Страница:
41.
Катрин Текаквита крестилась восемнадцатого апреля (Месяца Ярких Листьев) 1676 года.
Пожалуйста, вернись, Эдит. Поцелуй меня, милая. Эдит, я люблю тебя. Вернись к жизни. Я больше не могу быть один. У меня, наверное, морщины и воняет изо рта. Эдит!
42.
Через несколько дней после крещения Катрин Текаквиту пригласили на большой званый обед в Квебек. Присутствовали маркиз де Траси, интендант Талон, губернатор маркиз де Курсель, вождь могавков Крин, ставший одним из самых свирепых адептов, которых только знало христианство, и множество прекрасных дам и мужчин. Их волосы благоухали. Они были элегантны, как только могут быть элегантны граждане в двух тысячах миль от Парижа. В каждой беседе расцветало остроумие. Без афоризма не передавали даже масла. Они обсуждали работу Французской академии наук, которой исполнилось всего десять лет. На некоторых гостях пустили побеги карманные часы – новинка, покорившая Европу. Кто-то описывал другой недавно созданный прибор для регулирования часов – маятник. Катрин Текаквита тихо слушала все, что говорилось. С опущенной головой она приняла комплименты игольчатым узорам на платье из оленьей кожи. Длинный белый стол спесиво сиял серебром, хрусталем и ранними весенними цветами, и на какую-то секунду глаза ее утонули в этом великолепии. Изящные слуги наливали вино в бокалы, походившие на розы с длинными стеблями. Сотня свечей горела и отражалась в сотне серебряных приборов, когда очаровательные гости трудились над кусками мяса, и на какую-то секунду множество мигающих солнц обожгло ей глаза, выжгло ее аппетит. Крошечным неловким движением, которого она не заметила, она опрокинула бокал вина. Она замерла от стыда, глядя на пятно в форме кита.
– Ничего, – сказал маркиз. – Ничего страшного, дитя мое.
Катрин Текаквита сидела недвижно. Маркиз вернулся к беседе. Что-то о новом французском военном изобретении, штыке. Пятно быстро растекалось.
– Даже скатерти захотелось хорошего вина, – пошутил маркиз. – Не бойся, дитя мое. За то, что разлила бокал вина, не наказывают.
Несмотря на обходительную работу слуг, пятно продолжало окрашивать все бульшую поверхность стола. Разговоры пошли на убыль, гости сосредоточились на его замечательном продвижении. Теперь оно затопило всю скатерть. Разговор резко умолк, когда стала пурпурной серебряная ваза, и розовые цветы в ней тоже не устояли перед пурпуром. Красивая дама закричала от боли, когда стала пурпурной ее прекрасная рука. Полная цветовая метаморфоза заняла несколько минут. Вопли и ругательства зазвучали в пурпурном зале, а лица, одежды, гобелены и мебель обретали тот же глубокий оттенок. Под высокими окнами был снежный сугроб, мерцавший в лунном свете. Вся компания, слуги и господа, уставились туда, будто надеясь убедиться в разноцветности вселенной. У них на глазах эти кучи весеннего снега окрасились в цвет пролитого вина, и сама луна стала того же царственного цвета. Катрин медленно поднялась.
– Полагаю, я должна перед вами извиниться.
43.
На мой взгляд, все вышеописанное апокалиптично. У слова «апокалипсис» интересное происхождение. Оно произошло от греческого apokalupsis, что означает «откровение». Что, в свою очередь, возвращает нас к греческому apokaluptein, «обнажать» или «раскрывать». Apo – греческий префикс, означающий «от», «из». Kaluptein значит «покрывать». Оно родственно слову kalube – «хижина», и kalumma – женская вуаль. Соответственно, «апокалиптическое» – то, что открывается взору, когда поднята женская вуаль. Что сделал я, чего не сделал, чтобы поднять твою вуаль, залезть тебе под одеяло, Катрин Текаквита? В обычных биографиях нет ни одного упоминания об этом званом обеде. Два основных источника, повествующих о ее жизни, – иезуиты Пьер Шоленек и Клод Шошетьер. Оба были ее духовниками в миссии Солт-Сен-Луи, куда Катрин Текаквита пришла осенью 1677 года (нарушив обещание, данное Дяде). От преподобного Шоленека остались «Vie de Catherine Tegakouita, Premiere Vierge Irokoise»[107], в рукописи. Другая Vie, написанная на латыни, в 1715 году была отослана P. General de la Compaigne de Jesus[108]. От преподобного Шошетьера остались «La Vie de la B. Catherine Tekakouita, dite a present la Saincte Sauvegesse»[109], написанная в 1695 году, оригинал которой сейчас хранится в архивах колледжа Сен-Мари. В этих архивах хранится и другой важный документ Реми (аббата, сульпицианина), под названием «Certificat de M. Remy, cure de la Chine, des miracles faits en sa paroisse par l'intercession de la B. Cath. Tekakwita»[110], написанный в 1696 году. Я люблю иезуитов за то, что они видели чудеса. Низкий поклон тому иезуиту, что столько сделал для уничтожения границы между естественным и сверхъестественным. Под бесчисленными личинами: то член кабинета министров, то христианский священник, а то солдат, брамин, астролог, духовник монарха, математик, мандарин – тысячей искусств соблазняя, убеждая, заставляя людей под бременем официально удостоверенных чудес осознать, что земля – провинция Вечности. Низкий поклон Игнатию Лойоле[111], сраженному пулей французского протестанта в Пампелунском ущелье, ибо в мрачной своей комнате, в пещере Манрезы, этот доблестный солдат зрил Мистерии небес, и видения эти породили Общество Иисуса. Это Общество осмелилось утверждать, что мраморное лицо Цезаря – всего лишь маска Бога, и в имперской жажде мирового господства иезуиты различали божественную жажду душ. Низкий поклон моим учителям из приюта в центре Монреаля, что пахли спермой и ладаном. Низкий поклон священникам палат, полных костылей, – они осознали заблуждение, они знают, что хромота – лишь одна из сторон совершенства, как сорняки – цветы, которые никто не собирает. Низкий поклон шеренгам костылей, музеям сорняков. Низкий поклон алхимическому смраду горящего воска, что предвещает близкое знакомство с вампиром. Низкий поклон сводчатым залам, где мы преклоняем колена лицом к лицу со Вселенским Обвинителем в нимбе из дерьма. Низкий поклон тем, кто подготовил к сегодняшнему ледяному бдению меня – единственную материальную сардину в банке с призраками. Низкий поклон тем старым мучителям, что не заботились о душах своих жертв и, как индейцы, позволяли Врагу поддерживать власть сообщества. Низкий поклон тем, кто верит в Неприятеля и потому способен процветать в мужской роли воина. Низкий поклон столам в нашем старом классе, маленькой храброй армаде, которая, как команда ассенизаторов, год за годом вычерпывает всемирный потоп. Низкий поклон нашим заляпанным книгам, подаркам муниципальных властей – особенно катехизису, который располагал к непристойностям маргиналий и много дал сортиру как волнующему храму язычества. Низкий поклон огромным глыбам мрамора, из которого строились кабинки, к которому не прилипал никакой запах дерьма. Здесь была взлелеяна легко смывавшаяся анти-лютеранская концепция материи. Низкий поклон мрамору Зала Экскрементов, линии Мажино[112] против вторжения Папской Погрешимости. Низкий поклон притчам приютского сортира, желтое убожество фаянса – доказательство того, что капля воды могущественна, как весь ледниковый период. О, пусть нечто где-то вспомнит о нас, здоровых сиротах, выстроившихся в колонну, чтобы одним бруском отмыть бородавки на шестидесяти руках, дабы ублажить Инспекцию. Низкий поклон мужественному мальчику, который обкусывал бородавки, – это был мой друг Ф. Низкий поклон тому, кто не мог запустить в себя зубы, трусу – мне, автору этой истории, сейчас напуганному в своей будке над медленным течением Канады, чьи бородавки на клешнях деформировались годами карандашной эрозии. Согреюсь ли я от низких поклонов? Я всех обидел, и понимаю, что заморожен всеобщим машинальным колдовством.
– Ф.! Не ешь бородавки!
– Я буду жрать бородавки перед всем миром. И тебе советую.
– Я жду, пока они сойдут.
– Что?
– Жду, пока сойдут.
– Сойдут?
Ф. ударил себя по лбу и побежал вдоль кабинок, будто человек, что будит всю деревню, распахивая дверцы и обращаясь к каждому скрюченному автомату.
– Выходите, выходите, – кричал Ф. – Он ждет, пока они сойдут. Выходите, взгляните на жалкую личность, которая ждет, пока они сойдут.
Спотыкаясь и путаясь в спущенных штанах, мои стреноженные одноклассники высыпали из кабинок, неловко шаркая в трусах без резинок. Они выскочили, некоторые посреди мастурбации, комиксы посыпались с колен, романтические комментарии, нацарапанные на лакированных дверях, недочитаны. Они сгрудились вокруг нас, желая лицезреть очередное чудачество Ф. Ф. рванул мне руку в воздух, как боксеру-победителю, и я повис под его рукой, мое тело усохло, точно пачка табака, выставленная на аукцион карликом-посыльным из «Лиггетт и Майерс»[113].
– Не издевайся надо мной, Ф., – взмолился я.
– Подойдите, парни. Взгляните на человека, который может ждать. Взгляните на человека, у которого в запасе тысяча лет.
Гроздья их лиц недоверчиво закачались.
– Я бы такого ни на что не променял, – сказал один.
– Ха-ха-ха.
Ф. без предупреждения отпустил мою руку, и я грудой упал к его ногам. Он поставил свою сиротскую туфлю мне на большой палец, надавив ровно настолько, чтобы я отказался от мысли о побеге.
– Под моей ногой – рука, которая просто попрощалась с миллионом бородавок.
– Хо-хо.
– Во хуйня!
О Читатель, понимаешь ли ты, что это пишет человек? Человек вроде тебя, жаждавший иметь героическое сердце. В арктическом одиночестве пишет человек – человек, который ненавидит свою память и помнит все, который когда-то был горд, как и ты, любил общество, как только умеет сирота, любил его, как лазутчик в земле, текущей млеком и медом. Этот особенно бесстрашный пассаж пишет человек вроде тебя, который, как и ты, мечтал о лидерстве и благодарности. Нет, нет, пожалуйста, только не судороги, не судороги. Уберите судороги, и я обещаю никогда больше не прерываться, я клянусь, о Боги и Богини Чистого Факта.
– Хо-хо.
– Бесценно.
Ранним утром это все случилось. Солнце почти не светило за запертыми матовыми окнами сортира, но лампы нам разрешалось включать по утрам только зимой. Грязный аквариумный свет, в котором вещи способны лишь слабо поблескивать, как полдоллара, спрятанные в маленькой банке из-под вазелина. У каждой белой раковины, у каждого штыря на стенах между кабинками (чтобы нельзя было залезть) стояла банка вазелина. Ярче не было голых коленок моей презрительной аудитории, белее не было грязно-белых голеней склизких мальчиков постарше, у которых начали расти волосы. Своим вздохом Ф. прекратил их смех. Я пытался поймать его взгляд, чтобы взмолиться. В ожидании наказания лежал я на мраморном полу цвета вазелина. Он начал свою речь беспристрастно, но я знал, что за этим последует.
– Некоторые считают, что бородавки сойдут. Некоторые придерживаются мнения, что бородавки со временем исчезнут. Некоторые вообще отказываются говорить о бородавках. Есть даже такие, кто отрицает существование бородавок. Есть те, кто считают бородавки красивыми и растят их, как только те появляются. Некоторые утверждают, что бородавки полезны, поддаются воспитанию и могут научиться говорить. Существуют эксперты по данному вопросу. Разрабатываются теории относительно методик. Первоначально использовались грубые методы. Вокруг идеи о том, что бородавки нельзя принуждать, сформировалась школа. Радикальное крыло придерживается мнения, что бородавки могут выучить лишь языки китайской группы. Экстремисты настаивают, что ошибочно заставлять бородавки учить любой человеческий язык, поскольку существует уникальный бородавочный язык, который преподавателям неплохо бы для начала выучить. Крайне немногочисленные личности, находящиеся не вполне в своем уме, утверждают, что бородавки разговорчивы, были такими всегда, и нам нужно лишь научиться слушать.
– Ближе к делу, Ф.
– А что?
– Долго еще до пыток?
Наскучив им своим бесстрашием, Ф. перешел к решающей части своего символа веры. Он перенес вес на пятку, я завизжал. Внезапно все стало, как использованный вазелин, лампы – как дырки в плывущих дохлых пескарях, и возникло такое чувство, будто все унитазы забиты, а учителя сейчас придут и узнают о нас слишком много.
– Я не считаю, что бородавки «сойдут». По мне, они отвратительны. Я простой человек. По-моему, хватит уже трепотни. Для меня бородавка – секрет, который я не хочу хранить. Когда я вижу бородавку, я думаю: скальпель.
– Аххххххх!
Произнося последнее слово, он приветственно вскинул руку. Ввысь взметнулся перочинный нож – как штык, безошибочно определяющий наличие винтовки. Сироты раскрыли рты.
– Когда я вижу бородавку, я думаю: Мгновенное Устранение. Я думаю: До и После. Я думаю: Чудеса Медицины. Я думаю: Всего За Десять Дней.
– Давай, давай.
– Я думаю: Приобретайте Всего За. Я думаю: Попробуйте этот НАУЧНЫЙ ДОМАШНИЙ Метод. Я думаю: Скорее Доставьте Бесплатный. Хватайте его, мужики!
Они сгрудились надо мной и подняли меня на ноги. Руку мне сжали и вытянули. Они выстроились вдоль моей руки, как моряки вдоль каната. Их спины загораживали мою ладонь. Кто-то прижал ее к фаянсу и раздвинул пальцы.
– Да, – перекрикивал шум Ф., – я думаю: Действуй Немедленно. Я думаю: Не Откладывай. Я думаю: Срок Действия Предложения Ограничен.
– Помогите!
– Заткните ему рот.
– Ммммммммм. Ммммммммм.
– Так! Режем! Отдиррррррррррраем!
Я старался вообразить, что я – лишь одна из этих спин, дергающих за руку, лишь один из моряков, и что где-то вдалеке они режут масло.
44.
История о званом обеде Катрин Текаквиты, как я уже сказал, апокалиптична. На самом деле, мне ее рассказала моя жена Эдит. Я прекрасно помню тот вечер. Я только вернулся из Оттавы, Ф. договорился, что меня на выходные пустят в Архивы. Мы трое в нашей полуподвальной квартире пользовались лампой солнечного света. Ф. утверждал, что я – единственный, кто может лежать под ней голым, поскольку и он, и Эдит уже видели мой хуй, но не видели друг друга (вранье). Логика непогрешимая, но я все же чувствовал себя неуютно, стягивая перед ними трусы, и действительно я ни за что не позволил бы Эдит раздеться или Ф. – разгуливать голышом.
– Я лучше не буду, – слабо отказывался я.
– Чепуха, дорогой.
– Хоть у кого-то из нас должен быть нормальный загар.
Они смотрели, как я скатываю трусы по коленям, нервничая из-за того, что мог плохо подтереться и следы, наверное, меня выдадут. По правде сказать, я чувствовал, что Ф. использует меня как рекламу собственного тела. В его реальности я был обломками рекламного щита. Выражение его лица, казалось, говорило Эдит: если такая штука может дышать и каждое утром просыпаться, представь себе, каково ебаться со мной.
– Ложись между нами.
– Вытяни ноги.
– Руки убери.
И когда Эдит натерлась «Солнышком на лыжах», я не знал, стоит ли мне возбуждаться. Воскресными вечерами вроде такого Эдит и Ф. обычно кололись чуточкой героина – это безвредно и безопаснее алкоголя. В те дни я принадлежал к старой школе и считал героин наркотиком-убийцей, поэтому всегда отказывался, если они предлагали и мне. В ту ночь меня потрясло, насколько ритуально готовили они подкожный шприц и подогревали герыч.
– Вы чего это так торжественны?
– О, просто так.
Эдит кинулась ко мне и крепко обняла, Ф. присоединился к ней, и я чувствовал себя девушкой из каталога женского белья, о которой мечтают камикадзе перед вылетом.
– Сгиньте! Не подлизывайтесь ко мне. Я стучать не побегу.
– До свидания, мой милый.
– До свидания, друг мой.
– Ох, хватит уже, вы оба. Давайте, дегенераты, летите в свой костыльный рай.
– До свидания, – вновь грустно сказала Эдит, и мне следовало понять, что это был не просто воскресный вечер.
Они разыскали у себя вены, в которых еще текла кровь, ткнули иглами в тело, подождали красного сигнала попадания и отправили раствор по кровеносным сосудам. Резко выдернув иглы, они упали на тахту. После нескольких минут оцепенения Эдит произнесла:
– Милый?
– Что?
– Не отвечай так быстро.
– Да, – добавил Ф. – Сделай одолжение.
– Смотреть на это не могу – жена моя и мой друг.
В бешенстве я прошагал в спальню, хлопнув дверью. Полагаю, они увидели пятно моих ягодиц, когда я уходил. Я ушел, поскольку, у меня всегда вставал хуй, когда я смотрел, как они пользуются иглами, но когда втирался «Солнышко на лыжах», я решил не возбуждаться и посчитал, что сейчас эрекция представит меня в неестественном свете. Кроме того, я хотел покопаться в ящиках Эдит, чем занимался каждый воскресный вечер, пока они валялись без чувств в своем наркотическом мире, и этот противозаконный досмотр из-за множества неудач, очевидных из настоящей хроники, стал моим главным развлечением. Но то был не просто воскресный вечер. Мне больше всего нравился ящик с косметикой, яркий и благоухающий – если его выдвинуть, опрокидывались крошечные бутылочки, и одинокий женский волос с белым корнем все еще приклеен к пинцету, или отпечаток ее большого пальца на жирной пудренице – странно, но все эти улики каким-то образом приближали меня к ее красоте, будто тысяча паломников лелеют мощи, урган святого в формальдегиде, которым лишь немногие восхитились бы, будь он живым. Я потянул за ручку комода, предвкушая чудное позвякивание – но! В комоде не было ничего – лишь битое стекло, двое дешевых четок, несколько ампул с бесцветной жидкостью и клочки бумаги. Деревянное дно ящика было влажным. Я осторожно выудил один листок бумаги, оказавшийся купоном.
КУПОН НА БЕСПЛАТНУЮ КНИГУ
«Научные методы», департамент FL-464
Нью-Йорк Нью-Йорк 28, 92-ая Восточная ул., 134
Пришлите мне скорее БЕСПЛАТНУЮ книгу «Как сделать толстые ноги стройными в домашних условиях» в обычной упаковке с пометкой «Лично» без каких-либо обязательств с моей стороны.
Имя _____________________________________________________________
Адрес ___________________________________________________________
Город ___________ Почтовый индекс ___________ Штат ______________
Но у Эдит великолепные ноги! И был еще один:
СТРОЙНЫЕ НОГИ
Пропорциональные формы сгибов, икр, колен, бедер!
Худые ноги убивают привлекательность всего вашего тела. Теперь, наконец, вы тоже сможете улучшить по естественным причинам недоразвитые ноги и сделать выпуклой любую часть ноги или же ноги целиком, как сделали множество женщин с помощью этого научного метода. Известные авторитеты по ногам с многолетним опытом работы предлагают вам проверенный и подтвержденный научный курс – всего 15 минут в день – в уединении вашего дома! Содержит подробные иллюстрации простой методики «Нога по науке» с доступными объяснениями: ваши ноги станут пропорциональнее и сильнее, улучшится цвет кожи и кровообращение в ногах.
БЕСПЛАТНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ действительно на ограниченный срок.
Чтобы бесплатно получить книгу «Домашний метод развития худых ног» в обычной упаковке без каких-либо обязательств с вашей стороны, просто сообщите свое имя и адрес.
«Научные методы», департамент FL-464
Нью-Йорк 28, 92-ая Восточная ул., 134
Да что происходит? Зачем Эдит понадобились эти убогие призывы? Что творится в доме 134 на 92-й Восточной улице? Может, там склад ампутированных ног? В углу комода лежало промокшее начало разгадки. Я вижу его до сих пор. Я до сих пор могу восстановить его в уме, слово за словом.
Четки с водой из
чудесного источника в Лурде
То самое место, где святой Бернадетте[114]
явилась благословенная Дева Мария!
Сегодня – $2,98 за каждые
Десять дней – БЕСПЛАТНО
Представьте – держать в руках, касаться пальцами, ВИДЕТЬ СОБСТВЕННЫМИ ГЛАЗАМИ – воду из чудесного источника в Лурде, навеки запечатанную в прозрачные четки! Вторая, третья и четвертая (Славься Мария) бусины этих необычных новых четок содержат воду из чудесного ключа, что открыла Дева Мария! Это вода, которая помогла выздороветь множеству больных, хромых и слепых. Сами четки представляют собой искусно выполненные глазированные искусственные бусы и включают в себя цепочку и яркий инкрустированный крест. Прекрасно упакованные в пластиковую шкатулку на голубом королевском бархате. Выберите: Алмазно чистые Сапфирово голубые или Цвета черного дерева четки. Не посылайте денег!…заплатите лишь $2,98 за каждые (плюс наложенный платеж) по получении. Или сэкономьте на доставке и вышлите $2,98 сразу! Если вы начнете действовать СЕЙЧАС, с каждыми четками вы получите БЕСПЛАТНЫЕ ВЕЧНЫЕ АМПУЛЫ С ВОДОЙ ИЗ ЛУРДА и БЕСПЛАТНЫЙ шестистраничный буклет «Чудо в Лурде». Вы будете в восторге. Или же верните четки в течение десяти дней для возврата денег!
БЕСПЛАТНО!
ВЕЧНЫЕ АМПУЛЫ С ВОДОЙ ИЗ ЛУРДА… до краев наполненные Водой, вылечившей тысячи случаев слепоты, хромоты и других болезней, даже страшный рак. Изготовлены из дутого стекла; идеальны для транспортировки.
Клуб «Откровение, Инк.», отдел 423, Нью-Йорк 10022, Нью-Йорк, Мэдисон-авеню, 623
С бумажкой в кулаке я выбежал из спальни. Эдит и Ф. спали на тахте на приличном расстоянии. На кофейном столике лежали в беспорядке отвратительные инструменты их привычки, иглы, пипетки, ремень и – десяток пустых Вечных Ампул с Водой из Лурда. Я потряс их за одежду.
– И давно это происходит?
Я подошел к каждому по очереди и сунул обоим объявление под нос.
– Давно вы это в себя вгоняете?
– Скажи ему, Эдит, – прошептал Ф.
– Мы первый раз попробовали.
– Скажи ему все, Эдит.
– Да, я требую, чтобы мне сказали все.
– Мы смешали.
– Мы смешали два разных сорта воды.
– Я слушаю.
– Ну, часть была из Ампул из Лурда, а часть из…
– Да?
– Скажи ему, Эдит.
– Из Родника Текаквиты.