Страница:
— Я... э... совсем не против разговора с вами, ребята... но нельзя ли найти какое-нибудь более уютное местечко!..
— Можно. — Ида кивнул и улыбнулся, в его улыбке было какое-то беспокойство. — Я знаю хорошее место. Мы отвезем вас туда...
Подобная фраза могла только встревожить парня из Чикаго.
Но я не видел возможности вырваться от них. По крайней мере один из этих парней, Ахакуэло, был прекрасным спортсменом, чемпионом по боксу и звездой местной разновидности футбола, в который играют босиком. Какие у меня были шансы убежать от него!
Кроме того, я все больше чувствовал себя вне опасности. Несмотря на то, что вся эта история выглядела очень театрально, учитывая, каким образом заманила меня сюда моя восточная сирена, в эту заросшую кустами местность между Вайкики и Гонолулу, вреда я не ожидал. Я испугался, не скрою. Но вреда уже не ожидал...
Ида показывал вокруг себя.
— Вот место, куда, как говорит женщина Мэсси, мы ее привезли, где насиловали и били.
Генри Чанг с горечью сказал:
— Вы думаете я беру женщин силой? Думаете Бенни берет женщин силой?
Что я должен был сделать — возразить?
— Ваш город не слишком похож на место, где трудно снять девчонку, — согласился я.
— Мы можем вас убить, — сказал Ида. — Можем вышибить из вас все дерьмо. Но мы не собираемся этого делать. — Он повернулся к Такаи. — Мэк, подгони машину.
Гибкий японец кивнул и пошел прочь с поляны.
Ида сказал:
— Вы знаете, что сделали копы? Когда они не нашли здесь следов моих шин, они пригнали сюда мой автомобиль, проехались на нем и сделали следы. Но это им не помогло.
— Я слышал, — сказал я. — А еще я слышал, что в управлении у вас нашлись сторонники.
Ида кивнул, Ахакуэло тоже, Чанг смотрел на меня с неприкрытой ненавистью.
— Дайте мне объяснить, как выглядит эта помощь, — сказал Ида. — Это означает, что, когда одни копы предпринимают действия, чтобы засадить нас, другие копы предупреждают нас об этом.
Невдалеке заработал мотор автомобиля. Через минуту его фары осветили поляну. Такаи подъехал и, не выключив мотор, выскочил из машины. Это был желтовато-коричневый «форд-фаэтон» с опущенным верхом.
— Неизвестный автомобиль, — сказал я.
— Поехали, — сказал Ида.
Наша небольшая группа набилась в «фаэтон» — Такаи, Чанг и Ахакуэло сели сзади, Ида за руль, а я — рядом с ним, на переднее сидение.
— Мы не насиловали ту женщину, — сказал Ида, перекрывая мягкое урчание хорошо отлаженного мотора модели А. Мы гладко катили по Ала-Моана, но только до первой рытвины.
— Почему бы тебе не рассказать мне о той ночи, Хорас?
— Мои друзья зовут меня Коротышка, — сказал он.
Значит, мы уже друзья.
— Отлично, Коротышка, — отозвался я. И повернул голову, чтобы увидеть три враждебных лица на заднем сиденье. — Зовите меня Нат, парни.
Такаи указал на себя.
— Они зовут меня Мэк. — Показал на сурового Генри Чанга. — Он — О. — Это прозвучало, как «Оно», но через секунду я уже понял.
Ахакуэло произнес:
— Зовите меня Бенни.
И будь я проклят, если он не протянул мне руку. Я протянул свою, и мы обменялись рукопожатием. От остальных подобных предложений не поступило.
— Той субботней ночью в сентябре прошлого года, — сказал Ида, — я просто болтался по окрестностям. Поехал в чайный дом Мошизуки, без всяких происшествий. Послушал филиппинскую музыку на Тин-Кэнэлли, встретился с Мэком и Бенни. Пили пиво, болтали.
Впереди появились огни Гонолулу, и похожая на джунгли растительность поредела. Слева был виден океан — бесконечная, отливающая золотом чернота, смыкающаяся с усеянным звездами пурпурным небом, в котором висела и золотистая луна.
— Бенни сказал, что можно закатиться на свадьбу, он знал куда, — продолжал Ида.
У меня за спиной раздался голос Бенни:
— Нас не приглашали, но сын хозяина, док Корреа, мой друг.
— Мы выпили пива, поели жареной свинины. На свадьбе встретились с О и Джо Кахахаваи. Дело там шло медленно, и кто-то предложил поехать в парк Вайкики потанцевать.
Мы проезжали мимо Гувервилла, городка хибар, сооруженных из жестяных и картонных коробок... в нем не было ничего чисто гавайского, разве что раскинулся он на берегу океана.
— На танцы мы приехали в одиннадцать тридцать. Мы не хотели платить за билеты, потому что знали, что в полночь там закрывают. Поэтому взяли у выходивших оттуда знакомых корешки билетов, Джо и О пошли внутрь, а я остался ждать в машине.
Заговорил Ахакуэло:
— Нас видела там уйма народу.
— Да, — сказал Дэвид Чанг, — например, та девчонка, которую ты шлепнул по заду.
Такаи засмеялся:
— Рада небось, что шлепнул! Поэтому она его и запомнила.
Тали резко произнес:
— Она запомнила, что ты был пьян.
— Заткнись, — бросил Чангу Ахакуэло. Пейзаж вдоль Ала-Моана теперь напоминал болота. У меня появился шанс найти здесь москитов, которых выселили из Вайкики.
— Похоже, что в ту ночь вы здорово нагрузились, — сказал я. — Сколько же вы выпили?
— Бенни перебрал водки, — согласился Ида. — Джо тоже. Остальные пили пиво. На танцах Джо и О столкнулись с Бенни и Мэком. Потом Джо пришел на стоянку и отдал мне свой корешок. Я пошел туда, а он остался на стоянке.
Слева от нас я разглядел небольшой причал, к которому были привязаны небольшие лодки — в основном рыбачьи суденышки, сампаны с их характерными очертаниями и несколько случайно затесавшихся стройных яхт, которые выглядели здесь настолько же неуместно, как фрак и белый галстук на деревенской гулянке.
— В полночь, — продолжал Ида, — танцы закончились, мы еще побыли там, поболтали с приятелями, минут пять, наверное... потом сели в «форд» и вернулись на свадьбу.
— Сколько вы там пробыли?
— От силы минут десять. В доме играла музыка, но никто не танцевал, все шло к концу. Они пели «Прощальную». И пиво кончилось. Бенни захотел домой, на следующий день у нас была тренировка по футболу, поэтому я подбросил его, и он пошел домой, по Фрог-лейн.
Теперь впереди уже ясно различались дома Гонолулу, а слева от нас замерцали огни кораблей в гавани.
— Примерно в это время, — напомнил я, — у вас произошла стычка с той белой женщиной.
— Я покажу вам, где это случилось, — кивнул Ида, сворачивая направо, на Шеридан-стрит, первую улицу, на которую можно было свернуть.
Вскоре мы повернули налево, на Кинг-стрит. Справа от нас тянулась великолепная старая плантация, мелькавшая сквозь кусты, листву и затянутую колючей проволокой ограду. Листья пальм скрывали и защищали и ее, и сад от туристов, постоянно толкущихся в «Кокосовой шляпе» — сувенирном магазинчике напротив, который представлял собой покрытую травой хижину с хвастливой вывеской «Частичка старых Гавайев в самом сердце Гонолулу».
И задолго до того, как я ожидал увидеть его, моему взору предстало священное место обитания гавайского правительства — и всё благодаря гидам, которых вряд ли предоставил бы в мое распоряжение Оаху. Ида сбавил скорость, чтобы я смог все хорошенько рассмотреть. Дворец Иолани был справа, он стоял настолько далеко в глубине улицы, что в лунном свете казался кукольным домиком. Этот сундук в викторианском стиле с башнями по углам и по центру обоих фасадов, перегруженный безвкусной отделкой и казавшийся почти до смешного грандиозным на крошечном коврике своей лужайки и по сравнению с пальмами-часовыми, — этот дворец изо всех сил стремился выглядеть не по-гавайски.
Напротив дворца, слева от меня, располагалось здание суда, еще одно забавное чудовище с балконами, греческими колоннами и башней с часами по центру фасада. Борясь за внешность этого сооружения, в бой вступили несколько архитектурных стилей, но ни один из них не одержал победы, тем не менее от здания суда исходило величие комической оперы.
На каменном постаменте перед ним стояла золотая статуя туземного воина с копьем в руках, в украшенной перьями накидке, сильного и гордого.
— Король Камехамеха, — пояснил Ида. — Немного похож на Джо.
То есть на Джо Кахахаваи, его убитого друга.
— Джо гордился, что был похож на Камехамеху. Почти так же, как своим большим пальцем ноги, которым бил по мячу... Здесь его похитили.
Да, здесь. Когда в то январское утро Кахахаваи шел к зданию суда, чтобы отметиться, он зашел в тень статуи островного монарха и попал в руки Томми Мэсси и компании. По соседству с судом, на боковой улочке, стояло современное здание почты, где, поставив свою машину, наблюдала и ждала миссис Фортескью.
Мы проехали через центральную часть Гонолулу, совсем рядом с отелем Александра Янга, и, если бы я захотел, то мог с легкостью выскочить и убежать. Я не совсем понимал, почему эти ребята захотели, чтобы я их выслушал, но я не думал, что мне угрожает опасность, а кроме того, я хотел их выслушать...
За центром, в рабочем квартале, Ида остановил автомобиль у обочины, но мотор не выключил. Мы находились на пересечении важнейших улиц — Кинг-стрит и Лилиха-стрит, налево, в направление Перл-Харбора уходил, изгибаясь, бульвар Диллингэм.
— Машину вел маленький белый парень, — сказал Генри Чанг, — но набросилась на нас его большая толстая мама-полукровка.
Ида сказал:
— Она заорала из окошка: «Смотри, куда тебя черти несут!». А я крикнул в ответ: «Чего орешь?»
Тихо, с сожалением в голосе Ахакуэло сказал:
— Джо разъярился, увидев белого мужчину с этой скандальной девкой. Большой Джо выпрыгнул из машины и крикнул: «Тащи сюда своего проклятого белого, и я покажу ему что почем».
— Но этот малыш остался за рулем, — сказал Ида. — Он выглядел по настоящему напуганным. А большая толстая мама не испугалась... она вылезла из машины, здоровая такая баба, ростом почти с Джо. Она шла и ругалась, от нее сильно пахло спиртным, пьяная была, к дьяволу. Мы все выскочили из машины, но они с Джо уже сцепились. Она схватила Джо за горло и царапала его, а Джо оттолкнул ее, и она упала на подножку своей машины. Большая, жирная дикая кошка. Нам хватило, Джо тоже, мы забрались в машину и, смеясь, помчались прочь на всех парах.
— Только, как оказалось, смеялись вы рано, — сказал я. — Потому что она поехала в полицию и заявила, что на нее напали.
Ида растерялся и смутился.
— Это она ударила Джо.
— А Джо ударил ее. — Я решил рискнуть. — Я слышал, что он ударил ее в лицо... как ударили Талию Мэсси.
Позади меня на своем языке что-то сказал Генри Чанг.
На похвалу это было непохоже.
Ида настороженно взглянул на меня.
— Он только оттолкнул ее. Если бы Джо ее ударил — да вы смеетесь! Он бы сломал ей челюсть!
Я ничего не сказал. Да мне и не надо было — Ида внезапно понял, что сказал. Он сглотнул, выжал сцепление и аккуратно поехал назад по Кинг-стрит, направляясь в город. Довольно скоро он свернул налево, на Нууану-стрит.
Некоторое время Ида молчал. Может быть, он размышлял, как сложилась бы его — и Джо Кахахаваи — жизнь, если бы небольшая стычка с Агнес и Гомером Пиплз, так звали ту пару, не вышла за рамки словесной перебранки.
Наконец я спросил:
— Почему ты солгал, Коротышка?
Он бросил на меня тревожный взгляд.
— Что?
— Ты солгал копам, когда они пришли к тебе домой и вытащили из постели — рано утром, после изнасилования.
Он собирался остановиться как раз рядом с буйной зеленью парка, где Нууану-стрит разветвляется. Дорога вправо была снабжена указателем «Пасифик-хайтс».
— Я ничего не знал о том, что какая-то белая женщина подверглась нападению, — сказал Ида. — Я знал только, что Джо ударил какую-то суку-полукровку, и не хотел быть впутанным в это.
— Поэтому ты сказал копам, что вообще нигде не был прошедшей ночью. И что одолжил свою машину какому-то знакомому гавайцу, которого знал с виду, но не по имени?
Усмехнувшись, Ида кивнул. Усмешка была безрадостной.
— Не очень удачная ложь, верно?
— Хуже и придумать нельзя, — бодро подтвердил я.
— Но потом, в то же утро, я сказал правду...
— Естественно, после того, как они тебя раскрутили... но, солгав, ты плохо начал.
Когда первое слово из уст подозреваемого оказывается ложью, полицейские ему больше не верят.
— Этот коп Макинтош, он притащил меня в свой кабинет, где уже сидела с перевязанным лицом миссис Мэсси и сказал мне при ней: «Полюбуйся на свою работу!» А потом спросил, не я ли на нее напал!
Боже, и это называется не давить на свидетелей... с таким же успехом Макинтош мог повесить парню на шею табличку с надписью «насильник». А что же случилось с обычной процедурой предъявления обвиняемого среди других, похожих людей?
— Но она меня не узнала, — сказал Ида. — На следующий день, в воскресенье, полицейские отвезли Мэка, О, Большого Джо и меня в дом Мэсси в долине Маноа.
— За каким дьяволом?
— Чтобы она могла нас опознать.
Никакой тебе шеренги, в которой настоящие подозреваемые перемешаны с мнимыми, никакого бдительного ока представителей окружного прокурора — единственные подозреваемые полицией с доставкой прямо на дом!
— В воскресенье копы еще не схватили Бенни, — продолжил Ида. — Поэтому его с нами не было. Забавно, миссис Мэсси обратилась к Большому Джо — «Разве ты не Бен?» Но сказала, что узнает О и Джо. На меня она не указала. Не узнала, хотя накануне видела в полицейском управлении.
Мы проехали уже несколько миль по дороге в долине, по обе стороны от нас раскинулись баснословно богатые поместья, окруженные роскошными садами с возвышающимися тут и там королевскими пальмами. Все это было похоже на огромные декорации под открытым небом.
— Позже в тот же день, — сказал Ида, — миссис Мэсси отвезли в больницу. А копы схватили Бенни на футбольном поле, где он тренировался, и привезли его в больницу и спросили у миссис Мэсси, не он ли один из напавших на нее.
С заднего сиденья раздался голос Ахакуэло:
— Она сказала, что не знает меня!
Несмотря на то, что копы разве что не перевязали ребят красными ленточками и не положили их на колени миссис Мэсси, она не смогла узнать их в течение тех критических сорока восьми часов после преступления. Только потом она вспомнила все, вплоть до размера их обуви.
— Мы невиновны, — с гордостью произнес Ида, когда «фаэтон» проезжал, похоже, мимо кладбища.
— Может, тут вы и не виновны, — сказал я. — Но не пытайтесь обмануть обманщика — ваш приятель Джо был осужден по обвинению в краже... — Я посмотрел через плечо и адресовал свое следующее заявление Ахакуэло, отношение которого ко мне, казалось, несколько потеплело, Генри Чанг по-прежнему смотрел на меня со злобой. — А ты, Бенни, вы с О отсидели по обвинению в изнасиловании.
— За попытку изнасилования! — бросил Чанг.
— Извини. Большая разница...
— Нас отпустили на поруки, — сказал Ахакуэло, — обвинение свелось к «связи с малолетней». Мне было восемнадцать, О тоже еще был малышом... мы пошли на вечеринку, там было много спиртного, и все трахались.
— Некоторым девушкам еще не было шестнадцати, — пояснил Ида.
Значит предыдущие обвинения в изнасилованиях против Ахакуэло и Чанга, которые привели в такое негодование адмирала Стерлинга, были «половой связью с несовершеннолетними».
— И Джо не обвиняли в краже, — добавил Ида.
— В самом деле?
Ида отрицательно покачал головой. Теперь мы проезжали другой парк, носивший, согласно деревянной табличке, название «Парк королевы Эммы».
— Джо одолжил своему другу Тоеко Фукунаге деньги. Фукунага очень долго не отдавал их, не хотел отдавать. Через какое-то время Большой Джо выбил из него монету, а Фукунага подал жалобу. Был суд, но присяжные не пришли ни к какому решению.
Похоже, в отношении этих ребят суд никак не мог прийти ни к какому решению.
— Окружной прокурор сказал, что повторного суда не будет, если Джо признает себя виновным в нападении и оскорблении действием, — продолжил Ида. — Ему дали тридцать дней.
Значит список преступлений Большого Джо Кахахаваи состоял из разногласия с другом по поводу долга.
Закончились трамвайная линия, и, по мере того как дорога, петляя, начала подниматься все выше, как из-под земли стали вырастать частные дома. Проехав примерно милю после окончания трамвайной линии, Ида взял на развилке вправо, и мы мягко поплыли по высокому берегу над потоком, но дорога скоро нырнула в туннель из деревьев, заслонивший лунный свет.
Мне опять стало как-то не по себе.
— А куда ты меня везешь, Коротышка?
— Посмотреть на Пали, — сказал он, как будто мне это что-то говорило.
Эвкалиптовый лес сменился нагромождениями камней, а стены ущелья, казалось, начали смыкаться над нами, пока мы забирались все выше. У меня заложило уши. Воздух сделался прохладным, стал покусывать ветер.
— Что-то холодает, — заметил я. — Может, поднимем верх?
Ида покачал головой.
— Пали может сорвать полотняный верх.
Кто такой Пали, циклоп, что ли?
— Кто, к черту, этот Пали? — прорычал я.
— Пали — это гора, — сказал Ида, — на которую Камехамеха со своими воинами загнал воинов Каланикупуле. Лететь оттуда высоко.
Сзади с готовностью подхватил Генри Чанг:
— Лететь две тысячи футов, белый.
— Как это мило с вашей стороны, что вы помогаете мне чувствовать себя здесь как дома, — сказал я. — Но может, дальнейший осмотр достопримечательностей подождет до утра...
Мы сделали последний поворот, и нашему взору предстала захватывающая панорама. Золотистое сияние луны сменилось серебристым, и это серебряное сияние тронуло своей кистью синие и зеленые огоньки открывшегося вида, он был несколько приглушен ощущением нереальности и походил на раскрашенную почтовую открытку — горы, скалы, заливы, нити коралловых рифов, бесконечные воды под черно-синим, испещренным звездами куполом неба. Боже, какая красота! Но, Господи, как же высоко!
И какой гнусный ветер! Холодный и порывистый, он трепал волосы, рвал одежду, рвал кожу, самый настоящий ураган, образующийся из ветра, рвущегося сквозь теснину этих скал. Меня моментально затрясло как в лихорадке.
— Выходите из машины!
Вся наша компания выбралась наружу, одежда на нас забилась и захлопала, как сигнальные флажки на корабле, темные шелковые рубашки взлетели, как нелепые флаги каких-то непонятных наций. Мой галстук болтался, как язык огромного болтуна.
Внезапно Генри Чанг и Бенни Ахакуэло схватили меня с двух сторон за локти. Ида смотрел прямо на меня, его пухлое лицо превратилось в суровую пугающую маску, черные волосы развевались, взлетали и опадали. Дэвид Такаи стоял позади него, его прическа значительно меньше страдала от ветра, чем у всех нас, плоское лицо было спокойным, взгляд — непроницаемым.
— В декабре прошлого года, — прокричал Ида, — орава матросов схватила меня и приволокла сюда, они хотели, чтобы я признался, что изнасиловал эту белую женщину.
Ида начал расстегивать рубашку, ветер рвал ее у него из рук.
Я бросил взгляд на открывающийся отсюда вид: округлые горы, четкие ряды ананасовых плантаций, пастбища, рисовые поля, банановые плантации и океан, бьющийся, сворачивающийся, вздымающийся над дальним рифом.
И все это озарено лунным светом. Красота. Я представил, как красиво все это будет выглядеть, когда я полечу вниз головой на скалы с высоты две тысячи футов.
Или Генри Чанг преувеличил? И здесь всего-то тысячи полторы?
Ида снял рубашку и отдал трепещущий шелк Такаи, который прислуживал ему, как слуга. Хотел чувствовать себя свободно, когда всыплет мне за все сразу? Придется это принять, остальные трое будут меня держать, придется, к дьяволу, смириться...
Но теперь, в молочно-белом свете луны, я увидел, что удивительно гибкое тело Иды все покрыто белыми шрамами, морем шрамов, усеявшим его тело. Как манекенщик, показывающий новую модель, он повернулся, чтобы я мог увидеть и его спину, на которой под шрамами почти вообще не было видно кожи. Его жестоко высекли — спереди и сзади.
Затем Ида повернулся и подошел ко мне вплотную, Генри Чанг и Бени Ахакуэло продолжали держать меня. Крича, чтобы перекрыть рев урагана, он сказал:
— Хорошо они меня обработали, а?
— Неплохо, — выдавил я.
— А я не признался. Кровь текла рекой, я потерял сознание, но черт побери, не признался. Мне не в чем признаваться!
Вздернув подбородок, Ида горделивым жестом протянул руку к своему помощнику Такаи и взял у него хлопающую на ветру рубашку. Надел ее и застегнул пуговицы, не обращая внимания на стихию.
— Скажите Кларенсу Дэрроу, — начал Ида, — скажите ему, что мы невиновны. Джо тоже был невиновен. Скажите ему, что он выступает не за ту сторону. Не за ту!
— Я передам ему, — только и сказал я.
Какие тут могут быть разногласия — Генри Чанг и Ахакуэло все еще держали меня. Всего несколько секунд отделяли меня от беспомощного полета навстречу смерти на скалах.
— Считается, что он помогает маленьким людям! — гневно прокричал Ида. — Считается, что он защитник цветных! А не богатых убийц! Скажите ему, что мы хотим с ним поговорить. Лично с ним! Скажите ему!
Я молча кивнул.
Потом они затащили меня в машину, и мы уехали.
Мы проехали шесть, семь миль, но никто больше не сказал ни слова. Меня высадили у моего автомобиля рядом с парком Вайкики. На подножке сидела, вытянув ноги, Беатрис. Она курила, на земле, рядом с ее очаровательными ножками с красным педикюром, лежала кучка окурков. Увидев нас, она встала, без единого слова, с непроницаемым лицом бросила мне ключи и села на переднее сиденье рядом с Идой, где только что сидел я.
— Скажите Дэрроу, — повторил Ида.
И «фаэтон» уехал.
Глава 11
— Можно. — Ида кивнул и улыбнулся, в его улыбке было какое-то беспокойство. — Я знаю хорошее место. Мы отвезем вас туда...
Подобная фраза могла только встревожить парня из Чикаго.
Но я не видел возможности вырваться от них. По крайней мере один из этих парней, Ахакуэло, был прекрасным спортсменом, чемпионом по боксу и звездой местной разновидности футбола, в который играют босиком. Какие у меня были шансы убежать от него!
Кроме того, я все больше чувствовал себя вне опасности. Несмотря на то, что вся эта история выглядела очень театрально, учитывая, каким образом заманила меня сюда моя восточная сирена, в эту заросшую кустами местность между Вайкики и Гонолулу, вреда я не ожидал. Я испугался, не скрою. Но вреда уже не ожидал...
Ида показывал вокруг себя.
— Вот место, куда, как говорит женщина Мэсси, мы ее привезли, где насиловали и били.
Генри Чанг с горечью сказал:
— Вы думаете я беру женщин силой? Думаете Бенни берет женщин силой?
Что я должен был сделать — возразить?
— Ваш город не слишком похож на место, где трудно снять девчонку, — согласился я.
— Мы можем вас убить, — сказал Ида. — Можем вышибить из вас все дерьмо. Но мы не собираемся этого делать. — Он повернулся к Такаи. — Мэк, подгони машину.
Гибкий японец кивнул и пошел прочь с поляны.
Ида сказал:
— Вы знаете, что сделали копы? Когда они не нашли здесь следов моих шин, они пригнали сюда мой автомобиль, проехались на нем и сделали следы. Но это им не помогло.
— Я слышал, — сказал я. — А еще я слышал, что в управлении у вас нашлись сторонники.
Ида кивнул, Ахакуэло тоже, Чанг смотрел на меня с неприкрытой ненавистью.
— Дайте мне объяснить, как выглядит эта помощь, — сказал Ида. — Это означает, что, когда одни копы предпринимают действия, чтобы засадить нас, другие копы предупреждают нас об этом.
Невдалеке заработал мотор автомобиля. Через минуту его фары осветили поляну. Такаи подъехал и, не выключив мотор, выскочил из машины. Это был желтовато-коричневый «форд-фаэтон» с опущенным верхом.
— Неизвестный автомобиль, — сказал я.
— Поехали, — сказал Ида.
Наша небольшая группа набилась в «фаэтон» — Такаи, Чанг и Ахакуэло сели сзади, Ида за руль, а я — рядом с ним, на переднее сидение.
— Мы не насиловали ту женщину, — сказал Ида, перекрывая мягкое урчание хорошо отлаженного мотора модели А. Мы гладко катили по Ала-Моана, но только до первой рытвины.
— Почему бы тебе не рассказать мне о той ночи, Хорас?
— Мои друзья зовут меня Коротышка, — сказал он.
Значит, мы уже друзья.
— Отлично, Коротышка, — отозвался я. И повернул голову, чтобы увидеть три враждебных лица на заднем сиденье. — Зовите меня Нат, парни.
Такаи указал на себя.
— Они зовут меня Мэк. — Показал на сурового Генри Чанга. — Он — О. — Это прозвучало, как «Оно», но через секунду я уже понял.
Ахакуэло произнес:
— Зовите меня Бенни.
И будь я проклят, если он не протянул мне руку. Я протянул свою, и мы обменялись рукопожатием. От остальных подобных предложений не поступило.
— Той субботней ночью в сентябре прошлого года, — сказал Ида, — я просто болтался по окрестностям. Поехал в чайный дом Мошизуки, без всяких происшествий. Послушал филиппинскую музыку на Тин-Кэнэлли, встретился с Мэком и Бенни. Пили пиво, болтали.
Впереди появились огни Гонолулу, и похожая на джунгли растительность поредела. Слева был виден океан — бесконечная, отливающая золотом чернота, смыкающаяся с усеянным звездами пурпурным небом, в котором висела и золотистая луна.
— Бенни сказал, что можно закатиться на свадьбу, он знал куда, — продолжал Ида.
У меня за спиной раздался голос Бенни:
— Нас не приглашали, но сын хозяина, док Корреа, мой друг.
— Мы выпили пива, поели жареной свинины. На свадьбе встретились с О и Джо Кахахаваи. Дело там шло медленно, и кто-то предложил поехать в парк Вайкики потанцевать.
Мы проезжали мимо Гувервилла, городка хибар, сооруженных из жестяных и картонных коробок... в нем не было ничего чисто гавайского, разве что раскинулся он на берегу океана.
— На танцы мы приехали в одиннадцать тридцать. Мы не хотели платить за билеты, потому что знали, что в полночь там закрывают. Поэтому взяли у выходивших оттуда знакомых корешки билетов, Джо и О пошли внутрь, а я остался ждать в машине.
Заговорил Ахакуэло:
— Нас видела там уйма народу.
— Да, — сказал Дэвид Чанг, — например, та девчонка, которую ты шлепнул по заду.
Такаи засмеялся:
— Рада небось, что шлепнул! Поэтому она его и запомнила.
Тали резко произнес:
— Она запомнила, что ты был пьян.
— Заткнись, — бросил Чангу Ахакуэло. Пейзаж вдоль Ала-Моана теперь напоминал болота. У меня появился шанс найти здесь москитов, которых выселили из Вайкики.
— Похоже, что в ту ночь вы здорово нагрузились, — сказал я. — Сколько же вы выпили?
— Бенни перебрал водки, — согласился Ида. — Джо тоже. Остальные пили пиво. На танцах Джо и О столкнулись с Бенни и Мэком. Потом Джо пришел на стоянку и отдал мне свой корешок. Я пошел туда, а он остался на стоянке.
Слева от нас я разглядел небольшой причал, к которому были привязаны небольшие лодки — в основном рыбачьи суденышки, сампаны с их характерными очертаниями и несколько случайно затесавшихся стройных яхт, которые выглядели здесь настолько же неуместно, как фрак и белый галстук на деревенской гулянке.
— В полночь, — продолжал Ида, — танцы закончились, мы еще побыли там, поболтали с приятелями, минут пять, наверное... потом сели в «форд» и вернулись на свадьбу.
— Сколько вы там пробыли?
— От силы минут десять. В доме играла музыка, но никто не танцевал, все шло к концу. Они пели «Прощальную». И пиво кончилось. Бенни захотел домой, на следующий день у нас была тренировка по футболу, поэтому я подбросил его, и он пошел домой, по Фрог-лейн.
Теперь впереди уже ясно различались дома Гонолулу, а слева от нас замерцали огни кораблей в гавани.
— Примерно в это время, — напомнил я, — у вас произошла стычка с той белой женщиной.
— Я покажу вам, где это случилось, — кивнул Ида, сворачивая направо, на Шеридан-стрит, первую улицу, на которую можно было свернуть.
Вскоре мы повернули налево, на Кинг-стрит. Справа от нас тянулась великолепная старая плантация, мелькавшая сквозь кусты, листву и затянутую колючей проволокой ограду. Листья пальм скрывали и защищали и ее, и сад от туристов, постоянно толкущихся в «Кокосовой шляпе» — сувенирном магазинчике напротив, который представлял собой покрытую травой хижину с хвастливой вывеской «Частичка старых Гавайев в самом сердце Гонолулу».
И задолго до того, как я ожидал увидеть его, моему взору предстало священное место обитания гавайского правительства — и всё благодаря гидам, которых вряд ли предоставил бы в мое распоряжение Оаху. Ида сбавил скорость, чтобы я смог все хорошенько рассмотреть. Дворец Иолани был справа, он стоял настолько далеко в глубине улицы, что в лунном свете казался кукольным домиком. Этот сундук в викторианском стиле с башнями по углам и по центру обоих фасадов, перегруженный безвкусной отделкой и казавшийся почти до смешного грандиозным на крошечном коврике своей лужайки и по сравнению с пальмами-часовыми, — этот дворец изо всех сил стремился выглядеть не по-гавайски.
Напротив дворца, слева от меня, располагалось здание суда, еще одно забавное чудовище с балконами, греческими колоннами и башней с часами по центру фасада. Борясь за внешность этого сооружения, в бой вступили несколько архитектурных стилей, но ни один из них не одержал победы, тем не менее от здания суда исходило величие комической оперы.
На каменном постаменте перед ним стояла золотая статуя туземного воина с копьем в руках, в украшенной перьями накидке, сильного и гордого.
— Король Камехамеха, — пояснил Ида. — Немного похож на Джо.
То есть на Джо Кахахаваи, его убитого друга.
— Джо гордился, что был похож на Камехамеху. Почти так же, как своим большим пальцем ноги, которым бил по мячу... Здесь его похитили.
Да, здесь. Когда в то январское утро Кахахаваи шел к зданию суда, чтобы отметиться, он зашел в тень статуи островного монарха и попал в руки Томми Мэсси и компании. По соседству с судом, на боковой улочке, стояло современное здание почты, где, поставив свою машину, наблюдала и ждала миссис Фортескью.
Мы проехали через центральную часть Гонолулу, совсем рядом с отелем Александра Янга, и, если бы я захотел, то мог с легкостью выскочить и убежать. Я не совсем понимал, почему эти ребята захотели, чтобы я их выслушал, но я не думал, что мне угрожает опасность, а кроме того, я хотел их выслушать...
За центром, в рабочем квартале, Ида остановил автомобиль у обочины, но мотор не выключил. Мы находились на пересечении важнейших улиц — Кинг-стрит и Лилиха-стрит, налево, в направление Перл-Харбора уходил, изгибаясь, бульвар Диллингэм.
— Машину вел маленький белый парень, — сказал Генри Чанг, — но набросилась на нас его большая толстая мама-полукровка.
Ида сказал:
— Она заорала из окошка: «Смотри, куда тебя черти несут!». А я крикнул в ответ: «Чего орешь?»
Тихо, с сожалением в голосе Ахакуэло сказал:
— Джо разъярился, увидев белого мужчину с этой скандальной девкой. Большой Джо выпрыгнул из машины и крикнул: «Тащи сюда своего проклятого белого, и я покажу ему что почем».
— Но этот малыш остался за рулем, — сказал Ида. — Он выглядел по настоящему напуганным. А большая толстая мама не испугалась... она вылезла из машины, здоровая такая баба, ростом почти с Джо. Она шла и ругалась, от нее сильно пахло спиртным, пьяная была, к дьяволу. Мы все выскочили из машины, но они с Джо уже сцепились. Она схватила Джо за горло и царапала его, а Джо оттолкнул ее, и она упала на подножку своей машины. Большая, жирная дикая кошка. Нам хватило, Джо тоже, мы забрались в машину и, смеясь, помчались прочь на всех парах.
— Только, как оказалось, смеялись вы рано, — сказал я. — Потому что она поехала в полицию и заявила, что на нее напали.
Ида растерялся и смутился.
— Это она ударила Джо.
— А Джо ударил ее. — Я решил рискнуть. — Я слышал, что он ударил ее в лицо... как ударили Талию Мэсси.
Позади меня на своем языке что-то сказал Генри Чанг.
На похвалу это было непохоже.
Ида настороженно взглянул на меня.
— Он только оттолкнул ее. Если бы Джо ее ударил — да вы смеетесь! Он бы сломал ей челюсть!
Я ничего не сказал. Да мне и не надо было — Ида внезапно понял, что сказал. Он сглотнул, выжал сцепление и аккуратно поехал назад по Кинг-стрит, направляясь в город. Довольно скоро он свернул налево, на Нууану-стрит.
Некоторое время Ида молчал. Может быть, он размышлял, как сложилась бы его — и Джо Кахахаваи — жизнь, если бы небольшая стычка с Агнес и Гомером Пиплз, так звали ту пару, не вышла за рамки словесной перебранки.
Наконец я спросил:
— Почему ты солгал, Коротышка?
Он бросил на меня тревожный взгляд.
— Что?
— Ты солгал копам, когда они пришли к тебе домой и вытащили из постели — рано утром, после изнасилования.
Он собирался остановиться как раз рядом с буйной зеленью парка, где Нууану-стрит разветвляется. Дорога вправо была снабжена указателем «Пасифик-хайтс».
— Я ничего не знал о том, что какая-то белая женщина подверглась нападению, — сказал Ида. — Я знал только, что Джо ударил какую-то суку-полукровку, и не хотел быть впутанным в это.
— Поэтому ты сказал копам, что вообще нигде не был прошедшей ночью. И что одолжил свою машину какому-то знакомому гавайцу, которого знал с виду, но не по имени?
Усмехнувшись, Ида кивнул. Усмешка была безрадостной.
— Не очень удачная ложь, верно?
— Хуже и придумать нельзя, — бодро подтвердил я.
— Но потом, в то же утро, я сказал правду...
— Естественно, после того, как они тебя раскрутили... но, солгав, ты плохо начал.
Когда первое слово из уст подозреваемого оказывается ложью, полицейские ему больше не верят.
— Этот коп Макинтош, он притащил меня в свой кабинет, где уже сидела с перевязанным лицом миссис Мэсси и сказал мне при ней: «Полюбуйся на свою работу!» А потом спросил, не я ли на нее напал!
Боже, и это называется не давить на свидетелей... с таким же успехом Макинтош мог повесить парню на шею табличку с надписью «насильник». А что же случилось с обычной процедурой предъявления обвиняемого среди других, похожих людей?
— Но она меня не узнала, — сказал Ида. — На следующий день, в воскресенье, полицейские отвезли Мэка, О, Большого Джо и меня в дом Мэсси в долине Маноа.
— За каким дьяволом?
— Чтобы она могла нас опознать.
Никакой тебе шеренги, в которой настоящие подозреваемые перемешаны с мнимыми, никакого бдительного ока представителей окружного прокурора — единственные подозреваемые полицией с доставкой прямо на дом!
— В воскресенье копы еще не схватили Бенни, — продолжил Ида. — Поэтому его с нами не было. Забавно, миссис Мэсси обратилась к Большому Джо — «Разве ты не Бен?» Но сказала, что узнает О и Джо. На меня она не указала. Не узнала, хотя накануне видела в полицейском управлении.
Мы проехали уже несколько миль по дороге в долине, по обе стороны от нас раскинулись баснословно богатые поместья, окруженные роскошными садами с возвышающимися тут и там королевскими пальмами. Все это было похоже на огромные декорации под открытым небом.
— Позже в тот же день, — сказал Ида, — миссис Мэсси отвезли в больницу. А копы схватили Бенни на футбольном поле, где он тренировался, и привезли его в больницу и спросили у миссис Мэсси, не он ли один из напавших на нее.
С заднего сиденья раздался голос Ахакуэло:
— Она сказала, что не знает меня!
Несмотря на то, что копы разве что не перевязали ребят красными ленточками и не положили их на колени миссис Мэсси, она не смогла узнать их в течение тех критических сорока восьми часов после преступления. Только потом она вспомнила все, вплоть до размера их обуви.
— Мы невиновны, — с гордостью произнес Ида, когда «фаэтон» проезжал, похоже, мимо кладбища.
— Может, тут вы и не виновны, — сказал я. — Но не пытайтесь обмануть обманщика — ваш приятель Джо был осужден по обвинению в краже... — Я посмотрел через плечо и адресовал свое следующее заявление Ахакуэло, отношение которого ко мне, казалось, несколько потеплело, Генри Чанг по-прежнему смотрел на меня со злобой. — А ты, Бенни, вы с О отсидели по обвинению в изнасиловании.
— За попытку изнасилования! — бросил Чанг.
— Извини. Большая разница...
— Нас отпустили на поруки, — сказал Ахакуэло, — обвинение свелось к «связи с малолетней». Мне было восемнадцать, О тоже еще был малышом... мы пошли на вечеринку, там было много спиртного, и все трахались.
— Некоторым девушкам еще не было шестнадцати, — пояснил Ида.
Значит предыдущие обвинения в изнасилованиях против Ахакуэло и Чанга, которые привели в такое негодование адмирала Стерлинга, были «половой связью с несовершеннолетними».
— И Джо не обвиняли в краже, — добавил Ида.
— В самом деле?
Ида отрицательно покачал головой. Теперь мы проезжали другой парк, носивший, согласно деревянной табличке, название «Парк королевы Эммы».
— Джо одолжил своему другу Тоеко Фукунаге деньги. Фукунага очень долго не отдавал их, не хотел отдавать. Через какое-то время Большой Джо выбил из него монету, а Фукунага подал жалобу. Был суд, но присяжные не пришли ни к какому решению.
Похоже, в отношении этих ребят суд никак не мог прийти ни к какому решению.
— Окружной прокурор сказал, что повторного суда не будет, если Джо признает себя виновным в нападении и оскорблении действием, — продолжил Ида. — Ему дали тридцать дней.
Значит список преступлений Большого Джо Кахахаваи состоял из разногласия с другом по поводу долга.
Закончились трамвайная линия, и, по мере того как дорога, петляя, начала подниматься все выше, как из-под земли стали вырастать частные дома. Проехав примерно милю после окончания трамвайной линии, Ида взял на развилке вправо, и мы мягко поплыли по высокому берегу над потоком, но дорога скоро нырнула в туннель из деревьев, заслонивший лунный свет.
Мне опять стало как-то не по себе.
— А куда ты меня везешь, Коротышка?
— Посмотреть на Пали, — сказал он, как будто мне это что-то говорило.
Эвкалиптовый лес сменился нагромождениями камней, а стены ущелья, казалось, начали смыкаться над нами, пока мы забирались все выше. У меня заложило уши. Воздух сделался прохладным, стал покусывать ветер.
— Что-то холодает, — заметил я. — Может, поднимем верх?
Ида покачал головой.
— Пали может сорвать полотняный верх.
Кто такой Пали, циклоп, что ли?
— Кто, к черту, этот Пали? — прорычал я.
— Пали — это гора, — сказал Ида, — на которую Камехамеха со своими воинами загнал воинов Каланикупуле. Лететь оттуда высоко.
Сзади с готовностью подхватил Генри Чанг:
— Лететь две тысячи футов, белый.
— Как это мило с вашей стороны, что вы помогаете мне чувствовать себя здесь как дома, — сказал я. — Но может, дальнейший осмотр достопримечательностей подождет до утра...
Мы сделали последний поворот, и нашему взору предстала захватывающая панорама. Золотистое сияние луны сменилось серебристым, и это серебряное сияние тронуло своей кистью синие и зеленые огоньки открывшегося вида, он был несколько приглушен ощущением нереальности и походил на раскрашенную почтовую открытку — горы, скалы, заливы, нити коралловых рифов, бесконечные воды под черно-синим, испещренным звездами куполом неба. Боже, какая красота! Но, Господи, как же высоко!
И какой гнусный ветер! Холодный и порывистый, он трепал волосы, рвал одежду, рвал кожу, самый настоящий ураган, образующийся из ветра, рвущегося сквозь теснину этих скал. Меня моментально затрясло как в лихорадке.
— Выходите из машины!
Вся наша компания выбралась наружу, одежда на нас забилась и захлопала, как сигнальные флажки на корабле, темные шелковые рубашки взлетели, как нелепые флаги каких-то непонятных наций. Мой галстук болтался, как язык огромного болтуна.
Внезапно Генри Чанг и Бенни Ахакуэло схватили меня с двух сторон за локти. Ида смотрел прямо на меня, его пухлое лицо превратилось в суровую пугающую маску, черные волосы развевались, взлетали и опадали. Дэвид Такаи стоял позади него, его прическа значительно меньше страдала от ветра, чем у всех нас, плоское лицо было спокойным, взгляд — непроницаемым.
— В декабре прошлого года, — прокричал Ида, — орава матросов схватила меня и приволокла сюда, они хотели, чтобы я признался, что изнасиловал эту белую женщину.
Ида начал расстегивать рубашку, ветер рвал ее у него из рук.
Я бросил взгляд на открывающийся отсюда вид: округлые горы, четкие ряды ананасовых плантаций, пастбища, рисовые поля, банановые плантации и океан, бьющийся, сворачивающийся, вздымающийся над дальним рифом.
И все это озарено лунным светом. Красота. Я представил, как красиво все это будет выглядеть, когда я полечу вниз головой на скалы с высоты две тысячи футов.
Или Генри Чанг преувеличил? И здесь всего-то тысячи полторы?
Ида снял рубашку и отдал трепещущий шелк Такаи, который прислуживал ему, как слуга. Хотел чувствовать себя свободно, когда всыплет мне за все сразу? Придется это принять, остальные трое будут меня держать, придется, к дьяволу, смириться...
Но теперь, в молочно-белом свете луны, я увидел, что удивительно гибкое тело Иды все покрыто белыми шрамами, морем шрамов, усеявшим его тело. Как манекенщик, показывающий новую модель, он повернулся, чтобы я мог увидеть и его спину, на которой под шрамами почти вообще не было видно кожи. Его жестоко высекли — спереди и сзади.
Затем Ида повернулся и подошел ко мне вплотную, Генри Чанг и Бени Ахакуэло продолжали держать меня. Крича, чтобы перекрыть рев урагана, он сказал:
— Хорошо они меня обработали, а?
— Неплохо, — выдавил я.
— А я не признался. Кровь текла рекой, я потерял сознание, но черт побери, не признался. Мне не в чем признаваться!
Вздернув подбородок, Ида горделивым жестом протянул руку к своему помощнику Такаи и взял у него хлопающую на ветру рубашку. Надел ее и застегнул пуговицы, не обращая внимания на стихию.
— Скажите Кларенсу Дэрроу, — начал Ида, — скажите ему, что мы невиновны. Джо тоже был невиновен. Скажите ему, что он выступает не за ту сторону. Не за ту!
— Я передам ему, — только и сказал я.
Какие тут могут быть разногласия — Генри Чанг и Ахакуэло все еще держали меня. Всего несколько секунд отделяли меня от беспомощного полета навстречу смерти на скалах.
— Считается, что он помогает маленьким людям! — гневно прокричал Ида. — Считается, что он защитник цветных! А не богатых убийц! Скажите ему, что мы хотим с ним поговорить. Лично с ним! Скажите ему!
Я молча кивнул.
Потом они затащили меня в машину, и мы уехали.
Мы проехали шесть, семь миль, но никто больше не сказал ни слова. Меня высадили у моего автомобиля рядом с парком Вайкики. На подножке сидела, вытянув ноги, Беатрис. Она курила, на земле, рядом с ее очаровательными ножками с красным педикюром, лежала кучка окурков. Увидев нас, она встала, без единого слова, с непроницаемым лицом бросила мне ключи и села на переднее сиденье рядом с Идой, где только что сидел я.
— Скажите Дэрроу, — повторил Ида.
И «фаэтон» уехал.
Глава 11
Завернувшись в белое полотенце и походя на упитанного Ганди, Кларенс Дэрроу сидел в каноэ с выносными уключинами и улыбался, как ребенок рождественским утром. Ветер превратил серую запятую его падающей на лоб пряди в восклицательный знак. Дэрроу сидел в центре лодки, как балласт. Двое коричневых пляжных мальчиков сидели перед ним, трое сзади. Они гребли, направляя лодку и своего радостного пассажира по едва вздымавшимся волнам к берегу, где щелкали затворами своих аппаратов фоторепортеры, смотревшиеся на пляже в костюмах и галстуках как чужеродные элементы.
Один из смуглого эскорта Дэрроу, тот, что греб впереди справа, был сам король пляжных мальчиков — Дьюк Каханамоку, «мальчик» за сорок. Заразительная белозубая улыбка вспыхивала на приятном длинном темном лице, переливались под кожей мускулы, когда Дьюк ударял по воде.
— С ним смог справиться только Тарзан, — сказал Кларенс Крэбб.
Мы сидели за белым столиком, который под пляжным зонтом стоял прямо на песке. Позади нас во всем великолепии раскинулся розовый замок «Ройял Гавайен». Молодая Олимпийская надежда походила на молодого бронзового бога, только одетого в черные спортивные брюки и спортивную рубашку. Я был одет как турист — белые легкие брюки, белые сандалии и яркая шелковая рубашка, наподобие тех, что были на моих похитителях прошедшей ночью: красная, с желтыми и черными попугаями, с коротким рукавом, удобная и достаточно кричащая, чтобы привлечь к себе внимание, когда я вернусь в Чикаго. Весь этот наряд, который дополняла широкополая панамская шляпа и очки с круглыми стеклами, от которых мир вокруг позеленел, был собран для меня усилиями магазинчиков отеля и доставлен прямо в мою комнату. Если уж что и умеет найти детектив, так это способ раздуть счет.
Крэбб зашел ко мне утром. Сначала я его не узнал, но когда он предложил угостить меня завтраком на серебряный доллар, я вспомнил — это тот парень, который нырнул с палубы «Малоло»! Мы позавтракали на лунаи — для тех, кто приехал с материка, поясню — на «веранде», — под названием «Кокосовая лужайка», только я не позволил ему заплатить за еду, потому что в любом случае баксом он не отделался бы, и попросил записать все на мой счет.
И теперь мы коротали первую половину дня, наблюдая, как ради прессы дурачится на пляже Дэрроу, позволяя сделать массу легкомысленных снимков и записать сомнительные реплики типа «На Гавайях нет расовых проблем», привлекая тем самым внимание к «Ройял Гавайен» и расплачиваясь таким образом за мою комнату.
— А? — переспросил я в ответ на заявление Крэбба, что Тарзан победил Дьюка.
— Джонни Вайсмюллер, — объяснил Крэбб. Он задумчиво наблюдал за Каханамоку. — Это парень, который в конце концов отобрал у Дьюка его титул чемпиона мира по плаванию. В Париже, в двадцать четвертом.
— А тридцать второй станет твоим годом?
— Таков план.
Хотя «Ройял Гавайен» был далеко не заполнен, пляж перед ним был усыпан загорающими, купающимися и как бы серфингистами. Тут и там мускулистый гаваец в купальном костюме сопровождал особу женского пола — или помогая освоиться с серфингом, или сидя рядом с ней на песке и втирая в ее бледную кожу кокосовое масло.
— Эти пляжные мальчики, — спросил я Крэбба, — здесь работают?
— Некоторые из них. Но все пляжи на Гавайях общественные, поэтому мальчики приходят и уходят, как им нравится. Когда-то и я был одним из них?
— Белый?
Сверкнула улыбка, не менее ослепительная, чем у Каханамоку.
— Да, кое-кто из белых ребят дает уроки серфинга.
— А заодно дает женщинам и другие уроки?
Его улыбка сделалась лукавой.
— Поскольку я никогда не плачу за секс, то и за него плату не беру — таково мое правило.
— Но некоторые пляжные мальчики берут деньги за свои дополнительные услуги?
Один из смуглого эскорта Дэрроу, тот, что греб впереди справа, был сам король пляжных мальчиков — Дьюк Каханамоку, «мальчик» за сорок. Заразительная белозубая улыбка вспыхивала на приятном длинном темном лице, переливались под кожей мускулы, когда Дьюк ударял по воде.
— С ним смог справиться только Тарзан, — сказал Кларенс Крэбб.
Мы сидели за белым столиком, который под пляжным зонтом стоял прямо на песке. Позади нас во всем великолепии раскинулся розовый замок «Ройял Гавайен». Молодая Олимпийская надежда походила на молодого бронзового бога, только одетого в черные спортивные брюки и спортивную рубашку. Я был одет как турист — белые легкие брюки, белые сандалии и яркая шелковая рубашка, наподобие тех, что были на моих похитителях прошедшей ночью: красная, с желтыми и черными попугаями, с коротким рукавом, удобная и достаточно кричащая, чтобы привлечь к себе внимание, когда я вернусь в Чикаго. Весь этот наряд, который дополняла широкополая панамская шляпа и очки с круглыми стеклами, от которых мир вокруг позеленел, был собран для меня усилиями магазинчиков отеля и доставлен прямо в мою комнату. Если уж что и умеет найти детектив, так это способ раздуть счет.
Крэбб зашел ко мне утром. Сначала я его не узнал, но когда он предложил угостить меня завтраком на серебряный доллар, я вспомнил — это тот парень, который нырнул с палубы «Малоло»! Мы позавтракали на лунаи — для тех, кто приехал с материка, поясню — на «веранде», — под названием «Кокосовая лужайка», только я не позволил ему заплатить за еду, потому что в любом случае баксом он не отделался бы, и попросил записать все на мой счет.
И теперь мы коротали первую половину дня, наблюдая, как ради прессы дурачится на пляже Дэрроу, позволяя сделать массу легкомысленных снимков и записать сомнительные реплики типа «На Гавайях нет расовых проблем», привлекая тем самым внимание к «Ройял Гавайен» и расплачиваясь таким образом за мою комнату.
— А? — переспросил я в ответ на заявление Крэбба, что Тарзан победил Дьюка.
— Джонни Вайсмюллер, — объяснил Крэбб. Он задумчиво наблюдал за Каханамоку. — Это парень, который в конце концов отобрал у Дьюка его титул чемпиона мира по плаванию. В Париже, в двадцать четвертом.
— А тридцать второй станет твоим годом?
— Таков план.
Хотя «Ройял Гавайен» был далеко не заполнен, пляж перед ним был усыпан загорающими, купающимися и как бы серфингистами. Тут и там мускулистый гаваец в купальном костюме сопровождал особу женского пола — или помогая освоиться с серфингом, или сидя рядом с ней на песке и втирая в ее бледную кожу кокосовое масло.
— Эти пляжные мальчики, — спросил я Крэбба, — здесь работают?
— Некоторые из них. Но все пляжи на Гавайях общественные, поэтому мальчики приходят и уходят, как им нравится. Когда-то и я был одним из них?
— Белый?
Сверкнула улыбка, не менее ослепительная, чем у Каханамоку.
— Да, кое-кто из белых ребят дает уроки серфинга.
— А заодно дает женщинам и другие уроки?
Его улыбка сделалась лукавой.
— Поскольку я никогда не плачу за секс, то и за него плату не беру — таково мое правило.
— Но некоторые пляжные мальчики берут деньги за свои дополнительные услуги?