На ватных ногах Клео спустилась по лестнице и не поверила своим глазам – на улице почти совсем светло. Господи! В одиннадцать ей встречаться с английским актером Дэниэлем Онелом: надо быть в великолепной форме. Она взяла такси и всю дорогу старалась, чтобы ее не вырвало. Перед гостиницей «Коннот» вышагивал злой и побледневший Майк.
   – Пять утра, – набросился он с упреками. – Где ты к черту шляешься? Да, наглости Майку не занимать. Еще лезет с упреками.
   Она расплатилась с таксистом и постаралась не обращать внимания на своего мужа, который скоро станет бывшим, а он буквально прыгал от ярости.
   – Ну? – приставал он. Клео на него покосилась.
   – Что-то у тебя не хватает… А, знаю. Почему блондинка тебя не обнимает? Без блондинки не тот вид, Майк.
   – Ты пьяна?
   – И устала. И отправляюсь спать. – Клео вошла в гостиницу, Майк потащился за ней. – Уходи, – сказала она.
   – Нам надо поговорить.
   – Иди куда-нибудь, там и говори, я тебя не держу. Делай, что угодно, я тебя не держу.
   – Клео, малыш…
   Она разозлилась. Врун, изменник, дерьмо.
   – Майк, малыш… сделай милость – пошел ты на…! Строевым шагом она вошла в лифт, добралась до своего номера, и там ее вырвало.
   «Не будешь напиваться».
   Первым побуждением было послать все к чертовой матери. Его поймали со спущенными портками, образно говоря, и потребовалось не меньше часа, чтобы Майк оскорбился до глубины души.
   «Кто это был?» – спросила Эрика и когда Майк ответил: «только моя жена», он не знал куда деваться от стыда, потому что снова попался.
   Наконец до него дошло: какого черта Клео ходит под ручку с таким жеребцом как Буч Кауфман.
   К тому времени они с Эрикой сидели в том же ресторане, где он накануне обедал, и Эрика переговаривалась с людьми за соседними столиками, все они, похоже, были ее приятелями.
   – Я подумал, – сказал Майк, – ты меня не отпустишь?
   – Конечно, сказала Эрика, думая, что он идет в туалет. Он встал из-за стола, нашел официанта, уплатил по счету и ушел. Из-за Эрики совесть его не мучила. Не пропадет, она – среди друзей.
   На такси он вернулся на прием к Крошке Марти Перлу, но явился к шапочному разбору. Осталось несколько подгулявших журналистов, которые напивались на дармовщину.
   Он обошел все гостиные, холлы, но Клео и след простыл, тогда он сел на такси, доехал до ее гостиницы и узнал, что она действительно сегодня у них остановилась, но сейчас ее нет.
   И он интересно проводил время в баре, пока тот не закрылся. Ждал в вестибюле, пока в два часа ночи его вежливо не попросили. Ждал на улице, пока в шестом часу Клео не подкатила на такси. Пьяная. Язвительная. Грубая.
   И вот очень мило… о, да… очень элегантно посылает его к такой-то матери. Подобные выражения Клео не употребляла – только когда доведут. Конечно, она выпила, но разве это оправдание, если он ждал ВСЮ НОЧЬ НАПРОЛЕТ.
   И вот поминай как звали, смылась к себе в номер, даже спокойной ночи не сказала. Когда она в таком настроении, идти за ней незачем.
   Она не настроена прощать. И оправдания его слушать не будет.
   Сюзан. Какая Сюзан? Ах, ТА, ну, это пустяки, малость промахнулся, пожалел ее. Это ничего не значит.
   Вернись, Клео. Сегодня ты была умопомрачительна. Я видел твои ноги… черт, только о тебе подумаю, и у меня уже встает.
   Майк шагал взад-вперед по комнате в своей гостинице. Поспит несколько часов и пойдет к ней. Может, подарит ей что-нибудь. Она любит подарки. А потом, когда она его простит, спокойно разузнает, что она, черт побери, делала до пяти утра с Бучем Кауфманом?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

   Так вышло, что Джон ужинал с Лори, Эрикой и Джексоном. Щекотливое положение. Маффин с ума от радости не сойдет. Так ведь САМА виновата. Сбежала как неуправляемый подросток.
   Вчетвером они сидели в «Сан Лоренцо». Очень уютно. Джексону пришлась по вкусу Лори, они шептались о своем, отчего Лори, как заведенная хихикала, а Джексон как заведенный ее лапал.
   Эрика сидела прямая и безучастная, интересная блондинка – длинноногая и холодная. Она уже там была, когда они пришли, и беззаботно за обе щеки уплетала лазанью.
   – Майк Джеймс выкинул финт и смылся, – объяснила она, – а я осталась, потому что умираю от голода.
   В «Сан Лоренцо» обычно вертелись осведомители для колонок сплетен, и Джон был уверен: завтра же в газетах станут перемалывать его косточки, раз он появился на людях с другой. А не с Маффин. Где Маффин? Дома в постели с приступом дурного настроения, это точно. Он умиротворит ее потом. Теперь – время обхаживать Джексона. Он нужный человек, с ним надо сойтись поближе.
   – А где Мафф-Мафф? – умяв полную тарелку лазаньи, спросила наконец Эрика.
   – Не понимаю, куда все это влезает? – сказал Джон и от удивления покачал головой.
   – Прекрасно понимаешь! Или у тебя память отшибло? Господи! Тот случай с Эрикой он никогда не забудет.
   Когда доходило до секса, она становилась буйно помешанной. Прямо какая-то бесноватая. Никогда он не забудет то мгновение, будь оно неладно, когда эти ровные белые зубки вонзились в его член, и он подумал… ой, только не это! Она его откусит, как пить дать откусит. Джон вырвался, но остались мерзкие шрамы и твердое убеждение, что от длинноногих холодных блондинок лучше держаться подальше. Конечно, это было до Маффин.
   Хорошо, что Джексон не выбрал Эрику, хотя, Маффин говорит, и Лори чудит в постели. Однако, не буйствует. Джон сделал открытие, что Маффин с подружками ЧАСАМИ говорят о своих похождениях. Со всеми подробностями. Кто, с кем и как? Какого размера? Сильный ли оказался мужик? Или опростоволосился? Кажется, Маффин знала интимные подробности о каждом мужчине в городе. Конечно, подробности из вторых рук. Вот тебе и равноправие: Маффин и ее кружок могут доконать любого парня, хором ехидно выкрикивая: Махонький!
   – Я спросила, куда подевалась Маффин? – вкрадчиво сказала Эрика.
   – Она устала, – пояснил Джон. – Был трудный день, и я отослал ее домой.
   – Она расстроилась из-за той статьи Энтони Прайви-та?
   – Эрика, ты бы расстроилась, если бы центральная ежедневная газета поместила твое интервью? При всем к тебе уважении, хорошая ты моя, ты прелестная модель, но часто ли под твоей фотографией стоит твоя фамилия?
   – Я не нуждаюсь в рекламе, работы и так хватает.
   – Ладно. Хорошо. Только Маффин пойдет дальше простой модели. Гораздо дальше.
   – Тоже мне Свенгали нашелся! Ты всегда был ужасным пройдохой. Я тоже думаю, что у тебя выйдет.
   – У меня выйдет.
   Эрика постучала длинными ногтями по столу.
   – Может заглянешь ко мне на чашечку кофе?
   – Нет, дорогуша.
   – Домой к своему сокровищу?
   – Не. Просто домой к моей девчонке. Эрика пожала плечами.
   – В таком случае, думаю, вы меня извините, если я пересяду вон туда к друзьям, – Она встала и слабо улыбнулась. – Звякни мне, Джон, как передумаешь. Я всегда буду чувствовать к тебе слабость… понимаешь, о чем я?
   Джексон и Лори все еще хихикали и шептались. Джон видел, что вечер едва ли завершится деловым разговором, поэтому хлопнул Джексона по плечу и договорился с ним о встрече на завтра.
   Джексон плотоядно подмигнул.
   – Спасибо, дружок, завтра разберемся.
   Джон кивнул. Он уже решил, что ему нужно от этого американца. Разузнать все ходы и выходы, завязать нужные знакомства. Как отснимут календарь Шуманна, надо двигать в Америку. В Америке Маффин прославится на весь мир, а Джон… с помощью друзей… будет с ней рядом. Он предложит Джексону долю от Маффин… небольшой процент… ну, может, чуть больше. Джексон не похож на такого, кто будет что-то делать бесплатно.
   В Америке Джон наконец-то избавится от Джейн. Какое будет облегчение – не слышать, как она ноющим голосом жалуется на жизнь. Конечно, он будет скучать без детей, но они смогут приезжать в гости. К тому времени он сможет раскошелиться на няню, которая будет привозить детей. Было бы здорово. Дом с бассейном. Несколько машин. Слуги. Одна вечеринка сменяет другую.
   Джон улыбнулся. Вот это будет жизнь. Он чмокнул Лори в щеку.
   – Будь поласковей с моим другом, – распорядился он Лори закатила глаза.
   – А как же еще, красавчик! – со смехом ответила она. Ну, Джексон, похоже, в полной боевой готовности. Не забыл бы, кого благодарить.
   Он заметил Эрику, которая сидела с друзьями и небрежно ей помахал. Ему льстило, что она продолжает вешаться ему на шею, но дело в том, что она ему больше не нравится. Домой к Маффин. Хорошенькой, миленькой, аппетитной, глупенькой Маффин. Хотя нет, она не глупенькая, это несправедливо, просто она по-детски воспринимает жизнь, и это даже приятно.
   В двадцать шесть Джон цинично относился к женщинам. Он спал с четырнадцати и всяких насмотрелся. Когда они с Джейн поженились, он только начал самостоятельно работать фотографом, а это было нелегко. Скоро он узнал, что есть более легкий путь. Мейбл Керсон, дама средних лет была редактором женского иллюстрированного журнала и охотно давала ему работу, а взамен хотела с ним спать, по крайней мере, раз в неделю. Джон сделал открытие, что в индустрии моды полно таких «мейбл керсон».
   Можно сказать, по лестнице успеха он взбирался, работая в постели. Но это до Маффин. Маффин – его пропуск в лучшую жизнь, а вместе они всего добьются. Уже два года незачем обслуживать Мейбл Керсон.
   Джон тихо открыл дверь и вошел в квартиру на Холланд-парк. Пусть Маффин спит со своими обидами, утром ей станет лучше. Он потрепал Скраффа и поставил ему плошку с молоком. Потом разделся в ванной и на цыпочках пошел к постели.
   И только когда протянул руку – погладить Маффин, понял, что ее нет.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

   Клео рано разбудил телефон. Она скосила глаза на будильник и ужаснулась: десять минут одиннадцатого. В девять он не зазвонил, а может, она просто не слышала. Все равно чувствовала она себя отвратительно. Телефонистка из Америки сказала ждать у телефона, а у нее пересохло во рту и голова раскалывается.
   – Не могу я ждать целый день, – зло рявкнула она и, не услышав ответа, бросила трубку; поднялась, ей стало еще хуже, она еле притащилась в ванную и встала под холодный душ.
   В голове слегка прояснилось, и перед глазами поплыли картины прошлой ночи.
   О, Господи! Рамо… голый и возбудившийся. Буч с двумя девицами. Майк… или все это страшный сон?
   Нет времени ломать над этим голову. В одиннадцать встреча. Нет времени завтракать. Быстро накраситься. Одеться. Причесаться. Выгляжу уродиной.
   Взять магнитофон, сумку, блокнот, карандаши. Десять сорок пять. Снова звонит телефон. Рассел Хейс – громко и ясно из Нью-Йорка. Разве там не спят?
   – Материалы о Кауфмане и Калиффе потрясающие, – захлебывался он.
   Ага! – думала Клео, я могу про них выдать такое, что ты опупеешь. Например, у Рамо Калиффе пенис длиной в фут, это я точно помню.
   – Спасибо, Расс.
   – Я подумал, что статьей о Кауфмане мы откроем всю серию… Пошлю в Европу Джерри, пусть сделает снимки. – Он помолчал, а затем спросил.
   – Майка уже видела?
   Клео взглянула на часы – опаздывает.
   – Нет. Послушай, Расс, я…
   – Ни о чем не беспокойся. Я здесь. Я жду, и, если захочешь, прилечу в Лондон.
   Вот дерьмо!
   – Все чудесно, незачем тебе сюда приезжать. Я побежала, опаздываю на встречу.
   – Хорошо, моя дорогая. Просто я хотел, чтобы ты знала, я тут, если тебе понадоблюсь.
   – Пока, Расс. – Она бросила трубку.
   «Моя дорогая», да неужели. Грустно, только после этой командировки она распрощается с журналом «Имидж» и всем, что с ним связано. Жаль, но ничего не поделаешь.
   Придется начинать с самого начала… во всем.
   Она позвонила дежурному портье и сказала, что ей нужно такси. Десять пятьдесят пять. Если повезет, она опоздает только на несколько минут.
   Дэниэл Онел жил в маленьком доме в районе Белгра-вия. Входную дверь открыла светловолосая датчанка аи pair (прим. помощница по хозяйству, иностранка), которая с отсутствующей улыбкой провела Клео в нсприбран-ную гостиную.
   – Он скоро будет, – сказала au pair с сильным акцентом. – Хотите кофе?
   Клео кивнула.
   – Черный без сахара.
   Aupair неуклюже вышла, а Клео осмотрелась. Большая комната, очень современная, черные кожаные кресла и диван, столики из хрома и стекла.
   Дэниэл Онел явно вчера вечером принимал гостей; все пепельницы забиты окурками, везде грязные стаканы. Долгоиграющие пластинки валяются на полу, а перевернутая ваза с розами – на ковре.
   – Почему ты хочешь включить Дэниэла Онела? – спросил Рассел Хейс, когда Клео представила ему список актеров для серии «Кто боится большого злого волка?»
   – Потому что он очень талантливый человек и нравится женщинам. Чтобы быть жеребцом, не обязательно выглядеть как мальчики на пляже.
   – Пожалуй, – согласился Рассел. – Я просто так спросил.
   Но почему она решила встретиться с Дэниэлем Онелом?
   Потому что хотела с ним познакомиться. Потому что он ее любимый актер. Потому что несмотря на невысокий рост, очки и возраст – под пятьдесят – он наделен обаянием и волнует женщин.
   Если бы только она не чувствовала себя так паршиво. Если бы можно было провести в постели все утро. А ей почти хотелось быть такой как мать, которая в своей жизни не проработала дня.
   За время ее семейной жизни с Майком вопрос о том, чтобы ей не работать, никогда не возникал. Майк всегда безоговорочно принимал тот факт, что у нее должно быть свое дело. Он верил в женское равноправие и как будто не особенно уважал женщин, которые ничего не делают.
   – Неужели им не скучно? – спрашивал он о ее замужних подругах-бездельницах. – Что, черт возьми, они ДЕЛАЮТ весь день?
   – Ну… ходят в парикмахерскую, по магазинам, обедают с приятельницами, – отвечала она.
   – Блеск!
   Клео нередко спрашивала себя, что он скажет, если у них будут дети… она не доверит няньке СВОИХ детей. Но, разумеется, этот вопрос так и не возник.
   Дэниэл Онел вошел в комнату. Он был выше, чем она ожидала, и стройнее. Он улыбнулся и сказал:
   – Извините, что такой кавардак. – На нем была пестрая рубашка с расстегнутым воротничком, черные брюки и белые кроссовки. Темные волосы выкрашены в рыжий цвет для фильма.
   – Пожалуй, будет лучше, если вы сразу узнаете, что я терпеть не могу интервью, мило сказал Он, – я нахожу их скучными для всех, кого они касаются… для вас, для меня и для бедного оболтуса, которому придется читать мое мнение по всем вопросам – от наркотиков до прыжков с парашютом.
   – Ну… – сказала Клео.
   Он поднял руку, чтобы она замолчала.
   – Но я читал вашу статью в «Имидж» о сенаторе Эш-тоне, написано так объективно, по-новому, что я подумал, может, что-нибудь и получится интересное, если мы с вами встретимся. – Он снял очки и уставился на Клео. – Я говорю о нашей беседе.
   – Конечно, – пробормотала Клео, она вдруг растерялась перед этим странным человеком с крашеными хной волосами и в белых кроссовках.
   – Должен вас предупредить, – резко сказал он, – я не желаю обсуждать ни одну из моих жен и ни слова вы от меня не услышите о последней разводе. Ужасная ошибка… – Он замолчал, а потом вдруг нагнулся и стал собирать упавшие розы обратно в вазу.
   Вошла с кофе au pair.
   – А, Хайди, – приветствовал Дэниэл, – ты знакома с Клео Джеймс?
   – Вроде этого, – сказала au pair.
   Принцесса Хайди Валмерстейн, позвольте вам представить Клео Джеймс, – Дэниэл чуть поклонился в шутку. – Вот девушка, о которой вы можете написать, бедная маленькая обнищавшая принцесса приехала сюда лишь с тем, что было на ней надето, и несколькими телефонными номерами, один из них был моим.
   Клео вдруг стало неловко.
   Хайди сказала: – Дэниэл, я сейчас ухожу.
   – Хорошо, – ответил он с чувством, – потрать еще немного моих денег, развлекись, а то ты жалуешься, что я тебя не развлекаю.
   – Дэниэл! – воскликнула Хайди. – Не всегда шутий.
   – Не всегда шутий, – передразнил Дэниэл. – Ты здесь уже шесть проклятых месяцев. Неужели нельзя научиться правильно говорить?
   Хайди нахмурилась.
   – Я сейчас ухожу. Возвращаться позжее.
   – Господи! – застонал Дэниэл, проводив глазами маленькую блондинку.
   – И как я только ее терплю. Она слишком молода, слишком глупа и даже не способна овладеть литературным английским.
   – Она очень хорошенькая, – сказала Клео.
   – Довольно хорошенькая, – поправил Дэниэл.
   – Я подумала, что она ваша au pair. Дэниэл оглушительно расхохотался.
   – Вы прощены за то, что так подумали. Вид у нее и вправду, будто она только что из Хендона. Но она принцесса… я познакомился с родителями.
   Очень мило, пробормотала Клео и глотнула кофе. Он был невозможно крепкий. – Уф! – воскликнула она.
   – Гадость, правда? Пойдемте на кухню и сварим другой. По части кофе Хайди не сильна, особенно для другой женщины. Одну из моих бывших жен она чуть не отравила.
   На кухне был еще больший разгром, чем в гостиной.
   – Тут как в отхожем месте, – заявил Дэниэл.
   – Разве у вас нет прислуги?
   – Она приходит и уходит. Как раз сейчас она ушла, как вы видите.
   – Есть же агентства, куда можно позвонить, и они пришлют безработных актеров или кого-нибудь такого.
   – Послушайте, дорогая, если бы тут появился безработный актер, вы что, думаете, он бы стал ковыряться с пылесосом… черта с два… он бы заставил меня его прослушивать, разве не так?
   Зазвонил телефон, и Клео имела удовольствие выслушать беседу-монолог в исполнении Дэниэла.
   – Она меня доконает. – Молчание. – Ну, конечно, я ей говорил. – Молчание. – Она даже не говорит это, не то, чтобы понимать! Знаю, знаю. Я должен. – Молчание. – Да, так каждый раз, черт побери, одно и тоже. Если б я хотел, чтоб со мной так себя вели, я бы нашел пташку в Сохо, нет что ли? – Молчание. – Ладно, старина, может, потом. – Дэниэл положил трубку. – Скажу маленькой мисс Валмерстайн, чтобы собирала вещи и выматывалась.
   – Послушайте, – серьезно сказала Клео, – Хотите, чтобы я зашла позже?
   – Нет, ни в коем случае. Я же говорил, что будет скучно, позже будет также скучно.
   Клео приготовила кофе; на сей раз его можно было пить. Дэниэл достал пачку печения, и они вернулись в гостиную.
   – Расскажите о сенаторе Эштоне.
   – Вы все прочитали. – Клео было приятно, что он читал ее статью при сенатора. Это лучшее из всего, что она написала. Неделю в Вашингтоне везде его сопровождала. Шесть часов бесед, записанных на магнитофон – чтобы он уделял столько времени журналисту – неслыханно. Рассел говорил, что тираж журнала с той недели, что появилась статья, стремительно взлетел. Майк очень гордился, а с телевидения поступило предложение в любое удобное для нее время приходить для обсуждения собственной разговорной телепередачи.
   – Вы замужем? – спросил Дэниэл.
   – Да.
   – Счастливы.
   – Вопросы вроде бы должна задавать я. Дэниэл развел руками.
   – Так задавайте. Спрашивайте, что хотите. Только не обычные глупости.
   – Почему бы вам просто не поговорить? Расскажите о том, что вам нравится.
   – А что мне нравится. Я уже и не знаю. Я зациклился на том, что мне не нравится. Неудачные браки. Неудачные связи. Неудачные фильмы, в которых не надо было сниматься.
   – Чего вы хотите от жизни?
   – Я хочу отличную, красивую девку, которая себя полностью посвятила бы мне. Женщину, готовую поставить меня на первое место. Верную. Не собственницу. Чтобы была как мать. Отличную любовницу. Замечательную повариху. Даму с чувством юмора. Думаете, такие есть?
   – Если да, то я хочу равноценного мужчину! Дэниэл засмеялся.
   – Тоже проблемы?
   – У кого их нет? – вздохнула Клео.
   Дэниэл скривился от отвращения.
   – Насколько проще была бы жизнь, если бы не приходилось жить с другими людьми.
   – Бессмертная мысль Гарбо – «я хочу быть одна» – только другими словами?
   – А вы наблюдательная крошка, разве нет?
   Клео покраснела. Ничего себе крошка! Рост пять футов шесть дюймов и двадцать девять лет. Дэниэл Онел заставил ее почувствовать себя четырнадцатилетней малявкой.
   – Почему вы не порвете с Хайди, если такие отношения вас не устраивают? – отважилась Клео.
   Дэниэл беспомощно пожал плечами.
   – Привычка. Одиночество. Вы себе представляете, что значит приходить ночью в пустой дом?
   – Но у вас, конечно, нет недостатка в друзьях?
   – Знакомых, поправил Дэниэл. – Друзья они в хорошую погоду, слетаются как пчелы на мед, если твой последний фильм стал боевиком.
   – У вас должны быть близкие друзья.
   – А у вас они есть?
   Клео вспомнила о Доминик, Расселе и Сюзан.
   – Кажется, я понимаю, о чем вы, – признала она.
   – Есть у меня несколько близких приятелей. Этих людей я знаю с детства. Но у них своя жизнь. Семьи… – закончил он тихо.
   – А как же дети? С ними вы должны быть близки.
   – Они вырастают и уходят от вас своей дорогой. Вижу иногда Дика, ему сейчас восемнадцать… у него свои дела. Послушайте, дорогая, я сам по себе, вот так. Мне сорок девять, свою личную жизнь я обосрал, а теперь вот сижу с какой-то полоумной датчанкой, которую нисколько не люблю. Нет, не люблю, но это поддерживает мой имидж у публики… вам понятно, о чем я говорю?
   Клео кивнула.
   – Думаю, что да, но ведь вы попусту теряете время. Я хочу сказать, та женщина где-то есть.
   – Хотите ее для меня отыскать? Почему она с ним так нервничает?
   – Я уверена, где-то она есть… Дэниэл цинично улыбнулся.
   – Безусловно.
   – У вас шнурок развязался.
   Дэниэл нагнулся, чтобы завязать шнурок. Уже намечается лысина. Не важно. Ничего не важно. Она не встречала более интересного мужчину. А он даже не заметил, что она женщина. Для него она блокнот, карандаш и магнитофончик.
   Клео откашлялась.
   – Давайте поговорим о вашем последнем фильме, – предложила она. – Правда, что вы послали продюсеру телеграмму, где заявили, что больше никогда не будете с ним работать?
   Дэниэл засмеялся.
   – Правда, что птицы летают?

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

   Крошка Марти бешено тряс Маффин.
   – Ну, проснись, – умоляла он, – мамочка за дверью, и если тебя увидит… мы пропали!
   Маффин открыла глаза. Сонно огляделась. Где она? Ах, да.
   – Привет, Марти, – сказала Маффин и свернулась под одеялом калачиком. Ей снился такой хороший сон: все про песчаные пляжи, и ее фотография – с головы до ног в мехах – на обложке «Вога». Интересно, может ли Джон провернуть что-нибудь такое… он ведь мастер все устраивать. Почему ей вечно приходится быть голой – сплошь сиськи и задница?
   – Вставай! – отчаянно шипел Марти. – Мы должны тебя спрятать, только на несколько минут.
   – Ой! – выразила недовольство Маффин. – Я тут так хорошо пригрелась.
   Издалека послышался громкий стук в дверь, и миссис Эмма Перл визгливо потребовала ее впустить.
   – Давай! – Марти вытолкал ее из постели. – В ванную, запри дверь и не отпирайся, пока я не скажу.
   – Но я замерзла.
   – Там куча полотенец. Прошу тебя, деточка, ради меня.
   – Ладно. – Она зевала, все еще сонная. Дала втолкнуть себя в ванную.
   Марти бросился к двери. Открыл. Миссис Эмма Перл ворвалась в комнату, подозрительно огляделась.
   – Кто у тебя? – потребовала она.
   – Никого, – возразил Марти.
   – Почему так долго не открывал?
   – Я спал. Мам, ну, ведь только восемь часов, зачем ты меня так рано будишь?
   Она спустилась в спальню и довольная, что там никого нет, горестно опустилась на диван.
   – Как будто ты не знаешь, – она покачала головой, – меня отсылают в Америку. Мать портит твой имидж. – Она истерично взвизгнула. – С каких это пор и кому мать портит имидж!
   – Ага, мам. – Марти уставился в пол. – Я должен их слушаться… ты ведь знаешь.
   – А кто за тобой посмотрит? Кто проследит, чтобы ты хорошо кушал? Высыпался? Укутывался после концерта?
   – Фу ты, мам, Джексон займется всей этой хреновиной.
   – Я еще не уехала, а ты уже выражаешься. А девицы?
   – Какие девицы?
   – Всякие. Держись от всех от них подальше. – Она таинственно добавила: – Есть такие ужасные болезни, что я даже не буду произносить их вслух.
   – Ага, мам.
   Она вскочила на ноги.
   – Ты хороший мальчик, Марти, в душе я это знаю. Мне надо уходить, но помни все, что я тебе сказала.
   – Ага, мам. Она его обняла.
   – Думай о своей матери и не забывай чистить зубы ТРИ раза в день. Зубы для тебя очень важны. Не ешь сладости. Помни – когда тебя фотографируют, не опускай глаза.
   – До свидания, мам.
   По ее щекам бежали слезы.
   – До свидания, сын. Мы расстаемся ненадолго.
   Марти закрыл за ней дверь. О Господи! Наконец-то свобода! Хочешь – ругайся, ешь сладости, всю ночь не ложись спать, а самое главное… девицы! Ну… девица. Маффин. Ласковая. Прелестная. Великолепная. Сексуальная Маффин!
   Марти помчался в ванную и забарабанил в дверь.
   – Отбой, – завопил он, – впусти меня.
   Маффин свернулась калачиком на половике и опять заснула.
   – Пусти меня, – умолял Марти, – давай, лапочка, она ушла.
   – И что ты меня все будишь, – пробормотала Маффин, поднимаясь и отпирая дверь.
   Марти набросился на нее.
   – А, попалась!
   Майк проснулся поздно, выругался и позвонил в гостиницу Клео, но она только что ушла.
   Он брился, одевался и невесело размышлял. Мало радости, что так все обернулось. Раньше, когда у них с Клео бывали ссоры, они садились и разговаривали, все до конца выяснили. И обязательно приходили к какому-нибудь приемлемому для обоих соглашению. Клео совсем не дура, она хорошо соображает, так какого черта она ему морочит голову?