– Что ты делаешь, Геллер, черт тебя побери?! – спросил он прерывающимся голосом, в котором слышался страх. Это мне понравилось.
   – А ну-ка, навозная тварь, оторви задницу от тротуара и шагай за угол в переулок.
   Бросив на меня свой устрашающий совиный взгляд, он медленно поднялся, а я крепко его держал, завернув ему руку. Только теперь, уперев револьвер ему в бок, я в первый раз обратил внимание, что от Миллера несет фиалковой водой. Впрочем от него и не такого можно было ожидать. Мы завернули за угол в переулок.
   Тут было темно, но свет с улицы позволял нам видеть друг друга, и никому из нас это не показалось лишним. Грохотнула надземка, наподобие землетрясения, произошедшего по всей стране. Я не дал ему прислониться спиной к стене, но самому пришлось сделать это из-за пива и кучи дерьма, которого наглотался за последние пару дней. Меня распирало бешенство. Я должен был высказаться. И я это сделал.
   – С Сермэком мы заключили сделку, – сказал я, – теперь мы повязаны, когда будет суд, я буду таким же попугаем, как вы с Лэнгом. Об этом можете не беспокоиться.
   – Тогда о чем речь? – спросил Миллер.
   – Сермэк хотел узнать, почему я вернул свой значок. Никто не мог понять, почему я так распалился из-за Фрэнка Нитти. Но по-другому я не могу! Я не люблю, когда меня вынуждают убить какого-то пацана. Но это ладно. Но вы с Лэнгом меня поимели! Вы использовали меня втемную. Людей в этом городе убивают по одной и той же старой, как мир, причине – то есть безо всяких причин. Я недооценил вас и был втянут в налет, который ни много, ни мало обернулся ударом по Фрэнку Нитти. Огромное вам спасибо: моя жизнь теперь не стоит и выеденного яйца. Кстати, вполне вероятно, что теперь Нитти всем нам троим ответит. Вы хоть догадываетесь об этом?
   Миллер спокойно смотрел на меня.
   – Знаю, что догадываетесь, – сказал я. – Из газет узнал, что в доме Лэнга наряд полиции охраняет его жену и ребенка. По-видимому, были угрозы по телефону.
   – Они копов не убивают, – заметил Миллер. Вот это сказанул!
   – Ну да, так же, как никто якобы не осмеливается убить прокурора штата. Да только Капоне убил Мака Сцигина. И никто не осмеливается убить репортера. Но Джейк Лингл мертвей мертвого. И мы тоже можем стать мертвецами! А в газетах про нас напишут, какие мы были сволочи и брали взятки. И это будет почти чистой правдой. Только речь уже будет идти не о погибших полицейских. Речь пойдет о том, что бесчестные легавые мертвы, и кто же тогда не предаст их проклятию?
   Мы стояли и в темноте смотрели друг на друга. Когда мне надоело на него пялиться, я вытряхнул пули из револьверного барабана, они со стуком высыпались на тротуар. Отбросив их ногой, я протянул ему пушку.
   – Поспешай домой, Миллер. Приятных сновидений.
   Он, не мигая, смотрел на меня, точно сова.
   – Тебе, Геллер, не узнать, чем это закончится.
   – Только тронь меня, и я всему свету растрезвоню, как все было на самом деле. Убей меня, и адвокат вскроет конверт, который я ему оставил на случай, если со мной что-то произойдет. Конверт с моим заявлением.
   Конечно, эта последняя часть была блефом, но уже завтра после обеда блефом не будет.
   Миллер откашлялся и сплюнул мне под ноги.
   – Убирайся отсюда, Миллер!
   Что он и сделал.
   Очень скоро я уже был в отеле в своих однокомнатных апартаментах и растянулся на одеялах в одном белье. В этот вечер радиатор превзошел себя, так что укрываться не было нужды. Свет был выключен, но неоновая реклама пульсирующе посверкивала с улицы тремя этажами ниже. Я был на третьем этаже, ну точно как Сермэк. И так же, как мэр, был готов спрятаться где-нибудь только я не мог рассчитывать на изолированные покои на крыше отеля «Моррисон». Хотя, кто меня знает, мог бы и воспользоваться протекцией.
   Все, что я сказал Миллеру, было правдой: вероятность ожидать от гангстеров Нитти карательных акций была весьма велика. Я не обмолвился о ней ни единому человеку: ни комиссару, ни сотне других людей, которым я пытался всучить обратно значок, ни мэру, ни даже Барни или моей девушке Джейни, когда звонил ей прошлым вечером (чтобы только сказать ей, что все в порядке). Но одной из главных причин, по которой я возвращал значок, было дать понять Нитти, что сам я никогда бы этого не сделал. Если его ребята вчера были на Уэкер-Ла-Саль, они должны были это понять. И мой уход из департамента сразу после инцидента должен был, – как я надеялся, – подтвердить мое намерение сказать правду на следствии по делу Нитти.
   Но после разговора с мэром мое намерение изменилось. Я понял, если сделаю это – не видать мне лицензии. Сейчас я, конечно, мог бы соврать, а правду сказать позже, стоя на месте свидетеля. Но, как пояснил уже Сермэк, если я изменю свои показания, мою лицензию отзовут. К тому же, подтвердив завтра на допросе под присягой байку Миллера и Лэнга, а потом от нее отказавшись, я невольно стану лжесвидетелем. Свидетельство же против Нитти может привести меня к гибели. В этом случае, однако, мне будет уже неважно, получу я лицензию или нет.
   День был длинным, изматывающим, мозги у меня затуманились, и уже через полчаса я уснул. Мне снились Нитти и Сермэк, Миллер с Лэнгом, нью-йоркский Малыш Кампанья и всякий другой сброд, и я противился сну, потому что он был неприятным. Вдруг в самый его кульминационный момент кто-то схватил меня за майку и поднял с постели. Я с трудом понял, что это уже не сон.
   Первой моей мыслью было – это Миллер. Он вернулся выбить из меня дерьмо, невзирая на угрозы по поводу конвертов и адвокатов. Потом кто-то включил лампу на столике рядом с кроватью, и я увидел двух парней в серых пальто и черных шляпах а ля Капоне с жемчужно-серыми лентами. Они выглядели, как двойняшки – это была парочка Мэтт и Джеф. Невозмутимый Джеф был из тех парней, которые даже начисто побрившись выглядят как будто неумытыми. Мэтт – огромный, с бородавкой на щеке размером с фалангу, к несчастью, был как раз тем, кто поднял меня с постели.
   – Пойдешь с нами, Геллер, – сказал он, и, черт возьми, этого было достаточно. Господи, сколько же раз за последнее время меня хватали и тащили туда, куда я не хотел! В отчаянии я ухватил подушку и огрел Мэтта.
   Это было настолько неожиданно для него, что дало мне возможность вытащить из-под второй подушки автоматический пистолет и наставить на непрошеных гостей.
   А они были крутые парни, может, такие, как Миллер с Лэнгом, а может и покруче.
   Должно быть, у меня было такое выражение лица (могу, мол, и убить), что, подняв руки вверх, Мэтт сказал:
   – Геллер! Пожалуйста. Это не дело. Мы даже без оружия.
   Сказанное прозвучало весьма фальшиво.
   – Это правда, – подтвердил Джеф. – Хочешь, я сниму пальто?
   Я живо вскочил с постели прямо на пол – дерево холодило босые ноги.
   – Снимай, – кивнул я, – но без шуточек и спокойно. Я за весь день еще никого не подстрелил. Помоги мне этот денек так и закончить.
   Джеф сбросил пальто, распахнул пиджак темно-серого цвета – кобуры под мышкой не было.
   – Делай то же, что и он, – приказал я Мэтту. Мэтт вылез из своего пальто, его костюм был синий, в тонкую полоску, оружия не было и у него. Я велел им опереться руками на стену, вернее одному пришлось опереться на дверь, потому что стены в моей комнатушке хватило только для одного. Стоя в одном белье, я их обыскал – все чисто.
   – Садитесь на кровать, – приказал я им. Они сели.
   – Говорите, в чем дело, – сказал я и стал одеваться, держа их на мушке и застегиваясь одной рукой.
   – Мистер Нитти хочет тебя видеть, – пояснил Мэтт.
   – Ах, вот в чем дело? Он, часом, не спятил, звать гостей?
   Джеф ответил:
   – С ним все в порядке. Невзирая на вас, копов.
   Я взмахнул руками, даже той, что была с оружием.
   – Привет, я больше не полицейский. И я тут ни при чем.
   – Ты там был, – сказал Джеф укоризненно.
   – Случайно, – заметил я.
   – Может, и так, – сказал Мэтт, – но мистер Нитти хочет тебя видеть.
   – Так вы вломились в мою комнату, чтобы пригласить меня в гости?!
   Мэтт поджал губы и медленно покачал головой:
   – Ключ мы получили у портье. Стоило это всего доллар. Здесь у вас полная безопасность...
   – Ладно. Завтра мне рано вставать. Можете идти, мальчики. Скажите мистеру Нитти, что я поговорю с ним, когда ему станет получше.
   Мэтт сказал:
   – Это жест дружбы. Он, действительно, хочет только поговорить. Я подумал.
   – Мне все это по-прежнему не нравится, – возразил я.
   – Послушай, – продолжал Мэтт, – ты знаешь, если мистер Нитти хочет тебя увидеть, он тебя увидит. Почему бы не сделать этого сейчас, когда ты на нас наставил пушку и когда он лежит на больничной койке?
   Я кивнул.
   – Уговорил. Машина внизу?
   Джеф слегка улыбнулся:
   – Ты не ошибся.
   – О'кей, – сказал я. – Дайте мне надеть ботинки, носки и рубашку.
   Они смотрели, как я одеваюсь, – что было нелегко, когда держишь их под прицелом, – но я справился. Потом Мэтт уселся со мной сзади в большой черный «линкольн», и мы двинулись на Монро-стрит у Вест-Сайда, в больницу Джефферсон-парка.
   Еще четыре парня в пальто и шляпах оказались в коридоре на третьем этаже, где у Нитти была отдельная палата. Свет в коридоре горел слабо – сейчас было всего около трех часов ночи – и я не увидел ни одного врача, а только медсестру – женщину лет тридцати пяти, коренастую, темноволосую. Палата Нитти была примерно посередине коридора; я остался с Джефом, Мэтт зашел в палату.
   Вскоре оттуда вышел врач. Насколько можно было разглядеть, мужчина около пятидесяти или чуть больше, невысокий, среднего сложения, с брюшком, с седой головой и усами. Когда наши глаза встретились, он слегка нахмурился, явно не одобряя моего появления.
   – Я считаю, что это ошибка, – сказал он таким тоном, будто я появился здесь по собственному желанию. Мне пришлось сказать ему, что это не так.
   – Да, но то, что Фрэнк находится здесь, – это ваше желание, ведь так? – отрезал он шепотом.
   – Не совсем так, – ответил я.
   – Разве вы не убили мальчишку?
   Я кивнул. Он вздохнул:
   – Как бы то ни было, мой зять настаивает на свидании с вами.
   – Вы доктор Ронга?
   – Совершенно верно. – Он не подал руки для приветствия, и я решил, что и мне лучше свою не протягивать. – Я бы ни за что не согласился на это, если бы не боялся, что Фрэнк будет волноваться. А это ему, как вы понимаете, совершенно противопоказано.
   – Он выживет?
   – Невзирая на все, что вы с ним сделали, думаю, выживет. Хотя это так же трудно, как и вам вернуться сегодня домой в целости и сохранности!
   Я искоса взглянул на Джефа:
   – Это будет зависеть от того, кто за рулем, док.
   Ронга сказал:
   – Фрэнку нужны отдых и покой. Ни волнений, ни шоков, – он ткнул в меня пальцем. – Иначе... У него откроются раны и произойдет кровоизлияние... А это может привести к фатальному исходу...
   – Доктор, у меня нет намерений волновать мистера Нитти. Это я обещаю. А вот есть ли у мистера Нитти желание меня волновать, это другой вопрос.
   Ронга весело хмыкнул и, продолжая сомневаться, все же толкнул рукой дверь палаты.
   Я вошел.
   Нитти сидел в постели, тускло горела настольная лампа. Выглядел он плохо: бледней, чем обычно, и казалось что он потерял не меньше пятнадцати фунтов с тех пор как я его видел в последний раз – то есть вчера. Он чуть улыбнулся мне, рот слегка изогнулся, но усы не шевельнулись.
   – Извини, что не встаю, – сказал он. Голос был тихий, но не дрожал.
   – Все в порядке, мистер Нитти.
   – Называй меня Фрэнк. Будем друзьями. Геллер.
   Я пожал плечами.
   – Тогда и вы говорите – Нейт.
   – Нейт.
   Мэтт стоял по другую сторону кровати Нитти, прежде, чем я приблизился, он подошел ко мне и сказал почти миролюбиво:
   – Не возражаешь, я заберу твою пушку?
   – Не очень подходящее место для спектакля, приятель.
   – Нас здесь шестеро, Геллер, – я да еще пять человек в холле, плюс, я думаю, у доктора Ронги есть большое желание вырезать тебе аппендикс карманным ножичком.
   Пришлось отдать ему пушку.
   Нитти сделал жест, означавший, что я могу сесть на стул, поставленный для меня рядом с кроватью.
   Я уселся. Глядя на него вблизи, я увидел, что вид у него не лучше, чем издалека. Рана на шее была забинтована; он с трудом двигал головой, поэтому стул поставили совсем близко к кровати.
   – Так ты ничего не знал, правда? – спросил Нитти.
   – Не знал, – ответил я и рассказал ему, что Миллер и Лэнг взяли меня с собой, не сказав, в чем дело.
   – Ублюдки, – заметил он. Рот был жестким, как щель. Он спокойно смотрел на меня. – Мне сказали, что ты ушел из полиции.
   – Совершенно верно, – подтвердил я. – Порвал с этими сукиными сынами.
   – Это ведь ты вызвал «скорую помощь»? Эти ублюдки бросили бы меня истекать кровью.
   – Думаю, да.
   – Ну и что ты намерен делать? Что скажешь на суде? Они попытаются прикончить меня, как тот дешевый кретин Лэнг, верно?
   – Скорее всего, да.
   – Ты читал трепотню Миллера в газетах? Догадываешься, что они собираются сделать?
   – Более менее соображаю.
   – Ты влезешь в эту историю?
   – Я вынужден это сделать, Фрэнк. Нитти ничего не сказал: он глядел прямо перед собой, на стену.
   – Сермэк вызывал меня для разговора, – сказал я. Нитти повернул голову, чтобы посмотреть на меня, должно быть, это вызывало боль – он двигался, как «Человек в железной маске», и повторил как бы про себя: «Сермэк», – и крепко сжал зубы.
   – Я хочу открыть маленькое частное агентство. Быть полицейским – это все, что я умею. Сермэк может заблокировать разрешение, если я не буду играть в его игру.
   Нитти отвернулся и снова стал смотреть на стену.
   – Сермэк, – повторил он снова.
   – К тому же я там убил парня, Фрэнк.
   Рот Нитти искривился в усмешке:
   – Да. Это не столь важно.
   – Для тебя – может быть. Но я это делать больше не хочу. К тому же я единственный коп в городе, который умудрился кого-то застрелить. Я как раз тот, кто окажется козлом отпущения, если не будут совпадать версии на суде.
   Нитти молчал.
   – Если у вас есть другие идеи, я слушаю, – заключил я.
   Нитти сказал:
   – Не предполагал, что ты захочешь иметь что-нибудь общее с моей компанией.
   Я отрицательно покачал головой.
   – Я и не хочу – вы ничем не лучше копов. Но, тем не менее, спасибо, Фрэнк.
   Нитти уставился на меня повеселевшими глазами.
   – Ты ведь приятель Несса, верно?
   – Ну да, – в замешательстве попытался улыбнуться я. – Но я не бойскаут.
   – Знаю, – заметил Нитти. – Помню дело Лингла.
   Голос позади меня сказал:
   – Фрэнк, пожалуйста... – это был доктор Ронга.
   – Все в порядке, папа, – откликнулся Нитти.
   Ронга тряхнул головой, закрывая дверь, мы с Нитти Мэтт сидевший на краю кровати, снова остались одни. – Я хочу, чтобы ты знал, – сказал Нитти, – я не держу на тебя зла. Понимаю твое положение... Никаких акций против тебя не будет. Не думаю, что сейчас будут предприняты меры и против Лэнга с Миллером. Ублюдки не стоят хлопот. Как любил говорить Аль: «Не цепляйтесь к легавым».
   Я не удержался от улыбки.
   – Он это говорил до дня святого Валентина или после?
   Нитти тоже усмехнулся.
   – После, после, малыш.
   – Мне лучше уйти. Вам надо отдохнуть. Если захотите встретиться, позвоните. Посылать за мной не нужно.
   – Хорошо. Еще несколько минут... Есть пара вещей, о которых тебе нужно знать.
   – Да?
   – Тебе известно, что Сермэк – наш человек, верно? Аль, знаешь ли, помогал ему взобраться наверх.
   Я кивнул.
   Тесная дружба Сермэка с Капоне уходила в те незапамятные времена, когда Тони еще был «мэром графства Кук»...
   – Но сейчас надвигается эта Всемирная выставка... И появляется шанс сделать много денег. Отовсюду соберется народ – провинциалы, «шишки» всякие, да кто угодно. И кто-то их должен обеспечить всем необходимым. Проститутками, азартными играми... На время проведения выставки в кабаках будет разрешено пиво. И это будет наше пиво. Кучу денег можно сделать. Хотя ничего нового я тебе не сообщаю, тебе и так все известно.
   Немного отдохнув, он продолжил:
   – Выставка притянет сюда много народа... И все должны увидеть, что Чикаго – огромный, прекрасный, и главное, безопасный город. Но может ли кто-нибудь, вроде «Тони Десять Процентов», очистить город, да еще предоставить людям то, что они захотят, вроде проституток, азартных игр и пьянства, и чтобы при этом их карманы и кошельки остались в неприкосновенности? На команду старого Капоне, то есть на нас, натравили тюремщиков; агенты ФБР получили кучу командировочных, засадив Аля за решетку. Газеты прославили твоего приятеля Несса, а мы его прозвали «Элиот-пресса», он ведь оповещает через газеты о своем следующем налете. – Он засмеялся, вздрогнув от боли. Я сказал:
   – Так теперь Сермэк связался с командами помельче: Роджера Тоухи и Теда Ньюбери. Мелкую рыбешку он сможет контролировать и направлять.
   Нитти пронзил меня жестким взглядом:
   – И бросить нас, сделавших этого сукина сына, на съедение волкам.
   – Возможно, вы правы, Фрэнк. Но какое это ко мне имеет отношение?
   Нитти улыбнулся:
   – Я подумал, что тебе небезынтересно будет узнать, что Тед Ньюбери отдаст пятнадцать тысяч долларов любому, кто меня ухлопает.
   Я подался вперед:
   – Вам это точно известно?
   – Точней некуда. Эти сукины дети, Миллер и Лэнг, не собираются с тобой делиться? Я так и прилип к стулу.
   – Говорю только для того, чтобы ты знал, – повторил Нитти. Я встал.
   – Спасибо, Фрэнк. Надеюсь, ты выкарабкаешься.
   – Знаешь, – добавил Нитти, – я верю, что и тебе это удастся.

Глава 6

   Моя проблема разрешилась на слушании. Его проводили в зале заседаний при морге под председательством коронера. Из-за того, что все члены команды Сермэка по борьбе с бандитизмом официально были помощниками коронера, на ум могло прийти выражение «конфликт интересов». Но только не в Чикаго...
   Что касалось меня, Сермэк обезопасился везде: меня ни разу не попросили изложить мою версию – любую – того, как был подстрелен Фрэнк Нитти. Письменное заявление о том, как это произошло, поступило от все еще находящегося в больнице Лэнга. А Миллер подтвердил показания Лэнга (хотя с нами в комнате его не было).
   Вопросы коронера ко мне были только по поводу второго, фатального выстрела – с вытекающим отсюда выводом что истина по делу Нитти уже вошла в стенограмму.
   Остальные члены банды из конторы на Уэкер-Ла-Саль были также допрошены: Пэламбо, Кампанья, бухгалтер, оба курьера. Никого из них не спрашивали о ранении Нитти, ни один из них, к сожалению, не был в комнате в тот момент, когда все произошло, вот почему они должны были подтвердить (и все они подтвердили) мою версию гибели одного только Фрэнка Харта (о котором говорили то же, что и Нитти в больнице). «Харт запаниковал», – сказал Пэламбо. Парень был на заметке из-за ордера на высылку из страны, и он не хотел оказаться при установлении личностей присутствующих. А Кампанья предположил, что тот полез на карниз, как только у него появился шанс, чтобы попасть на пожарную лестницу. Но тут вошел я, кто-то бросил ему пушку, и я его застрелил. Каждый повторил одно и то же: никто (включая меня), казалось, не имел представления, откуда появилось оружие.
   Я подумал, что в решении моей проблемы, вероятно, принял участие Нитти. Он начинал мне нравиться... И он, и Сермэк очень облегчили мне допрос.
   Так что все, наконец, кончилось. Но тянулось все это настолько долго, что я пропустил назначенную на время ланча встречу с Джейни. Я поймал ее в конторе казначея графства в Сити-Холл, позвонив около двух, и попытался извиниться.
   – Допрос прошел как надо? – спросила она. В голосе было слышно раздражение.
   – Ну да. Ушел благоухающий, как роза. Только почему-то чувствую себя так, что нужно принять душ.
   – У меня есть душ, – сказала она уже мягче.
   – Да, я помню.
   Джейни была привлекательной девушкой двадцати пяти лет, а сто двадцать пять фунтов ее веса облеклись в очень приятные формы. Темно-русые волосы она стригла коротко и завивала, а карие глаза подчеркивала длинными, приковывающими внимание ресницами. Она любила пококетничать, так как знала себе цену, и позволила мне спать с ней раз в неделю, как только я заговорил о женитьбе. Мы уже около трех лет толковали о браке, и я подарил ей в прошлом году кольцо с маленьким бриллиантом[12]. С Джейни у меня была одна-единственная проблема: я не был уверен, что мое чувство к ней являлось любовью. И я не знал также, имеет ли это значение.
   – Я должен загладить пропущенный ланч, – сказал я.
   – Да уж, должен, – ответила она, как бы угрожая.
   – Как насчет сегодняшнего вечера? Приглашаю тебя в какое-нибудь местечко подороже.
   – Сегодня я работаю допоздна. Можешь, если хочешь, прийти ко мне домой. Около девяти тридцати. Я приготовлю сэндвичи.
   – Хорошо. А завтра вечером пойдем в ресторан, в «Бисмарк».
   – Я согласна на «Бергоф» – там тоже недешево.
   – Пойдем все-таки в «Бисмарк». Это будет особенный вечер. Мне нужно тебе сообщить нечто важное.
   И в самом деле – я ведь еще не успел потрясти ее своим уходом из полиции.
   – А я уже знаю, Нейт, – сказала она.
   – Что?!
   – Это было в сегодняшних газетах. Только крошечное примечание к одной из больших статей о перестрелке. Что сотрудник Натан Геллер подал в отставку, чтобы уйти в частный бизнес.
   – О... Я хотел рассказать тебе об этом сам.
   – И расскажешь, сегодня вечером. Я не в восторге, что ты уходишь из департамента, но если твой дядя Льюис предложил тебе место, считаю, что это прекрасно.
   В этом вся Джейни: тут же делает выводы на основе собственных желаний.
   – Ладно, давай поговорим об этом вечером.
   – Хорошо. Я люблю тебя, Нейт.
   Она это не прошептала – значит, находится в конторе одна.
   – И я люблю тебя, Джейни.
* * *
   После обеда я выехал из Эйдемса и въехал в контору в доме Барни. Барни действовал быстро: у правой стены уже стоял большой коричневый ящик – как входишь, сразу у двери встроенного шкафа. Этот ящик и был раскладной кроватью. Барни даже раздобыл мне простыни и одеяла, которые я обнаружил на дне ящика. Кровать оказалась, по меньшей мере, двухспальной – Барни был большим оптимистом. Я растянулся на голом матрасе. Не так удобно, как на кровати Джейни, но и несравнимо с гостиницей Эйдемса. Какое-то время я поизучал пятна, выступившие на потолке, потом поднялся и поиграл с кроватью, то складывая ее, то раскладывая.
   Шкаф оказался не очень большой, но три костюма вошли свободно. А еще у меня были коробка книг и другое личное барахло, которое я положил на самую верхнюю полку. Все поместилось. Чемодан стоял на полу. Оглядев помещение, я понял, что нужно достать еще какой-нибудь небольшой журнальный столик.
   Я не знал, как сделать так, чтобы помещение выглядело как контора, а не как мое жилище? Интересно, что будет больше производить впечатление на будущих клиентов – контора, где есть столик для журналов, или раскладная кровать, то есть контора, по которой ясно видно, что здесь принужден жить скованный бедностью частный детектив. Одно могу сказать – уверенности в себе мне это не прибавит.
   Ну, что ж, хорошо. С кроватью ничего не поделаешь, но можно отказаться от столика. Хорошо бы заиметь парочку бюро для картотеки, или, может, одно, но со множеством полок, и на нижних полках хранить одежду и тому подобное. Я подумал, что нижнее белье можно хранить под буквой "я". До чего забавно.
   Сидя на краю стола, я беззвучно смеялся над собой, когда вдруг заметил телефон.
   Черный настенный аппарат, а рядом новенькая телефонная книга Чикаго. Моя еврейская мамочка с боксерским носом, – Барни Росс, – быстро сработала. Благослови его. Боже!
   Я быстро сел за стол и воспользовался аппаратом. Позвонил дяде Льюису в банк Дэйвса. Мы с ним не были особенно близки, но связи не теряли, а я не говорил с ним с тех самых пор, как заварилась вся эта каша. Ну, и решил, что надо позвонить. Подумал еще, что у него, может, есть возможность продать мне пару картотечных бюро оптом.
   Я должен был пройти через трех секретарей, прежде чем заполучить его.
   – Как ты, Нейт, в порядке? – спросил он очень обеспокоенно. Была уже среда, перестрелка случилась в понедельник, но я точно помнил, что дядя не звонил мне в отель Эйдемса, чтобы выразить свое сочувствие.
   – Отлично. Сегодня был допрос, я совершенно чист.
   – Как и должно было быть. А за то, что стрелял в этих бандитов, заслуживаешь медали.
   – Городское управление выделило мне три сотни баксов. Мне и Миллеру с Лэнгом, всем одинаково. И благодарности... Думаю, это все равно что медаль.
   – Ты должен был бы гордиться. А по тону не скажешь...
   – А я и не горжусь. Знаешь, я ушел из департамента.
   – Знаю, знаю.
   – Тоже прочитал в газетах, да?
   – Слышал.
   Где это дядя мог такое услышать?
   – Нейт, – сказал он. – Натан...
   Что-то грядет: иначе я был бы только «Нейтом».
   – Да, дядя Луи.
   – Хотел бы узнать, смогу ли заполучить тебя на ланч завтра?
   – Конечно. А кто платит?
   – Твой богатый дядюшка. Придешь?
   – Да. Где?
   – В «Святом Губерте».
   – У вас хороший вкус. Богатому дядюшке потом придется отработать солидный счет, если мы туда пойдем...