Кнаак Ричард. Книга дракона

   Бедлам знал только одно: он не желает больше здесь оставаться.
   Последним усилием он направил лошадь в холмы. Поначалу пришлось туго. Казалось, тот, кто придал холмам их единообразие, нарочно устроил так, чтобы меж ними не осталось ни единого ровного или прямого прохода. Путь Уэллена был так извилист и богат рытвинами, что, достигнув наконец ровного места, он остановил лошадь и внимательно осмотрел дорогу. В затуманенном мозгу червячком проползла мысль о хитрой ловушке, но вскоре он отверг ее. Причина была ученому не ясна, он только смутно понимал, что она вполне разумна.
   Время от времени Уэллен оглядывался назад, но через несколько минут холмы совершенно заслонили собою равнину и восточную часть неба. Ни дракона, ни второго зверя, который, судя по всему, был еще одним представителем того же вида, больше не было слышно. Правда, это не означало, что они убрались восвояси.
   Чем дольше Уэллен Бедлам ехал, тем труднее становилось оставаться в сознании. Прыжок с лошади и его последствия явно обошлись дороже, чем показалось поначалу. Уэллен отметил, что то и дело приходит в себя после приступов, которые мог описать лишь как полную темноту. При этом он не засыпал и не терял сознания — он просто был где-то там… Пощупав нос и губы, он обнаружил, что они все еще обильно кровоточат.
   — Надеюсь, ты сможешь двигаться вперед без моей помощи, — обратился он к лошади.
   Звук собственного голоса — сухой и ломкий — придал мыслям связность. Уэллен принялся разговаривать сам с собою, не заботясь о том, сколь безумно звучат его слова. В конце концов, кто мог услышать их, кроме него самого? ~ Однажды я уже видел этот сон.
   Уэллен, собравшись с силами, повернул голову так, чтобы видеть лежавшие вокруг земли. На пути попадалось все больше и больше деревьев. В голове промелькнула мысль, не значит ли это, что он добрался до западной границы холмов?
   — Мне снилось, что я стану великим ведуном. Волшебником, которому нет рав… равных.
   Он закашлялся. Кашель эхом разнесся по холмам.
   — И я все ждал, когда же объявятся эти чудесные си… силы. А они так и не объявились.
   Уэллен взглянул на лошадь, словно ожидая от нее ответа. Он смутно подумал, что это животное было вполне счастливо — до того, как попало в экспедицию.
   — Могу поспорить, тебе больше всего на свете хочется обратно в стойло. Там, конечно, скучно, зато безопасно. — Он отрывисто засмеялся. — Я тоже вел подобную жизнь… и думал, что хочу ее изменить.
   Холмы до сих пор возвышались вокруг, и конца им видно не было. Уэллен почесал кончик носа, хотя на руке осталась кровь, а нос вовсе не чесался, потому что онемел.
   — Остановиться… здесь? Или лучше… доехать до… до конца холмов?
   Среди деревьев в воздухе захлопало крыльями что-то довольно большое. Уэллен усомнился в том, что там может прятаться дракон. Затем подумал о юном искателе. Может быть, один из легендарных птицелюдей следит за ним? Он двинулся в сторону шума. С одного из деревьев взлетела сова, тут же скрывшаяся в небе.
   Уэллен хотел было рассмеяться, однако у него не осталось сил даже на смех. Удовольствовавшись слабой улыбкой, он снова сосредоточился на несметном количестве проходов между холмами.
   Никаких признаков присутствия драконов не наблюдалось, но ученый и не помышлял о том, чтобы повернуть назад. Он решил не сдаваться и, раз уж все равно так углубился в холмы, проехать их полностью. Наверняка за их склонами находилось нечто столь ценное, что для охраны его нужны драконы. Уэллен был уверен, что драконы для того и поставлены здесь — охранять то, что находится за холмами.
   Лошадь заартачилась.
   Вздрогнув, Уэллен поднял взгляд к небу, в полной уверенности, что увидит несущуюся к нему крылатую громадину. Однако видимая часть неба оказалась чиста, за исключением нескольких облаков в вышине. Дракону там просто негде было спрятаться. Подавленный и измученный, он повернулся, чтобы гаркнуть на норовистую скотину… и увидел жуткие останки, скрытые до того высокими кустами. В останках можно было узнать лошадь и человека — но не более. Взглянув на клочья одежды, еще свисавшие кое-где с окровавленного тела злосчастного всадника, Уэллен понял, что это один из экспедиционных разведчиков. Какая-то сила буквально разорвала его на части. Так человек может разделить на дольки апельсин…
   Ослабевшему ученому недостало сил удержаться от тошноты. Почти упав с седла, он опустился на колени, и его вырвало. Приступ вызвал полное изнеможение, но Уэллену удалось остаться в сознании. Около десяти минут он стоял на коленях, пытаясь собраться с силами.
   Разведчика явно убил не дракон. В этом случае от его одежды не осталось бы ни лоскутка. Тут было замешано существо небольшое, но дикое, размером примерно с… искателя! Однако Уэллен не мог представить, чтобы искатель поступил так варварски. И легенды, и встреча с крылатым подростком убеждали: птицелюди, какими бы опасными ни были, наверняка убивают более цивилизованным способом. Скорее всего, разведчика, осматривавшего местность, захватил врасплох какой-нибудь зверь.
   Тогда где же его товарищи, и почему они бросили тело не погребенным?
   Ученый боялся, что уже знает ответ. С трудом поднявшись на ноги, Уэллен взял поводья лошади и, заставив себя пройти мимо растерзанных трупов, пошел вперед. Каждый шаг давался мучительнее прежнего, но Уэллен не останавливался, пока не нашел того, что искал.
   Как бы там ни было, двое других были неподалеку от первого, когда нечто ужасное, убившее его, застигло и их. В одном из тел Бедлам опознал того парня, с которым разговаривал. Наверное, зверь уже подустал, когда убивал его. Итак, Уэллен остался в Драконьем царстве совершенно один. Разведчики были мертвы, Яльзо погиб, а от Прентисса Асаалька уцелела только лошадь. Все, кто выжил во время разгрома каравана, наверняка вернулись к ожидающим у берега кораблям. Хоть несколько человек должны были спастись, несмотря на драконью тщательность. И можно не сомневаться, оставшийся за старшего отдаст обоим судам приказ к отплытию, как только узнает, что случилось с экспедицией. Ну а на родине после таких вестей в ближайшие годы вряд ли кто рискнет сюда вернуться.
   Значит, он остается в Драконьем царстве один.
   Прекрасный сон превратился в кошмар.
   Уэллену отчаянно хотелось сделать хоть что-нибудь с останками разведчиков, но он едва держался на ногах, не говоря уж о рытье могилы или устройстве костра. К стыду своему, он даже не мог более оставаться рядом с трупами. Желудок не выдерживал вони.
   Испытывая отвращение к себе самому, бывший глава экспедиции попытался взобраться в седло. Животное, ясное дело, нервничало, и две первых попытки завершились неудачей. Крепче натянув поводья, Уэллен зашептал на ухо лошади, и человеческий голос успокоил ее настолько, что ученый рискнул попробовать вновь. Он начал осторожно подтягиваться…
   … и тут в кустах рядом с трупом появилось какое-то массивное тело. Лошадь дернулась в сторону. Ученый, захваченный врасплох на середине движения, мог только цепляться за седло — не хватало даже дыхания, чтобы прикрикнуть на взбесившуюся скотину.
   Тварь в кустах зашипела н полностью выбралась из укрытия. Ученого как раз в этот момент развернуло лицом к ней, и он немедленно классифицировал ее как пожирателя падали, одного из мелких драконов, охотника за мертвечиной. Такие, если их меньше дюжины, вряд ли нападут на живого. Вероятно, среди своего рода они трусливее всех.
   Но лошадь, уже исчерпавшая запасы терпения и сил, видела лишь клыки и когти. Она встала на дыбы и бешено забрыкалась. Уэллен, как ни старался, удержаться не смог. Он упал и ударился головою о землю.
   Дракон снова зашипел, но остался на месте — ему очень не хотелось бросать только что найденную вкусную еду. Перед глазами Уэллена мелькнули подковы, потом его случайным ударом отшвырнуло в сторону — это лошадь, не желая иметь дело с новым страшилищем, пустилась в галоп, несмотря на то, что всадник скатился на землю.
   Уэллен хотел было встать, но и его силы были исчерпаны. Даже новое шипение и появление второго дракона не придали ему прыти. Да, эти драконы были трусливы, но не тогда, когда имели дело с беспомощным. Отогнать их было сейчас для Уэллена так же легко, как сотворить какое-нибудь заклинание. Горькая ирония ситуации заключалась в том, что отсутствие у него колдовской власти наконец-то можно было считать доказанным. Он проклял небеса, сделавшие седую прядь знаком волшебника…
   — Да-да, язык — тот самый, — произнес чей-то голос. Драконы замерли, а затем бросились наутек, словно по их души явился кто-то из более сильных родственников. Уэллен поднял глаза, чтобы взглянуть на своего избавителя, но тот стоял у него за спиной.
   — Кто… откуда…
   Перед ним появилось темное пятно, принявшее форму человека в длинном плаще с капюшоном. Лица его в тени капюшона было почти не видно. Больше ничего о своем спасителе Уэллен сказать не мог — все скрывал плащ.
   — Нужно быть осторожнее, Дру, — сказал человек в плаще. Уэллен хотел было ответить, но сил не оставалось даже на то, чтобы дышать, и он потерял сознание.

Глава 5

   Забена стояла возле давно угасшего костра, и ее молчание выражало презрение к некри так, как не могли бы никакие слова. Некри же не желал выказывать страха перед презренным смертным существом. Свою задачу он выполнил в точности так, как было сказано.
   Наконец чародейка повернулась к чудовищу.
   — Ты развлекался, так? Ты был слишком занят своими играми, чтобы следить за вожаком пришельцев!
   Бледное, похожее на летучую мышь создание зашипело. Способ его общения был специфическим, однако он вполне позволял объяснить, что произошло, — только Забена никак не могла поверить услышанному.
   Она покачала головой. Сколько раз она предупреждала хозяев, что некри надо использовать осторожно! Эти твари слишком дики и не способны к совместной работе. Пока он, поддавшись увлечению, охотился на разведчиков, на караван напали драконы, погубив большую часть людей и разогнав уцелевших. Крылатое чудовище утверждало, что следило за тем коротышкой, который возглавлял пришельцев, но в холмах потеряло его. Темная волшебница была уверена, что уж она-то никогда не потеряла бы след мужчины. Мужчины были ее коньком.
   Больше всего досаждало ощущение, возникшее, когда выяснилось, что некри больше не видит этого человека — ни обычным способом, ни магическим. Ощущение это всегда было связано для нее только с двумя силами — с карликом и Повелителями Мертвых… но на этот раз и тот и другие были ни при чем.
   — Мы должны отыскать его. И ты, — она взглянула в белесые, мертвые глаза некри, — его найдешь. Иначе вина в неудаче будет твоей!
   Некри оскалил длинные блестящие клыки, но спорить не стал. Их хозяева никогда не разбирались в причинах неудачи, когда могли просто наказать. Оба также понимали, что обвинить могут и Забену — в конце концов, ее обязанностью было поддерживать некри при выполнении задания.
   Однако и она словно ослепла, когда попробовала развеять тьму, окутавшую предводителя пришлых…
   По крайней мере, мы знаем тебя в лицо, — подумала она. Уж тут-то на некри можно положиться. Да, невысок. Но отнюдь не невзрачен. Человек образованный — судя по тому, что уловили чуткие уши некри во время визита в лагерь пришельцев.
   И к тому же имеет метку чародея, волшебника, хотя не выказывал пока никакого могущества.
   Если так, ты доставишь мне еще больше удовольствия, — подумала она, обращаясь к мысленно составленному образу того, кто звался Уэлленом Бедламом. Она надеялась, что после того, как хозяева вытянут из него все необходимое, от пришельца еще хоть что-то да останется: человек, взыскующий не только земли, богатств и даже женщины, — большая редкость. А этот жаждал знания…
   И уж наверняка его компания будет приятнее общества этой твари, — раздраженно подумала Забена, смерив своего ужасного партнера взглядом, пронзившим бы любого смертного ледяным холодом. А некри только насторожил уши, ожидая, что она к нему обратится. Забена спрятала все личные мысли о пропавшем пришельце в потайной уголок сознания, недоступный даже для Повелителей Мертвых.
   — Он должен быть где-то поблизости, — сказала она некри. Тот сморщил нос, будто учуяв неприятный запах. Хотя еще вопрос, какой запах может раздражать обоняние пожирателя падали… Забена понимала, что на самом деле означает эта гримаса. Некри не различали тонкостей человеческой речи и мысли. Они не использовали — и даже не понимали — простых, очевидных утверждений наподобие последнего.
   — Нам остается только искать его, пока не найдем.
   На этот раз тварь покачала головой. Обыскать все холмы — на это уйдут дни, а может, и недели. Даже если применить колдовство.
   — Или ты предпочитаешь явиться к хозяевам и рассказать им о нашей…
   Некри энергично затряс головой, но тут нечто за спиной Забены заставило его в невыносимом страхе вытаращить белесые глаза.
   Волшебница резко обернулась, полагая, что это Король-Дракон прошел сквозь ее защитные заклятия.
   За ее спиной, прямо в воздухе, появилось странное зеленоватое отверстие, втрое ниже Забены и вдвое шире некри. Хотя внутри ничего не было видно, она чуяла исходящий оттуда сладковатый аромат разложения.
   Некри, успевший встать рядом с нею, зашипел. Не вызывающе — скорее выражая покорность перед тем, что оба безошибочно узнали.
   Повелители Мертвых уже были осведомлены об их провале и решили судьбу обоих неудачников по-своему.
   Из отверстия появился еще один некри.
 
   — Очнулся?
   Уэллен с трудом разлепил глаза, невзирая на их сопротивление, и попытался сосредоточиться на окружающем мире. Некоторое время он не видел ничего, кроме слабого света. Затем предметы постепенно начали обретать форму.
   Сказать, что он находился в пещере, было бы явным преуменьшением. В центре потолок этой пещеры был достаточно высоким, чтобы под ним поместился порядочный замок. Пещера, похоже, была рукотворной — словно некое древнее существо, выбрав большую часть камня, отчего-то забросило работу. Не то ли самое, что обустраивало ландшафт? — подумал ученый.
   — Нет. Пещеру рыли не драконьи короли.
   Ученый сел — и тут же замер в ожидании боли, вызванной слишком резким движением. Так ничего и не дождавшись, он осмотрел свое тело. Раны, кровь и пыль пропали неведомо куда, и даже одежда выглядела совсем новой. Коснувшись носа, Уэллен испытал огромное удовольствие, ощутив под пальцами гладкую кожу. Поднес пальцы к глазам — крови на них не было. Ощупал лоб — тот тоже не болел и не кровоточил.
   Только сейчас ему вспомнилось темное существо, спасшее его от мелких драконов.
   Оно… он… восседал на каменном троне, возвышаясь над большей частью пещеры. Получить какое-то представление о нем позволял только голос, да и тот не говорил ни о чем, кроме половой принадлежности. Плащ с капюшоном так хорошо скрывал владельца, что Уэллену казалось: он смотрит на груду одежды, а не на человека.
   — Я принял тебя за другого, — сказал плащ. — Совсем запамятовал, как много времени прошло с тех пор. Он, скорее всего, давно мертв, как ты считаешь?
   — Кто? — спросил сбитый с толку Бедлам.
   Он подумал было о Яльзо, но тот, в плаще, явно имел в виду не капитана.
   — Дру… Однако ты не знаешь его. Тем не менее я вижу в тебе его.
   — Кто ты? То есть… спасибо за все, что ты для меня сделал, но я совершенно не представляю, где нахожусь и отчего ты…
   Плащ взмахом рукава велел ему замолчать. Попутно обнаружилось, что у плаща есть рука. В перчатке. Такого же темно-серого цвета, что и плащ. Кажется, у существа в плаще все было серым…
   — Я наблюдал за тобой в течение последнего дня. Ты здесь потому, что я принял тебя за другого… ну, а затем было уже слишком поздно. И я решил выручать тебя до конца.
   Во всем ли хозяин сего дома так рационален? — подумал Уэллен.
   — Нет. Порой я забываюсь и не могу даже сказать, где я и какой день на дворе. — Капюшон слегка подался вперед, явив миру очертания гордого подбородка и жесткий рот. — И, должен предупредить, забывчивость относительно времени — гораздо хуже.
   — Ты читаешь мои мысли?
   — Что-то наподобие. Это легче делать, когда ты в сознании. Кроме того, ты и не стараешься скрыть их. Понятно?
   Уэллен никогда не обнаруживал никакой волшебной силы, но о ментальных щитах знал из своих ученых занятий и немедля воздвиг в голове нечто подобное.
   — Так теперь добиваются доверия? — Чародей поднялся, но никакой угрозы в его движениях не ощущалось. — Что ж, я всегда свято чтил право на личную свободу. Если ты желаешь скрывать свои мысли, не стану возражать, — капюшон слегка склонился набок. — Кроме того, я уверен, что мы достигнем взаимопонимания в самом скором времени.
   — Кто ты?
   Чародей отвернулся, словно отвлекшись на другие дела. Он отошел к столу, заваленному целой коллекцией различных предметов и рисунков, и принялся их разбирать. Стола этого, насколько Уэллен мог судить, мгновением раньше в пещере не было.
   Наконец фигура в плаще удосужилась ответить на вопрос ученого:
   — Я тень. Призрак твоего и даже своего собственного прошлого. Какое бы имя я ни носил, теперь оно вряд ли что-нибудь значит. Те, кто знал его, мертвы. Прах. Мой народ живет в тебе и тех, что наверху, однако даже память о его былом величии мертва… — Чародей, все еще стоявший спиною к Уэллену, пожал плечами. — Можешь называть меня Сумрак. Это столь же приемлемо, как и все прочее. Да и привык я к этому имени за последние несколько веков…
   — Последние…
   Бедлам осекся. Он знал, что колдуны могут удлинить свою жизнь, но и тогда она обычно ограничивалась тремя-четырьмя сотнями лет. Хотя тот, кто назвался Сумраком, ничего не уточнял, Уэллен сильно подозревал, что он имел в виду гораздо больший срок. Чародей казался столь чужим и древним, что, говоря о нем, следовало, скорее, измерять время тысячелетиями.
   Он заметил, что его фантастический спаситель снова повернулся к нему, держа в левой руке тарелку с очищенными фруктами, которой, как и стола, до этого нигде не было.
   Теперь тебе лучше поесть. Я излечил твои раны и сменил тебе одежду. Придет время, и тебе понадобятся все силы…
   Преодолев искушение расспросить чародея, что за время должно прийти, ученый решил сначала поесть. Еда придаст ему сил, необходимых хотя бы на тот случай, если хозяин окажется слишком уж сумасшедшим. Уэллен не знал, каким образом сможет одолеть искусного чародея, но был готов попытаться, если понадобится.
   — Спасибо. Еда и в самом деле не помешает. Тарелка поднялась с ладони Сумрака и опустилась на колено Уэллена.
   — Когда тело твое окрепнет, ты сможешь попробовать что-нибудь другое. А пока что фрукты помогут восстановить твои силы.
   Внезапно обнаружив, что голод его превратился в чудовище, сравнимое размерами с драконом, истребившим экспедицию, Уэллен набросился на еду. Но воспоминание о драконе тут же заставило остановиться. Чародей тоже замер, словно зная, о чем думает его гость. Это заставило Бедлама усомниться в надежности своего ментального щита. Может, Сумрак снова читает его мысли?
   —  — Что тебя встревожило?
   — Я вспомнил напавшего на нас дракона.
   — А-а… — Закутанный в плащ волшебник пожал плечами — видимо, решил, что смерть множества хороших людей его совершенно не касается. — Увидишь, здесь такое бывает.
   — И это все, что ты можешь сказать?! — Поддавшись наконец гневу, Уэллен Бедлам поднялся, опрокинув на пол тарелку с фруктами. — Они погибли ни за что ни про что!
   — В жизни своей, — тихо и терпеливо сказал чародей, — я видел смертей больше, чем рыб в море. Теперь меня волнует разве что моя собственная. Даже после стольких неудачных попыток…
   Ученый замер на месте, снедаемый разочарованием. Он не мог сказать ничего, способного прошибить апатию хозяина, воздвигавшуюся в течение срока, по меньшей мере вдесятеро — а скорее, во сто или в тысячу раз — длиннее всей его жизни.
   Исполненный горечи, Уэллен собрал рассыпавшиеся фрукты. Придет время, подумалось ему, и этот чародей пожалеет о своих словах. В гневе ученый представил себе, как колдун перед собственной смертью вспомнит о них. Что он скажет тогда? Членов экспедиции, по крайней мере, может оплакать он, их предводитель. А такого, как этот Сумрак, и оплакивать никому не захочется!
   Некоторое время он ел молча. Темный волшебник, казалось, был удовлетворен тем, что просто смотрел в его сторону. Уэллен старался не встречаться с ним взглядом, но тени, все сгущавшиеся и сгущавшиеся вокруг чародея, начинали тревожить его. На что же этот Сумрак похож? Как должна действовать на бренную плоть такая долгая жизнь?
   Стоило ему закончить еду, как к первой тревоге добавилась еще одна. Что-то с пещерой… Уэллен поднял взгляд и осмотрел помещение, не обращая внимания на внезапно застывшего недвижно хозяина. Что же такое с этой пещерой?
   И тут он впервые осознал, что не видит в пещере ничего, за исключением стен, трона и стола… Да и стол был виден только тогда, когда чародей находился рядом с ним. Всякий раз, пытаясь разглядеть какой-нибудь предмет, Уэллен обнаруживал, что взгляд его помимо воли устремляется в сторону, к чему-то менее важному. Сосредоточившись, любопытный исследователь сумел различить ряд столов, но что на них лежало, понять не мог.
   — Итак, ты видишь сквозь туман, — заметил окутанный тенями хозяин. — Значит, в тебе все-таки есть что-то от Дру…
   При последних его словах Уэллен утратил сосредоточенность. Пещера вновь сделалась едва видимой обителью призрачного. Но это было уже все равно. Сумрак дважды — а может, и больше — упомянул имя «Дру»…
   — Ты говоришь о лорде Дразери?
   — Лорде? Дразери? — Сумрак сухо хмыкнул, словно лишь сейчас вспомнил это имя. — Я говорю о давно умерших, друг мой. О себе и прочих…
   Типичный для него ответ, — подумал ученый.
   Смысла в продолжении этой темы не было. Все его предположения так и останутся всего лишь предположениями. Но все же, если чародей действительно тот, за кого выдает себя, — современник легендарного лорда, неужели он…
   Сбитый с толку, ученый покачал головой. Никто не смог бы прожить так долго.
   И тут Сумрак поразил его. Он вдруг резко откинул за спину свой капюшон.
   Кажется, — поправил себя ученый, — этот смог…
   Издали чародей напоминал престарелого книжника, человека на склоне лет, однако не собирающегося сдаваться. В нем чувствовалась невероятная мощь. Будь на его месте любое другое существо, Уэллен не смог бы сказать больше ничего. Но кожа Сумрака казалась столь сухой, что ученый подумал, не рассыплется ли она в прах от прикосновения.
   То была кожа человека, который должен был быть мертвым и все же жил.
   Оторвав взгляд от плотно обтянувшей череп, словно пергаментной, кожи, Уэллен взглянул колдуну в глаза. И с запозданием пожалел об этом. Глаза хозяина были хрустальными. Нет, не сделанными из хрусталя, а такими же, как у самого Уэллена, только обладавшими всеми качествами драгоценного камня.
   Если глаза — в самом деле зеркало души, то чародей явно уже не страдал ее наличием. Снаружи он еще мог казаться живым, но внутри был давным-давно мертв…
   Позже ученый мог лишь догадываться, почему выбрал именно этот момент для вопроса, ибо неожиданно для себя самого он выпалил:
   — Что ты намерен делать со мною дальше?
   Слова эти во множестве пьес, виденных ученым на родине, предвещали смерть. При сложившихся обстоятельствах он бы не удивился, если б в реальной жизни получилось то же самое.
   Но чародей сухо хмыкнул. И натянуто, словно только сейчас вспомнил, что умеет это делать, и не уверен в уместности чего-либо подобного, улыбнулся.
   — Я намерен помочь тебе… если ты согласишься оказать помощь мне.
   Звучит более чем прозрачно, но вряд ли обнадеживающе. Что может такому сильному ведуну, как его спаситель, понадобиться от простого смертного, который о волшебстве может только мечтать?
   — Я не знаю, чем могу быть полезен тебе, — признался
   Уэллен.
   Он понимал, что, скорее всего, лишится жизни, однако не хотел лгать при сложившихся обстоятельствах.
   — Я спрашиваю еще раз: что ты намерен делать со мной дальше?
   Сумрак медленно побрел через пещеру, и там, где он проходил, обстановка приобретала более определенные очертания. Пещера наполнилась столами, уставленными всем, что может понадобиться алхимику. Разнообразные хрустальные предметы, лучащиеся магической силой. Вырезанные в камне схемы и узоры, каких Бедлам никогда прежде не видал. Ученому в нем страстно захотелось получше рассмотреть все, вникнуть… Он недоумевал, что заставило чародея показать ему все это. Проникся ли он доверием к гостю? Или просто уверен, что он, Уэллен, ничем не сможет повредить ему?
   — Когда я увидел тебя… теперь-то я понимаю, как сильно заблуждался… я полагал, что ты — другой. Я счел тебя человеком великой храбрости и силы. — Закутанный в плащ чародей внезапно остановился и уставился в стену. Затем прошептал какое-то слово — Уэллен был уверен, что имя, — и, наконец, опомнился. — Человеком искренним и решительным. Тем самым, который поможет мне одолеть препятствие, преграждающее путь к моей цели. — И что же это?
   Рискуя вызвать гнев окутанной тенью фигуры, ученый намеренно поставил вопрос так, что тот мог относиться как к препятствию, так и к цели.