Коллинз Макс Аллан. Проклятые в раю

   — Если бы это зависело только от меня, я пощадил бы вас, дитя. Но если мы хотим защитить...
   — Это другое дело, — почти грубо прервала Талия. — Те насильники не находятся под следствием, как, впрочем, и я. Дело касается того, что сделали Томми и мама и те двое матросов.
   Улыбка исполнилась сожаления.
   — К несчастью, дорогая, эти два дела не могут быть разделены. То, что они сделали, вытекает из того, что сделали с вами... И не понимая, что случилось с вами, суд рассмотрит то, что совершили ваш муж и мать, как простое... убийство.
   Она раздраженно поморщилась, но глаза остались широко раскрытыми.
   — Я понимаю это, как никто другой. Но вам же предоставили стенограммы того, что я говорила на суде. Разве этого недостаточно?
   — Нет, — твердо ответил Дэрроу. — Мои помощники и я должны услышать эти слова из ваших уст. Нам нужно задать свои вопросы. Здесь нет стенографистки, но мистер Геллер сделает некоторые записи.
   Я воспринял это как команду достать блокнот и карандаш.
   — А кроме того, — продолжил Дэрроу, сделав мягкий жест в ее сторону, — вы должны быть готовы, юная леди... поскольку велика вероятность того, что вас вызовут на свидетельское место, чтобы вы снова рассказали свою историю.
   Из груди у нее вырвался резкий вздох, она посмотрела на боковую стену, отвернувшись от Изабеллы. Та наблюдала за ней с сочувствием, но и смущенно. Наконец Талия повернула голову к Дэрроу.
   — Простите, — сказала она. — Я действительно хочу помочь. Пожалуйста, спрашивайте.
   Но ее лицо оставалось овальной маской, лишенной каких бы то ни было эмоций, видна была только белая линия шрама, спускавшаяся по скуле.
   Дэрроу наклонился вперед и потрепал ее по руке.
   — Спасибо, дорогая. А теперь — я постараюсь сделать это как можно менее болезненно. Давайте начнем с вечеринки. Насколько я понял, вы не хотели туда идти?
   Коровьи глаза полузакрылись.
   — Когда моряки собираются вместе, они слишком много пьют, сами стесняются и смущают своих жен... хотя женщины тоже очень много пьют. К тому же, мне совсем не нравилось это дешевое заведение.
   — Вы имеете в виду «Ала-Ваи Инн»? — спросил я.
   Она не уклонилась от взгляда.
   — Верно. Громкая музыка, разнузданные танцы, контрабандная выпивка... если уж быть откровенной, я считаю это дурным вкусом и слишком утомительным. Каждую субботу вечером в «Ала-Ваин Инн» устраивается «Морская ночь» — персонал отдает заведение в руки моряков, и те буйствуют вовсю.
   — А в тот вечер? — спросил я. — Буйствовали?
   Она чуть пожала плечами.
   — Да нет. Скука была смертная.
   — Тогда зачем вы пошли? — спросил я.
   — Я пошла только из-за Томми и Джимми... лейтенанта Брэдфорда... и другого офицера, который зарезервировал столик для них и для нас, их жен, ну и как я могла допустить, чтобы Томми пошел один? Но как только я туда пришла, то очень скоро просто устала от всей этой ерунды.
   Дэрроу спросил:
   — В котором часу вы ушли, дорогая?
   — Вскоре после половины двенадцатого. Но я не совсем ушла. Я решила пройтись пешком и подышать свежим воздухом.
   — Вместе с кем-нибудь?
   — Нет. Я была одна. Я прошла по Калакауа-авеню, пересекла канал и свернула на Джон-Эна-роуд, прошла квартал или около того вниз, в сторону пляжа.
   — Как далеко вы зашли?
   — До того места, где футов через двадцать дорога поворачивает к Форту де Рассей. Я собиралась еще немного пройти вниз по этой дороге, а потом повернуть назад и вернуться в «Ала-Ваи-Инн».
   — Просто дыша воздухом, — кивнув, подхватил Дэрроу.
   — Совершенно верно.
   — Что случилось дальше, дорогая? Простите, но я вынужден спрашивать.
   Она начала выкручивать пальцы лежавших на коленях рук, словно хотела отвинтить их, ее взгляд стал отсутствующим и затуманился.
   — Сзади подъехала и остановилась машина, туристский «форд». Оттуда вышли двое мужчин, схватили меня и потащили к машине. Я сопротивлялась, и тогда тот, которого звали Джо Кахахаваи ударил меня по лицу, в челюсть. Сильно.
   Рядом с ней, поднеся руку ко рту, ахнула Изабелла.
   Но Талия осталась бесчувственной.
   — Второй, Генри Чанг, зажал мне ладонью рот и втащил на заднее сиденье. Я умоляла отпустить меня, но едва я открывала рот, Кахахаваи бил меня. Чанг тоже бил.
   — Автомобиль все еще стоял, — спросил я, — или двигался?
   — Двигался, — сказала она. — Как только они меня втащили, они тронулись. Там было еще два или три парня на переднем сиденье.
   — Какой национальности? — спросил я.
   — Тогда я думала, что гавайцы. Позднее я узнала, что в этой группе были представители разных рас.
   Согласно материалам, которые я прочитал, эта разноперая компания молодых местных бандитов состояла из Джо Кахахаваи и Бена Ахакуэло — чистокровных гавайцев, Хораса Иды и Дэвида Такаи — японцев, и Генри Чанга, в котором текла китайская и гавайская кровь.
   — Продолжайте, дорогая, — произнес Дэрроу.
   — Я предлагала им деньги, я говорила, что мой муж даст им денег, если они меня отпустят. Я сказала, что у меня есть деньги с собой и они могут их взять. У меня был кошелек и я сказала: «Возьмите мою сумочку!» Один из тех, кто сидел на переднем сиденье — Ахакуэло, — обернулся и сказал: «Возьми сумочку», и Чанг забрал ее. Я хорошо рассмотрела этого Бена Ахакуэло — он несколько раз оборачивался и ухмылялся. У него золотой зуб, а где-то здесь большая пломба.
   Она открыла рот и показала пальцем.
   — Как далеко они вас увезли? — спросил я.
   — Я не знаю. Знаю только, что они ехали по Ала-Моана-роуд. Они заехали в подлесок с правой стороны дороги, и Кахахаваи и Чанг выволокли меня из машины и затащили в кусты, а потом Чанг меня изнасиловал...
   Талия проговорила все это спокойно и бесстрастно, словно зачитала список отдаваемого в стирку белья, но сидевшая рядом с ней Изабелла кусала губы, и слезы текли по ее лицу, размазывая макияж.
   — Я пыталась вырваться, но не смогла. Они несколько раз ударили меня и так сильно, что у меня закружилась голова. Я не могла осознать, что это происходит со мной! Я не знала, что люди способны на такое... Чанг бил меня, а остальные стояли тут же, держа меня за руки.
   Изабелла всхлипнула.
   Талия, казалось, не заметила этого.
   — Потом остальные... сделали это со мной. Меня изнасиловали пять или шесть раз... Кахахаваи был последним. Я начала молиться, это его разозлило и он очень сильно ударил меня. Я закричала: «Ты выбьешь мне зубы!», а он ответил: «Ну и что? Заткнись!» Я умоляла его больше не бить меня.
   Зажав рот рукой, Изабелла вскочила и выбежала из комнаты.
   — Их было пятеро, — сказал я. — Вы полагаете, вас могли изнасиловать шесть раз?
   — Я потеряла счет, но по-моему, Чанг изнасиловал меня дважды. Я помню, что он стоял рядом и сказал: «Я хочу еще». Остальные не возражали, но один из них сказал: «Давай быстрей, нам надо возвращаться на Калихи-вэй».
   — Они говорили по-английски? — спросил я.
   — Со мной — да, иногда они говорили между собой на каком-то другом языке. Мне они по-английски наговорили всяких мерзостей, которые я не хочу повторять.
   — Конечно, дорогая, — сказал Дэрроу. — Но вы слышали, как они называли друг друга по именам?
   — Да, я слышала имя Балл, слышала имя Джо. Я слышала еще одно имя... это могло быть Билли или Бенни, и еще я слышала прозвище Коротышка.
   — Вы, должно быть, хорошо их разглядели, — заметил я.
   Она кивнула.
   — На Кахахаваи была рубашка-поло с короткими рукавами, синие брюки, на Ахакуэло — синие брюки и голубая рубашка. На Хорасе Иде — темные брюки, кожаный пиджак. А Чанг... по-моему, Чанг был в темных брюках.
   Коп может только мечтать о таком свидетеле.
   — А теперь, дорогая, после того, как они надругалась над вами, — проговорил Дэрроу, — что случилось потом?
   — Один из них помог мне сесть, кажется, Чанг. Он сказал: «Дорога вон там». Потом они побежали к машине, сели в нее и уехали. Тогда-то я и разглядела машину.
   Я спросил:
   — Как она стояла?
   — Задней частью ко мне. Фары и задние фонари были включены.
   — Именно тогда вы и увидели номер?
   — Да. Я заметила номер. Мне показалось, что это 58-805, но, по-моему, я ошиблась с одной цифрой.
   На самом деле номер принадлежавшего сестре Хораса Иды туристского «форда» был 58-895. Легко ошибиться, учитывая, через что она прошла, и перепутать 9 и 0.
   Дэрроу спросил:
   — Дорогая, что вы делали после нападения?
   — Я была не в себе. Заблудилась в кустах и наконец выбралась на Ала-Моана. Я увидела ехавший со стороны Вайкики автомобиль и побежала к нему, размахивая руками. Машина остановилась. Я подбежала к ней, из-за света фар я ничего не видела и спросила, белые ли люди в машине. Они ответили — да, и я сказала, что со мной случилось и попросила отвезти домой. Они хотели отвезти меня в полицейский участок, но я попросила привезти меня сюда, что они и сделали.
   Дэрроу спросил:
   — Что вы сделали, когда оказались дома?
   — Разделась и подмылась.
   Несколько долгих минут все молчали.
   Потом Дэрроу мягко спросил:
   — Эта процедура оказалась... успешной?
   — Нет. Через пару недель я обнаружила, что беременна.
   — Прошу меня простить, дорогая. Насколько я понял, ваш врач провел операцию и удалил эту... э... проблему?
   — Да.
   На подгибающихся ногах в комнату вернулась Изабелла. Она смущенно улыбнулась и села на кушетку, оставив Талии много места.
   Дэрроу заговорил:
   — Возвращаясь к той ужасной ночи... Когда вы затем увидели мужа?
   — Примерно в час ночи, — сказала Талия. — Он позвонил от друга, разыскивая меня, и я сказала: «Пожалуйста, приезжай скорей, случилось ужасное».
   — Когда ваш муж вернулся домой, вы рассказали ему, что с вами сделали эти люди?
   — Не сразу. Я не могла. Это было слишком ужасно, слишком страшно. Но он сел рядом со мной на кушетку и продолжал расспрашивать. Он понял, что произошло, что-то немыслимо плохое. Хотя я и вымылась, все лицо у меня было опухшее, в синяках, из носа текла кровь. Он умолял рассказать ему.
   — И вы рассказали?
   Она кивнула.
   — Я рассказала ему все... как они меня насиловали. Как Кахахаваи разбил мне челюсть, когда я стала молиться. Как они все напали на меня...
   — Насколько я понимаю, ваш муж позвонил в полицию и отвез вас в больницу...
   — Да. Со временем я опознала четырех из этих парней, которых задержали во время другого изнасилования той же ночью.
   Дэрроу осторожно расспросил о том, что было дальше, о неделях лечения — удаленные зубы, зашитая рана на челюсти, о «пародии» на суд над пятью насильниками, который ничем не закончился, о нездоровом интересе прессы, расовых волнениях, вылившихся в несколько столкновений между военными моряками и местной молодежью.
   — Но хуже всего были слухи, — глухим голосом продолжала она. — Говорили, что Томми не поверил мне и подал на развод. Что я была изнасилована морским офицером, а Томми застал его в моей спальне и избил, а затем избил меня... самые разные отвратительные, грязные слухи.
   — Как ваш муж перенес эти обстоятельства, дорогая?
   — Я просила его не обращать внимания на сплетни, но он не мог спать и очень похудел. А еще я с криком просыпалась по ночам, и он был рядом, успокаивал меня. Он вел себя чудесно. Но я беспокоилась.
   — Почему?
   — Он не спал, у него появились круги под глазами, он вставал по ночам и ходил по гостиной и курил.
   — А ваша мать... для нее все это, без сомнения, было трудным испытанием.
   — Да. Когда она приехала из Бейпорта в ответ на каблограмму, что я ранена, она даже не знала о том... что на самом деле со мной случилось. Она была в ярости, негодовала, клялась сделать все, что в ее силах, чтобы помочь мне.
   — И как это проявилось, дорогая?
   — Ну, сначала она взяла на себя ведение домашнего хозяйства... вдобавок к своим военным обязанностям Томми был и экономкой, и моей сиделкой.
   — Но этим она не ограничилась, не так ли?
   — Нет. Мама постоянно обращалась к адмиралу Стерлингу и местным властям с требованием предать напавших на меня суду и наказать.
   — Она жила не с вами, — начал я, — когда...
   — Нет, — перебила она. — Нет. Когда я стала вставать и почувствовала себя лучше, этот домик оказался слишком мал для всех нас. С ней приехала моя младшая сестра, Хелен... Она тогда вернулась на Лонг-Айленд, к отцу, который был слишком болен, чтобы приехать сюда... а мама сняла себе жилье.
   Заговорил Лейзер, в первый раз с момента начала беседы.
   — Вы принимали какое-нибудь участие в похищении Джозефа Кахахаваи, миссис Мэсси?
   Талия резко взглянула на него.
   — Никакого! Я впервые услышала об этом утром в день похищения, когда сюда пришел матрос Джоунс.
   — До или после убийства? — спросил я.
   — После! Он вбежал сюда, отдал мне пистолет и сказал: «Вот возьмите это... убит Кахахаваи». Я спросила: «Где Томми?», а он сказал, что послал Томми и маму... отделаться от тела.
   Она вот просто так бесстрастно сидела, и ее лицо не выражало ничего, как лицо фарфоровой куклы.
   — Что дальше делал этот матрос? — спросил Дэрроу.
   — Он попросил сделать ему коктейль, «хайболл». Я сделала.
   — Был убит человек, миссис Мэсси, — сказал я. — Вашим мужем и вашей матерью.
   — Мне очень жаль, что был убит человек, — пожав плечами, произнесла она. — Но он это заслужил.
   Потом она извинилась за то, что «была груба вначале», и спросила, не хотим ли мы выпить. К нашему сведению, ее служанка приготовила кувшин чаю со льдом.
   — Беатрис! — позвала она.
   И в комнату вошла милая, маленькая расторопная служанка, неся поднос со стаканами и кувшином чая, в котором плавали дольки лимона.
   — Знаете, — сказала Талия, — иногда я спрашиваю себя, почему они просто не убили меня... как выясняется, так было бы гораздо проще для всех, кто связан с этим делом... Надеюсь, вы любите сладкий чай, на южный манер.

Глава 5

   Изабелле было необходимо подышать воздухом, поэтому мы вышли, пока Дэрроу разговаривал с Талией Мэсси — ни о чем, прямо связанным с делом, так, легкая беседа о военно-морской жизни в Перле и о предпринятой ею попытке поучиться в Гавайском университете, даже выудил у нее рекомендации относительно ресторанов в Гонолулу. Дэрроу любил, чтобы клиенты чувствовали себя с ним непринужденно, думал о них как о друзьях.
   И хотя фактически Талия не была его клиенткой, ее роль в этом деле была решающей. Дэрроу использовал все свое обаяние и теплоту, чтобы расшевелить эту явно хладнокровную девицу.
   — Как там Тало? — спросил Поп Олдс.
   Лейтенант сидел на ступеньках парадного крыльца, поблизости валялись втоптанные в землю окурки сигарет.
   — По-моему, нормально, — сказал я. — Трудно сказать... она очень сдержанная молодая женщина.
   Олдс поднялся, покачал головой.
   — Ей здесь нелегко. Она очень одинока.
   — Разве она не видится с мужем? — спросил я. — Я понял так, что он и остальные содержатся под арестом на военно-морской базе, а не в местной тюрьме. Разве она не может с ним встречаться?
   — О, может, — сказал Олдс. — С этой стороны все обстоит прекрасно. Томми и миссис Фортескью и двое матросов находятся на корабле Соединенных Штатов «Элтон».
   Я удивился.
   — Что, в открытом море?
   Он усмехнулся.
   — Нет. Это старый военный корабль, который засадили в ил в гавани. Его используют как временное жилье для временного персонала.
   — По-моему, для ее здоровья плохо, — заметил я, — что она находится здесь в изоляции. Она напускает на себя черт знает что, но...
   Изабелла сжала мою руку.
   — Может, ей будет лучше оттого, что я здесь.
   — Может. Нам совершенно ни к чему, чтобы наша главная свидетельница наложила на себя руки.
   У Изабеллы перехватило дыхание.
   — Наложила на себя руки...
   — Что-то такое носится в воздухе, — сказал я. — Ей нужна компания. Нужно участие.
   — Вообще-то, — задумчиво начал Олдс, — склад боеприпасов находится на островке посередине гавани, там же я и живу. Мы с женой живем в одном из домиков, принадлежащих базе.
   — У вас найдется комната для Талии? — спросил я.
   — Разумеется. Но я не уверен, что мы сможем разместить и мисс Бел...
   Я похлопал Изабеллу по руке.
   — Я думаю, что мистер Дэрроу сумеет устроить мисс Белл в «Ройял Гавайен».
   Печать тревоги по-прежнему лежала на лице Изабеллы, но теперь она с энтузиазмом сжала мою руку.
   — Но, — начала она, стараясь казаться разочарованной, — мне бы очень хотелось быть рядом с Тало...
   — Вы будете желанной гостьей в Перле — в любое время, — сказал Олдс. — Если хотите, может хоть целые дни проводить со своей кузиной. Вам просто придется найти место для ночлега.
   — Мы это уладим, — заверил я, придав своему лицу выражение искренности. — Я изложу свою мысль мистеру Дэрроу и дам вам знать до нашего отъезда.
   Дэрроу предложение понравилось, Талия тоже одобрила эту идею. Поп Олдс сказал, что тут же начнет действовать — адмирал Стерлинг наверняка даст добро, — а пока Изабелла поживет с Талией. Вещи Изабеллы доставят именно сюда.
   Она проводила меня до лимузина, куда наш военно-морской водитель помогал забираться Дэрроу. Ветерок трепал прелестные пряди ее светлых волос. Ее рука покоилась в моей, она заставила меня наклониться, и ее губы почти коснулись моего уха:
   — Не могу решить, ты чудесный или ты ужасный, — прошептала она.
   — И никто не может, — прошептал я в ответ. — В этом мое очарование.
   В лимузине я спросил:
   — Куда теперь, К. Д.?
   — В Перл-Харбор, — был ответ, — познакомиться с нашими клиентами.
   — Могу я внести предложение?
   Дэрроу глянул на Лейзера, который сидел рядом со мной на просторном заднем сиденье «линкольна».
   — Вы, вероятно, обратили внимание, Джордж, что этот парень нисколько не стесняется разглашать свои мысли.
   Лейзер улыбнулся в мою сторону.
   — Обратил. И отношусь к этому с уважением. Нас троих ждет поистине непростое дело, и я не думаю, что нам стоит таиться друг от друга.
   — Согласен, — сказал Дэрроу. — Какое у тебя предложение, Нат?
   — Давайте немного отклонимся от маршрута. Бунгало, которое снимала миссис Фертескью, находится в нескольких кварталах отсюда. Нам, видимо, не удастся войти туда, но давайте хотя бы осмотрим его снаружи.
   Менее чем через три квартала, не доезжая одного дома до пересечения Коловалу-стрит с Ист-Маноа-роуд, стоял неопределенного, скорее даже сомнительного вида белый каркасный домик — лишенный всякого очарования коттедж, окруженный неважнецкими деревьями и неухоженной живой изгородью. Со своей двускатной крышей он казался пародией на домик-мечту супругов Мэсси. Двор слегка зарос и казался бельмом на глазу в этом благопристойном жилом районе.
   Никаких сомнений — если требовалось найти на улице дом, где было совершено убийство, вот это место.
   Водитель-моряк остановил лимузин напротив, мы все вышли, перешли тихую улицу и произвели осмотр.
   Уперев руки в бока, Дэрроу изучал бунгало подобно врачу, рассматривающему рентгеновский снимок. Он стоял, по щиколотку утонув в мягко колыхавшейся траве, напоминая собой несколько великоватое украшение на лужайке.
   — Интересно, снимают ли его, — проговорил Лейзер.
   — Да что-то непохоже, — сказал я. — Сейчас выясню у соседей.
   В соседнем доме, прервав производимую с помощью пылесоса уборку, мне открыла белая хозяйка. Это была привлекательная брюнетка в голубом домашнем платье, волосы она подобрала под косынку местного производства. Я тоже показался ей симпатичным. Она вытерла выступившую над верхней губой испарину и ответила на мои вопросы.
   Нет, дом не сняли, он пока пустует. Хотя агент по недвижимости начал показывать его. Ключ у нее, если мне интересно...
   Я вернулся, ухмыляясь и неся свой приз на цепочке для ключей.
   Вскоре мы уже были в маленьком домике, действительно маленьком: всего четыре комнаты и ванная — гостиная, кухня, две небольших спальни. Мебели здесь было больше, но худшего качества, чем в доме Мэсси, никаких фотографий в рамках, никаких безделушек. Не было ни радио, ни фонографа. Чертова уйма пыли. И только окаменелые останки двух жареных яиц в сковородке на плитке и накрытый на две персоны кухонный стол свидетельствовали о том, что здесь вообще кто-то жил.
   Однако цепочка пятен крови ржавого цвета в хозяйской спальне указывала на то, что здесь кто-то умер. Старые пятна на деревянном полу, похожие на неотмеченные на карте острова...
   В ванной комнате не было ни пятнышка, даже в ванне, где обмывали и заворачивали тело Джозефа Кахахаваи.
   — Миссис Фортескью здесь не жила, — произнес с порога ванной комнаты Лейзер, пока я обследовал сияющую ванну.
   — То есть? — спросил я.
   — Она лишь остановилась здесь. Как останавливаются в гостиничном номере. Не думаю, что мы здесь что-нибудь найдем.
   — Нашел что-нибудь стоящее, сынок? — окликнул меня из тесного холла Дэрроу.
   — Нет. Но кое-что учуял.
   Дэрроу с любопытством вздел бровь. Лейзер тоже пристально смотрел на меня.
   — Смерть, — сказал я, отвечая на вопрос в их глазах. — Этот человек был убит здесь.
   — Давай, не будем употреблять эти слова, сынок — «убийство».
   — Тогда, казнен. Эй, я целиком и полностью за то, чтобы вытащить наших клиентов. Но, господа, давайте не будем забывать запах этого дома. И то, как по вашему чертову телу ползут от него мурашки.
   — Нат прав, — сказал Лейзер. — Вариантов нет. Этот человек умер здесь.
   — След взят, — проговорил Дэрроу, и его голос прозвучал приглушенно мрачно.
   Семимильная дорога, отделявшая Гонолулу от военно-морской базы в Перл-Харборе, оказалась хорошо укатанным бульваром, огражденным с обеих сторон стенами из темно-красных стволов сахарного тростника. Ветерок шевелил шуршащее тростниковое поле, рождая вибрирующую музыку.
   — Мне понравилась Талия, — сказал после долгого молчания Дэрроу. — Она умная, привлекательная, скромная молодая женщина.
   — Она жутко бесчувственна, — добавил Лейзер.
   — Она все еще в состоянии шока, — отметая это замечание, сказал Дэрроу.
   Лейзер нахмурился.
   — Через семь месяцев после случившегося?
   — Тогда назовите это состоянием отрешенности. Так она справляется с трагедией, защищая себя. Она воздвигла своего рода стену. Но говорила она правду. Я всегда вижу, когда клиент мне лжет.
   — Меня беспокоят две вещи, — сказал я.
   Бровь Дэрроу взлетела.
   — И какие же?
   — Она все время утверждала, что у нее кружилась голова и она была не в себе, но кошмарную картину нарисовала... убедительно.
   Дэрроу значительно кивнул.
   — Для женщины в ошеломленном состоянии она запомнила дьявольски много деталей. Она описала все, кроме разве что меток прачечной на их чертовой одежде.
   — Возможно, ужасное событие впечаталось ей в память, — предположил Дэрроу.
   — Возможно.
   Лейзер спросил:
   — А что второе вас беспокоит, Нат?
   — Может, в этом ничего и нет. Но она сказала, что ее мать взяла на себя заботы по ведению домашнего хозяйства...
   — Да, — согласился Лейзер.
   — А потом, когда Талия встала с постели, дом внезапно оказался для них слишком тесным, она снова смогла заняться домашним хозяйством, поэтому ее мать съехала от них.
   Дэрроу внимательно слушал.
   — Только вот теперь, — продолжал я, — занимающаяся домашним хозяйством Талия держит прислугу, приходящую к ней каждый день.
   — Если есть комната для служанки, — сказал Лейзер, поднимая бровь, — то почему нет комнаты для мамы?
   Я пожал плечами.
   — Я просто думаю, что у Талии с матерью немного натянутые отношения. Изабелла рассказала мне, что Талия росла практически предоставленная сама себе, ее мать постоянно отсутствовала. Не думаю, чтобы они вообще были близки.
   — Тем не менее мать обвиняется в убийстве, — с иронией произнес Дэрроу, — совершенном, чтобы защитить честь дочери.
   — Да, забавно, не правда ли? Предположим, что они не могут поладить — не могут ужиться под одной крышей, но почему тогда мама Фортескью примчалась на край света из-за своей дочки?
   — Может быть, она вступилась за фамильную честь? — высказал предположение Лейзер.
   — А может быть, миссис Фортескью чувствует вину из-за того, что уделяла слишком мало внимания своему ребенку, — сказал я, — и наворотила черт знает чего, лишь бы как-то помочь дочери.
   — Матери и дочери не обязательно любить друг друга, — терпеливо, словно ребенку, начал объяснять Дэрроу, — чтобы заговорил материнский инстинкт. Защищая жизнь своего отпрыска, мать забывает о себе. Это чистая биология.
   На перекрестке Перл-Харбора наш лимузин устремился вперед, прямо к въезду на военно-морскую базу — к безобидным воротам из белых реек, красовавшимся в сетчатом заборе, который не смог бы удержать даже скаутов-девчонок. Наш водитель отметился там у военно-морского полицейского, который справился о нас в своих записях и разрешил въехать в удивительно убогое место.
   Не то чтобы военно-морская часть не имела своих привлекательных моментов. Как, например, огромнейшая зацементированная яма для осмотра военных кораблей с надписью — «ДОК. 14-й ВОЕННО-МОРСКОЙ ОКРУГ» или угольная станция с причалом, железнодорожной колеей и подъемниками. Или Форд-Айленд, как объяснил наш водитель, где располагался аэродром и стояли неуклюжие самолеты.
   Но деревянные бараки с вывесками «Гироскоп», «Электромастерская», «Столовая», «Дизельная мастерская» скорее походили на захудалый летний лагерь, чем на военную базу. Железные навесы, укрывающие автомобили военных, имели дешевый, временный вид, а стоянка подводных лодок, которой полагалось бы быть внушительным сооружением, представляла из себя пару дюжин крошечных субмарин, запутавшихся в шатких сетях деревянных причалов.