ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

   Джинни Сэндлер нашла Майка в баре. Уселась на высокий табурет рядом с ним.
   – Чтобы ты знал, что я не последняя сучка, хотела бы тебя предупредить.
   – О чем? – коротко спросил Майк.
   – Я подтвердила то, что ты рассказывал. Между прочим, спасибо тебе большое. Ведь Клео и я БЫЛИ подругами.
   – О чем ты говоришь?
   – О тебе и обо мне.
   – О тебе и обо мне?
   – Ты же рассказывал Клео – так? Почему, этого я никогда не пойму. Как бы то ни было. Я сказала ей, что последний раз это было три года назад. Мне не показалось разумным упоминать о нашем с тобой уговоре трахаться раз в месяц. Кстати, я бы хотела от этого уговора отказаться. Я влюбилась – истинная любовь. Я намереваюсь хранить верность. Закажи мне Мартини, хорошо?
   – Ты сказала ей о нас? – не веря, спросил Майк.
   – Да. А ты разве не рассказывал?
   – Нет, сука ты глупая, не рассказывал. Она выманила тебя, а ты, конечно же, и растеклась. У тебя никогда никаких мозгов не было.
   – Но дырка зато великолепная, не так ли? Ты никогда не возражал против визитов туда раз в месяц.
   – О господи! – Майе закрыл лицо руками. – Боже ты мой! Тебя она никогда не простит.
   – Ох-ох, ты и твоя мадам умеете говорить красиво. Не надо мне выпивки, я ухожу.
   Голова Майка шла кругом. Отрицать. Все отрицать. Джинни – это просто возмутитель спокойствия. Толстый, блондинистый возмутитель спокойствия. Клео, дорогая, да разве бы я стал даже глядеть на таких женщин? Да, стал бы, поскольку я трахаюсь с Джинни Сэндлер с тех пор, как ей было семнадцать, и она – самая обалденная трахалыцица на этой земле. Мозги курицы. Толстуха. Глупая коровища. Но трахалыцица бесподобная.
   Если признаться в этом Клео, что она скажет? Она не поймет. Не поймет она и насчет многих других. И он не винит ее за это. И поэтому надо все отрицать.
   Он подошел к телефону и набрал номер ее комнаты. Ответа не было. Он поднялся на лифте и постучал в дверь. Ответа не было. Он не удивился. Он чиркнул записку и сунул ей под дверь. Может, завтра ему повезет больше.
   Толпы поклонников слонялись около зала, где должен был давать концерт малыш Марти Перл. Молоденькие девчушки хихикала и истерично верещали, на некоторых из них были майки с надписями малыш Марти Перл, некоторые ходили с плакатами, провозглашающими любовь к Марти.
   Майк выбрался из машины, которую брал напрокат, у главного входа, и осмотрел наспех возведенные сувенирные лавки. Последние диски смотрелись очень неплохо, окруженные разнообразием афиш и плакатов с малышом Марти Перлом.
   Служба обеспечения порядка работала неплохо, мускулистые, здоровенные парни были расставлены повсюду.
   Майк встретился с менеджером, они коротко и дружелюбно поговорили, и Майк прошел за сцену.
   Малыш Марти, как вкопанный, сидел на стуле перед трюмо. Лицо его выглядело словно апельсиновый кекс, за воротник аккуратно были засунуты салфетки Клинекс, дабы не пачкать его белый атласный костюм.
   – Как дела? – поинтересовался Майк.
   – О’кей, – сказал Марти. – Буду рад, когда все это кончится.
   – Конечно, малыш, – согласился Майк. Он взглянул на себя в зеркало. Выглядит отвратительно. Уставший, напряженный, взвинченный. Он знал, что ЕМУ надо.
   Ворвался Джексон.
   – Майк, малыш, выглядит все неплохо, правда? Зал битком, парень наш им здесь нравится. Не хотел бы заглянуть в комнату для прессы, есть что выпить, кое-какие гости собрались? Ты не поужинаешь с нами после концерта?
   – Какие гости? – спросил Майк.
   – Ты помнишь Лори? Того маленького черненького цыпленка, о котором я тебе говорил. – Он подмигнул, – и еще тот парень фотограф и его мадам, та, что на снимках вместе с Марти. Да, и еще та блондинка, от которой ты вчера вечером смылся.
   – Эрика, – засвидетельствовал Майк.
   – У меня всегда было плохо с памятью на имена.
   – Я бы выпил, – объявил Марти.
   – После концерта, – отослал его Джексон.
   – Нет, сейчас, – потребовал Марти. – Почему бы и нет? Маменьки здесь нет моей, чтобы жаловаться.
   – О дьявол, – вскричал Джексон, – я не знал, что нужно было бы ее здесь оставить.
   – Всего только скоч и коки, – умолял Марти.
   – Не забывай, что в этом костюме ты ссать не можешь.
   – Не забуду. Марти встал.
   – Ты куда? – спросил Джексон.
   – В комнату для прессы.
   – Садись, я принесу тебе выпить.
   – Разве я не могу людей повидать?
   – Нет, после концерта. Ты можешь прийти на ужин, если не очень устанешь.
   Лицо у Марти засияло.
   – О, спасибо.
   Майк отправился в комнату для прессы и отыскал там Эрику. Во времена стрессов секс – единственный целитель, в чем он давно убедился.
   – У меня голова болит, – сказал он ей.
   – А ведь ты настоящее говно, – лениво выговаривала она ему. – Ты почему вчера меня бросил?
   – Потому что я знал, что еще немного и я изнасилую тебя прямо за столом, а мне не хотелось ставить тебя в неловкое положение. Я могу тебя трахнуть?
   Честность будет его новой политикой.
   – О Боже, ты в самом деле времени не теряешь.
   – Разве это плохо? И так?
   – Мне кажется, ты несколько прямолинеен.
   – Мне кажется, что ты очень красивая девушка и очень современная девушка. Что плохого в том, чтобы заняться любовью, если оба хотят этого?
   – Ничего. Но…
   – Но что?
   – Я же не сказала, что хочу.
   – Но хочешь же?
   – Разве?
   – Ты знаешь, что хочешь.
   – Представление начинается, – объявил Джексон, – пошли. Вас отведут на ваши места. Все на выход.
   Майк слегка прикоснулся к руке Эрики.
   – Мы остаемся.
   – Зачем?
   – Как ты думаешь?
   – Но мне хочется посмотреть концерт.
   – Ты увидишь концерт. Она мягко засмеялась.
   – Ты и вправду озабоченный мерзавец.
   – А разве бывают другие?
   Они дождались, пока все вышли, и Майк запер дверь на замок.
   – Эй, – заметила Эрика, – тут даже дивана нет или еще чего-нибудь такого.
   Майк положил ей руки на плечи и приспустил узкие бретельки ее платья. Лифчика она не носила, и он прильнул ртом к ее маленьким грудям и к острым торчавшим соскам.
   Поддаваясь ему, она расстегнула ему ширинку.
   – О Боже, – прошептала она, – ну и гигантище!
   Он надавил ей на плечи, чтобы она опустилась на колени.
   – У меня колготки поедут, – пожаловалась она.
   – Когда-нибудь я куплю тебе новые, – утешил он.
   – Пол жесткий.
   – И я тоже, малышка, и я тоже.
   Она открыла рот, и он толкнул себя внутрь. Вот это да! Что только не выделывала она языком, такими короткими, нежными, словно прикосновение пера, движениями. Ему пришлось выйти из нее, чтобы не оказалось потом слишком поздно.
   Он спустил с нее колготки и снял платье. Голой, она была худышкой, с редкими светлыми волосами на лобке.
   – Я хочу быть сверху, – потребовала она, – пол – в твоем распоряжении.
   Поскольку он не раздевался, ему было все равно. Он лег плашмя и она взобралась на него, а затем резко раздвинула ноги, и он глубоко в нее вошел. Она знала, что и как делать.
   – Ты готов? – прошептала она через несколько мгновений.
   – Хоть сейчас.
   – Давай!
   Они кончили почти одновременно, она чуть раньше. А где-то вдалеке им слышны были крики и топанье поклонников.
   – Мне всегда нравились овации, – пробормотала Эрика.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

   Маффин тоже вопила, она не могла сдержать себя. Все девчонки в зале просто балдели.
   А на сцене малыш Марти крутился, дергался и гитарой своей выделывал непристойности.
   – Какой сексуальный малыш! – воскликнула Лори. – Крутит жопой своей словно поршень вгоняет.
   Джон сохранял спокойствие. Может, Джексон и сотворил из этого мальчишки звезду, а что в нем такого? Смазлив – типично по-американски. Таланта никакого, и упакован в белый атлас и сапоги на высоких каблуках. В криках девиц его голоса и не расслышать, а на гитаре играет просто брень-брень.
   Но девкам он нравится, они сходят от него с ума, обожание – вот как это зовется.
   А что пришло на ум Джону, если бы и для Маффин сделать такое же? Она держит мелодию, ее тоже можно научить бренчать на гитаре. Блестящая идея! Парни с ума сойдут от нее. Надо предложить эту идею Джексону, может, они и пластинку запишут. А потом Маффин появится в передаче «Топ оф попс» – блистательная идея.
   Малыш Марти вел дело к финишу. Апельсинового цвета грим ручьями сбегал у него по лицу. Белый атласный костюм натянулся по швам.
   Маффин скакала вверх-вниз в своем кресле. Лори вопила от возбуждения.
   Джон качал головой в изумлении. Он никогда не думал, что такие девахи как Маффин и Лори могут увлечься этим сиропистым юнцом.
   Наконец, все завершилось, толпу охватила истерика, все требовали еще и еще. Шум был оглушающим.
   – Ну, давай, – шипел Джон, – давай сматываться отсюда.
   – А где Джексон? – надула губки Лори.
   – Я сказал, что мы все встретимся в «Трампе».
   – О здорово, – обрадовалась Лори, – мне нравится там бывать.
   – А мы разве не идем за кулисы? – спросила Маффин.
   – Продираться через эту толпу? Нет, спасибо. Маффин расстроилась.
   – Я хотела бы сказать Марти, какой чудесный концерт.
   – Я совершенно уверен, что у него в гримерной сейчас полно людей, которые именно это говорят. И в любом случае Джексон сказал, что приведет его на ужин.
   – Вот это да! – воскликнула Лори. – Хотелось бы мне добраться до этого маленького сексуального очаровашки.
   Маффин удержалась от скорой отповеди. Как бы ревновала Лори, если б знала, что было предыдущим вечером. Еще один день, и ВСЕ они будут беситься от ревности.
   Она ощущала некоторую вину перед Джоном, но ему просто придется все понять. А когда он свыкнется с этой идеей, он, наверное, будет вполне доволен. Где-то в глубине она знала, что ему никогда не хотелось вновь жениться. Эти подозрения Джейн как раз и подтвердила. Она вынудила его дать обязательство, отказываясь подписывать контракт, связанный с изданием Календаря Шуманна.
   Джон и потом все будет делать для нее. Он и потом будет ее снимать. Они будут деловыми партнерами. И друзьями.
   Да, решила Маффин, в конечном итоге для Джона это будет облегчением. Им было недурно вместе. Вместе они многого добились. Но теперь она встретила малыша Марта Перла, и не ее вина в том, что они безумно влюбились. Это только доказывает, что на самом-то деле она и не любила Джона – может, только вначале, – но уже конечно не сейчас. И в любом случае Джон не хотел на ней жениться – а Марти хотел. А для девушки это – разница существенная.
   Ресторан в «Трампе» был забит, но Гидо зарезервировал для Джона большой стол в углу, там они и устроились с Маффин и Лори.
   – Надеюсь, мне не придется потом самому за это платить, – пробормотал Джон Маффин.
   – Не будь таким мелочным, – отрезала она в ответ.
   – Не знаю, с кем ты провела вчерашнюю ночь, – ухмыляясь, сказал Джон, но кто бы это ни был, домой они не спровадили тебя в хорошем настроении.
   – Я уже сказала тебе. Я была у подруги.
   – Я не знаю, почему ты продолжаешь лгать. У нас с тобой договоренность. Недурная. Один раз провести время с тем, кто понравился.
   Недурного в том ничего не было. Втайне Джон пребывал в ярости. Теперь, когда они – предположительно – обвенчаны, все должно измениться. Та договоренность, что у них есть, сгодится для людей, просто живущих друг с другом, но она вовсе не о-кей, когда она будет его женой. Когда он разберется с Джексоном в их делах, они с Маффин сядут и обстоятельно обо всем поговорят.
   – Эй, – воскликнула Лори, – вон за тем столиком это разве не Буч Кауфман.
   Они все посмотрели в ту сторону.
   – Да, – сказала Маффин, – он очень ничего.
   – Да, – согласилась Лори, – очень.
   – Сделай мне одолжение и попытайся сегодня сосредоточиться на Джексоне, – инструктировал Джон.
   – Я вчера на нем сосредотачивалась, – надулась Лори.
   – Сосредоточься снова, и я сделаю для тебя еще один целый набор твоих снимков.
   – Правда? Это то, что мне нужно. Когда мы этим займемся?
   Они пришли все вместе. Малыш Марти, Джексон, Майк Джеймс и Эрика.
   Джон усадил Джексона подле себя, и был счастлив.
   – Что-то ты затих, – снова сказала Эрика Майку, – разве ты не хотел приходить сюда?
   – Но есть-то надо, не так ли?
   – Это чудесно. Очень лестно.
   – Если тебе нужна лесть, то ты не с тем сидишь. Под столом она слегка дотронулась рукой до его колена.
   – Если то, что произошло чуть раньше, – образец, то я с тем, с кем надо. Я думала, может, тебе захочется провести вечер у меня дома.
   Майк кивнул. Все, что угодно, только бы протянуть эту ночь. И он не протянет ночь, думая о Клео, если будет сам по себе.
   Маффин пела Марти:
   – Твой концерт был замечательным.
   – Эй, спасибо, – молвил он. – Ребятам, кажется, понравилось.
   Джон сказал Джексону:
   – У меня есть очень интересная идея. Ты можешь представить себе Маффин в специальной телепередаче играющей на гитаре и поющей?
   – А она может петь? – удивленно спросил Джексон.
   – Да, – уверенно ответил Джон.
   – Тогда это хорошая идея. Устроить ей передачу не проблема. Я думаю…
   Лори внезапно обвила Джексона руками за шею и взасос поцеловала его.
   Джон нахмурился. Не теперь, Лори. Позже. Сосредоточься на нем позже.
   К столу подходил Буч Кауфман. Крупный, мускулистый блондин в синих джинсах и в свитере крупной вязки.
   – Марти, малыш, – приветствовал он, – рад видеть тебя. Эй, Джексон, все идет как надо для тебя и малыша. Какую газету ни откроешь, везде это вот дразнящее лицо.
   – Ты с кем? – поинтересовался Джексон.
   – Парочка очаровашек.
   – Подсаживайся к нам.
   – Хорошо. Почему бы и нет. Эй, Франко, – приведи-ка сюда моих малышек.
   Еще несколько стульев с трудом расставили у стола, появились две подружки Буча. Одна была женой поп-певца, а другая – припадочного вида черная дама с крашеными под блондинку волосами. Казалось, они больше интересовались друг дружкой, чем кем-либо еще.
   – Как дела с фильмом? – спросил Джексон.
   – Не быстро. Я уж тут три месяца и начинаю скучать по пляжу. Мужик, я и впрямь скучаю без своей хижинки в Малибу. Утречком встанешь, нырк – в океан, пробежка по пляжу, бекон на гриле к завтраку. Что сравнится с этим?
   – Это точно, – согласился Джексон. – Ты здесь всех знаешь, Буч? Это – Лори, Джон, Маффин, Эрика и ты ведь знаешь Майка Джеймса из Хэмптон рекордс, так?
   Буч искренне потряс руку Майку.
   – Никогда не имел удовольствия, но я знаю Би. Би. и Мэри Эллен. Какая пара!
   Лори облизала губы.
   – Я пять раз видела «Романтика», – объявила она. – Я все время плакала.
   – А я видела дважды, – встряла Маффин. Пол столом она сжала Марти ляжку, дабы тот знал, что мыслями она все еще с ним.
   – Вот это да! – воскликнул Буч, сверкая знаменитой улыбкой. – Мне гроши заплатили за эту чертову картину, а она стала одним из крупнейших бестселлеров всех времен. Я наткнулся тут как-то на продюсера и спрашиваю: как бы поделиться со мной, что вы заработали, мне же, говорю, заплатили с гулькин нос. Херово, отвечает он, очень херово! Парень этот миллионы заколотил на этом фильме – миллионы!
   – Было так грустно, когда в конце вы умерли, – призналась Лори, – это выглядело так по-настоящему.
   Буч осклабился.
   – Потому-то фильм и пользовался таким успехом, душка моя.
   – Эй, – воскликнул Джексон, – а ты не думал больше о том, чтобы записать пластинку?
   – Я петь не умею… – возразил Буч.
   – А Ли Марвин может? А Рекс Харрисон? А Телли Савалас? Что ты думаешь, Майк? Неплохая идея, а? Буч Кауфман на пластинке «Хэмптон». Не хочешь ли предложить ему сейчас контракт?
   – Прошлым вечером ты был с моей женой, – спокойно заметил Майк.
   – Пардон? – отозвался Буч, не уверенный, правильно ли он расслышал.
   – Ты был с моей женой, – повторил Майк.
   Тишина нависла над столом. Буч отчаянно пытался припомнить имена тех двух девиц, с которыми он оказался в постели вчера вечером. Напрасно, он их имен даже не спрашивал.
   – Я был? – сказал наконец Буч, и улыбка у него получилась ломаной.
   – Клео – моя жена, – холодно произнес Майк.
   – О, Клео! – воскликнул Буч. – Да, прекрасная дама. Она пишет обо мне статью для «Имиджа».
   – Я знаю, – коротко сказал Майк, – она мне все об этом рассказала.
   – Это чудесно, – нервно пробормотал Буч. Много ли Клео наговорила своему мужу? – Она удивительный человек. Вы давно женаты?
   – Четыре года, – коротко ответил Майк, – она разве тебе не сказала?
   – Не. Ну, ты ведь знаешь, как это бывает у нас, актеров, всегда говорим только о самих себе. Я никогда никаких ЛИЧНЫХ разговоров с Клео не имел. Эй, Джексон, я могу позаимствовать твою подружку на танец?
   – Конечно, – согласился Джексон. Лори радостно выскочила из-за стола, и они с Бучем ушли.
   – Чего это ты ревнивого мужа изобразил? – поинтересовалась Эрика с улыбкой удивления.
   – Я не ревнив, – сказал Майк, – я просто хотел, чтобы этот пляжный хер знал свое место.
   – Какое место?
   – Не имеет значения. Ладно, хватит об этом.
   – Вы с женой разошлись?
   – Нет, не разошлись.
   – Вы просто идете каждый своим путем.
   – Нет, не идем. Клео устала, она спит, вот поэтому я и без нее сегодня вечером.
   – А мне-то что?
   Майк повел плечами. У него внутри все еще кипело от злости – за ухмылку на лице Буча. Конечно же, Клео никогда бы ничего с ним делать не стала – он знал это наверняка. Но мерзавец этот все же, наверное, пытался. Любой мужик попытался бы с Клео.
   – Если ты хочешь заниматься любовью со мной, – сказала Эрика, – что тогда плохого в том, что твоя жена занялась бы любовью с другим мужиком? Все по справедливости, не так ли?
   Майк обдал ее уничтожительным взглядом.
   – То, что делаю я, это я. Клео другая. Ей вовсе не интересно связываться с проходящими жеребцами. У нее есть я.
   – Какое самомнение! Майк осклабился.
   – Зови это самомнением, если хочешь, но Клео не станет дешевить, она – класс.
   – О Боже, – воскликнула Эрика, – какой же ты в душе своей стародум.
   – Знаешь что?
   – Что?
   – На полу в гримерной ты – прелесть, но вот когда ты сидишь за столом и глупо рассуждаешь о том, о чем не имеешь никакого понятия, ты дерьмо.
   Поскольку Буч увел Лори танцевать, Джон завел серьезный разговор с Джексоном. Маффин, улучив момент, шепнула на ухо Марти:
   – Все готово.
   – Здорово! – заявил он. – Все просто опупеют от этого.
   – Я не знаю, – захихикала Маффин. Она сжала ему коленку, и пальцы ее поползли вверх.
   – Осторожней, – предупредил Марти, – ты же знаешь, что со мной от этого может случиться.
   – Положи салфетку на колени, – прошептала Маффин. Он так и сделал, рука Маффин скользнула под салфетку и ухватила его за набухший член, скрытый атласом. Тот костюм, в котором он был на сцене, Марти сменил на синие сатиновые брюки и рубашку в тон.
   Маффин ковырялась.
   – Не могу найти молнию, – бормотала она.
   – Ее и нет – простонал Марти. Маффин захихикала:
   – А. как же ты писаешь? Марти приглушил голос:
   – Снимаю брюки.
   – Так глупо! – воскликнула Маффин.
   – Что глупо? – заинтересовался Джон, внезапно услышав их разговор.
   – Да ничего, – рука Маффин потихоньку выбралась из-под салфетки.
   – Мне кажется, что сразу после съемок на Барбадосе, мы сможем направиться в Нью-Йорк, – сказал Джон. – У Джексона есть на твой счет некоторые идеи, которые могут сработать.
   – Великолепно! – ответила Маффин. – Разве это не великолепно, Марти? – И они оба рассмеялись.
   Джон нахмурился. Он терпеть не мог Маффин, когда она бывала в таком глупом ребяческом настроении.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

   Клео проснулась рано. Чувствовала себя отдохнувшей, более цепкой и более способной справляться с чем угодно. Она заказала в номер кофе, сок, яйца всмятку и, умяв все это, села и написала статью о Дэниэле Онеле.
   Четыре статьи сделаны, осталась еще только одна, и тогда ее миссия будет полностью завершена, и она сможет заняться всем, чем пожелает.
   Она позвонила на коммутатор и сказала, что теперь ее телефон можно вновь включить. Позвонила и попросила, чтобы ей прислали секретаршу перепечатать текст.
   Телефон зазвонил, как только она положила трубку. Как ни удивительно, это была ее мать, непревзойденная Стелла.
   – Мы не видим тебя, дорогуша, – объявила Стелла. Никай вернулся из Афин, и мы подумали, что неплохо было бы устроить небольшой ужин.
   – Это будет чудесно, – солгала Клео. – Когда ты это хочешь сделать?
   – Сегодня вечером, дорогуша. Около восьми. Надень что-нибудь поприятнее.
   Вновь зазвонил телефон. Это был Майк. Он был сух.
   – Я звоню по поводу встречи, которую ты мне обещала.
   – Но я обещала до того, как я поговорила по душам с ТВОЕЙ подружкой Джинни.
   – Ну, перестань, Клео, нам надо поговорить.
   – Зачем?
   – Ну, – Майк не мог подобрать слов, – я хотел бы объяснить…
   Клео вымученно засмеялась.
   – Объяснить? Что объяснить-то?
   – Ты знаешь, о чем речь. О том, что ты слышала.
   – А о том, что я видела?
   – Никто не совершенен.
   – Я не ищу совершенства, я ищу правды и, говоря откровенно, Майк, я не уверена, что ты тот человек, который мне правду даст.
   – Я могу дать ее тебе, детка, ты ЗНАЕШЬ, что я могу ее тебе дать.
   – Ладно, Майк. Это очень грустно. С тобой всегда все сводится к сексу и ко всяким похотливым недоразумениям.
   Наступила долгая пауза, и потом Майк сказал:
   – Ты нужна мне, Клео. Я не могу без тебя.
   – Ты мог, пока я не появилась.
   – Ты бываешь просто сукой.
   – Мне тоже об этом говорили.
   И опять – пауза. Майк, наконец, прервал ее, сказав:
   – Я о многом думал, Клео. Я думал, что, может, нам вернуться к самому началу.
   – К началу, Майк?
   – Начать по-новой. С самого начала.
   – Несколько поздновато для этого.
   – Никогда не бывает слишком поздно, – в отчаянии взывал он. – Мы можем делать все то, чего ты всегда хотела. Может, стать семьей.
   – Извини меня, но все уже не так, как было.
   – Мы можем сделать так, как было.
   – Не со мной, Майк, не со мной.
   Он повесил трубку, и Клео вздохнула. Все кончится на мрачной ноте.
   Какой смысл давать ему болтать всю эту ложь и оправдания? Для них обоих это будет болезненно. Пусть лучше считает ее сукой, она тогда перекладывает на себя его вину, и ему от этого станет легче.
   Опять зазвонил телефон.
   – Клео, это – Шеп Стоун. Помоги-ка мне избавиться от твоей подруги. Она создает мне массу проблем, она сдвинутая как не знаю, кто, полный сумасброд.
   – О ком это ты?
   – О твоей подруге, Доминик. Она просто сумасшедшая баба. Она обвиняет меня, Шепа Стоуна, в том, что я украл ее кольцо с бриллиантом.
   – Украл?
   – Ты прекрасно все расслышала. Послушай, я хочу тебе рассказать все, как было, может, ты поможешь мне разобраться. Это очень срочно. Мы могли бы пообедать вместе?
   – Думаю, что да, – с неохотой согласилась Клео.
   – Я подъеду за тобой через двадцать минут.
   Боже, еще одна проблема свалилась на нее. Что происходит? Но пока она успела добраться до ванной, чтобы причесаться и наложить макияж, телефон опять зазвонил. После этого звонка она должна сказать операторам, чтобы больше никого с ней не соединяли. Уже становится просто смешно.
   – Да, – сказала она в трубку.
   – Это Буч. Я в студии. Почему ты не сказала мне, что у тебя ревнивый муж?
   – Ты не спрашивал.
   – Странно. Я познакомился с ним вчера вечером, и он был напряженным. Ты ему что-нибудь сказала?
   – Пока ничего.
   – Что значит «пока»? Он мужик из тех, что сразу по яйцам бьют, а мне мои нужны.
   – Где ты встретил его?
   – В Трампе. На нем висела какая-то блондинка, но ему точно не понравилось, что ты провела со мной время.
   – Извини, если тебе пришлось понервничать.
   – Да хер с ним, я не нервничаю. Просто подумал, что тебе надо бы знать об этом. Кстати, что между вами происходит?
   – Я собираюсь разводиться.
   Впервые она это сказала, и ей стало от этого хорошо. Чувства ее к Майку притуплялись. Он так был расстроен их разрывом, что уже подцепил себе блондинку.
   – Чудесно. Хотела бы поужинать сегодня со мной?
   – Нет, сегодня я у своих.
   – Только ТЫ можешь сказать мне «нет», чтобы побыть в семье. А завтра? Или ты будешь присматривать за ребенком подружки?
   – Завтра будет неплохо, если только не придется лететь в Рим. Я делаю Пауло Массерини.
   – Как-как?
   – Я интервьюирую синьора Массерини.
   – А, теперь получше. А то ведь у меня тоже нервы есть.
   – Заткнулся бы ты.
   – Эй, я слышал, что ты отвергла Рамо. Он в трансе. Впервые случилось такое, чтобы женщина, увидев в натуре суперчлен, сказала: Спасибо, мне не надо.
   – Во всем бывает первый раз. Между прочим, разве не с тобой я должна была быть в тот вечер?
   – Да. Не знаю, что случилось, мы все так надрались. Тем не менее, спасибо…
   – За что?
   – За то, что не связалась с этим арабом. Я люблю его как брата, но не хочу, чтобы ты его любила.
   – Я не понимаю. Почему если ты заваливаешься в постель с двумя шлюхами, это нормально, а то, что я не связалась с Рамо, тоже хорошо, почему?
   – Потому, что я дрянь, а ты – красивая леди. И я верю в сраные двойные стандарты, на которые мне в общем-то насрать. Завтра поговорим, Клео.