаю вывод, что вы не желаете признаваться в убийстве своего начальника.
— Разумеется, нет! — госпожа Сарит, наконец, обрела голос. Причем очень громкий и, по мнению Ницана, чересчур визгливый. — Как вам могло такое прийти в голову?
— Видите ли, статистика утверждает, что в большинстве случаев человек, первым натолкнувшийся на труп и сообщивший об этом, оказывается убийцей, объяснил Ницан. — Господин Лугальбанда может это подтвердить.