Коллинз Джеки. Мир полон разведенных женщин

   Доминик взметнула ресницы.
   – Я вас видела по телевизору, без ума от вашей последней пластинки.
   Шеп вдруг удостоил ее вниманием, еще радостнее заулыбался.
   – Я не Синатра, но кое-что у меня выходит.
   Он стрельнул глазами в Клео – как она относится к тому, что он настоящая звезда. Клео уткнулась в меню.
   – Вы надолго? – справилась Доминик и на одном дыхании добавила. – Почему бы вам не составить нам компанию? – Щелкнула аккуратно наманикюренными пальчиками. – Официант! Пожалуйста, еще стул.
   Официант тут же принес стул, но Шеп продолжал стоять.
   – Я здесь с деловыми партнерами. – Он не сводил глаз с Клео, надеясь, что она будет уговаривать его сесть, но она решительно продолжала изучать меню. – Ну, разве только на минутку. – Шеп сел.
   Клео встала.
   – Я пошла в туалет, – объявила она.
   В предбаннике дамской комнаты зло уставилась на себя в зеркало. Господи, ей и своих проблем хватает… а стало бы легче, если бы хоть кто-то захотел ее выслушать. Да ко всему еще из головы не идет этот мужик, которого она решительно не выносит. Так и стоит у нее перед глазами: рожа – красная, дергает ширинку и клянчит: «ну, пососи же».
   Доминик пригласила его к ним за столик, вот пусть сама с ним и торчит.
   Сделав свой выбор, Клео подошла к портье и оставила записку для Доминик. «Вызвали по работе». Наверно, будет вне себя от злости, но остается только пожалеть. Опостылело миндальничать, думала Клео, чем с людьми деликатнее, тем больше тебе садятся на шею.
   Она оставила деньги, чтобы хватило оплатить счет, и на такси отправилась по магазинам.
   Отоварившись двумя парами туфель от Ива Сен-Лорана, тремя майками от Бибы, парой темных очков с зелеными стеклами от Оливера Голдсмита и платьем от Хлое, Клео чувствовала себя куда лучше. Сорить трудовыми деньгами – ничто так не снимает стресс.
   Всю жизнь Клео хотелось быть пожестче с людьми. Но ей-то как раз и наступали на пятки. Слабость не вызовет уважения, ее чуют как ароматный кофе и тебя уже просто топчут.
   – Ты когда-нибудь можешь отказаться и не пойти на прием? – часто упрекал ее Майк. – Мы совсем не бываем дома, один за другим эти чертовы приемы.
   – Я пробовала отказаться, – мямлила Клео, – но они настояли.
   Но если ее доведут, она умеет быть жестокой. С Майком собирается быть жестокой. Господи! Каков наглец. Не успела она уехать за границу, как он поселил у себя грудастую Сюзан. Ну пусть с ней и сидит. Пусть гнет над ней горб, пока его кондрашка не хватит. Это только доказывает, она сделала правильный шаг.
   Она думала о разводе. Развестись – быстро и без сложностей.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

   – Джефф сегодня утром зайдет мыть окна, – заявила Маффин.
   – Что? – спросил Джон.
   – Придет мыть окна, – терпеливо отозвалась Маффин, выставив пальчики на ногах, она раскрашивала ногти замысловатыми белозелеными полосками.
   – С какой стати?
   – Так ему хочется. Сказал, что будет в наших краях, заскочит и вымоет.
   – Боже! Не понимаю, на что он тебе здесь сдался? Он на грани полного слабоумия.
   – Он очень милый, правда.
   – Он очень милый, правда, – передразнил Джон, и был очень милым, когда ты с ним гуляла?
   – Да я всего пару раз с ним и гуляла.
   – Ах да, верно, сестренка его у тебя из под носа увела. – Джон оделся. Он не мог объяснить, почему так зол.
   Маффин сидела. на. кровати по-турецки, поглощенная работой – расписывала пальчики на ногах.
   – Оденься-ка лучше, – раздраженно бросил Джон, – не можешь встречать твоего мойщика окон в своем пель-пердинчике или как раз и задумано?
   Маффин хихикнула.
   – Не говори глупости. Если бы я знала, что ты приревнуешь, отказала бы.
   – Я не ревную.
   – Да просто окна сто лет никто не мыл, и я подумала, как любезно с его стороны предложить помощь.
   – Любезно, – угрюмо повторил Джон. У него других забот по горло. Джейн. Соглашение. Она его по миру пустит, а из-за того, что Маффин как дурочка настаивает на женитьбе, ему остается только согласиться.
   – Тогда я пошел, – сказал Джон. – Спасибо за завтрак.
   Маффин соскочила с кровати.
   – Что же ты не сказал?
   – Ты знала, что мне надо быть в адвокатской конторе в десять.
   – Сейчас я тебе что-нибудь приготовлю.
   – Времени нет. – Он смягчился и чмокнул ее в нос. – Оденься, – приказал он, шаря руками под ее короткой ночной сорочкой, – и штаны надень.
   Когда Джон ушел, Маффин продолжала красить пальцы на ногах. Закончив, вытащила косметичку и принялась за лицо. Она как раз рисовала последнюю веснушку, когда в дверь позвонили.
   Скраф принялся лаять, и Маффин быстро окинула себя взглядом в зеркале ванной. Она повела щеткой по светлым волосам с оранжевыми прожилками и побрызгала себя духами «Эстее Лодер». После этого, не переодев коротенькую ночную сорочку, пошла открывать.
   Джефф стоял перед дверью со смущенным видом. На нем был голубой рабочий комбинезон из хлопчатобумажной саржи, клетчатая рубашка, в руках он держал стремянку и большое ведро.
   – С добрым утром, – сказал он. – Принимайте мойщика окон.
   – С добрым утром, – Маффин заулыбалась. – Давай заходи.
   Она все и подстроила. Позвонила Джеффу и пожаловалась, что окна жутко грязные, а найти они никого не могут, и не может ли он заглянуть и не говорить Пенни, так как она только будет думать, что просить его – нахальство.
   Джефф согласился. Маффин сказала, что отлично подходит утро вторника. Она знала, что Джон рано уйдет на прием к адвокату. У нее все до мелочей было продумано.
   Все еще грызла обида, как Джефф с ней тогда обошелся. Ей было пятнадцать, чувствительный возраст. Он познакомился с ней в очереди в кино, купил ей билет и пакетик хрустящего картофеля, заболтал. Сел с ней рядом и ласкал ее грудь, залезал в ухо языком, пытался шарить руками у нее под юбкой. Разве в пятнадцать лет откажешься от объятий и поцелуев в кино, особенно с красивым парнем старше тебя. Джеффу в то время было двадцать два. Он отвел ее домой и назначил другое свидание.
   Опять кино, опять невыносимо возбуждена от горячих липких рук, что ее тискают. Он расстегнул ей лифчик, почти снял штанишки. Потом они купили по котлете «Уим-пи» и он сказал: Завтра вечером будет Джон Уэйн.
   Сердце у Маффин бешено стучало, когда она его встретила на следующий вечер. Последний ряд, та же история. Но когда в конце концов он ухитрился засунуть ей палец между ног, она шепнула: Мне только пятнадцать, я девушка. Он быстро отдернул руку, потом через некоторое время сказал, что пойдет за шоколадками.
   Больше она Джеффа не видела, пока Пенни не привела его домой как своего жениха.
   Через какие муки она прошла, никто не знает. Она никому ничего не рассказывала. Потом встретился Джон и когда они в первый раз занимались любовью, он даже не понял, что она девушка. Она ему наговорила, что дружков у нее было навалом. Она ему нравилась. Он ее спас.
   Мораль. Девицы, которые спят с мужиками, имеют большой успех.
   Маффин усовершенствовала свои таланты.
   Стала общительной. Стала знаменитой. Влюбилась в Джона. Теперь они поженятся, но перед свадьбой, ну, просто необходимо решить один вопросик. Вопрос задетой гордости.
   – Чашку чая? – спросила Маффин.
   – Не откажусь.
   Она вертелась на кухоньке, отлично зная, что ее ночная рубашка – почти прозрачная.
   Джефф неуклюже опустился на стул и подал реплику:
   – Хорошая собачка… ко мне, дружок, давай, малыш.
   – Как Пенни? – вкрадчиво спросила Маффин. Она вспомнила, как Пенни в день свадьбы сказала: Джефф говорит, что даже ни разу тебя не поцеловал, это правда? И она ответила: Ага. Правда. Зато в штаны ко мне слазил. Пенни топнула ногой и в ярости, с красной физиономией двинулась к алтарю.
   – А что ей сделается, бодро отозвался Джефф, – толстухе-то.
   – Лучше бы она следила за собой. После родов ей надо сесть на диету.
   – Наверное, так она и сделает. Маффин зевнула.
   – Ой… я вчера так поздно легла. Много вина и много любви. – Она нежно улыбнулась. – Понимаешь, что я имею ввиду?
   – Ага. – Джефф осклабился. – Думаю, что понимаю.
   – Я получаю письма от незнакомцев, которые хотят заниматься со мной любовью. Покоя им не дают мои лицо и тело. – Она села. – Эй, Джона Уэйна помнишь?
   – Он тоже тебе писал?
   – Нет, дурачок. Джон Уэйн. Последний ряд. Пожалуйста, сэр, мне только пятнадцать.
   – Что-что?
   – Мы.
   – Мы?
   Когда я была малолетней дурочкой. Наконец до Джеффа дошло.
   – Ты про то, как со мной ходила? Господи, да когда я вижу твою фотографию во всех газетах, кажется, этого никогда не было.
   – Было. Ты мне очень нравился. Джефф шумно хлебнул чай.
   – А я тебе нравилась?
   – Конечно, нравилась.
   – Тогда почему ты сбежал? – затянула она плаксиво, и в ясных голубых глазах появились слезы.
   Джефф уставился в свою чашку.
   – Тебе-то было пятнадцать, пятнадцать всего. Знаешь, что тому бывает, кто пристает к пятнадцатилетней?
   – Но Пенни было столько же, – упрекнула Маффин.
   – Ага, но с ней все было по-другому, разве нет? Я к ней даже не прикоснулся, ни разу пальцем не тронул, пока мы не оженились.
   – Здорово! А я тебе на закуску, что ли? – Она зло сдернула ночную рубашку, потом выпалила:
   – Знаешь, ты вовсе не такой красавчик, как тогда. Раньше был похож на Стива Маккуина, теперь – на спившегося Майкла Кейна.
   Джефф встал. Он был очень высокий.
   – Никогда не думал, что у нас что-то выйдет, – заявил он, – а потом ты стала знаменитой и все такое. Он медленно обогнул стол и двигался на нее. – Джон хороший мужик, я бы не хотел распускать руки. – Джефф ее схватил. – Поцелуй-ка, дорогуша, подари надежду.
   Когда его руки стали шуровать у нее под сорочкой, Маффин не шевельнулась. Вот она. Та минута, которой она ждала. Вот мужчина, который подарил ей первый оргазм, когда вертел пальцами у нее под свитером в местном «Одеоне».
   И опять он за свое. Вертит. Вертит. Вертит. Его приемы особо не изменились. Маффин поежилась скорее от злости, чем от возбуждения.
   – Полегче, – жаловалась она, – не телевизор настраиваешь! Она заметила, что джинсы у него набухли, и на вид не так уж большая шишка. А у Джона большая. И приемчики у Джона что надо.
   – Ты потрясающая бабенка, – бормотал Джефф, – просто дорогулечка.
   Маффин его оттолкнула. Бедняга Пенни, тоже отхватила сокровище. Маффин встала с деловым видом.
   – Я пошла одеваться, – объявила она. – А ты лучше принимайся за окна, Джон вернется через минуту.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

   Рамо Калиффе, выдающийся арабский киноактер. Темные кудри, тронутые сединой, оливковая кожа, задумчивые черные глаза и в хрипловатом голосе – обещание.
   Клео встретилась с ним в баре гостиницы «Дорчестер». Он сжал ей руку, заглянул в глаза и тихо сказал:
   – Вы очень красивая.
   Она придумала заход для статьи. Голос у Рамо Калиффе как горячая черная патока в сладкой патоке. Глаза его как раскаленные пески пустыни с отблеском вечерней зари.
   Клео улыбнулась своим мыслям, а он это понял по-своему – она любит комплименты – и разошелся.
   Как ей хотелось сказать: Не прекратить ли вешать лапшу на уши и не перейти ли к действительно интересному интервью, мистер Калиффе?
   Буч Кауфман предупреждал ее, что под внешностью кочевника-араба скрывается чрезвычайно приятный, очень западный, остроумный человек.
   Через полтора часа она отыскала этого человека, и скоро он забавлял ее историями из своей жизни.
   Когда она наконец выключила магнитофон и сказала, что интервью закончено, Рамо стал упрашивать, чтобы она поужинала с ним и его друзьями. Клео согласилась. Он милый, забавный, невероятно хорош собой: горящие глаза и прочее.
   Трудный был день. Майк и Сюзан не выходили из головы, и она не могла стряхнуть с себя чувство разочарования. Один раз переспать с такой девкой… еще ладно. Но поселить у себя? Ну уж, нет.
   Позвонила Доминик, она захлебывалась от восторга и даже не вспомнила, что Клео так бесцеремонно сбежала с ленча.
   – В жизни не встречала более восхитительного мужчину чем Шеп Стоун, – верещала Доминик, – В нем жизнь бьет ключом, и для звезды он так просто держится.
   – Как я понимаю, он тебе нравится. – Сарказм в словах Клео Доминик пропустила мимо ушей.
   – По-моему, этого мужчину я ждала всю жизнь. Сегодня я сделала с ним кое-что такое, чего никогда не делала раньше.
   – Что же именно?
   – Я с ним спала! – Театрально объявила Доминик.
   – Ты это делала и раньше.
   – Но не после часового знакомства, – сухо уточнила Доминик. – Желание было слишком сильным, мы не могли устоять. Мы поехали к нему в гостиницу и упали на кровать как одержимые.
   – Это называют не одержимостью, а срывом.
   Я и не думала, что ты поймешь. С тобой, вероятно, ничего подобного не случалось. Я ухожу от Дайана.
   – А как же Иссак?
   – А что Иссак? – вышла из себя Доминик. – Он – просто мимолетное увлечение. Шеп для меня все.
   – Господи, ты как сумасшедшая. Ты уверена, что Шеп к тебе испытывает такие же чувства?
   Наступило молчание, потом: Да, по-моему. Я почти уверена. То есть мы ни о чем не говорили, но ему надо было бежать, а мне – ехать домой. Было слишком прекрасно, слова только бы все испортили. Поэтому я и звоню, Дай-ан с минуты на минуту придет домой, и я, видимо, не смогу дозвониться до Шепа, вот я и подумала, ты не можешь ему позвонить и сказать, что завтра я увижу его за ленчем.
   – Не стану я ему звонить. Если не сможешь дозвониться сама, скажи чтобы ему передали.
   – Благодарю покорно. Я считала тебя подругой.
   – Я подруга, а не служба передач. И послушай моего совета, не уходи от Дайана, пока не удостоверишься, что Шепу ты тоже нужна. А заодно спроси его про нынешнюю жену и двух предыдущих.
   – Ревнуешь, – обвинила Доминик. – А я-то думала, чего это ты вдруг испарилась? Не могла вынести, что я ему нравлюсь, а не ты. Правда, Клео, после твоего возвращения я вижу, ты очень изменилась, я…
   – Ох, ради бога! – Клео бросила трубку. Изменилась! Может быть, к лучшему, если разглядела, что из себя представляет Доминик.
   В число друзей Рамо, с которыми он ужинал, входили Буч Кауфман с курчавой девицей и маленькая белокурая датчанка, которая бросала на Клео подозрительные взгляды и напряженно висла на руке Рамо.
   Они пошли в «Тредер Вике» и угощались свиными ребрышками и жареным ягненком по-индонезийски. Пили «Морской грог», и Клео скоро почувствовала, как по телу у нее разливается то особое тепло от вкусной еды, выпивки и интересной компании.
   Рамо одинаково уделял внимание Клео и маленькой блондинке, а также Бучу и курчавой дамочке.
   Клео думала… Пора сравнять счет. Буч или Рамо? Ей нравились оба. Каждый красив по-своему. Хотя Майк все равно лучше. У Майка изумительные глаза и изумительные яйца.
   Пьяная… думала Клео… в пьяном виде ничего не предпринимай.
   Но позже, когда все пошли в «Бродягу» и, танцуя, она прижалась к Рамо, Клео решила, что с одним из них пойдет в постель. Как мужчина она чувствовала желание и как мужчина подцепит подходящего партнера и будет трахаться из чисто плотского удовольствия. И чтобы ничего не связывало. Раз Майк может и получает от этого удовольствие, почему ей нельзя?
   Только который из них? Рамо весельчак, но слегка перебарщивает и не особенно разборчив. Днем он уже переспал с маленькой блондинкой, о чем та не преминула рассказать Клео.
   На Буча больше надежд. У него репутация кобеля, но если хочешь иметь половой акт, что может быть лучше?
   Курчавая девица так набралась, что даже и не заметит, если Буч скроется.
   Рамо пригласил ее танцевать и, крепко прижав к себе, предложил секс втроем. – Ты, я и крошка-датчанка.
   Клео отказалась.
   – Не мое амплуа.
   – Вы замужняя дама? – допытывался Рамо.
   – А что?
   – Замужние дамы как правило любят секс втроем.
   – Вместе мужьями или нет?
   Рамо закинул голову и расхохотался.
   – Ты мне нравишься. Не спровадить ли мне блондинку и заняться любовью с тобой?
   Клео не могла не улыбнуться. Наконец – правдивый человек.
   Когда Клео опять сидела за столиком, Буч бросал на нее мрачные взгляды, а его курчавая подружка танцевала в одиночку среди толпы на танцевальной площадке.
   – Уходишь с любимчиком? – справился он.
   – Нет, иду с тобой. Буч кивнул.
   – Отлично. Пошли.
   Буч снимал квартиру в Мейфэр. Шикарная кожаная мебель и приглушенный свет.
   – Не мой… э… стиль, – протянул Буч. – В Л. А. у меня отличный дом на океане в Малибу. Волны разбиваются у порога, солнце, песок. Утром встанешь, прямиком в океан – купаться, бегаешь по пляжу, на завтрак – жаренный на вертеле бекон. Что может быть лучше? Ты куришь?
   Он любезно предложил ей сигаретку с марихуаной. Она любезно взяла.
   – Мой дублер отрывает лучшую травку в городе, – гордо сказал Буч, – хорошо, а?
   Клео кивнула. Хорошо, очень хорошо просто расслабиться, чтобы сошло все напряжение.
   – Все тебе, наверное, говорят, какая ты красивая. Когда ты пришла брать интервью, я обалдел. Как же ты не стала актрисой или манекенщицей?
   – А зачем? Разве все красивые женщины должны заниматься одним и тем же?
   – Нет, не думаю. Самая хорошенькая из всех моих знакомых была учительницей в школе, – Он медленно нагнулся и расстегнул пуговицы на ее шелковой рубашке.
   Она откинулась назад и глубоко затянулась сигареткой с марихуаной и стала медленно, клубами пускать дым к потолку.
   Буч расстегнул ей лифчик с застежкой спереди, и она повела плечами и сбросила его. Потом встала, расстегнула молнию на брюках от Сен-Лорана, выбралась из коричневых кружевных трусиков-бикини.
   Буч тоже встал и разделся.
   Они улыбнулись друг другу, потом Буч притянул ее, и они принялись друг друга ласкать.
   Они занимались любовью стоя, пока их тела не покрылись потом.
   – Ты должна приладиться таким способом, – задыхался Буч.
   Глаза Клео были закрыты, на губах блуждала полуулыбка. Они кончили вместе, потом рухнули со смехом на пол.
   – Господи! – воскликнул Буч, – ну ты даешь. Никаких всхлипываний, стонов и «я тебя люблю».
   – Ты их хотел?
   – Ни черта. Она оделась.
   – Было приятно, а теперь я еду домой. Буч в восхищении покачал головой.
   – Мисс Прохлада. Я тебя еще увижу?
   – Не исключено.
   Она взяла такси и вернулась в гостиницу. Правда. Женщина может получать от этого такое же удовольствие.
   Она чувствовала себя свободно, легко и очень уверенно.
   Ладно, Майк. Если нам еще есть о чем поговорить, давай говорить на равных.
   Начал звонить телефон, но Клео не подошла, а легла спать.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

   Толпы подростков осаждали аэропорт Кеннеди. Маленькие, потные, еще детские фигурки сновали взад-вперед, визжали и вопили. Одна светловолосая малышка стояла и всхлипывала.
   Майк огляделся с изумлением. Он уже много раз видел подобную сцену и не переставал удивляться. Откуда они все понабежали в миниюбочках, сапожках и свитерах с надписью «Марти Перл»? А как же школа? Родители? Что у них за жизнь, если им ничего не стоит забыть все и целый день гонять по аэропорту – вдруг повезет и хоть краем глаза увидишь своего кумира?
   Все они такие маленькие. «Мне одиннадцать», – гордо пролепетала одна девчушка на его вопрос. Одиннадцать! Он-то знает, как обходятся с этими девчонками, если какая-нибудь поп-группа отберет их для своей свиты. Одиннадцать!
   Они летели коммерческим рейсом. Марти Его ансамбль. Его импресарио. Его костюмер. Его агент по рекламе. Его мать. И, разумеется, Майк.
   Стюардессы бодро улыбались и разносили напитки. Крошка Марти Перл заказал виски, а его импресарио засмеялся и сказал:
   – Каков шутник! – и поменял заказ на апельсиновый сок.
   В последнее время Крошке Марти его «шестнадцать лет» стояли колом в горле.
   Когда самолет был в воздухе и Омар Шариф на киноэкране гонялся за Джули Эндрюс, Джексон – импресарио Крошки Марти – подошел и уселся рядом с Майком. Он был моложавый, с ранней сединой и водянистыми голубыми глазами.
   – Мальчишка становится невозможным, – заметил он угрюмо. – Я пытаюсь его изолировать, но что делать…через два месяца ему будет девятнадцать.
   – Свое дело ты делаешь отлично. Репутация у него – как стеклышко. Не пьет. Не курит. С девками не спит. Чего тебе еще?
   – Не легко это, Майк. Однажды он возьмет и не послушает меня. К тому же, где бы ни были, нам не дают прохода групи. На днях одну поймал, давала электрику «вафлю» (прим. – орогенитальный половой акт), думала, что так попадет к Марти.
   Майк засмеялся.
   – Может, пора найти ему официальную подружку?
   – Да ее на клочки разорвут. Слушай, на парня удержу нет. Два раза за последний месяц подкидывал ему профессиональных шлюх, и как в прорву. Потаскухи хоть язык не распускают. Подружку мы пока ему дать не можем – это не понравится поклонницам.
   Майк пожал плечами. Какое ему дело до сексуальной жизни Крошки Марти Перла. Его волнует Клео. Уж он ни за что не даст выбросить на помойку четыре замечательных года их супружества.
   Он сразу же поедет к ней в гостиницу. Застанет врасплох. Будет ее любить. О прошлом они забудут. Майк даст обещание быть хорошим мальчиком, и Клео согласится: глупо, если между ними встанет такая девка как Сюзан.
   На будущее, решил Майк, если ему захочется погулять, он будет крайне осторожен. Осмотрителен – вот более точное слово.
   Джексон разговорился:
   В прошлый раз, что был в Лондоне, я поимел лучшую на этом свете жопку.
   – О да, – вежливо отозвался Майк. Водянистые голубые глазки Джексона заблестели:
   – Рыженькая сочная пышка. Набралась до чертиков, зато какой бабец!
   – Думаешь к ней наведаться?
   – Не, – Джексон недовольно покачал головой, – даже не знаю, как ее зовут.
   – Извините, мистер Джексон, – В проходе стояла мать Крошки Марти Перла. Эмме Перл было сорок, но выглядела она гораздо старше. Муж у нее умер, а Марти был единственным ребенком.
   – Да? – Джексон глядел на нее с тем смирением, с каким обычно принимал ее просьбы.
   Эмма Перл нервно теребила воротничок платья.
   – Я подумала, когда заказывали гостиницу, учли, что мы с Марти будем жить в соседних номерах? Я так разволновалась в Филадельфии, когда узнала, что меня поселили на другом этаже. – Она повысила голос. – В конце концов, мистер Джексон, вы знаете, крошка Марти любит, чтобы я была рядом. Он НУЖДАЕТСЯ во мне. Он…
   – Конечно, – прервал ее Джексон. – В Лондоне все будет в порядке, я уверен. Никаких проблем.
   – Вы знаете, я не люблю надоедать, мистер Джексон. Знаете, я никогда не причиняю неприятностей. Но Крошка Марти любит, чтобы я была рядом. Эмма Перл нервно закусила нижнюю губу. – Он хочет, чтобы я была возле него.
   – Совершенно верно. – Джексон с готовностью кивнул, и Эмма Перла вернулась на свое место.
   – Пошла, знаешь куда, старая карга, буркнул Джексон ей вслед. – Боже! – воскликнул он, обращаясь к Майку – С ней придется что-то делать. Марти мне всю плешь проел… отделайся от нее… убери ее… сделай, чтобы она за мной не таскалась. А она все думает, что ему, бл…, тринадцать.
   – Почему же она с нами?
   – Потому что у Марти кишка тонка сказать ей, что он уже вырос. Он надеется, что она будет с нами ездить и не путаться у него под ногами. А кто обязан держать ее подальше? Угадай, кто? Этот олух, ваш покорный слуга, вот кто.
   Майк кивнул.
   – Родственники всегда бывают в тягость. Хотя, наверное, лучше – мать, чем жена.
   Может быть. Скандал с матерью уже плохо. О скандале с женой думать не хочется! Всего трясет, я понятно выражаюсь? – Джексон прикусил язык, вдруг вспомнив, что Майк женат.
   В Лондоне шел дождь, и несмотря на то, что Марти Перл не выпустил ни одной пластинки-хита за пределами Америки, приветствовать его собралась внушительная толпа тини-бопперс.
   – Мы хотели организовать сотню, – с энтузиазмом заметил Джон, – а тут, кажется, тысяча.
   Их встречала колонна машин, и Майк сумел пробиться сквозь ряды фотографов и толпу и забрал себе машину. Он намерен был ехать прямо в гостиницу Клео. Он ничего не мог сделать для Крошки Марти, тот окружен людьми, готовыми исполнить каждый его каприз. Ведь Майк поехал с ними вместе, только чтобы за всем присматривать. И, конечно, самое главное – для него, встретиться и помириться с Клео.
   В машине он репетировал, с чего начнет. Надо извиняться? Объяснять? Врать?
   Дела всегда сами за себя говорят. Он будет действовать.
   Майк улыбнулся своим мыслям. Его всегда знали как человека у которого на любой вопрос найдется ответ.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

   Джон Клептон переживал. Связан теперь по рукам и ногам. Условился подписать соглашение, по которому порядочную сумму отвалит своей в скором времени бывшей жене.
   В конечном счете Джейн требовала сотню фунтов в неделю плюс обычное пособие – плата за школу, счета от врача, от дантиста. Джон отвертелся от оплаты каникул. С сотни фунтов в неделю она, конечно, может наскрести, чтобы позволить себе пару недель в Брайтоне.
   Корова! Стерва! Вот бабы!
   Долго он закидывал удочки, чтобы выудить золотую рыбку, и сейчас, когда он почти у цели, Джейн как альбатрос повиснет над его денежками.
   И все-таки. Овчинка стоит выделки. Теперь он свободен, чтобы жениться на Маффин, а Маффин – это золотое дно. Вместе их не остановишь.
   Только один календарь Шуммана покроет все их расходы на год вперед. А потом, кто знает? У Маффин невероятный потенциал.