Страница:
Она была заряжена для выстрела, но вся опутана обрушившимися сверху тлеющими канатами. Пока наследник отчаянно дёргал за тросы, пытаясь освободить оружие, ему на глаза попался «Драконий Гребень», который, несмотря на шторм, непринуждённо разрезал волны. Скорее всего, он уже ушёл с дистанции поражения флагмана.
Наследник зарычал от бессилия — Рахм провёл его!
И весь позор, что раньше лежал на троне и империи, теперь лежит на одном Бастиане, упустившем верный шанс. Он пнул бесполезный механизм, поняв, что ему уже не успеть даже прицелиться по уходящему кораблю. Тенькнула внезапно освободившаяся пружина, и камень с громким хлопком ушёл ввысь… «Драконий Гребень» окончательно растаял во тьме…
Когда корабль прошёл мимо горящего флагмана имперцев, Джубал в восторге громко заревел. Остальные на судне, включая Ботаноса, свистели и издевательски размахивали оружием в сторону имперцев.
Рахм прислонился к мачте. На палубе горящего флагмана ничего нельзя было разглядеть, но возможно, наследник узурпатора мёртв.
— Мы остались живы и выиграли хотя бы ещё один день, чтобы биться с узурпатором… — проговорил он.
— Ха! Этот день узурпатор не скоро позабудет! — крикнул Ботанос.
— Может, и так, но…
— Берегись! Берегись! — истошно завопил кто-то из матросов, указывая вверх.
Командующий и остальные задрали головы и замерли от ужаса. Казалось, с бушующего неба сорвалась и теперь несётся к ним луна.
Огромный камень врезался в палубу, качнув судно и разбросав обломки во все стороны; закувыркались бочки, заорали матросы.
Удар!
Рахм ощутил, как палуба ушла из-под его ног и жестокая боль свела тело… Голова кружилась; он почти терял сознание от боли… Потрогав грудь слабеющими пальцами, командующий обнаружил там огромное отверстие, которое пробил пронзивший его двухфутовый кусок фальшборта… Командующий с удивлением посмотрел на руку, залитую его собственной кровью…
— Рахм! Рахм!
Вероятно, зрение начало подводить Рахма Эс-Хестоса, потому что он увидел стоящую над собой огромную фигуру императора Чота.
— П-прости меня… мой император… я подвёл тебя… — прохрипел он.
— Рахм! Рахм, разрази тебя гром! Что ты несёшь? Это я — Джубал!
— Д… Джубал? Джубал… мы… что с «Гребнем»?
— С кораблём все нормально! Нас никто не преследует, все имперцы заняты спасением своего флагмана. Проклятому «Щиту Донага» удался последний выстрел!
— Хорошо… что корабль на п-плаву…
Вокруг начали собираться ещё минотавры, но они были неразличимы, почти тени… Хотя некоторых Рахм признал без труда:
— Могра… Дорн…
Джубал наклонился к нему:
— Рахм! Только не теряй сознание! Держись!
Тело командующего сотряс кашель, на губах появилась кровь, Рахм застонал от все усиливающейся боли.
— П… простите… простите, что подвёл всех… Джубал… и остальные… — Серый минотавр отчаянно захрипел.
— Да где этот проклятый лекарь?! — надрывался Джубал. — Срочно сюда!
Внезапно командующий схватил друга за руку:
— Старейшина! Нет… мы не можем…
Это были его последние слова. Глаза одноухого минотавра расширись и остекленели, а когда Джубал наклонился к его губам, то не ощутил дыхания. Командующий Рахм Эс-Хестос умер.
Бесконечные ряды серых палаток из козьей кожи расстилались во все стороны, насколько Мариция могла видеть. Каждая палатка была идеально вычищена и скроена, готовая хоть сейчас для осмотра командира.
Одно из заблуждений низших рас состояло в их уверенности, что минотавры презирают дома и постройки. Люди и эльфы не сомневались — минотавры спят в грязи на улице, как дикие животные. Это заблуждение легко опровергала Мариция и солдаты её отца. Новые легионы были прекрасно вооружены и обеспечены всем необходимым.
Богатый гребень её шлема развевался на ветру, когда леди Мариция ехала сквозь лагерь, наслаждаясь взглядами солдат. Справа от неё седой хектурион в полной броне, сверкая ярко начищенным значком легиона, гонял по плацу сотню воинов. Среди сотни метались декарионы, внимательно следя за своими маленькими отрядами.
— Секиры вверх! — ревел хектурион. — Удар! Ещё удар! В защиту!
Он сорвал с плеча большую двуручную секиру и сам идеально выполнил упражнение, не сбившись ни на дюйм. По команде легионеры как один попытались повторить вслед за ним.
— Выше локоть! А ты куда размахнулся, Харун?! Начали снова, все то же самое, а потом к ноге!
Хектурион снова закрутил секирой, а потом хитрым финтом перехватил её и поставил на землю на манер копья.
— Вот так! Все делаем одним гладким движением! Противник не должен видеть, что вы задумали, старайтесь не дать ему ни одного шанса!
Тут хектурион заметил подъехавшее начальство и проревел команду остановиться. Легионеры немедленно вскинули обеими руками секиры в салюте и положили их на плечо.
Одёрнув длинный чёрно-красный плащ, полагающийся главнокомандующему и дочери императора, Мариция в сопровождении двух телохранителей подъехала к строю, осматривая воинов. Никто из легионеров не дёрнулся, строй замер как одно существо. Не видя ничего, что заслуживало бы замечаний, дочь Хотака направилась к офицеру.
— Первый хектурион второго атакующего отряда Дрелин, миледи! — гаркнул тот, сорвав шлем и отсалютовав.
— Поздравления, хектурион. — Мариция поглядела на его эмблему, узнав золотой силуэт, в чёрном поле, — репутация легиона Виверны известна повсеместно.
— Благодарю, миледи!
— Кто твои командиры?
— Капитан Фион, тревериан Гарандон и командующий Баккор.
— Командующий Баккор… да, я помню его, отец всегда отзывался о нём уважительно. Твой легион специально обучен для лесной войны, не так ли?
Хектурион усмехнулся, так что шрамы на лице, заслуженные в прошлые кампании, искривились, и брякнул парой стальных перчаток на поясе. Пальцы перчаток заканчивались острыми крюками и могли легко использоваться для лазания по деревьям.
— Мои парни надеются встретиться первыми с эльфами Сильванести… Если на то будет ваш приказ.
Мариция расхохоталась:
— Я запомню твои слова, первый хектурион Дрелин!
Женщина тронула коня, а хектурион с одобрением посмотрел ей вслед, довольный, что дочь Хотака запомнила его имя. А сама Мариция ещё долго слышала позади себя рёв команд, доносящийся с тренировочного плаца…
Боевой дух легиона Виверны был очень высок, это было легко заметить, если посмотреть на любого солдата. А почему бы и нет? В близкой победе никто не сомневался. Она осмотрела периметр лагеря, где часовые в красных плащах стояли через каждые двадцать пять шагов.
Стоящие рядом дозорные отсалютовали ей, страж легиона Виверны только что сменил друга из легиона Волка, который уже торопливо ел, уписывая за обе щеки сушёную козлятину. На его шлеме был искусно закреплён собачий или волчий череп.
Еда в неположенном месте у поста была нарушением дисциплины, но пребывающая в хорошем расположении духа Мариция лишь погрозила проштрафившемуся пальцем. Видя, как вздрогнул солдат, она поняла, что он извлечёт необходимый урок.
Выехав за границы лагеря, Мариция криком подстегнула коня и понеслась вперёд. Рослые, закованные в броню телохранители нахлёстывали коней, чтобы не отстать от неё. Длинная трава сгибалась под ласковыми порывами ветра, мирный день был тихим и солнечным. Дочь Хотака быстро пронеслась через могучий дубняк и начала подниматься на невысокий холм, заканчивающийся зубчатым каменистым утёсом.
У самой пропасти Мариция осадила коня, подождав приотставших телохранителей. С холма открывался прекрасный вид.
Внизу на север и юг, до самого горизонта, расстилались новые владения империи, с другой стороны открывался вид на военный лагерь. Только отсюда можно было оценить, с какой точностью расставлены ряды палаток, образуя правильный пятиугольник, остриём указывающий на Сильванести, и понять, что здесь не обошлось без измерительных инструментов. Рядом вырубили свободное место, подготовив площадки для дополнительных лагерей новых легионов. Бивуак напоминал колонию лесных муравьёв, что выросли до огромных размеров и заполонили все вокруг.
Невдалеке задирали вверх свои огромные рычаги катапульты, готовые метать камни величиной с целого минотавра или бочки с зажигательной смесью. У каждого легиона имелось по двадцать пять катапульт и равное число меньших баллист. На большом поле пылила кавалерия, устраивая учебные сшибки с соседними отрядами для тренировки — копья с развевающимися знамёнами посверкивали.
— Как великолепно! — выдохнула Мариция. — По-другому просто не скажешь…
Она видела большой отряд минотавров, приближающийся с севера под мерный рокот барабанов, видела группы легионеров, выполняющих физические упражнения, видела тренирующихся в бросках копий…
Казалось, нет ни одного солдата, не занятого в подготовке к вторжению.
— Легион Виверны, несомненно, лучший в лагере, миледи, — осмелился нарушить тишину один из телохранителей. — Хотя и остальные четыре не многим ему уступают.
— Император обещал мне прислать ещё три до начала вторжения, среди них будут «летящие грифоны». Как только они прибудут, мы будем готовы помериться силами с этими изнеженными эльфами. И на сей раз им придётся встретиться с нами лицом к лицу, а не выставлять трусливых магов, что колдуют издалека…
Каждый минотавр знал историю и рассказы о последнем вторжении в Сильванести. Тогда эльфы применили мощную магию, заставив саму землю биться с легионами… Позорное поражение, исторический разгром.
Мариция продолжала наслаждаться видом, разглядывая гербы и флаги.
Каждый из них имел свою историю и славу. Вон там знамя легиона Виверны, там возвышается изумрудно-красный стяг легиона «Драконья Погибель» и чёрный штандарт легиона Волка. На юге гордо реял её собственный флаг — легиона Боевого Коня, одновременно признаваемый имперским. Неподалёку бледнел бело-серебряный стяг легиона Снежного Ястреба.
— Внушительный вид, — пробасил незнакомый голос.
Телохранители Мариции инстинктивно дёрнулись, выхватывая оружие и прикрывая свою хозяйку.
Напротив два закованных в чёрную броню рыцаря вытащили клинки, горя желанием бросить им вызов.
— Нет никакой необходимости в насилии, мы же союзники, — поднял руку подъехавший Галдар.
Верный помощник Мины сидел на скромной серой кобыле, которая больше подходила для человека и выглядела утомлённой под весом минотавра. Он был не менее семи футов в высоту и, как правильно оценила Мариция в письме к отцу, внешне совершенно не выделялся. Благодаря невыразительному коричневому меху он мог бы легко затеряться в толпе минотавров, но вот глаза…
В письме Мариция при всём желании не смогла описать ту энергию, которая изливалась из них на окружающих. Глаза Галдара жили отдельной жизнью. Когда он говорил о преданности Мине, что вернула ему руку, Мариция всегда ощущала некий подтекст и недосказанность, который передавал его взгляд. Галдар создавал армию Мины из отверженных и дезертиров, что ему блестяще удавалось, значит, он талантливый лидер, так зачем ему приманка в виде человеческой женщины?
Дочь Хотака восхищалась этим минотавром, но не доверяла ему.
— Ты опоздал, — произнесла она наконец.
— Меня вообще не должно тут быть, — ответил Галдар. — Я должен быть с нею и охранять её. — Он помолчал. — Но это последний раз, когда я покинул её… Мина говорит, Щит скоро неизбежно падёт.
— Ты уверен? — раздувая ноздри, спросила Мариция.
Огонь в его глазах никогда не гас.
— Мина сказала, это случится, значит, это случится.
Галдар полез в потёртую дорожную сумку, притороченную к седлу, и вытащил скатанный пергамент.
— Она приказала передать вам это.
Мариция кивнула телохранителю, и тот, тронув вороного коня, подъехал к Галдару. Выражение лица коричневого минотавра оставалось бесстрастным; он молча отдал послание, остановив рыцаря, уже открывшего было рот, чтобы вмешаться в ответ на подобное оскорбление.
Мариция приняла послание из рук телохранителя, подняв глаза на Галдара:
— Что там?
— Планы битвы. Карты и схемы. Следуйте им, и путь вашей армии будет наиболее лёгким. — Он внезапно надулся о гордости: — Именно минотавры покорят восточный Сильванести!
Его слова не слишком удовлетворили Марицию.
— Сильванести будет принадлежать нам полностью! И, кроме того… карты у нас не хуже твоих!
— Ваши действия были согласованы с Миной. — Галдар дёрнул поводья, разворачивая лошадь. — Если вы отказываетесь, это ваше право. Но именно она руководит завоеванием!
Мариция с трудом сдержала себя: отец не отдавал никаких распоряжений относительно споров с Галдаром на этой стадии отношений двух армий. Вот когда легионы войдут в Сильванести, разговор будет другим…
— Будьте готовы, миледи! — крикнул Галдар на прощание. — Да… Мина посылает благословение Единого Бога вам всем!
Он и сопровождающие рыцари быстро проскакали по вершине холма и исчезли в роще. Мариция некоторое время смотрела вслед минотавру-отступнику, затем бросила последний взгляд на свои легионы.
— Напомните мне выставить тут посты с завтрашнего дня, — сказала она. — Отсюда хорошо следить вражеским разведчикам…
— Да, миледи!
— Поехали, мне необходимо написать сообщение императору.
Она тронула коня к лагерю, затем ещё раз оглянулась и, фыркнув, прошептала:
— Единый Бог, надо же… Ты оцениваешь себя очень высоко, Галдар…
9
Наследник зарычал от бессилия — Рахм провёл его!
И весь позор, что раньше лежал на троне и империи, теперь лежит на одном Бастиане, упустившем верный шанс. Он пнул бесполезный механизм, поняв, что ему уже не успеть даже прицелиться по уходящему кораблю. Тенькнула внезапно освободившаяся пружина, и камень с громким хлопком ушёл ввысь… «Драконий Гребень» окончательно растаял во тьме…
Когда корабль прошёл мимо горящего флагмана имперцев, Джубал в восторге громко заревел. Остальные на судне, включая Ботаноса, свистели и издевательски размахивали оружием в сторону имперцев.
Рахм прислонился к мачте. На палубе горящего флагмана ничего нельзя было разглядеть, но возможно, наследник узурпатора мёртв.
— Мы остались живы и выиграли хотя бы ещё один день, чтобы биться с узурпатором… — проговорил он.
— Ха! Этот день узурпатор не скоро позабудет! — крикнул Ботанос.
— Может, и так, но…
— Берегись! Берегись! — истошно завопил кто-то из матросов, указывая вверх.
Командующий и остальные задрали головы и замерли от ужаса. Казалось, с бушующего неба сорвалась и теперь несётся к ним луна.
Огромный камень врезался в палубу, качнув судно и разбросав обломки во все стороны; закувыркались бочки, заорали матросы.
Удар!
Рахм ощутил, как палуба ушла из-под его ног и жестокая боль свела тело… Голова кружилась; он почти терял сознание от боли… Потрогав грудь слабеющими пальцами, командующий обнаружил там огромное отверстие, которое пробил пронзивший его двухфутовый кусок фальшборта… Командующий с удивлением посмотрел на руку, залитую его собственной кровью…
— Рахм! Рахм!
Вероятно, зрение начало подводить Рахма Эс-Хестоса, потому что он увидел стоящую над собой огромную фигуру императора Чота.
— П-прости меня… мой император… я подвёл тебя… — прохрипел он.
— Рахм! Рахм, разрази тебя гром! Что ты несёшь? Это я — Джубал!
— Д… Джубал? Джубал… мы… что с «Гребнем»?
— С кораблём все нормально! Нас никто не преследует, все имперцы заняты спасением своего флагмана. Проклятому «Щиту Донага» удался последний выстрел!
— Хорошо… что корабль на п-плаву…
Вокруг начали собираться ещё минотавры, но они были неразличимы, почти тени… Хотя некоторых Рахм признал без труда:
— Могра… Дорн…
Джубал наклонился к нему:
— Рахм! Только не теряй сознание! Держись!
Тело командующего сотряс кашель, на губах появилась кровь, Рахм застонал от все усиливающейся боли.
— П… простите… простите, что подвёл всех… Джубал… и остальные… — Серый минотавр отчаянно захрипел.
— Да где этот проклятый лекарь?! — надрывался Джубал. — Срочно сюда!
Внезапно командующий схватил друга за руку:
— Старейшина! Нет… мы не можем…
Это были его последние слова. Глаза одноухого минотавра расширись и остекленели, а когда Джубал наклонился к его губам, то не ощутил дыхания. Командующий Рахм Эс-Хестос умер.
Бесконечные ряды серых палаток из козьей кожи расстилались во все стороны, насколько Мариция могла видеть. Каждая палатка была идеально вычищена и скроена, готовая хоть сейчас для осмотра командира.
Одно из заблуждений низших рас состояло в их уверенности, что минотавры презирают дома и постройки. Люди и эльфы не сомневались — минотавры спят в грязи на улице, как дикие животные. Это заблуждение легко опровергала Мариция и солдаты её отца. Новые легионы были прекрасно вооружены и обеспечены всем необходимым.
Богатый гребень её шлема развевался на ветру, когда леди Мариция ехала сквозь лагерь, наслаждаясь взглядами солдат. Справа от неё седой хектурион в полной броне, сверкая ярко начищенным значком легиона, гонял по плацу сотню воинов. Среди сотни метались декарионы, внимательно следя за своими маленькими отрядами.
— Секиры вверх! — ревел хектурион. — Удар! Ещё удар! В защиту!
Он сорвал с плеча большую двуручную секиру и сам идеально выполнил упражнение, не сбившись ни на дюйм. По команде легионеры как один попытались повторить вслед за ним.
— Выше локоть! А ты куда размахнулся, Харун?! Начали снова, все то же самое, а потом к ноге!
Хектурион снова закрутил секирой, а потом хитрым финтом перехватил её и поставил на землю на манер копья.
— Вот так! Все делаем одним гладким движением! Противник не должен видеть, что вы задумали, старайтесь не дать ему ни одного шанса!
Тут хектурион заметил подъехавшее начальство и проревел команду остановиться. Легионеры немедленно вскинули обеими руками секиры в салюте и положили их на плечо.
Одёрнув длинный чёрно-красный плащ, полагающийся главнокомандующему и дочери императора, Мариция в сопровождении двух телохранителей подъехала к строю, осматривая воинов. Никто из легионеров не дёрнулся, строй замер как одно существо. Не видя ничего, что заслуживало бы замечаний, дочь Хотака направилась к офицеру.
— Первый хектурион второго атакующего отряда Дрелин, миледи! — гаркнул тот, сорвав шлем и отсалютовав.
— Поздравления, хектурион. — Мариция поглядела на его эмблему, узнав золотой силуэт, в чёрном поле, — репутация легиона Виверны известна повсеместно.
— Благодарю, миледи!
— Кто твои командиры?
— Капитан Фион, тревериан Гарандон и командующий Баккор.
— Командующий Баккор… да, я помню его, отец всегда отзывался о нём уважительно. Твой легион специально обучен для лесной войны, не так ли?
Хектурион усмехнулся, так что шрамы на лице, заслуженные в прошлые кампании, искривились, и брякнул парой стальных перчаток на поясе. Пальцы перчаток заканчивались острыми крюками и могли легко использоваться для лазания по деревьям.
— Мои парни надеются встретиться первыми с эльфами Сильванести… Если на то будет ваш приказ.
Мариция расхохоталась:
— Я запомню твои слова, первый хектурион Дрелин!
Женщина тронула коня, а хектурион с одобрением посмотрел ей вслед, довольный, что дочь Хотака запомнила его имя. А сама Мариция ещё долго слышала позади себя рёв команд, доносящийся с тренировочного плаца…
Боевой дух легиона Виверны был очень высок, это было легко заметить, если посмотреть на любого солдата. А почему бы и нет? В близкой победе никто не сомневался. Она осмотрела периметр лагеря, где часовые в красных плащах стояли через каждые двадцать пять шагов.
Стоящие рядом дозорные отсалютовали ей, страж легиона Виверны только что сменил друга из легиона Волка, который уже торопливо ел, уписывая за обе щеки сушёную козлятину. На его шлеме был искусно закреплён собачий или волчий череп.
Еда в неположенном месте у поста была нарушением дисциплины, но пребывающая в хорошем расположении духа Мариция лишь погрозила проштрафившемуся пальцем. Видя, как вздрогнул солдат, она поняла, что он извлечёт необходимый урок.
Выехав за границы лагеря, Мариция криком подстегнула коня и понеслась вперёд. Рослые, закованные в броню телохранители нахлёстывали коней, чтобы не отстать от неё. Длинная трава сгибалась под ласковыми порывами ветра, мирный день был тихим и солнечным. Дочь Хотака быстро пронеслась через могучий дубняк и начала подниматься на невысокий холм, заканчивающийся зубчатым каменистым утёсом.
У самой пропасти Мариция осадила коня, подождав приотставших телохранителей. С холма открывался прекрасный вид.
Внизу на север и юг, до самого горизонта, расстилались новые владения империи, с другой стороны открывался вид на военный лагерь. Только отсюда можно было оценить, с какой точностью расставлены ряды палаток, образуя правильный пятиугольник, остриём указывающий на Сильванести, и понять, что здесь не обошлось без измерительных инструментов. Рядом вырубили свободное место, подготовив площадки для дополнительных лагерей новых легионов. Бивуак напоминал колонию лесных муравьёв, что выросли до огромных размеров и заполонили все вокруг.
Невдалеке задирали вверх свои огромные рычаги катапульты, готовые метать камни величиной с целого минотавра или бочки с зажигательной смесью. У каждого легиона имелось по двадцать пять катапульт и равное число меньших баллист. На большом поле пылила кавалерия, устраивая учебные сшибки с соседними отрядами для тренировки — копья с развевающимися знамёнами посверкивали.
— Как великолепно! — выдохнула Мариция. — По-другому просто не скажешь…
Она видела большой отряд минотавров, приближающийся с севера под мерный рокот барабанов, видела группы легионеров, выполняющих физические упражнения, видела тренирующихся в бросках копий…
Казалось, нет ни одного солдата, не занятого в подготовке к вторжению.
— Легион Виверны, несомненно, лучший в лагере, миледи, — осмелился нарушить тишину один из телохранителей. — Хотя и остальные четыре не многим ему уступают.
— Император обещал мне прислать ещё три до начала вторжения, среди них будут «летящие грифоны». Как только они прибудут, мы будем готовы помериться силами с этими изнеженными эльфами. И на сей раз им придётся встретиться с нами лицом к лицу, а не выставлять трусливых магов, что колдуют издалека…
Каждый минотавр знал историю и рассказы о последнем вторжении в Сильванести. Тогда эльфы применили мощную магию, заставив саму землю биться с легионами… Позорное поражение, исторический разгром.
Мариция продолжала наслаждаться видом, разглядывая гербы и флаги.
Каждый из них имел свою историю и славу. Вон там знамя легиона Виверны, там возвышается изумрудно-красный стяг легиона «Драконья Погибель» и чёрный штандарт легиона Волка. На юге гордо реял её собственный флаг — легиона Боевого Коня, одновременно признаваемый имперским. Неподалёку бледнел бело-серебряный стяг легиона Снежного Ястреба.
— Внушительный вид, — пробасил незнакомый голос.
Телохранители Мариции инстинктивно дёрнулись, выхватывая оружие и прикрывая свою хозяйку.
Напротив два закованных в чёрную броню рыцаря вытащили клинки, горя желанием бросить им вызов.
— Нет никакой необходимости в насилии, мы же союзники, — поднял руку подъехавший Галдар.
Верный помощник Мины сидел на скромной серой кобыле, которая больше подходила для человека и выглядела утомлённой под весом минотавра. Он был не менее семи футов в высоту и, как правильно оценила Мариция в письме к отцу, внешне совершенно не выделялся. Благодаря невыразительному коричневому меху он мог бы легко затеряться в толпе минотавров, но вот глаза…
В письме Мариция при всём желании не смогла описать ту энергию, которая изливалась из них на окружающих. Глаза Галдара жили отдельной жизнью. Когда он говорил о преданности Мине, что вернула ему руку, Мариция всегда ощущала некий подтекст и недосказанность, который передавал его взгляд. Галдар создавал армию Мины из отверженных и дезертиров, что ему блестяще удавалось, значит, он талантливый лидер, так зачем ему приманка в виде человеческой женщины?
Дочь Хотака восхищалась этим минотавром, но не доверяла ему.
— Ты опоздал, — произнесла она наконец.
— Меня вообще не должно тут быть, — ответил Галдар. — Я должен быть с нею и охранять её. — Он помолчал. — Но это последний раз, когда я покинул её… Мина говорит, Щит скоро неизбежно падёт.
— Ты уверен? — раздувая ноздри, спросила Мариция.
Огонь в его глазах никогда не гас.
— Мина сказала, это случится, значит, это случится.
Галдар полез в потёртую дорожную сумку, притороченную к седлу, и вытащил скатанный пергамент.
— Она приказала передать вам это.
Мариция кивнула телохранителю, и тот, тронув вороного коня, подъехал к Галдару. Выражение лица коричневого минотавра оставалось бесстрастным; он молча отдал послание, остановив рыцаря, уже открывшего было рот, чтобы вмешаться в ответ на подобное оскорбление.
Мариция приняла послание из рук телохранителя, подняв глаза на Галдара:
— Что там?
— Планы битвы. Карты и схемы. Следуйте им, и путь вашей армии будет наиболее лёгким. — Он внезапно надулся о гордости: — Именно минотавры покорят восточный Сильванести!
Его слова не слишком удовлетворили Марицию.
— Сильванести будет принадлежать нам полностью! И, кроме того… карты у нас не хуже твоих!
— Ваши действия были согласованы с Миной. — Галдар дёрнул поводья, разворачивая лошадь. — Если вы отказываетесь, это ваше право. Но именно она руководит завоеванием!
Мариция с трудом сдержала себя: отец не отдавал никаких распоряжений относительно споров с Галдаром на этой стадии отношений двух армий. Вот когда легионы войдут в Сильванести, разговор будет другим…
— Будьте готовы, миледи! — крикнул Галдар на прощание. — Да… Мина посылает благословение Единого Бога вам всем!
Он и сопровождающие рыцари быстро проскакали по вершине холма и исчезли в роще. Мариция некоторое время смотрела вслед минотавру-отступнику, затем бросила последний взгляд на свои легионы.
— Напомните мне выставить тут посты с завтрашнего дня, — сказала она. — Отсюда хорошо следить вражеским разведчикам…
— Да, миледи!
— Поехали, мне необходимо написать сообщение императору.
Она тронула коня к лагерю, затем ещё раз оглянулась и, фыркнув, прошептала:
— Единый Бог, надо же… Ты оцениваешь себя очень высоко, Галдар…
9
Сахд
Сахд презирал минотавров гораздо больше, чем другие людоеды. По его мнению, они годились только на корм мередрейкам. И всё же Кернен нуждался в рабочей силе, а минотавры идеально подходили для всех грязных работ. Но надсмотрщик никогда не упускал ни малейшей возможности, чтобы продемонстрировать проклятой расе своё отношение.
Цепочка рабов, покидающих шахты, торопливо опускала глаза, проходя мимо ужасного повелителя лагеря. Одетый в плащ командира неракского когтя, уродливый людоед похлопывал себя по ноге плёткой-девятихвосткой, внимательно осматривая каждого.
— Гарак! — заорал он одному из стражей. Остальные надсмотрщики сами чувствовали себя неуютно, когда Сахд был рядом. — Гарак хота и дж'хан!
Низкорослый страж немедленно подбежал и вытащил из цепочки рабов молодого минотавра с заплывшим от ударов глазом.
— Хота и Гараки, Урсув Суурт 1 — прорычал людоед. — Барака х'ти Форна Глиу и'Сахди!
Ничего не понимающий раб кубарем подкатился прямиком под ноги Сахда. Сожжённые губы надсмотрщика искривились в чудовищной гримасе, сзади людоед врезал по ноге минотавра, заставляя того не поднимать голову.
Сахд некоторое время молча разглядывал раба, затем наклонился и кнутом счистил грязь с его вспухшего плеча. Под коркой земли пламенело рабское клеймо — знак сломанных рогов.
— Урсу-у-ув Су-у-урт, — низко прорычал Сахд на общем. — Копать — тяжёлая работа, да-а?
Минотавр молчал, но его начала бить сильная дрожь. Красный плащ встрепенулся, когда Сахд бросился вперёд и повернул лицо раба к себе.
— Плохо внизу? Душный туннель, плохой воздух?
— Я упорно тружусь, мастер Сахд, — пробормотал молодой минотавр.
Надсмотрщик утробно захохотал.
— Но твой туннель, — указал он на остальных рабочих, — меньше чем у них!
— Да у него на участке выходит огромная скала! — не выдержал один из толпы — пожилой чёрно-серый минотавр. На его ушах чернели гниющие язвы, оставшиеся после того, как в первый день прибытия людоеды вырвали оттуда медные кольца. — К тому же кирки тупые. Нам давно пора заменить инструменты на новые!
Его слова превратились в вопль, когда надсмотрщик хлестнул его по коленям. Плётка вытянула старика ещё пять раз, прежде чем Сахд поднял руку.
— Должен работать лучше, Урсув Суурт! — встряхнул он молодого раба.
Поигрывая плетью, Сахд заорал надсмотрщикам:
— Хири и корак Равана ут и'Аргони!
Те немногие рабы, что поверхностно знали язык людоедов, уже кинулись к загонам, а на остальных набросились стражи, колотя дубинками и полосуя плетями.
— Хирак! — скомандовал Сахд.
Немедленно к молодому рабу подбежали два надсмотрщика и, схватив его за руки, растянули их в стороны, несмотря на отчаянное сопротивление юноши. Он некоторое время потрепыхался, а потом затих, полностью обездвиженный.
Появившийся людоед тащил в лапах огромную каменную плошку. Она была настолько горяча, что, даже обернув её шкурой, он ревел и морщился от боли. Сахд указал на землю перед собой, куда стражник с облегчением и бухнул свою ношу, затем отступил и достал из-за пояса большую железную ложку.
Стражи подтащили минотавра к плошке, от которой валил густой дым. Раб забился с новой силой, но подскочивший третий людоед схватил его за голову и заставил разжать зубы.
— Копать трудно… Урсув Суурт надо много еды… — почти промурлыкал Сахд, откладывая кнут и садясь на корточки рядом с юношей. — Надо много хорошей еды… да?
Он повернул голову раба так, чтобы тот мог увидеть содержимое плошки. В ней пузырилась чёрная лава, немного остывшая, но все равно смертельно горячая. Даже внутренняя часть плошки уже обуглилась от соприкосновения с ней.
— Чтобы быть сильным как камень, надо стать камнем, — продолжил старший надсмотрщик. — Значит… нужно его есть…
Проходящие рабы опускали глаза и отворачивались, не смея привлечь к себе внимание. Они все уже давно смирились с неминуемой смертью, но мечтали дожить хотя бы до вечера.
— Жри, Урсув Суурт! — Сахд зачерпнул поданной ложкой горящие камни и принялся заталкивать их в рот минотавру.
Зашипела горящая плоть, ужасный воюще-скулящий звук донёсся от семифутового минотавра. Сахд набрал вторую ложку и сунул её меж зубов бьющегося раба. Металл быстро накалился, и надсмотрщик, выругавшись, отбросил её. Потом подскочили помощники и быстро закрыли рабу рот, обвязав его голову верёвкой.
В течение долгих минут остальные рабы вынуждены были наблюдать мучения молодого минотавра, а все, кто мог заглянуть в маленькие, глубоко посаженные глазки Сахда, увидели бы там дикую радость и восхищение.
Наконец жертва начала затихать. Тогда Сахд приказал развязать ему голову и позволил другим рабам утащить полумёртвое тело.
После этого хозяин лагеря грозно осмотрел всех:
— Нет больше голода? Работать больше, да? Сегодня двойная норма!
В ответ он не услышал ни звука.
Сахд щёлкнул плетью и посмотрел на пустующие шесты. Пожалуй, десятка голов будет мало, чтобы ответить на наглую выходку беглецов. Его обожжённая морда вновь расплылась в усмешке — он наведёт порядок в своём королевстве любым путём…
Два людоеда на самом дальнем западном посту тоскливо поглядывали по сторонам, таращась на чёрные скалы и бесчисленные нагромождения камней. Вокруг не было и следа растительности: чтобы посмотреть на нормальную траву, пришлось бы скакать четыре дня на лошади. Даже вездесущие ящерицы не забредали сюда.
Среди всех постов, окружавших лагерь, на этом ночью было холоднее всего и дул непрекращающийся ветер. Здесь никогда ничего не происходило, и назначение сюда расценивалось как худшее из наказаний.
Оба людоеда знали это. Один лениво точил старое лезвие, второй лежал и выискивал блох у себя в шерсти. От них исходило жуткое зловоние, усиливаемое прямыми лучами солнца, кроме того, они недавно сильно подрались. Их взаимная неприязнь была широко известна, и лишь страх перед Сахдом заставлял их не перерезать друг дружке горло.
Внезапно людоед с мечом замер — далеко внизу показалась измотанная фигура, медленно ковыляющая по камням. Присмотревшись, страж сразу разглядел остатки цепей и торчащие рога.
Так-так… сбежавший раб.
Он толкнул задремавшего компаньона и пальцем указал на бредущую фигуру. Людоеды обменялись быстрыми взглядами и, покинув пост, кинулись за едва переставляющим ноги беглецом. Его поимка не должна была представлять сложности, а уж Сахд выдаст награду за любого раба, живого или мёртвого.
Но как только они с криками выскочили из-за скал и ринулись на жертву, их немедленно окружила более чем дюжина минотавров. Один из бывших рабов быстро схватил оторопевшего людоеда за руку и вогнал тому в горло его собственное лезвие. Второй стражник взревел и, размахивая дубиной, попытался вырваться из кольца. Ему удалось задеть одного минотавра, но это только увеличило ярость нападавших — они навалились со всех сторон, нещадно работая кулаками и камнями.
Вытерев новый меч, Фарос наблюдал, как толпа яростно молотит уже давно мёртвого людоеда, превращая того в бесформенную массу.
— Посмотри, нет ли у них ещё оружия, — сказал он Грому. — У стражей обычно бывают и кинжалы.
— Конечно, Фарос.
— Скоро смена караула, нам пора двигаться.
Довольно много рабов сумело избежать лап людоедов и в конечном итоге очутиться в потайной пещере. Гром благодарил Саргоннаса, что тот дозволил спастись стольким товарищам по несчастью. Фаросу было всё равно, однако его раздражало, что к ним присоединилось столько ртов — теперь украденного продовольствия хватит только на пару дней.
Его безоговорочно признали лидером, точно так же как ранее это сделали Гром и Валун. Фарос сначала раздражался, а потом принял все как есть и стал думать, каких целей можно достичь с такой группой.
Надо было совершать ещё вылазку, захватить больше снаряжения и навредить людоедам. Если следующий набег провести достаточно быстро, когда людоеды его не ожидают, можно было бы не на шутку обескуражить врагов.
Оставив мёртвых стражей лежать на камнях, отряд двинулся к лагерю. До захода солнца оставался час — это было для беглецов самое удобное время. До того как отряд достиг шахт, они потихоньку зарезали ещё двоих часовых — на этот раз спящих. Людоеды никак не могли поверить в угрозу нападения бывших рабов, и эта самонадеянность была на руку Фаросу. Сахд, вероятно, думал, что все минотавры кинутся бежать к морю…
Когда солнце закатилось, отряд собрался для последних инструкций. Впереди поблёскивали факелами ограды лагеря и перекликались стражи, время от времени доносилось шипение мередрейков.
— Ждите удара гонга, — приказывал Фарос. — Каждый начинает движение только после него.
Они улеглись на землю и затихли, слыша только собственное дыхание и случайную ругань людоедов. Один минотавр захрапел, за что немедленно получил пинок от Фароса.
Когда ожидание стало нестерпимым, унылый звук разнёсся по скалам.
Через час после наступления полной темноты удар гонга тревожил окрестности. Гонг висел у хижины Сахда, и ни один из минотавров не знал, для чего служат эти удары. Сахд требовал — этого было достаточно.
Фарос предполагал, что эта какая-то древняя традиция со времён эрдов…
Но сегодня удар стал сигналом для нападения на лагерь. Фарос и больше дюжины минотавров выбрались из-за камней и двинулись вперёд. Те, у кого не было оружия, сжимали в руках связки цепей или острые камни.
Двое копейщиков с мередрейком охраняли вход. Минотавры приблизились уже на расстояние броска, когда мередрейк, несмотря на то, что с наступлением ночи рептилии становились вялыми и сонными, почуял их и грозно зашипел. Людоед ослабил цепь и, сделав несколько шагов вперёд, замер, увидев множество тёмных фигур, приближающихся к нему. Счастливые обладатели холодного оружия бросились на тварь, раня её кинжалами, не давая напасть. Рептилии пришлось отступить, трусливо прячась за хозяина. Тот взмахнул копьём, попытавшись ткнуть остриём Фароса, но юноша увернулся и кинулся на людоеда, сбив того с ног. Не успел противник опомниться, как Фарос вогнал ему лезвие меча под подбородок и с хрустом провернул его.
Подхватив брошенное копьё, ещё один минотавр бросился к мередрейку.
В этот момент послышались крики и вопли — это Гром со своим отрядом начал отвлекающий манёвр, чтобы оттянуть на себя как можно больше людоедов Сахда и облегчить путь Фаросу.
Рептилия не металась, получая со всех сторон уколы, и не знала, на кого бросаться, но её сильный хвост уже отбросил двух слишком близко подобравшихся противников. В этот момент подбежавший минотавр с размаху проткнул её копьём с широким наконечником. Мередрейк, захрипев, попытался убежать, но силы рептилии быстро таяли вместе с хлещущей из раны кровью. Фарос ударом меча добил тварь.
— Быстрей! — махнул он рукой. — Пока они не опомнились!
Бывшие рабы вбежали в лагерь, проскочив мимо ужасных шестов, — некоторые вздрагивали, посматривая вверх… Большинство беглецов понимали, что их свобода стоила другим жизни. Теперь все места были заняты, и даже Фарос содрогнулся от глубины ненависти Сахда. «Неужели проклятый надсмотрщик убьёт каждого, до кого сможет добраться?» — подумал юноша.
Прежде чем Фарос успел открыть рот, рабы кинулись валить ужасные колья; взрыв ярости сопровождал каждый сломанный шест.
От ближайшего к ним загона послышались крики — рабы взывали о помощи. К ним немедленно рванулись несколько горячих голов, Фарос уже собирался вернуть их обратно, но в этот момент из-за угла загона показалась дюжина стражей, вооружённых дубинами, копьями и мечами.
Тогда, повернувшись к остальным, юноша проревел:
— Вот они! Убьём их!
Его отряд бросился на людоедов. Первого минотавра насадили на копьё, но второй, вооружённый одним кинжалом, смог распороть глотку противника, рассыпав строй людоедов. Другой надсмотрщик безуспешно попытался нанести удар дубиной и рухнул, подсечённый под колени. Подскочивший раб вспорол ему брюхо.
Цепочка рабов, покидающих шахты, торопливо опускала глаза, проходя мимо ужасного повелителя лагеря. Одетый в плащ командира неракского когтя, уродливый людоед похлопывал себя по ноге плёткой-девятихвосткой, внимательно осматривая каждого.
— Гарак! — заорал он одному из стражей. Остальные надсмотрщики сами чувствовали себя неуютно, когда Сахд был рядом. — Гарак хота и дж'хан!
Низкорослый страж немедленно подбежал и вытащил из цепочки рабов молодого минотавра с заплывшим от ударов глазом.
— Хота и Гараки, Урсув Суурт 1 — прорычал людоед. — Барака х'ти Форна Глиу и'Сахди!
Ничего не понимающий раб кубарем подкатился прямиком под ноги Сахда. Сожжённые губы надсмотрщика искривились в чудовищной гримасе, сзади людоед врезал по ноге минотавра, заставляя того не поднимать голову.
Сахд некоторое время молча разглядывал раба, затем наклонился и кнутом счистил грязь с его вспухшего плеча. Под коркой земли пламенело рабское клеймо — знак сломанных рогов.
— Урсу-у-ув Су-у-урт, — низко прорычал Сахд на общем. — Копать — тяжёлая работа, да-а?
Минотавр молчал, но его начала бить сильная дрожь. Красный плащ встрепенулся, когда Сахд бросился вперёд и повернул лицо раба к себе.
— Плохо внизу? Душный туннель, плохой воздух?
— Я упорно тружусь, мастер Сахд, — пробормотал молодой минотавр.
Надсмотрщик утробно захохотал.
— Но твой туннель, — указал он на остальных рабочих, — меньше чем у них!
— Да у него на участке выходит огромная скала! — не выдержал один из толпы — пожилой чёрно-серый минотавр. На его ушах чернели гниющие язвы, оставшиеся после того, как в первый день прибытия людоеды вырвали оттуда медные кольца. — К тому же кирки тупые. Нам давно пора заменить инструменты на новые!
Его слова превратились в вопль, когда надсмотрщик хлестнул его по коленям. Плётка вытянула старика ещё пять раз, прежде чем Сахд поднял руку.
— Должен работать лучше, Урсув Суурт! — встряхнул он молодого раба.
Поигрывая плетью, Сахд заорал надсмотрщикам:
— Хири и корак Равана ут и'Аргони!
Те немногие рабы, что поверхностно знали язык людоедов, уже кинулись к загонам, а на остальных набросились стражи, колотя дубинками и полосуя плетями.
— Хирак! — скомандовал Сахд.
Немедленно к молодому рабу подбежали два надсмотрщика и, схватив его за руки, растянули их в стороны, несмотря на отчаянное сопротивление юноши. Он некоторое время потрепыхался, а потом затих, полностью обездвиженный.
Появившийся людоед тащил в лапах огромную каменную плошку. Она была настолько горяча, что, даже обернув её шкурой, он ревел и морщился от боли. Сахд указал на землю перед собой, куда стражник с облегчением и бухнул свою ношу, затем отступил и достал из-за пояса большую железную ложку.
Стражи подтащили минотавра к плошке, от которой валил густой дым. Раб забился с новой силой, но подскочивший третий людоед схватил его за голову и заставил разжать зубы.
— Копать трудно… Урсув Суурт надо много еды… — почти промурлыкал Сахд, откладывая кнут и садясь на корточки рядом с юношей. — Надо много хорошей еды… да?
Он повернул голову раба так, чтобы тот мог увидеть содержимое плошки. В ней пузырилась чёрная лава, немного остывшая, но все равно смертельно горячая. Даже внутренняя часть плошки уже обуглилась от соприкосновения с ней.
— Чтобы быть сильным как камень, надо стать камнем, — продолжил старший надсмотрщик. — Значит… нужно его есть…
Проходящие рабы опускали глаза и отворачивались, не смея привлечь к себе внимание. Они все уже давно смирились с неминуемой смертью, но мечтали дожить хотя бы до вечера.
— Жри, Урсув Суурт! — Сахд зачерпнул поданной ложкой горящие камни и принялся заталкивать их в рот минотавру.
Зашипела горящая плоть, ужасный воюще-скулящий звук донёсся от семифутового минотавра. Сахд набрал вторую ложку и сунул её меж зубов бьющегося раба. Металл быстро накалился, и надсмотрщик, выругавшись, отбросил её. Потом подскочили помощники и быстро закрыли рабу рот, обвязав его голову верёвкой.
В течение долгих минут остальные рабы вынуждены были наблюдать мучения молодого минотавра, а все, кто мог заглянуть в маленькие, глубоко посаженные глазки Сахда, увидели бы там дикую радость и восхищение.
Наконец жертва начала затихать. Тогда Сахд приказал развязать ему голову и позволил другим рабам утащить полумёртвое тело.
После этого хозяин лагеря грозно осмотрел всех:
— Нет больше голода? Работать больше, да? Сегодня двойная норма!
В ответ он не услышал ни звука.
Сахд щёлкнул плетью и посмотрел на пустующие шесты. Пожалуй, десятка голов будет мало, чтобы ответить на наглую выходку беглецов. Его обожжённая морда вновь расплылась в усмешке — он наведёт порядок в своём королевстве любым путём…
Два людоеда на самом дальнем западном посту тоскливо поглядывали по сторонам, таращась на чёрные скалы и бесчисленные нагромождения камней. Вокруг не было и следа растительности: чтобы посмотреть на нормальную траву, пришлось бы скакать четыре дня на лошади. Даже вездесущие ящерицы не забредали сюда.
Среди всех постов, окружавших лагерь, на этом ночью было холоднее всего и дул непрекращающийся ветер. Здесь никогда ничего не происходило, и назначение сюда расценивалось как худшее из наказаний.
Оба людоеда знали это. Один лениво точил старое лезвие, второй лежал и выискивал блох у себя в шерсти. От них исходило жуткое зловоние, усиливаемое прямыми лучами солнца, кроме того, они недавно сильно подрались. Их взаимная неприязнь была широко известна, и лишь страх перед Сахдом заставлял их не перерезать друг дружке горло.
Внезапно людоед с мечом замер — далеко внизу показалась измотанная фигура, медленно ковыляющая по камням. Присмотревшись, страж сразу разглядел остатки цепей и торчащие рога.
Так-так… сбежавший раб.
Он толкнул задремавшего компаньона и пальцем указал на бредущую фигуру. Людоеды обменялись быстрыми взглядами и, покинув пост, кинулись за едва переставляющим ноги беглецом. Его поимка не должна была представлять сложности, а уж Сахд выдаст награду за любого раба, живого или мёртвого.
Но как только они с криками выскочили из-за скал и ринулись на жертву, их немедленно окружила более чем дюжина минотавров. Один из бывших рабов быстро схватил оторопевшего людоеда за руку и вогнал тому в горло его собственное лезвие. Второй стражник взревел и, размахивая дубиной, попытался вырваться из кольца. Ему удалось задеть одного минотавра, но это только увеличило ярость нападавших — они навалились со всех сторон, нещадно работая кулаками и камнями.
Вытерев новый меч, Фарос наблюдал, как толпа яростно молотит уже давно мёртвого людоеда, превращая того в бесформенную массу.
— Посмотри, нет ли у них ещё оружия, — сказал он Грому. — У стражей обычно бывают и кинжалы.
— Конечно, Фарос.
— Скоро смена караула, нам пора двигаться.
Довольно много рабов сумело избежать лап людоедов и в конечном итоге очутиться в потайной пещере. Гром благодарил Саргоннаса, что тот дозволил спастись стольким товарищам по несчастью. Фаросу было всё равно, однако его раздражало, что к ним присоединилось столько ртов — теперь украденного продовольствия хватит только на пару дней.
Его безоговорочно признали лидером, точно так же как ранее это сделали Гром и Валун. Фарос сначала раздражался, а потом принял все как есть и стал думать, каких целей можно достичь с такой группой.
Надо было совершать ещё вылазку, захватить больше снаряжения и навредить людоедам. Если следующий набег провести достаточно быстро, когда людоеды его не ожидают, можно было бы не на шутку обескуражить врагов.
Оставив мёртвых стражей лежать на камнях, отряд двинулся к лагерю. До захода солнца оставался час — это было для беглецов самое удобное время. До того как отряд достиг шахт, они потихоньку зарезали ещё двоих часовых — на этот раз спящих. Людоеды никак не могли поверить в угрозу нападения бывших рабов, и эта самонадеянность была на руку Фаросу. Сахд, вероятно, думал, что все минотавры кинутся бежать к морю…
Когда солнце закатилось, отряд собрался для последних инструкций. Впереди поблёскивали факелами ограды лагеря и перекликались стражи, время от времени доносилось шипение мередрейков.
— Ждите удара гонга, — приказывал Фарос. — Каждый начинает движение только после него.
Они улеглись на землю и затихли, слыша только собственное дыхание и случайную ругань людоедов. Один минотавр захрапел, за что немедленно получил пинок от Фароса.
Когда ожидание стало нестерпимым, унылый звук разнёсся по скалам.
Через час после наступления полной темноты удар гонга тревожил окрестности. Гонг висел у хижины Сахда, и ни один из минотавров не знал, для чего служат эти удары. Сахд требовал — этого было достаточно.
Фарос предполагал, что эта какая-то древняя традиция со времён эрдов…
Но сегодня удар стал сигналом для нападения на лагерь. Фарос и больше дюжины минотавров выбрались из-за камней и двинулись вперёд. Те, у кого не было оружия, сжимали в руках связки цепей или острые камни.
Двое копейщиков с мередрейком охраняли вход. Минотавры приблизились уже на расстояние броска, когда мередрейк, несмотря на то, что с наступлением ночи рептилии становились вялыми и сонными, почуял их и грозно зашипел. Людоед ослабил цепь и, сделав несколько шагов вперёд, замер, увидев множество тёмных фигур, приближающихся к нему. Счастливые обладатели холодного оружия бросились на тварь, раня её кинжалами, не давая напасть. Рептилии пришлось отступить, трусливо прячась за хозяина. Тот взмахнул копьём, попытавшись ткнуть остриём Фароса, но юноша увернулся и кинулся на людоеда, сбив того с ног. Не успел противник опомниться, как Фарос вогнал ему лезвие меча под подбородок и с хрустом провернул его.
Подхватив брошенное копьё, ещё один минотавр бросился к мередрейку.
В этот момент послышались крики и вопли — это Гром со своим отрядом начал отвлекающий манёвр, чтобы оттянуть на себя как можно больше людоедов Сахда и облегчить путь Фаросу.
Рептилия не металась, получая со всех сторон уколы, и не знала, на кого бросаться, но её сильный хвост уже отбросил двух слишком близко подобравшихся противников. В этот момент подбежавший минотавр с размаху проткнул её копьём с широким наконечником. Мередрейк, захрипев, попытался убежать, но силы рептилии быстро таяли вместе с хлещущей из раны кровью. Фарос ударом меча добил тварь.
— Быстрей! — махнул он рукой. — Пока они не опомнились!
Бывшие рабы вбежали в лагерь, проскочив мимо ужасных шестов, — некоторые вздрагивали, посматривая вверх… Большинство беглецов понимали, что их свобода стоила другим жизни. Теперь все места были заняты, и даже Фарос содрогнулся от глубины ненависти Сахда. «Неужели проклятый надсмотрщик убьёт каждого, до кого сможет добраться?» — подумал юноша.
Прежде чем Фарос успел открыть рот, рабы кинулись валить ужасные колья; взрыв ярости сопровождал каждый сломанный шест.
От ближайшего к ним загона послышались крики — рабы взывали о помощи. К ним немедленно рванулись несколько горячих голов, Фарос уже собирался вернуть их обратно, но в этот момент из-за угла загона показалась дюжина стражей, вооружённых дубинами, копьями и мечами.
Тогда, повернувшись к остальным, юноша проревел:
— Вот они! Убьём их!
Его отряд бросился на людоедов. Первого минотавра насадили на копьё, но второй, вооружённый одним кинжалом, смог распороть глотку противника, рассыпав строй людоедов. Другой надсмотрщик безуспешно попытался нанести удар дубиной и рухнул, подсечённый под колени. Подскочивший раб вспорол ему брюхо.