Страница:
Полет, перемежавшийся остановками, во время которых пары, несшие бескрылого человека, менялись, длился два или три часа.
Птицелюди были сильны, но от такого мертвого груза — термин, хоть и не нравился Уэллену в применении к собственной особе, точнее всего отражал положение дел — устанет кто угодно. С течением времени солнце медленно описывало дугу, перемещаясь вправо от ученого, и это означало, что отряд движется почти точно на юг. Уэллен надеялся, что они прибудут на место до темноты. Ему вовсе не улыбалось лететь, не видя ничего вокруг, или же ночевать в каком-нибудь неизвестном лесу. Бояться, конечно, было глупо — ведь птицелюди, без сомнения, знали, что делали, — однако пережитого Уэлленом наверняка хватило бы любому. Сейчас ему хотелось только одного: укрыться на время от всего мира в каком-нибудь безопасном месте.
Голова его начала болезненно ныть. Уэллен поморщился, подумав, что головная боль в сравнении со всеми предшествовавшими ей бедами — всего лишь мелкая неприятность.
Словно в ответ на его мысли, боль сделалась сильнее и вскоре стала просто-таки невыносимой. И может быть, поэтому Уэллен почти не сомневался, что она означает предостережение.
Он быстро оглянулся, едва не вывернувшись из когтей своих носильщиков. Один из искателей прикрикнул на него — несомненно, напоминая о том, что люди не умеют летать, а посему лучше не вертеться. Мотая головой, Уэллен пытался дать понять: поблизости что-то неладно. Птицечеловек заморгал и вновь сосредоточился на полете.
Прочие искатели тоже без всякой опаски летели вперед. Пожалуй, этого должно было быть достаточно для спокойствия — ведь они знали свою родную землю гораздо лучше него. Однако предупреждающая боль не проходила. Уэллен взглянул вниз, подумав, что опасность может таиться там. С такой невероятной высоты открывался превосходный вид на многие мили вокруг, но самым опасным из всего, замеченного им, оказалась стайка мелких драконов вокруг какой-то падали. Принадлежавшие к бескрылой разновидности и явно медлительные во всех отношениях, они вряд ли могли представлять собою угрозу.
Что же такого, кроме падения, могло ему угрожать? Уэллен попробовал глянуть вверх, но носильщики держали его под таким углом, что он смог рассмотреть лишь участок неба впереди стаи. Начав вертеться, он вполне мог вывернуться из когтей носильщиков, что в данной ситуации было бы крайне нежелательно. Где же искать возможную опасность?
Наконец, не в силах противостоять непрестанному беспокойству, он осторожно повернулся так, чтобы увидеть больше. Державшие его искатели заклекотали, но он только покачал головой. Попытку нельзя было назвать успешной — другое дело, если бы голова могла совершить полный оборот, — но Уэллен сумел разглядеть облака над головой и позади.
Прищурившись, он вгляделся повнимательней. В такой же точно облачной завесе прятался дракон, погубивший его товарищей…
Более он не мог так рисковать. Снова завертевшись, чтобы привлечь внимание птицелюдей, он закричал:
— Облака! Мне кажется, среди них что-то есть!
Искатель лишь взглянул на него, по обыкновению склонив голову. Ученый повторил предостережение, гадая, понимает ли птицечеловек его слова. Подтверждений тому, что все искатели понимают Общий язык, не имелось. Его удивляло даже то, что люди древнего континента до сих пор говорят на том же языке. Отчего бы это?
Все вопросы — после! — прикрикнул он на ученого в себе.
Его носильщики переглянулись, возможно, беседуя в свойственной их народу безмолвной манере, но больше ничего не произошло. Если они и обсуждали его предупреждение, то либо не поверили, либо не сочли его достаточно важным. Возможно, они даже знали все заранее и теперь просто пытались заманить возможных наблюдателей в какую-либо скрытую до поры ловушку. Ученый надеялся на это, но в глубине души не верил.
Через несколько минут стая начала снижаться. Всматриваясь в несущуюся навстречу землю, ученый пытался определить, где они приземлятся, но не видел ничего, кроме холмов и леса. Значит, еще одна промежуточная остановка. Он быстро оглядел окрестности и заметил подальше к юго-востоку ряд холмов. Их однообразие наталкивало на мысль, что это те самые холмы, где Сумрак впервые спас его от пожирателей падали.
Интересно, что пришло чародею в голову, когда он очнулся от воспоминаний. Или он предается им и сейчас, все еще беседуя с давно умершими товарищами?
Какую бы опасность ни представлял собою древний колдун, Уэллен не мог избавиться от жалости к нему. Представить только долгие годы страха и неуверенности, прожитые им…
Ноги его коснулись земли, и это заставило забыть о Сумраке. Носильщики, убедившись, что инерция не заставит ученого споткнуться и упасть, отпустили его. Вокруг опускались на землю прочие птицелюди. Ни один из них не казался обеспокоенным — чего нельзя было сказать об ученом. Внезапно обретенная способность чувствовать опасность — пусть пока очень неопределенная — еще ни разу не подводила. Всякий раз, сколь бы отдаленной ни была угроза, она оказывалась реальной.
Получив наконец возможность размять ноги, Уэллен методично перебрал возможные причины. Отчего он может ощущать опасность, не видя ее? Во-первых, потому что ее просто нет. Во-вторых, потому что она — далеко… нет, не похоже. В-третьих… Он прошелся по земле, пытаясь думать на ходу. В-третьих…
Потому что опасность не хочет, чтобы ее видели? Пещера Сумрака была укрыта заклинанием, и все же он, Уэллен, мог видеть сквозь завесу, к немалому удивлению чародея. Это означает, что он наделен отнюдь не посредственными задатками. А возможно ли проделать нечто подобное и сейчас?
Не вполне понимая, что надлежит делать, но горя желанием провести опыт; Уэллен Бедлам полностью распахнул свое сознание. Он не был слишком сосредоточен, когда пробил заклятие Сумрака, и это наводило на мысль, что и сейчас чрезмерные старания, как это часто бывает, скорее всего, приведут к поражению. А вот если он просто доверится смутным ощущениям и позволит им вести себя, может, что-то и получится…
К собственному удивлению он обнаружил, что взгляд его обращается на восток и поднимается к небу. Сознательных усилий он к этому не прилагал — все происходило само собой. И все же он по-прежнему ничего не видел, сколько ни всматривался. Сомнения вернулись с новой силой.
Затем в небе начали обретать форму неясные силуэты. Он не мог сказать, что это такое, но видел, что расстояние между ними и стаей птицелюдей сокращается — и весьма быстро.
Схватив за плечо ближайшего искателя, он указал на небо: — На нас нападают!
Все до единого искатели взглянули в ту сторону, куда он указывал, но, судя по реакции, не видели того, что видел ученый. Тот, которого Уэллен схватил за плечо, одарил его взглядом, имевшим и у людей и у искателей одинаковое значение. Однако Уэллен не сдавался. Взяв искателя за лапу, он прижал его когти к своему лбу и как можно подробнее нарисовал мысленный образ увиденного.
Птицечеловек почти сразу же отдернул лапу. Глаза его расширились. Поначалу Уэллен не понял, сумел ли объяснить все как надо, но тут искатели, все как один, устремили взгляды вверх. Перья их встали дыбом, а когти изготовились к схватке.
Уэллен видел, что силуэты совсем рядом.
Птицелюди, кроме одного, оставшегося охранять Уэллена, начали подниматься в воздух. И тут же снижавшиеся крылатые фигуры сделались видимыми. Их обнаружили, и поддерживать скрывавшее их заклинание было бессмысленно. Перед самым столкновением двух отрядов последние клочья колдовства слетели, открывая… нечто ужасное. — Боги мои…
Уэллен ожидал увидеть птицеподобных существ, полагая, что, если у нападающих есть крылья, значит, они должны быть похожи на его союзников. Но — нет. Чудовища, с которыми дрались искатели, напоминали другое крылатое создание — летучую мышь. Но ни одна летучая мышь не могла сравниться с этими тварями. Нападавшие были одного роста с Уэлленом, если не выше, и сохраняли сходство с человеком примерно в той же степени, что и птицелюди. Однако если последние были хоть несколько цивилизованы, первые, несомненно, являлись дикарями и убийцами.
Ученый не сомневался, что они явились именно за ним. Совпадением случившееся быть не могло.
Но почему? Почему всем нужен именно я?
Уэллен был уверен: все это — ошибка. Он не знал и не имел ничего такого, на что можно позариться. Но в силу некоей безумной причины судьба выбрала его, Уэллена Бедлама, себе в шуты…
Численно обе стороны были равны, но во всем остальном искатели явно проигрывали. Да, они обладали магической силой, но и летучие мыши — также. Заклинания одной стороны расшибались о защитные чары другой. Некоторые достигали цели, но большинство заканчивались лишь безвредными вспышками либо треском. Летучие мыши явно не были простыми животными — для этого они проявляли слишком уж большую смелость, сноровку и реакцию. Решить судьбу боя должна была физическая сила. К несчастью, сила эта была на стороне смертоносных бледных страшилищ.
Едва осознав это, Уэллен увидел рухнувшего наземь искателя с рваной кровоточащей раной в груди. Другой был разорван двумя чудовищами, швырнувшими его останки вниз. Впрочем, разумными-то они были, но жажда крови отчасти притупляла их разум. Один из этих двух внезапно нашел свою смерть — искатель, возникший словно из ниоткуда, располосовал его глотку. Второй, однако, успел отреагировать и устремился навстречу виновнику смерти товарища.
Искатель, державшийся за спиной Уэллена, положил лапу на его плечо. Ученый кивнул. Он и не оглядываясь знал, чего хочет птицечеловек. Получив разрешение, пернатый страж взмыл в воздух, чтобы тоже принять участие в бою, уже явно проигранном. Уэллен не мог винить его — сам он сделал бы то же самое, если бы мог хоть чем-нибудь помочь. Его колдовские способности были, в лучшем случае, самыми скромными. При нем был нож, но меч у него отняли. Все же Уэллен обнажил клинок, понимая, что он пригодится как на случай боя, так и на случай бегства.
В любом случае его ждали смерть либо плен — и еще до заката.
— Беги! Сюда! — раздался неподалеку голос. Женский. Голос слышался справа. Оглянувшись на зов, Уэллен никого не увидел.
— Беги, говорят!
Среди деревьев появилась женская фигурка. Она была облачена в длинный плащ, сливавшийся с зеленью леса — именно поэтому ученый не заметил ее прежде. Женщина махала ему рукой, зовя к себе.
— Быстрее! Это твой единственный шанс!
Сердце Уэллена дрогнуло при мысли о том, что он бросит искателей, умиравших за него, так как он спас жизнь самки их рода. Но ведь они дрались в основном для того, чтобы он не попал в лапы летучих мышей, и бегство казалось единственным способом исполнить это их желание…
Держа нож наготове, ученый поспешил к женщине.
Что ждет меня на этот раз? — думал он на бегу. — Кому еще я понадобился?
— Дальше!
Прорвавшись сквозь листву, он приблизился к ней — и на краткий миг замер, глядя на ее странное бледное лицо. Но она тут же вывела его из оцепенения, швырнув ему такой же плащ, как и тот, что был на ней:
— Накинь поверх одежды!
Плащи, конечно, магические и раскрашены под лесную зелень, но ученый сомневался, что они помогут надолго обмануть летучих мышей. Надевая объемистое одеяние, он вдруг заметил, что узор на ткани изменился.
— Они повторяют то, что тебя окружает. В точности.
Вот это маскировка! Вряд ли уловка обманет тварей больше, чем на несколько минут, но за это время можно будет подумать о чем-то еще… По крайней мере Уэллен на это надеялся.
Он облачился в плащ, и женщина наскоро осмотрела его.
— Готово! Идем!
Оба быстро углубились в лес. Уэллена поразило, что ветви и трава, казалось, не касаются его проводницы. Она двигалась словно ветер, вызывая сильную зависть ученого — его самого каждая ветка норовила хлестнуть по лицу или вцепиться в одежду.
Звуки боя затихали вдали. Уэллен услышал яростный визг, от которого сердце замерло в груди. Ни один из искателей не был способен издать такой звук, и ученый решил, что похожие на летучих мышей твари обнаружили его исчезновение. Значит, осталось недолго. Слегка утешало лишь то, что около дюжины этих тварей наверняка повержены либо смертельно ранены несчастными птицелюдьми. А потеряв в числе, они не смогут так тщательно обыскать округу…
Это внушало хоть и слабую, но все же — надежду.
Его проводница, двигавшаяся, точно эльф, но не похожая на эльфов, замедлила шаг и протянула ему руку. Ухватившись за нее, Уэллен испытал чувство, не имевшее ничего общего с ощущением опасности. Несколько мгновений он думал о том, какая гладкая и прохладная у нее кожа, а затем женщина скомандовала:
— Закрой глаза и держись крепче! Закрыть глаза?
— Зачем?
Улыбка ее оказалась слегка кривой, но совершенство формы губ заставило забыть об этом.
— Чтобы остаться в живых.
С таким доводом трудно было спорить. Уэллен зажмурился, молясь, чтобы это не оказалось его последней ошибкой.
Странное струящееся ощущение — словно он упал в озеро и ушел на глубину. Напоследок ученый услыхал далекий визг мышеподобной твари, но он резко оборвался. Тут Уэллен наткнулся на свою спасительницу, остановившуюся, едва крик смолк.
— Теперь можешь снова открыть глаза.
И вновь он был поражен ее красотой. Волосы ее были черны, словно сама ночь, если только не чернее ночи, и прекрасно оттеняли белизну кожи. Встретив ее взгляд, Уэллен невольно вспомнил о кошколюдях, живших в горах к востоку от его родины. Возможно, такие глаза появились в результате скрещивания с этой расой.
— Теперь можешь отдохнуть. Здесь мы на время будем в безопасности. — Видя, что он отчаянно потеет под всей своей одеждой, она добавила: — Это можно снять. Он был просто на всякий случай. Я ведь не знала, скоро ли за нами кинутся в погоню.
— Кто ты? Что это были за твари? Как ты нашла меня?
— Какой любопытный!
Перемена в ее тоне была ошеломляющей. Словно они не спасались вместе от дьявольских тварей, а пошли прогуляться после пикника…
— Мне это нравится! Ты ничего не требуешь, подобно многим, кого я знала. Ты вежлив, невзирая на обстоятельства!
— Тогда ты, возможно, будешь столь любезна, что ответишь хоть на некоторые из моих вопросов, — ответил он, освобождаясь от плаща.
С плащом Уэллену очень не хотелось расставаться — особенно потому, что он не успел рассмотреть его, — но жара вынуждала к этому.
Изящные пальчики женщины занялись застежками ее собственного плаща.
— Мое имя — Забена.
— Забена…
Больше он ничего не смог сказать, так как в этот момент его спасительница сбросила плащ.
— А как зовут тебя?
— Уэллен. Уэллен Бедлам.
Интересное имя, — Она протянула к нему гладкие, белые руки. — Можно?
Ученый моргнул, и женщина с волосами цвета воронова крыла объяснила:
— Можно я возьму плащ?
Ученый пришел в себя. Подавая ей изумительное одеяние, он снова спросил:
— Что за твари напали на искателей? Она принялась сворачивать его плащ.
— Это — некри. Тебе они не понравятся.
— Пожалуй… — Бедлам отметил, что плащ в ее руках уменьшается: сверток уже стал вдвое меньше, чем был вначале. — Чего они хотят от меня?
— Вероятно, того же, чего и птицелюди. — Сверток уже мог уместиться на ее ладони, но она все складывала и складывала его. — Тебе известно, чего они хотели от тебя?
Уэллен наблюдал, как плащ становится крохотным квадратным лоскутком ткани. Забена удовлетворилась лишь тогда, когда сверток сделался не больше крупной монеты. Она спрятала его в висевший на ее поясе кошель.
— Известно ли тебе это? — вновь спросила она.
— Они выручали меня. Я спас жизнь одного из их птенцов. Известие явно впечатлило ее. Уэллен почувствовал, что польщен.
— Птичий народ уважает весьма немногих людей.
— Пожалуй, это мне в единственный раз повезло с тех пор, как я оказался здесь.
Не считая этой встречи, — добавил он про себя. Само присутствие Забены сбивало его с толку.
— А откуда ты пришел?
— Из-за моря. — Уэллену вновь вспомнился оставшийся без ответа вопрос. — Отчего же ты спасла меня? Как ты узнала, где я?
Но она, видимо, пока не была расположена к продолжению беседы. Наклонившись, Забена подобрала свой плащ и скорее скомкала его, чем свернула,
— У нас еще будет время для вопросов и ответов. Я была неучтива, — улыбка ее очаровывала. — Я знаю место, где мы сможем побыть наедине… и спокойно побеседовать.
Сама мысль об отдыхе и спокойном обмене сведениями была настолько привлекательна, что ученый почти забыл о происшедшем из-за него кровопролитии. Возможно, Забена могла бы пролить свет на создавшееся положение, включая и загадку таинственной книги дракона, которую Сумрак желал заполучить и в намерении украсть которую он подозревал Уэллена.
К тому же он, по чести сказать, вовсе не возражал против того, чтобы побыть немного в обществе Забены.
Гибкая, но властная женщина продолжала сминать свой плащ. Как и первый, он уменьшался в размерах под ее пальцами. Поскольку она не удосужилась сложить его, плащ вскоре стал напоминать горсть лоскутов, скатанных в комок. Когда он сделался не больше первого, она убрала и его.
— Ты — волшебница?
— Волшебница, ведьма, чародейка… все это теперь означает одно и то же. Да, это так. — Полузакрыв глаза, она взглянула на него, словно ребенок, полагающий, что чем-то огорчил своего отца. — Это так уж тревожит тебя?
— Вовсе нет. Возможно, ты в силах помочь мне. Возможно, она подскажет, как развить его собственные колдовские задатки… В первый раз за весьма долгое время он ощутил подлинное воодушевление.
Забена подошла почти вплотную к нему.
— Я так рада… Многие просто не понимают… Идем же! Наш путь недалек, но солнце уже садится. — Чародейка снова взяла его за руку. — Тебе не захочется провести ночь под открытым небом. Как знать, какие темные создания могут бродить вокруг.
Он последовал было за ней, но, пройдя несколько шагов, резко остановился.
— Что случилось?
Уэллен указал на восток. Большую часть ландшафта в той стороне заслоняли деревья, и лишь сейчас он смог получить хоть какое-то представление, где находится. Вид, открывшийся ему, был на удивление знакомым.
— Те холмы! Здесь есть другие, похожие?
— Нет.
Что-то в ее голосе подсказывало, что времени попусту терять не стоит, но Уэллен желал убедиться.
— Мне кажется… они похожи на те, где меня спас… где меня спасли.
Он решил не упоминать о Сумраке, чтобы не встревожить Забену еще больше.
— Если ты находишь эти холмы знакомыми, скорее всего, так и есть. Первый Король-Дракон здешних мест, говорят, устроил их таким образом. В те времена, когда могущество их не знало границ. Нынешние, насколько мне известно, на подобное не способны. Хотя их тоже не стоит недооценивать.
— Я учту это.
Вот и еще один вопрос. Кто такие эти Короли-Драконы? Ученый вновь последовал за Забеной, но тут его внимание привлекло небольшое строение невдалеке, к востоку от них и чуть ближе холмов. Казалось, оно покоится в самом центре нигде. Вокруг него не было ничего, кроме пустынной равнины и нескольких рощиц. Зачем кому-то понадобилось строить здесь такое?..
— Что там за здание?
В первый раз во взгляде Забены появилось подозрение.
— Там — цитадель гномса. В ней он работает и хранит все свои секреты. Никому, кроме него, не войти в эти серые стены и не выйти из них.
Уэллена это не отпугнуло.
— Думаю… Думаю, мне надо бы пойти и увидеться с ним.
— Нет. — Голос ее звучал ровнее ровного. — Тебе не захочется видеть этого карлика.
— Отчего? Он так опасен? Она пожала плечами.
— На восточной границе Царства драконов есть огромный разрушенный город. Часть его ушла под воду.
Город, охраняемый морскими змеями…
— Я помню его. Мы миновали его и направились к южному побережью.
— И правильно поступили. Король-Дракон, занявший его, ревностно стережет свои земли. — Тепла в ее улыбке не осталось вовсе. — До этого город лежал в развалинах более тысячи лет.
— Но при чем же здесь этот карлик? Забена рассмеялась.
— Кто, по-твоему, обратил этот город в развалины? Он с сомнением взглянул на нее.
— Неужели он?
— Именно. Теперь скажи: он достаточно опасен для тебя?
Глава 8
Птицелюди были сильны, но от такого мертвого груза — термин, хоть и не нравился Уэллену в применении к собственной особе, точнее всего отражал положение дел — устанет кто угодно. С течением времени солнце медленно описывало дугу, перемещаясь вправо от ученого, и это означало, что отряд движется почти точно на юг. Уэллен надеялся, что они прибудут на место до темноты. Ему вовсе не улыбалось лететь, не видя ничего вокруг, или же ночевать в каком-нибудь неизвестном лесу. Бояться, конечно, было глупо — ведь птицелюди, без сомнения, знали, что делали, — однако пережитого Уэлленом наверняка хватило бы любому. Сейчас ему хотелось только одного: укрыться на время от всего мира в каком-нибудь безопасном месте.
Голова его начала болезненно ныть. Уэллен поморщился, подумав, что головная боль в сравнении со всеми предшествовавшими ей бедами — всего лишь мелкая неприятность.
Словно в ответ на его мысли, боль сделалась сильнее и вскоре стала просто-таки невыносимой. И может быть, поэтому Уэллен почти не сомневался, что она означает предостережение.
Он быстро оглянулся, едва не вывернувшись из когтей своих носильщиков. Один из искателей прикрикнул на него — несомненно, напоминая о том, что люди не умеют летать, а посему лучше не вертеться. Мотая головой, Уэллен пытался дать понять: поблизости что-то неладно. Птицечеловек заморгал и вновь сосредоточился на полете.
Прочие искатели тоже без всякой опаски летели вперед. Пожалуй, этого должно было быть достаточно для спокойствия — ведь они знали свою родную землю гораздо лучше него. Однако предупреждающая боль не проходила. Уэллен взглянул вниз, подумав, что опасность может таиться там. С такой невероятной высоты открывался превосходный вид на многие мили вокруг, но самым опасным из всего, замеченного им, оказалась стайка мелких драконов вокруг какой-то падали. Принадлежавшие к бескрылой разновидности и явно медлительные во всех отношениях, они вряд ли могли представлять собою угрозу.
Что же такого, кроме падения, могло ему угрожать? Уэллен попробовал глянуть вверх, но носильщики держали его под таким углом, что он смог рассмотреть лишь участок неба впереди стаи. Начав вертеться, он вполне мог вывернуться из когтей носильщиков, что в данной ситуации было бы крайне нежелательно. Где же искать возможную опасность?
Наконец, не в силах противостоять непрестанному беспокойству, он осторожно повернулся так, чтобы увидеть больше. Державшие его искатели заклекотали, но он только покачал головой. Попытку нельзя было назвать успешной — другое дело, если бы голова могла совершить полный оборот, — но Уэллен сумел разглядеть облака над головой и позади.
Прищурившись, он вгляделся повнимательней. В такой же точно облачной завесе прятался дракон, погубивший его товарищей…
Более он не мог так рисковать. Снова завертевшись, чтобы привлечь внимание птицелюдей, он закричал:
— Облака! Мне кажется, среди них что-то есть!
Искатель лишь взглянул на него, по обыкновению склонив голову. Ученый повторил предостережение, гадая, понимает ли птицечеловек его слова. Подтверждений тому, что все искатели понимают Общий язык, не имелось. Его удивляло даже то, что люди древнего континента до сих пор говорят на том же языке. Отчего бы это?
Все вопросы — после! — прикрикнул он на ученого в себе.
Его носильщики переглянулись, возможно, беседуя в свойственной их народу безмолвной манере, но больше ничего не произошло. Если они и обсуждали его предупреждение, то либо не поверили, либо не сочли его достаточно важным. Возможно, они даже знали все заранее и теперь просто пытались заманить возможных наблюдателей в какую-либо скрытую до поры ловушку. Ученый надеялся на это, но в глубине души не верил.
Через несколько минут стая начала снижаться. Всматриваясь в несущуюся навстречу землю, ученый пытался определить, где они приземлятся, но не видел ничего, кроме холмов и леса. Значит, еще одна промежуточная остановка. Он быстро оглядел окрестности и заметил подальше к юго-востоку ряд холмов. Их однообразие наталкивало на мысль, что это те самые холмы, где Сумрак впервые спас его от пожирателей падали.
Интересно, что пришло чародею в голову, когда он очнулся от воспоминаний. Или он предается им и сейчас, все еще беседуя с давно умершими товарищами?
Какую бы опасность ни представлял собою древний колдун, Уэллен не мог избавиться от жалости к нему. Представить только долгие годы страха и неуверенности, прожитые им…
Ноги его коснулись земли, и это заставило забыть о Сумраке. Носильщики, убедившись, что инерция не заставит ученого споткнуться и упасть, отпустили его. Вокруг опускались на землю прочие птицелюди. Ни один из них не казался обеспокоенным — чего нельзя было сказать об ученом. Внезапно обретенная способность чувствовать опасность — пусть пока очень неопределенная — еще ни разу не подводила. Всякий раз, сколь бы отдаленной ни была угроза, она оказывалась реальной.
Получив наконец возможность размять ноги, Уэллен методично перебрал возможные причины. Отчего он может ощущать опасность, не видя ее? Во-первых, потому что ее просто нет. Во-вторых, потому что она — далеко… нет, не похоже. В-третьих… Он прошелся по земле, пытаясь думать на ходу. В-третьих…
Потому что опасность не хочет, чтобы ее видели? Пещера Сумрака была укрыта заклинанием, и все же он, Уэллен, мог видеть сквозь завесу, к немалому удивлению чародея. Это означает, что он наделен отнюдь не посредственными задатками. А возможно ли проделать нечто подобное и сейчас?
Не вполне понимая, что надлежит делать, но горя желанием провести опыт; Уэллен Бедлам полностью распахнул свое сознание. Он не был слишком сосредоточен, когда пробил заклятие Сумрака, и это наводило на мысль, что и сейчас чрезмерные старания, как это часто бывает, скорее всего, приведут к поражению. А вот если он просто доверится смутным ощущениям и позволит им вести себя, может, что-то и получится…
К собственному удивлению он обнаружил, что взгляд его обращается на восток и поднимается к небу. Сознательных усилий он к этому не прилагал — все происходило само собой. И все же он по-прежнему ничего не видел, сколько ни всматривался. Сомнения вернулись с новой силой.
Затем в небе начали обретать форму неясные силуэты. Он не мог сказать, что это такое, но видел, что расстояние между ними и стаей птицелюдей сокращается — и весьма быстро.
Схватив за плечо ближайшего искателя, он указал на небо: — На нас нападают!
Все до единого искатели взглянули в ту сторону, куда он указывал, но, судя по реакции, не видели того, что видел ученый. Тот, которого Уэллен схватил за плечо, одарил его взглядом, имевшим и у людей и у искателей одинаковое значение. Однако Уэллен не сдавался. Взяв искателя за лапу, он прижал его когти к своему лбу и как можно подробнее нарисовал мысленный образ увиденного.
Птицечеловек почти сразу же отдернул лапу. Глаза его расширились. Поначалу Уэллен не понял, сумел ли объяснить все как надо, но тут искатели, все как один, устремили взгляды вверх. Перья их встали дыбом, а когти изготовились к схватке.
Уэллен видел, что силуэты совсем рядом.
Птицелюди, кроме одного, оставшегося охранять Уэллена, начали подниматься в воздух. И тут же снижавшиеся крылатые фигуры сделались видимыми. Их обнаружили, и поддерживать скрывавшее их заклинание было бессмысленно. Перед самым столкновением двух отрядов последние клочья колдовства слетели, открывая… нечто ужасное. — Боги мои…
Уэллен ожидал увидеть птицеподобных существ, полагая, что, если у нападающих есть крылья, значит, они должны быть похожи на его союзников. Но — нет. Чудовища, с которыми дрались искатели, напоминали другое крылатое создание — летучую мышь. Но ни одна летучая мышь не могла сравниться с этими тварями. Нападавшие были одного роста с Уэлленом, если не выше, и сохраняли сходство с человеком примерно в той же степени, что и птицелюди. Однако если последние были хоть несколько цивилизованы, первые, несомненно, являлись дикарями и убийцами.
Ученый не сомневался, что они явились именно за ним. Совпадением случившееся быть не могло.
Но почему? Почему всем нужен именно я?
Уэллен был уверен: все это — ошибка. Он не знал и не имел ничего такого, на что можно позариться. Но в силу некоей безумной причины судьба выбрала его, Уэллена Бедлама, себе в шуты…
Численно обе стороны были равны, но во всем остальном искатели явно проигрывали. Да, они обладали магической силой, но и летучие мыши — также. Заклинания одной стороны расшибались о защитные чары другой. Некоторые достигали цели, но большинство заканчивались лишь безвредными вспышками либо треском. Летучие мыши явно не были простыми животными — для этого они проявляли слишком уж большую смелость, сноровку и реакцию. Решить судьбу боя должна была физическая сила. К несчастью, сила эта была на стороне смертоносных бледных страшилищ.
Едва осознав это, Уэллен увидел рухнувшего наземь искателя с рваной кровоточащей раной в груди. Другой был разорван двумя чудовищами, швырнувшими его останки вниз. Впрочем, разумными-то они были, но жажда крови отчасти притупляла их разум. Один из этих двух внезапно нашел свою смерть — искатель, возникший словно из ниоткуда, располосовал его глотку. Второй, однако, успел отреагировать и устремился навстречу виновнику смерти товарища.
Искатель, державшийся за спиной Уэллена, положил лапу на его плечо. Ученый кивнул. Он и не оглядываясь знал, чего хочет птицечеловек. Получив разрешение, пернатый страж взмыл в воздух, чтобы тоже принять участие в бою, уже явно проигранном. Уэллен не мог винить его — сам он сделал бы то же самое, если бы мог хоть чем-нибудь помочь. Его колдовские способности были, в лучшем случае, самыми скромными. При нем был нож, но меч у него отняли. Все же Уэллен обнажил клинок, понимая, что он пригодится как на случай боя, так и на случай бегства.
В любом случае его ждали смерть либо плен — и еще до заката.
— Беги! Сюда! — раздался неподалеку голос. Женский. Голос слышался справа. Оглянувшись на зов, Уэллен никого не увидел.
— Беги, говорят!
Среди деревьев появилась женская фигурка. Она была облачена в длинный плащ, сливавшийся с зеленью леса — именно поэтому ученый не заметил ее прежде. Женщина махала ему рукой, зовя к себе.
— Быстрее! Это твой единственный шанс!
Сердце Уэллена дрогнуло при мысли о том, что он бросит искателей, умиравших за него, так как он спас жизнь самки их рода. Но ведь они дрались в основном для того, чтобы он не попал в лапы летучих мышей, и бегство казалось единственным способом исполнить это их желание…
Держа нож наготове, ученый поспешил к женщине.
Что ждет меня на этот раз? — думал он на бегу. — Кому еще я понадобился?
— Дальше!
Прорвавшись сквозь листву, он приблизился к ней — и на краткий миг замер, глядя на ее странное бледное лицо. Но она тут же вывела его из оцепенения, швырнув ему такой же плащ, как и тот, что был на ней:
— Накинь поверх одежды!
Плащи, конечно, магические и раскрашены под лесную зелень, но ученый сомневался, что они помогут надолго обмануть летучих мышей. Надевая объемистое одеяние, он вдруг заметил, что узор на ткани изменился.
— Они повторяют то, что тебя окружает. В точности.
Вот это маскировка! Вряд ли уловка обманет тварей больше, чем на несколько минут, но за это время можно будет подумать о чем-то еще… По крайней мере Уэллен на это надеялся.
Он облачился в плащ, и женщина наскоро осмотрела его.
— Готово! Идем!
Оба быстро углубились в лес. Уэллена поразило, что ветви и трава, казалось, не касаются его проводницы. Она двигалась словно ветер, вызывая сильную зависть ученого — его самого каждая ветка норовила хлестнуть по лицу или вцепиться в одежду.
Звуки боя затихали вдали. Уэллен услышал яростный визг, от которого сердце замерло в груди. Ни один из искателей не был способен издать такой звук, и ученый решил, что похожие на летучих мышей твари обнаружили его исчезновение. Значит, осталось недолго. Слегка утешало лишь то, что около дюжины этих тварей наверняка повержены либо смертельно ранены несчастными птицелюдьми. А потеряв в числе, они не смогут так тщательно обыскать округу…
Это внушало хоть и слабую, но все же — надежду.
Его проводница, двигавшаяся, точно эльф, но не похожая на эльфов, замедлила шаг и протянула ему руку. Ухватившись за нее, Уэллен испытал чувство, не имевшее ничего общего с ощущением опасности. Несколько мгновений он думал о том, какая гладкая и прохладная у нее кожа, а затем женщина скомандовала:
— Закрой глаза и держись крепче! Закрыть глаза?
— Зачем?
Улыбка ее оказалась слегка кривой, но совершенство формы губ заставило забыть об этом.
— Чтобы остаться в живых.
С таким доводом трудно было спорить. Уэллен зажмурился, молясь, чтобы это не оказалось его последней ошибкой.
Странное струящееся ощущение — словно он упал в озеро и ушел на глубину. Напоследок ученый услыхал далекий визг мышеподобной твари, но он резко оборвался. Тут Уэллен наткнулся на свою спасительницу, остановившуюся, едва крик смолк.
— Теперь можешь снова открыть глаза.
И вновь он был поражен ее красотой. Волосы ее были черны, словно сама ночь, если только не чернее ночи, и прекрасно оттеняли белизну кожи. Встретив ее взгляд, Уэллен невольно вспомнил о кошколюдях, живших в горах к востоку от его родины. Возможно, такие глаза появились в результате скрещивания с этой расой.
— Теперь можешь отдохнуть. Здесь мы на время будем в безопасности. — Видя, что он отчаянно потеет под всей своей одеждой, она добавила: — Это можно снять. Он был просто на всякий случай. Я ведь не знала, скоро ли за нами кинутся в погоню.
— Кто ты? Что это были за твари? Как ты нашла меня?
— Какой любопытный!
Перемена в ее тоне была ошеломляющей. Словно они не спасались вместе от дьявольских тварей, а пошли прогуляться после пикника…
— Мне это нравится! Ты ничего не требуешь, подобно многим, кого я знала. Ты вежлив, невзирая на обстоятельства!
— Тогда ты, возможно, будешь столь любезна, что ответишь хоть на некоторые из моих вопросов, — ответил он, освобождаясь от плаща.
С плащом Уэллену очень не хотелось расставаться — особенно потому, что он не успел рассмотреть его, — но жара вынуждала к этому.
Изящные пальчики женщины занялись застежками ее собственного плаща.
— Мое имя — Забена.
— Забена…
Больше он ничего не смог сказать, так как в этот момент его спасительница сбросила плащ.
— А как зовут тебя?
— Уэллен. Уэллен Бедлам.
Интересное имя, — Она протянула к нему гладкие, белые руки. — Можно?
Ученый моргнул, и женщина с волосами цвета воронова крыла объяснила:
— Можно я возьму плащ?
Ученый пришел в себя. Подавая ей изумительное одеяние, он снова спросил:
— Что за твари напали на искателей? Она принялась сворачивать его плащ.
— Это — некри. Тебе они не понравятся.
— Пожалуй… — Бедлам отметил, что плащ в ее руках уменьшается: сверток уже стал вдвое меньше, чем был вначале. — Чего они хотят от меня?
— Вероятно, того же, чего и птицелюди. — Сверток уже мог уместиться на ее ладони, но она все складывала и складывала его. — Тебе известно, чего они хотели от тебя?
Уэллен наблюдал, как плащ становится крохотным квадратным лоскутком ткани. Забена удовлетворилась лишь тогда, когда сверток сделался не больше крупной монеты. Она спрятала его в висевший на ее поясе кошель.
— Известно ли тебе это? — вновь спросила она.
— Они выручали меня. Я спас жизнь одного из их птенцов. Известие явно впечатлило ее. Уэллен почувствовал, что польщен.
— Птичий народ уважает весьма немногих людей.
— Пожалуй, это мне в единственный раз повезло с тех пор, как я оказался здесь.
Не считая этой встречи, — добавил он про себя. Само присутствие Забены сбивало его с толку.
— А откуда ты пришел?
— Из-за моря. — Уэллену вновь вспомнился оставшийся без ответа вопрос. — Отчего же ты спасла меня? Как ты узнала, где я?
Но она, видимо, пока не была расположена к продолжению беседы. Наклонившись, Забена подобрала свой плащ и скорее скомкала его, чем свернула,
— У нас еще будет время для вопросов и ответов. Я была неучтива, — улыбка ее очаровывала. — Я знаю место, где мы сможем побыть наедине… и спокойно побеседовать.
Сама мысль об отдыхе и спокойном обмене сведениями была настолько привлекательна, что ученый почти забыл о происшедшем из-за него кровопролитии. Возможно, Забена могла бы пролить свет на создавшееся положение, включая и загадку таинственной книги дракона, которую Сумрак желал заполучить и в намерении украсть которую он подозревал Уэллена.
К тому же он, по чести сказать, вовсе не возражал против того, чтобы побыть немного в обществе Забены.
Гибкая, но властная женщина продолжала сминать свой плащ. Как и первый, он уменьшался в размерах под ее пальцами. Поскольку она не удосужилась сложить его, плащ вскоре стал напоминать горсть лоскутов, скатанных в комок. Когда он сделался не больше первого, она убрала и его.
— Ты — волшебница?
— Волшебница, ведьма, чародейка… все это теперь означает одно и то же. Да, это так. — Полузакрыв глаза, она взглянула на него, словно ребенок, полагающий, что чем-то огорчил своего отца. — Это так уж тревожит тебя?
— Вовсе нет. Возможно, ты в силах помочь мне. Возможно, она подскажет, как развить его собственные колдовские задатки… В первый раз за весьма долгое время он ощутил подлинное воодушевление.
Забена подошла почти вплотную к нему.
— Я так рада… Многие просто не понимают… Идем же! Наш путь недалек, но солнце уже садится. — Чародейка снова взяла его за руку. — Тебе не захочется провести ночь под открытым небом. Как знать, какие темные создания могут бродить вокруг.
Он последовал было за ней, но, пройдя несколько шагов, резко остановился.
— Что случилось?
Уэллен указал на восток. Большую часть ландшафта в той стороне заслоняли деревья, и лишь сейчас он смог получить хоть какое-то представление, где находится. Вид, открывшийся ему, был на удивление знакомым.
— Те холмы! Здесь есть другие, похожие?
— Нет.
Что-то в ее голосе подсказывало, что времени попусту терять не стоит, но Уэллен желал убедиться.
— Мне кажется… они похожи на те, где меня спас… где меня спасли.
Он решил не упоминать о Сумраке, чтобы не встревожить Забену еще больше.
— Если ты находишь эти холмы знакомыми, скорее всего, так и есть. Первый Король-Дракон здешних мест, говорят, устроил их таким образом. В те времена, когда могущество их не знало границ. Нынешние, насколько мне известно, на подобное не способны. Хотя их тоже не стоит недооценивать.
— Я учту это.
Вот и еще один вопрос. Кто такие эти Короли-Драконы? Ученый вновь последовал за Забеной, но тут его внимание привлекло небольшое строение невдалеке, к востоку от них и чуть ближе холмов. Казалось, оно покоится в самом центре нигде. Вокруг него не было ничего, кроме пустынной равнины и нескольких рощиц. Зачем кому-то понадобилось строить здесь такое?..
— Что там за здание?
В первый раз во взгляде Забены появилось подозрение.
— Там — цитадель гномса. В ней он работает и хранит все свои секреты. Никому, кроме него, не войти в эти серые стены и не выйти из них.
Уэллена это не отпугнуло.
— Думаю… Думаю, мне надо бы пойти и увидеться с ним.
— Нет. — Голос ее звучал ровнее ровного. — Тебе не захочется видеть этого карлика.
— Отчего? Он так опасен? Она пожала плечами.
— На восточной границе Царства драконов есть огромный разрушенный город. Часть его ушла под воду.
Город, охраняемый морскими змеями…
— Я помню его. Мы миновали его и направились к южному побережью.
— И правильно поступили. Король-Дракон, занявший его, ревностно стережет свои земли. — Тепла в ее улыбке не осталось вовсе. — До этого город лежал в развалинах более тысячи лет.
— Но при чем же здесь этот карлик? Забена рассмеялась.
— Кто, по-твоему, обратил этот город в развалины? Он с сомнением взглянул на нее.
— Неужели он?
— Именно. Теперь скажи: он достаточно опасен для тебя?
Глава 8
— Я слишком долго ждал этой книги, — пророкотал Пурпурный Король-Дракон.
Он возлежал при входе в пещеры, где поселился его клан. Лучи заходящего солнца сверкали на его чешуе. Кое-кто мог посчитать пурпурный цвет странноватым для дракона, но обладатель этой своеобразной окраски находил ее вполне королевской. Во всяком случае, над ней никто не смеялся. То есть никто из ныне живущих.
— Отец мой ждал ее. И его родитель — ждал. Они ждали, но так и не дождались.
Когти передних лап огромного дракона прочертили в жесткой каменистой почве глубокие борозды. Земля вокруг пещер клана была насквозь прокалена многими поколениями огнедышащих тварей, но все же не могла устоять перед мощью Короля-Дракона.
Крохотный человечек перед ним не поднимал взгляда. То было одно из главных правил выживания в присутствии Короля-Дракона: преклони колени и опусти взгляд, выражая подобающее почтение, пока не получишь позволения встать. Те, кто недостаточно быстро повиновался, превращались в пепел.
— Я не оставлю это деяние своему преемнику! Я сам завладею тайнами карлика!
Те несколько драконов, что присутствовали при разговоре, старались вести себя как можно незаметнее. Когда повелитель в ярости, для него неважно, человек ли, дракон или кто другой падет жертвой его гнева.
Пурпурный взирал на своего человека.
— Я продлил твою жизнь, потому что мне нужна информация. Тебе повезло, поскольку истреблявший твой род слишком заботился о собственной выгоде. Он ослушался. Но ослушаться в другой раз уже не сможет.
Прочие драконы зашипели, а человек задрожал. Змеиная улыбка — и весьма зубастая — играла на ужасном лике Короля-Дракона. Его власть в этих землях не имела границ.
Он опустил свою огромную голову к земле, чтобы сильнее устрашить живую игрушку. Эти крохотные создания столь жалки в своей предсказуемости…
— Ты заявил, что пришел сюда не за книгой, чему я не верю. Хотя теперь начинаю подозревать, что вожаком был не ты. Должен быть кто-то другой, и именно его я ищу. Ведь ты не настолько умен, чтобы суметь проникнуть в адское логово карлика!
— Это так, мой великий и царственный повелитель! — последовал тихий ответ.
— Так. — Пурпурный подался назад, скрыв свои чувства под маской беспечности. — Тогда кто? Все твои товарищи мертвы. Суда отогнаны от здешних берегов. Можешь ли ты найти причину, по которой мне следует и дальше позволять тебе жить?
— Тот, кто возглавлял экспедицию, до сих пор жив!
— В самом деле?
— Я видел, как он скрылся в холмах! Он ускакал на краденой лошади!
— В холмах…
Гигант с трудом скрывал интерес. Эти пришельцы, сколь бы ни были слабы, рассчитывали перехитрить ненавистного карлика. Значит, у них был какой-то план. Пурпурный Король-Дракон не сомневался в этом, потому что сам думал бы так же, а его хитрость была непревзойденной.
— Он — из ваших ученых людей?
— Да! Ученость его велика! Это была его идея — отправиться в эти прокл… в эти земли!
В голосе его звучала ненависть. Король-Дракон нашел ее забавной. К тому же на этой ненависти тоже можно сыграть — позже.
— Как зовется этот человек?
Жалкая марионетка осмелилась поднять взгляд, понимая, что теперь ей — хотя бы на время — оставят жизнь. Глядя на мелкую тварь, повелитель драконов дивился ее окраске.
Быть может, я отдам его ириллианам. Раз он такой синий, им он больше поправится.
Прентисс Асаальк, выглядевший весьма усталым и разбитым, ответил:
— Его имя — Уэллен Бедлам!
Забена выбрала вовсе не такое укрытие, какое ожидал увидеть Бедлам. Ночь только начиналась, когда она указала ученому на нечто огромное и бесформенное. Поначалу он даже засомневался, туда ли смотрит.
— Вот это дерево?
— Это не просто дерево, — заверила Забена.
В темноте волшебница была почти невидима, несмотря на бледность ее кожи.
Дерево и вправду оказалось отнюдь не простым.
Собственно, это был другой мир.
Волшебница подвела Уэллена к трещине в стволе, длинной и такой узкой, что он едва смог бы просунуть туда палец. А вот тонкие пальцы Забены как раз подошли. Озадаченный,
Уэллен наблюдал, как ее рука скользит но разлому вверх и вниз. Проделав это странное действие дважды, волшебница отступила в сторону.
Трещина со скрипом раздвинулась. Она становилась все шире и шире, пока не сделалась достаточно широкой для двоих.
— Идем, — шепнула Забена, взяв его за руку, чтобы он не остался позади… или же не повернулся и не убежал прочь.
Если снаружи дерево изумило его, то внутри — просто ошеломило. Снаружи ствол выглядел достаточно толстым, чтобы, будучи выдолбленным, вместить пять-шесть человек — при условии, что те стоят неподвижно и почти не дышат. Изнутри же обнаружились хоромы — почти такие же огромные, как просторная древняя пещера Сумрака.
Он возлежал при входе в пещеры, где поселился его клан. Лучи заходящего солнца сверкали на его чешуе. Кое-кто мог посчитать пурпурный цвет странноватым для дракона, но обладатель этой своеобразной окраски находил ее вполне королевской. Во всяком случае, над ней никто не смеялся. То есть никто из ныне живущих.
— Отец мой ждал ее. И его родитель — ждал. Они ждали, но так и не дождались.
Когти передних лап огромного дракона прочертили в жесткой каменистой почве глубокие борозды. Земля вокруг пещер клана была насквозь прокалена многими поколениями огнедышащих тварей, но все же не могла устоять перед мощью Короля-Дракона.
Крохотный человечек перед ним не поднимал взгляда. То было одно из главных правил выживания в присутствии Короля-Дракона: преклони колени и опусти взгляд, выражая подобающее почтение, пока не получишь позволения встать. Те, кто недостаточно быстро повиновался, превращались в пепел.
— Я не оставлю это деяние своему преемнику! Я сам завладею тайнами карлика!
Те несколько драконов, что присутствовали при разговоре, старались вести себя как можно незаметнее. Когда повелитель в ярости, для него неважно, человек ли, дракон или кто другой падет жертвой его гнева.
Пурпурный взирал на своего человека.
— Я продлил твою жизнь, потому что мне нужна информация. Тебе повезло, поскольку истреблявший твой род слишком заботился о собственной выгоде. Он ослушался. Но ослушаться в другой раз уже не сможет.
Прочие драконы зашипели, а человек задрожал. Змеиная улыбка — и весьма зубастая — играла на ужасном лике Короля-Дракона. Его власть в этих землях не имела границ.
Он опустил свою огромную голову к земле, чтобы сильнее устрашить живую игрушку. Эти крохотные создания столь жалки в своей предсказуемости…
— Ты заявил, что пришел сюда не за книгой, чему я не верю. Хотя теперь начинаю подозревать, что вожаком был не ты. Должен быть кто-то другой, и именно его я ищу. Ведь ты не настолько умен, чтобы суметь проникнуть в адское логово карлика!
— Это так, мой великий и царственный повелитель! — последовал тихий ответ.
— Так. — Пурпурный подался назад, скрыв свои чувства под маской беспечности. — Тогда кто? Все твои товарищи мертвы. Суда отогнаны от здешних берегов. Можешь ли ты найти причину, по которой мне следует и дальше позволять тебе жить?
— Тот, кто возглавлял экспедицию, до сих пор жив!
— В самом деле?
— Я видел, как он скрылся в холмах! Он ускакал на краденой лошади!
— В холмах…
Гигант с трудом скрывал интерес. Эти пришельцы, сколь бы ни были слабы, рассчитывали перехитрить ненавистного карлика. Значит, у них был какой-то план. Пурпурный Король-Дракон не сомневался в этом, потому что сам думал бы так же, а его хитрость была непревзойденной.
— Он — из ваших ученых людей?
— Да! Ученость его велика! Это была его идея — отправиться в эти прокл… в эти земли!
В голосе его звучала ненависть. Король-Дракон нашел ее забавной. К тому же на этой ненависти тоже можно сыграть — позже.
— Как зовется этот человек?
Жалкая марионетка осмелилась поднять взгляд, понимая, что теперь ей — хотя бы на время — оставят жизнь. Глядя на мелкую тварь, повелитель драконов дивился ее окраске.
Быть может, я отдам его ириллианам. Раз он такой синий, им он больше поправится.
Прентисс Асаальк, выглядевший весьма усталым и разбитым, ответил:
— Его имя — Уэллен Бедлам!
Забена выбрала вовсе не такое укрытие, какое ожидал увидеть Бедлам. Ночь только начиналась, когда она указала ученому на нечто огромное и бесформенное. Поначалу он даже засомневался, туда ли смотрит.
— Вот это дерево?
— Это не просто дерево, — заверила Забена.
В темноте волшебница была почти невидима, несмотря на бледность ее кожи.
Дерево и вправду оказалось отнюдь не простым.
Собственно, это был другой мир.
Волшебница подвела Уэллена к трещине в стволе, длинной и такой узкой, что он едва смог бы просунуть туда палец. А вот тонкие пальцы Забены как раз подошли. Озадаченный,
Уэллен наблюдал, как ее рука скользит но разлому вверх и вниз. Проделав это странное действие дважды, волшебница отступила в сторону.
Трещина со скрипом раздвинулась. Она становилась все шире и шире, пока не сделалась достаточно широкой для двоих.
— Идем, — шепнула Забена, взяв его за руку, чтобы он не остался позади… или же не повернулся и не убежал прочь.
Если снаружи дерево изумило его, то внутри — просто ошеломило. Снаружи ствол выглядел достаточно толстым, чтобы, будучи выдолбленным, вместить пять-шесть человек — при условии, что те стоят неподвижно и почти не дышат. Изнутри же обнаружились хоромы — почти такие же огромные, как просторная древняя пещера Сумрака.