Коллинз Джеки. Мир полон разведенных женщин

   Клео вернулась в кабинет Рассела, и он представил ее Ричарду Уэсту.
   – Вы не похожи на свою фотографию на обложке, – сказала она.
   Он согласно кивнул.
   – Знаю. Но если б фотография на обложке была бы на меня похожа, нелегко бы нам было пристраивать книгу.
   Клео улыбнулась. А он ничего. Нервы в порядке. Она терпеть не может нервных сочинителей.
   Он был среднего роста, несколько тучен, с шапкой рыжеватых, чересчур коротко подстриженных волос. Костюм на нем никуда не годился, и подобранные в тон рубашка и галстук не спасали. И не смотря ни на что был в нем шарм, о котором сам он явно не подозревал. Ей хотелось ему сказать, что губы у него как у Мика Джеггера, толстые, чувственные губы – на лице немолодого сексолога.
   – Думается, надо ехать, – сказал Рассел.
   Они пришли первыми. Только они – в зале, где полно официантов.
   Рассел хлопотал над выставленными на обозрение журналами, перекладывал. Ричард нахмурился.
   – Ненавижу такие мероприятия, – сказал он. – Они меня раздражают.
   Клео улыбнулась.
   – А вы держитесь со всеми приветливо, никогда не знаешь, кто собеседник. И вворачивайте побольше цитат… знаете… какую-нибудь пикантную статистику.
   – Из чего состоит пикантная статистика?
   – Ну… цифры. Вроде таких, сколько раз у человека может… э… выйти за двадцать четыре часа. Что-нибудь вроде этого. Пощекотать нервы возможному читателю.
   – Изложенная в более профессиональных выражениях, как я понимаю?
   Клео рассмеялась.
   – О, конечно… куда в более профессиональных.
   Джинни приехала одной из первых. Она двинулась прямиком к Клео, которая беседовала с рецензентом на книгу.
   – Можно перебить? – бодро спросила она.
   – Конечно, – сказал рецензент. – Я должен найти доктора Уэста. Тут несколько вопросов, которые я хочу с ним обсудить.
   – Еще бы! – ответила Джинни, тряхнув светлыми кудряшками и обводя глазами комнату. – Что это за народ? Кто-нибудь, с кем я уже спала или надо переспать или, может, захочу переспать?
   – Ты влезла в разговор, чтобы спросить меня вот это?
   – Нет. Почему ты, собственно говоря, мне не перезвонила? Я хочу сказать, этот скандал за обедом между тобой и Сюзан – просто не верится, не в твоем характере закатывать скандалы, и бедная Сюзан жутко расстроилась. Она клянется, что у них с Майком ничего не было.
   – Ну, хватит, Джинни… пусть она тебе очки втирает, а я вот тебе скажу, что их вместе ВИДЕЛА.
   – Их вместе ВИДЕЛА… ну и что? Только то, что ты их вместе видела, не значит, что следующий шаг – полезное здоровое траханье. Да, Сюзан говорила, что как-то они попили кофейку. Но она жизнью матери поклялась, что ничего не было, честно, Клео, по-моему…
   – Да заткнись ты на секунду. Я ВИДЕЛА их вместе… голые… трахались… сегодня утром в кабинете Майка.
   – Ой, – сказала Джинни и замолчала на миг, потом выдала, – дрянь такая, лживая сука! Жизнью матери поклялась. Ну погоди, увижу ее… Просто в голове не укладывается. Тебе так, наверно, тяжело. Как я не догадалась, что ты-то на пустом месте не будешь закатывать скандалы. Мне жаль, мне, правда…
   – Хватит, Джинни. Не хочу об этом говорить. Это не имеет значения, правда, не имеет. Я собрала вещи и завтра лечу в Лондон. Мне просто нужно время, чтобы все обдумать.
   – А Майк что говорит? Вряд ли он без ума от Сюзан. Кобылистые девки никогда не были его амплуа, и давай называть вещи своими именами, сиськи, может, у нее и роскошные, но мозги-то как у пятилетней. Вообще, по-моему…
   – Джинни, не хочу я об этом говорить и буду тебе признательна, если ты не станешь это обсуждать на каждом углу. Пошли, представляю тебя доктору Уэсту.
   – А, давай. Всегда любила обмениваться впечатлениями по этой забаве со специалистом.
   Они прошли через зал.
   – Ричард, я хочу вас познакомить с моей приятельницей… Джинни Сэндлер. Джинни-агент. – Говорила Клео, улыбаясь. Постепенно улыбка перешла в усталую гримасу. Она думала, интересно, Майк уже добрался домой и понял, что она ушла?
   – Здравствуйте, Джинни, – сердечно сказал Ричард, пожимая ей руку.
   – Я думаю, а не устроить ли нам продажу фильма по вашей книге, – сказала Джинни, когда Клео уходила. – Покупают ведь названия. Секс… Объяснение… может выйти очень стимулирующая картина, где много голого тела… как бы научно-популярная. Или даже с Джули Эндрюс в главной роли, чтобы она сыграла училку. Масса возможностей. У вас ведь нет представителя?
   Ричард покачал головой.
   – Тогда я вами займусь, и вместе мы разбогатеем. – Она взяла его за руку. – Насчет той главы о гипертрофированных клиторах… там есть кое-что, о чем бы я хотела вас спросить.
   Клео вдруг почувствовала усталость. Надоела ей пустая болтовня, и улыбаться и быть приветливой с людьми, которые, не успеешь отойти, уже перемывают тебе косточки.
   Она поискала глазами Рассела. Он стоял с группкой, где была и последняя подружка – рыжеволосая великанша по имени Флоринда.
   Клео, пробираясь между гостями, подошла.
   – Я очень устала, – шепнула она. – В какую гостиницу ты меня устроил?
   – Черт! – Рассел хлопнул себя ладонью по лбу. – Забыл!
   – Вот спасибо.
   – Да не волнуйся ты, я же тебе сказал, свободная комната у меня есть, да их у меня навалом.
   – Рассел…
   – Уж конечно ты можешь мне довериться, ведь не один день знакомы? – он сделал вид, что обиделся. – Позвоню слуге, что ты едешь. Меня не будет допоздна, и если не пожелаешь разделить постель со мной и Флориндой, тебя очень даже оставят в покое.
   Клео чувствовала себя слишком усталой, чтобы спорить.
   – Ну, если ты уверен…
   – Конечно, уверен. Твой чемодан – уже в моей машине. Я отведу тебя на улицу к шоферу, он может отвезти тебя ко мне домой, а после этого за мной вернуться.
   – Если Майк вдруг здесь появится…
   – Я должен хранить молчание.
   Поддавшись внезапному порыву, Клео поцеловала его в щеку.
   – Хорошо иметь такого друга. Рассел нервно засмеялся.
   – Я тебе уже говорил, если вы с Майклом разойдетесь, я еще как свободен.
   Клео кивнула. Пусть будет свободен, если хочет, только он не в ее вкусе.
   Рассел жил в пентхаусе, что раскинулся на крыше небоскреба, с потрясающим видом на город. Клео бывала там на приемах и думала про себя – шикарная квартира. Теперь – без людей – она больше смахивала на декорации для кинокартины.
   Слуга открыл дверь и провел ее в спальню с кроватью под оранжевым пологом, из спальни дверь вела в ванную комнату, которая демонстрировала встроенную в пол ванну, где разместилось бы шесть человек. Слуга молча показал, как ванна превращается в горячий джакузи. Клео кивнула. Горячий джакузи – последнее, чего ей хочется.
   Слуга пальцем ткнул в различные выключатели. Один – для музыки, другой – для кассет, третий – для телевизора.
   Ни черта себе комната для гостей, пробормотала Клео задумчиво. Она мельком взглянула на стопки книг, аккуратно сложенных на тумбочке у кровати. «Эротика в искусстве», «История эротики», «Сексуальное взаимопонимание». Улыбнулась. Ох, Рассел! Надежд моих ты не оправдал. А где гора журналов «Плейбой»?
   Еще бы, уложены стопкой на стеклянном столике рядом с уборной.
   Она нажала кнопку для кассет, и Айзек Хейс изобразил сладострастие. Интересно, думала она, что сейчас делает Майк. Допустим, приехал домой. Поймет ли, что она ушла? Поймет, если заглянет в ванную. Полки не заставлены женским барахлом. Поймет, если посмотрит в ее шкафы. Нет больше любимых вещей.
   Может, надо было оставить записку. Нет. Пошел он к черту. Пусть ломает голову. К тому времени, что примется ее разыскивать, она будет в Лондоне.
   Она хотела спать, но сон не шел. Голова работала, мысли прыгали.
   Перед глазами снова и снова мелькала сцена – Майк занимается с Сюзан любовью. Если бы хоть перестал, отвалился. Так нет, просто уставился на Клео, как на пустое место и дальше себе наяривал.
   Вот подлец. Удовольствие себе портить не захотел. Трахаться сейчас… выяснять отношения – потом.
   Ну, а она испакостила его забавы. Ее как раз и нет, и не с кем' выяснять отношения; Майку это радости не доставит. Майк – болтун, любит порассуждать. Задохнется, если все свои доводы будет держать в себе.
   Вот и хорошо. Пусть задыхается. Пусть это обсудит с глупой как пробка Сюзан.
   Наверное, прошел час, когда она услышала, как дверь в ее комнату отворилась и кто-то на цыпочках вошел. Она включила лампу на тумбочке. То был Рассел.
   – Я только хоте убедиться, что все нормально, – пролепетал он запинаясь.
   Клео натянула простыню до подбородка.
   – Все хорошо. Вот только не спится. Что это ты дома – так скоро?
   – Волновался, как ты. Подумал, может поболтать немного захочешь.
   Где Флоринда?
   – Отправил домой.
   – Ради меня – не стоило.
   О,господи, подумала Клео, приставать начнет. Рассел пристроился на кровати.
   – Как тебе эта комната? – осведомился он.
   – Очень современная. Рассел кивнул.
   – Вернешься из Европы – оставайся здесь, если будет желание.
   – Ты очень добр.
   – Ты красивая женщина, Клео. И более того – умная. У нас с тобой могли бы сложиться замечательные отношения.
   Не могли бы, ответила про себя Клео, ты грызешь ногти.
   Вслух она сказала:
   – Уже много времени, Расс. Я все-таки попробую заснуть.
   – Ты по-прежнему любишь Майка, я не дурак, знаю. Но у нас с тобой могли бы быть другие отношения, более зрелые. Майк не тот мужчина, что тебе нужен; еще ему взрослеть и взрослеть. – Он нагнулся и поцеловал ее – умело и напористо.
   Отбиваться она не могла, так как под простыней лежала голая. Потому дала себя поцеловать и обеими руками крепко держала натянутую простыню.
   Вдруг он резко дернулся и навалился на нее. Она вырвала губы из его рта.
   – Слезь, Рассел, прошу!
   Тело его двигалось вверх-вниз, глаза зажмурены. Он был все в том же полосатом итальянском костюме, розовой рубашке, начищенных ботинках.
   Клео лежала под простыней как в столбняке.
   Кончая, Рассел забормотал:
   – Я тебя всегда любил, всегда…
   Он подергался и затих, а у Клео из головы не шел его костюм – видимо, приказал долго жить.
   Рассел полежал тихо, а потом спокойно выключил лампу, прошептал «спокойной ночи», и удалился.
   Клео вскочила с кровати и заперла дверь. Она не знала, плакать ей или смеяться.
   Чудо, а не денек – какое начало, такой и конец.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

   – Ты была прелесть! – похвалили Джон, – верх совершенства. – До завтра весь календарь Шуманна будет наш. Отпадает вопрос с нашим отпуском на этот год.
   Маффин хихикнула.
   – Ну и грязно же он на меня поглядывал. Правда, иной раз, когда эти старикашки на меня глазеют, так я раздета куда больше, чем на любой из моих фотографий.
   Джон погладил ее по колену.
   – Тебя ведь это не беспокоит?
   – Иной такое чувство, будто грязь какая-то…
   – Пирожок, у тебя очень знаменитые сисечки, и всем хочется их пощупать. Радуйся и наслаждайся. Будешь когда-нибудь старушонкой в Уимблдоне, вот тогда скажешь себе: «Эх, была бы я молоденькой девкой…
   – Джон!
   Он обнял ее и поцелуем стер блеск с ее полных, надутых губок. Она к нему прижалась.
   Джон задрал ей сзади джинсовую юбку с оборкой и сунул руки в обтягивающие трусы-бикини.
   – Прелестная жопка… – пробурчал он.
   – Руки как лед! – пожаловалась Маффин, но не пыталась от них отделаться.
   – Я собираюсь снять с тебя панталончики, малышка. Маффин разинула рот, ярко-синие с зеленым отливом глаза распахнулись.
   – Ой, сэр, прошу вас! Я только невинная сельская девушка, прошу вас, не приставайте ко мне!
   – Джон стащил с нее трусики.
   – Ладно, сельская девушка, пусти меня в свой лесок.
   – Но сэр… Зазвонил телефон.
   – Зараза! – выругался Джон.
   Маффин взяла трубку, медленно расстегивая белую кофточку, которая была на ней надета.
   – Это твоя жена, – зашипела она, показала Джону розовый язычок и чеканным шагом покинула комнату.
   Он подошел к телефону.
   – Джейн? Что тебе сейчас надо?
   Три года с ней не живет, а она до сих пор на полном его иждивении. Ладно, своих детей обеспечивать он не против, но с какой радости содержать ее и ее лоботрясов-дружков?
   Ей нужны деньги. Всегда ей нужны деньги.
   Он купил ей домик в Патни, дает двадцать пять фунтов в неделю и оплачивает все счета за детей.
   Мать она никудышная. Детей он видит каждую субботу-воскресенье, и всегда они какие-то чумазые.
   – Если думаешь, что у твоей крали выйдет лучше, ходи за ними сам, – сказала Джейн, когда он делал замечания.
   Поймать бы ее на слове, только Маффин ни за что не управиться с двумя малыми ребятами. Маффин сама еще дитя.
   Он собирался подавать на развод, но грызня из-за денег мешала его планам.
   Джон согласился послать ей еще пятьдесят. Чертова пиявка. И все из-за романтической юношеской любви. Никогда не женись молодым. А еще лучше… никогда не женись.
   Маффин сидела за туалетным столиком, бережно по одной отдирала реснички и складывала на бумажную салфетку. Джон взъерошил ей волосы.
   – Отстань, – буркнула Маффин. Звонки Джейн никогда не поднимали ей настроение. Они напоминали ей о разводе, который Джон обещал, да так до сих пор и не получил.

ГЛАВА ПЯТАЯ

   Майк Джеймс курит длинные черные сигареты. Они не такие вредные как обычные сигареты и дешевле сигар. На самом деле курит он их по простой причине, что это шикарно, а Майк всегда был мужчиной, который любит шик.
   Вот почему он рвет и мечет, что Клео застукала его с Сюзан. Чего в Сюзан нет и в помине, так это шика. Она всего навсего дешевка с отменным телом. Иногда даже самый разборчивый из мужчин не в силах устоять перед парочкой сногсшибательных грудей.
   После того как Клео их увидела, Майк наскоро отделался от Сюзан. На прощанье она улыбнулась и подмигнула.
   – Скоро опять увидимся, милый.
   Ах, женская преданность. Твой хер – только это ты и можешь им доверить, да и то на время!
   Вот досада – а делать нечего – что не подождал трахать Сюзан. Только несколько дней не подождал, пока Клео счастливо не доберется до Европы. Но его девиз в жизни всегда был: «не оставляй на завтра то, что можно сделать сегодня».
   В голове вертелось бесконечное множество «если бы»
   Если бы он заперся в кабинете.
   Если бы не отправил секретаршу за кофе.
   Если бы Клео постучала. Господи, она ни разу не заходила к нему на работу, будет думать теперь, что он здесь целыми днями только и делает, что трахается.
   Майк шагал по кабинету. На тот факт, что застукала его со своей приятельницей, смотреть сквозь пальцы Клео точно не будет. Лучше бы он оседлал на казенной тахте кого-нибудь со стороны. И так хорошего было бы мало – но теперь…
   Сюзан давно уже бросает на него пылкие взгляды. На прошлой неделе он угостил ее обедом, и оба прекрасно знали, чего стоят обещания «заходи ко мне на работу попить кофе».
   Когда жена узнает о другой бабе – это одно, но вот так застать вас за этим… да, сцена не из приятных. Если только не решил уютно заняться втроем, а на ТАКОЕ Клео никогда не пойдет, да ему это от нее и не нужно. Секс с Клео замечательный. Спокойный, ровный, удовлетворяет. С другими бабами не так, секс – распутнее, грубее. С ними он мог выделывать то, чего не стал бы делать с Клео. С Сюзан выделывал. И значит это для него не больше чем весело проведенное утро.
   С Клео все было по-другому с самого начала. Она вошла в его жизнь в то время, когда он решил, что в жизни достиг идеала. Он много работал, и работа ему нравилась. У него была хорошая квартира. «Феррари». Навалом всяких подружек. Он считал даже, что сам претворяет в жизнь мечту плейбоя.
   Но встретилась Клео и подтвердила, какая убогая эта мечта.
   Выходить за него она не хотела. Самостоятельная. Ничего от него не требовала. Через шесть месяцев, прожитых вместе, он настоял, чтобы они поженились. «Если действительно меня любишь, докажи это, став моей женой», – сказал он тогда.
   Сколько девиц в прошлом это ему говорили…
   Итак, они поженились и было здорово. Четыре года жить с умной, красивой девицей. Очень современный брак.
   Не могла же Клео думать, что он ей изменяет? Таких верных нет. И от него она не стала бы ждать верности.
   Конечно, ОНА, наверное, ему не изменяет, ну, естественно. Ведь женщины устроены иначе, им это не требуется. Да он просто знает, что Клео не стала бы обманывать его с другим мужчиной, это не ее амплуа. В половой жизни он ее осчастливил. Во всем он ее осчастливил. Да он бы прикончил ее к такой матери, вздумай Она путаться на стороне. Конечно, она никогда бы и не стала.
   Они нередко обсуждали других женщин. И нередко он говорил, что та или другая ему нравится, и оба над этим смеялись. Может, сейчас Клео смеется. Когда он вечером придет домой, она будет смеяться…
   Нет у тебя, к черту, вкуса, вот в чем твои трудности, скажет она. И они об этом поболтают и посмеются; после чего будут заниматься любовью…
   Да, решил Майк, так оно и будет. Клео слишком умная женщина, чтобы делать из мухи слона.
   Может, лучше всего – об этом не упоминать. Как будто ничего и не случилось. Нет… так просто ему не отделаться. Клео захочет устроить дознание. Она имеет на это право, и он вполне готов прийти с повинной.
   Все-таки она женщина, которую он любит, и он должен будет ей это доказать.
   И, наверное, хорошо, что в конце концов его застукали. Теперь это должно прекратиться, поможет, быть однолюбом – это то, чего он в конце концов и хочет на самом деле.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

   Пока Клео не оказалась в самолете, в воздухе, не летела в Лондон, она не чувствовала себя в безопасности.
   Народу было немного, и она занимала место в проходе. Место посередине было свободно, а у окна – занято певцом, в котором она не сразу признала Шепа Стоуна. Он нервно хлебал их фляжки радужного стекла Тиффани, и, как только они взлетели, раскурил сигаретку с марихуаной, которую мирно потягивал, закрываясь журналом «Тайм».
   Клео было не до разговоров, и на ее счастье он был ироде бы так же настроен.
   Она злилась, была унижена, ей было противно. Рассел Хей вел себя как последнее дерьмо. Утром появился как ни в чем ни бывало. Улыбался, с иголочки одет и, не закрывая рта, вел деловые беседы. Они вместе завтракали, что до Клео, то она молчала. Но это ничуть его не выби-вало из колеи. Он настоял, чтобы ехать с ней в аэропорт. Оплатил ей излишек багажа. Купил ей десять новых журналов и уродливую игрушечную собаку. При расставании пытался ее поцеловать, но она отвернулась, и Рассел достал только щеку.
   – Ночью было изумительно, – шепнул он. Что сказать такому?
   Она пыталась попрощаться улыбкой, но после многих лет доброй дружбы вдруг его возненавидела, и улыбка вышла кислой.
   – Не вини себя, дорогая, – успокоил Рассел. – Все кончится как нельзя лучше.
   Клео взошла на борт самолета в тихом бешенстве. Господи! Какое, оказывается, Рассел Хей самовлюбленное дерьмо. Славный, добрый, забавный дружище Расс. Один ИЗ лучших друзей Майка. Черта с два, оказывается, он лучший друг. Черта с два, оказывается, Сюзан – подруга.
   – Можно занять у вас один из журналов? – нагнувшись к ней, спросил Шеп Стоун.
   – Разумеется. – Клео свалила все десять журналов на среднее сиденье.
   – Летите в Лондон? – справился он.
   Какой идиотский вопрос, учитывая, что самолет держит курс именно туда.
   – Ммм, – промычала Клео.
   – Раньше там бывали? – не отставал он.
   – Да, – сухо ответила Клео. Что-то с самолетами немал! ю, раз у мужчин создается впечатление, что тебя можно в два счета подцепить?
   – Приятный город, – сказал он. – Много раз там бы-||а п. Вы из Нью-Йорка?
   Клео повернулась и смерила его взглядом.
   – Слушайте, у меня ужасно болит голова. Не возража-ВТе, если мы не будем поддерживать отношения?
   – А?
   – Займитесь журналом, стюардессой, чем угодно. Но немножко помолчите, пожалуйста. – Она отвернулась, но он уже успел сделать обиженную мину.
   Шеп Стоун был довольно известным исполнителем романтических народных песен, но настоящей знаменитостью так и не стал. Он был лет тридцать пяти, с каштановыми волосами и приятной улыбкой. Не совсем Энди Уильяме, но курс держит в том направлении.
   Клео закрыла глаза и попыталась собраться с мыслями. Она летит в Лондон, чтобы начать серию интервью, которые ей поручил журнал «Имидж». Нужно дать заголовок «Кто Боится БОЛЬШОГО ЗЛОГО ВОЛКА», и сделать глубокий аналитический материал-исследование о пяти подходящих знаменитых киноактерах.
   – Сделаешь пять самых похотливых мужиков, – говорил Рассел. – будет здорово, деточка. Дадим в пяти номерах.
   Идея Клео пришлась по душе. Интервью у нее получались, хотя как правило она чаще занималась политическими деятелями или бизнесменами.
   – Актеры так заезжены, – вначале сказала она. – Что еще можно сказать о таком-то, который все это уже раньше триста раз говорил?
   Майк ее подбадривал.
   – Тебе это будет на пользу, сменить шаг – как раз то, что тебе требуется. Твои материалы всегда такие серьезные.
   Так что Клео согласилась. Хороший гонорар. Пара недель в Лондоне в «Конноте». Она сможет повидаться с матерью. Несколько дней на юге Франции и, может быть, Рим.
   – Я вас побеспокоил, когда курил? – с тревогой спросил Шеп Стоун. – Если да, прошу прощения. Мне обычно такая штука не требуется, но летать боюсь, будь оно неладно. Разве не глупо?
   Клео терпеливо вздохнула. Ей было крайне тяжело грубить людям. В публикациях это было просто, но в жизни она шла на попятный.
   – Не побеспокоили. Видимо, я просто устала.
   – Хотите что-нибудь выпить? Поможет восстановить силы.
   Клео кивнула. Соглашайся – не соглашайся, а раз самолет в воздухе, он был настроен поговорить.
   Вот он и говорил. Всю дорогу, пока летели над Атлантическим океаном. Она слушала про его работу, про трех его жен, про двух детей, про его материальное положение, политические убеждения и в конце концов, разумеется, про его половую жизнь.
   – Женщин я люблю, – втолковывал он, – может быть, слишком люблю. Заниматься этим я начал, когда мне было восемнадцать. Поздно, не так ли? Ну, во всяком случае…
   Вдруг самолет попал в грозу, и Шеп вдруг впал в молчание.
   – Летать ненавижу, – сказал он, доставая фляжку в футляре из радужного стекла Тиффани, и жадно большими глотками стал хлебать. В то же время копался в кармане в поисках еще одной сигареты с марихуаной.
   Самолет прыгал как мячик в пинг-понге. Шеп закурил и пару раз глубоко затянулся.
   – Никакой разницы, – мрачно пожаловался он, – спиртное, наркотики. Я по-прежнему трезв как пилот.
   Он предложил сигаретку Клео, и она взяла. Глубоко затянулась. Марихуана на нее действовала, опьяняла куда больше чем выпивка. Изредка они с Майком были не прочь вместе раскурить сигаретку.
   Вдруг из репродуктора с треском раздался голос пилота.
   – О господи! – задохнулся Шеп, крепко вцепившись в подлокотники, – мы разобьемся!
   Пилот извинился за плохую погоду, пояснил, что над Лондоном погода такая же плохая, всем велел застегнуть привязные ремни и объяснил, что вскоре они совершат посадку во Франкфурте.
   – Сукин сын! – буркнул Шеп и, пока они не приземлились, сидел нервно сжавшись.
   Клео вызвала бортпроводницу и узнала, что во Франкфурте будет транзитная остановка на ночь. Она не против. Знала, что Майк станет ей названивать, как только она прибудет в «Коннот». Это прибавит ему еще одну мучительную ночь.
   Пусть помучается.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   Маффин и девушка-японка стоят бок о бок. Они одного роста, но во всем остальном совершенно разные.
   Обе – голые, и обе держат в руке по бокалу шампанского.
   – Классно, девочки, – сказал Джон, наводя свой «Никон». – Эй, Анни, – крикнул он помощнице, – еще раз натри им льдышками соски, они малость опали.
   Анни выбежала с ведерком для льда и льдышкой натерла соски японке. Они тут же набухли. Маффин выпятила грудь.
   – Мне теперь, пожалуйста, на лучший снимок дня. Джон сказал:
   – Зад чуть втяни, Мафф, правую ногу согнуть побольше, навожу со вспышкой. Чудно, лапочки. Чудно!
   Работал он быстро, из стереосистемы гремело звуковое сопровождение Бобби Уомака. Отсняв шесть кассет, Джон остался доволен.
   – Готово, девочки. Маффин зевнула и потянулась.
   – С ног валюсь! – Они с девушкой-японкой пошли в раздевалку.
   – Чарли и я, мы разводимся, – сказала Камика, проворно натягивая рубашку и брюки.
   – Жаль! – сказала Маффин. – И женаты всего… сколько? Год?
   – Год и семь дней, – уточнила Камика. – Он пердеть целый день, пердеть целую ночь, не могу больше терпеть.
   – Да, так ведь все мужики пердят, – философски изрекла Маффин.
   – Но не в такт музыке! Маффин хихикнула.
   – Прости, Кам, но ты такая смешная! – Корчась, она влезла в обтягивающие джинсы и свитер и воткнула в волосы новые очки от солнца.
   – Очень красивые очки, – заметила Камика.
   – Нравятся – дарю. – Маффин протянула очки. Пег. Я не могу. Пожалуйста…
   Маффин настаивала. – Подарок от «Харродса», – сказала она и озорно рассмеялась.
   Джон все еще работал, снимал высокую блондинку, которая молча позировала в длинной облегающей ночной рубашке. Маффин поцеловала его в щеку.
   – Пока, милый. – Она махнула высокой блондинке. – Руки прочь от него, Эрика, занят.
   Впереди у нее полдня до вечера. Редкое удовольствие, чаще всего пообедать времени нет.