Умник на плече детектива тихонько взвизгнул и шмыгнул во внутренний карман куртки — привычное убежище от магического поля. Да и сам сыщик почувствовал мгновенное покалывание в кончиках пальцев.
   Руки Астаг и лист с прогнозом осветились мягким зеленоватым светом. Когда сияние померкло, девушка протянула своему гостю не один гороскоп, а два. Астаг внимательно рассмотрела сначала один, потом второй. Ее озабоченное лицо прояснилось.
   — Именно это я и предполагала! — торжествующе сообщила она. — Тут были соединены два гороскопа. Вот этот, — Астаг протянула изумленному сыщику один лист, — это, действительно, работа великого Берроэса. А второй ниппурский. Ничего общего не имеющий с первым. И я бы на вашем месте все-таки руководствовалась лагашской интерпретацией. Школой Берроэса.
   Ницан удивленно вздернул брови.
   — Даже с учетом того, что действительность подтвердила правоту ниппурцев?
   — Даже несмотря на это. Досточтимый Берроэс — гений, — торжественно сказала она. — Досточтимый Берроэс никогда не ошибается.
   — Очень может быть, — уныло сказал Ницан. — Досточтимый Берроэс утверждает — вот тут, в своем прогнозе, что этот человек не мог быть убит позавчера. Он гений, и потому не может ошибаться. Я тоже утверждаю, что этот человек никак не мог быть убит в этих чертовых покоях позавчера. Потому что туда никто не входил. Я тоже гений и тоже не могу ошибаться. Мы оба не можем ошибаться. Тем не менее господин Шаррукен Тукульти был убит именно тогда и именно там, где, согласно двум гением, такое не могло произойти. Гении не могут ошибаться. Тем более, сразу двое. Может быть, ошибаются все остальные? — он тяжело вздохнул, спрятал оба гороскопа в карман. — Спасибо, девочка, было очень интересно. Сколько я тебе должен?
   — Нисколько, что вы! — Астаг замахала руками. — Эта консультация доставила мне настоящее удовольствие. Кроме того, должна же я была загладить неловкость из-за моей несносной Иннаны!
   Ницан поглядел на кошку. Та вальяжно развалилась на тюфячке, по-прежнему закрыв глаза. Кончик пышного рыжего хвоста чуть подрагивал.
   — И потом, — добавила Астаг, — мне давно хотелось иметь в должниках лучшего частного детектива Тель-Рефаима. Кто знает — вдруг мне понадобиться ваша помощь?
   Выйдя из конторы, Ницан с удивлением обнаружил, что солнце еще не зашло, хотя уже почти касалось крыши храма Иштар — самого высокого строения в этом районе. Он двинулся было к мосту Зиусидры, но тут почувствовал, что чьи-то невидимые, но вполне материальные руки смыкаются на его шее.
   — Ну вот... — просипел он, пытаясь высвободиться из цепкого захвата. Вот только этого нам и не хватало...
   Вывернувшись отчаянным усилием, он успел выхватить судейский жезл и бешено завертел им по сторонам. Испуганные прохожие бросились от него врассыпную — жезл угрожающе трещал и разбрасывал крупные искры голубого и красного цвета.
   Ницан озадаченно осмотрелся по сторонам. Никого подозрительного не было. Тем не менее, он готов был поклясться, что нападение имело место.
   Взгляд его упал на землю.
   — Ну и дела... — пробормотал он. От его ног убегали через дорогу две совершенно одинаковые тени. Ницан быстро присел и черкнул у ног верхушкой жезла. Тотчас одна из теней свернулось в туманный клубок и покатилась прочь, рассыпаясь по дороге клочьями серой тьмы, тающей на глазах. Детектив выпрямился. Ему вспомнились слова Лугальбанды насчет количества потусторонней мерзости, облепившей его после давешнего сеанса некромагии. Видимо, маг-эксперт очистил сыщика недостаточно тщательно.
* * *
   Пока Ницан возился с опасным туманом, приклеившимся к его ногам, на улице стемнело. Тени от домов, быстро удлинявшиеся по мере того как солнце опускалось за горизонт, соединились в единую темно-синюю реку, затопившую улицу Бав-Илу и окрестности — вплоть до арочного моста, еще освещенного прощальными лучами и потому казавшегося куда более фантастическим сооружением, чем в действительности.
   Частный детектив Ницан Бар-Аба, часто и подолгу бывавший в восточном Тель-Рефаиме, редко обращал внимание на причудливую, ни на что не похожую архитектуру здешних сооружений. Ему, как наверное, большинству прохожих (а возможно, и части обитателей улицы Бав-Илу и бульвара Благословенной Иштар), казалось, что здесь просто скучились кривобокие ветхие лачуги, прилепившиеся к нескольким храмам, тоже, впрочем, не отличавшимся изяществом линий. И никто даже не вспоминал, что именно эта часть Тель-Рефаима являлась историческим центром города, насчитывающим, во-первых, без малого полторы тысячи лет, а во-вторых не перестраивалась ни разу — и даже ремонты отдельных домов имели весьма условный характер. Так что кажущаяся ветхость домишек, зажавших в кривых объятиях узкую Бав-Илу, на самом деле была следствием отличия принципов и эстетических категорий древнего зодчества от принятого ныне.
   Такие неожиданные и, следует честно признать, редкие мысли посетили голову озабоченно-растерянного Ницана после того, как он несколько раз случайно замечал на фасадах здешних развалюх полустертые барельефы, изображавшие богов и животных, а также гербы до сих пор известных тель-рефаимских семейств. Он пошел медленнее — не столько для того, чтобы внимательнее рассмотреть особенности местных архитектурных достопримечательностей, сколько для того, чтобы, неторопливо шагая по Бав-Илу, попытаться упорядочить собранную за два дня информацию. Информация — хотя ее было немного — упорно противилась упорядочиванию, поэтому Ницану то и дело приходилось останавливаться и уговаривать ее. А чтобы не привлекать внимания прохожих, детектив в этом случае задирал голову и с фальшивым интересом принимался разглядывать фронтон какого-нибудь ветхого строения.
   Остановившись в очередной раз, он вдруг обнаружил рядом поблизости знакомую фигуру. Причем человек явно пытался быть незамеченным сыщиком, но, видимо, никак не мог попасть в прихотливый ритм его движения. Что было неудивительно: ведь прогулка Ницана, как уже было сказано, определялась внутренним, весьма смутным состоянием последнего.
   Обычно Ницан с сочувственным пониманием относился к «хвостам» и даже, по возможности, облегчал им работу. Разумеется, в разумных пределах. Скорее всего, сейчас он поступил бы так же — если бы тип, явно следивший за ним, не был слишком хорошо знаком.
   Но этому человеку детектив вовсе не собирался идти навстречу. Поэтому он круто развернулся к нему и громко и радостно прокричал:
   — Ба, кого я вижу?! Ну надо же! Оказывается и вы, господин следователь, не чураетесь вечерних прогулок!
   Следователь Омри Шамаш — а это был именно он — вздрогнул и нервно завертел головой. В Восточном Тель-Рефаиме не любили представителей закона.
   — Здравствуй, Ницан, — сказал он с кислой улыбкой. — Что это ты раскричался, как зазывала на ярмарке?
   Ницан невозмутимо пожал плечами.
   — Вполне искренняя радость от встречи со старым знакомым, — безмятежно ответил он. — Я так понимаю, ты тоже интересуешься старой архитектурой? Не скажешь ли, чей это герб? — он ткнул пальцем в керамический барельеф над покосившейся дверью. — Лев с крыльями и в короне. И держит а лапах ветку смоковницы с тремя плодами. Красиво, правда?
   Шамаш нехотя взглянул на герб.
   — Не знаю, — буркнул он. — Не интересуюсь древностями. В отличие от тебя.
   — Напрасно, — сказал сыщик укоризненно. — Напрасно, дорогой старший следователь. Послушай, неужели Амар-Зуэн не мог нанять кого-нибудь другого для слежки? Помоложе, порасторопнее. Или ты сам вызвался?
   — Ни на что я не вызывался! — ощерился Шамаш. — А направили меня сопровождать твою особу — сопровождать, Ницан, а не следить! — чтобы ты не нализался до полного отупения и не начал молоть языком направо и налево. У правительства сейчас хватает забот и без того!
   Ницан некоторое время задумчиво смотрел на него. Действительно, экипировка старшего следователя не подходила для незаметной слежки. Детектив решил сменить гнев на милость. К тому же у него вдруг появилась идея что-нибудь выудить из Шамаша.
   — Ладно! — Ницан хлопнул своего временного опекуна по плечу. — Раз уж мы встретились, почему бы не выпить по рюмочке? Тут на углу есть бар. Очень симпатичный.
   Шамаш принял его приглашение с большой неохотой. Видимо, решил, что иначе его подопечный наберется сам и улизнет.
   Направляясь к перекрестку улиц Бав-Илу и Ашторет, Ницан бросил еще один взгляд на герб с крылатым львом.
   — Где-то я видел этот герб совсем недавно... — пробормотал он. Совсем недавно. Но где?
   — Что-что? — спросил Шамаш.
   — Ничего, это я так просто. Мысли вслух.
   Войдя в бар, Ницан приветливо кивнул хозяину Набукке, тощему и унылому субъекту, дремавшему с открытыми глазами за стойкой. При виде посетителей сонный взгляд Набукки несколько оживился. В плоском и рыхлом его лице появилось подобие эмоций, а отдельные части тела начали двигаться. В частности, он пододвинул ближе к себе столовой нож с зазубренным лезвием. Ницан был его старым знакомым, так что действия Набукки имели оправдание и объяснение. В прошлом году хозяин маленького кафе имел неосторожность обратиться к частному сыщику в связи с систематическим наведением порчи на все напитки, приобретаемые им для продажи. Набукка подозревал конкурентов, в том числе конкурентов потусторонних: чем больше посетителей становились жертвами порченного вина Набукки, тем соответственно больше их становилось постоянными потребителями совсем других напитков в Подземном Царстве. В действительности порча оказалась делом рук трех жен одного из посетителей. Таким образом они хотели отвадить дражайшего супруга от неуемного потребления лагашской горькой и хиосского сладкого. Выяснить истинную причину Ницану стоило двух часов не очень напряженной работы. Хозяин на радостях пообещал сыщику год поить его бесплатно.
   Бедный Нибукка просто не знал, сколь опрометчивым было его обещание. Мало того, что примерно через месяц все запасы подошли к концу. Хозяину кафе пришлось взять ссуды в «Доме Шульги» и «Банке Гудеа», заложить само кафе — и все потому только, что Набукка имел неосторожность подкрепить данное обещание именем бога правосудия Баэл-Дина.
   Ницан в конце концов сжалился над несчастным Набуккой и освободил его от клятвы — тем более, что во всей этой истории, имея безотказного Умника, он совсем не нуждался в услугах Набукки. Просто ему было интересно сравнивать оперативность своего рапаита и хозяина кафе на перекрестке Бав-Илу и Ашторет. Он даже заключал пари сам собой. Как на скачках.
   Словом, Ницан после этой истории считал себя близким другом и благодетелем Набукки, а тот, бедняга, при виде частного сыщика судорожно хватался за режущие предметы и делал слабые попытки покончить с собой.
   Вот как сейчас.
   — Познакомься, Набукка, — Ницан подтолкнул к стойке Шамаша и сам взгромоздился на высокий табурет. — Этот хлыщ — мой самый старый и самый последовательный враг. Однажды он пытался навесить на меня предумышленное убийство. У него не получилось. С тех пор я искренне рад его видеть всегда и везде.
   Бармен окинул фигуру следователя сочувственным взглядом. Человек, пытавшийся изолировать Ницана от его кафе, заслуживал всяческого уважения. Этого Нибукка не сказал. Он молча поставил на стойку две округлые рюмки, бутылку настойки и отошел в дальний угол.
   — Клоун, — проворчал Омри. — Шут гороховый.
   — А-а, брось, не обижайся! — Ницан широко улыбнулся. — Давай лучше по стаканчику. Выпьем, вспомним однокашников, поболтаем. Что скажешь?
   Омри Шамаш заявил:
   — Я не пью. Тем более — в служебное время.
   — Вот! — воскликнул Ницан с энтузиазмом. — Вот, и я то же самое! Никогда и ни при каких обстоятельствах я не позволю себе... не позволил бы себе пить на службе. Но мы ведь не на службе, так? Мы ведь с тобой просто гуляем. Проводим, так сказать, свободное время, вспоминая старых друзей и времена совместной учебы. А это совсем другое дело...
   Омри хмуро произнес:
   — Не хочу я здесь пить. Полно народу вокруг... Кто-нибудь донесет. Могут быть неприятности.
   Толпа народу, роившегося вокруг следователя и частного детектива, состояла из бармена, какого-то забулдыги, сладко спавшего в углу, и старика, пившего молоко у стойки. Но Ницан с удовольствием подхватил мысль Омри.
   — Конечно, ты абсолютно прав, Омри, — он даже немного понизил голос. Я предлагаю поехать ко мне домой. Живу я один, соседи у меня смирные. Если их не предупреждать, что ты из полиции, так они тебя даже пальцем не тронут! Интеллигентные люди. Посидим, меня дома, поболтаем. Вспомним прошлые наши похождения.
   Следователь тяжело задумался. С одной стороны, ему явно не хотелось идти в захламленную конуру частного сыщика. С другой — ему явно не хотелось упускать из виду Ницана.
   — К тебе — так к тебе, — согласился Шамаш. — Поехали.
   Они поймали ближайшее такси и за полчаса доехали до Оранжевой улицы, обитатели которой не относились к числу законопослушных граждан. И в этом смысле сам частный детектив Ницан Бар-Аба был, что называется, плоть от плоти своего района.
   Ницан уселся в свое любимое кресло и принял из лапок рапаита, бурно радовавшегося восстановлению традиционного распорядка, полный стакан какого-то совершенно убойного напитка. Омри, как и большинство полицейских, знавший о существовании при частном сыщике загадочных невидимых существ, тем не менее во все глаза смотрел, как этот стакан впрыгнул в руки его подопечного прямо из ничего.
   — Так что? — спросил Ницан, чувствуя, как знакомое тепло разгоняет затосковавшую было кровь в его жилах. — Какие новости в средоточии власти? Журналистов разогнали?
   — Как бы не так, — усмехнулся Омри. — Эти писаки там будут дневать и ночевать, до тех пор, пока им не вынесут на блюде голову его превосходительства. Или господина Набу-Дала, это их тоже устроит.
   — Даже так? — Ницан подмигнул Умнику, и тот немедленно сотворил рюмку прозрачной пальмовой водки. — На-ка, выпей. А то что же получается — я пью, а ты смотришь.
   Омри Шамаш посмотрел на рюмку и отрицательно качнул головой.
   — Нет, этого я пить не буду, — сказал он. — Я от незнакомых напитков воздерживаюсь. Ты можешь делать что хочешь, но предупреждаю: если наберешься как свинья, я вызову наряд полиции и доставлю тебя в резиденцию даже в таком состоянии.
   Ницан пожал плечами и потребовал от Уника «еще чего-нибудь в том же духе». На этот раз он, правда, не торопился опорожнить стакан одним глотком. Только пригубил.
   — Ты говорил о Набу-Дале, — напомнил он Омри. — Что, его тоже обвиняют в причастности к убийству Тукульти?
   Омри Шамаш вовсе не испытывал желания рассказывать что-либо частному детективу. Но он понимал: либо нужно поддерживать беседу, либо Ницан его, в конце концов вытурит. В этом случае он не сможет выполнить поручение Амар-Зуэна — не спускать глаз с сомнительного типа, чью голову, возможно, удастся подсунуть общественности. Если не в качестве убийцы, то, во всяком случае, в качестве сыщика, не справившегося с поручением. Поэтому исполнительность в конце концов сыграла свою роль.
   — В газетах сегодня муссируются две версии, — сказал он. — Первая — о заинтересованности в убийстве нынешних властей. Вторая: о внутренней борьбе в «Возрождении Шенаара» между покойным Тукульти и его заместителем.
   — А удалось узнать — откуда газетчики получили информацию? — спросил Ницан.
   — Пока нет, — признался Шамаш. — Но понятно, что источник у всех один.
   Ницан кивнул и вновь приложился к стакану. Тут за его спиной послышалось негромкое потрескивание. Сыщик оглянулся. Зеркало — обиталище Красавчика — светилось нежно голубым светом. Ницан с раскаянием и некоторой опаской вспомнил о своем обещании делиться с Красавчиком ровно половиной выпивки. С опаской — потому что с зеркальными демонами ссориться куда опаснее чем, например, с рапаитами.
   — Да-да... — проворчал Ницан. — Помню, иду.
   Со стаканом в руке он подошел к зеркалу и приветственно коснулся им ровной поверхности. Часть жидкости из стакана немедленно исчезла.
   — Но-но! — прикрикнул Ницан. — По-моему, ты высосал куда больше половины. А ну-ка верни... — он запнулся. Ему в голову пришла, как он посчитал, отличная мысль. — Вернешь... — понизив голос шепнул он девеку. Но не мне... Эй, Омри, чем это ты физиономию раскрасил? Сажей, что ли?
   Следователь, погруженный в собственные невеселые мысли, непонимающе на него посмотрел.
   — Ну да, — сказал Ницан озабоченно. — Вон, над бровью и под носом.
   Омри полез за платком и принялся стирать несуществующую сажу.
   — Не там! — досадливо произнес Ницан. — Подойди к зеркалу.
   Шамаш послушно встал из кресла и подошел к зеркалу. Ницан подмигнул Красавчику: «Давай»! В то же мгновение следователь застыл столбом, пару раз дернулся. Затем глаза его посоловели, а на лице расплылась блаженная улыбка. Он покачнулся и медленно повернулся к сыщику.
   — Н-ни ч-черта ты не знаешь... — сообщил вдруг Омри. — Н-ни вот т-такого черт-та... — он попытался показать размеры черта, которого Ницан не знал, но пальцы служились в кукиш. Это очень озадачило Шамаша, и он повернул кукиш к себе. Пальцы не разжимались. Ницан пришел ему на помощь. Вдвоем они справились с проявившими вдруг чрезмерную самостоятельность пальцами старшего следователя, после чего Омри, упавший в кресло и уже охотно принявший прямо из лап невидимого им Умника стакан водки, вновь затянул волынку насчет незнания Ницана. Частный детектив поддакивал, глядя на собеседника со смешанным чувством зависти и сожаления: по причине необходимости делиться спиртным с зеркальным демоном Ницан был вдвое трезвее обычного. То есть, примерно в том же состоянии, что и Шамаш. Но организм Шамаша был менее устойчив к выпивке, а потому старший следователь достиг состояния блаженства вдвое быстрее, чем частный детектив.
   Следователь, между тем, находился в стадии повышенной болтливости. Правда, язык его заплетался, поэтому сыщику пришлось слушать достаточно напряженно. Он еще не знал, что сможет услышать от своего гостя.
   Омри вдруг откинулся на спинку кресла и в упор уставился на Ницана.
   — Кр-ризис-с... — свистящим шепотом произнес он. — Но — тс-с! Я тебе ничего не говорил. Т-там, — он показал на потолок, — там все в панике... Я слышал — чрезвычайный з-закон... Знаешь, — сказал он вдруг громко, — а я в-ведь за тобой следил в-весь день... Ты м-м-мол-лодетс-с... Хитрюга, а? Тоже, небось, узнал пр-ро наследников? А-а... Я сразу п-понял... — Шамаш хитро подмигнул. — Не стесняйся. И не забудь обо мне. Скажи, где был, а я все з-забуду. И никому ничего. А потом ты меня вспомнишь и н-наградишь...
   Голова старшего следователя упала на грудь, и он громко захрапел.
   Вот теперь в голове у Ницана окончательно все перепуталось. Околесица, которую нес пьяный Шамаш, наверняка имела какой-то смысл. Но частный детектив никак не мог его уловить. Несмотря на то, что пальмовая водка, которую он пил, с давних пор эффективно стимулировала его умственные способности.
   Он вздохнул, посмотрел на спящего с блаженной улыбкой Шамаша.
   — И что мы теперь будем с ним делать? — спросил он Умника, танцевавшего по столу в обнимку с новой порцией выпивки. — Держать здесь?
   Рапаит энергично замотал головой.
   — Верно, я тоже так думаю. Послушай, а не сдать ли нам господина следователя его же коллегам?
   Умник осторожно поставил на стол высокий узкий стакан, после чего исполнил перед детективом замысловатый танец, завершившийся обвитием вокруг стакана длинного крысиного хвоста. Ясно было, что демон в восторге от предложения.
   — Так и сделаем, — решил Ницан. Он вызвал полицейский патруль и сдал им с рук на руки храпевшего Омри, объяснив, что нашел того на крыльце в абсолютном беспамятстве. Полицейские — это были огромные големы бесстрастно выслушали частного детектива, исследовали карманы Шамаша (Ницан предварительно извлек из внутреннего кармана гостя удостоверение полицейского), и быстро упаковали его в заднее отделение сине-белого «оникса».
* * *
   После отъезда патрульных Ницан обнаружил, что не испытывает ровным счетом никаких угрызений совести. Зато испытывает настоятельную потребность выпить. Каковую потребность и удовлетворил, не забыв на этот раз честно поделиться с Красавчиком.
   Усевшись в любимое кресло и сунув ноги в поражавшие воображение посетителей домашние тапочки с золотым шитьем, Ницан сказал:
   — Умник, давай-ка попробуем все-таки заняться делом.
   На это крысенок с готовностью выстроил перед сыщиком сонм сосудов разной величины и конфигурации.
   — Да нет, — хмуро заметил Ницан, — этим делом я и так уже занимаюсь. Я о расследовании. Что же нам известно? Кто-то подменил гороскоп. Зачем? Непонятно. Если бы в фальшивом содержался благоприятный прогноз, я бы сказал: «Чтобы усыпить бдительность господина Тукульти и при случае ткнуть его ножом прямехонько в сердце». Так?
   Умник кивнул.
   — То-то и оно, что не так, — буркнул Ницан. — Фальшивка-то как раз говорит обратное. Она предупреждает господина Тукульти об опасности, выпадающей на позавчерашний день. И значит, гороскоп подменен не убийцей, а наоборот, благожелателем. Но почему же наша с тобой добрая приятельница Астаг утверждает, что следует верить гороскопу, составленному гениальным Берроэсом. Поскольку, как тебе известно, Берроэс никогда не ошибается. Почти как я... — добавил Ницан и с обреченным видом осушил первый из предложенных Умником сосудов. Зажмурившись и крякнув, он продолжил: — Вот тебе первая загадка. Или даже не первая, а одна из первых. Там имеется еще и автокатастрофа двухмесячной давности. Самая главная и самая первая загадка: каким образом неизвестный убийца смог незамеченным пробраться в запертую и защищенную мощнейшим заклятьем гостевую комнату, сделать там свое дело и исчезнуть из нее, не оставив никаких следов?
   На крысиной мордочке рапаита обозначилось выражение глубокой задумчивости. Затем он прошелся колесом по столу и перепрыгнул на спинку кресла для посетителей.
   — А-а, ты имеешь в виду Шамаша? Хотя нет, ты, по-моему, хотел указать на Амар-Зуэна, нашего знатока всех видов магии и большого моего друга.
   Умник радостно закивал головой.
   — Действительно, — в раздумье произнес Ницан, — он-то как раз мог бы спокойно преодолеть заклятья, им же наложенные, это ясно. Мог бы и гороскоп подменить — с непонятной целью, но, например, чтобы сбить с толку следствие. Это было бы слишком хорошо! — мечтательно сказал сыщик, уже представляя себе, как он берет за шиворот бывшего ректора и сдает его на руки громилам из президентской гвардии.
   Картина быстро померкла.
   — Увы, — сыщик грустно покачал головой. — Во-первых, я не знаю мотивов. А во-вторых — у него железное алиби. Во время совершения преступления он вместе с президентом, хранителем печати и черт знает, кем еще, находился в кабинете его превосходительства.
   Умник уныло повесил голову и переполз на стол.
   — А что тут плел Омри? — вспомнил Ницан. — Кризис, наследники... Да, еще о том, что я хитрюга. Предположим, что это так. То есть, я действительно умен, — скромно сказал сыщик. — И хитроумен. Такова объективная оценка, согласен. Но об этом знаю я. Ну, еще ты. А откуда об этом знает Омри? Вот тебе и еще одна загадка!
   Тут рассеянно-задумчивый взгляд его упал на пустое кресло. В полумраке смутно белел какой-то предмет, явно выпавший из кармана Шамаша и только сейчас замеченный Ницаном. Сыщик перегнулся через стол и протянул руку.
   Это оказалась сложенная вчетверо страница газеты «Утренний Тель-Рефаим».
   — И что же здесь так привлекло внимание моего друга? — спросил Ницан Умника. — Да, ты же не умеешь читать. Не страшно, зато ты умеешь кое-что другое, — великодушно сказал он смущенному крысенку и в подтверждение своих слов отпил из самого большого кубка. — Очень хорошо умеешь. Ну, а здесь, дружок, написано: «Кризис власти — кризис оппозиции». Ага... — он быстро пробежал глазами статью. — Все это мы уже знаем. И, кстати, от Омри. Убийство Тукульти может привести не только к правительственному кризису, но и к развалу оппозиции. Не исключено, что придется прибегнуть к старому закону о чрезвычайной ситуации. А этот закон... — тут он замолчал и начал читать внимательнее. Дочитав, сыщик озадаченно посмотрел на рапаита. Ну-ну... Знаешь, что говорится в законе о чрезвычайной ситуации, Умник? медленно произнес он. — Говорится в нем об очень любопытных вещах. Например, о королевском доме Набуррикудура и его наследниках... Видимо, Омри имел в виду именно этих наследников. Во всяком случае, это логично. Но из этого еще не следует, что я хитрец... Набуррикудур... Теперь я вспомнил. Тот герб, на улице Бав-Илу. Крылатый лев. Это ведь герб династии Набуррикудуров. Между прочим, последних наших королей, Умник. Последних...
   Он вновь замолчал, теперь уже надолго. К прежним загадкам добавились новые. В активно пропитавшемся алкогольными парами мозгу Ницана они вели причудливый хоровод, объединившись со старыми и вызывая самые невероятные, явно абсурдные умозаключения.
   У Ницана давно существовала четко разработанная стратегия: чтобы не позволить собственной голове действовать в ошибочном направлении, он ее (голову) отключал. То есть, набирался до необходимой кондиции.
   Чем он, в конце концов, и занялся.
   На его несчастье, об этой замечательной системе решения неразрешимых проблем знал не только он сам, но и его неугомонный друг Лугальбанда. Поэтому маг-эксперт явился в совершенно неподходящий, по мнению Ницана, момент: он, то есть сыщик, уже был пьян, но еще не настолько, чтобы полностью игнорировать слова и действия окружающих.